Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Павел Носов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 9

Мы, карательный отряд, до места вчерашнего боестолкновения должны были двигаться впереди обоза, заодно и дорогу ему очищая. Уже там, на месте происшествия, наши пути-дороги разойдутся.

Я впервые видел столько людей оконь и в доспехах. Скажу честно, впечатление это производило. Впереди двигалась тройка охотников во главе с Уваром, за ними, рядами по двое, пограничники, затем, кучкой, без строя, оставшиеся восемь ополченцев. Ну и замыкали кавалькаду мы с Боратом, арьергардом. Он постоял у ворот, отряд пропуская, и меня дожидаясь, потом пытался поехать со мной бок о бок. Ха! Если вороной отморозок со мной и смирился, то это нифига не значит, что он разом стал добрей и терпимей к окружающим. Первым делом, когда Борат стал пристраиваться на дороге рядом со мной, моя добрая и милая зверушка попыталась цапнуть его зубами за ногу. Воевода был ловок и обладал хорошей реакцией, поэтому комплект конечностей сохранил полным. Затем Борзый попытался дать пендель боратову коню. Мне это надоело, я дернул повод, и грозно пообещал его кастрировать, с переименованием в Евнуха. Животин на какое-то время затих, очевидно, занятый обдумыванием мрачных перспектив.

Темп отряд не форсировал, шли спокойно, мы с Боратом разговаривали.

– Борат, расскажи мне, чем эта дорога с переправой так ценна? Что других мест нет, переправу устроить, что бы безопасней на ней было?

– Не-а, нет. Там, где к реке подойти удобно можно на наших землях, русло широкое и глубокое, какая там переправа, если только на лодках, а груз с телегами и конями тогда как?. Мы последнее поселение людское перед рекой. Выше по течению леса непролазные, только пешим пройти можно, обозы не протащить никак. Ниже, может, и есть места, да там степь, туда не сунешься. Да и корки там большие. А так у нас переправа прям по границе леса, там на реке пороги и перекаты, корки большие не суются, а от мелких стража отбивается.

– Прости, кто большие, кто не суется?

– Ну корки же. – вот спасибо, родной, пояснил

– Борат, я здесь второй день. Не знаю ни черта. Объясни мне, кто такие эти твои корки.

Ну, он и объяснил. Ну, я и офигел. Судя по его рассказу, это были крокодилы. Большие крокодилы. Большие водные ящерицы с перепонками на лапах, длинным хвостом и пастью, зубов полной – что это еще может быть? Судя по его рассказам, самые здоровые из них были метров по десять. Вот да ничего ж себе!! Просто в дивное место я попал – динозавры в Сочи, крокодилы в Днепре!!! Чо еще ожидать?

Хотя, вот помнится мне, читал о чем-то подобном на Руси. В летописи какой-то писали, что в районе Новгорода "звери-коркодилы лютые" из реки "изыдоша" и "людей поядаша". И было это в веке как бы не 14-15 от рождества Христова. Так что… Причем, Новгород-то гораздо севернее мест здешних.

– Слушай, а здесь, около города, они есть? – а то как купаться полезу, а там…. Хотя я теперь сильно поостерегусь, черт их знает, может тут еще акулы с пираньями свободно плавают, а мне о них просто не сказали, не посчитали существенным.

Оказалось, и здесь есть, но меньше гораздо. Большие "корки" через пороги перебраться не могут, выше по реке не ходят. Маленьких же (ага, спросил, метров до трех, малютки) на переправе бьют нещадно, благо шкура зело ценится, но бывает, какой и проскользнет. Ну и растут уже здесь, в верховьях.

Еще лекцию мне Борат прочитал по социальным аспектам здешнего общества, после того, как я спросил, а добрый ли князь сейчас на княжении. Оказывается, местный князь и не князь вовсе, в моем понимании этого термина. А называют аборигены князем лишь военноначальника главного, избираемого из наиболее достойных мужей воинских. И ведает он охраной и обороной людей леса, имея в подчинении войско из солдат профессиональных, специально отбираемых. Вот на содержание этого войска налоги и собираются. Войско небольшое, а еще и сильно по границе леса размазанное, заставы да дороги охраняет. Но это картина привычная, при опасности сильной люди лесные всем миром встают напасти на встречу. Пока справляются, хотя гнет степи и сильный. А аристократии, в привычном мне понимании, здесь как таковой и нет вовсе. На должностях управляющих сидят люди выборные.

По дороге до места приметного боле ничего с нами не случилось. Не попадались нам ни звери диковинные, ни люди злые.

Место нашли сразу, тут следопытом быть не надо. По дороге были разбросаны косточки орочьи, да шкур куски. Утилизировали жители лесные мясо бесхозное. По следам следопыты определили, что кто тут только не пировал на халяву. И волки были, и рысь, и топтыгин заглядывал, и свиньи дикие свое рыло сунули. Весна, голодно в лесу сейчас. Ну и мелочь лесная поживилась тут, полянку потоптала. Увар ункасов своих по округе шнырять отправил, следы выискивать; солдатики чуть поодаль лагерь временный соорудили, костер наладили, пищу горячую готовить собрались. Солдат, он и в Африке, и на Марсе солдат. Есть минутка – желудок набить и поспать надо. Дело святое, ремесло солдатское – оно опасное, времени свободного потом долго может не оказаться, а то и вовсе никогда. А командиры мудрые, в лице Бората и Увара, и меня, к ним примкнувшего, думу нелегкую командирскую думать принялись.

Ни на один вопрос, на совете военном вчера поставленный, ответа пока получено не было. Зачем эта парочка здесь оказалась, почему на обоз напали – непонятно до сих пор было. Одно ясно стало: одни они здесь были. Если бы где-то в округе соплеменники их ошивались, ни за что тела бы просто так не оставили. И зверью лесному ничего не обломилось бы. Сами гоблины тушки и скушали бы. Услышав такое, я в ступор в легкий впал, и вопрос ребятам задал резонный: они что, людоеды? Оказалось, очень даже. И родственника помершего, и врага пленного, а то и стариков, и детишек собственных в год, когда очень голодно, схарчат, гурманы палеолитические, за милую душу. А людей? И людей, когда в плен или мертвыми попадаются. Мужчин. Баб используют по назначению прямому, природой предусмотренному, любят они это дело. Мм-да, не нравились мне эти граждане раньше просто с точки зрения эстетической, а теперь не нравятся еще больше. Разногласия у нас с ними появились вовсе непримиримые, кулинарные.

И что у нас получается? Эти гоблины просто отморозками местными были, невесть куда забредшими? Так оно и выходит. Потому как, если бы разведкой они бы были посланной, то тогда пославшие их всяко заинтересоваться должны были, а где это Тяпкин с Ляпкиным запропастились? Заинтересоваться и поиски устроить, и найти, благо сроку у них сутки почти на это были. А ребятки эти не жители городские, дорогу от компьютера к сортиру теплому с трудом находящие, а самые что ни на есть дикари первобытные, следы читать как Пушкин букварь умеющие. Вот пропади у нас, к примеру, не дай бог, следопыт, по округе бродящий. Мы же этот лес по корешку повыдергиваем, но правду о пропаже узнаем непременно. Орки, конечно, парни попроще малость, но раз обществом живут, думаю и реакции у них схожие будут. Ладно, что гадать-рядить без толку, своих разведчиков надо ждать. А пока и перекусить не мешает.

Мы все, на постой ставшие, уже горячего похлебать успели, когда явились охотники, за следами посланные. Нашли они следы. Как раз этой парочки, мной убиенной. И стало нам совсем все непонятно – следы на восток вели. А на востоке этим хоббитам-переросткам делать было решительно нечего. Лес реликтовый, такой, в котором я спервоначалу оказался, на восток простирался не очень далеко. Дальше, до самой реки, начинались чащобы непролазные, труднопроходимые, для неандертальцев уж вовсе неуютные. По сути, все пространство на востоке от нас, было треугольником, вершиной упиравшимся в городок, а сторонами у него служили река, вот эта дорога, на которой мы стояли, и дорога с заставами, к переправе ведущая. И если два гоблина-дебила между заставами, в принципе, на север могли легко проскользнуть, то какого черта они, до города пол дня не дойдя, на запад повернули?

И еще вопрос встал животрепещущий – а нам что делать теперь? По следам всей толпой переться? Смысла в этом никакого не было.

Да, людское племя называлось Людьми леса. Но это не значит, что они жили в лесах. Нет, в лесах они как раз и не жили. Они умели отвоевывать территории у леса. Занимали естественные поляны побольше, и планомерно их расширяли. Лес валили, выжигали и корчевали, освобождая пространства для огородов, пашен и пастбищ. Они, я думаю, сами охотно бы стали Детьми степей, только их туда не пускали. Да, они охотились в лесу иногда, но именно охотились, и именно иногда. Для боевых действий в лесу они были приспособлены не лучше неандертальцев. По всему выходило, хуже они были для этого приспособлены. Основными козырными картами рода людского в борьбе за дело эволюции были луки и кони. Луками противник уничтожался на расстоянии, всадник мог достать противника копьем или мечом, оставаясь недоступным для ответных действий. В лесу большинство этих козырей мгновенно терялось. В таком лесу, как этот реликтовый, всадник еще мог проехать и лучник еще мог выстрелить. Но, как только лес становился обычным, с подлеском, кустами и буреломом – все, слезай с коней, прячь луки. А в рукопашной драке люди проигрывали здоровенным гоблинам однозначно, если только не имели подавляющего численного преимущества.

И стало руководство отрядное опять затылки командирские чесать, мысли стимулируя. И по размышлению здравому решили мы вот что: пятерка охотников во главе с Уваром идет по следам покойной парочки с целью досконально выяснить маршрут их движения. Трое солдатиков и пара охотников остается на этом самом месте с лошадьми, своими и ушедших охотников, и ждет возвращения следопытов. Остальная часть отряда карательного, поспешая зело, двигается к крепости. Если для обоза неспешного путь в крепость занимал двое суток с ночевкой, то отряд должен был прибыть туда до вечера. Целью этой группы было с утра пройти по дороге на переправу и поискать следы свежие нарушения границ людских. Я порывался пойти с Уваром, но желающих общаться с моим милейшим скакуном в мое отсутствие не нашлось, поэтому я присоединился к группе вкрепостьидущих.

Время дорого, коней пришпорили, поехали. Рысью, шагом. Рысью, шагом. Рысью, шагом. Коняшки у местных были выносливые, да и мой одр теплыми конюшнями избалован не был, продвигались мы ходко. Часов после пяти движения нашли полянку с родником, остановились, сами перекусили, коняшек обиходили, дальше поскакали. Реликтовый лес давно кончился, по сторонам дороги мелькала чащоба первобытная, непролазная. И вот из этой чащи на нас и прыгнул песец.

Мы попали в засаду. Засаду классическую, пособия диверсионные по ней писать можно. Местные все-таки непозволительно расслабились. Ладно я – лопух лопухом в здешних делах, решил, что попал в доисторическую эпоху, все здесь и должно быть ясное и прямое, как единственная извилина динозавра. Едем неопасливо, спокойно – значит надо так. Это же их земля. Их жизнь, они ее беречь должны всемерно. Почему Борат не отправил веред людей дозором, я не знаю. Не знаю, но догадываюсь. Они здесь привыкли, что жизнь течет и меняется очень неспешно. Так же неспешно меняются методы ведения войны. Сколько десятков тысячелетий прошло, прежде чем лук на войне сменил бросаемый рукой камень? Сколько тысячелетий прошло, прежде чем на поле боя вместо стрел полетели пули? Это в мой век, на моей земле люди жили быстро, и с каждым годом все стремительней и стремительней. В 1994 году не во всякой квартире был домашний проводной телефон, а через десять лет без мобильника мы уже не могли обходиться. В 1994 году персональный компьютер был элементом фантастического произведения, а через десять лет он был в каждом доме неотъемлемым элементом повседневного быта, таким же, как сковорода на кухне.

В этом мире столетиями воевали по одной и той же схеме. Люди леса знали точно – дичи засады НЕ УСТРАИВАЮТ. Точка. И это их знание подтверждал многовековой опыт их предков. Люди леса не были готовы к тому, что жизнь изменится и понесется на них стремительным домкратом. В моем мире новые знания добываются из учебников и из интернета. Здесь за знания приходилось платить кровью.

В первые секунды боя меня спас конь. Зная его чуткий и отзывчивый характер, я не рисковал ехать в общей кавалькаде. В хвосте мне плестись тоже надоело, и я рысил в авангарде отряда. Опережая остальных на два-три лошадиных корпуса. Когда на меня с жутким треском начало валиться здоровенное дерево, Борзый, присев на задние ноги просто прыгнул вперед и вынес меня из-под ствола. Двум следующим за мной дружинникам повезло меньше. Совсем не повезло, дерево упало на них. Это я увидел, когда, резко натянув повод, заставил коня развернуться практически на месте. Еще я увидел, как на всадников, едущих в самом конце колонны, валится еще одно немаленькое бревно, а из густых кустов с обоих концов дороги начинают выскакивать многочисленные гоблины и метать свои копья. Меньше чем за минуту мы потеряли половину отряда.

Мне повезло, что я оказался вне зоны основного удара орочьей пехоты. Они просто не ожидали, что кто-то может оказаться вне ловушки. Позже я понял, почему это стало для них неожиданностью, но это было значительно позже. Пока же ко мне бросилась только тройка дичей, оказавшихся с краю и не успевших вместе со всеми на разгром основной колоны. Я знаю, у меня плохой характер. Возможно даже, что у меня очень хреновый характер, но по сравнению с моим конем я достоин канонизации, как святой. Этот черный отморозок набросился на набегающих неандертальцев аки лев на агнцев, в мгновение сбив и затоптав двоих из них. Единственное, что я успел сделать, это на лету проткнуть копьем третьего, причем проткнуть так неудачно, что копье засело намертво. Конь проскакал дальше, и копье у меня из рук вырвало. Я осадил Борзого, сорвал с пояса свою булаву, и окинул взглядом картину драки. Большая часть дружинников была сбита с коней и погребена под телами добивающих их гоблинов. Мне в глаза бросился Борат, уже без шлема, ужом вертевшийся на своем коне и размахивающий мечом. Жив, курилка.

Я, сильно ударил ногами по крупу вороного, и послал его вперед, прямо на лежащее посреди дороги бревно. Нет, Увару я буду проставляться за эту лошадь до конца жизни, моей или его. Препятствия конь как будто бы и не заметил. Дичи не обращали внимание в нашу сторону, словно уверенные, что место боя ограниченно только упавшими бревнами. Я видел перед собой только их спины и мелькающие в их лапах дубины. Мы с конем обрушились на них черной смертью. Взлетала булава, кроша головы, спины и руки ворогов, бил копытами, давил грудью и рвал их зубами мой товарищ, брызги крови, ошметки мозгов и клочья рыжей шерсти летели до самых верхушек придорожных кустов. Покидав свои копья в самом начале боя, орки, вооруженные только дубинами, достать меня практически не могли. Несколько раз их удары вскользь приходились по крупу коня, раздирая кожу камнями, вставленными в их палицы, но он от этого только еще больше ярился. Мы с ним вертелись на дороге смерчем, убивая все, до чего могли дотянуться.

Их было тридцать. Ровно тридцать, словно кто-то посчитал, и отправил в засаду три отделения. Даже когда стало понятно, что им конец, они не побежали. Они бились до последнего. До последнего, рассеченного от плеча до пояса боратовым мечом, до последнего, сбитого и затоптанного моим конем, до последнего, потерявшего голову под моей булавой. Из них не ушел никто. У нас в живых осталось четверо. Я, Борат, один охотник и один солдат. Все, кто смог усидеть на лошадях. Остальных, упавших с коней, неандертальцы добили. Кого-то проткнули копьями в самом начале, кого-то сбили дубинами с коня и забили на земле, кого-то просто разорвали лапами – сил на это у них хватало. Двоих завалило упавшим деревом. Когда все закончилось, я с трудом остановил бешенного от драки Борзого, похлопывая его по шее и шепча на ухо успокаивающие слова. Потом спрыгнул с седла в чавкнувшую по ногами буро-рыжую жижу, и побрел, ведя коня на поводу, к стоявшим кучкой остатком нашего воинства.

"Тогда считать мы стали раны…". У меня был стесан кусок кожи на ляжке. У Бората разбита голова, у солдата сломана рука. Множество мелких порезов, царапин и ушибов мы в расчет не принимали. Охотник был почти целый. Оказалось, что в самом начале его лошадь умудрилась каким-то образом от страха продавиться сквозь стену кустов на обочине, и ополченец смог выбраться обратно на дорогу, когда уже все было практически кончено. Больше чем за себя, я волновался за Борзого. Сегодня эта наглая, грубая, неотесанная тварь возможно спасла жизнь, и не только мне. Конь был покрыт кровью и ошметками плоти с ног до головы. На крупе сочились несколько серьезных царапин с рваными краями, но сломано, вроде, ничего не было.

Коней, и своих, и оставшихся от убитых, мы отвели подальше по дороге, за одно из засадных бревен, привязали их к деревьям, сделали солдату шину из веток на поломанную руку и, оставив его с конями, пошли собирать своих павших товарищей. Доставали тела из тошнотворного месива, в которое превратился кусок дороги на месте засады, выносили их на чистое, и складывали в ряд. Бревно, придавившее двоих пограничников, мы с огромным трудом отодвинули в сторону втроем. Закончив, собрались возле лошадей. Собрав все фляги с водой, которые нашли, мы, как могли, попытались отмыть лица и руки. Борату я промыл рану на голове и перевязал чистой тряпицей. Устало повалившись на землю рядом с вырубившимся раненым воином, стали держать совет.

– Такого раньше никогда не было, никогда!!!! – Борат не мог говорить спокойно, только хрипел – Я даже не слышал о таком!!!

– Упокойся. Нам еще очень повезло. Троекратное превосходство противника, еще из засады – да нас размазать должны были по этой дороге. Ты лучше скажи мне, откуда их здесь столько взялось, и как они прошли через крепости?

– Я не знаю. Я тебе еще раз говорю – такого никогда не было. Когда дичи шли в набег на города, они просто собирались и перли толпой. Крепости они всегда осаждали, что бы не выпустить солдат оттуда, но пока они собирались, пограничники всегда успевали послать гонца. Да и мало их для набега. В поле, около города, мы бы их уничтожили очень быстро. Обычно для набега объединяется несколько родов, три-четыре сотни воинов собирают. И со щитами. А у этих щитов нет.

– Это не набег, Борат, нас здесь ждали специально. Сколько времени им потребуется, чтобы повалить своими топорами каменными такие деревья?

– Да почти день!

– Вот! День назад, гораздо дальше отсюда, они напали на обоз, который должен был здесь проехать. Даже если бы охрана обоза была полной, и они отбились бы, поехали они бы дальше?

– Нет, не поехали, вернулись бы

– А вы тогда что стали делать?

– Да то же самое, что и сейчас, отряд бы выслали с охотниками, дорогу проверить.

– Ага, правильно, а отряд уже здесь ждали, деревья рубили. И что это значит?

– Что?

– Это значит, что они в любом случае хотели выманить отряд из города и уничтожить его. Сколько в городе воинов осталось?

– Десяток.

– Десяток вместо тридцати, и еще охотники ушли. На город они хотят напасть.

– Да ты что!!! Они никогда так хитро не действовали!! Да и крепости….

– Что?

– Они должны были заметить такую толпу. Солдаты по дорогам патрулируют. Тем более, ты говоришь, что они не сегодня пришли. Хотя бы следы заметили бы.

– Ну вот что ты заладил "никогда не было, никогда не было". Теперь есть. Привыкай, и учитывай это всегда. Думать учись, а не только мечом махать. А вообще есть у меня мысль, отчего эти твари такие умные стали. Но я тебе их пока говорить не буду, проверить надо мои мысли. Ладно, посидели и хватит, действовать надо.

ГЛАВА 10

Но прежде, чем начать что-то делать, мне пришлось справиться с мощнейшей истерикой спутников. После того, как я сказал, что трупы наших товарищей мы оставим здесь без погребения, мне на голову были посланы проклятия всех местных богов, и еще нескольких, специально для этого случая придуманных. Тела павших люди предавали огню. Прикинув объем лесоповальных работ, потребных для получения нужного количества дров, а так же учитывая, что эти работы придется проводить боевыми топорами (плотницких, как-то, с собой не захватили), попутно отбиваясь от хищного зверья, сбежавшегося на такой пир со всего леса, я решительно восстал против этого:

– Борат, пойми, времена изменились! Поверь, я знаю, что говорю! Сейчас нам надо действовать очень быстро. Если мы сейчас останемся здесь и будем рубить дрова для погребального костра, то потом нам придется делать это еще очень долго для того, что бы похоронить всех людей в городе. Надо срочно посылать туда гонца, если уже не поздно, и обоз перехватить надо. Виль хороший командир?

– Да. Его даже хотели на гарнизон ставить, но подумали – молодой еще, пусть подучится. Вот ко мне помощником и прислали.

– Значит, делаем так. Боец твой для службы сейчас бесполезен, но на лошади сидеть может. Пусть берет с собой двух заводных коней, и, не останавливаясь, скачет на встречу обозу и нашим, там оставшимся, Увар уже вернуться должен был. Обоз загнать в лес подальше, к чертовой матери, что бы баба да старик под ногами не путались, и целее останутся. Остальным, не мешкая, к городу двигать. А там по обстановке. Если противника нет еще, то поднимать ополчение и к бою готовиться. Но, думается мне, там они уже. В этом случае, если город с ходу не взяли, под стенами стоят, то в рубку не лезть ни в коем случае!! Подлетели на лошадях с тыла, из луков постреляли, и назад. И так постоянно, что бы дичи спокойно воевать не могли, бойцов постоянно теряли. Только так они городу помочь смогут. А если в драку сунуться – положат их там бесполезно, и тогда городу точно конец. Ну, а если, не дай бог, город взяли уже, то тем более в бой не лезть!! Следить за противником тенью неотступной!! Мы знать должны, сколько пленников, куда их поведут, чтоб отбить потом людей наших. (Во, для меня они уже наши. Ну а как иначе-то?). Нам бойцы теперь ох как понадобятся!!.

– Что Иван, думаешь, все так плохо? – совсем поник Борат.

– Думаю я, друг ты мой сердешный, что, раз они планов таких хитрых понапридумывали, то и ждать от них надо самого худшего, и готовиться к этому.

– А мы что делать будем?

– А мы с тобой возьмем охотника нашего следопытом, как его зовут, кстати? – Адар. – Во, Адара возьмем, и пойдем лесами дремучими к крепости, посмотрим, что там твориться. Если нормально все, то гонцов к князю и на другие заставы пошлем, людей соберем. Адар, иди сюда, родной мой. Переводи, Борат. Скажи мне, охотник, сможешь ты нас лесами, тайно, к крепости провести с конями нашими?

Следопыт был немногословен, как истинному лесовику и положено:

– Днем смогу, ночью с лошадьми не пройдем. – действительно, темнеть уже скоро будет, вечер на дворе.

– Не пойдем мы ночью. Есть место тут недалеко, что бы лагерем встать можно было на ночь безопасно, и вода чтобы была?

Адар задумался: – Знаю такое место, на закат идти надо, дойдем до темноты.

– Все, тогда встали и пошли. Да, что с лошадьми лишними делать будем?

Оказалось, что это и не вопрос вовсе. Когда, заинструктированный до остекленения взгляда, ратник поскакал на встречу обозу, приученные и дисциплинированные лошадки, направленные на путь истинный несколькими нашими пинками, дружным табунком ломанулись за ним. А мы, подобрав свои оброненные в бою вещи, и постояв молча над телами товарищей, тронулись в свой путь в лесную чащу. Идти приходилось трудно. Особенно доставалось Борзому, не приученному к ходьбе по лесу. Но, как и обещал наш рейнджер, еще до темноты мы вышли к неглубокому распадку с протекающим по его дну ручьем. Первым делом, наплевав на костер и проснувшийся после драки и путешествия зверский аппетит, мы бросились отмываться сами, отмывать наших коней, и стирать в хлам изгвазданную одежду. Затем, голыми, лязгая зубами от холодной воды, носились по оврагу, собирая ветки для костра. Ночью дежурили по очереди. Посмотрев на серые, с ввалившимися щеками, лица своих спутников, я вызвался дежурить первым.

Первобытный лес жил своей первобытной ночной жизнью. Сидя у костра, и ветки периодически в огонь подбрасывая, я анализировал произошедшие за эти двое суток события, и мысли по этому поводу у меня были абсолютно не веселые. Я догадывался, в чем причина ненормальной активности и небывалой хитрости неандертальцев, но это пока только догадки, требующие подтверждения. И еще, я не мог ничего планировать. Любое планирование основано на информации – а ее не было, ввиду критически малого для накопления необходимых знаний срока моего пребывания в этом мире. И восполнить ее, находясь в жутком цейтноте, я мог только самым первым и самым основным научным методом – методом тыка.

С утра мы наш путь продолжили. Люди и лошади отдохнули, шагалось веселей. Когда охотник предупредил, что до цели осталось, как я понял из перевода шагов в метры, около двух километров, а лес начал редеть, мы оставили лошадей с Боратом, а сами продолжили идти пешком. Перед расставанием, я подробно проинструктировал двоих из четверых оставляемых. Борату было сказано, что если мы не вернемся к вечеру, голой пяткой на шашки не переть, возвращаться к крепости, искать своих людей, наладить гонца к князю и возглавить народно-освободительную и партизанскую борьбу, некоторые приемы и методы которой мной были ему рассказаны по пути сюда, вызвав нешуточное удивление военного своей подлостью и эффективностью. Второй мой собеседник нуждался в более подробной инструкции. Мои сборы взволновали Борзого, и он всем своим видом показывал, что готов следовать за мной, и считает, что оставлять одного настолько безответственного и беспомощного субъекта, как я, это полное безрассудство. После его попытки вырвать куст, к которому была привязана его уздечка (ну как куст, береза), я потратил десять минут на уговоры лошади, пообещав вернуться непременно как можно быстрей, а ему, за хорошее поведение, выделить табун кобылиц и воз морковки. Кони Бората и егеря в инструктаже, слава Богу, не нуждались.

Пока еще мог пользоваться Боратом как переводчиком, я специально попросил следопыта вывести нас на дорогу западнее перекрестка, соединяющего дорогу в город и шоссе, ведущее к переправе, и соответственно крепости, стоящей на холме, почти напротив этого перекрестка. Как просил, так и получил. По мере приближения к шоссе, становилось понятно, что лес заканчивается, и начинается Дикая степь. Мы уже не продирались сквозь ветки, а наоборот, перебежками перемещались от куста к кусту. Когда, наконец, перед нами, открылось огромное пустое пространство, мы легли, и продолжили путь ползком.

А потом я увидел СТЕПЬ. В моем понимании, понимании человека 21 века, степь – это пустыня, поросшая травой и населенная сусликами. Нет, я конечно видел весенние бескрайние цветочные степи Средней Азии, видел поросшие диким разнотравием пустоши Ставрополья. Но все это были пустые пространства земли, поросшие травой, без всякого намека на жизнь. Здесь Степь это и была сама Жизнь. Бескрайнее море дикой зелени разбавляли редкие вкрапления криво растущих деревьев, иногда одиночных, иногда стоящих рощицами. И все это бесконечное пространство было усеяно группами животных, иногда небольшими, а иногда огромными. Возле дороги, проходящей метрах в двадцати от рядов последних кустарников, зверей было мало. Очевидно, что соседство с беспокойными человеками и бесполезным лесом не привлекало степных жителей. По мере удаления, их становилось все больше и больше, пока, кое-где у горизонта, они не сливались в сплошную двигающуюся полосу. Бинокля у меня, конечно не было. Но мне хватало того, что я мог наблюдать своими глазами.

Я видел слонов. Это были не привычные мне по посещению зоопарка азиатские слоны, не виденные мной не раз в телевизоре слоны африканские, и не мамонты с картинок. Эти слоны не поражали размерами. Нет, по сравнению с человеком, они, конечно, были огромными. Но, по сути, размерами не превосходили некрупного азиатского слона. Туловище и голова их казалось более вытянутыми, чем у привычных нам элефантов, уши были очень маленькими для такой головы, верхние бивни огромны. Да, да, верхние бивни, потому, что на нижней губе бивни тоже были, только гораздо меньше. Я видел носорогов. А вот эти зверюги, покрытые недлинной шерстью, несущие на башке один громадный рог, были гораздо крупней своих собратьев из моего мира. Размерами они почти не уступали слонам. Я видел быков. Разных. Их, даже на мой, совершенно профанский в зоологии взгляд, было несколько видов. Одни громадные, нескольких тонн весом, с рогами – колоннами, другие размером с домашнюю корову. Были тут и зубры, или бизоны, я не знаю. Я видел диких лошадей, сородичей моего буйного друга, каких-то травоядных похожих на африканских антилоп, много, разных. Я видел прайд гепардов, только размерами со льва, стайку собакоподобных животных, небольшого размера и с тупой короткой мордой, и еще много, много, всего. Степь была беременна жизнью. И теперь, увидев это своими глазами, я прекрасно понимал неандертальцев, не желающих пускать сюда конкурентов по роду Homo. Что бы здесь выжить, не надо было пахать землю и разводить коров. Для пропитания, здесь достаточно было, лежа в тени одного из стоящих в степи деревьев, небрежным движением кидать в любую сторону дубину или камень, а потом лениво подниматься и идти забирать добытую броском гору мяса. Перед моими глазами был рай палеонтолога и несбыточная мечта охотника, готового заплатить миллионы в вечнозеленых купюрах для того, что-бы подстрелить больную африканскую кошку, названную по ошибке царем зверей.

Но мой восторг по поводу открывавшегося перед глазами буйства природы прервал Адар, дергавший меня за рукав, стараясь привлечь мое внимание. Когда ему это удалось, он молча ткнул пальцем во что-то, расположенное слева от нас. Проследив за его рукой, я увидел на небольшом холме, километрах в полутора от нас на восток, сгоревшие остатки какого-то большого деревянного здания. Когда наконец я смог сообразить, что же мне показывает охотник, я в немом удивлении уставился на него. Адар, посмотрев на меня, только кивнул в ответ. Крепости больше не было. Я показал егерю, что нам надо возвращаться назад, к лошадям. Идти на осмотр руин пешком смысла я не видел. В то, что там в лесу возле крепости расположена засада, я не верил. Те, кто это все устроил, очевидно рассчитывали, что подкрепление из города попадет во вчерашнюю лесную засаду. И их расчет, в принципе, оправдался полностью. Их почти безукоризненный план не учел только меня с Буйным.