Текст книги "Кукла на качелях"

Автор книги: Павел Шорников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Павел Шорников
Кукла на качелях

1

Первый апрельский день выдался как на заказ. Солнце заполнило собой весь город, врывалось в окна, брызгало нестерпимым светом в глаза. Последний снег, не сопротивляясь, исчезал под его лучами. В воздухе ощущалась особая наэлектризованность, улыбки сами собой появлялись на лицах. И все женщины казались чуточку стройнее, а все мужчины чуточку шире в плечах.

В этот, по настроению, праздничный день, когда все происходящее, казалось, имеет особый смысл, к четвертой платформе Московского вокзала точно по расписанию, как это было вчера, позавчера, год и пять лет назад… подошел скорый поезд «Москва – Санкт-Петербург».

Из поезда, как драже из опрокинутой коробки, высыпал народ. Из тринадцатого вагона вышла девушка в белых сапожках, джинсах, красной куртке и белом шарфе, небрежно обмотанном вокруг шеи. Девушка остановилась, поставила вместительную спортивную сумку на землю.

– Ну, прощай, Алена, – махнула рукой женщина в зеленом пальто и синей шапке. – Тебя никто не встречает?

– Нет. Я – сюрпризом. Всего хорошего.

Женщина еще раз махнула рукой и пошла, волоча за собой неподъемный чемодан на колесиках, визжащих на все лады.

«Ужасное сочетание: ядовито-зеленое с ядовито-синим… – подумала Алена, провожая взглядом бывшую уже соседку по купе. – Догнать и сказать…»

– Девушка, выходите за меня замуж! – услышала она вдруг за спиной нарочито бодрый голос.

Алена оглянулась. Перед ней, ухмыляясь, в куртке нараспашку, стоял длинноволосый парень – один из пассажиров тринадцатого вагона. Девушка оценивающе окинула нахала взглядом с ног до головы.

– У вас брюки расстегнуты, – заметила она.

– С первым апреля?! Понимаю… – ухмыльнулся парень и демонстративно опустил глаза. Брюки действительно были расстегнуты.

Послышался довольный смех свидетелей этой сцены.

– Черт! – выругался парень и отвернулся.

Кончики его ушей мгновенно приобрели болезненно-красный цвет и взывали из черных волос сигналами о помощи.

Алена тут же пожалела о своей выходке.

«Вот всегда так: сначала делаю, а потом думаю. Но он тоже хорош: замуж… Шуточки…»

Девушка подхватила сумку, легко закинула ее на плечо и, не оглядываясь, пошла к зданию вокзала. За Аленой, держа дистанцию в десять – пятнадцать метров, увязался еще один молодой человек – короткая стрижка, серьга в левом ухе. Незнакомец приехал в Питер на том же поезде, что и девушка, делая все, чтобы не попасться ей на глаза. И ему это удалось.

Проследив Алену до стоянки такси, молодой человек тут же поймал частника, не торгуясь, сел в машину и приказал, как в дешевом детективе:

– Езжайте за той машиной!..

* * *

В квартире дизайнера Аллы Григорьевой царил беспорядок, какой может царить только в день отъезда. В спальне на кровати кучей лежали платья, юбки, блузки, жакеты, блайзеры, брюки, кружевное белье… По гостиной были разбросаны пустые чемоданы и дорожные сумки, которые еще предстояло наполнить содержимым. Стол в кабинете был завален папками, чертежами и бумагами. Компьютер был включен и терпеливо ждал подтверждения на копирование очередного файла.

Сама дизайнер Григорьева в просторном розовом халате и меховых тапочках на босу ногу бегала по квартире, пытаясь делать одновременно несколько дел: паковать чемоданы, готовить документы для предстоящей деловой поездки, отсылать по факсу срочные письма, звонить по телефону, отменяя свидания и встречи, смотреть по телевизору поднадоевший сериал, отказаться от которого недоставало решимости.

Когда первый чемодан с помощью красивого колена и парочки ругательств был закрыт, в дверь позвонили.

– Только этого не хватало! – воскликнула Алла. – Кого еще черти принесли?! – И пошла открывать.

Распахнув дверь, она от удивления сделала шаг назад.

– Алена! Ты?! Сумасшедшая. Хотя бы предупредила… Еще полчаса – и ты бы меня не застала.

– Значит, повезло.

– Ты злостная авантюристка!

– И таковой останусь… Здравствуй, тетя.

Алена вошла, бросила сумку на пол и полезла к тетке с поцелуями. Алла подставила щеку, и сама чмокнула племянницу в подбородок.

– Здравствуй, дорогуша… И сколько можно повторять: не называй меня тетей. Десять лет разница… Ну, чуть больше. Я тебе в подружки гожусь, Алла.

– А ты не называй меня Аллой. Пусть меня так папочка зовет. Для подружек я – Алена.

– Хорошо, Аленка… Не хочешь быть полной тезкой – не надо. Хотя, убей меня, до сих пор не пойму, чем тебе не нравится это имя? Из-за той истории?

Алена помрачнела.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась тетя.

– Да нет, все в порядке.

– Я же вижу: что-то случилось. С родителями? С дядей Славой?

Алена нахмурилась, кивнула.

– Случилось. Папа разбил свой «жигуль» вдребезги.

– Ужас, – схватилась за сердце Алла.

– С первым апреля! С первым апреля! – захлопала в ладоши Алена.

– Дурочка! – Алла шутливо стукнула племянницу кулаком в лоб. – Разве такими вещами шутят?

– Нет, честно, папочка остался без «Жигулей». Он их продал, добавил – и купил себе «мерс».

– Рада за него, если опять не шутишь.

– А дядя Слава женился! – сообщила Алена следующую новость.

– Славка?! Женился?! – удивилась Алла. – Вот в это я никогда не поверю. Уж я-то своего брата хорошо знаю.

– Не получилось, – разочарованно произнесла Алена.

– Ладно… Хватит трепаться, – строго сказала тетя. – Давай раздевайся, проходи. Ты, наверное, голодная. Сейчас сделаю что-нибудь на скорую руку. И сама кусок проглочу… Закрутилась с этим отъездом.

– Тебе же через полчаса выходить!

– Это я себя так настроила, чтобы, как обычно, не закопаться. На самом деле часа три у нас есть… Как там Воронеж?

Три часа пролетели, как три минуты. Но этого времени тете и племяннице вполне хватило, чтобы наговориться. Телевизор был выключен, и тетка со всем вниманием восприняла последние воронежские новости. Памятник Кольцову возле нового театра отодвинули на несколько метров – поближе к зданию. В цирке все та же программа. А левобережные тинейджеры все так же враждуют с правобережными…

В свою очередь Алла сообщила племяннице, что интересного творится в Питере. В Эрмитаже новая выставка. На Литейном проспекте новые трамвайные рельсы на железобетонной подушке. На Лиговке – новый антикварный магазинчик… А сама родная тетка улетает в Нидерланды, где в городе Харлем ей через общих знакомых предложили оформить интерьер нового ресторана.

– Вчера позвонили: срочно вылетай! У меня просто голова кругом.

– Что-нибудь уже придумала?

– Попробую стилизацию под средневековье. Что-то наподобие этого. – Алла обвела глазами сделанную в мрачноватом стиле трактира прошлого века кухню, где они сидели и пили кофе, жмурясь от удовольствия и яркого солнечного света. – Но только помасштабней и посмелее. Облупленные стены, прокопченные стропила, цепи, светильники в виде факелов, грубая мебель, полки, глиняная посуда… Часть окон выведу в маленький внутренний дворик. Герметичный, разумеется. А там – настоящие куры, гуси и так далее. И за ними ухаживает человек в одежде XVI века – кусочек того времени – материализация прошлого.

– Я бы сделала по-другому, – возразила племянница.

– Вот когда тебе предложат – сделаешь. Лучше скажи-ка мне, какие планы у тебя.

Оказалось, что Алена приехала поступать в театральный институт. Собиралась в Москву, и родителям сказала, что едет в столицу, и доехала, но потом передумала и решила махнуть в Питер. Именно поэтому предупредить тетку о приезде племянницы было некому.

– Показалось, – оправдывалась Алена, – что все повторяется, как в кошмарном сне. Извини за банальность… И зачем мне Москва, когда в самом прекрасном городе мира живет самая прекрасная в мире тетка? Моя родная тетка!

Алена замолчала и погрустнела.

– Значит, опять театральный… – покачала головой Алла. – Не рано? Апрель…

– Прослушивания уже идут…

Племянница затихла. И тетя тоже молчала. Обе женщины думали об одном и том же.

Год назад Алена поступала в один из театральных институтов Москвы и, к удивлению родных, поступила. За несколько дней до начала занятий новоиспеченная студентка неожиданно вернулась в Воронеж. Никто не мог понять почему? Престижнейший институт. Столица. Перспективы – самые радужные. Пускай корни, заводи знакомства, очаровывай, своди с ума, интригуй, продирайся на самый верх. Ведь это же Москва – город неограниченных возможностей. И все, что нужно для успеха: светлая голова, симпатичная мордашка, длинные ноги, стройная фигура… Талант, наконец! Но она вернулась…

Родителям Алена сказала, что ей не понравилась общага театрального института. «И вообще…» И только любимой тетке, когда та приехала на несколько дней погостить, Алена открыла правду.

Это была законченная романтическая история. И имя у главного героя этой истории было подходящее – Роман. Они ехали в одном купе. Он – тоже поступать, но в Политехнический… И не поступил. И вернулся. А она за ним. Чтобы доказать свою преданность, проявить солидарность, помочь пережить… «Глупо, да? Но иначе никак… Если это любовь…»

– Значит, опять… – повторила Алла. – А Рома? Следует понимать – все? Конец романа? Что между вами произошло?

– С чем у тебя ассоциируется весна? – вопросом на вопрос ответила Алена.

– Как сказал бы Феликс, со спаривающимися собаками.

– Кто такой Феликс? Твой новый бойфренд?

– Мне не нравится это слово. – Алла поморщилась. – Феликс – мой друг. Ужасный циник, но славный малый.

– И чем твой славный малый занимается?

– Звезд с неба не хватает. Работает на «оборонку». Сейчас в Китае, подписывает контракт – он коммерческий директор… Что-то там с самолетами. Кстати, у него есть ключи от квартиры. И, если ты думаешь здесь жить…

– Думаю.

– …ты обязательно с ним встретишься. Смотри не обижай его.

– Как бы он меня не обидел.

– Но-но…

– Где ты с ним познакомилась?

– Ты мне зубы не заговаривай! Что у тебя там с Ромой?

– Я не хочу говорить об этом борове, – отрезала Алена. И тут же встрепенулась: – Ой, я же привезла чудненький экземпляр в твою коллекцию.

Девушка вскочила, выбежала из кухни, тут же вернулась и поставила на стол свой сувенир.

– Боже, какая прелесть! – невольно ахнула Алла.

На дощатой поверхности стола, широко расставив ноги, стоял маленький поросенок, розовый, с зелеными глазами.

– Он из гиацинта[1]1
  Гиацинт – минерал, прозрачная красная или розовая марганецсодержащая ювелирная разновидность циркона. (Прим. ред.)


[Закрыть], – с удовольствием пояснила Алена. – А глаза – изумрудные.

– Царский подарок, – оценила Алла, порывисто встала и, прихватив сувенир, направилась в гостиную. Алена последовала за тетей и с улыбкой наблюдала, как та открыла стеклянную дверцу секретера и пристроила драгоценность на одной из полок, буквально ломившихся от фигурок свиней и свинок в разнообразных позах из самых экзотических материалов.

– Шестьсот тридцать третья! Гордость моей коллекции, – произнесла Алла.

После того как гиацинтовый поросенок занял свое место, сборы, прерванные неожиданным приездом племянницы, возобновились. На кухне остался недопитый кофе, но было уже не до него. Время поджимало. И, словно нарочно, не переставая трещал телефон, звонили в дверь, пришло несколько факсов – ничего стоящего внимания – первоапрельские розыгрыши.

Алла, все так же бегая по комнатам, пыталась вызнать у племянницы, что же произошло у нее с Ромой. Но Алена – каждый раз награждая своего, как уже стало понятно, бывшего возлюбленного новым обидным титулом: козел, скотина, гад, – ничего конкретного так и не рассказала. Хотя ее и подмывало поплакать тетке в жилетку: как он мог? за что? я так верила ему! это подло!..

Племянница ограничилась только скупой казенной фразой:

– Я дала ему отставку… Вспомни себя в моем возрасте. Разве у тебя так не было: вроде нравится, а потом хуже нет?

– Ты знаешь, было. Как раз в твоем возрасте. Да, десять лет назад. Его звали Андрей… Он был младше, ходил за мной, как привязанный. Сначала мне все это нравилось. И он как будто нравился. А потом… Потом я, как ты говоришь, дала ему отставку.

– А что случилось?

– Случилось… Ужасно неприятно об этом вспоминать. Но как забудешь? Наверное, я обошлась с ним очень круто… Может, даже обидела… Он больше ни разу не нарисовался на горизонте. Хотя говорил, что будет любить меня вечно. Слова…

Воспоминания Аллы прервал сигнал факса.

– Алена, посмотри, кто там меня домогается? Мне не отойти от чемоданов. Наверняка опять какое-нибудь дурацкое послание «С первым апреля»…

– Это проект договора, – крикнула из кабинета Алена. – Очень заманчивый! Принести?

Алла бегло прочитала договор. Бросила его на кровать.

– Дурацкая шутка, – сказала она.

– Но почему шутка? Такую сумму предлагают!

– Вот именно: такую… Таких сумм не бывает. Она раза в три завышена. И посмотри на подпись.

Алена взяла факс, на первый взгляд составленный по всем правилам – кому, от кого, контактные телефоны – еще раз прочитала расшифровку подписи.

– Хохмачев… – разочарованно протянула она. – От слова «хохма». Вот шутнички. А ведь я поверила…

– Интересно кто? В прошлом году меня разыграл Феликс. Прислал приглашение от имени какого-то шейха – поработать над интерьером его нового дворца. Все на самом деле: билеты на самолет, бронь в пятизвездочном отеле… И я, как дура, бросив все, полетела в Арабские Эмираты. А в аэропорту – он встречает. Довольный, улыбается… Соскучился, видите ли…

– А вдруг это опять Феликс?

– Вряд ли. Я его сама на самолет посадила.

– А твоя Голландия… Твои Нидерланды?

– Нет… Здесь все чисто.

Через полчаса сборы были окончены. С улицы уже несколько раз просигналило вызванное заранее такси.

– Присядем на дорожку, – предложила Алла.

Они сели в прихожей в кресла напротив большого зеркала.

– А мы похожи, – заметила племянница. – Тот же разрез глаз… и фигуры… Даже стрижки одинаковые.

– Еще бы, одна кровь. Я – Алла Григорьева, ты – Алла Григорьева…

– Не надо называть меня Аллой. Мне это неприятно. Папа сделал ошибку, дав мне такое имя. Алла у нас одна – ты.

– Хорошо, хорошо, – отмахнулась тетка. – Да, чуть не забыла! Я оплатила вперед спортклуб… Можешь меня заменить. Это практикуется. Карточку найдешь в моем столе, на котором компьютер… Холодильник полон… И разберешь бардак, ладно? Что-то еще… Забыла… Ну, вспомню – позвоню… Пора, авантюристка!

Они поднялись. Прощальный поцелуй – на Алену пахнул аромат дорогих духов – лязгнул дверной замок – застучали каблучки по ступенькам – хлопнула парадная дверь…

Девушка поспешила на кухню, окна которой выходили на улицу. Тетка, прежде чем сесть в машину, помахала рукой. С высоты второго этажа Алене была хорошо видна грусть в ее повлажневших глазах. Через несколько секунд улица опустела – никого. Только солнце и капель, дробящая тишину. Алена долго стояла у окна, бездумно разглядывая дом напротив. И если бы не рассеянность, то наверняка бы заметила, что из-за угла дома в ее окна напряженно вглядывается тот самый молодой человек с Московского вокзала – короткая стрижка, серьга в ухе…

Грусть, всегда сопровождающая все отъезды, улетучилась. Алена прошла в гостиную, выбрала компакт-диск с песнями поэнергичней и включила музыкальный центр. Под музыку, уже в приподнятом настроении, она стала наводить в квартире порядок. Когда Алена добралась до спальни с разбросанными тут и там вещами, ей на глаза попался проект договора, посланный по факсу неведомым Хохмачевым.

Девушка тут же вспомнила, как купилась на тупую шутку хохмача, и испытала невольную обиду. Снять это чувство можно было только местью.

«Ну, держись… Сейчас я тебе устрою…»

Алена злорадно улыбнулась и набрала контактный телефон, указанный в факсе.

– Слушаю, – раздался хрипловатый мужской голос, от которого всякая охота шутить тут же пропала.

Алена разозлилась сама на себя и, уже не совсем понимая, что она делает, строгим, не терпящим возражений голосом произнесла:

– Это Алла Григорьева, господин Хохмачев. Я получила ваш факс, и вот мой ответ. Гонорар увеличиваем в три раза, а сроки в два. Думайте до девяти вечера сего дня. Если нет – значит нет. Если да – белый «кадиллак» к моему дому и ужин в ресторане. Все! – Весь текст Алена выпалила, не дав сказать своему собеседнику ни слова, и повесила трубку.

– Глупость какая, – отругала она себя за выходку и тут же все постаралась забыть. Но еще долго досадовала и злилась и не могла простить себе свой испуг. Этот голос…

Горячая ванна и легкий ужин вернули ей нормальное расположение духа. Допивая чай на кухне под звуки саксофона, доносящиеся из комнаты, нежась в теткином розовом халате и меховых тапочках, она обдумывала, как провести остаток вечера. «Завалюсь-ка спать, а посуду помою завтра утром», – решила она, встала из-за стола, и в этот момент ее внимание привлек звук мотора. Алена машинально бросила взгляд в окно и обмерла Прямо напротив ее окон остановился белый «кадиллак». Из машины вышел водитель с огромным букетом цветов и прошел в дом.

«Не может быть! – обожгла мысль. – Это не ко мне!»

Спасительный взгляд на часы. Нет – ровно девять.

Алена села на стул.

«Это этажом выше или к соседям…» – пыталась успокоить она себя, прислушиваясь к шагам на лестнице.

Шаги затихли на ее этаже, и в следующее мгновение раздался звонок в дверь.

– Кажется, я влипла в историю, – пробормотала Алена и пошла открывать.

2

В хрустальной пепельнице дотлевала сигарета. Мужчина, прикуривший ее – спортивного вида, чуть меньше тридцати, с правильными чертами лица, – сделал всего лишь одну затяжку и вот теперь, застыв неподвижно в кресле, смотрел, как огненный ободок медленно ползет к фильтру, превращая дорогой табак в пепел. Наконец полоска огня достигла цели и исчезла.

«Вот такая азбука маленьких звезд… Прямо как в жизни», – подумал мужчина. Оцепенение, охватившее его, отступило.

– Светлана! – Он нажал кнопку селекторной связи. – Вы отослали факс госпоже Григорьевой?

– Дизайнеру? Да, час назад.

– Ответного факса не было?

– Нет, Андрей Николаевич, не было.

– Звонок?

– Я указала только телефон вашей трубки, как вы просили.

– Понятно… Света, как по-вашему, что такое счастье?

– Счастье? – опешила девушка от неожиданного вопроса. – Никак не могу привыкнуть к вашим поворотам… По-моему, у счастья нет определений… Хотя у Ницше: счастье мужчины – я хочу, счастье женщины – он хочет.

– Для моей секретарши вы слишком умны. C’est clair comme le jour – это ясно, как день, – сказал он по-французски и тут же перевел фразу на русский. После возвращения в Россию эта манера говорить: французское слово или выражение и тут же – перевод, стала для него чем-то вроде дурной привычки. Он пытался избавиться от нее, но пока безуспешно.

– Я уволена? – бесстрастным голосом спросила Светлана.

– Нет. С сегодняшнего дня вы получаете больше на десять процентов.

Разговор на этом закончился.

«Гусар… – усмехнулся про себя Андрей. – C’est ridicule – это смешно! Получаете больше… Десять процентов… Ого! А в год?! Гусар…»

И он вновь погрузился в свои мысли. Расслабиться не дали.

В кабинет вновь вошла Светлана, молодая женщина, с лицом, на котором застыло трогательное легкое удивление. Это выражение и подкупило Андрея, когда он выбирал себе секретаря-референта. Конечно, все остальное; длинные, стройные ноги, которые позволяли девушке с полным правом носить только короткие юбки, фигура, красивые руки… – тоже сыграло свою роль. Но основное – вечное легкое удивление.

– Пришли из Комитета по строительству, – сказала Света.

– Уф… Давай его сюда. И два кофе, пожалуйста.

Андрей поднялся, вышел из-за стола и встретил гостя стоя. В кабинет вкатился мужчина невысокого роста, с двойным подбородком и хитрыми глазами.

– Господин Хохлачев… – поприветствовал вошедший.

– Господин Уткин… – натянул улыбку Андрей.

Гость и хозяин сели за небольшой столик в углу кабинета, секретарша принесла кофе с печеньем, и беседа началась.

– Вы же не первый год в строительном бизнесе, господин Хохлачев, – начал издалека Уткин. – Можно сказать: акула французского бизнеса.

– Не совсем… Я восстановил российское гражданство.

– А-а-а!.. Теперь вы не только француз, но и опять русский… Поздравляю.

Андрей кивнул.

– Вы, конечно, догадываетесь, – потер двойной подбородок Уткин, – что не все так просто. Окраинные районы города – ваши. Но я понимаю: вам нужен центр!.. Старая застройка!.. Мансарды – это дело такое. С одной стороны, благо – дополнительное дешевое жилье, а с другой – меняется облик города и не всем это нравится. И тех, кому это не нравится, надо уговаривать…

Дальше Уткин мог ничего не объяснять. Ведя дела во многих странах Европы, Андрей, конечно, знал, через что ему предстоит пройти, заключая договор на строительство мансард в Петербурге. Чиновники всех стран, по наблюдению господина Хохлачева, имели один общий рефлекс – хватательный.

«Каждый из них тянет одеяло на себя, даже если кто-то и пытается накрыть другого…»

Андрей не стал бы мучить бедного Уткина и давно умаслил бы его, но… Но…

Петербург для Андрея Хохлачева был больше, чем город, где можно было сделать деньги, как в том же Париже, Праге или Гданьске. Андреи родился в Питере, прожил здесь почти семнадцать лет, а потом… Потом судьба сделала немыслимый кульбит – и он оказался во Франции. Может быть, юный Хохлачев никуда бы и не поехал. И родители не смогли бы уломать сына покинуть страну навсегда, но как раз тогда ему было все равно куда ехать: хоть на лысую гору, хоть в царство мертвых…

Ее звали Алла. Алла Григорьева. Сказать, что он любил ее – значит оскорбить его чувства к ней. Селедку под шубой тоже любят. Это слово было в глазах Андрея дискредитировано. Боготворил? Может быть… И то не полно… Он зависел от нее, как от сильнейшего наркотика. Не видеть ее день – смерть!.. Смерть… И вот прошло десять лет. И все это время он жил без нее. Жил, лелея в себе мечту вернуться и сказать ей всего четыре слова: я не люблю тебя! Слишком много было пережито, выстрадано, чтобы, наконец, понять это. И вот он вернулся… Вернулся именно для того, чтобы сказать те самые слова, которые жгли его все эти годы… А бизнес… Бизнес может пока подождать…

«Нет, Уткин, – прервал сам себя Андрей, – я тебе ни копейки не дам, как ни намекай. Такова жизнь: кто чего хочет, тот того и не получит…»

Представитель Комитета по строительству ушел, унося в душе смятение. Ему все больше не нравился этот несговорчивый бизнесмен, у которого не поймешь что на уме.

Хохлачев остался один, допил свой кофе, вернулся за рабочий стол, и в этот момент «заиграл» мобильный телефон. Андрей сказал одно только слово: слушаю. Сердитый женский голос огорошил его короткой, но напористой речью. Хохлачев не успел ничего ответить, как пошли короткие гудки. Оглушенный, он долго сидел и пытался понять, что же произошло? Это была она? Ну да – Алла Григорьева. Почему она назвала его Хохмачевым? Издевается? И что значат эти фантастические требования? Он и так завысил сумму договора раза в три; пусть знает, кем он стал, кого она так грубо отвергла. Мальчишество? Ну и что! Это его деньги! И вот ее ход – ей мало… Ей всегда было мало…

Мысли Хохлачева скользнули в прошлое – туда, где он впервые встретил девушку по имени Алла.

Он увидел ее весной на дискотеке. Грохотала музыка, полумрак разрезали лазерные ножи. Царило общее возбуждение, общий восторг… А она стояла у стены и что-то зарисовывала в альбом. Это было необычно и странно. Андрей сразу заметил ее, как только вошел в дансинг-зал. Его поразила одна простая мысль: она есть! Никого нет – все слились в единую массу – а она есть. Стоит себе, что-то рисует, независимая, с особым, почти восточным разрезом глаз, короткой стрижкой, в черном свитере с замысловатым рисунком. Андрей прошел мимо нее и заглянул украдкой в альбом. Девушка срисовывала интерьер зала: шары под потолком, стальные скелеты колонн, алюминиевые ребра стен… Закончив работу, она ушла. А он, забыв о том, что пришел как следует оттянуться, последовал за ней.

Тогда ему было шестнадцать. К тому времени он уже успел потерять невинность, и ему казалось, что он знает о женщинах все. Но он ошибался.

Познакомились они через месяц. Она сама подошла к нему. Точнее, подкараулила. Он каждый день перед школой (приходилось прогуливать первый урок) провожал ее до «Мухи» – художественно-промышленной академии, носившей до недавнего времени имя скульптора Мухиной. Девушка, околдовавшая его, училась там. Академия находилась недалеко от ее дома. Однажды Андрей свернул за угол, за которым исчезла Алла – тогда он уже знал, как ее зовут, – и наткнулся на ее внимательный ироничный взгляд. Девушка устроила ему засаду.

– Слушай, чудик, мне надоели твои преследования! – сказала она.

– Это не преследования, а почетный эскорт, – сумел парировать он.

Алла смягчилась.

– Тебя как зовут?

«Что в имени тебе моем?» – хотел ответить он, но предпочел прямой ответ на прямой вопрос.

Знакомство состоялось. Алла позволила ему находиться рядом с собой, но на значительном расстоянии. И он был рад этой дистанции между ними. Он просто не представлял, как себя поведет, если их отношения уйдут в глубокий интим. Он не хотел ничего сверх того, что уже имел. А имел он много – свет внутри себя. Он просыпался, и первая мысль была о ней – сразу становилось хорошо, так хорошо, как никогда не бывало. Жизнь наполнялась смыслом, все было в радость… даже плохое, потому что на свете была она. Чего еще он мог хотеть?

– Чего ты хочешь? – часто спрашивала Алла, веселыми глазами глядя в его глаза. И ни в коем случае нельзя было отвечать банально. Он инстинктивно чувствовал, что от него ждут совсем другого.

– Хочу сидеть на берегу океана, чтобы волны играли у ног и чтобы, кроме меня, ни одной души во Вселенной.

– Хорошо… А ты у меня поэт…

И снова:

– Чего ты хочешь?

– Хочу забиться в пыльный угол и тихо оттуда всех ненавидеть…

– Чего ты хочешь?

– Хочу спокойно спать и видеть беспокойные сны…

Это произошло примерно через месяц после их знакомства. Был конец мая, но, несмотря на календарную весну, стояла невыносимая жара, летняя жара. В густом воздухе плавал первый тополиный пух. Город млел от зноя и млели люди. Женщины оставляли на себе не одежду – ее символ. Мужчины, пресытившиеся созерцанием полуобнаженных женских тел, искали глазами ларьки с холодным пивом.

Андрей встретил Аллу, как обычно, на углу Соляного и Пестеля. Она, в белых облегающих джинсах и полупрозрачной блузке, попрощалась с подругой и подошла к нему. Взгляд у нее был странный – «с чертиком»? Андрею даже стало не по себе.

– Все нормально? – спросил он.

– Пойдем, – коротко ответила она.

Алла привела его на квартиру, где снимала комнату.

– Хозяева на даче, – пояснила она, и глаза ее горели странным огнем. – Их не будет целую неделю… Понимаешь?

Андрей молчал, чувствуя, как оплывает телом и душой, словно свеча, расплавленная жаром другой свечи.

– Я приму душ, – проговорила Алла, голос ее неожиданно стал хриплым и низким. – А ты подожди меня…

У Андрея не было сил даже на то, чтобы сесть. Он так и остался стоять посередине комнаты, окруженный чужими вещами, пахнущими незнакомыми, смущающими запахами. Он услышал, как Алла включила душ, представил, как она снимает блузку, джинсы, белье – остается голая, беззащитная… Вот она становится под струи воды, гладит свое тело руками. Ладонь скользит по плечу, по груди, зажимает между пальцами сосок, скользит дальше по животу – ниже, ниже…

Андрей все еще стоял на том же месте, когда Алла вышла из ванной – только капельки воды на теле – и больше ничего. Мокрые, спутанные волосы, набухшие губы и взгляд, требовательный, умоляющий… Андрей стоял не шевелясь, глядя в ее глаза. Немая сцена длилась, казалось, вечность.

– Что же ты стоишь, дурачок? – прошептала наконец Алла. – Иди сюда.

Но Андрей не шелохнулся. Ноги, руки… – все тело перестало ему подчиняться. Кровь пульсировала в самых неожиданных местах, на глаза навернулись слезы. Он не понимал, что с ним творится, потому что такое случилось в первый раз.

– А-а-а, – протянула Алла, – мальчик хочет, чтобы я сама подошла. Подойду. Я не гордая.

В ее голосе появились металлические нотки, настроение ее неуловимо изменилось. Она встала перед ним на колени и расстегнула ремень… Андрей опомнился, вцепился в брюки обеими руками.

– Нет, нет… Не надо, – взмолился он.

Алла рассмеялась.

– Ты что, в первый раз?

– Нет. Но я не могу.

– Почему?.. Не молчи! Отвечай: почему не можешь?

– Потому… Потому что я люблю тебя…

– Вот видишь, как все хорошо складывается. И я люблю тебя. Снимай штаны.

Вместо того чтобы подчиниться, Андрей еще сильнее вцепился в брюки.

– Я люблю тебя не так – по-другому.

– Как по-другому, глупенький?

– Мне от тебя ничего не надо… Это убьет мою любовь к тебе. Не прикасайся ко мне…

– Что, что? – Алла поднялась с колен. – А это уже диагноз. Ты зачем ходишь за мной? Разве не за этим? – разозлилась вдруг она. – Так бери, малахольный. Больше такого случая не представится.

Она грубо схватила его руку, приложила к своей груди.

Андрей отшатнулся, словно дотронулся до раскаленного железа.

– Прости, я не могу, – упрямо повторил он.

– Господи, да что же это делается такое?! – сквозь слезы простонала Алла. Быстрым движением она сорвала скатерть со стола – хрустальная ваза, стоявшая на столе, грохнулась на пол и разбилась с мелодичным звоном – прикрылась. – Ты же все испортил, дурак несчастный. Уходи!

Андрей не двигался с места.

– Убирайся, слышишь! – Она ударила его по щеке, и лицо ее запылало, как будто она ударила себя. – Проваливай! – уже закричала она и снова ударила его.

Он не пошевелился.

И тогда она стала просто избивать его. Плача, ругаясь на все лады. Она колотила его обеими руками, делая больно и ему и себе. Скатерть, которой она прикрывалась, давно валялась на полу, но она этого не замечала… только била, била, била…

Что на нее тогда нашло? Этот вопрос навсегда остался для него без ответа.

Он так и не вспомнил, как ушел от нее, как добрался до дома… Казалось, он не простит ей этого свидания никогда, но простил. И она делала вид, что ничего такого между ними не произошло. До полного разрыва было еще далеко…

Из прошлого десятилетней давности в настоящее Хохлачева вернул голос секретарши Светланы. Андрей не заметил, как она вошла в кабинет.

– Андрей Николаевич, я уберу чашки?

Он кивнул.

Света наклонилась над столом, и Хохлачеву показалось, что вот сейчас на стеклянную столешницу капнут ее глаза, губы, нос…

– А чего вы хотите от жизни, Светлана?

Она взглянула на него с привычным выражением легкого удивления.

– Зарплату вы мне уже прибавили… Любви!

– А любовь?.. Что такое, по-вашему, любовь?

– Любовь?.. Любовь – чувство переходящее…

– Проходящее?

– Переходящее.

Светлана забрала кофейные чашки и направилась к выходу.

– Да… Света. У меня к вам последних три поручения, и на сегодня можете быть свободны.

– Слушаю вас, Андрей Николаевич.

– Закажите, пожалуйста, столик в ресторане на двоих.