Текст книги "Главное доказательство"

Автор книги: Павел Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Вы только не подумайте, что я уже выбрал себе жертву и теперь вцеплюсь в нее мертвой хваткой, как Глеб Жеглов – в доктора Груздева. Ни в коем разе! Эти две фигуры просто всплыли первыми – еще во время рассказа Людмилы. Скоро в этом списке появится третий, четвертый, пятый. И кто тут под каким номером числится – роли не играет. Это ведь не по значимости, а по порядку. А каким именно по счету в этом списке окажется тот, кого я ищу, – существенного значения не имеет.

– О-о-о! Кого я вижу!..

Колька Удальцов появился на службе прежде других и теперь с радостными восклицаниями хлопает меня по спине. Обычно-то раньше всех приходит Платонов – этот из дома старается убежать, едва глаза продрав. А тут что-то задерживается.

– Здорово, Коль! Ну, что у нас плохого?

– Плохого? Плохого-то сколько угодно. Говорят, к примеру, что контору нашу скоро вообще разгонят к едрене матери, причем в масштабах страны.

– Это каждый год говорят.

– Так теперь, вроде, говорят аж на самом верху. Новый министр на каком-то совещании заявил, что РУОПы были нужны в конце восьмидесятых – начале девяностых, когда по улицам свободно разъезжали бритоголовые амбалы с бейсбольными битами и барыги в малиновых пиджаках. А сейчас, мол, обстановка в стране совсем другая: стабильность, подъем экономики, укрепление бизнеса и власти, и мы, стало быть, становимся лишними. Ох**нная логика, а?! Типа, если войны нет – то и армия не нужна. Да и кто сказал, что войны нет? Сам-то министр по улицам не гуляет. Про подъем экономики я вообще молчу. Ну, правильно: были б у него мозги – разве б министром внутренних дел назначили? Инженеришко сраный… Подумаешь – школу с медалью закончил! У меня в свое время в классе один такой учился. Тоже медаль получил, в университет без экзаменов зачислили. А на третьем курсе прямо с какой-то научно-практической конференции спецтранспортом на Пряжку увезли. Делал доклад и вдруг неожиданно замолк, за плакат заходит, выглядывает оттуда, и. «Куку!» Профессора одного в президиуме чуть кондрашка не хватила.

Я уже открыл рот, чтобы прокомментировать в том плане, что вот, мол, и готовый замминистра, как вдруг в памяти всплыла фраза, брошенная моим давним знакомым Георгием Алексеевичем Мещеряковым: «Сейчас на самом верху готовится реформа РУОП и еще ряда подразделений МВД. Ваша контора слишком. как бы это поточнее сформулировать. активна. Поэтому министерством вскоре будет проведена очередная реформа этого управления – естественно, под предлогом повышения эффективности его работы.» Неужели сбывается?…

– А ты почему здесь? – интересуется Удальцов. – Что – разве никуда отдыхать не поехал?

– Да побыл у отцовской родни в Боровичах две недельки, а вот теперь как раз приехал отдохнуть.

– Это как? – непонимающе уставился на меня Николай.

– Как в том анекдоте. Встречаются два приятеля, и один другому говорит: «Знаешь, оказывается, самый лучший отдых – это съездить на три недели в Сочи». «А ты откуда знаешь – ты ж туда не ездил!» – «Я – нет. А вот жена уехала.» Вот и у меня, Коль, мать к родственникам на Ставропольщину завтра отправляется. Квартира остается в моем полном распоряжении – тогда и отдохну по полной программе.

– Ты прям как Горбачев незабвенный выражаешься: на Ставропольщину. А вообще, везет же тебе, Пашка! Собственная хата. Ты хотя бы не будь жлобом и не забудь про товарищей по оружию.

– Товарищей по оружию забывать – последнее дело! – радостно подтверждает появляющийся в дверях Андрюха Шилов, который слышал лишь заключительную часть последней фразы. – Здорово, Паша! Рад тебя видеть без конвоя. А что такое дают, что о нас помнить следует? Я тоже хочу.

– Николаич на некоторое время становится единоличным обладателем двухкомнатной квартиры со всеми удобствами, – поясняет Удальцов. – Включая два спальных места в разных комнатах.

– А-а-а. Тогда к технарям забеги. Они сейчас фотолабораторию списывают, так что на халяву сможешь разжиться красным фонарем. Пригодится – на дверь повесишь.

У Шилова с супругой – полный альянс, и он у нас – верный муж. Не удивляйтесь, такое тоже бывает. Когда в нашем узком кругу речь вдруг заходит о «гусарских» похождениях, Андрюха обычно скептически отмалчивается. И не всегда поймешь – то ли осуждает, то ли завидует, то ли и то и другое вместе.

– Мне реклама ни к чему, – машу я рукой. – Кто помнит – тот и так придет. Вы лучше скажите: где Платоша?

– Он отпросился на сегодня – им мебель должны привезти, – откликается Андрей. – Его Танька сейчас развила в квартире нездоровую активность, и Серега боится, что теперь к ним теща переедет. Она-то пока со своим младшим сыном живет, братом Татьяниным, и ругается с ним каждый день. Теперь, возможно, решила переключиться на зятя. Тогда Платоше – вешалка полная.

– Да, ему только тещи для полного счастья и не хватало… Кстати, о драконах!

Я рассказываю коллегам пару свежих, как мне кажется, анекдотов про тещу, которые почерпнул, пребывая у родственников в Боровичах. Мне они показались забавными, но ребята почему-то не смеются. Поэтому вам я их рассказывать не буду.

– Таким, как ты, Пашка, анекдоты про тещу напрасно запоминать, – вздыхает Удальцов. – Не для тебя они.

– Почему?

– Напоминаешь писаря, который всю войну протирал штаны при штабе, а, демобилизовавшись, начинает хвастать перед односельчанами своими фронтовыми подвигами. Вот появится собственная теща – тогда и рассуждай.

– Точно! – хохотнул со своего места Шилов.

– Злые вы, уйду я от вас.

Между прочим, коллеги не совсем правы. Теща у меня есть. то есть была. И мы с ней, между прочим, никогда не ругались. Правда, объясняется это не моим ангельским характером, а тем простым обстоятельством, что была она моей тещей меньше двух лет, и виделись мы за это время всего только один раз – на свадьбе. Наташка родом из Курска, и родители ее там до сих пор живут. Но развелись мы давным-давно – я еще лейтенантом был – и ребята этого попросту не помнят.

Забираю бумаги и пакет с приложением и плетусь в информационный отдел.

Романова, к счастью, уже на месте. В двух словах объясняю ей суть задачи. Лена страдальчески морщится и собирается уже было рассказывать, как много у них работы, но в этот момент я протягиваю в прорезанное в двери окошечко приготовленный презент.

– Хорошо, – вздыхает та, пряча улыбку. – Только, Паша, не раньше, чем завтра к обеду[5]5
  А я что говорил? Все же опыт – великая вещь!


[Закрыть]. Действительно работы много.

– Ты – самая красивая женщина во Вселенной! – произвожу я «контрольный выстрел».

Окошечко кокетливо захлопывается, а ваш покорный слуга с чувством выполненного долга возвращается в свой кабинет. К этому времени уже подтянулся и Сашка Павлов, так что все «живые» в сборе.

– Братья по разуму! – обращаюсь я к присутствующим. – У вас появился шанс доказать миру, что вы таковым еще обладаете, несмотря ни на каких министров. В качестве утренней разминки проводим мозговой штурм. Условия задачи: в квартире, где совершено убийство, на двери обнаруживают отпечаток пальца, причем не простой, а оставленный кровью жертвы. По этому отпечатку находят подозреваемого, который ранее судим и, соответственно, фигурирует в наших учетах. Требуется обосновать версии, при которых этот человек к убийству все же непричастен.

– Это что – какая-нибудь шутка? – интересуется Шилов после непродолжительного молчания.

– Нет, Андрюш, вполне реальная задача. Принимаются к рассмотрению любые рациональные объяснения.

В кабинете на некоторое время снова воцаряется тишина.

– Ошибка эксперта. – пожимает плечами Андрей. – Это палец не подозреваемого, а другого лица.

– Раз! – киваю головой я. – А если эксперт прав?

– Подменили дверь! – выдает Павлов спустя пару секунд.

– А кровь убитого тогда на ней откуда возьмется, если даже и так? – поворачивается к нему Удальцов. – Кстати говоря, Паша, откуда известно, что это кровь именно жертвы?

– Есть заключение экспертизы.

Мой ответ прозвучал недостаточно уверенно – я ведь этот момент у Нечайкиной не уточнил. Хотя каким же еще образом это можно было установить, если не экспертизой? Но Коля почувствовал слабинку и наседает:

– Какой именно экспертизы?

– Судебно-медицинской – какой же еще?

– Я понимаю, что не почерковедческой. Там говорится, что это кровь именно убитого, или только группа крови та же?

Тут до меня дошло, куда Николай клонит.

У нас не так давно – в начале года где-то – занятия проходили, вроде повышения квалификации, и там сотрудник из экспертного управления лекцию читал. Суть в том, что, если раньше медики по крови только групповую принадлежность давали и различить кровь у двух людей с одинаковой группой не умели, то теперь появился новый метод, называемый «генная дактилоскопия». Название, кстати, довольно неудачное, ибо к дактилоскопии, как таковой, анализ не имеет никакого отношения, а основан на исследовании биологической ткани. Достаточно иметь микроколичество крови, кусочек кожи или даже волосок с уцелевшей луковицей, чтобы идентифицировать конкретного человека. Там эксперты структуру ДНК сравнивают или что-то в этом роде. Метод изобрели лет двадцать назад на Западе, и вот он докатился, наконец, и до нас. Даже соответствующее оборудование закупили.

– Между прочим, нечто подобное уже было, – продолжает Удальцов. – Правда, не у нас, а у Конан-Дойля. Не помню точно, как рассказ называется, но там как раз один деятель попал на деньги и решил исчезнуть. Он инсценирует собственное убийство, а на месте оставляет окровавленный отпечаток пальца молодого парня, сына своей несостоявшейся невесты. Вроде как и отомстить заодно.

– И как ему это удалось? – настораживаюсь я.

– С помощью сургуча. Он как-то подсунул парню еще не застывший сургуч, на котором тот оставил оттиск пальца. Потом с затвердевшей формы он изготовил восковой слепок, который вымазал в собственной крови и им пальчик оставил.

Сургуч, воск. Колдовством попахивает, откровенно говоря. Только нечистой силы мне и не хватает для полного счастья.

– Там отпечаток кровью убитого сделан. Но все равно – это объяснение тоже принимается. Еще варианты? Причем усложняем задачу: кровь, которой оставлен след, принадлежала именно жертве. Конкретному человеку.

– Тут сложнее. – Коля на секунду задумывается. – В этом случае я вижу только одно объяснение: этот человек каким-то образом проник в квартиру уже после убийства. Видя, допустим, что хозяин квартиры не реагирует на его приход, он подходит ближе и дотрагивается до него. Затем обнаруживает, что тот мертв, и в ужасе – или, напротив, осторожно – покидает квартиру. Скорее в ужасе, поскольку не заметил, что испачкался кровью. По дороге дотрагивается до двери. Кстати, а где именно на двери след?

– Не. не важно!

– Ну, как раз, может быть, и важно. Но другого объяснения я все равно не вижу.

– Есть еще вариант! – подает голов Павлов. – Подозреваемый мог побывать в этом доме до убийства. Человек, которого впоследствии убили, – гипертоник, например, и страдает частыми носовыми кровотечениями. Или просто палец порезал. Гость оказывал ему помощь, испачкался при этом кровью и, выходя из комнаты, дотронулся до двери.

– Ты, часом, за моими мыслями не подглядывал? – удивляюсь я, вспомнив тот бред, который пришел мне в голову буквально полчаса назад.

– А что – они у тебя разве водятся?

«Сам дурак!» – крикнул отец Федор Остапу… Но вообще-то согласитесь: мозги у моих ребят варят.

Не знаю, насколько реалистичны в вашем представлении те решения, что они предложили, но это, все же, уже кое-что. Особенно интересен вариант Удальцова. Разве так уж невероятно, что Власов мог приехать к Глебову уже после убийства? Зачем – это уже другой вопрос. Тот же Шохман, к примеру, мог послать его с каким-либо срочным поручением.

Сейчас гораздо важнее попытаться восстановить возможную картину. Дверь в квартиру вполне могла быть открыта – ее не закрыл убийца – и Сергей вошел. Вот он проходит в комнату и видит Глебова, сидящего в своем кресле. Окликает его, но ответа нет. Власов подходит ближе, трогает хозяина квартиры за плечо и вдруг замечает, что тот весь в крови. И Сергей уходит… Тогда возникает вопрос: почему он тут же не вызвал милицию? Что ж – возможно, и на то были свои причины. Он вполне мог испугаться – вполне резонно, кстати! – что на него первого падет подозрение. Поэтому Власов тихо покидает место происшествия, не заметив при этом, что оставил на двери кровавый отпечаток собственного пальца. Он полагает, что его никто не видел и, соответственно, опасаться нечего. Он ведь не убивал.

Офис фирмы, где работают Людмила и ее муж, размещается в здании какого-то бывшего НИИ, стоящем на площади Конституции. Небольшую площадку перед главным входом расширили, насколько это возможно, огородили металлическим забором и приспособили под автостоянку, где теперь бок о бок мирно соседствуют нынешняя гордость западного автопрома, его гордость былая, а также – местами – выкидыши отечественного автомобилестроения. Последние – в явном меньшинстве, из чего можно заключить, что министр, возможно, и прав: раз народ покупает преимущественно нормальные машины, то экономика действительно на подъеме.

Изменился институт и внутри. Собственно, теперь это уже и не институт вовсе, а бизнес-центр «Меридиан», и о былой принадлежности бывшего храма науки к науке как таковой напоминает лишь настенный барельеф в холле. Выполненный в духе социалистического реализма, он изображает типично советского (у буржуазных не столь проникновенная физиономия) ученого, держащего на вытянутой перед собой ладони мирный атом. Барельеф, как мне кажется, пустотелый – в противном случае новые хозяева давно сдали бы его в пункт приема цветных металлов. Но в виде лома наш ученый явно не окупит затрат по своему демонтажу и транспортировке, что и спасает ему жизнь.

Проходная центра оборудована по последнему слову техники: видеокамеры наблюдения, турникеты с магнитными считывателями, ребятки в униформе.

– Вы к кому? – вежливо интересуется охранник.

– В компанию «Марш».

– Будьте любезны ваш паспорт!

Паспорт я захватил с собой – Люда меня предупредила, что он понадобится. Размахивать без особой на то надобности служебным удостоверением я отвык еще на первом году службы, а уж сегодня лишний раз афишировать свою принадлежность к «внутренним органам» глупо и подавно.

Охранник быстро выписывает пропуск и протягивает его мне.

– Пожалуйста, направо по лестнице на второй этаж, и там снова направо. Когда будете уходить, не забудьте отметить в пропуске время ухода и поставить печать.

– Благодарю! – киваю я и следую в указанном направлении.

Собственно, компания «Марш» занимает на втором этаже половину здания. С лестничной клетки туда ведет застекленная дверь, и, не успеваю я ее открыть, как навстречу мне из-за стоящего в небольшом холле стола понимается молодой человек в безукоризненно белой рубашке и галстуке. «Дежурный администратор» – читаю я на бейджике, приколотом к карману.

– Добрый день! Вы к кому?

– К госпоже Шохман.

– Простите, как вас представить?

– Моя фамилия Орлов.

– Людмила Сергеевна предупредила о вашем визите, – кивает молодой человек. – Пойдемте, я вас провожу.

Я послушно следую за администратором, ловя себя на мысли, что в этом бизнес-центре уже второе подряд должностное лицо принимает меня за. за человека. Несколько необычное ощущение, доложу я вам – особенно в нашей стране, да еще и при моей работе. Мелочь – а приятно.

– Ну, здравствуй еще раз! – приветливо улыбается мне Людмила, когда мы остаемся в кабинете одни. – Ты извини, у меня сейчас много дел, поэтому садись за тот стол и работай. Вот папка с личным делом Сергея, а здесь. данные по Евгению, которые ты просил.

– Отлично!

Я занимаю указанное Людой место и углубляюсь в чтение. Сама папка много материалов не содержит, поэтому работа эта занимает не более двадцати минут. Это и хорошо, поскольку дел впереди еще много.

– Все? – отрывается от своих бумаг Нечайкина, когда я поднимаюсь со стула.

– Пока да.

– Что-нибудь еще от меня нужно?

– Нужно, Люд. Я в самое ближайшее время попробую встретиться с Сергеем, так что ты могла бы написать ему письмо. В посторонние руки оно не попадет – за это можешь не волноваться. Более того, его не стану читать даже я.

– Спасибо, Пашенька. Только. Он все знает – что еще я могу написать?

– Люд, там у писем совсем другая цена, поверь мне. Иногда оно замусолено до дыр, и все слова давно наизусть выучены, а все равно вновь и вновь достают и перечитывают.

Щеки женщины чуть заметно окрашивает румянец.

– Хорошо, я напишу. Про тебя там упомянуть?

– И не просто упомянуть, а отрекомендовать как твоего друга, которому можно и нужно доверять. Постарайся убедить Сергея, что со мной он может быть полностью откровенным. Это, понятное дело, нелегко – какое у него может быть доверие к нашему брату, в его-то положении? Но в противном случае наши с тобой планы осуществить будет крайне трудно. Короче, садись и пиши, только покажи сначала, где у вас тут можно курить.

Со старшим следователем Кировской районной прокуратуры Александром Александровичем Крутиковым мы познакомились еще в начале года, работая по нашумевшему делу об убийстве достаточно известного в городе бизнесмена в доме на проспекте Стачек. Его вместе с женой и двумя детьми в ночь на Рождество застрелили в собственной квартире. Преступление, к сожалению, так и осталось пока нераскрытым, но это, уверяю вас, ни о чем не говорит. Крутиков – достаточно толковый следователь, насколько я его успел узнать. Может, немного излишне суетливый и любит разбрасываться, но в целом у нас с ним никогда проблем не возникало.

Именно поэтому, узнав вчера от Нечайкиной, кто именно ведет дело Власова, я даже обрадовался. Мы предварительно созвонились, и Сан Саныч, как меж собой его звали коллеги по следственной группе, уже и нужную папку подготовил к моему приходу.

– Ну, здравствуйте, Павел Николаевич! Давненько не встречались.

– Добрый день! Ну, так это хорошо, что давненько, а то мы с вами обычно по таким поводам встречаемся, что лучше б и вовсе не видеться.

В милиции-то оперативники обычно промеж собой на «ты», а вот с прокуратурой сложнее. У нас с этой замечательной организацией достаточно своеобразные взаимоотношения, поэтому даже с теми ее работниками, которых давно знаем, общаемся в основном на «вы», как бы сохраняя положенную дистанцию.

– Да уж. – вздыхает Крутиков. – Вот и сейчас опять вас ко мне убийство привело. Присаживайтесь! Чем же вдруг вас эта история заинтересовала?

– Видите ли, Александр Александрович, у меня имеется довольно странная информация. – Вопрос вполне закономерен, а посему ожидаем, и соответствующая легенда заготовлена мною заранее. – Не могу, к сожалению, вдаваться в детали, но есть основания полагать, что господина Глебова убил все же не Власов. Это инсценировка.

– Инсценировка?! Это с отпечатком пальца-то?… То есть вековой опыт мировой криминалистической науки идет, извините, псу под хвост?!

– Потому-то информация и странная, – киваю я, – что речь идет именно о такой незыблемой вещи, как дактилоскопия.

– Может, ваш источник что-то путает? Вообще, как-то странно это все слышать. Вы уверены, что речь идет именно об этом убийстве?

– Уверен. Информация поступила из фирмы «Марш», где работал подозреваемый.

Крутиков глядит на меня с нескрываемым удивлением. Он, повторяю, достаточно толковый следователь и имел дело со всякими заморочками, но покушение на устои – это все же перебор. Но и я, в свою очередь, смотрю Сан Санычу прямо в глаза, стараясь придать своему взгляду удивленно-озабоченное выражение.

– Хорошо, – не выдерживает тот. – Тогда, чтобы нам с вами не терять время, вы берите вот эту папку, садитесь вот за тот стол – мой «сокамерник» в отпуске, так что располагайтесь за ним спокойно, – и работайте. Я буду заниматься своими делами, но если будут вопросы, то, пожалуйста, не стесняйтесь.

Я беру дело Власова, сажусь на указанное место и начинаю читать.

Так. Постановление о возбуждении уголовного дела. Оно нам до лампочки – пропускаем. Дальше. Дальше идет протокол осмотра места происшествия. Вот это как раз то, что нужно.

Я внимательно перечитываю документ, время от времени возвращаясь к уже прочитанным фрагментам, сверяясь при этом с прилагаемыми фотоснимками и делая для себя кое-какие пометки в блокноте. Затем шаг за шагом и опять-таки с карандашом в руках знакомлюсь с прочими бумагами – справками, заключениями экспертиз, протоколами допросов. И постепенно из разрозненных сведений начинает, подобно новомодным «пазлам», складываться более-менее целостная картина – во всяком случае, в том виде, как ее представляет следствие.

Итак, версия прокуратуры очевидна: Алексея Глебова убил Власов. Мотив – месть. Сергей оказался в тюрьме во многом по вине самого Глебова, в результате его жизнь оказалась сломанной, рухнула карьера, распалась семья. Случайная встреча послужила толчком к тому, что Власов начал вынашивать идею отомстить виновнику. Он продолжает посещать дом Глебова, выполняя поручения своего начальника, и постепенно в его голове рождается план совершения преступления.

Наконец, выбрав удачный момент, Власов приезжает туда вечером, после работы. Глебов спокойно открывает ему, ибо не видит ничего необычного в визите своего давнего обидчика. Что там дальше происходит – неизвестно, поскольку подозреваемый вины своей не признает, утверждая, что в тот день к Глебову приезжал в середине дня, а не вечером. Но заканчивается эта встреча, как следует из акта судебно-медицинской экспертизы, «тремя колото-резаными ранами в области мягких тканей шеи и основания правой ключицы». Потерпевший скончался от крово-потери. Характер и направление имеющихся повреждений, а также положение трупа свидетельствуют о том, что в момент нанесения ударов преступник находился за спиной жертвы.

Ах, вот оно что. Тогда понятно. Дело в том, что, увидев на фотографиях нанесенные Глебову раны, я сразу подумал, что убийца должен был бы весь в крови перепачкаться. Ан нет – и это ведь предусмотрел. Хотя, дело, может, и не в предусмотрительности. Жертва ведь – инвалид-колясочник, и спереди удар нанести не так удобно, поскольку близко не подойдешь. Орудия преступления при осмотре квартиры обнаружено не было, и это тоже достаточно интересный момент. Зачем, интересно, нож было забирать с собой?

Теперь тот самый кровавый отпечаток пальца на двери. Вернее говоря, не на двери, а на откосе. или как там правильно – косяке? Все время путаюсь. Когда в средней школе милиции учился – знал эти названия назубок, а сейчас повылетало. Ну, вы поняли, словом. Появление отпечатка следствие объясняет тем, что, совершив убийство, Власов дотронулся до этого самого косяка, когда пробирался к выходу на ощупь, в темноте. Стоп! В темноте?… Это в Питере, и в начале сентября?!

– Домработница рассказала, что Глебов жутко не любил яркий свет. У него с глазами какие-то проблемы были, – пояснил Крутиков. – Поэтому во всех комнатах окна были занавешены плотными шторами. А когда работал, то обычно включал настольную лампу.

Тогда другое дело. След пальца был обращен кончиком в сторону выхода из комнаты, и подобное объяснение выглядело вполне логичным. Кровью же убийца испачкался в момент нанесения второго и третьего ударов ножом.

Что ж: повторяю, все логично. Более того, такой отпечаток уж никак не подкинешь – эксперту в ходе осмотра даже пришлось выпиливать кусок деревяшки, чтобы этот след изъять. Значит, остается одно: если Власов этого преступления не совершал, то он был на месте преступления уже после убийства. Других вариантов нет. С какой целью Сергей туда приходил, что он там делал – можно будет выяснить только у него самого.

Но на допросах у следователя Власов упорно придерживался своей линии: в тот вечер, когда произошло убийство, он находился дома и спал.

– Я его по алиби гонял достаточно основательно, – пожал плечами Крутиков в ответ на мой вопрос. – Спрашиваю: «В квартире у себя один был?» – «Да, – отвечает, – соседка на даче находилась». «Может, кто звонил или заходил?» – «Нет». – «Может, вас вместе на лестнице кто-то видел?» – «Я один был и никого по дороге не встретил». – «Может, – говорю, – к окну подходил, когда курил, и тебя кто-то в окно мог заметить?» – «Не курю». Вообще, странно он себя ведет – даже не пытается…

– Александр Александрович, а почему вы сказали «вас»? С кем это Власова на лестнице должны были видеть? – перебиваю я, хотя прекрасно знаю, о ком идет речь.

– Да тут ко мне его женщина приходила.

– Жена?

– Нет, Власов в разводе. Просто: его женщина. Сожительница, как обычно говорят, хотя в данном случае, честно сказать, это слово несколько ухо режет. Подождите! А это, часом, не ваш ли таинственный источник?

– Мой источник пока сексуальную ориентацию не менял и, насколько я знаю, в ближайшее время не планирует.

Мне стоило определенных трудов произнести эту фразу непринужденным тоном и даже уголками рта обозначить улыбку, как бы обращая в шутку неловкую попытку коллеги выяснить личность информатора. У нас это, мягко говоря, не принято. Видимо, получилось, поскольку Крутиков тактично улыбнулся в ответ и, отведя взгляд, продолжил:

– Так вот: женщина эта клялась и божилась, что в тот вечер находилась с ним, в его квартире, чуть ли не до полуночи. Я на очередном допросе все это Власову и выложил. А он в ответ: «Я уже говорил, что был один, и менять свои показания не собираюсь». Меня, честно сказать, даже зло взяло. Его, можно сказать, из болота тянут, а он отбрыкивается и назад в трясину лезет. По нарам, что ли, соскучился. Вот как с таким работать?

– А вы показания этой женщины к делу приобщили?

– Зачем? Если он самолично факт, свидетельствующий в его же пользу, категорически отрицает. Это ж где-то даже против них работает. Выглядит как неумелая попытка выгородить своего мужика. Я женщине дал потом ознакомиться с показаниями Власова, и она не стала настаивать.

– Александр Александрович, я догадываюсь, о ком вы говорите. Ее фамилия, кажется, Шохман?

– Да – Людмила Шохман. Так вы ее все же знаете?

– Только заочно. Я же сказал, что у меня в этой компании есть свой человек. Вы не возражаете, если я с этой дамой встречусь и побеседую?

– Пожалуйста.

Крутиков находит в своих бумагах телефон Людмилы, записывает его на бумажке и протягивает мне. Я благодарно киваю. В наших играх есть определенные правила, и уважаемому коллеге пока лучше не знать, на кого я работаю, а то может неправильно понять. Мол, напрямую выгородить своего мужика не получилось, так решила через «органы» действовать. Эдак Сан Саныч, чего доброго, обидится.

Ладно, листаем дело дальше.

Труп обнаружила некто Елена Борисовна Мошинская – домработница, помогавшая Глебову по хозяйству. Она приходила по утрам, не очень рано – где-то к десяти часам, а уходила, когда заканчивала все дела. Алексей Викторович, хоть и проводил большую часть времени в инвалидной коляске, но все же при необходимости мог ненадолго вставать, опираясь на специальные костыли. Таковые у него имелись в ванной, в спальне, на кухне и в рабочем кабинете, поэтому не было особой нужды в том, чтобы в доме постоянно кто-то находился. Ключи от квартиры у Мошинской были свои, и обычно она, придя, сразу начинала заниматься делами: мыла посуду, прибиралась, готовила еду, ходила по магазинам. Хозяин вел довольно неразмеренный образ жизни – он мог работать ночью и уснуть лишь под утро. Поэтому женщина, если в квартире царила тишина, обычно Алексея Викторовича не беспокоила – пусть отдыхает. Служила она у Глебова уже четвертый год, давно изучила его вкусы и привычки, и такой порядок вещей устраивал обоих.

В тот день – вернее говоря, в то утро – Елена Борисовна пришла, как обычно, в десять. Привычно открыла входную дверь, запертую, как всегда, на два замка. На ночь хозяин всегда закрывался на два замка. Днем же в квартире обычно находился еще кто-то, и дверь запиралась только на верхний – так называемый французский – замок. Это было удобно, поскольку визитер мог уйти сам и захлопнуть дверь за собой, не беспокоя при этом Глебова. Но раньше полудня к нему обычно никто не приходил.

– Алексей Викторович! – крикнула Мошинская. – Доброе утро! Вам что-нибудь нужно?…

Однако ответа не последовало. В этом тоже не было ничего необычного, поскольку хозяин квартиры зачастую ложился спать только под утро, и в этих случаях предпочитал, чтобы его не будили.

Женщина пожала плечами и, переодев обувь, прошла на кухню. Но ее почему-то не оставляло какое-то смутное беспокойство.

– Алексей Викторович! – снова громко позвала она.

И опять молчание.

Елена Борисовна бросила на спинку стула фартук, который уже собиралась надеть, и направилась в комнату. Глебов сидел в своем кресле лицом к окну, и голова его была несколько неестественно наклонена влево. «Спит?…»

– Алекс.

И тут Мошинская осеклась, увидев под креслом лужу крови.

К чести женщины надо сказать, что она не «заорала нечеловеческим голосом» и не «кинулась опрометью на лестницу, громко взывая о помощи». Слава богу, здесь я могу избежать столь нелюбимых мною штампов. Кинуться-то она кинулась, но только не на лестницу, а к телефону, и номер экстренного вызова милиции у нее из головы не вылетел. И вообще, как показывает мой собственный опыт, женщина в таких случаях может вздрогнуть, вскрикнуть, ойкнуть и тому подобное, но не орет, как умалишенная. Труп – это ведь не мышь, чего орать-то? Мужчины же в аналогичных ситуациях ведут себя гораздо более непредсказуемо.

Что ж – с обстоятельствами обнаружения тела Глебова более-менее ясно. Кое-что я уже знал из протокола осмотра места происшествия, а из допроса Мошинской мне на данный момент представляются интересными два момента. Первый: дверь была заперта на оба замка, в том числе и на тот, который запирается ключом изнутри. И второй: у домработницы были собственные ключи от квартиры.

Согласно уже упоминавшемуся заключению судебных медиков, смерть наступила в период от двадцати до двадцати трех часов. И еще одна интересная деталь: в крови трупа (не удивляйтесь – она же не вся вытекает…) обнаружена изрядная доля алкоголя. Этот факт также берем на заметку.

Между прочим – я специально вернулся к протоколу осмотра места происшествия, чтобы уточнить этот момент, – на небольшом столике возле инвалидного кресла стояла наполовину опорожненная бутылка «Наполеона» и один стакан. Один?… Выходит, гостю Алексей Викторович выпить не предложил. Почему?… Возможно, хозяин квартиры знал, что тот не пьет. Или, к примеру, он был за рулем, а в таких случаях тоже не наливают. Правда, для розыска это мало что дает, ибо сегодня человека без машины встретишь реже, чем автовладельца… Но на заметку сей факт также возьмем.