Текст книги "Кукла на качелях"

Автор книги: Павел Шорников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Все зависело от того, что скажет Алена.

Пауза длилась недолго.

Алена обняла Андрея за талию, положила голову на его плечо и, глядя в морщинистое лицо Жака, сказала с виноватой улыбкой:

– Я люблю его… Понимаете, Жак, люблю…

– О-ля-ля, – грустно сказал в ответ француз. Перевода не потребовалось. Он все понял без слов.

11

Перстень, который подарил Андрей, Алена повесила на цепочку и носила на шее – как он и просил. Мебель для дома на Васильевском благополучно пересекла границу и хранилась на складе, который арендовал Хохлачев для нужд своей фирмы Везти мебель в дом пока было рано. Шли последние отделочные работы: облицовывали кафелем две ванные и две туалетные комнаты, стелили паркет, навешивали потолки. Одновременно украшали изразцами камин, монтировали светильники, устанавливали сантехнику…

У Алены оказались свободными все дни. Работа по дому Хохлачева благополучно шла без нее. От спортклуба она отказалась – косые взгляды, разговоры за спиной. Было бы из-за чего все это терпеть. Все время названивала Марина, уговаривая пойти «попрыгать», и, получив очередное «я занята», предлагала:

– Ну давай просто так встретимся.

Марина продолжала звонить, и в конце концов, увидев на дисплее своего телефона знакомый номер, Алена перестала поднимать трубку.

Пауза в делах ее устраивала. Через несколько дней должно было состояться прослушивание в театральной академии на Моховой. Несмотря на неожиданный поворот судьбы, Алена не отказалась от своего решения пойти в артистки Пусть даже она не поступит, но она сделает то, что хотела сделать с самого начала.

Нужно было готовиться. Наугад она сняла с полки книгу – это оказался Проспер Мериме, «Письма к незнакомке» – и, даже не подумав сделать еще одну попытку, выбрала несколько писем и стала учить их наизусть.

– …Вы всегда боитесь первых порывов, – декламировала она, стоя перед зеркалом и созерцая себя в полный рост. – Вы не видите, что только они чего-то и стоят, только они поистине счастливы?! Я полагаю, что дьявол по натуре медлителен и избирает всегда самый долгий путь…

Подготовка к прослушиванию помогала убить день…

Зато вопрос: как убить ночь? – перед ней не стоял. Не стоял он и перед Андреем, который с трудом высиживал до вечера на работе и летел к ней. Или, если она проявляла нетерпение и приезжала к нему в офис, ехал с ней к себе на квартиру, которую снимал в районе Новой Деревни.

Легким облачком на чистом небосклоне было заявление Светланы об уходе… Андрей не хотел, чтобы она уходила. Потому что привык к ней. Потому что между ними сложились специфические отношения, которых у него не было даже с Аленой. Но он подписал заявление. Уговорить девушку остаться – значило обнадежить. Да, он чувствовал, что стал для нее больше, чем шефом. Но она так и осталась для него секретаршей… Ну, может быть, чуть-чуть больше.

Андрей только попросил Светлану – и она согласилась – остаться до тех пор, пока не будет найдена замена. А искать замену он собирался долго… очень долго…

В первых числах июня, вскоре после того, как они вернулись из Финляндии, Андрей, как и обещал, повез Алену в боулинг-клуб.

На входе им выдали белые тапочки и белые носки, запаянные в целлофановый пакет.

– Так принято! – пояснил Андрей. – Тапочки – чтобы не наделать полос на полу. А носки – для гигиены.

В клубе было два зала, соединенные между собой баром. Они прошли в левый – там Андрей заранее заказал дорожку.

Народу было много. Одеты – кто как. Алена, в джинсах в обтяжку и пестрой блузке, выглядела вполне уместно. А белые тапочки, надетые на всех поголовно, позволили ей сразу почувствовать себя «своей среди своих».

Андрей обменялся приветствиями с завсегдатаями клуба, представил свою спутницу, перекинулся кое с кем парой слов. У Алены было достаточно времени, чтобы осмотреться. Просторный зал без окон с навесным потолком. Освещение – «интим». Пять дорожек длиною метров двадцать пять, покрытых темно-желтым пластиком, с ярко освещенными площадками в конце, на которые автомат устанавливал кегли. У каждой дорожки – монитор, на который выдавались результаты попыток. Чуть в стороне – кресла для отдыха. Два телевизора. Один был настроен на канал «Евроспорт», по другому крутили музыкальные клипы… В воздухе стоял ровный гул – смесь голосов, звуков, издаваемых несущимися по дорожкам разноцветными шарами, и стуком падающих кеглей.

Они заняли свою дорожку, и игра началась.

– Только не бросай шар, – предупредил Андрей. – Это все равно, что макароны ложкой есть. Ты его нежно… mon cher – моя дорогая…

Он показал, как нужно правильно посылать шар, как должны при этом работать руки, ноги, спина…

Сначала у Алены ничего не получалось. Она посылала вперед тяжелый восьмикилограммовый шар, и он, словно бортики были магнитами, притягивался к одному из них, проносился мимо цели – ноль очков. Но, когда Алена перешла с восьмикилограммовых шаров сразу на двенадцатикилограммовые, какими играл Андрей, дело у нее пошло, и постепенно процесс захватил ее целиком. Сначала она заработала «спар», выбив шесть кеглей и, наконец, первый «страйк», выбив все кегли с одной попытки. И сорвала аплодисменты наблюдающей за игрой публики.

Через час правая рука ее повисла, как плеть, ломило поясницу, болели ноги и во рту пересохло.

– Может, на сегодня хватит? – спросил Андрей.

– Нет, – заупрямилась Алена. – Хочу тебя обыграть.

– Тогда тебе нужно как минимум отдохнуть минут десять. Сходи в бар… А я еще потренируюсь… Хотя такой красивой женщине, как ты, проигрывать приятно, но… для мужчины нет ничего серьезнее, чем игра…

Алена отдала шар, который держала тремя потерявшими чувствительность пальцами, Андрею, вытерла руки и лицо полотенцем и пошла в бар.

Она взяла безалкогольного пива и не успела сесть за свободный миниатюрный столик из синего пластика, как к ней «подвалил» какой-то мужчина. Сначала Алена увидела его ноги, потому что смотрела в этот момент в пол. Ноги были без тапочек – в белых носках, уже успевших посереть.

Она удивленно подняла глаза и узнала господина Уткина из Комитета по строительству: двойной подбородок, взгляд с хитрецой.

Уткин, заметив немой вопрос в глазах девушки, тоже посмотрел на свои ноги и сказал:

– Тапочек подобрать не смогли… Рост-то у меня, как у пигмея, а нога, как у снежного человека… А носки все равно выбрасывать. Хотя многие уносят их с собой. Не считают зазорным… Как трофей, наверное… здравствуйте, Алена.

– Здравствуйте… – Алена попыталась вспомнить имя-отчество Уткина.

– Тарас Владимирович… Но для вас – просто Тарас, – подсказал он.

Они разговорились.

– Вырвался из семьи, – доложил Тарас Уткин. – Дети достали. У меня их пятеро. Младшему – год. Старшему – тринадцать… И все есть просят… А по нашим-то временам… Мы с компанией в соседнем зале, – доложился он. – Вот, вышел горло промочить соками-водами… А вы с кем?

– С Андреем Николаевичем. Он на дальней дорожке… Отсюда не видно…

– Ну и ладно… Как у него дела? Скоро на новоселье пригласит? Обещал.

– Недельки через две!

Алена потерла правую руку, поморщилась.

– Болит, – сочувственно кивнул Уткин. – Как спортивные успехи?

– Четыре «страйка».

– Ого! Хороший результат. Вы в первый раз?

– В первый. А вы здесь часто бываете?

– С моей-то оравой?! Если бы не мое жизненное кредо: иногда – все! – никогда бы никуда из дома не выбрался. А здесь я второй раз. Был тут по осени – Андрей пригласил – и с тех пор мечтал выбраться сюда снова. И вот мечта сбылась.

Алена насторожилась… По осени? В прошлом году? Андрей пригласил Уткина сюда? Но в это время Андрея здесь не было! Он был за границей.

– Вы имеете в виду господина Хохлачева? Это он пригласил вас сюда? – ничем не выдавая свое волнение, спросила она.

– Ну да… Это было в октябре. Он приехал прозондировать почву… Мы познакомились… Оказалось, что мы учились с ним в одной школе, но в разные годы… Он пригласил меня сюда, за что я ему очень благодарен.

«Учились в одной школе? – удивилась Алена. – Учился здесь, в Питере? Как он мог учиться здесь, если жил в Москве?»

– И родились вы в одном роддоме? – шутливо спросила она, замаскировав тем самым другой вопрос: где родился и жил на самом деле Андрей Хохлачев до того, как уехал за границу?

– Ну, таких интимностей я не знаю… Но жили мы рядом – так – наискосок… – Уткин показал рукой, как это – наискосок.

Алена замолчала, потеряв всякий интерес к своему собеседнику. Уткин, то ли заметив перемену в настроении Алены, то ли действительно ему было уже пора, поднялся и, попрощавшись, добавил:

– Привет Андрею!

Никаких приветов Хохлачеву Алена передавать не стала.

Всю дорогу до дома она обдумывала то, что рассказал ей отец пятерых детей – господин Уткин. До сегодняшнего дня ей было стыдно за то, что она вынуждена была обманывать Андрея. Он был уверен в том, что она – дизайнер Алла Григорьева, а она была всего лишь ее племянницей… И вот сегодня вдруг выяснилось, что и Андрей говорил ей неправду. В первый день знакомства он сказал, что до того как уехать во Францию, жил в Москве. И вдруг выясняется, что он жил здесь, в Питере. Зачем он солгал? Какая ему была корысть лгать ей тогда?.. Может быть, у него с этим городом связаны неприятные воспоминания? И он отмежевался от них?.. Но тогда зачем он вернулся сюда? И… Он сказал, что приехал всего два месяца назад… Но Уткин утверждает, что Андрей приезжал в Питер больше полугода назад – в октябре – «прозондировать почву»… Ну, приезжал… И что? Но зачем было скрывать это от нее?..

Андрей чувствовал, что с Аленой творится что-то не то, беспокойно поглядывал на нее, рискуя не вписаться в поворот, но никаких вопросов не задавал. Знал, если она не захочет сама, все равно ничего не скажет.

Хохлачев остановил машину у парадного.

Как обычно, из окна первого этажа на них смотрел старик, похожий на бюст самому себе, но Андрей давно перестал замечать его.

Хохлачев надеялся, что Алена пригласит его к себе, но она, сославшись на усталость, что было вполне естественно – шутка ли, два часа катать двенадцати-, а то и шестнадцатикилограммовые шары! – приглашать его не стала.

– Ты слишком увлекающаяся натура, – сказал Андрей. – Не нужно забывать, что главное – это вовремя остановиться.

Он уехал. Она поднялась на второй этаж, поглядела по сторонам и только после этого открыла дверь.

Дома ее ждал сюрприз. На кухне сидел и пил чай… Феликс. Перед ним стоял огромный торт, который он принес с собой. Четвертая часть торта отсутствовала.

«Вот был бы номер, если бы я пригласила Андрея! – сказала себе Алена. – Как бы я ему объяснила Феликса? Выходит, Уткин спас меня?»

– Вижу, вы здесь давно, – кивнула она на торт.

– Сладкое – моя слабость, – сказал гость и посмотрел на Алену со значением. – Ты какая-то задумчивая, прямо как Аленушка… Поссорились с Андреем? Я видел, как он бросил тебя и укатил. Представляю, если бы он застал меня здесь.

Она ничего не ответила.

– Ты не жмись там, у двери, – предложил Феликс. – Присоединяйся.

Она пошла в ванную вымыть руки, а когда вернулась, увидела, что в ее чашке дышит парком чай, и на столе, вдобавок к торту, появилась тарелка с горкой бутербродов.

– Всегда должен быть выбор, – пояснил Феликс и продолжил: – Принес привет от твоей тетки. Она звонит – никто не берет трубку… Вот, просила навестить, узнать, как там да что, проявить заботу… Как видишь, проявляю. Так ей и скажи, когда соблаговолит вернуться… Кусок торта?

Алена кивнула.

– Вы что, действительно поссорились? – спросил гость, положив на тарелку небольшой, но самый лакомый кусок торта.

– Феликс… Скажите… Почему вы не женитесь на тете?

– Если я и женюсь на ней, то с единственной целью – помучить ее и себя.

– Но вы любите ее?

– Вижу, что ты спрашиваешь о чем-то другом… Но, хорошо, отвечу… Думай что хочешь, но для меня женщина и Алла в том числе – это обстоятельство, с которым приходится считаться. Где-то… в нижней части тела… я – мужчина. Без женщины мне никак нельзя. Не было бы твоей тетки, была бы другая… Но есть она – и я вполне удовлетворен.

– Значит, вы не любите ее?

– Я этого не говорил. Понимаешь… женщина должна обволакивать… Во всех смыслах: физическом, душевном, духовном… Алла обволакивает меня, и этим все сказано.

– А что вам в ней не нравится?

Феликс улыбнулся.

– О любимых так же, как и о покойниках: либо хорошо, либо ничего.

Алла попробовала торт, посмаковала вкус, запила чаем.

– Очень вкусно…

– Спасибо поварам, – отозвался Феликс. – Это любимый торт твоей тети… Кстати, ты на нее очень похожа. Особенно по вечерам…

– А где вы познакомились? – продолжила свои расспросы Алена.

– На какой-то «патти». Она была в костюме мандаринового цвета. Я сразу окрестил ее про себя – «мандариновая леди». И до сих пор, когда я вижу ее, то ощущаю во рту стойкий вкус мандаринов.

– А чем вы ее взяли?

– Наверное, тем, что всегда обхожусь малым.

– Тем, кто обходится малым, всегда нужно больше всех.

– Это софистика! – отрезал Феликс.

– Вы счастливы?

– Мы вместе или я – лично?

– Вы лично, – подумав, сказала Алена.

– Никогда! – решительно ответил он. – Счастье принадлежит прошлому. Мы счастливы только в воспоминаниях… Но всякое воспоминание – ложь. В настоящем мы просто опьянены… Это ничего общего со счастьем не имеет. А впереди – пустота. Но парадокс в том, что, когда делаешь шаг, всегда есть на что поставить ногу… Если хочешь, человек рожден для счастья, как страус для полета.

– Очень тонко замечено… Как же вы живете, Феликс?

– Так и живу… Когда мне плохо, я иду на кладбище и ищу свою могилку… Главное – вовремя вспомнить, что ты уже умер… Тогда все становится просто и легко, как пух на ветру…

Он замолчал. И Алена молчала.

– Хочешь совет? – спросил Феликс и, не дожидаясь ответа, сказал: – Никогда ни во что ни вкладывай душу. Люби, ненавидь… но души не вкладывай.

– Но если не жалко?..

– Тогда может быть все, что угодно.

Они посидели еще немного, говорили уже на другие темы: Феликс – о бортовых компьютерах, которые выпускала фирма, где он работал, Алена – о доме на Васильевском острове. Когда от торта осталась ровно половина, Феликс ушел.

Уже засыпая, Алена подумала, что, в сущности, какая разница, почему Андрей не счел нужным сказать ей правду? Его прошлое все равно принадлежит ему одному. А вот его настоящее принадлежит им обоим, так же как им обоим принадлежит и ее настоящее.

«Он обволакивает меня, и этим все сказано», – повторила она слова Феликса и уснула.

12

Наступил день прослушивания – пасмурный, неприветливый, не сулящий ничего хорошего. Алена надела обтягивающую мини-юбку, чтобы по поводу ее ног ни у кого не возникло никаких вопросов, и длинный двубортный блайзер, призванный подчеркнуть серьезный настрой ее мыслей.

Алена доехала до Моховой на такси, нашла нужную аудиторию и присоединилась к таким же, как она, соискателям на звание студента театральной академии.

По списку она была в первой десятке. До начала прослушивания еще оставалось минут пятнадцать. Алена пристроилась на подоконнике, посматривала в окно, выходящее на улицу, и исподтишка изучала своих конкурентов. Они, разбившись на группы по три – пять человек, делились информацией – кто из метров, засевших в комиссии, что предпочитает, травили анекдоты, вспоминали легенды прошлых лет, связанные еще с театральным институтом, превратившимся вдруг в академию.

– Шубин не любит, когда слова озвучивают руками, – говорил побритый наголо молодой человек. – А Боголепская, наоборот, любит, чтобы руки работали на полную. Егоров терпеть не может «Ворону и лисицу», а Водянцов с нее тащится… Вот, как хочешь, так и выкручивайся…

– Третий раз поступаю, – делился с соседом парень, у которого волосы были курчавые, как у Пушкина, нос, как у Гоголя, а овал лица, как у Крылова. – Все больше напоминаю себе муху, прилипшую к стеклу с той стороны. Все надеюсь, что хозяева сжалятся надо мной и пустят в дом…

– Все неприятности с человеком, – наставляла некрасивая девушка с уродливыми очками на переносице, – происходят тогда, когда его ангел-хранитель берет очередной отпуск. Надо почаще свечку ставить. Помогает на все случаи жизни… Я сегодня четыре поставила…

– Самка!.. Злобное животное! Ни дня без парного мяса! Без привкуса крови во рту… – бубнил себе под нос какой-то текст совсем молоденький мальчик с красивым девичьим лицом…

Наконец начали вызывать.

– Григорьева Алла! – громко сказал ассистент, но на его слова никто не откликнулся.

– Григорьева Алла! – с той же интонацией в голосе повторил ассистент.

Алена стояла в нескольких шагах от него, но не слышала ни своей фамилии, ни своего настоящего имени. Не слышала ничего… Она смотрела в окно и то, что она там видела, заставило ее забыть обо всем.

– Григорьева!.. Григорьева!.. – раздалось одновременно со всех сторон. – Нет ее… Пошла покурить… Следующего давайте…

Алена во все глаза смотрела на машину, которая только что припарковалась у дома, как раз напротив академии. Это была «ауди-100», Но это была не просто «ауди» это была «ауди»… Андрея.

Из машины вышел сам Андрей. В руках у него был букет алых роз и перевязанная шелковой лентой коробка. Хохлачев включил сигнализацию и вошел в парадное.

Сначала Алена ничего не чувствовала. Настолько она была удивлена, поражена, обескуражена тем, что увидела своего Андрея здесь, где его быть никак не должно, да еще с цветами, да еще с подарочной коробкой…

«Женщина! – поняла она сразу, как только немного пришла в себя. – Он пошел к женщине! У него есть другая!.. Секретарша?!»

Произнося про себя слово «другая», она тут же испытала жесточайший приступ ревности. Ей захотелось выскочить на улицу, схватить камень потяжелей и изуродовать машину Андрея, на которой он приехал не к ней… к другой!

Но Алена никуда не побежала, осталась стоять на месте.

«Что же я так сразу… Другая… Да еще – секретарша… – взяла она себя в руки. – Может, он зашел поздравить с днем рождения кого-нибудь из своих старых знакомых. Их же у него, как у коренного петербуржца, должно быть много. Но почему он тогда ничего мне не сказал ни вчера, ни сегодня утром? Забыл… Вспомнил только сегодня днем… Надо спросить вечером, где он был… Только так, чтобы он ничего не заподозрил…»

На прослушивание она так и не пошла. До того ли ей было? И до вечера она ждать не могла. Вопрос: к кому ходил Андрей, кому он понес цветы? – полностью завладел ею. И от ответа на этот вопрос зависело все, потому что Андрей и стал за последнее время для нее всем.

Она нашла в сумочке жетон, спустилась в гардероб, где висел телефон, и позвонила на «мобильник» Андрея.

– Абонент отключен или находится вне зоны досягания сигнала, – после провала тишины, сообщил автомат.

Алена порылась в сумочке – жетона больше не было.

– Держи, – услышала она знакомый голос. Перед ней стоял студент, который с месяц назад предлагал взять щеночка.

– А-а-а… это опять ты? И опять на вешалке? – протянула Алена.

– А это ты, – отозвался молодой человек. – И опять в мое дежурство…

Алена взяла жетон.

– Спасибо. От нас, кошек.

– Пожалуйста. От нас, собак.

Она позвонила в офис. Трубку подняла Светлана.

– Света, – будничным голосом сказала Алена, – Андрея дай.

– Он поехал на объект… Что-нибудь передать?

– Нет, спасибо… Я еще позвоню…

«Отключил трубку… Секретарше сказал, что едет на объект… Но, слава Богу, Светлана здесь ни при чем… Уже хорошо… Может быть, ничего серьезного?..»

Но вместо того чтобы успокоиться, Алена разволновалась еще больше. Она вдруг вспомнила, как в тот день, когда приезжала сюда, на Моховую, в первый раз, она встретила Андрея. Он стоял у светофора на Литейном, правая мигалка была включена – это она ясно помнила… Значит, он хотел повернуть направо, но не повернул, потому что в машину села она. Направо – это на Пестеля, а с Пестеля на Моховую!..

«Он ездит сюда регулярно… – поняла Алена. – Вот уже несколько месяцев…»

Когда она вышла на улицу, машины Андрея уже не было. Алена стояла в нерешительности у входа в академию, мешая входящим и выходящим, не зная, куда ей идти, что делать…

– Провалилась? – снова оказался рядом с ней студент-собачник. – Не расстраивайся… А хочешь, я побуду с тобой? А то, как бы чего не случилось…

– Даже если случится, у нас, кошек, девять жизней…

– Тебе далеко?

– Пока не знаю…

– Тогда, может быть, в Летний сад, прогуляться?

«Только не это», – воскликнула она про себя, а вслух сказала:

– Я на «Чернышевскую».

Молодой человек увязался за ней. Оказалось, что его звали Игнат.

– Игнат?! – переспросила Алена.

«Это уже попахивает мистикой. Игната я выдумала, когда рассказывала Андрею про свой московско-воронежский роман…»

– Зачем тебе театр? – спросила Алена. – Больших денег все равно театром не заработаешь. Промурыжиться статистом, а там и помирать время.

– А тебе зачем театр?

– Я первая спросила.

– Вот ты говорила про девять кошачьих жизней… А я хочу, чтобы их у меня было девятьсот девяносто девять…

Они вышли к Литейному, и на перекрестке, на том самом, где Алена случайно встретилась с Хохлачевым, Игнат вдруг предложил:

– Зайдем в кафе? Там все наши частенько посиживают. У меня есть последние… и я хочу угостить тебя шампанским…

– Так девушек в кафе не приглашают, – сказала Алена. – Извини, я вспомнила, что меня ждут.

Она остановила проезжавшие мимо белые «Жигули», поторговалась с водителем и поехала к Андрею домой.

– Если что, ты знаешь, где меня найти, – сказал на прощание Игнат. – Мы, собаки, умеем ждать.

Она открыла дверь своим ключом, который дал ей Хохлачев. Ответный жест – передачу ключей от теткиной квартиры – она делать не стала. Да Андрей и не настаивал. И даже не заострил на этом внимание.

Не переобуваясь, Алена прошла в комнату, села на стул и просидела так почти час…

Из оцепенения ее вывел телефонный звонок.

– Ты у меня… – услышала она голос Андрея. – Светлана сказала, ты звонила, а я как раз был на мероприятии…

Слово «мероприятие» прозвучало для нее праздничным салютом. Он не отрицал, что был где-то! Значит, вечером последуют подробности! Нужно только набраться терпения.

– Это все, что вы имеете мне сказать? – наигранно капризным голосом спросила она.

– Нет, не все… – перешел он на шепот. – Я хочу сказать, что скучаю по тебе. Мне не хватает твоих глаз, твоих рук, твоих губ. Я пропадаю без вкуса твоих сосков, запаха твоих волос. Мне нужен зной, который ты вселяешь в мое сердце, и влага, которой ты остужаешь мое тело. Мне нужны твои янтарные ушки, в них так приятно нашептывать слова любви. Нужны твои изящные ножки, которые так хорошо знают дорогу в мой дом. Ты нужна мне вся, от ресничек до родимого пятнышка на мизинце, потому что ничего дороже у меня нет…

У Алены закружилась голова…

– Еще… – прошептала она.

– При встрече – непременно, – сказал Андрей уже будничным голосом. – Может быть, сходим куда-нибудь вечером? Поужинаем?

– Давай поужинаем дома. Я чего-нибудь сготовлю… Ты не знаешь, а я ведь прилично готовлю.

– Холодильник пустой.

– Я схожу в магазин, – воодушевленно сказала она. – Во сколько ты приедешь?

– А во сколько надо?

– В шесть!

Алена отыскала в шкафу спортивную сумку и побежала в магазин. Она даже представить себе не могла, какое это счастье покупать продукты для мужчины, которого любишь. У нее не было под рукой тетради, в которую она записывала понравившиеся ей рецепты, – тетрадь осталась в Воронеже. Но по памяти Алена восстановила несколько рецептов блюд, из которых на сегодняшний ужин выбрала два салата – огурцы по-гречески и картофельный с сыром и овощами. И два вторых блюда – рулет из свинины и куриные ножки с орехами. На сладкое она хотела соорудить свой фирменный торт-медовик.

Алена обежала несколько магазинов, чтобы купить все необходимое: куриную тушку, свиные шницели, огурцы, яйца, чеснок, петрушку, укроп, простоквашу, оливковое масло, белое вино, уксус, перец, сыр, лавровый лист и, конечно же, фрукты.

Труднее всего пришлось с веточками розмарина. В конце концов она купила их у жалкой старушки и заплатила столько, сколько должен был стоит вагон этих веточек.

Алена прибежала домой и взялась за стряпню.

Фартука она не нашла. Ей пришлось повязать на талии простое полотенце. Она порхала по кухне, как фея, везде поспевая, то и дело бросая в зеркало быстрый взгляд и каждый раз встречая там ответное сияние своих счастливых глаз.

Андрей, как и обещал, приехал ровно в шесть.

Она тут же заставила его помыть руки, усадила за стол, накрытый в комнате – плотно зашторенные окна, две зажженные свечи – и стала кормить.

За столом они провели не больше двух часов, обмениваясь ничего не значащими фразами, каждая из которых была наполнена особым, сокровенным смыслом. Тем же сокровенным смыслом были наполнены их взгляды. Какая разница, о чем говорить, если смотреть вот так!..

Они не торопились, ждали момента, когда уже не будет возможности сопротивляться силе, неотвратимо притягивающей их тела и души. И момент этот настал. Опять, не помня себя, они оказались в объятиях друг друга. И опять, словно так и должно было быть, потеряли свою родную планету, долго плутали по мирам, состоящим лишь из одной субстанции – наслаждения, – и ни за что не хотели возвращаться.

Было далеко за полночь, когда силы их иссякли полностью и опять одновременно.

Он лежал на животе, повернув голову в ее сторону. Она сидела, поджав под себя ноги, лицом к нему, скользя взглядом по его спине, ягодицам, ногам. Алена никак не могла решиться задать вопрос, который все еще волновал ее – правда, сейчас уже не так остро: к кому Андрей сегодня приезжал на Моховую?

Хохлачеву были видны ее ноги, направленные коленками в его сторону. Была видна таинственная тень там, куда уходили ноги, и куда свет сейчас проникнуть не мог. Были видны ее небольшие груди, форма которых даже сейчас, опустошенного, волновала его. Было видно ее лицо, немного осунувшееся, но такое дорогое… Он видел ее глаза, истомленные, но все еще тлеющие угольками страсти. Она ласкала его взглядом и от этого ему было покойно, как бывает только до рождения и после смерти. Он нежился под этим взглядом и гнал от себя навязчивую мысль, что когда-нибудь все это должно кончиться… Уж слишком хорошо им было вместе.

– Твой взгляд как прикосновение, – сказал он.

– Я знаю. Ты это уже говорил.

– Тогда будь добра, почеши под лопаткой.

– Шрам?

– Да, шрам.

– Я заметила его еще тогда… Откуда он у тебя?

– Долгая история…

– А ты расскажи покороче.

Он перевернулся на спину, она устроилась на его груди. Его рука нырнула в ее волосы.

– Часть истории ты уже знаешь… Помнишь, я рассказывал о Пите?

– Пите?..

– Я тебе говорил – он из Петербурга.

– А-а-а, Петре! Помню. Вы были вместе с ним в плену и вместе бежали.

– Тоже странная судьба. Женился – еще не было восемнадцати. Служил на Дальнем Востоке на сторожевом катере. Попал в лапы к южнокорейским пиратам – их обстреляли, и катер пошел ко дну. Пита продали в Колумбию, где он больше года ишачил на наркомафию. Спасли колумбийские спецслужбы по борьбе с наркотиками. Питу предложили любую страну, в том числе и Россию, но он выбрал Францию… Там мы и познакомились.

– А потом вы попали в плен и бежали, – напомнила Алена.

– Да, мы бежали. Четверо суток пробирались по джунглям. Ты знаешь, что такое джунгли?

– В кино видела.

– В кино… Джунгли – это жизнь для своих и смерть для чужих. Нас спасли два обстоятельства. Первое – за нами не послали погоню. И второе – на нас наткнулись воины одного из племен. Они называли себя – туатогульпу. Мы пробыли у них в деревне около месяца… Отъедались. Но лучше бы мы пошли дальше… На меня положила глаз одна аборигеночка…

– Что, что! – встрепенулась Алена. – Не одна ли из семи?

– Ну вот, опять… Не буду ничего рассказывать.

– Извини… – сразу успокоилась она.

– Не знаю, что она во мне нашла? – продолжил Андрей. – Но из-за нее меня хотели убить… Я так и не узнал кто? В меня бросили копье. Пит стоял рядом и видел момент броска, он оттолкнул меня – копье скользнуло по спине – и я остался жить…

– А до Франции ты добрался один…

– Да… После этого случая пришлось покинуть деревню. Нам дали лодку, и мы поплыли вниз по течению – к океану… Питу не повезло. Видно, в этом есть какая-то закономерность: если Господь выбрал себе кого-то, лучше ему не мешать. Того, кто мешает, он забирает к себе… На одной из стоянок Пита укусила змея – черная мамба. Это самая ядовитая змея на планете. Смерть наступает мгновенно… Но Пит прожил еще целый час… Я похоронил его на берегу реки, а когда отплывал, заметил, что могилу уже разрывает свора каких-то мерзких зверьков…

– Грустная история, – сказала Алена. – Давай о чем-нибудь другом.

– О чем?

– Расскажи, что за мероприятие у тебя сегодня было? – наконец решилась она задать мучивший ее вопрос.

– Сдавали заказчику первые мансарды на Вознесенском проспекте, – беззаботно доложил Андрей. – Все прошло гладко… Если так и дальше пойдет, мы начнем получать прибыль уже в этом году…

Он еще что-то говорил, но Алена его не слушала.

Она повторяла и повторяла про себя одну и ту же фразу:

«Все-таки это другая…»