Текст книги "Бальзак"

Автор книги: Павел Сухотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Париж побежден

«Однажды утром, когда Латуш, подвязавшись фартуком, стоял на лестнице и с восторгом предавался своей страсти клеить обои, к Бальзаку пришла дама (мадам де Берни), больше уже не принадлежавшая к числу друзей автора «Фраголетты» (Латуша).

– Вам повезло, – сказала дама после обычных приветствий, – что вы нашли рабочих. Дайте мне, пожалуйста, адрес вашего обойщика. Мой уже две недели обещает отделать мне квартиру, и не является. Какой хороший рисунок обоев! Не всем дано удачно выбирать обои для своей квартиры. Это был один из главных талантов бедного Латуша, если не сказать – единственный. Кстати, – вы что-нибудь слышали о нем?

– Да, – ответил Бальзак, бросая смущенный взгляд на обойщика, который спокойно продолжал свое дело, – он недавно был у меня.

– Говорят, что он сошел с ума?

– Он?

– Он самый. Причина его болезни, как говорят, свистки, которыми была встречена «Испанская королева». Рассказывают забавные вещи, например…

– Боюсь, что вам может сделаться дурно от запаха краски, – прервал ее Бальзак, – пройдемтесь по саду, там нам будет удобнее разговаривать.

Он встал и предложил даме руку; ей волей-неволей пришлось его послушаться. Через десять минут проулки по саду, в течение которых гостья дала волю своим дурным чувствам к Латушу, в тот самый момент, когда злословие ее было в полном разгаре, она на повороте аллеи лицом к лицу столкнулась с человеком в подвернутом фартуке и с фригийской шапочкой в руке, который сказал ей с изысканной вежливостью:

– Сударыня, я только что слышал, как вы жаловались на небрежность вашего обойщика. Вот мой адрес, и если вам понадобится мастер, то я к вашим услугам.

Дама покраснела, узнав Латуша, и, видя, что он все еще стоит перед ней с колпаком в руке, рассмеялась:

– Вы здесь? – воскликнула она. – В качестве обойщика?

– Потерпев поражение в литературе, я занялся этой профессией, к которой, сознаюсь, у меня всегда лежало сердце. Можете, если хотите, судить меня сами.

– Хорошо, жду вас завтра.

– Буду точен.

– Надеюсь. – И, протянув ему руку, добавила: – В особенности не забудьте захватить с собой ваше остроумие и ваш горшок с клеем!»

Эта сценка из «Воспоминаний господина Жозефа Прюдома», написанных художником Анри Монье [114]114
  Монье Анри (1799–1877). Французский художник-карикатурист. В то же время был актером, писателем и драматургом. Темой его карикатур, как и у Домье и Гаварни, был «мелкий люд» – буржуа. Как и Бальзак, начал свою карьеру в конторе нотариуса, служил в министерстве юстиции, изучил чиновный мир и первый альбом свой (1829) назвал «Административные нравы, рисованные с натуры». Сотрудничал вместе с Бальзаком в «Карикатуре» и др. журналах. В литературе дебютировал в 1830 году «Народными сценами».
  На театре ставил «Импровизированное семейство» и сам исполнял одновременно несколько ролей. В «Народных сценах» и в пьесе появилась фигура Жозефа Прюдома, но пока еще не выросла в символ, в который превратил ее впоследствии Монье в «Величии и падении Жозефа Прюдома», комедии, поставленной на сцене в 1853 году. Эту вещь он собирался писать вместе с Бальзаком, но из этого ничего не вышло, и они поссорились. Тип Жозефа Прюдома рисует напыщенную глупость и торжествующее ничтожество буржуа. Этот тип был повторен Бальзаком в «Мелких буржуа» под именем Феллиона. В 1815 г. Монье иллюстрировал собрание сочинений Бальзака.


[Закрыть], не вполне точна, ибо действие происходит в 1828, а «Фраголетта» Латуша вышла только в 1829 году и «Испанская королева» была освистана в 1831 году Однако нельзя ею пренебречь, – она очень занятно рисует нам первые шаги Бальзака по устройству своего творческого гнезда на улице Кассини, куда он переехал после полного краха коммерческих предприятий и решил сесть за написание своего исторического романа «Шуаны». К тому же небезынтересна и сама фигура Латуша, друга и литературного наставника юного Бальзака.

Гиацинт-Жозеф-Александр Табо де Латуш, родившийся 3 февраля 1785 года в Шартре, принадлежал к весьма почтенной семье. Табо занимали в XVIII веке высокие посты. Трое из них были казначеями Франции и передали своим потомкам наследственное дворянство. Отец Латуша заведывал лотереей в Орлеане и мало интересовался судьбою сына, а потому, когда после какой-то большой провинности пришлось юношу взять из гимназии в Пон-Левуа, он, не считаясь с литературными наклонностями сына, отправил его в Париж изучать право.

Имея достаток и досуг, Латуш берется за перо и набрасывает сцены трагикомедии «Денис в Коринфе или тиран – глава школы», в которой отказывается от обычных канонов драматургии – от единства места и времени. Но пьеса ему не удалась. Он решает опробовать свои силы в стихе и пишет на конкурс Академии стихотворение на тему «Смерть Ротру».

Мильвуа получает премию, а Латуш – почетный отзыв. После этого он опять возвращается к драматургии, но пьеса «Благоразумные намерения», поставленная в Одеоне, имеет сомнительный успех, и автор ее уезжает в трехлетнее путешествие по Италии, живет в Риме, Неаполе, посещает салон госпожи Рекамье [115]115
  Рекамье Юлия Аделаида (1777–1849). Знаменитая красавица, хозяйка одного из самых блестящих салонов Франции. Наполеон отправил ее в изгнание за то, что она отказалась сделаться его фавориткой, и она перенесла свой салон в Италию. По возвращении во Францию она поселилась в Версале вместе с Шатобрианом. К ней однажды привели молодого Бальзака, который читал «Шагреневую кожу» и был принят очень милостиво.


[Закрыть], студию Кановы [116]116
  Канова Антонио (1757–1822). Итальянский скульптор.


[Закрыть], изучает итальянский язык и набирается впечатлений для будущих работ.

По возвращении в Париж Латуш получает от Наполеона назначение на должность помощника префекта в Тулоне, но битва при Ватерлоо проиграна раньше, чем Латуш доезжает до места своей службы, и отныне его административная карьера кончается. Он целиком отдается литературе, сочиняет комедии и драмы, но главная сила его была не в этом роде творчества.

«У Латуша темперамент журналиста, – говорит Фредерик Сегю, – преобладает над темпераментом драматурга. Он был нашим первым «репортером» и писал обо всем, что могло захватить внимание публики». Громкое судебное дело Фюальдеса [117]117
  Фюальдес. Французский чиновник, убитый в 1817 году.


[Закрыть], выставка картин Давида [118]118
  Давид Жан Луи (1748–1825). Французский живописец, глава классической школы. У него было более 400 учеников.


[Закрыть], чума в Барселоне, гибель французских врачей, «Монморанси – путешествия и анекдоты», и, наконец, «Живописные биографии депутатов», появившиеся в 1820 году году – сатира, в которой остроумно высмеиваются противники либеральной политики, – вот темы Латуша-журналиста.

Кроме этого он издает бумаги Андре Шенье, собирает народные предания, издает перевод «Марии Стюарт» Шиллера [119]119
  Шиллер Иоганн Фридрих (1759–1805). Немецкий поэт, драматург и теоретик искусства. Французские романтики в начале своей деятельности усиленно подражали его трагедиям.


[Закрыть]и «Маленького Петра» Шпица [120]120
  Шпис Христиан Генрих (1755–1799). Немецкий писатель, автор романов-приключений в романтическом духе.


[Закрыть], а также пересказ новеллы Гофмана «Мадемуазель де Скюдери» и участвует в борьбе между приверженцами классической школы и сторонниками литературной революции. Между романтиками-роялистами и классиками-либералами Латуш – романтик-республиканец – занимает особое место, становится другом Беранже [121]121
  Беранже Пьер Жан (1780–1857). Французский поэт, идеолог революционной мелкой городской буржуазии, автор народных песен.


[Закрыть]и открыто идет против «князей поэзии, которые сговорились цитировать друг друга».

«Таков был человек, – говорит Сегю, – с которым Бальзак познакомился в 1825 году. Автор известных комедий, искусный репортер, блестящий журналист, опасный памфлетист, возбудитель плодотворных мыслей, своеобразный ум, от которого многое можно было ожидать, – господин де Латуш (на четырнадцать лет старше Бальзака) должен был казаться действительно мэтром южному уроженцу Туреня, литературные дебюты которого были трудными и неудачными».

Нет сомнения в том, что Латуш разгадал в Бальзаке его огромную творческую силу и уже в 1825 год так писал о романе «Ванн-Хлор» («Джеи-Бледнолицая»): «Он (Бальзак) принадлежит к талантам самым замечательным и к гениям самым мощным, бросающим, так сказать, случайно мысли и произведения, которые они часто не считают нужным совершенствовать и отделывать. Одна из драм Гете [122]122
  Гете Иоганн Вольфганг (1749–1832). Немецкий поэт. Его творчество оказало глубокое влияние на романтизм во всех странах, в частности и во Франции.


[Закрыть](«Стелла»), патетическая по сюжету, красноречивая в некоторых подробностях, нелепая во многих других, несомненно подтолкнула автора на мысль написать роман «Ванн-Хлор», который по выполнению стоит выше драмы немецкого Вольтера».

И ради этой мощи зреющего гения, изучая его характер и приспособляясь к нему, Латуш окружил Оноре заботами старшего друга и наставника, чтобы оберечь его от падении с высот всяческих фантазий. Вот что он отвечает Бальзаку на предложение вместе поселиться где-то на даче: «Отвечаю на ваши воздушные замки, руководствуясь здравым смыслом: берегитесь упасть! Кто будет покупать провизию на двух человек, обитающих в лесу, кто будет стелить труженикам постели, готовить им завтрак и обед? Уж не вы ли? Да вам дня не хватит, чтобы справиться с хозяйством! Да еще такой человек, как Оноре, который не умеет даже пыль стереть со своего письменного стола!

Господи, ведь мы же на другой день выцарапаем друг другу глаза! Вы однажды сказали мне (даже написали, что еще лучше), что вы большой эгоист и что мы поссоримся. Постараюсь предотвратить второе несчастье, поскольку против первого бессилен. И потом – рю д'Анфер, Фужер, Версаль, Ольне – сколько передвижений, черт побери! Вас бы изгнали из кочевого племени за непоседливость, сам Вечный жид не пожелал бы иметь вас своим спутником!»

Бальзак в 30 лет. Портрет Луи Буланже

15 января 1829 года Бальзак заключает с Латушем и Канелем договор, по которому он передает им право на издание и распространение его книги «Последний шуан или Бретань в 1800 году», за что получает наличными деньгами тысячу франков, и с этого дня начинаются терзания Латуша, неприятные разговоры о векселях и недоразумения с печатанием романа.

Латуш пишет (январь 1829 года): «Вот уже две недели, как вы находитесь в руках наборщиков. Я уже выплатил 150 франков за проделанную работу. Она составляет около двух томов. А вы возвратили полосы, испещренные поправками на три листа. Прекрасно! Поздравляю!». 26 февраля: «Из-за вас мы теряем две стопы бумаги… Вы настолько перегружаете свои полосы исправлениями, что расходы увеличиваются на сто экю. Заплатите ли вы их? Хорош мальчик! Я буду вашим другом, но вашим издателем – слуга покорный…»

И еще: «Вот это дело! Вторая корректура гораздо больше перегружена исправлениями и глупостями, чем первая… Кого вы заставите поверить, что когда два человека ведут беседу, то только об одном можно сказать: «продолжал он», «прервал он», не будучи обязанным упоминать о «разговоре»? Возможно, что это более точно грамматически, но какое это имеет значение для хода событий в романе? Разве это дидактическое сочинение? Разве я должен быть таким точным и поэтому тяжеловесным? Как! «Он пробормотал» – не так ясно, как «сказал он, бормоча»? Какого дьявола вы забиваете себе голову?»

Успех «Шуанам» был подготовлен: 24 экземпляра романа были разосланы по редакциям газет и журналов, на объявления было истрачено сто франков. Бальзак ходил к критикам и к влиятельным редакторам. Ему обещали статьи и похвалы, но критика была не столь благодушна, как надо было ожидать, и в общем роман охаяли, и лишь один «Фигаро» отозвался о нем восторженно.

Автором статьи был редактор – Латуш. Он указывает и на недостатки романа: рассуждения, задерживающие действие, длинноты в описаниях, но все это искупается, по мнению Латуша, огромными достоинствами: «…масса правдивых характеров, люди, которых мы все где-то видели, лицо и манеры которых мы ясно себе представляем, местные подробности, которые запечатлеваются в памяти, манера описывать вещи и изображать действующих лиц, в которой есть что-то новое и совершенно своеобразное, тонкий, остроумный и живой диалог, картины такой правдивости, что она даже пугает вас, сатирическое воодушевление, напоминающее Калло [123]123
  Калло Жак (1594–1635). Французский рисовальщик, живописец и гравер. Его творчеству был свойственен жуткий гротеск и сатира.


[Закрыть], когда нужно схватить смешную сторону или нарисовать гротеск…».

Этому впечатлению надо верить, и недаром Латуш сказал про себя в письме к кузену: «Я никогда не отказываюсь от своих впечатлений, для меня литература – религия, и я скорее двадцать раз отправлюсь на каторжные работы, чем перестану быть откровенным; наконец я всегда больше буду любить искусство, чем художника».

Если Латуш был единственным литератором, который выступил в печати с похвалами «Шуанам», то публика оценила роман по его достоинствам, и Бальзак мог справедливо гордиться первым крупным успехом в литературе.

«Шуаны» понравились именно теми чертам, которые отметил в них Латуш, и впоследствии (в 1843 году) сам Бальзак, подготовляя третье издание этого романа прочел его, как читатель, и дал ему правильную оценку: «Безусловно, это – великолепная поэма; я никогда ее не читал. Десять лет прошло с тех пор, как я правил ее и выпустил вторым изданием. Наконец я испытал удовольствие прочесть мое произведение и могу судить о нем. В нем – весь Купер [124]124
  Купер Джемс Фенимор (1789–1851). Северо-американский романист. Его романы, изображающие борьбу индейцев с пришельцами-европейцами, хотя и носят печать романтизма, все же могут считаться романами реалистическими, и за это их особенно ценил Бальзак, считавший Купера непревзойденным художником и мечтавший в молодости с ним сравняться. Однажды он поднес какой-то девице один из романов Купера я сказал, что очень желал бы быть автором этой книги.


[Закрыть]и весь Вальтер Скотт, и еще страсть и ум, которых нет ни у того, ни у другого. Страсть в нем прекрасна… Местность и война описаны с таким совершенством и так удачно, что я поражен. В общем я доволен.»

«Шуаны» однако плохо раскупаются, но Бальзак упоен успехом, а потому, не стесняясь в выражениях, атакует своего издателя, и тот вынужден в очень деликатной форме послать ему отповедь: «Пусть вы будете изобретателем физиологического романа, пусть вас ждет море, чтобы быть описанным, и пусть Купер будет по сравнению с вами плохим художником, – пусть, я буду рад, но если бы вы были немножко добрым товарищем, – это, право, не испортило бы дела…».

На этой почве в конце концов происходит ссора, но и та и другая сторона не забывают доброго старого времени, и когда у Бальзака заболевает и умирает (19 июня 1829 г.) отец, Латуш соболезнует ему в письмах. Бальзак же, в свою очередь, помещает хвалебную статью на роман Латуша «Фраголетта».

В 1829 году романтические бои были в самом разгаре. Молодая романтическая школа, которой суждено было сломать традиции дворянского классицизма в искусстве и расчистить путь буржуазному реализму, стала выступать на театре. В этом году в Париже была представлена первая романтическая драма – «Генрих III и его двор» Александра Дюма [125]125
  Дюма (отец) Александр Дави де ла Пайетри (1803–1870). Французский романист и драматург. С романтиками соприкасался только внешней стороной своего творчества. Сочинений, подписанных его именем, насчитывается около 1 200 томов.


[Закрыть], полная бурных страстей и исторической бутафории, а за нею последовали «Венецианский мавр» Виньи [126]126
  Виньи Альфред де (1799–1863). Французский поэт и писатель, представитель дворянского романтизма. Среди романтиков занимал видное место, как поэт «мировой скорби». В типографии Бальзака печатался его исторический роман «Сен-Марс», в котором, как и в прочих произведениях, Виньи проявил себя крайним реакционером.


[Закрыть](переделка шекспировского «Отелло») и «Марион де Лорм» Гюго. Романтики, пестрые по своему социальному составу, различные по политическим убеждениям, были тогда объединены одной целью: расширить сферу искусства, создать ему новые формы для нового содержания, которого требовала стоявшая уже накануне захвата власти буржуазия. В азарте борьбы с классической традицией романтизм принимал уродливые формы, доходил в своих проявлениях до крайностей. Поэты, художники, драматурги хотели во что бы то ни стало быть оригинальными, вплоть до одежды и прически.

«Скрижали романтизма» – предисловие Виктора Гюго к его драме «Кромвель», вышедшей в 1827 году, – сводились в основном к требованию свободы в искусстве и к отказу от классических традиций строго ограниченных тем, жанров и правил. Романтики во главе с Гюго требовали свободы для своей необузданной фантазии, свободы для выражения своих личных чувств, для изображения того прекрасного и уродливого, что они видели в жизни или, вернее, хотели в ней видеть. А многого они и вовсе не хотели видеть в жизни, ибо отживающее дворянство не хотело быть свидетелем близкого торжества лавочников и банкиров, а мелкобуржуазная интеллигенция была разочарована падением своих демократических идеалов, которые завещала ей Великая французская революция. Поэтому романтика предпочитали брать материал для своего творчества вне окружавшей их действительности – в средних веках, в далеких странах.

К тому времени романтики создали уже свой второй кружок, оставив в нем одних подлинных романтиков (в первый кружок входили и те, которые еще не совсем порвали с классическими традициями), и определились как литературная школа. В этих боях, которые давали романтики классикам на страницах «Глоб», в своих манифестах и на театре, Бальзак участия не принимал, – он не принадлежал ни к какой школе и никогда не пытался теоретически обосновать свои взгляды на искусство. Он только инстинктивно чувствовал, что с ними ему не по пути, и в романтическом движении видел только его отрицательные стороны: чувствительность, неестественность. Ему, видевшему живую жизнь и стремившемуся ее отобразить, было непонятно как можно уходить от нее в далекое прошлое или в экзотику.

Типичный романтик-парнассец Теофиль Готье, самый «аполитичный» из своей школы, так пишет о Бальзаке и о себе. «Он (Бальзак) мог мысленно перенестись в маркиза, в финансиста, в буржуа, в человека из народа, в светскую даму, в куртизанку, но тени прошлого не повиновались его призыву: он никогда не умел, как Гете вызвать из глуби веков прекрасную Елену и поселить ее в готическом доме Фауста. За исключением двух-трех вещей, все его творчество современно; он сжился с живыми и не воскрешал мертвых… В музее античного искусства он смотрел на Венеру Милосскую без особенного восторга, но парижанка, остановившаяся перед бессмертной статуей, завернутая в длинную кашемировую шаль, которая без единой складочки спускается от затылка до каблуков, одетая в шляпку с кружевной вуалеткой, в узкие перчатки от Жувена, выставляющая из под рубца своего платья с воланами лакированный кончик скрипящего башмачка – она заставляла его глаза блестеть от удовольствия… Это имеет свою прелесть, но на наш вкус Венера Милосская лучше».

Французские романтики тоже, как и Бальзак, брали за образец Вальтер Скотта, только они заимствовали у него его романтические черты, а Бальзак взял от него то, что было в нем здорового и жизнеспособного.

И вот будучи в историческом романе учеником Вальтер Скотта Бальзак перерос своего учителя «декоратора и костюмера, к которому он пошел в обучение», и блестяще завершил круг французских исторических романов. Многие критики сожалели, что Бальзак не захотел стать французским Вальтер Скоттом, не учитывая того, что влияние английского романиста было уже исчерпано, и вскоре стали раздаваться все более трезвые голоса в оценке общего значения его творчества. А в 1840 году Стендаль [127]127
  Стендаль, псевдоним Мари Анри Бейля (1783–1842). Французский писатель и критик. Его книги «О романтизме в искусстве» (1819) и «Расин и Шекспир» (1825) были первыми манифестами романтизма. Но творчество самого Стендаля реалистично. Когда появился его роман «Пармская обитель» (1839), Бальзак, по его собственным словам, «впервые испытал зависть». Об этой книге Бальзак написал очень хвалебную статью, а Стендалю отправил письмо, в котором выражал свои восторги. Особенно понравились Бальзаку военные сцены; он говорил, что охотно бы под ними подписался.


[Закрыть]писал Бальзаку. «Проза Вальтер Скотта неэлегантна и в особенности претенциозна. Виден карлик, не желающий потерять ни одного сантиметра роста». Вслед за карликом шествовал гигант. «Шуаны» описывали эпоху, памятную тогда еще многим и переход от истории к современности был сделан. Отныне Бальзак пойдет новым своеобычным путем.

К 1829 году личная жизнь Бальзака укладывается в такие формы, отклонений от которых почти не было до самой смерти: ночная работа с крепчайшим кофе, малый сон и досуги, посвященные посещению театров, выставок и салонов, где устанавливались новые знакомства с представителями литературы и высшего света.

В 1828 готу он познакомился в Версале с герцогиней д'Абрантес и воспылал к ней страстью, но страсть эта была непродолжительна и, судя по письмам Бальзака к герцогине, носила характер великосветской интриги. Однако, он не переставал с ней встречаться: интерес заключался в том, что эта салонная чародейка была богатым источником сведений о Фракции времен Наполеона и его двора.

Герцогиня д'Абрантес. Акварель Гаварни

Герцогиня д'Абрантес [128]128
  Абрантес Лаура д', урожденная де Сен Мартен Пермон (1784–1838). Ее «Мемуары, или исторические воспоминания о Наполеоне, Революции, Директории, Консульстве, Империи и Реставрации» вышли в Париже в 1831–1835 годах в 18 томах. Жена генерала Жюно.


[Закрыть]родилась на Корсике и с детства была близка с семьею Бонапартов. При содействии Наполеона она вышла замуж за Жюно [129]129
  Абрантес Андош Жюно, герцог д' (1771–1813). Французский генерал. Один из ближайших помощников Наполеона. Покончил жизнь самоубийством в припадке сумасшествия.


[Закрыть]. Жюно изменял жене, и она стала искать утешения на стороне. Самой длительной связью ее был Меттерних [130]130
  Меттерних Клемент Венцель, князь, герцог Порталла (1773–1859). Австрийский дипломат и министр, вождь европейской реакции в 1814–1848 годах.


[Закрыть], тогда австрийский посланник в Париже. Мемуары герцогини д'Абрантес, изданные в 1830 году, ни одним словом не упоминают об этой истории, и вот как объясняет это Робер Шантемесс:

В 1810 году произошел великосветский скандал, в котором были замешаны супруги Жюно, Меттерних и Каролина Мюрат [131]131
  Мюрат Каролина (1782–1839). Сестра Наполеона Бонапарта, жена Иоахима Мюрата, короли Неаполитанского.


[Закрыть]. О деле этом по воле Наполеона было запрещено говорить настолько, что сама Жюно-д'Абрантес в своих восьми томах мемуаров ничего об этом скандале не упоминает. Однако, наряду с официальными мемуарами, она писала интимные исповеди своим друзьям.

Первая исповедь была написана для маркиза де Балинкура, которого герцогиня называла своей «утехой любви». Вторая, составленная в 1829 году, посвящена Бальзаку, в чьих бумагах ее и нашли. Возможно, что Бальзак воспользовался этим материалом для своей «Покинутой женщины», посвященной, как известно, герцогине д'Абрантес.

Эту именно неизданную часть и опубликовал Шантемесс в «Нейе фрейе прессе» в январе и феврале 1934 года и предпослал этим мемуарам вступление, где дает очень яркую характеристику супругам Жюно, Меттерниху, его окружению, то есть тому людскому материалу, который под пером Бальзака ожил в художественных образах его романов в той или иной ситуации. Эти фигуры интересуют нас не как история, а как атмосфера тех салонов, в которых вращался Бальзак, и потому мы останавливаем на них свое внимание.

«… И наконец сама богиня дома – Лаура Жюно. Она – маленькая, бледная, с блестящими глазами, немного по-азиатски раскосыми: Ее «романские» зубы освещают лицо, как белая молния, тяжесть иссиня-черных волос давит ее хрупкую головку, длинный нос придает ей сходство со зверьком лаской. Но тайна ее очарования, ее изящество, ее совершенство – это шея. Она покачивается, меняет положение, она – само благородство. Голос своеобразный, уже немного грубый. Говорит она очень быстро, выкидывая слова, словно стрелы, внезапно прерывает себя и смеется, чтобы показать зубы. Ее острого язычка боятся и не доверяют ее обращению с людьми и вещами. Ей завидуют, и с основанием.

Ей двадцать три года. Молодость у нее была очень бурная. Мать ее, наполовину корсиканка, наполовину гречанка, авантюристка, заставляла много о себе говорить. Она называла себя Комнен [132]132
  Комнен. Знатная византийская семья, из которой происходили византийские и трапезундские императоры.


[Закрыть], отпрыском восемнадцати королей, держала себя как принцесса и придворная дама в Пале-Рояле. В своем кругу, состоявшем исключительно из корсиканцев, она принимала семью Бонапартов и сумела их обязать. Говорят, что сам Наполеон добивался ее руки, полагая, что она богата, но она жила на случайные средства, которые ей откуда-то перепадали.

Ее дочери Лауре было шестнадцать лет, когда она познакомилась с генералом Жюно, тогда генерал-адъютантом первого консула, и вышла за него замуж. Он был веселый парень, и ему везло. С Тулона он на жизнь и на смерть связал свою судьбу с судьбою Бонапарта. Жюно держался крепко и плыл по течению. Робер де Флер сказал о нем зло: «Человек редкой храбрости, раненый во многих боях, Жюно обязан своим престижем лишь в незначительной степени уму».

Придет еще время, когда император будет говорить жестокие вещи о своем «любимце» Жюно – «своем горячо любимом Жюно», как пишет один современник. На острове св. Елены из уст Наполеона только и слышится: «Дурак Жюно, простофиля Жюно, этот хвастун, этот ловелас…», но на пороге Империи говорилось иное.

Дождь благодеяний изливался на него и его близких. Все их родственники и знакомые получали места, титулы, ренты и отличия. Самим супругам император подарил дворец во вкусе эпохи, в своем роде чудо искусства. Итак, они сделались владельцами замка, помещиками, у них были прежние королевские земли под Парижем и рента в полтора миллиона франков. Жюно был генерал-майором гусарского полка, военным сановником Империи, первым генерал-адъютантом и кроме того еще губернатором Парижа и командующим 16 тысячами штыков в самом сердце Франции.

29 июля 1805 года император, отправляясь в Иену, назначил Жюно губернатором Парижа… Париж был фактически отдан во власть двух людей: министра полиции Фуше и военного губернатора. Если бы случай захотел смерти императора на поле битвы, путь претенденту был бы свободен… Но император вернулся с победой. Нужна была жертва – Жюно заплатил за всех и отправился в Португалию.

Жюно завоевал Португалию одним ударом меча, и с тех пор в его доме на улице Елисейских полей стали появляться редкостные дары из Лиссабона: ящики, полные золота, ломившиеся под тяжестью монет. Бывали дни, когда через двор провозили до 400 тысяч франков… Притекали нашлифованные алмазы, один из которых, говорят, был сделан в виде кубка, нитки жемчуга, десятки картин, сотни драгоценных ваз и столько серебра, что его негде было хранить. Кроме всего прочего, 15 января Андош Жюно был пожалован титулом герцога д'Абрантес…».

А вот о салоне Лауры д'Абрантес: «…Медленно поднимается он (Меттерних) по широким, украшенным поддельным порфиром, ступеням. Швейцар приветствует его, ударяя алебардой по каменным плитам, потом перед ним открывается длинный вестибюль с окнами, черные рамы которых усеяны мелкими, шафранного цвета треугольниками – копия со старинной модели, доставленной Милленом [133]133
  Миллен Обен Луи (1759–1818). Французский археолог, хранитель кабинета редкостей и медалей в Национальной библиотеке в Париже.


[Закрыть]. Он проходит большую галерею, которую вечер уже наполняет мягким светом. Сверкающее волшебство, рай красок, сливающихся друг с другом, благовоний, летящих ему навстречу. Раздаются звуки арфы, нанизываются друг на друга, как капли металла.

Место действия – маленькая гостиная между голубой комнатой с фресками, изображающими знаменитых женщин, и библиотекой, где на большом четыреугольном столе разложены самые редкие в мире книги. Недавно Жюно заплатил 30 тысяч франков за «Дафниса» с иллюстрациями Прудона. Общество в полном сборе. Вскоре подают чай в севрских чашках амарантового цвета с золотым дном – цвета дома. Время – около десяти часов, гости пьют и играют в вист».

Надо полагать, что этот салонный изыск, – эта смесь подлинного искусства с причудами дурного вкуса, – сохранился еще в ту пору, когда бывшие наполеоновские маршалы ушли на покой, а на смену им пришли бывшие интенданты-поставщики наполеоновских армий, а теперь – бароны, стремящиеся во всем подражать аристократическому духу.

Именно такие салоны с величайшим упоением посещал Бальзак, стараясь и при убранстве своего дома подражать им. И тут он оставался истинным сыном своей эпохи: подлинное рядом с подделкой, взлеты восхищения перед настоящим искусством и кичливость лавочника, ставшего у власти.

«Чай у м-м Жирарден». Карикатура Гранвиля

Любопытно еще и то, что сами мемуары д'Абрантес изложены в подобающем для всего этого стиле. Так, например, она рассказывает Бальзаку о своей связи с Меттернихом: когда Жюно узнал об этом, он бросился ее душить, потом нанес ей несколько ран золотыми ножницами в грудь… и кинулся со страху к жене Меттерниха, умоляя спасти Лауру.

По словам Лауры д'Абрантес, это был первый припадок сумасшествия Жюно. Описание событий сделано нарочито, с альковными подробностями, с явным намерением пококетничать перед Бальзаком ревностью мужа, рискованностью положения и необычайной тонкостью причуд своего любовника-дипломата с браслетом на руке из волос возлюбленной, любовника, научившего всех придворных дам «языку цветов». Этот язык выражался в том, что дама подбором цветущих растений, украшавших ее дом, должна была сообщить Меттерниху о своем душевном состоянии и чувствах к нему.

В те годы, когда Бальзак встретился с герцогиней д'Абрантес, эта женщина уже потеряла свое живое очарование. Она сохранила красивую осанку и благородные манеры, но с возрастом лицо ее покрылось красными пятнами, голос сделался хриплым, как у торговки, но и разоренная и несколько опустившаяся, она все же сохранила блестящее имя и титул, столь импонировавшие Бальзаку.

Денег у нее не было, и она вздумала зарабатывать литературным трудом – писала романы и мемуары. Бальзак помогал ей устраивать ее произведения, и в частности в 1830 году очень выгодно продал ее мемуары за 70 тысяч франков. Конец этой женщины был печален: она умерла в бедности, среди голых стен, потому что обстановку у нее описали и вывезли за долги. «Она кончила, – сказал Бальзак, – как кончила Империя».

В этих фешенебельных замках, несмотря на страстное к ним тяготение, Бальзак чувствует себя неловко, – он неуклюж, у него долги и ни копейки в кармане. В июле 1829 года он едет в Немур погостить у мадам де Берни. Любовь его к ней идет на убыль – ей пятьдесят два года, Бальзаку – тридцать.

Разрыв Берни с мужем кончился разделом имущества, и она сняла себе домик Булоньер в тихой сельской местности под Немуром. Там ее изредка навещают Оноре и два ее сына, Александр и Антуан, и там был написан Бальзаком «Мир домашнего очага», – повесть, вошедшая в первый цикл «Сцен частной жизни».

По возвращении в Париж Бальзак продолжает литературную деятельность. Осенью 1829 года он занят написанием «Физиологии брака» и «Сцен частной жизни» и задумывает «Историю Тринадцати». Но денег у него мало, и он ищет более доходной работы. В то время была мода на апокрифические мемуары. Бальзак готов и на этом заработать. Он предлагает книгоиздателю Маму написать за четыре тысячи франков мемуары палача Сансона [134]134
  Сансоны. Французская семья, семь поколений которой были парижскими палачами.


[Закрыть], казнившего Людовика XVI. К составлению их он привлекает весьма подозрительного литератора Леритье, редактировавшего мемуары Видока [135]135
  Видок Эжен Франсуа (1775–1857). Авантюрист, солдат, потом шпион на службе парижской полиции. В 1827 г. основал бумажную фабрику, а в 1832 – частное полицейское бюро. Рассказывали, что Бальзак был с ним знаком, принимал его у себя и воспользовался им, как прототипом для своего Вотрена.


[Закрыть].

Том первый, написанный Бальзаком, вышел в феврале 1830 года. Мемуары оказались настолько убедительными, что стали утверждать, будто Бальзак посещал Сансона, обедал у него и вел с ним беседы, но этого, конечно, быть не могло, так как Сансон умер в 1806 году. Бальзак мог встречаться только с его сыном, тоже палачом.

Прочитав анонс об этой книге, Пушкин также думал в ней найти подлинные мемуары и писал: «Французские журналы извещают нас о скором появлении Записок Сансона, парижского палача. Этого должно было ожидать. Вот до чего довела нас жажда новизны и сильных впечатлений. После соблазнительных Исповедей философии XVIII века явились политические, не менее соблазнительные откровения.

Мы не довольствовались видеть людей известных в колпаке и шлафроке, мы захотели последовать за ними в их спальню и далее. Когда нам и это надоело, явилась толпа людей темных, с позорными своими сказаниями. Но мы не остановились на бесстыдных записках Генриетты Вильсон, Казановы [136]136
  Казанова Джованни Джакопо (1725–1798). Авантюрист, родом из Венеции. Оставил после себя многотомные мемуары.


[Закрыть]и Современницы.

Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменого каторжника. Журналы наполнились выписками из Видока. Поэт Гюго не постыдился в нем искать вдохновений для романа исполненного огня и грязи. Недоставало палача в числе новейших литераторов. Наконец и он явился и, к стыду нашему, скажем, что успех его Записок кажется несомнительным.

Не завидуем людям, которые, основав свои расчеты на безнравственности нашего любопытства, посвятили свое перо повторению сказаний, вероятно безграмотного Сансона. Но признаемся же и мы, живущие в веке признаний, – с нетерпеливостью, хотя и с отвращением, ожидаем мы Записок парижского палача. Посмотрим, что есть между ним и людьми живыми. На каком зверином реве объяснит он свои мысли? Что скажет нам сие творение, внушившее графу Мейстру столь поэтическую, столь страшную страницу? Что скажет нам сей человек в течение сорока лет кровавой жизни своей присутствовавший при последних содроганиях стольких жертв, и славных, и неизвестных и священных, и ненавистных? Все, все они – его минутные знакомцы – чередою пройдут перед нами по гильотине, на которой он, свирепый фигляр, играет свою однообразную роль.

Мученики, злодеи, герои – и царственный страдалец, и убийца его, и Шарлотта Корде [137]137
  Корде Шарлотта Мария Анна (1767–1793). Сторонница жирондистов. Убийца Марата, которого она пронзила кинжалом, когда он сидел в ванне. Была гильотинирована.


[Закрыть], и прелестница Дюбарри [138]138
  Дюбарри Мари Жанна Вобернье, графиня (род. 1744). Любовница французского короля Людовика XV. Гильотинирована в 1793 году.


[Закрыть], и безумец Лувель [139]139
  Лувель Пьер Луи (1783–1820). Седельный мастер, сын торговца. Будучи ненавистником династии Бурбонов, убил ударом ножа наследника престола герцога Беррийского и был казнен.


[Закрыть], и мятежник Бертон, и лекарь Кастен, отравлявший своих ближних, и Папавуань, резавший детей: мы их увидим опять в последнюю, страшную минуту. Головы, одна, за другою, западают перед нами, произнося каждая свое последнее слово… И, насытив жестокое наше любопытство, книга палача займет свое место в библиотеках, в ожидании ученых справок будущего историка» («Литературная газета», 1830).

Кстати, ни один из комментаторов Пушкина не указал, что здесь идет речь о книге Бальзака.

В декабре 1829 года выходит «Физиология брака», без имени автора. Книга имеет успех скандала, благодаря своему цинизму, и вызывает яростные нападки, особенно со стороны женщин. Пресса тоже относится к ней недружелюбно. Единственную хвалебную статью напечатал «Меркурий XIX века». Редакторами журнала были Амедей Пишо [140]140
  Пишо Амедей (1786–1874). Французский литератор, поклонник Вальтер Скотта, много занимавшийся Англией и Шотландией.


[Закрыть]и Лакруа.

Бальзак обратился с просьбой поместить статью сначала к Пишо, но тот согласился сделать только анонс. Бальзаку показалось это недостаточным, и однажды он явился к Лакруа как раз в то время, когда тот работал над романом «Два безумца» и никого не принимал. Бальзак поднял такой шум, что растерявшийся слуга впустил его в гостиную. Бальзак начинает спорить с Лакруа и требовать от него статьи. Наконец они решают что статью напишет… сам Бальзак. И статья, очень хвалебная, была напечатана. Скандальный успех книги раскрыл перед Бальзаком двери редакций.