Текст книги "Ленинград действует (Том 1)"
Автор книги: Павел Лукницкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
ПЕРЕД НАСТУПЛЕНИЕМ
15 февраля. 1 час дня
Нахожусь в блиндаже Седаша и Козлова – на командном пункте.
Напряженная подготовка к широкому генеральному наступлению идет в эти дни по всему фронту. Начнем завтра – 16-го. Настроение в армии отличное, в частности в 883-м полку. Бойцы заявляют, что они были бы рады и горды отдать ленинградцам половину своего пайка лишь бы вместо этой половины им дали побольше снарядов.
Все ждут не дождутся завтрашнего дня. И хотя формально приказа о наступлении до середины дня еще не было, вся армия знает о нем. В наступлении будут участвовать не только 122-я танковая бригада, но и подошедшая сюда 124-я, с танками КВ и "За Родину". На них возлагаются большие надежды, они должны нанести основной удар. Эти танки находятся неподалеку от КП 2-го дивизиона.
5 часов дня. Землянка КП полка
Ходил за полтора километра в 3-й дивизион. В каждом клочке жиденького леса – сплошное столпотворение землянок, автомашин, легких орудий. Насыщенность леса на протяжении нескольких километров такова, что, куда бы ни кинул взгляд,, везде увидишь артиллерию – всякие пушки, ощеренные здесь и там. Если бы было столь же много пехоты, да была бы эта пехота кадровой!.. Но некоторые дивизии здесь так изрядно потрепаны, что есть, например, по словам Седаша, полк, в котором бойцов всего шесть человек. И все же, имея знамя и номер, он числится участвующим в завтрашнем наступлении!
Около 5 часов дня – дома. В землянке КП полка – Седаш и Садковский; перед ними отпечатанный на машинке приказ по армии о завтрашнем наступлении и таблицы – Седаш изучает их ("Вот эта таблица – для сопровождения танков! А эта..."), говорит о "периоде разрушения" и о "периоде подавления"...
Батько Михайленко – заместитель командира полка, – облокотясь, слушает, смотрит. Седаш вчитывается в приказ. В нем сказано, какой огонь вести и сколько каких снарядов полк должен расходовать при движении танков от рубежа к рубежу.
...Пришел капитан, протягивает записку и говорит:
– Товарищ майор, прибыл Ольховский, привез пятьсот штук, вот так их распределил!
Седаш обрадовался:
– Всего тысяча шестьдесят три штуки! Живем, живем! А я все тужил насчет снарядов! Значит, праздник завтра! Молодец Ольховский!
Мы беседуем об "артиллерийском наступлении". Это термин новый, отражающий новую тактику боя.
– Предложение это, – рассказывает Седаш, – идет, по-моему, от Говорова. Когда впервые он сделал его, оно было вначале испробовано на одном из второстепенных участков боя. Удалось. Пробовали на другом – удалось. Тогда применили эту тактику в крупном масштабе – под Москвой. И именно это артиллерийское наступление решило там успех разгрома немцев.
Раньше бывала артиллерийская подготовка, и после нее шла пехота. Связь артиллерии с ней фактически прерывалась, и артиллерия – организованно – уже почти не участвовала в бою. Суть тактики артиллерийского наступления заключается в том, что артиллерия, сконцентрированная в огромном количестве, действует непрерывно во всей операции, в тесном взаимодействии со всеми родами войск. Часть орудий дает огонь, а другая стоит на колесах наготове, чтобы продвинуться вслед за пошедшими в наступление танками и пехотой и тотчас же бить по новому рубежу, непрерывно сопровождая наступающие пехоту и танки. И пока она действует, другая часть артиллерии подтягивается, действует по следующему рубежу – и так далее. Непрерывная связь КП артиллерии с пехотой, танками и другими родами войск дает возможность быть гибкими во все время боя.
Батько сегодня поедет в танковую бригаду, чтобы до деталей обо всем договориться с танкистами. Все таблицы даются им и всем батареям. Нормы снарядов будут сложены кучками у каждого орудия, для каждого рубежа. Установлены сигналы для всех требований огня и всех возможных изменений. Сигналы ракетами не применяются, так как немцы, дав свою ракету, могут спутать эти сигналы. Связь – по радио и по телефону...
В землянке продолжается подготовка к завтрашнему наступлению. Поблизости, окрест, весь день рвутся снаряды немцев.
Глава 16. В БОЮ ЗА ПОГОСТЬЕ
Последние приготовления. Минуты
перед атакой. В наступление! Поло
жение в Веняголове. На второй
день. Люди думают, спорят
54-я армия. Лес у Погостья. Оломна.
16 – 22 февраля 1942 г.
ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
16 февраля. 6 часов 50 минут. Блиндаж на берегу Мги
Нахожусь на КП, в землянке командира и комиссара 883-го артполка. Сегодня начало решительного наступления всей армии. Майор Константин Афанасьевич Седаш, спокойный, строгий, подтянутый, как всегда выдержанный и корректный, по телефону проверяет готовность дивизионов.
У каждой части, у каждого подразделения сегодня новые позывные. Узел связи полка – "Амур" (начальник связи полка Домрачев); КП полка (Седаш и комиссар Козлов) – "Лена"; начальник штаба полка майор Садковский – "Шилка"; 1-й дивизион – "Иртыш" (командир Дармин); 2-й дивизион – "Енисей" (командир Луппо); 3-й дивизион -"Барнаул" (Алексанов). Старший лейтенант Алексанов еще недавно был командиром батареи, только на днях назначен командиром дивизиона. В этой должности он неопытен, и потому Седаш особенно пристально наблюдает за его действиями.
Танки 122-й танковой бригады (командир Зазимко) и 124-й бригады, состоящей из тяжелых КВ (командир полковник Родин), называются "коробочками". Полк Седаша поддерживает прежде всего танки КВ. Их общий позывной – "Амба".
Пехота называется "ногами". Стрелковыми дивизиями командуют Мартынчук (198-й, направляемой сегодня на прорыв из клина, что выдвинут за станцией Погостье), Бияков (311-й) и Щербаков (11-й).
При успехе после прорыва в клине Погостье общее наступление поведет 4-й гвардейский корпус с задачей ликвидировать всю немецкую группу в данном районе, как часть общей задачи по прорыву кольца блокады Ленинграда.
Полк Седаша подчиняется начальнику артиллерии армии Дорофееву и, конечно, как и все части, "главному хозяину" – Федюнинскому. Обо всех своих действиях Седаш непосредственно докладывает помощнику начальника штаба артиллерии подполковнику Гусакову. Его позывной – "Волга".
Связь называется "музыкой", и на линиях связи есть множество других позывных, которые могут понадобиться Седашу.
Заместитель Седаша Майор Михайленко (батько) выедет к танкистам 124-й бригады ("Амба") и будет находиться у них для наблюдения, координации действий и связи.
Таковы основные известные мне пока "действующие лица" и их позывные. По приглашению Седаша я решил оставаться во время наступления с ним вместе на КП.
Я с интересом участвую в изучении таблиц огня, схемы радиосвязи, позывных танковых и наших радиостанций. Речь идет о дублировании систем телефонной и радиосвязи, о кодовых поправках на называемое по телефону время (чтоб дезориентировать врага, если он подслушает), об "артиллерийском наступлении огнем" (а если прорыв удастся, то и колесами), о пристрелке реперов, поверке заградогней, о "растяжке огня", о "периодах разрушения", о взаимодействии с бригадой тяжелых танков, куда едет представителем полка майор Даниил Стефанович Михайленко.
– Если наша "музыка", – говорит ему Седаш, – не примет передач головных "коробочек", а "музыка" "Амбы" примет, то вы мне голосом дублируйте!
Седаш спокоен за действия командиров 1-го дивизиона Дармина ("Иртыш") и 2-го дивизиона Луппо ("Енисей"), но озабочен неопытностью Алексанова. Поэтому, вызывая "Барнаул", придирчиво, во всех подробностях выспрашивает его по телефону о том, как тот подготовился к бою. И Алексанову достается крепко, и Седаш посылает к нему в дивизион своего начальника штаба Садковского. Седаш настойчив и строг...
...Связисты прокладывают дополнительные круговые линии проводов между дивизионами, своим КП и "главным хозяином"... На батареях идет пристрелка.
МИНУТЫ ПЕРЕД АТАКОЙ
В 8 часов 40 минут танки вышли на и сходное положение. Пехота подтягивается. Погода ясная, мороз двадцать градусов.
Тишина! Полная тишина в лесу. В 9 часов заговорит весь лес. У Луппо и Дармина все в порядке – готово. Алексанов успеет, конечно, тоже.
Начальник штаба артиллерии армии генерал-майор Березинский только что говорил с Федюнинским: связь порвана, приходится пользоваться нашей (883-го полка). И командующий включился в провод, мешая Седашу говорить с дивизионами. Но Седаш, выжидая свободные минуты, все-таки, разговаривает.
Из дальнейших переговоров, команд, вопросов, докладов я понимаю, что от Федюнинского получено приказание всем танкам работать на дивизию Щербакова, а стрелковой дивизии Биякова оставить два-три танка.
Михайленко, сидящий наблюдателем в штабе танковой бригады, докладывает Седашу, где сейчас находятся танки. Седаш спрашивает, перешли ли "ленточку" (насыпь железной дороги), ибо "уже время выходит":
– Какое у вас время?.. Девять часов пятнадцать минут с половиной сейчас?.. Есть! Есть!.. Девять четырнадцать – на минуту отведем!.. Маленькие трубы начали работать?.. Уже работают?.. Ясно!
Разговор идет с выносным пунктом управления – начальником артиллерии армии генералом Дорофеевым. Потом Седаш связывает "главного хозяина" Федюнинского с Волковым ("Утесом"), потом с Мясоедовым (штабом стрелковой дивизии?), потом пытается через Михайленко связать с ведущим в бой танки командиром бригады полковником Родиным. Получив приказание Дорофеева отложить налет на десять минут и передать это Гусакову, Седаш повторяет его слова своему непосредственному начальству, заместителю начальника штаба артиллерии:
– "Волга"? Товарищ Гусаков, это Седаш докладывает. Все относится на десять минут позднее. Это налет. Переносится на девять тридцать. Точно!.. У меня все!
Слышны выстрелы. Это работают легкие орудия. Все командиры дивизионов, сидя на проводе, слышали приказание отложить налет на десять минут, поэтому тяжелые пушки-гаубицы молчат. А если бы связь прервалась, то снаряды полетели бы, как было условлено, в 9.20.
– Алексанов! – продолжает Седаш. – Команду "Огонь" не подавать!
Седаш оборачивается ко мне:
– А вот легкие передают: огневой налет откладывают на десять минут, а уже девять двадцать шесть, – значит, не в девять тридцать, а позже начнут!
И продолжает в трубку:
– "Енисей"! Приготовиться!.. Луппо, почему телефонист не проверяет, что я говорю?.. "Барнаул"! Приготовиться!.. "Иртыш", приготовиться! "Амба"? Где "пятнадцатый"?
"Пятнадцатый" – это Михайленко... Скоро артиллеристы, потом авиация, потом "маруся" начнут говорить. Мысли всех людей армии слились сейчас в едином напряжении. Какая взрывная сила в этой сдерживаемой незримой энергии!
В НАСТУПЛЕНИЕ!
– "Барнаул"! У вас заряжено?.. Почему?.. Зарядить немедленно!..
Ах этот Алексанов! Он как ребенок сегодня, все ему нужно подсказывать. С утра наблюдаю я беспокойство Седаша за него! Седаш продолжает:
– Волков! Спросите хозяина! Остается одна минута. Дальше не переносится?.. Нет? "Иртыш", "Барнаул", "Енисей"! Осталась одна минута... Осталось полминуты... Все разговоры прекратить! Слушайте только!.. Что слышно от коробок?.. Хорошо... Десять секунд!.. Огонь! "Енисей", "Барнаул", "Иртыш", – о г о н ь!
Два... два... два – три двойных залпа. Гул прокатывается по лесу, и немедленно снова залпы: два, два, два!.. Седаш перед трубкой, освещенный пламенем печки, сам словно отлит из металла:
– Дайте "Море", "Утес"!..
Внимательно слушает голос начальника артиллерии армии Дорофеева.
Два выстрела, два, два – опять залпы тяжелых, от которых гудит лес, и далекие – легкие (значит, начали вовремя!). Седаш слушает и говорит:
– Алексанов, выполняйте, что там у вас написано, и все! Вам – с девяти тридцати четырех должен быть налет. Обязательно!
9 часов 34 минуты. Слышно гуденье самолетов.
– "Барнаул"! Вам без передышки нужно бить десять минут! Все! "Енисей"! Луппо! Почему я вызываю три раза? Вы огонь ведете?
Седаш куда-то уходит. Я в землянке остаюсь один. Телефоны молчат. Залпы слышны беспрерывно. Шум начавшегося сражения ходит волнами, как прибой. Самолеты гудят, обрабатывая бомбами передний край противника. Все виды снарядов и мин перепахивают и взрыхляют вражеские траншеи, блиндажи, дзоты, ходы сообщения... Гусеницы рванувшихся с исходных позиций танков взвивают глубокий снег... Напряжение готовых кинуться в атаку за танками пехотинцев достигло предела...
...Два-два, два-два... – бесконечной чередой, словно содрогая толчками самое небо, множатся наши залпы.
Захотелось и мне подышать морозным воздухом. Выходил, прошелся по тропинке. Солнце ярко светит, пронизывая лучами снежный лес, освещая дымки, соющиеся от землянок и кухонь. Лес наполнен звуками залпов, – в торжественные эти минуты к работе наших орудий прислушивается каждый.
Вхожу в землянку и слышу голос Седаша:
– Западнее моста? Сколько?.. "Енисей", "Барнаул"! Доложите о готовности по первому рубежу!
– Клюет! – говорит Ткачук, возясь у печки. Он солдат опытный: раз "по первому рубежу", значит, все у нас от исходных позиций пошло вперед – и батальон головных танков КВ, и за ними пехота...
Десять минут прошло, наши батареи налет кончили!
А Седаш оборачивается ко мне, в его глазах несказанное удовлетворение:
– Все в порядке! Дело пошло!
Время – 9.45. Седаш приказывает: "Восемнадцать гранат, по шесть на "огород"!" – то есть на батарею: значит, полк даст по первому рубежу пятьдесят четыре снаряда...
– Алексанов! Какой силы сигнал от коробочек получили? Нету? Хорошо!..
И опять:
– "Енисей"! Что передают танки? Они слышат вашу музыку?.. Противник оказывает какое-нибудь сопротивление? Там все в дыму сейчас?.. Ясно!..
Картина наступления танков мне так ясна, будто я своими глазами вижу, как, окутываясь белыми облаками взвитого снега, танки, сами выбеленные, как снег, покинули опушку маскировавшего их леса, перевалились через наши траншеи, пересекли в минуты нашего налета, прижавшего немца к земле, узкую полосу поляны и затем, уже в шквалах немецких разрывов, вскарабкались чуть западнее руин станции Погостье на железнодорожную насыпь, пересекли эту "ленточку" и сейчас проламывают вражескую, охваченную дымом и пламенем, оборону...
– "Барнаул"! Что там передают передовые?.. Откуда?.. Что?.. Танки подали команду: "Развернуться, следуй за мной"? Значит, пехота может разворачиваться цепью, шагать дальше по пояс в снегу, за бронею танков...
Седаш непрерывно выспрашивает Михайленко и свои дивизионы о том, что передают танки. Слушает напряженно и после паузы кому-то докладывает:
– Я слышу!.. Часть перешла "ленточку". Сейчас все в дыму и ничего не видно. Продвигаются вперед... Луппо! Не мешайте! Чего вклиниваться! Вы слушаете, что будут танки говорить? Он будет передавать, положим, три пятерки, а что это означает, Луппо?.. Танки, значит, вышли на этот рубеж!.. По рубежам – три четверки! Если передадут три четверки?.. Так, хорошо!
Седаш обращается ко мне:
– Неужели и тридцать КВ ничего не сделают? В смысле проходимости?
9 часов 55 минут... 9 часов 57 минут... 10.00... Напряженно слежу за ходом боя и записываю каждое слово Седаша, каждую новость. И о том, где в данную минуту "ноги" (пехота), и о том, как гудят, приближаясь, и проходят мимо, и опять бомбят врага самолеты, и даже как сосредоточенно лицо вестового Ткачука, пришивающего пуговицу к ватнику и определяющего на слух, каково положение на поле боя...
И уже 10.08... И 10.10... И опять – уже в который раз! – самолеты. Как тяжело в двадцатиградусный мороз, по пояс в снегу, в огне разрывов, в свисте осколков, кровавя снег, хрипло крича "ура!", поспешая за махинами танков, наступать пехоте! Ведь сегодня сотни сибиряков и уральцев из свежего пополнения впервые в своей жизни идут в атаку!.. Политруки и командиры тоже не все обстреляны, легко ли им подавать пример? Но идут... Идут!..
Седаш передает мне трубку:
– Послушайте, как звукостанция гудит! Не хуже, чем самолеты...
Слышу низкий, непрерывный, хоть и деловитый, но кажущийся мне нервным звук...
А Седаш, узнав, что танки втянулись в Погостье, снова сыплет вопросами о степени огневого воздействия противника и ругает Алексанова:
– Почему такие вопросы задаешь? Я не знаю, чт ваши передовые наблюдатели там знают, я требую о т в а с доклада по следующим трем вопросам: где танки, пехота, как наши?
Сейчас 10.22. Ждем от танков сигнала "5-5-5". Это будет означать, что они достигли первого рубежа и что огонь артиллерии надо переносить по второму рубежу. А первый рубеж – сразу за слиянием реки Мги и ручья Дубок. Следующие рубежи – в направлении на Веняголово. После того как будет достигнут пятый рубеж (Веняголово), танки должны пойти к западу по дороге, а артиллерия – переносить огневые позиции вперед...
10.26. Седаш сообщает мне:
– Танки в обход деревни пошли, по западной окраине, и пехота за ними идет. Немцы отвечают только пулеметно-автоматным огнем из леса.
Вот если бы мне пришлось в овчинном полушубке, в валенках, с тяжелой амуницией, с винтовкой в руке двигаться по пояс, а то и по плечи в снегу, шагать, ложиться, ползти, вставать, делать перебежки и снова падать, ползти, идти... Даже если б я подавил мой страх ясным сознанием, что бояться нечего, потому что ведь все равно я ради долга жизни и д у н а с м е р т ь! И страха б не стало. И может быть, даже меня охватил бы тот особенный восторг отрешенности от всего земного, какой возникает только в атаке... Но и тогда – на какой путь хватило бы моих ф и з и ч е с к и х сил? На километр? На два? И мог ли бы я выйти хоть за южный край стертой с лица земли деревни Погостье?
Но мне раздумывать некогда. Внимание мое опять привлечено к голосу Седаша:
– Один немецкий танк горит! Так... А откуда артиллерийский огонь? Из какого района? Из тылов... А из какого района из тылов? Тылы можно считать до Берлина, а ваши глаза что делают?
Ровный голос Седаша, его тон, суровый, неизменно спокойный, невозмутимый, мне теперь запомнятся на всю жизнь! Как хорошо, что его математически точное мышление помогает всем артиллеристам полка действовать с таким же спокойствием!
Сейчас 10 часов 40 минут. Первый эшелон танков прошел полностью линию железной дороги, подошел к южной границе деревни Погостье. Второй эшелон в бой еще не введен. Тяжелая артиллерия теперь ждет вызова огня танками. За час пятнадцать минут боя танки КВ прошли один километр. Медленность их продвижения объясняется исключительно тяжелыми естественными условиями местности: в глубоком снегу танки то проваливаются, проламывая лед, в болото, то выбираются из него, ползут, преодолевая природные и искусственные препятствия...
10 часов 45 минут
Седаш, дав нужные команды, сообщает мне, что первый эшелон танков с пехотой достиг опушки леса за южной окраиной деревни Погостье. Второй эшелон выступил, переходит железную дорогу.
В землянке нас двое – Седаш и я. На столе перед Седашем карта, на ней таблица огня и блокнот, часы, снятые с руки, и таблица позывных. В блокнот Седаш красным и синим карандашом заносит основные моменты боя. Сидит он в шапке, в гимнастерке на нарах, не отрывая от уха телефонной трубки. На столе еще пистолет ТТ Седаша, без кобуры, мои карта, махорка, часы и эта тетрадь. Стол покрыт вместо скатерти газетами "В решительный бой". Мне жарко в меховой безрукавке, за спиной моей – печурка, пышущая жаром. Над столом свет аккумуляторной лампочки. В щели двери пробивается белый-белый дневной свет. В землянке слышны непрерывные звуки выстрелов ближайших к нам орудий (дальние не слышны), да полыханье пламени в печке, да гол ос Седаша – в телефон, да изредка попискивание телефонного аппарата. Но все это только усугубляет впечатление тишины. Я снял безрукавку, расстегнул воротник. Седаш прилег на минуту на нары и опять (уже – 10.57) выспрашивает: "Откуда работает противник?.."
Входит Ткачук с огромной вязанкой смолистых дров. За ним промерзший комиссар Козлов:
– Интересно! Когда наша артиллерия стала крыть, все у него молчало. Самолеты наши пикируют, гудят, и там у него ничего не слышно, ни одного выстрела. А теперь огрызаться начал – кроет сюда!..
11.00
Седаш получил и записал новую цель: No 417, координаты 08-370, повторил: "Батарея икс-08-370, 14-165!" Тут же передал данные на "Иртыш" Дармину, коротко приказал:
Подавить ее!.. Да, да, да... Все!
Сообщил Козлову, скинувшему у печки полушубок, и мне:
– Эта цель четыреста семнадцать – двухорудийная батарея стопятидесятимиллиметровых. Она находится за первым рубежом, в опушечке, около дороги на Веняголово... Слышите? Туда Дармин работает сейчас.
11.20
Выясняется (и Седаш докладывает об этом Дорофееву), что "вторые ноги Мартынчука с коробками" втянулись в деревню Погостье, а передовые роты дивизии с головными танками просят прочесать огнем район от первого до второго рубежа.
Доносятся: два, два, два – Дармин бьет туда всеми батареями дивизиона. Седаш просит "Воронеж" – звукометрическую станцию – "направить уши на четыреста семнадцатую":
– Туда еще даю налет, определить, что получится!..
По цели No 417, по мешающей наступать вражеской батарее, два выстрела залп. Еще два... Еще два... Время – 11.24... Два... Два. Два.
Но звуковзводу этого мало. Он не сумел засечь разрывы и дать их координаты, поэтому просит "для контроля" дать снарядов еще!
Седаш, впервые раздраженный, кладет трубку и презрительно произносит: "Вот сукин сын!" – но тут же приказывает Дармину дать еще три залпа.
11.30
Входит опять уходивший Козлов:
– Лупит крепко по дороге!
Козлова только что едва не убило. И Седаш, отвечая "Волге", слышавшей немецкие разрывы возле нашего КП, докладывает: "Да, начинает бросать понемногу!" На вопрос о танках сообщает: "Слышно, как ихний батальонный передает команды, но что ему нужно – не передает!.."
11.55
Координаты цели No 417 выверены; Дармин сообщает, что один его телефонист ранен, и Седаш спрашивает: "Вы его вынесли оттуда?.. Вынесли!.. Хорошо!.." А Михайленко ("Амба") докладывает Седашу, что у одного из танков КВ подбита гусеница... Седаш слушает какие-то телефонные разговоры, лицо его выражает недоумение. Молчит. Что-то неладно?
Я не знаю, что происходит там, на пути пехоты. Движутся ли вперед или залегли, обессилев? Что-то уж очень вдруг стало тихо... Не должно быть так тихо при наступлении!..
Перед моими глазами – те, кто за минувшие два-три часа остался лежать в глубоком, изрытом снегу. Разгоряченный, усталый, упорно стремившийся вперед, а сейчас схваченный морозом и уже заледеневший боец, политрук, командир... Сколько их, таких, осталось позади танков?
На металле сжимаемого в руках оружия еще белеет кристаллизованный пар их дыхания, а их самих уже нет: они выполнили свой долг перед Родиной до конца! Сегодня ночью похоронные команды, углубив взрывами фугасов мерзлую землю воронок, предадут их земле, и живые навсегда назовут их героями Отечественной войны, павшими... (Мы знаем эти печально-торжественные слова, которых каждый из нас, воинов Красной Армии, может оказаться достоин!)
Как все в этом мире скоротечно и просто!..
Но и сегодня, и завтра, и впредь – всегда окажется очень много живых, которые продолжат путь своих товарищей, что бы ни случилось! – пройдут вперед еще километр, и два, и пять, и так пятьсот, тысячу, сколько ни есть этих огромных километров от таких вот маленьких, как наше Погостье, станций до большой конечной станции маршрута Победы – до просящего пощады Берлина! Дойдут!..
А что же все-таки с е й ч а с делается там, за опушкой этого белого, солнечного леса, за насыпью железной дороги?..
ПОЛОЖЕНИЕ В ВЕНЯГОЛОВЕ
Около 16 часов 3-й дивизион сообщил уловленные им приказы по радио, передаваемые танкам КВ: "Осадчему, Рыбакову, Попкову и Паладину: двигаться на Веняголово. Радисты, давайте сигналы. Сообщите обстановку, сведений не имеем". Второй: "48-43. Выходить всем на дорогу и двигаться на Веняголово. Наши – там..."
По дополнительным сведениям, в Веняголове уже находится и штаб 1-го батальона танков. Пехота, однако, еще в Погостье, во всяком случае, точных сведений о ее продвижении к Веняголову нет. А перед тем было уловлено еще сообщение: "Три танка КВ прошли немецкие блиндажи. Пехота позади них в четырехстах метрах. Немцы, засев в блиндажах, препятствуют ее продвижению. Три танка КВ действуют против этих блиндажей с их тыла".
Все эти сведения майором и комиссаром уточнялись, проверялись и передавались командованию. В общем, наступление идет хорошо, но пехота отстает.
Седаш слышит приказ: выслать для ввода в действие по Веняголову "большую марусю" и "ее сестренку малую"...
Бить реактивными по Веняголову? Как же так? Ведь туда вошли наши танки! И, возможно, уже пехота?.. Седаш докладывает начальству:
– Действия "большой маруси", которая должна играть в районе Веняголова и кладбища, надобно задержать!.. Да... Потому что положение на этом участке неясное... Чтобы не поцеловала своих!..
Оказывается, этот вопрос решает сейчас "самый главный хозяин": начальник артиллерии Дорофеев пошел к Фенюнинскому...
В итоге всех выяснений – картина такова.
Головные танки КВ действительно прорвались в Веняголово. За ними, значительно отставая, двигались передовые батальоны пехоты. Упорно и храбро стрелковые роты переходили в атаки, гнали немцев – только вчера занявший здесь оборону свежий, 25-й немецкий пехотный полк. Этот полк побежал, бросая оружие. Тем временем вторые эшелоны наших танков и пехота дрались, расширяя прорыв южнее Погостья. На звездовидной полянке западнее Погостья захвачена целиком минометная батарея, восточнее – батарея 75-миллиметровых орудий. Еще два самоходных орудия. Захвачено знамя полка. Только что взяты ротные минометы, подобрано много автоматов, ручного оружия ("побитых немцев – как муравьев!").
Но на пути нашей пехоты к Веняголову внезапно появились крупные свежие немецкие подкрепления: подошли 1-я немецкая дивизия и еще один полк. Сразу заняли оставленный было 25-м полком рубеж обороны и значительно перевесив наши силы, сейчас накапливаются в районе Веняголова и кладбища, готовятся оттуда контратаковать наши уже ослабевшие после дня наступления батальоны.
Прорвавшимся в Веняголово нашим танкам КВ, которые без поддержки пехоты удержать село не могут, приказано отойти к рубежу, достигнутому и удерживаемому пехотой...
Весь день до вечера бой продолжается: налеты вражеской авиации, огонь по Веняголову всеми орудиями полка Седаша, усиленный "поцелуями" реактивных минометов; новые атаки танков и пехоты, которыми очищены от немцев район ручья Дубок и южная окраина деревни Погостье...
– Сейчас наступает вечер, – дает распоряжение Седаш, – посылайте связных во все полки, уточните их расположение, выясните обстановку!
И беседует со мной и Козловым:
– Ну, все-таки вышли на ручей Дубок! Завтра будут двигаться дальше. Если бы была луна, могли бы и ночью действовать, но надо и отдохнуть!.. А в общем сразу хорошее впечатление на немцев: только к ним пришло пополнение, и вот его сразу бьют и гонят!
Итоги дня окончательно определятся ночью, когда между полками занявшими новые позиции, будет установлена связь.. За день клин углублен километра на два, и фронт, оставив позади южную окраину деревни Погостье, раздвинулся от устья ручья Дубок к отметке 55,0. С основных укрепленных позиций немцы сбиты. Слабая активность соседней, 8-й армии, имеющей направление на Березовку (десять километров к западу от Погостья), привела к тому, что артиллерия противника, расположенная там, била не по 8-й армии, а фланговым огнем по частям 54-й, действующим в районе Погостья. Только два этих района – Березовка да Погостье – Веняголово – и остаются сейчас основными опорными участками немцев на здешнем секторе фронта...
НА ВТОРОЙ ДЕНЬ
17 февраля. КП 883-го артполка
Потери в полку за вчерашний день таковы: убито двое, ранено двое и один контужен, все – бойцы, связисты. Да и вообще с нашей стороны потери вчера невелики. У немцев потери большие, в одном только Погостье – несколько сот трупов.
За ночь 1-й дивизион дал двадцать четыре снаряда по Веняголову и кладбищу, выполняя заказ пехоты. Разведка доносит, что немцы оттуда бегут. На сегодня задача полку – обеспечить действия 198-й стрелковой дивизии Мартынчука в ее наступлении на Веняголово. За ночь пехота продвинулась вперед и сейчас находится в двух километрах от Веняголова.
...В девять утра танки опять пошли в наступление. В один из них с приглашения командира 124-й танковой бригады полковника Родина и по приказанию Седаша сел разведчик-артиллерист старший лейтенант Коротков, – ну конечно же Коротков, который всегда впереди!
Седаш решил пока не передвигать свой полк вперед – дальнобойности его пушкам еще хватит.
– Сегодня семнадцатое! – говорит Седаш и задумчиво прибавляет: – Шесть дней осталось. Эти шесть дней должны внести какое-то изменение в жизнь полка и вообще в обстановку! Интуиция мне подсказывает!
Именно так все здесь считают дни, ставшиеся до 24-й годовщины Красной Армии. Ждут за эти дни решения важнейших боевых задач, сокрушения врага на всем участке фронта, результатов начатого вчера наступления, – столь долгожданного!
Приехал Михайленко. Делится впечатлениями – о пехоте, которая вчера вначале шла в рост, о танках...
– Там, главное, танкам нашлась работа! Часть осталась на южной окраине Погостья, часть дошла до стыка рек, часть – еще дальше... И везде вели борьбу с блиндажами по восемь накатов! КВ пройдет, развернется на блиндаже и... не провалится!
– Ясно, – замечает Седаш, – их не возьмешь ничем, кроме как выкуривать из каждого блиндажа!
– В одиннадцать часов вечера, – продолжает Михайленко, – выслали танкисты разведку – найти свои передние танки, взять в них донесения и представителя, чтоб направить к машинам горючее и боеприпасы... Что это?.. Разрывы! Где?
Разрывы немецких снарядов поблизости. Немец обстреливает дорогу. Михайленко продолжает:
– Ну, я послушал танкистов! Командир танковой роты Большаков! Если даже он на шестьдесят процентов врет, и то большая работа сделана! Ну, однако, он не врал! На него самолеты налетели, пулеметным огнем вывели орудие его танка. Ему пришлось вернуть эту машину, он сел в другую. Прошел вглубь, за Погостье. Раздавил и разбил семнадцать землянок. Оттуда выкурил не меньше двухсот человек!
– А пехота, – замечает Козлов, – вооружилась вся немецкими автоматами. Пехотный двадцать пятый полк. Крепко мы его покрошили!
– Полчок! – усмехается Михайленко.
Козлов произносит с ядом:
– Громаднейшее продвижение сделала одиннадцатая дивизия! Заняла целый блиндаж и не могла свой батальон выручить! Плохо у них получается!
Он иронизирует. Но 11-я дивизия ведет наступательные бои с середины января, так поредела, что трудно на нее рассчитывать! Михайленко продолжает:
