Текст книги "Право на возвращение"

Автор книги: Павел (Песах) Амнуэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Не хотите же вы сказать, – осторожно произнес Карпухин, – что на самом деле ничего в Израиле не делали, так и работали сторожем, а ракеты...

– О! Конечно. Знаете, Александр, странная страна – Израиль. Вроде так здесь все для меня складывалось плохо – никому не нужен, и знания мои пшик, и опыт не годится, и жулики хотят меня обобрать... в общем, конец, и все такое. Но... может, человеку и надо, чтобы ему было плохо, тогда голова начинает работать втрое лучше? Нет, наверно, не так, не потому. Наверно, если плохо, то одно из двух: или ломаешься совсем, или с такой силой хочешь выбраться, подняться, остаться на плаву... В общем, здесь я столько всякого придумал, сколько не сделал за все годы работы в "Энергии". Честно. Рассказывать не стану, не потому, что не доверяю, глупости, вы все равно не поймете, могу и рассказать, но смысла нет, вы до дома не донесете, все забудете или перепутаете, я не в обиду вам говорю, не обижайтесь, Александр, вот если бы на вашем месте Костя сидел, Журавлев, он бы сразу...

– Поедем вместе, – вырвалось у Карпухина. – Увидите Журавлева, Карелина.

– Ну, куда я поеду? – удивился Гинзбург. – У меня же суд осенью, кто меня сейчас выпустит, невыездной я.

– Да, забыл, – поморщился Карпухин. – Послушайте... Если вы не в лэптопе хранили...

– А! Господи, Александр, есть столько способов... Я использовал самый простой, проще пареной репы. Все, что делал, посылал по электронной почте себе самому на один из бесплатных почтовых серверов. А с диска стирал так, чтобы никакой возможности восстановления. И все. У меня десятка два адресов на разных серверах – не русских, кстати. То есть, и на русских тоже, но не обязательно. Вот. И посылал почту, чтоб вы знали, не со своего лэптопа, а записывал на дискету, шел в Интернет-кафе и оттуда... Дискету потом форматировал. И все. Попробуйте найти.

– И не собираюсь, – помотал головой Карпухин, – я в компьютерах чайник.

– Ну да, – усомнился Гинзбург, – вы же, говорили, финансист, значит...

– О, это другое дело. Пользователь. Юзер. Конечно. А во всем остальном...

В дверь кухни коротко постучали, и голос Руфи сказал:

– Саша, ты вообще знаешь, сколько сейчас времени?

Карпухин посмотрел на висевшие над кухонным шкафом электрические часы: двадцать два сорок три.

– Заходи, – сказал он громко, – что ты скребешься, как мышка?

В кухню ввалились сразу все: за Руфью последовала Маша, мгновенно оценила обстановку, убрала со стола термос, включила чайник, достала из шкафчика пакеты с печеньем и вафлями, а за Машей вошла Юля, почему-то державшая Симочку за руку, как маленькую, и девочка не сопротивлялась, хотя терпеть не могла такого к себе отношения. Не было только Игоря, но Карпухин о нем и не подумал, Игорь вообще как-то выпал из его восприятия реальности: Юля в реальности была, а ее муж – нет.

– Саша, – сказала Руфь, – если мы сейчас не поедем, то придется брать такси, а по ночному тарифу это будет...

– Да-да, – Карпухин встал, – мы уже поговорили.

– Вы еще к нам придете, верно? – спросила Маша, перестав возиться и протянув Карпухину обе руки. – Извините, я даже не поблагодарила вас за все, что вы сделали для нас... для Миши.

– Ну что вы... – смутился Карпухин. – Я, собственно... Это Николая Федоровича благодарить надо. Он... то есть, посольство... и адвоката оплатило, и детектива наняло. Вот если бы не Мейер...

– Если бы не Мейер, – подхватил Гинзбург, – сидеть мне лет пятнадцать, и то в лучшем случае.

– Ты вообще о чем думал, когда в этого дурака стрелял? – неожиданно взвилась Маша и пошла на мужа, скрестив руки на груди. – Почему ты сначала что-то делаешь, а потом думать начинаешь? Или вообще не думаешь!

– Все-все, – прошептала Руфь на ухо Карпухину, – пошли-пошли, действительно, поздно.

И они ушли. Такси вызвали по телефону, Гинзбург вышел с ними на улицу, не хотел, чтобы гости одни в темноте ждали машину. Маша попрощалась с семейством Карпухиных, будто они были знакомы сто лет, из которых полвека не виделись, а Юля стесненно поцеловала Руфь в щеку, Симочку обняла, Карпухину протянула руку.

– Вы ведь еще поработаете вместе, – сказала она. – Миша все равно не сможет без своих ракет. Здесь или там. Есть же у него право на возвращение... к работе.

Гинзбург что-то пробормотал, чего Карпухин не расслышал, и Юля закончила:

– В общем, приходите. Прямо завтра.

– Я даже думать не мог, что этот кошмар так быстро закончится, – сказал Гинзбург, глядя в темноту. Машина вынырнула из-за угла, тихо подъехала, Руфь открыла двери: спереди, рядом с водителем, для мужа, и сзади, куда подтолкнула Симу.

– Мы еще поговорим, – продолжал Гинзбург. – Я только хочу сказать, Александр... Знаете, странное дело. Когда вы предложили мне работу у Карелина... в "Грозах"... Я хотел согласиться. А сейчас... Не знаю. Нужно опять попробовать. Здесь.

– Давайте обсудим это завтра, – быстро сказал Карпухин. Действительно: что за разговор, такой важный вопрос – и на улице, на ночь глядя.

– До завтра, – сказал Гинзбург и пошел в дом.

* * *

И было завтра, и было послезавтра – весь месяц. Встречались – не каждый день, конечно, но часто. И в Иерусалим вместе ездили, Гинзбург любил этот город, чувствовал его, хотя, как выяснилось, и бывал-то в столице всего несколько раз за годы жизни в Израиле.

Под тихой, придавленной куполами утренней печалью Храма Гроба Господня Карпухин с Гинзбургом бродили вдвоем, отойдя от остальных, решивших непременно посмотреть на саркофаг в маленькой келье. Храм выглядел то ли полуразрушенным, то ли недостроенным – не сравнить с соборами в Европе или с московским Храмом Христа Спасителя. Но почему-то именно этот храм был настоящим, а остальные – красивыми, но необязательными. Что-то было здесь, дух Спасителя, что ли, аура наднебесья, "над небом голубым есть город золотой"...

– Александр, – сказал Гинзбург, – здесь такое место... Сам себя не обманешь. И другого. Все слышно. Я хочу сказать... Может, я и не вернусь... Нет-нет, не говорите ничего, я еще не решил... Но даже если останусь здесь, все равно работать мы с Костей будем вместе. А письмо я ему сам напишу. У меня есть его адрес. Да-да, не смотрите так. Я его как-то вычислил. Наверно, у Кости было трудное время, и он в сети предлагал... Нет, не хочу об этом здесь. Если Костя в "Грозах", значит, все у него в порядке. А на старый адрес пусть посматривает. Так и передайте, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Карпухин.

Они поднялись на Голгофу, там на скамеечке мирно сидели рядком Маша, Юля, Руфь и Симочка. Смотрели на то место, где когда-то стоял крест, и думали – каждая о своем. Говорить здесь не хотелось ничего, но и без слов люди понимали друг друга.

Мы ждем вас в "Грозах", – сказал Карпухин.

Я там буду, обязательно, даже если останусь, – сказал Гинзбург.

Что бы ты ни решил, мы всегда вместе, – сказала Маша.

И я с вами, а если Игорь не захочет, я его уломаю, – сказала Юля.

Господи, – сказала Руфь, – даже если тебя нет, все равно, сделай так, чтобы всем было хорошо. Всем. Всегда.

А Симочка молчала. Она столько хотела сказать... столько...

Греческий монах в длинной черной сутане прошел мимо них и принялся поправлять длинный ряд свечей. Он оглянулся, поднял руку и осенил всех крестным знамением. По-православному, справа налево.

– Аминь, – прошептал Карпухин.