Текст книги "Князь Меттерних: человек и политик"

Автор книги: Павел Рахшмир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Каролина позаботилась, чтобы слухи о происшествии распространились по всему Парижу. Скандал, по расчету неаполитанской королевы, должен был помешать реализации проекта австрийского брака, лишить Меттерниха, по крайней мере на ближайшее будущее, возможности появиться в Париже. Однако Наполеон срочно принял меры. Жюно было приказано вернуться к войскам. Элеонора по-прежнему пользовалась благосклонностью императора и удостоилась его похвалы за мужественное поведение: «Вы добрая маленькая женщина, сумевшая избавить меня от больших проблем из-за этого грубияна Жюно»[186]186
  Ibidem.


[Закрыть]. В письмах она еще и успокаивает напуганного супруга, ссылаясь на слова Наполеона, что вся эта история служит будто бы опровержению слухов о связи Меттерниха с его сестрой. Поскольку в Париже видели, каково отношение императора к скандалу, то быстро прикусили языки. Опомнившийся от испуга Меттерних в назидательном тоне пишет жене: «Твое письмо от 26 января с описанием одной из сцен разоблачает людей 1792 и 1793 гг. Как бы высоко не поднялся тот же Жюно, он как был, так и остался кровопийцей»[187]187
  Цит. по: Corti E. C. Op. cit. S. 221–222.


[Закрыть].

После такого патетического пассажа Клеменс переходит к щекотливому вопросу о своей собственной роли в этом деле. При его хваленом самообладании ему было не так уж сложно солгать, глядя собеседнику прямо в глаза, а в данном случае задача предельно облегчилась: не будет же он краснеть перед листом бумаги, а в искусстве владения пером мало кто мог с ним сравниться. Взывая к доброму сердцу и светлому разуму жены, Клеменс уверяет ее, что корреспонденция, адресованная Лауре от его имени, – фальшивка. Он только однажды отправлял ей письмо, но не через посредника, а почтой. Через десяток лет в письме графине Д. Ливен Меттерних выдвигает иную версию. Оказывается, письма были не его, а Лаура назвала его имя, чтобы скрыть настоящего любовника[188]188
  Ibid. Bd. 2. S. 149.


[Закрыть].

В письме жене в связи со скандалом Меттерних даже в большей мере, чем обычно, подчеркивает свою преданность семейному союзу, обращается к ее чувствам: «Люби меня, так как я служу и буду служить всю жизнь тебе. В жизни бывают очень тяжелые минуты; я всегда стараюсь преодолеть их с помощью небес, моей совести и сознания покоя и мира, которыми наполнены мой дом и моя добрая маленькая семья»[189]189
  Ibid. Bd. 1. S. 222.


[Закрыть]. И надо признать, что он не кривил душой, был совершенно искренен, говоря о привязанности к Лорель и к семье.

Супруги дружно трудились над «величайшим в мире делом». «Сегодня, мой дорогой друг, – писал Меттерних жене, – ты играешь роль в европейской дипломатии»[190]190
  Ibid. S. 226.


[Закрыть]. В конце января напряжение достигает апогея. Наполеон держится подобно сфинксу, успешно вынуждая австрийцев раскрывать свои карты. Есть основания полагать, что французы были детально осведомлены о замыслах австрийской стороны и благодаря шпионажу[191]191
  Grunwald C. de. Op. cit. P. 88.


[Закрыть]. Австрийскому послу Шварценбергу не удается проникнуть в тонкости дипломатической игры, он склонен преувеличивать шансы на франко-русский брак. Ему неизвестно содержание депеш, полученных из Петербурга от Коленкура. А они оставляли Наполеону мало надежд.

Тогда он решил упредить русских, чтобы не оказаться в смешной роли отвергнутого претендента. 28 января императорская родня и высшие сановники империи собрались в Тюильри, чтобы обсудить перспективы брака Наполеона. Мало кто из присутствующих, за исключением хитреца Талейрана, догадывался, в чем суть дела. Наполеону нужно было создать впечатление, что он – хозяин положения, что только от него зависит, какой избрать вариант – русский или австрийский. Сам император к тому времени фактически уже сделал свой выбор. Лаборду было поручено сообщить Шварценбергу, чтобы тот держал под рукой курьера в полной готовности, так как в любой момент может возникнуть необходимость послать его в Вену.

6 февраля Наполеон читает полученный из Петербурга опять-таки уклончивый ответ. Больше ждать император не намерен. Срочно потребовался Шварценберг. Его не нашли, так как австрийский посол развлекался охотой. Еще не успел он снять охотничий костюм, как у него появился Евгений Богарне с предложением, а точнее сказать, с требованием немедленно подписать брачный контракт. Хотя у посла не было необходимых полномочий, он подписал документ, прекрасно понимая, что ничем не рискует.

Наполеон взял игру на себя и действовал с такой же решительностью и быстротой, как на полях сражений. По двум причинам фактор времени обретал для него серьезное значение. Прежде всего нужно было убедить Европу, что он выбрал австриячку еще до того, как получил завуалированный отказ из Петербурга. Благодаря ускоренному ходу событий можно было также помешать австрийцам завязать переговоры с целью добиться тех или иных уступок.

Шампаньи было приказано поставить на депеше, отправленной в Петербург Коленкуру, вчерашнее число – 5 февраля, потому что депеша от Коленкура была доставлена 6 февраля. Контракт подписали прямо в австрийском посольстве. Франц I был шокирован такой спешкой, но приходилось это сносить. Некстати вмешалась императрица Мария Людовика, вступившаяся еще раз за своего брата Франческо. Францу и Меттерниху совсем не до нее. Не стоило больших усилий уломать и саму Марию Луизу. Конечно, ей было страшновато идти в жены человеку, которого еще недавно называли в ее кругу чудовищем, узурпатором и т. д. Однако девятнадцатилетнюю эрцгерцогиню манили Париж, блеск и слава Французской империи. Иначе же пришлось бы стать супругой мелкодержавного итальянского принца, прозябать в каком-то захолустье. Мария Луиза не обладала красотой своей двоюродной бабки Марии Антуанетты. Меттерних сдержанно отзывался о ее внешности: «Лицо ее скорее некрасивое, чем привлекательное, но очень хорошая фигура и, если выправить осанку, сделать хорошую прическу и т. п., она будет выглядеть совсем неплохо»[192]192
  Corti E. C. Op. cit. S. 243.


[Закрыть]. Деликатную миссию убеждения эрцгерцогини Меттерних, видимо, тоже взял на себя. Чтобы подчеркнуть свои заслуги в этом деле, Клеменс по обыкновению во много раз преувеличил трудности, которые пришлось преодолевать. «Я сообщил сегодня Шварценбергу, что мы располагаем согласием эрцгерцогини; это были едва ли не самые трудные переговоры из тех, что мне когда-либо приходилось вести, но, благодаря Богу, они полностью удались. И я уверен, что они могли удаться только мне, и потребовали всех моих сил»[193]193
  Ibid. S. 231.


[Закрыть], – писал он Лорель 14 февраля.

В быстро раскрутившемся деле возникла заминка, когда император Франц потребовал от французского посла графа Отто документы, удостоверяющие расторжение брака Наполеона с Жозефиной. Ему было недостаточно устного заверения. Вмешался Меттерних и моментально рассеял сомнения своего кайзера и венских церковников. Последние ссылались на то, что папа, коронуя Жозефину императрицей, тем самым освятил ее гражданский брак. Потребовалось все дипломатическое искусство Меттерниха, чтобы уладить дело. Клеменс и его отец получили от французского посла соответствующие документы, но не без оснований опасались, что Франц и венский архиепископ могут счесть их недостаточно убедительными, поэтому они уверяли, что документ есть, он надежен, однако его по ошибке отослали из Вены в Париж, а время не терпит. «Я был то адвокатом, то теологом, я ссылался на все французские законы, я вел бракоразводный процесс и выиграл его вопреки архиепископу и глупости нашего нового французского посла»[194]194
  Ibid. S. 250.


[Закрыть], – похвалялся Клеменс в письме Лорель.

Все подчиняется железной воле Наполеона. Он расписывает весь план кампании, им лично составлен жесткий график, намечены маршруты движения курьеров из Парижа в Вену и из Вены в Париж, сроки проведения брачных церемоний. Всем участникам «кампании», в том числе и Меттерниху, оставалось лишь повиноваться. Впрочем, он полон воодушевления, поглощен приготовлениями к свадьбе. Денег для этого в разоренной стране не жалеют. На приданое, драгоценные украшения израсходовали свыше миллиона гульденов. Меттерних просит жену позаботиться о туалетах Марии Луизы. Он изучает акты о помолвке Марии Антуанетты, чтобы новый австрийский брак был не менее великолепен.

Темп, предложенный Наполеоном, Меттерних принял еще по одной причине. В различных источниках разбросаны свидетельства его страха перед возможностью русского брака со всеми вытекающими последствиями. Вряд ли он был искренен, когда уверял прусского посла в Вене графа Финкенштейна в том, что если бы австрийцы промедлили хотя бы три дня с подписанием брачного контракта, то их опередил бы граф Чернышев, который будто бы привез согласие царя на брак его сестры с Бонапартом[195]195
  Grunwald C. de. Op. cit. P. 94.


[Закрыть]. В данном случае Меттерних прежде всего стремится оправдать свое поведение, но аргументация все же отражает мучившее его опасение.

В спешке было допущено немало оплошностей, начиная с того, что Наполеона представлял на брачной церемонии маршал Бертье, среди титулов которого был и такой, как князь Ваграмский, кончая тем, что забыли снять мерку для обручальных колец.

«Граф Меттерних просто пьян от радости»[196]196
  Gentz F. von. Op. cit. S. 228.


[Закрыть], – отмечает в своем дневнике Генц. «Великое дело, – пишет Клеменс жене, – идет к концу»[197]197
  Цит. по: Corti E. C. Op. cit. S. 236.


[Закрыть]. Не забывает он при этом воздать хвалу самому себе: «Я рискну заверить, что со времен нашего деда никому не удавалось поставить себя так»[198]198
  Ibid. S. 237.


[Закрыть].

Хотя с некоторыми незначительными отклонениями график, намеченный Наполеоном, в принципе соблюдался. 11 марта прошла церемония этого брака, где жениха поочередно заменяли Бертье и эрцгерцог Карл. «Брак означает революцию в головах австрийцев, даже тех, кто раньше был против. Имена Кауница и Шуазеля у всех на устах»[199]199
  Ibid. S. 239.


[Закрыть], – сообщал французский посол граф Отто. Простой народ Австрии воспринял брак намного лучше, чем аристократия. Если в глазах знати брак выглядел мезальянсом, то уставший от непрерывных войн народ надеялся на мирное будущее. Довольны были и деловые люди. Курс акций на венской бирже подскочил с 385 до 500 пунктов. Не только Австрия, но и вся Европа ожидала мира.

13 марта Мария Луиза выехала во Францию из того же самого пункта, что и Мария Антуанетта почти четыре десятка лет тому назад. Так же, как и тогда, встреча супругов происходила в Компьене. В австрийской свите ведущая роль принадлежала творцу этого брака графу Меттерниху. Прибыв в Париж, он встретился с женой, которая по праву могла разделить с ним лавры. Они не виделись почти год. Их разлучила война 1809 г., а соединил франко-австрийский брачный союз. Как заметил граф Клари, потребовалось такое чрезвычайное событие, как этот брак, чтобы господин и госпожа Меттерних смогли наконец встретиться друг с другом.

Прежде чем отправиться в Париж, Меттерних провел с помощью жены тщательную разведку: не повредит ли ему скандал, недавно учиненный Жюно? На что он получил заверения, что в столице Франции его ждет хороший прием. Действительно, император французов при встрече с ним столь любезен и очарователен, как мог быть только он один. Большими Крестами ордена Почетного легиона были награждены главные участники только что свершившегося дела – Меттерних и Шварценберг. Эрцгерцог Карл, вместе с Бертье замещавший Наполеона во время брачной церемонии, был удостоен Большого орла Почетного легиона.

Клеменс увлеченно закружился в привычной светской карусели. Почти на всех балах он танцует с Каролиной Мюрат. В глазах света, прекрасно помнившего об их связи и совсем еще свежей истории с Жюно, это выглядело весьма пикантно, если не сказать скандально. Мария Луиза запишет в своем дневнике о человеке, которому обязана браком: «омерзительный фат»[200]200
  Ibid. S. 268.


[Закрыть]. Но пройдет время, и ее отношение к нему полностью изменится.

Венчание происходило 2 апреля с невиданным великолепием. Шествие двинулось из Сен Клу в Лувр, где в тронном зале состоялся прием. Возбужденный атмосферой феерического празднества, преисполненный гордостью за ту роль, которую он сыграл в этом событии, Клеменс подошел с бокалом вина к открытому окну и, обращаясь к многотысячной толпе любопытствующих парижан, провозгласил тост за здоровье Римского короля. Такой титул был предназначен первенцу императора Наполеона. Трудно усматривать в этом хитрую игру или просто низкопробную лесть. Скорее всего, это был искренний порыв. Внук кайзера, которому, правда, еще предстояло родиться, должен был унаследовать самую могущественную империю мира. От этого вполне могла закружиться голова австрийского министра. Но потом этот несчастный принц станет для Меттерниха живым укором, напоминанием о несбывшихся замыслах, о его неблаговидных поступках. Как и все неприятное, он постарается вычеркнуть его из своей жизни.

Медовый месяц во франко-австрийских отношениях с тревогой воспринимали в России и Пруссии. Российского посла в Париже принимали холодно, а австрийский стал «семейным послом». Меттерних с умилением описывает Францу семейную идиллию Наполеона и Марии Луизы. Праздник сменялся праздником. Австрийцы не хотели оставаться в долгу. 30 мая князь Шварценберг устроил грандиозное торжество в австрийском посольстве.

По случайному совпадению именно в этот же день, 30 мая 1770 г., праздновали свадьбу Марии Антуанетты с будущим королем Людовиком XVI. Само по себе не очень приятное предзнаменование. Но мало того, как и тогда, случился пожар. Причиной его явилась свеча, упавшая на занавес из легкого газа. Пламя мгновенно перебросилось на деревянную отделку танцевального зала. Наполеон с Марией Луизой находились в центре круга, образованного танцующими. Как и на поле боя, император обнаружил исключительное самообладание. Он вывел императрицу в сад. Оттуда ее увезли в карете так быстро, что она даже не успела испугаться. Погибла в пламени пожара свояченица посла княгиня Полина Шварценберг. Каролину Мюрат, чей наряд уже был охвачен огнем, спас великий герцог Вюртембергский, Меттерних вывел из зала королеву Вестфалии. Среди пострадавших оказалась и первая любовь Клеменса – Констанс де Камон де Ла Форс. Досталось и российскому послу князю А. Б. Куракину. У него выгорели волосы, была обожжена голова, ожог на левой руке был так силен, что кожу можно было снять как перчатку. В довершение всего у него пропали бриллианты на 20 тыс. франков[201]201
  Шильдер H. К. Император Александр Первый. Его жизнь и царствование. Спб., 1887. Т. III. С. 364.


[Закрыть]. Жертв могло оказаться намного больше, если бы не энергичные и умелые действия Наполеона. Его воля, четкие распоряжения внесли элементы порядка в сумятицу. Вскоре распространилось известие о беременности императрицы, и ликование по этому поводу вытеснило воспоминание о печально завершившемся празднике.

III

Меттерних, естественно, прибыл в Париж не только для развлечений. Его главная задача, как и прежде, заключалась в том, чтобы умилостивить победителя, попытаться смягчить тяжкие условия мира, на сей раз Шёпбруннского, выторговать у зятя кайзера уступки для «папы Франсуа» (так не без иронии именовал Наполеон своего тестя, который был всего лишь на год старше его). От Наполеона хотели получить обратно Триест – даже при условии, что там останется французский гарнизон, – Фиуме, Порто-Ре, т. е. вернуть хотя бы часть Адриатики (или Иллирии). Надеялись на более благоприятные условия торгового договора.

На сей раз Наполеон не стал форсировать ход событий, будучи уверен, что Австрия у него в руках. Меттерних, который собирался провести в Париже не более шести недель, пробыл шесть месяцев. От обсуждения территориальных проблем Наполеон уклонился, заявив, что нет смысла их обсуждать до мира с Англией. Он предпочитал говорить о перспективах франко-австрийского союза, широких проблемах международных отношений, тем более что собеседник для этого был подходящий.

Хотя стратегия Меттерниха не отличалась последовательностью, все же через обычные для него сомнения и колебания прослеживается линия на долгосрочное сближение с Францией. С одной стороны, он весьма реалистически оценивает глобальную политику императора французов: «Мы не питаем иллюзий на то, что брак с австрийской принцессой побудит императора Наполеона отойти от системы завоеваний»[202]202
  NP. Bd. 2. S. 328.


[Закрыть]. Но вместе с тем Меттерних выражает надежду, что кайзер Франц своим достоинством, спокойствием, приверженностью к правовым нормам сможет «внести элементы умеренности в судьбы Европы»[203]203
  Ibid. S. 338.


[Закрыть].

Наполеон искусно играет на антироссийских настроениях Меттерниха, много говорит об экспансионистских намерениях России на Балканах. При этом он хорошо отзывается о царе, но сетует на его окружение. Демонстрируя доверительное отношение к Меттерниху, Наполеон признается ему, что сожалеет о данном царю обещании насчет Дунайских княжеств, и намекает австрийскому министру на возможность признания интересов его страны в Сербии. Затем он уже без обиняков говорит: «Сербия должна принадлежать вам»[204]204
  Ibid. S. 369, 378.


[Закрыть]. Наполеон испытывает Меттерниха мыслью о далеко идущем сближении: «Семейный союз – это, конечно, много, но далеко не все»[205]205
  Ibid. S. 372.


[Закрыть]. Как обычно, Клеменс уходит от четкого ответа. Предельно осторожен он и по отношению к России: «Нам нужно держаться подальше от ненужных осложнений с Россией»[206]206
  Ibid. S. 388.


[Закрыть].

Поскольку брачный союз не дал Австрии ощутимых реальных выгод, его творец ищет более отвлеченные аргументы в пользу своего дела: «Брак эрцгерцогини – это гарантия для Австрии, которую нельзя заменить ничем другим»[207]207
  Ibid. S. 386.


[Закрыть]. «Без этого союза, – по утверждению Меттерниха, – австрийское государство, может быть, уже затонуло или по меньшей мере было бы в полном упадке. Не менее очевидно, что эпоха брака позволяет нам предотвратить угрозу порабощения или противиться ему»[208]208
  Ibidem.


[Закрыть]. Если бы не брак, Австрия была бы не в состоянии противостоять узурпаторским устремлениям России, направленным против «надежнейшего и лучшего соседа» Австрии – Турции. Не добившись практически зримых результатов в Париже, Меттерних все же делает хорошую мину. «Наша главная цель, – пишет он Францу, – как можно точнее представить себе намерения Франции, и я льщу себя мыслью, что этой цели мне удалось достичь».

Конечно, это не было главной его целью. Но что оставалось делать, если Наполеон оказался неуступчивым. Были, правда, отсрочены на 8 месяцев платежи по контрибуции. С учетом возможного союза Наполеон снял ограничения в 150 тыс. человек для австрийской армии. Удачнее были решены личные проблемы: Наполеон снял секвестр с владений Меттерниха и Шварценберга, что вызвало недовольство среди множества прочих пострадавших. Меттерних увозил с собой из Парижа мраморный бюст императора французов, гобелен и роскошный севрский сервиз, по поводу которого князь де Линь высказался так – service pour service (сервиз за службу).

Намного важнее, чем официальные переговоры, было для Клеменса интенсивное личное общение с Наполеоном. Ни один роман, ни одно политическое событие, может быть, за исключением Французской революции, не повлияли на него так сильно и глубоко, как эти многочасовые беседы, часто с глазу на глаз, с самой грандиозной личностью эпохи. В депешах Клеменса Францу мелькают упоминания о трех– и четырехчасовых разговорах. У него было основание утверждать, что едва ли кто из нефранцузов так долго и непосредственно общался с Наполеоном, как он. «Разговор с ним, – писал Меттерних позднее в своем «портрете» Наполеона, – всегда был полон для меня трудно объяснимого шарма. Он выхватывал в предмете самое для него существенное, отбрасывая излишние аксессуары, развивая свою мысль предельно ясно и четко, всегда находя или придумывая самые подходящие слова. Эти беседы всегда были необычайно интересны»[209]209
  NP. Bd. 1. S. 277.


[Закрыть].

Клеменса поражали глубокие и детальные познания Наполеона в австрийских делах, в структуре габсбургской администрации. О степени доверительности бесед императора с министром можно судить по сделанным Наполеоном признаниям о двух акциях, готовившихся в 1809 г. против Австрии. Было изготовлено на 300 млн фальшивых банкнот, чтобы подорвать финансовую систему Австрии. Кроме того, Наполеон намеревался привлечь на свою сторону венгров, предоставив гарантии незыблемости их конституции. Кстати, он дал важный совет Меттерниху, которому тот, правда, не последовал: «Если вы не осуществите в Венгрии реформы, вы никогда не будете сильны»[210]210
  NP. Bd. 2. S. 334.


[Закрыть].

Легче понять интерес Меттерниха к Наполеону, чем интерес императора французов к австрийскому министру. Бесспорно, Меттерних был блестящим собеседником – остроумным, хорошо осведомленным в политике, обладавшим приличными познаниями в естественных науках. Но главное все же не в этом. Объяснение можно найти у Бальзака, который тонко подметил важную черту в характере Наполеона: «Победы над аристократией нередко льстили самолюбию императора не меньше, чем выигранные битвы»[211]211
  Бальзак О. де. Собрание сочинений: В 24-х т. М., 1960. Т. 2. С. 65.


[Закрыть].

Общение с Меттернихом, его обольщение было для Наполеона одной из форм самоутверждения в монархическо-аристократическом мире. И нельзя не признать, что ему удалось добиться успеха, хотя это можно сравнить с одной из проходных его побед, а не с Аустерлицем. Тема «Меттерних и Наполеон» в психологическом плане не менее интересна, чем в политическом. Она пройдет контрапунктом через всю книгу, так как наполеоновская тема неотступно сопровождала Меттерниха на протяжении его долгой жизни.

Есть основания полагать, что под нажимом и обаянием Наполеона Меттерних при обсуждении вопроса о франко-австрийском союзе зашел несколько дальше, чем признавал это в письме Францу I[212]212
  Corti Е. С. Op. cit. S. 177.


[Закрыть]. Наполеон приоткрыл ему свои планы, да и догадаться было нетрудно, что впереди борьба двух гигантов – Франции и России. От тревог и перспектив могла закружиться голова.

Пока Клеменс без видимых успехов пребывал в Париже, Вена переполнилась недовольством против него. Активизировалась «русская партия», к ней примкнул и Франц Георг, которого сын оставил временно исполнять обязанности министра. Наверное, он не мог забыть дней, проведенных в качестве заложника французов, не мог противостоять давлению аристократических кругов, была и обида за Охсенхаузен. Но, пожалуй, главной силой антинаполеоновской партии являлись венские дамы, которые в 1809 г. были смертельно оскорблены угрозой Наполеона отдать их в руки французских тамбурмажоров. К ним относилась и императрица Мария Людовика. Была и антинаполеоновская «русская партия» из проживавших в австрийской столице российских аристократов. Ее признанным вождем, как писал британский историк А. Сесиль, был один из богатейших вельмож граф А. Разумовский, а «королевой» – княгиня Багратион[213]213
  Cecil A. Metternich. L., 1943. Р. 123.


[Закрыть].

В отсутствие министра в Вену был направлен российский генерал и дипломат граф П. А. Шувалов с собственноручным посланием Александра I Францу I. Шувалов был зятем князя Дитрихштейна, можно сказать, был своим человеком в Вене. Российская императрица-мать хотела бы выдать великую княжну Анну, в чьей руке было отказано Наполеону, за австрийского наследного принца Фердинанда. И Шувалову было поручено прозондировать почву, насколько реальна эта идея.

Долгое отсутствие Клеменса существенно повлияло на обстановку в Вене. Шувалов мог быть весьма доволен приемом, оказанным ему Меттернихом-отцом. Переговоры вращались главным образом вокруг вопроса о Дунайских княжествах. Но, как известно, Франц Георг не любил торопиться, дело приняло затяжной характер. Между тем французский посол граф Отто начал бить тревогу; в начале июля 1810 г. он сообщил, что в Вене готовится большой заговор против графа Меттерниха. Вызывала сомнение и позиция Франца I. Поговаривали о министерском кризисе. На место Клеменса прочили графа Заурау. К месту, оставленному сыном, прикипел и Франц Георг. Злейший враг Меттерниха, бывший посол в Лондоне граф Штаремберг считал, что госканцлером должен стать граф Траутсмандорф. А Клеменс пусть остается в Париже в качестве посла. Все же Франц I сохранил верность отсутствующему министру и не дал его отцу полномочий на переговорах с Шуваловым[214]214
  Demelitsch F. von. Op. cit. S. 238–239.


[Закрыть].

Сразу же по приезде в Вену (10 октября 1810 г.) Меттерних, не мешкая, мчится в Штирию, где находился Франц. Он рисует своему кайзеру радужные перспективы сближения с Францией, вместе с тем низко оценивает царя и его окружение. Ему не так уж трудно убедить Франца в эгоизме царя, отхватившего за формальное участие в войне 1809 г. на стороне Франции австрийскую Галицию. Вообще, какую пользу можно ожидать от союза со страной, где малодушный властитель и неспособные советники[215]215
  Ibid. S. 241.


[Закрыть]? Австрия, уверяет Клеменс императора Франца, единственная в Европе страна, которая (естественно, благодаря ему, Меттерниху) может исходить в своих действиях из точного знания планов Наполеона. Поэтому было бы неумно связывать себе руки, ограничивать свободу выбора решений в преддверии великих событий.

Взяв в свои руки переговоры с Шуваловым, Меттерних заявил, что он за сохранение целостности Турции и негативно относится к планам России насчет Дунайских княжеств. Предложение Шувалова о союзе было воспринято им как попытка вбить клин между Австрией и Францией. Не помогли уверения Шувалова, что он действует по личному указанию царя через голову министра иностранных дел Румянцева и посла Штакельберга. Франц I полностью одобрил позицию Меттерниха. Он был не против принять приглашение зятя и побывать в Париже. Мария Людовика с трудом удержала его. Она была против заманчивого вояжа по двум причинам: состояние здоровья и опасения (небезосновательные), что ее супруг может попасть под могучее влияние Наполеона.

Поскольку Меттерних не подписал союза с Францией, Наполеон продолжал оказывать на Австрию сильное давление, чтобы подтолкнуть ее к решению. В начале апреля 1811 г. между Наполеоном и австрийским послом Шварценбергом состоялся обстоятельный разговор. Наполеон нарисовал собеседнику пугающую картину военных приготовлений России и в лоб задал вопрос о позиции Австрии на случай войны. Когда Шварценберг попытался отделаться словами о стремлении его страны к миру, Наполеон развил перед ним три альтернативы для Австрии: 1) союз с Россией, сулящий серьезные опасности; 2) нейтралитет, не дающий ощутимых выгод; 3) союз с Францией, открывающий соблазнительные перспективы[216]216
  Ibid. S. 361–362.


[Закрыть]. Австрию, уверял Наполеон, не должно пугать восстановление Польши, ведь и Мария Терезия пошла на раздел этой страны неохотно. Наполеон подчеркнул, что он отнюдь не является Дон Кихотом, сражающимся ради Польши. В Польском королевстве он видит не цель, а средство. Если Австрия лишится Галиции в пользу Польши, то она получит достойную компенсацию. Почувствовав очевидное замешательство Шварценберга, Наполеон заговорил о своих мирных намерениях, что у него нет намерения погибать в бескрайних русских степях[217]217
  Ibid. S. 362–364.


[Закрыть].

Уклончивость австрийского посла разозлила императора, и дружеские советы стали перемежаться угрозами. Концовка беседы была в духе мелодрамы. Со слезами на глазах Наполеон произнес: «Мы теперь одна семья, и император Франц однажды станет защищать моего ребенка, как своих собственных детей»[218]218
  Ibid. S. 367.


[Закрыть]. Кстати, это была серьезнейшая ошибка корсиканца Наполеона, высоко ставившего семейно-династические узы и ожидавшего того же самого от тестя.

До знаменательной беседы Наполеона со Шварценбергом Меттерних исходил из того, что император французов на ближайшее время все-таки заинтересован в мире. Теперь же, когда запахло близкой войной, ставки в дипломатической игре стали выше. Он хотел потянуть с ответом, выяснить, на какую компенсацию можно рассчитывать за Галицию. Наполеон легко разгадал маневр австрийцев и сам стал уклоняться от встреч с «семейным послом».

В Париже им был обласкан посланец царя граф Чернышев. Тем самым Наполеон стремился убить двух зайцев: успокоить Россию и припугнуть Австрию. Видя потепление во франко-русских отношениях, Меттерних пишет в Париж Шварценбергу, чтобы тот дал понять Франции, будто смена настроения в Петербурге объясняется благотворным влиянием Австрии. Это становится излюбленным приемом его дипломатии. Так он поступил и в Константинополе, приписав себе изменение в поведении России по отношению к Турции[219]219
  Ibid. S. 372.


[Закрыть].

Внутренне Меттерних все больше склоняется к определенному выбору. Это видно из его письма Францу от 25 апреля 1811 г., когда уже были получены и проанализированы депеши от Шварценберга, в которых излагалась его беседа с Наполеоном. Теперь Наполеон потребовал от Австрии не нейтралитета, а активного участия в грядущей войне. И Меттерниха тоже интересуют практические вопросы: 1) что понимать под эквивалентом Галиции; 2) на что можно рассчитывать в случае успеха французов. Австрийские притязания Меттерних, естественно, подкреплял ссылками на необходимость соблюдения баланса сил в Европе: «В случае совместных действий с Францией мы имеем право на приобретения. Уже исходя из прироста мощи Франции и ее союзников и компенсации за наши совместные усилия»[220]220
  NP. Bd. 2. S. 425.


[Закрыть].

Переговоры в Париже становятся на практическую, конкретную основу. Они идут в глубочайшей тайне. Не посвящен в нее даже французский посол в Вене. Новый французский министр иностранных дел Маре настолько бесцеремонен, что Шварценберг выразил обеспокоенность по поводу употребляемых им резких оборотов речи. На это Маре с грубой откровенностью завил: «Франция уже не опасается, что Австрия окажется во враждебном лагере»[221]221
  Demelitsch F. von. Op. cit. S. 378.


[Закрыть]. Французский министр мог чувствовать себя тем увереннее, что предложил Австрии лакомую приманку. Компенсацией за Галицию могла быть Силезия, потерянная Марией Терезией в результате изнурительных войн с Фридрихом II. Правда, Силезия входила в состав Пруссии, но решение, как подчеркнул Маре, зависит от Франции.

Меттерних доволен появлением такого варианта, однако, по его мнению, этого мало. Австрия выигрывает в количестве подданных, но теряет плодородные земли. Поэтому он хотел бы сохранить галицийские владения, входившие в императорский домен, а также полосу земли вдоль венгерской границы. Кроме того, австрийцы не отказались от претензий на Иллирию.

Сравнительно умеренный, неторопливый темп переговоров устраивал Меттерниха. В таких условиях он чувствовал себя увереннее, чем в ситуации цейтнота. Но тыл у него все еще был недостаточно надежен. Оппозиция не сложила оружия. Еще осенью 1811 г. Наполеон опасался за участь Меттерниха. Против него такой могущественный враг, как министр финансов граф Валлис. Другой его противник – барон Балдаччи – действовал вместе с российским послом Штакельбергом. Лучшей альтернативой Меттерниху они считали Штадиона, но поскольку понимали, что Франц I едва ли пойдет на такую рокировку, то сошлись на кандидатуре «серой лошадки», графа Врбны.

Несмотря на свою самоуверенность, Клеменс все же обеспокоен очередным всплеском активности оппозиции. Ему важно получить максимальную свободу маневра и право на оперативное принятие решений. Следует испытанный прием – обращение к императору, который в принципе неохотно идет на уменьшение собственных прерогатив. Важен с этой точки зрения пассаж из доклада Меттерниха Францу I от 28 ноября 1811 г., не вошедший в текст документа, опубликованного в восьмитомном наследии канцлера: «Никто не может сказать, надолго ли останутся в руках бразды правления, которые удается удерживать в течение двух лет вопреки нападкам со всех сторон. Между тем наступает время, когда новый мировой пожар грозит уничтожить остатки старого порядка и поставить человечество перед непредвидимым будущим». И затем Меттерних переходит к самому главному: «Государственный деятель, на которого возложено ответственное руководство делами в такой час, должен знать, может ли он надеяться на поддержку монарха, или же уступить место своим противникам»[222]222
  Цит. по: Demelitsch F. von. Op. cit. S. 400.


[Закрыть].