Текст книги "Дороги скорби (СИ)"

Автор книги: Павел Серяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ржавая Яма

1

Всякий раз, когда по долгу службы я оказывался на севере Гриммштайна, а именно в герцогстве, именуемом Врановым краем, я сталкивался с рядом местных обычаев, суть которых не сразу давалась моему осмыслению, а подчас не давалась и вовсе. Вранов край, дорогой мой друг, – место удивительное, и, ежели у тебя появится охота разузнать о нем больше, настоятельно советую забыть о фолиантах, что хранятся в главной златоградской библиотеке. Я нисколько не умаляю заслуг монахов, трепетно фиксирующих каждое событие в истории нашего дорогого отечества. Прошу лишь помнить о том, что монах – человек избирательный и в вере своей непоколебимый. Ни для кого не секрет, что, будь люди в рясах чуть более снисходительны к прошлому, людям будущего было бы известно значительно большее количество народных песен, поэм, вис и былин, но вышло, как вышло, и все наследие наших предков в одночасье стало ересью, а значит, оказалось недостойным быть запечатленным на пергаменте. Да, друг мой, ежели у тебя появится интерес к истории края Вранов, не раздумывая седлай коня и отправляйся на север. Говоря о традициях, мне вспомнилась одна история, и ты удивишься, но её я узнал не от своей бабушки. Человек, занимавшийся моим воспитанием, не стал бы рассказывать мне о так называемой Гончей. Оно и к лучшему. То, что я собираюсь тебе рассказать, сам я услышал во Врановом крае, но, как и иные, она относится к историям ведьм круга Рогатого Пса. Действие её разворачивалось во времена жизни уже знакомого тебе Рихтера Крысы, стало быть, во времена, нареченные Темными. Однажды мой горячо любимый правитель отправил меня со срочным поручением во Врановы земли. Поездка из Златограда была долгой и утомительной, но, поскольку копыта моего рысака стучали о вытоптанную землю торгового тракта, путь оказался легок, а главное, безопасен. Передав послание герцогу Августу Вранову – сыну Дитриха Вранова, и получив ответ, я должен был сменить коня и немедля отправиться обратно в Златоград; так бы я и поступил, но злоключение перечеркнуло все планы твоего покорного слуги. Ответ герцога я получил лишь вечером и, решив не ломать коню ноги, принял решение задержаться в Гнездовье на одну ночь. Обрадовавшись тому, что в кои-то веки мне представилась возможность выспаться на приличной койке, я решил отметить удачу кружечкой темного пива и, не теряя времени, убыл в корчму «Сизый перепел», что находится на пересечении Скобяной и Чернильной улицы. Публика, собравшаяся в «Перепеле», была веселой, шумной, но безобидной, ибо корчмарь Колман не терпел пьяных мордобоев и при необходимости в компании сыновей мог выбить дурь из каждой буйной головы, потерявшей контроль над нравом. Надо сказать, что время, проведенное в компании мастеровых, торговцев и других горожан, пролетело так же стремительно, как стрела на турнире Святого Хартмута, а потому я покинул корчму уже поздней ночью, пребывая в изрядном хмельном блаженстве. В час, когда я явил свое великолепие в корчму, на улице было до омерзения душно, и потому, что дышать становилось все труднее и труднее, я сделал вывод – ночью будет гроза и лучше бы мне вернуться под крышу до её начала. Увы, вышло, как вышло. Не видя ни зги, я пошатываясь брел вверх по улице, то и дело поскальзываясь на мокрой брусчатке. Лило, одним словом, как в судный день, и ни о какой надежде просушить к утру вещи не шло и речи. Ты, дорогой мой друг, думаешь, что, говоря о злоключении, я имел в виду подхваченную в ту ночь хворь? Нет, я неспроста заговорил о традициях. Будь я немного трезвее или же слегка внимательнее, я бы узнал о том, что летними ночами, а особенно дождливыми ночами, жители Гнездовья предпочитают сидеть по домам или же встречать рассвет там, где их застала ночь. Мои приятели, с коими я пил пенный нектар, не пытались меня задержать, наоборот, они с погаными ухмылками провожали твоего покорного слугу взглядами. Я полностью признаю свою вину и с тех пор отношусь к традициям и негласным правилам со всем необходимым трепетом. Не буду затягивать утомившую тебя историю, скажу лишь одно: пробираясь сквозь стену дождя, я вымок настолько, что брел по пустынным улочкам, не различая дороги. Так бы продолжалось и дальше, но, наступив в лужу, я почувствовал острую боль и, громко бранясь, рухнул на брусчатку. Придя в себя, я обнаружил, что угодил в капкан. Представляешь? Я вот не представлял. В тот поздний час я во весь голос вопрошал, каким же надо быть выродком, чтобы совершить подобное коварство. Ливень заглушал мои крики. В свете тусклых фонарей я видел, как лужа подо мной окрашивается в алый цвет. Волею судеб и проведением Господа я был услышан. Человек в дорогой кожаной куртке склонился надо мной, извлек из-за голенища боевой нож. Страху моему не было предела. Я живо представил, как утром мое бездыханное тело находит какой ни то мальчишка-подмастерье. Я представил крики перепуганных женщин и лицо корчмаря Колмана, который, жуя седые усы, произнесет: – Гнездовский душегуб вспорол очередную глотку. Нет на злодея управы! Я представил, как мое тело скидывают в холодную яму, а после мой господин, да хранят ангелы Его Величество, спросит: – Где гонец Волкер?! Найти бездельника и выпороть! А советник Вильгельм, будь неладна эта коварная сорока, ехидным голосом ответит: – Так ведь издохла ваша дворняга. На мои глаза навернулись слезы, и, представив, как король отвечает Вильгельму: «Лучше дохлый гонец, чем глупый», я взвыл и решил дать сей чудовищной несправедливости решительный бой. Капли дождя скатывались по приближающемуся лезвию, и времени на раздумья не оставалось. Неистово размахивая руками, я молил о пощаде и призывал Господа снизойти на нашу грешную землю и если не избавить меня от погибели, так хоть даровать мне безболезненную смерть. – Чего ты разорался, дурной? – спросил мой мучитель и, подняв из воды мою ногу, ножом поддел незамысловатый механизм капкана. – Не дрыгайся. – Ты не убьешь меня? – Конечно, нет, – буркнул незнакомец, и капкан, отцепившись от моей ноги, с плеском упал в воду. – Вставай, с тебя пиво. Теперь мое воображение рисовало иные картины. – Трус, – сказал и сплюнул корчмарь. – Дурак, – согласился с ним мой хозяин, да хранят короля ангелы. – Ужасный гонец, – подытожил довольный Вильгельм. Лишь по возвращении в «Сизый перепел» мне удалось как следует разглядеть своего спасителя, и ты, дорогой мой друг, едва ли сможешь представить мое удивление. На помощь попавшему в беду человеку пришло само зло, иначе говоря, наемник из артели «Псарня». О да. Я вижу застывшее на твоем лице удивление, невзирая на испортившееся с течением времени зрение. Сейчас, друг мой, я бы воспринял подобную встречу с хладным равнодушием, но тогда я был молод, а слухи о так называемых Псарях все еще блуждали по закоулкам городов Гриммштайна. Я слышал, что артель сия была полностью уничтожена во времена войны с Кальтэхауэрами. Тогда многие вздохнули с облегчением, стоит заметить. Поговаривали, что убийцы работали на короля и потому были под его защитой… Отъявленный негодяй из воскрешенного цеха отъявленных негодяев выручил меня из беды, попросив за то лишь кружку пива. Наемник осмотрел мою рану и продал твоему покорному слуге какую-то мазь, рецепт которой пожелал сохранить в тайне. Когда наконец моя нога была перевязана, а пивная пена переместилась из кружек на наши усы, у нас завязался разговор. Оба мы смертельно устали от бесконечных перемещений по стране, обоим нам казалось, что денег за наш нелегкий труд мы получаем меньше, нежели хотелось бы. Одним словом, у нас оказалось куда больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. Дождь все еще лил, а беседа ладилась. Тогда-то я и спросил, не знает ли мой приятель, почему в залитой водой выбоине меня поджидал капкан. Псарь лишь улыбнулся и, отхлебнув пенного, заметил, что в дождливые летние ночи капканы поджидают добычу чуть ли не в каждой луже Гнездовья. Такова, мол, традиция. Я не стал выпытывать у собеседника подробности, но, будучи стреляным воробьем, я знал, что, если человек надолго замолкает и притом морщит лоб, глядя в одну точку, – значит, он готовится выложить какую-то информацию. Тогда, как, впрочем, и всегда, я оказался прав, и, стоило мне взять еще пива, а к ним сухари и квашеную капусту, мой приятель заговорил: – Ты, Волкер, когда-нибудь слышал о ведьмах Рогатого Пса? Я говорю о ведьмах, которые перед массовым сожжением успели зафиксировать в достаточно свободной манере все известные им сказочки. – Да, – без раздумий ответил я. – Моя бабуля воспитывала меня на этих историях. – Прекрасно, – Псарь отхлебнул пива и принялся за капусту. – Ты сильно удивишься, если узнаешь, что некоторые из них правдивы? – Ну, это смотря о какой истории идет речь. Если ты хочешь сказать, что история о воющем в старом замке Треф призраке правдива, то я скорее поставлю все свои деньги и буду биться об заклад. – Нет, сейчас я говорю про историю, название которой «Ржавая яма». – Не слыхал я такой истории, – признался я. – Если она так хороша, то почему моя славная бабушка не поведала её мне? – Много историй не следует рассказывать вовсе, а тем более детям, – заметил мой новый приятель. – «Ржавая яма» не поучительная сказка и там нет морали. – А что же в ней тогда есть? – История о человеке, которого боялся хозяин псарни и… Чудовище. – О как! – воскликнул я. – Не обижайся, друг мой, но если взять чудовище из любой истории и противопоставить супротив него матерого псаря, то получится… Он не дал мне договорить и закончил сам: – Драка двух чудовищ. Ты прав. Именно поэтому «Ржавая яма» не так популярна в народе. – Я внимательно тебя слушаю. Но… Прости, как от капканов мы перешли к сказкам Рогатого Пса? – Дело в том, что герой «Ржавой Ямы» и начал закладывать в лужи Гнездовья капканы, – ухмыляясь процедил наемник. – Об этом знает каждый житель Гнездовья, и каждый член Псарни готов подтвердить её правдивость. Да, друг мой, именно так я и услышал историю о Гончей, и, с твоего позволения, я поведаю её и тебе.

2

Он брёл сквозь непроглядную завесу дождя, не разбирая пути, не разжимая рукоять клинка с причудливой гравировкой. Он падал, и лужи окрашивались в алый. Без надежды на спасение, без желания сдаваться. Он огляделся по сторонам, и его тонкий слух уловил звон шутовских бубенцов. Кровь и не думала останавливаться. – Ну, братцы, – он натужно улыбнулся и отнял руку от вспоротого живота, – вы не знаете, с кем связались. Безмолвный город замер в ожидании очередной смерти. Дождь душил тусклое свечение фонарей. – Вы можете запугать Гнездовье! – его голос сорвался на крик, когда он увидел, как тени выползают из подворотен и воздух вновь наполняется свечением тысячи золотых песчинок. – Вы можете запугать хоть диавола, но вам не запугать Псарню!!! Псарня учит бояться, но сама не умеет! Ясно вам, курвины дети?! Тени обретали очертания ряженых в шутовские одежды тварей. Блестели обитые сталью дубинки. Сквозь непроницаемую стену дождя он разглядел тусклый огонёк и сообразил, что в этот роковой час он не одинок. На чердаке ювелирной лавки некто зажег свечу, и только понимание ситуации и помогло несчастному побороть желание отступить. Он зло сплюнул. Преследователи не спешили завершить начатое, но медленно сужали вокруг своей добычи кольцо. Путь в лавку ювелира ещё не был отрезан. Ему показалось, нет, он был готов поклясться – в замке провернулся ключ и дверь слегка приоткрылась. – Прячься, – прорычал он, – прячься!!! Запри дверь, ты нужен мне живым!!! – И дверь тут же захлопнулась. Свеча на чердаке погасла. Войцех, а именно так звали этого человека, истратив последние силы на крик, упал на брусчатку. Сабля стала слишком тяжела для него и с характерным звуком упала в багряную лужу дождевой воды. – За меня отомстят, – произнёс он. – Вы умоетесь в крови. Времени оставалось все меньше. Выхватив короткий кривой нож из скрытых под поясом ножен, он быстрым движением засучил рукав изодранной в бою куртки и вырезал на запястье одну закорючку, потом еще одну чуть ниже первой и четыре вертикальные линии. А после выудил из нагрудного кармана скомканный клочок ткани и кое-как проглотил. Твари в шутовских одеждах обступили его. Замерли, будто ожидая команды. Он проглотил клок ткани через силу. И, поднявшись с земли, дважды коснулся щеки лезвием. – Войцех, мальчик мой, – насмешливый голос привёл шутов в движение, – ты первый, кому получилось сбежать из Ржавой Ямы. Я впечатлён. – Отсчитывай дни, Кухар, – Войцех поднялся и, пошатываясь на ватных ногах, выставил перед собой нож, – наслаждайся последними деньками. Удар обитой сталью дубины пришёлся сзади и стал первым среди града ударов, оборвавших жизнь наёмника из златоградской артели. К утру дождь иссяк и серое предрассветное небо нависло над Врановым краем траурным саваном по человеку, чья смерть стала началом конца одного из самых страшных явлений, когда-либо существовавших в Гриммштайне.

3

Каждый, мимо кого проезжал сей всадник, смотрел на оного с интересом. Всякий видел, сколько оружия имеет при себе человек в плотно застегнутой кожаной куртке. За голенищем сапога сидел, ожидая своего часа, нож, в скрытых ножнах под поясом замер кривой нож для снятия шкур. В повидавших виды ножнах отдыхал исенмарский боевой нож, именуемый за Седым морем скрамасаксом. Несведущий человек мог бы решить, что он собрался на войну, и отчасти был бы прав; жаль, несведущих в этом вопросе в Гриммштайне набралось бы от силы человек десять. На кожаной куртке красовалась нашивка цеха – ощерившаяся собачья морда – знак принадлежности к Златоградской Псарне. Его звали Иво, и в профессии за ним закрепилось прозвище – Гончая. Он принадлежал к той редкой породе людей, которая не кичится собственными заслугами, не задирает нос и уж тем более не бросает слов на ветер. Однажды прославленный в Гриммштайне поэт Ян Снегирь сказал: – За людьми из Псарни ходят две дамы: баронесса фон Тишина и герцогиня фон Смерть. Не дай вам Бог составить им компанию. Гончая Иво брался за самые сложные заказы, а исполняемые им убийства можно было бы приравнять к искусству, ибо ни разу его не ловили за руку. Для заказчиков он оставался тенью, а для глаз большинства жертв не существовал и вовсе. Он слез с коня, коего нарек Рудольфом в честь ныне здравствующего короля Гриммштайна. Огляделся по сторонам и, дожевав яблоко, бросил огрызок с моста. Плеск воды, пение прачек, вышедших на песчаный берег Стремнины. Над камышами летали стрекозы, мыльная пена неслась по течению, а над головой наёмника нависло пронзительно-синее небо. «Будет гроза, – решил Псарь, – конец лета в этих краях богат на грозы и проливные дожди…» Рудольф ударил о брусчатку копытом, захрапел и не без тревоги поглядел сперва на ездока, а после на крепостной вал Гнездовья. – Терпение, – бросил Иво и, запустив руку в сумку, прилаженную к седлу, достал дорожную грамоту и контракт на работу в Гнездовье. Аккуратно сложил документы и, расшнуровав куртку, убрал листы пергамента за пазуху. Немного подумав, он ещё раз залез в сумку и протянул коню яблоко: – Жуй. Легкий, едва ощутимый ветерок колыхал флаги о вороне на синем поле.

4

Жара делалась невыносимой. Стражник у городских ворот жадно пил воду и всей своей солдатской душой мечтал поскорее сдать пост, получить нагоняй от сотника и улизнуть из казармы. То был молодой парень шестнадцати лет, и, несмотря на то, что сейчас он был самым младшим в карауле, какой ни то жизненный опыт за его плечами имелся, во всяком случае, он сам так считал. – Хаган, – прогремел голос десятника, и Хаган тяжело вздохнул. – Щачло небитое, ты куда пропал?! – Я здесь, ваше благородие, – произнес парень и, повесив черпак на кадку, вбежал в темное караульное помещение. – Звали? – Звал, дрянь ты такая, – грозно процедил десятник, смакуя слова так, словно его рот был наполнен медом, но никак не гнилыми зубами. – За то, что ты уклоняешься от несения службы, я должен наказать тебя по всей строгости устава. Хаган огляделся по сторонам. Гнусные ухмылки на лицах сослуживцев дали понять, о каком наказании пойдет речь. – Может, для острастки парня следует хорошенько высечь? – предложил Лукаш. – Может, взять его за жабры – и к сотнику? Лукаш, как выражался покойный отец Хагана, был великовозрастным идиотом. Отец не рекомендовал пререкаться с подобными людьми. Парень внимательно относился к советам старших и уж тем более почитал советы почившего родителя, к тому же на тренировках он неоднократно колотил болтуна. Сейчас же Хаган отвел глаза в сторону и ради скорейшего разрешения ситуации принял виноватый вид. Он не стал оправдываться, понимая, что не виноват. Кто-то из сослуживцев барабанил по каскам пальцами, кто-то, скрестив руки на груди, выжидал. Несколько человек спали. Ситуация вкупе с духотой давила на нервы. – Да не боись, – выдавил из себя Лукаш, понимая, что его провокация не удалась. – Руди тертый десятник и примет справедливое решение. Дозорный со стены прокричал что-то о приближающемся всаднике. Реакции не последовало никакой; в данный момент караул был занят решением более важного вопроса. – Ты, парень, конечно, виноватый, – Руди начал издалека, но замолк, обдумывая свои дальнейшие слова. Десятник любил напустить на себя важный вид и, несмотря на то, что перед сотником Эбнером имел, как правило, вид бледный, начал травить свою любимую байку: – Мы с моим давним другом Эбнером давно присматриваемся к тебе. Ты часто путаешь кислое с круглым, и вот-вот терпение Эба подойдет к концу. «Интересно, что бы на все это сказал Эбнер? – подумал и проглотил смешок Хаган. – Наверное, отправил бы этого дурака вычищать отхожие места». Со стены снова прокричали, на сей раз громче и настойчивее. Реакции не последовало. – Я не хочу, чтоб Эба спускал на тебя всех собак. Ты еще молод. – И глуп, – согласился Лукаш. – Дьявольски глуп. Как баран. – Но я даю тебе шанс все искупить, – Руди погрозил пальцем. – Но смотри, чтоб это было в последний раз! – Гады! – не выдержал дозорный. – Почему на въезде никого?! Вы хотите, чтоб Эбнер пришел и сам проверил пришельца?! Руди вскочил с лавки и, уставившись в крохотное окно, глядел на пустые ворота. – А какого ляда там нет никого?! – прорычал он. – Лукаш и Хрода должны дежурить, их черед, – произнес Хаган. – Я сдал им пост и ушел попить воды. – Сопляк! – глаза Лукаша полыхнули яростью. – Ты брешешь! – Ты допрыгаешься! – Руди пристально поглядел на парня, перевел взгляд на Хрода. – И вы тоже допрыгаетесь! Милош, Хаган, живо! – Но ведь сопляк… – начал Милош и, поймав на себе гневный взгляд, осекся: – Есть на ворота!

5

Иво не сводил глаз с двери караульного помещения, а стоило стражникам, наконец, появиться на посту, гадко улыбнулся: – Долго рожи пудрили, девочки. Дядя не из брезгливых. – Ты поговори мне еще, – Милош положил древко алебарды на плечо и медленно шел в направлении всадника. – Или ты нарываешься на тумаки? Хаган оказался напротив Псаря. Парень уже успел разглядеть хорошо известную каждому жителю Гриммштайна нашивку. – Это собачатник! – крикнул Хаган Милошу. Милош остановился. Чутье, а в его случае чуйка, подсказывало ему, что с псарем ему лучше не разговаривать. Во-первых, он не умеет держать язык за зубами, во-вторых, он не знал, о чем с псарями разговаривать нельзя. Он знал одно: псари – люди жестокие. – Щенок, проверь у милостивого государя документы. Я тебя здесь подожду. Иво слез с коня и предъявил стражу грамоты: – Контракт. А… Ты неграмотный, понятно. – Иво указал на печати. – Герб Гнездовья и герб Псарни на сургуче. – Затем он показал дорожную грамоту и указал пальцем на соответствующие печати. – Печать короля. Узнаешь? – Узнаю, – улыбнулся Хаган. – Можете не объяснять. – Я могу ехать? – В город с оружием нельзя, – робко произнес молодой стражник. – Я вижу, у тебя нож за голенищем, а тот, что на поясе… – Не видишь ты ни хера, – холодно поправил парня Иво. – Я безоружен. Руки потряхивало. Холодный пот выступил на лбу Хагана, и он вновь вспомнил слова отца: «Если берешься за работу, работай ладно». Стражник проглотил ком. – Я не могу впустить тебя в город. Надо сдать оружие. Таковы правила. – Ты бессмертный или бесстрашный? Хаган не ответил и, поправив съехавшую набок каску, приготовился звать на помощь. – Лучше не рискуй. – Он хотел сказать это как можно серьезней, но голос дрогнул. – Ладно, – Иво пожал плечами. – Если ты так говоришь, то и не буду. Веди к главному. Наемник вел себя предельно пристойно. Хаган указал на караульное помещение и, дождавшись, когда Псарь двинется с места, пошел за ним. Милош – и тот заделался конвоиром, хотя прятаться в теньке ему нравилось больше. – Кто у нас здесь? – спросил Руди. – По нашивке вижу, что псарь. Какого ляда тебе здесь нужно? – У меня работа в Гнездовье. – Десятник не интересовал наемника, его внимание принадлежало другому человеку. – Вот контракт. Лукаш пялился на наемника, но теперь вызова в его взгляде не было. – Мы знаем, какой работой промышляет твой цех, но и тебе, братец, следует кое-что знать. – Руди положил ладонь на стол и, стряхнув с него хлебные крошки, кивнул головой. – Заниматься смертоубийством ты здесь не сможешь. Гнездовье – не простая дыра, в которую может явиться псарь и начать исполнять бесчинства. То, что вас, собак, покрывает Его Величество, во Врановом крае не значит ничего. Вообще. – Я уже догадался. Не надо тратить мое время. Когда ножи также легли на стол, Иво поинтересовался, сможет ли кто-нибудь из собравшихся составить документ, подтверждающий, что он сдавал свое оружие, и, узнав, что подобным занимается писарь, попросил вызвать его. Чем скорее, тем лучше. Гончая не сводил глаз с рук Лукаша. На правое запястье этого человека был повязан лоскут желтой ткани. Он догадался, что за человек стоит перед ним. Догадался, увидев новый знак отличия известного в Гриммштайне подразделения. Растущая клоками борода, сутулость и дефекты речи – все это было липой. Янтарных Скорпионов набирали из аристократии, не имевшей права передачи титула. Не ожидая того, Иво наткнулся на диверсанта. – Писаря нет, – сообщил Руди. – Тебе придется долго ждать или… – Ага… Оставить своих кормильцев, поверив в твою честность. Ищи дурака. – Поверь моему слову, – сказал Хаган и по выражению лица наемника сообразил, что большей глупости он не говорил никогда. Вместо пререканий человек из цеха положил свой контракт на работу к оружию и ткнул в него пальцем: – Недостаточно? – Недостаточно. Обычно мы вешаем на ножны веревку, ставим печать и отпускаем на все четыре стороны. Но ты не странствующий рыцарь, не купец, что защищает товар. Ты убийца, а убийц у нас вешают. – Это в Златограде им грамоты дают, – Милош раздухарился. – Тут все по закону. Хаган слушал внимательно и не мог взять в толк, почему молчит Лукаш. В подобных ситуациях подстрекателя попросту невозможно заткнуть, теперь говорит лишь тот, кто говорить должен. Но тут Лукаш заговорил: – Руди. – Лукаш, не лезь. – Руди, ты не получишь с него денег. – Все платят. – Этот не раскошелится. – Даже Янтарные бывают мудры, – процедил Иво, и никто, кроме Лукаша, не понял, к чему это было сказано. – Я забираю оружие, забираю грамоты и иду к градоправителю. – Хер, – лицо десятника наливалось кровью, руки потянулись за шестопером. – Курвин сын, ты понимаешь, с кем имеешь дело?! – С дураком. – Ты имеешь дело со всей стражей сразу. Если где-то вас боятся, то не в Гнездовье. – Живущий без страха умирает без страха. – Что?! – взревел десятник и кинулся на псаря. – Что ты сказал, песья морда?! Каждый, включая Хагана и парней со стены, которые услышали крик и поспешили на подмогу к товарищам, был готов к драке. Одним словом, мужики заскучали, у мужиков чесались кулаки. Иво не сдвинулся с места. Кровь не пролилась. Лукаш дернул своего десятника за загривок и, прижав к стене, грозно озирался по сторонам. Никто более не узнавал хорошо знакомого брехуна. – Слушай сюда, баранья башка. Слушай внимательно… – Руди попытался вырваться, но оказался бессилен. – Ты понимаешь, что будет, если в Гнездовье умрет второй псарь?! Ты, баран, представляешь, что будет?! – Они зальют улицы кровью, – вырвалось у Хагана. – Так было в Изморози. – Брехня это все! – прошипел Руди. – Сплетни немытых старух. – Кончайте с этим, – Гончая скривил такое лицо, словно по пояс провалился в отхожее место. – Я не стою ваших скандалов. Проглотим обиды, разойдемся друзьями и забудем. – Братцы, – заговорил стражник с густой рыжей бородой, – там уже зрители подтянулись, – он указал на проезд в город. Зеваки вовсю обсуждали, будет драка или нет. – Нам-то на кой оно надо? Еще Эбнер припрется – и тогда все. – Лукаш, веди свою подругу к градоправителю и глаз с него не спускай. Потом поговорим. – Руди высвободился из объятий своего подчиненного и развел руками. – Но когда будешь взад вертаться, вспомни, что бывает за подрыв командирского авторитета.

6

Иво вел коня под уздцы. Лукаш ковылял рядом и молчал. Слух о том, что стража полаялась с наемником, разлетелся по городу. Люди пялились на них из окон, показывали пальцами и шушукались промеж себя. Псаря такое внимание к собственной персоне раздражало, Лукашу же было глубоко плевать на происходящее. – Тебя будут бить, – произнес наемник. – Ты же это понимаешь? – Не сломают. Я должен был пообщаться с тобой наедине. – У Янтарных… – На плечо Иво легла тяжелая рука, а затем его спутник попросил более не вспоминать о Янтарных Скорпионах, особенно в столь людных местах. Особенно на землях, пострадавших от этого подразделения во время войны. – Наши интересы пересекаются, – добавил он и убрал руку с плеча Гончей. – Но сперва скажи, как ты понял… ну то, что ты понял. – Тебе правда интересно? – Да. Здесь, как и в остальных городах Гриммштайна, помои выливались из окон, и вонь в столь жаркие дни была невыносима. – Ты знаешь, чем я зарабатываю на жизнь. – Знаю. – Перед смертью каждый думает, что может откупиться. Чаще всего это информация. – Информация стоит дороже, согласен. – Не в моем случае. – Почему? – Я работаю по заказам. Мне ставят задачу, я её выполняю. Сбором информации занимается разведка. Псарня в это не лезет. – И что тебе рассказали? – Что Янтарные Скорпионы не бежали в земли Трефов вслед за разбитой армией. Мне известно, что вы находитесь на брошенной усадьбе… – Это все? – Нет. Я знаю, что планируется вторая война Трефов. Меня не удивляет, что именно вас оставили на земле Вранов. – Ты знаешь, где находится наш лагерь? Вот это новости. Командира не обрадует такой расклад. – Да, готов спорить на что угодно. – А тот мерзавец, что предал наше доверие, кто он и где? – Мертв. Остальное – не твоего ума дело. – Я могу быть уверен, что ты не продашь информацию? – Псарне не интересна ни ваша, ни другая война. Псарня предоставляет услуги. – Деловой подход. Проще говоря, к вам не обращаются за информацией? – Обращаются. Королю выгодна Псарня, покуда собаки не суют носы в чужие миски. Однажды Кацу очень доходчиво дали это понять. – Оно и к лучшему. – Ты говорил о пересекающихся интересах, – напомнил наемник. – Учти, псари не подряжются на левак. На лице Лукаша появилась улыбка. Искренняя и простая, солдатская: – Я знаю, зачем ты здесь. Это я нашел труп твоего приятеля. – Он не был моим приятелем, – заметил Иво. – Но и врагом не был тоже. Где в это время можно найти градоправителя? Лукаш остановился и указал на высокое здание городской ратуши: – Марк обычно не выходит до заката. – Пьет? – Работает. Он честный человек и заслуживает уважения. – Трефы были разбиты, война закончилась, но ты уважаешь врага? – Война никогда не кончается, но уважение к противнику – это уважение к самому себе.. – Понятно. – Я найду тебя, как стемнеет, и обо всем расскажу. – Глупо спрашивать, но как ты собрался меня искать? Гнездовье – большой город. – Ты остановишься в «Поступи мерина». Иво посмотрел на своего собеседника: – Ты знаешь, где останавливался убитый Псарь. Эту информацию я должен узнать от градоправителя? – Он не дурак, согласен? Придержал для тебя комнату. – Согласен. У тебя и другого псаря уже был похожий разговор? – Был, – Лукаш похлопал Иво по плечу. – Мне пора на так называемую службу. До вечера и счастливо!

7

Как и предполагал боец Янтарных Скорпионов, скрывавшийся под личиной гнездовского стражника, бургомистр Марк был на месте. Он видел Псаря в окно и теперь ожидал гостя в зале собраний. Безусловно, шумиха, поднятая вокруг прибывшего в город наёмника, дошла и до его ушей, но сейчас Марка это не интересовало. Весьма тучный и неряшливый на вид человек с копной чёрных волос. Ожидание рождало волнение, а ситуация усиливала его во сто крат. Вопреки ожиданиям Гончей, Марк был молод, но мысли витали вокруг другого. Псарь рассуждал над тем, как янтарной бригаде удалось внедрить своего человека в городскую стражу. После той жуткой войны даже самая прогнившая сволочь не позарилась бы на золото Трефов, но, как говорил Кац, если не знаешь, в чем дело, – дело в деньгах. Возможно, человек по имени Лукаш действительно поступал на службу в стражу, но также вероятно, что тот самый Лукаш давно помер, а его место занял специально обученный человек. «У Лукаша даже говор гнездовский», – подумал он. – Ты… Вы… – Марк, одернув полы дублета, одернул свой же язык. – С кем имею честь? – Я из простых, – ответил Иво и осмотрел каждый угол ратуши, – ваш телохранитель может перестать прятаться, я вижу его сапоги. Бургомистр кинул гневный взгляд в сторону выхода. – Издержки профессии, – начал он, – ты должен понять. – Понимаю. – Ты прибыл сюда после известия о кончине твоего коллеги. – Верно. – И чего ты хочешь от нас? – Зависит от того, как он умер, – ответил Псарь, – если его убили после выполнения условий контракта, принять меры. – А если он не исполнил оных? – Принять меры, – повторил наёмник, – если так, на кону репутация. – Второе. После его смерти не изменилось ровны счетом ничего… – бургомистр замялся. – Кхм… Хотя… – Что? – Вы дорожите репутацией? – Сказав это, Марк содрогнулся. Иво сообразил, что перед ним человек весьма мягкий. – В любом случае я внес аванс и не отказываюсь платить дальше. У Вранов, знаешь ли, тоже есть репутация. Иво извлёк новый контракт и, подойдя к градоправителю на расстояние десяти шагов, положил документ на лавку. – На оборотной стороне нужно вписать мое имя. Я Иво. Вам следует написать, что я доделываю работу за другого Псаря, и указать сумму желаемой компенсации. – Компенсации? – переспросил бургомистр Гнездовья. – Даже так? – Даже так, – Иво улыбнулся. – Мы ценим ваше терпение и возместим, как их… Мать моя… Моральные убытки. – Ну… мы заплатили немалые деньги и… – Он поймал на себе пристальный взгляд Иво и замялся еще сильнее. – Давай так: ты убьешь негодяев, а мы не станем взимать с вас компенсации. Ситуация плачевна. Настолько плачевна, что в случае твоего успеха я доплачу тебе сверху. – Псарню это устраивает. Доплаченные вами деньги переведёте на счёт ростовщической конторы Каца. Бургомистр, заметно волнуясь, приблизился к Иво и перешёл на шёпот: – Но обо всем, что ты узнаешь, пообещай хранить молчание. – Псарня не торгует информацией. Мы оказываем другие услуги. Марк взял с лавки пергамент и аккуратно спрятал в кожаный футляр. – Тебя же интересуют детали? – Да. – Тогда присаживайся. Иво с радостью уронил зад на лавку. Ему было дурно. Псаря мутило, и он не мог понять с чего. Казалось, что все это с ним уже происходило.