Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Павел Носов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 18

Следующие два дня перед отправкой экспедиции я занимался тренировками. У Бората, взвалившего на себя всю организацию похода, времени на меня практически не оставалось, получалось у нас только час с утра с самого выкраивать, чтоб мечом помахать. Как я понял, здешняя техника сильно отличалась от принятой на моей земле. Люди там сражались в основном с людьми, экипированными и вооруженными похожим оружием, поэтому развивалось искусство фехтования, включающее в себя множество приемов обороны. Здесь же вся школа была построена в основном на атакующих приемах, благо у противников ни железных лат, ни стального оружия не было. Мечом дубину тяжелую отбивать не очень сподручно, поэтому вся суть школы сводилась к умению опередить противника. Координации, реакции и силы у меня хватало, для большинства упражнений, показанных воеводой, спарринг партнеры не требовались, только манекены, точнее, деревья, их изображающие, поэтому, после часа занятий с Боратом, я вполне успешно мог заниматься самостоятельно.

Арбалет радовал. До пятидесяти метров, пока траектория полета тяжелой стрелы оставалась настильной, я уже практически не мазал. Даже один раз выехал на охоту в степь, что бы потренироваться в стрельбе по движущимся мишеням. И хотя на многие километры вокруг вся живность была распугана гоблинской ордой, пару антилопоподобных животных мне добыть все-таки удалось, при этом стреляя с седла, в движении. А вот при стрельбе на большие расстояния уже возникали трудности. Мешало притяжение земное, упорно полет стрелы менявшее. Поэтому оружие приходилось задирать выше, стрелять по пологой траектории, интуитивно определяя точку прицеливания, что, в общем, было уже чистой воды угадайкой. По большой групповой мишени пойдет, а для снайперской стрельбы не очень. То есть, по дальности уверенного поражения цели я, в принципе, был вровень с лучниками. Но не по эффективности. Тяжелая стрела с листовидным наконечником, летящая на огромной скорости, оставляла такие раны, что, даже попав в конечность, гарантированно выводила противника из строя. Так что, теперь я был серьезно вооружен и чертовски опасен. Для антилоп точно.

В результате, всадник, выехавший через три дня во главе каравана из пяти телег и почти двух сотен конников, представлял собой довольно сюрреалистическое зрелище. На угольно черном громадном коне восседал человек в светлом городском камуфляже и берцах, на поясе у которого, с одной стороны, висел меч в ножнах, с другой пистолет в кобуре. К седлу его был приторочен арбалет, а в руках он держал копье. Короче, страшный сон средневекового милитариста.

Первые два дня пути прошли очень спокойно и скучно. Степь была практически пустынна, травоядных, даже крупных, неандертальцы разогнали, хищники, первые дни толпами бродившие около лагеря и подъедавшие тела, как только халявное угощение закончилась, ушли вслед за остальной фауной. И вообще, расспросив охотников и посмотрев своими глазами, я понял, что буйство жизни, которое попалось мне в первый день знакомства с Дикой степью, было для этих мест явлением сезонным, миграцией животных из одних районов в другие по каким-то своим, животным, делам. В обычном же виде степь представала гораздо пустынней.

Если первый день мы двигались всем отрядом вместе, практически ничего не опасаясь, то, начиная со второго, в разные стороны по ходу движения были разосланы разведчики, передвигавшиеся десятками, со строгим приказом в бой, ни в коем случае не вступать, ни с двуногими, ни с четвероногими. Только разведка. Цель маршрута у нас была – найти Чистый ручей, пристанище славного вождя Могучего Быка. Гоблин, как мог, и как я его понял, маршрут мне объяснял. Этой, запомнившейся мне, абракадаброй, я щедро поделился со своими следопытами, и теперь они пытались вывести нас в нужное место.

На третий день начали появляться первые животные, которых, по мере продвижения в глубь степи, становилось все больше и больше. Хищники пока отряд не беспокоили, хотя их видовое разнообразие впечатляло. Люди видели каких то собачьих, размером небольших, но передвигающихся приличными стаями больше десятка особей. Нередки были гиенообразные твари, плотные, ростом с русскую борзую, со здоровенной головой и мощными челюстями. Передние лапы у них были намного длиннее задних, отчего движение получалось какое-то скачкообразное. Гиены тоже бродили стаями, но голов в пять – семь. Встречались кошачьи. Уже виденные мной гепарды – переростки, по одиночке, и семьями. Видели львов. Да-да, самый натуральный львиный прайд, только котейки там были покрупнее наших, земных, правда, ненамного, шкура у них была не одноцветная, а пятнисто-полосатая, и у самцов почти не было гривы. Саблезубы пока не встречались. Все эти хищники не выражали особого желания связываться с большим людским отрядом, и проворно убирались с нашей дороги. Даже на разведывательные группы они не нападали, хотя разведчики, выполняя приказ, сами старались их объезжать.

Как ни странно, больше всего беспокойства доставляли как раз копытные степные обитатели. В первую очередь носороги. Если про земные их разновидности был справедлив анекдот о том, что зрение у носорога слабенькое, но при его массе это не его проблемы, то здесь это было справедливо вдвойне, так как местные твари весили как раз примерно вдвое больше своих земных собратьев. Встреча с первой же парой таких созданий, оказавшихся у нас на пути, едва не закончилась трагедией. Что взбрело в голову этому живому пятитонному мохнатому танку, не скажет, конечно, никто. Возможно, он заподозрил нас в извращенной страсти к его грациозной, на целых пятьсот килограммов меньше его весящей, даме, пасущейся чуть поотдаль, я не знаю. Но едва авангард отряда, в котором ехал и я, оказался метрах в семидесяти от щиплющей траву скотины, тот поднял башку, принюхался, навелся на нас своими ушками-локаторами, хрюкнул, и стартанул в нашу сторону, сразу набрав огромную скорость. Он несся, опустив до самой земли голову, выставив вперед огромный, не меньше полутора метров в длину, рог.

Расстояние до отряда носорог преодолел, казалось, мгновенно. Я едва успел заорать: – В строну! Коня моего подгонять не пришлось, даже этот отморозок понял, что связываться с несущейся на нас грудой дурного мяса ему не с руки, и, рванув с места, вынес нас из-под удара. Двоим всадникам повезло меньше. Лошадь одного из них степной бандит просто задел, пробегая мимо, боком. Охотник, вместе с конем, отлетели метров на пять, шлепнулись на землю уже по отдельности, и, по отдельности же, начали улепетывать подальше от эпицентра. Коня второго он ударил на полном ходу рогом в брюхо, и, мотнув башкой, перекинул, вместе с человеком, через себя. Потом, уже не встречая на пути никого, промчался еще метров пятьдесят, постепенно тормозя. Ну да, такую разогнавшуюся массу сразу не остановишь. Нам повезло, что на скорости зверь совершенно не мог маневрировать.

Но успокаиваться дебошир не собирался, уже разворачивался для повторного захода. Мы, авангард, конечно могли попробовать сбежать, рассыпавшись в разные стороны, но, во первых, сразу за нами двигался строй основного отряда с обозом, который явно не сможет увернуться, а во вторых, сбитый всадник наш лежал, придавленный лошадью с распоротым брюхом и вываленными кишками. Захлопали первые выстрелы из луков, но лучники спешили, лошади под ними возбужденно плясали, поэтому охотники часто мазали. А те стрелы, что пришли в цель, тварь будто вовсе не заметила, а пошла на новый разгон.

Арбалет у меня был разряжен, и зарядить его я не успевал, поэтому схватился за пистолет. Борзой нервничал, стрелять из седла я не стал. Спрыгнул, хлопнув коня ладонью по крупу, отгоняя его, схватил пистолет двумя руками и встал в стойку. Стрелять начал, когда до носорога оставалась метров сорок. Так как пер он почти прямо на меня, целиться я мог ему только в голову или в мощный, состоящий из сплошных мышц, горб. Раз, два в голову, третьим попал прямо в глаз, тушу повело в сторону, я еще два раза попал ему в башку сбоку. Тварь, наконец, упала, кувыркнулась, и замерла, только ноги едва подергивались. Когда достали нашего воина, из-под придавившей его дохлой лошади, оказалось, что у него сломано бедро.

После этого случая мы всех встречных носорогов обходили по очень большой дуге. И не только носорогов. Дома я читал, что африканский буйвол, наряду с бегемотом, является одним из наиболее опасных для человека животных, по количеству погубленных жизней оставляя далеко позади себя слонов, львов, леопардов и прочих зверей, отличаясь исключительно буйным нравом и непредсказуемым поведением. Так вот, здешние дикие быки были всем быкам быки. Здоровенные, с большими, широко расставленными рогами, они точно не вызывали желания проверять отличаются ли они характером от своих земных родственников, или являются милейшими и добрейшими существами. О слонах и говорить нечего, завидев их, заранее сворачивали по широкой дуге. Да, наконец, я увидел мамонтов. Настоящих мамонтов, как на картинке, громадных, с огромными бивнями, покрытых длинной шерстью. Стадо в шесть голов, четверо взрослых и два детеныша. С ними, естественно, мы тоже не стремились познакомиться поближе. В результате всех наших маневров, маршрут отряда по степи стал напоминать причудливую кривую.

И еще – я стал владельцем гарема. Не сам, конечно. Опосредованно. Через своего верного, но взбалмошного товарища. В один из дней второй уже недели пути, наш караван проходил мимо пологого, поросшего высокой травой, холма. На склонах паслась небольшая стайка диких степных лошадей, три кобылы и жеребенок. Хозяин стада, пегий, рыжий в белых подпалинах жеребец, стоял на самой вершине и периодически осматривал окрестности, охраняя вверенный ему личный состав. Лошадей мы встречали уже не раз, и мой конь на присутствие соплеменников реагировал совершенно спокойно. Но здесь случилось непредвиденное. Пегий, завидев колонну, решил, наверное, самоутвердиться перед своими женщинами, и громко, переливисто заржал, поднявшись на дыбы. Я, к сожалению, не знаток лошадиного языка, и что именно он проорал в нашу сторону, не понял. За то, понял это Борзой. Остановившись как вкопанный, он пристально посмотрел на бросившего вызов соперника, а потом повернул голову и глянул на меня так, что я сразу понял: не отпущу парня подраццо – навсегда потеряю друга.

Такого я допустить не мог, слез с коня, принялся его расседлывать и снимать уздечку. Весь отряд остановился, заинтересованно наблюдая за нашими действиями. Освободив Борзого от всего лишнего, я одобрительно похлопал его по шее, давай, мол, парень, развлекайся, и отошел в сторонку. Борзой размениваться на ругачку не стал, молча потрусил в сторону холма, набирая темп. Пегий дурачок заволновался, и стал похож на дворового хулигана, который своим: – Э, слышь, закурить дай! – привлек внимание проходившего мимо боксера-тяжеловеса. Даже на первый взгляд было видно, что жеребчик это молодой, совсем недавно собрал свой первый табун, и что он совершенно не ожидал таких последствий своего необдуманного поступка. Но, в хорошей степи за слова принято отвечать, и именно за этим к нему сейчас скачет вороной бугай с нехорошим выражением на морде.

Расправа была не долгой. Набравший по ходу движения приличный темп Борзой с ходу обрушился на соперника, ударив его грудью и укусив в шею так, что по шкуре у того моментально заструились кровавые потеки. Не давая пегому ни малейшей паузы, черный мститель поднялся на дыбы, и ударил передними копытами. Соперник дрогнул и побежал, жалобно проклиная на всю степь свою несдержанность. Далеко преследовать его Борзой не стал, пробежав за ним какое-то расстояние, развернулся, проорал басом что-то победное, и, вразвалочку, направился рассматривать доставшиеся ему трофеи. Конь у меня был взрослый, вполне себе половозрелый, находился в возбужденном состоянии, что уже бросалось в глаза, кобыл было три штуки. Я вздохнул, и объявил привал на обед.

Случившуюся у них на глазах оргию, бойцы отряда периодически уважительно комментировали, отвлекаясь от еды. Не сказать, что бы Борзой, со своим прекрасным характером, завел себе среди людей много друзей, совсем нет. Но парень он был свой, в битвах и походах неоднократно проверенный, поэтому переживали за него искренне. К окончанию привала закончил и Борзой. Расслабленной походкой, с довольной мордой лица, он вернулся ко мне, показывая, что готов к дальнейшим трудовым и боевым подвигам. Одобрительно хмыкнув и потрепав уставшего, но довольного, коня по холке, я оседлал его, и отряд снова тронулся в путь. Оставшийся бесхозным табун заволновался. Безмерно пораженные удалью черного кавалера дамы, после короткого совещания, приняли решение и затрусили легкой рысью в след каравану. Не отставали они от нас до самой постановки отряда на ночевку, после чего стали пастись рядом с устраиваемым лагерем, периодически оглядываясь в поисках своего повелителя. Кто я такой, что бы чинить препятствия высоким чувствам? Коня своего я на ночь отпустил во вновь обретенную семью, понадеявшись, что парень он сообразительный, если что, от мелочи сам отобьется, а о чем-то серьезном нас предупредит. Ночь прошла спокойно.

На следующий день ситуация повторилась, табунок следовал за отрядом как приклеенный, и отставать не собирался. Вечером, отпустив Борзого в увольнение с ночевкой, я, набрав в продуктовой телеге обоза морковок, пошел знакомиться с пополнением. Дамы были дикими. Даже не смотря на приглашающее ржание своего кавалера, всем видом своим показывающего, что я совершенно не опасен, они подходить ко мне не спешили, отбежав в сторону и настороженно оттуда посматривая. Зато мелкая кобылка, жеребенок совсем, страха не ведала. Подойдя ко мне (мамка с тетками тревожно заголосили издали), она посмотрела на меня глазами мультяшного олененка, и спокойно потянулась за угощением. Довольно хрумкая одну морковку за другой, она периодически поворачивалась к испуганным лошадям, как бы говоря: 'Ну вы что, девки, идите сюда, здесь совсем не страшно и очень вкусно!!!' Кобылы осмелились ко мне подойти только через два дня. За это время мелочь, нареченная мною за полный удивления и восторга взгляд огромных карих глаз 'Бэмби', уже настолько освоилась среди людей, что спокойно бродила на привалах по лагерю и клянчила хлебные корочки.

Не все происшествия были у нас такими милыми и забавными. Дважды мы догоняли отряды гоблинов, идущих к своим становищам от переправы. Оба раза мы эти банды уничтожали. Небольшие по численности, от тридцати да пятидесяти голов, они нам серьезного сопротивления оказать не могли. После обнаружения противника разведкой, мы, пользуясь значительным преимуществом в скорости, нагоняли и окружали их, и, не вступая в рукопашные схватки, просто расстреливали с безопасного расстояния. Еще наши охотники обнаружили заброшенную неандертальскую стоянку. В большом холме были вырыты десятки просторных нор – жилищ, площадка перед ними вытоптана до каменной твердости, и усеяна огромным количеством различных костей, обломками каменных инструментов, глиняной посуды и другим мусором. По словам наших следопытов, скорее всего на стоянку напали дикие животные, кто-то из кошачьих, разнообразные следы которых во множестве имелись вокруг. Часть гоблинов успела убежать, а часть стала добычей хищников, причем случилось это не так давно. Как я и предполагал, начали сказываться последствия массового ухода на войну мужчин-охотников. Скорее всего, оставшись одни, самки с детенышами не смогли отразить нападение львиного прайда.

Спустя почти две недели пути одна из групп разведчиков доложила, что место, по приметам похожее на описанное Могучим Быком, найдено, ручей, даже скорее речушка, там есть. И есть стоянка орков. Пришли, похоже.

ГЛАВА 19

Мысль о том, что властвовать надо разделяя, придумали очень неглупые люди. Плодить на подшефной территории монархию абсолютную мне совершенно не хотелось, поэтому в становища остальных вождей бывшей оккупационной армии, с которыми были заключены договоры о ненападении, были направлены гонцы с приглашением прибыть на курултай. Весть о нашей виктории у переправы каким-то невероятным образом добралась по степи до селения у Чистого Ручья раньше, чем мы, и, поэтому, прием при прибытии нам был оказан более чем радушный. Конечно, этому в немалой степени способствовали так же две сотни конных воинов, расположившихся лагерем на противоположной от стоянки неандертальцев стороне ручья. Кроме того, энтузиазму встречающей стороне прибавили привезенные нами подарки в виде пяти здоровенных бычьих туш, добытых нами в степи перед визитом к будущим союзникам. При выборе подарков с самой лучшей стороны показал себя арбалет, при правильном попадании валивший более чем пятисот килограммовое животное с одного выстрела.

Ручей, а в действительности, небольшая речка, был необычайно чистым, и в ее водах, на радость людям, носились стайки неплохой форели, существенно разнообразившие наше меню. Даже гоблины, с их бурной жизнедеятельностью, свое становище неподалеку от речного берега разбившие, не смогли окончательно загадить эту идиллию. Ну а запахи, иногда доносимые до людского лагеря степными ветрами переменчивыми со стороны селения палеолитического, были неизбежной платой за выбор соратников в борьбе за дела мира во всем мире. Ну, или в его отдельной, небольшой, но очень для нас важной, части.

Пока гонцы легконогие бегали за остальными участниками будущего раздела степи на удельные княжества, мы с вождем не менее нужной и полезной работой занялись. В ходе бесед долгих с Быком Могучим, я, на бересте, специально захваченной, карту окрестностей, гоблину известных, начертить пытался. Кроме того, определялись мы, с его слов, с поселениями орочьими, кому под пяту его владетельную идти, а кому и прекращать существование бренное, в миры доброй охоты переселяясь навечно. Хотя непримиримых, по словам царька местного, не так уж и много было, да и уничтожать племена полностью нужды не было, самок с детенышами, и мужей, лояльность проявивших, по другим стоянкам разберут. Еще я условие поставил ему строгое, что все стаи, в набеге на западные земли участвовавшие, жестокостью невиданной прославившиеся, уничтожены будут поголовно, в назидание другим захватчикам. Разведка зоркая на закат была отправлена.

Городки гоблинские по одному принципу все устроены были. В холме норы отрывались просторные, не норы даже, пещеры из комнат нескольких. Там у них и кухня была, и мастерская, и само жилище, место спальное. Степь не горы, пещер не найдешь, поэтому места для устройства жилья редки были, на перечет известны. А еще не каждый холм подойдет, условия должны быть соответствующие. Вода должна быть рядом пригодная, и угодья охотничьи обильные, и травки-корешки всякие, полезные и вкусные, расти поблизости. Поэтому и покидались эти оазисы крайне редко, долгими веками жили в них, поколениями. А еще неандертальцы молодые женщин обычно брали себе из других родов. Понимали видно, чем опасно скрещивание близкородственное. Посему, поиск объектов агрессии нашей с помощью местных жителей совсем не труден был.

По прибытии остальных вождей орковских планы, на черно, у нас уже были набросаны. Князья удельные будущие прибыли не в одиночестве, а с дружинами своими не малыми. И началась у людей и дружественных нелюдей работа кровавая, но нужная. Отряды завоевателей составлялись по принципу – местных дружинников от ста до ста пятидесяти, и людей, в качестве огневой поддержки им приданных, от тридцати до пятидесяти, в зависимости от количества штыков активных в селении, под контроль переходящем.

Сам я, с отрядом из ста пятидесяти неандертальцев и пятидесяти охотников, занялся самым неприятным – западными кланами. Три становища, по нашим сведениям, подлежали полной санации. И не надо думать, что чудовище я кровожадное. Во времена далекие, дикие, где оказаться я сподобился, все, и люди, и животные, понимали один метод воздействия – силу свирепую. Если бы я речами красивыми начал убеждать неандертальцев в неприемлемости их поведения живодерского, то, в лучшем случае, оказался бы не понят просто, а в худшем, на обед употреблен, как мясо глупое, но вкусное. А сами гоблины продолжили бы практику порочную, людей немногочисленных истребляя безжалостно, и с жестокостью. Нельзя такие действия было оставлять безнаказанно. Кроме того, где-то там, на западе, скрывался и землячок мой, с которым мне ну очень повидаться хотелось, потолковать за жизнь, и замечание ему сделать доходчивое за поведение его гнусное.

С первым становищем проблем не возникло. Расположения его известно было, тактику заранее обговорили и опробовали. На место нужное к вечеру подошли, скрытность блюдя всемерную. Не хотел я в честный бой вступать в поле чистом, опасности своих людей подвергая, и рискуя разбежавшихся противников по степи не поймать. Не воины мы сейчас благородные были, а мстители, за людей, зверски и бессмысленно замученных, каратели. Поэтому подкрадывались мы к жилищу вражескому под покровом ночи, дождавшись, пока племя спать уляжется. Две проблемы были перед нами – часовые и животные.

Пятерка караульных орков недалеко от входов норных сидела, огонь в костре поддерживая, территорию племени от нападения хищников охраняя. И помогали им в этом собаки прирученные. Да, гоблины местных тузиков приручили. Конечно, собак настоящих, служебных, сторожевых, из этих предков болонок и чухуахуа не получилось. Но шум поднять, когда к стоянке чужие подкрадываются ночным временем, они могли изрядный. Поэтому, средством для снятия запаха воспользовались мы народным, неандертальским. Вокруг в степи куч навозных, крупными травоядными оброненных, было великое множество. Вот этой субстанцией нам натереться и пришлось, маскировки для. Не миновала чаша сия и меня лично. Все бы ничего, раз для дела надо: одежда запасная есть, вода рядом, отмоемся потом. Но лошадей наших несоответствием вида знакомого, им привычного, и запаха непонятного, поразили мы здорово. Борзой, когда я, уже готовый к боевым действиям, к нему подошел, аж отпрянул от меня. Не мог понять он, что за чудище перед ним стоит, видом знакомое, а запахом слоновье (может быть, не знаю, в сортах не очень компетентен).

Охранников мы, местным дезодорантом защищенные, сняли чисто. Очень хорошо видны они были, по темноте ночной костром ярким освещенные. Подкрались на двадцать метров, и дружно залп дали единственный. Больше не понадобилось. А затем люди, специально назначенные, во входы норные гранаты метнули зажигательные. Озаботились мы заранее созданием оружия этого секретного, для мест здешних необычного. Конструкция простая, но действенная – горшок глиняный с маслом горючим, воском запечатанный, и фитиль, этим же маслом пропитанный для верности. А дальше истребление началось полномасштабное, описанию литературному весьма противное. Выбегали гоблины, часто горящие, из нор своих, ни о каком сопротивлении не помышляя даже, и попадали под огонь наш убийственный. А кто смог лучников миновать, натыкался на цепь других гоблинов, нам союзных, стоянку плотным кольцом окружившую. Там дело дубинами да копьями заканчивали. Быстро все было завершено, никто не выжил. А потом союзнички наши пир устроили, как победителям и положено. Благо, блюда, к столу их поданные, уже частично прожарены были. Ну а что, нравы тут простые: еда есть – надо есть, белок дефицитный пропадать не должен, консервацию не изобрели пока. Люди, такого зрелища не вынеся, на ночевку устроились поотдаль, грязь с себя смыв в источнике местном предварительно и одежду отстирав. Землянина я, трупы осмотрев, как ни противно было, не нашел.

Во второй раз у нас так же четко сработать не получилось. Подходили мы к окрестностям гнезда днем, и были еще на подходе замечены группами охотников и собирателей. Для выяснения причин появления нашего была выслана нам на встречу делегация представительная, аборигенов из пятидесяти вооруженных состоящая. В переговоры мы вступать не стали, сходу делегатов вырезали, и окружение городка начали, но, в основном, опоздали. Пришлось долго за разбежавшимися гоняться. Всех поймать, конечно, не получилось, степь большая, много народу укрыться смогло. Кто-то из них, скорее всего, до третьего, дальнего самого, и крупного, логовища и добежал быстрее нас, местность хорошо зная. Да, пришлого и во втором городке не оказалось. Но зато оказались пленные, для допроса еще пригодные. И пояснили они, что чужак, на селения людские их водивший, и казнями и расправами над населением командовавший, действительно обитает на постоянной основе рядом с оставшимся становищем, еще нами не найденным, в роще немаленькой, в доме собственном. Живет он там с комфортом, гад, женщин людских, подневольных, аж четыре штуки себе из набега приведя. И описали они внешность мне его, одежду и вооружение, как могли. И снова не удивился я, помня, что в книге сказок старинной, самой на моей Земле читаемой, сказано по этому поводу правильно: 'И возвращается все на круги своя'.

Учитывая сведения, от пленных полученные, понимал я, что времена нетяжелые побед почти бескровных, для отряда нашего, скорее всего, закончены. И не ошибся в своих предположениях. Через два дня пути по простору степному доложила разведка, что ждет нас встреча теплая, войско противник на встречу выслал, числом немалое. Голов более трех сотен нелюдей нас встречать приготовились. Вот тут у нас сложности наметились не маленькие. Мало того, что основная часть войска моего составляли неандертальцы дикие, к дисциплине плохо приученные, команды исполнять не умеющие. Так и войско у нас в этот раз было небольшое, количеством поменьше встречавших нас. И еще учитывать необходимо было, что за спинами гоблинов этих враг умелый мог прятаться с оружием дальнобойным, для нас, числом и так не великих, страшным. А у меня оружия такого уже не имелось.

Хотя, тут вопрос спорный был. Лично зная людей категорию, к которым чужак разыскиваемый относился, могу сказать, что воины они неплохие, умелые весьма, но прямое боестолкновение, грудь в грудь, глаза в глаза с противником, не любящие. Из засады хитро ударить, из-за угла выстрелить, на тропе горной подкараулить – это да, это у них хорошо получалось. Поэтому полагал я, что может недруг искомый не станет рисковать шкурой, для него драгоценной. Тем более, что есть у него все основания думать, что с товарищами его мы разобрались окончательно, благо слухи по степи циркулируют исправно, со скоростью удивительной. И разведка его, и орки беглые, доложить могли, что вместе с карателями чужак идет, видом странным выделяющийся. Я ведь не скрывался. В камуфляже своем, да на коне приметном, выделялся из группы явственно. Может вполне он подумать, что вооружен я не хуже его, оружием своим, или трофейным, с черноводников.

Не смотря на выкладки свои умозрительные, доразведку я лично проводил, осматривая очень внимательно войско вражеское в прибор оптический, единственно мне доступный – прицел, из пустого автомата австрийского извлеченный. И не находил в рядах вражеских чужака нехорошего. А поэтому, держа в уме возможности непредвиденные, стоит думать нам, как разбираться с силой гоблинской, самой по себе, без поддержки земной, очень не маленькой. Не было у меня возможности использовать в свою пользу особенности рельефа местного. Степь да степь кругом, как стол гладкая. И тут вспомнил я, как читал в жизни прошлой о полководце великом, по прозвищу Молния, грозный тогда Рим в страхе жутком державшем, со слонами боевыми горы преодолевавшим. В одной из битв, зная, что пехоты у него меньше, и подготовлена она хуже, чем у противника, придумал он следующее построение: по центру строя поставил он войска самые ненадежные и подготовленные плохо, а по флангам свою кавалерию сильную. И как только враг ударил в центр войска его, и завяз в битве рукопашной, конники фланговые с боков противника окружили, и истреблять принялись. Вот очень мне эта стратегия в данном случае подходящей показалась.

Только расстановку эту я немного доработал, местную специфику учитывая. Не стал я сразу конных лучников наших на фланги отводить, а поставил в начале боя за строем пехоты союзной, что бы могли они через головы стрелять. И наказал гоблинам своим до последнего строем стоять, на встречу противнику не двигаться, дать стрелкам возможность урон сильнее нанести. Но дикари, они дикари и есть. Как только враг метров на сто приблизился под ливнем стрел наших, не выдержали горячие неандертальские парни, и в драку кинулись. Тогда разделились конники, как заранее обговорено было, и с двух сторон окружили дерущихся, врагов с безопасного расстояния расстреливая. Еще до боя я приказал унтерменшам нашим повязки из полотна белого на правую руку сделать, а то поди, в рукопашной свалке разбери, и где кто – рожи то у всех одинаковые. Огонь фланговый в тушки, щитами не прикрытые, последствия для противника имел фатальные. Не долго они выдержали истребление безнаказанное, вскоре бежать почти все, кто смог к тому моменту, бросились. Ну а мы за ними, добивать, естественно. Не нужны нам были партизаны степные, по тылам шляющиеся. Так этот наш Азенкур и закончился.

Но и союзники наши потери понесли чувствительные. Если из людей моих, строгий приказ имеющих не соваться ни в коем случае на дистанцию боя, для орков доступную, не пострадал вообще ни один, то гоблины наши потеряли почти половину состава списочного убитыми и раненными. А так как сопротивления противника крупными силами в дальнейшем уже не ожидалось, и скорость движения, из-за большого количества раненных неходячих, могла очень существенно снизится, отправил я коалиционных нелюдей по домам, оставив себе лишь нескольких проводников, из наиболее смышленых. Вот только терзали меня сомнения смутные, что доставят гоблины своих покалеченных до стоянок родных, а не в пути слопают. Ну, да и Бог с ними, величина поголовья ихнего – это не то, что меня сейчас серьезно волновать должно. Поганец земной, кстати, как я и предполагал, так и не появился. И двинулись мы марш-маршем поспешным, уже на поиск дороги не отвлекаясь, по следам, армией орковской проложенным, к стоянке их последней.