Текст книги "Сквозь всю блокаду"

Автор книги: Павел Лукницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

Федор Поваренко очень спокоен. О своей снайперской «охоте» говорит как о будничном ежедневном деле.

А Лысенко толково рассказал о действиях своей роты в бою 10 мая – рота отличилась, сражалась храбро, многие награждены орденами. Сам Лысенко – орденом Красной Звезды.

Все больше подробностей узнаю я об этом бое, но правильное представление о нем получу, только когда поговорю с Арсеньевым и с другими старшими офицерами полка.

Полковой быт

27 мая. Утро. КП полка

Всю ночь, до половины седьмого утра, я беседовал с Арсеньевым. О чем только не говорили!

Арсеньев мыслит широко, разговаривать с ним приятно и поучительно. Особенно интересен для меня был рассказ о Петрозаводске, который был занят противником в ночь на 1 октября 1941 года и где в эту ночь, по специальному заданию, Арсеньев с тридцатью пятью бойцами взорвал все объекты, какие могли быть использованы врагом. Арсеньев, прорвавшийся 2 октября со всей группой к нашим войскам, был за эту операцию награжден орденом Красного Знамени.

27 мая. 2 часа 20 минут дня

В полку происходит офицерское собрание. Набились в блиндаж так, что трудно пошевелиться. Арсеньев открывает собрание десятками своих «почему?» и приводит примеры.

Почему нет выправки и люди ходят небритыми? Почему вчера только один командир 3-го батальона доложил о приведении своего батальона в боевую готовность, а остальные комбаты не доложили? Почему от уколов, которые производят медицинские офицеры, в других полках нет заболеваемости, а у нас до двадцати случаев? Почему нет контроля за выполнением своих приказаний? Почему мы в свободное время не обсуждаем, все ли сделано для отражения противника? Противник готовится к газовой войне, его солдаты прошли газоокуривание, фильтры меняют, а мы не занимаемся этим.

И что нужно сделать, чтобы все было совсем по-иному?

Разгорелась горячая дискуссия.

Арсеньев заявляет о специальной службе:

– Многое недоделано. Много ненужной болтовни. Противник, подслушивая, узнает наш замысел. Сегодня ночью бойцы четвертой роты на расстоянии полусотни метров от обороны застрелили немецкого слухача.

Арсеньев об этом знает от командира разведки, который был там. Но официально из роты ему не доложили.

– А вы уверены, что этого слухача убили?

– Командир пулеметной роты докладывает, что убили.

– А я могу не верить вам. Вы сделали попытку его вытащить? Может быть, слухач ушел? И вы такому важному случаю не придаете значения!

Помначштаба лейтенант Жигарев горячится:

– У нас КП командира роты – у самого завала, там, в пяти метрах, и рация и телефон. Дверей нет и палаткой не завешено. Орут так, что на двести метров слышно!

Арсеньев отдает приказание о маскировке шума, затем в крайне суровом тоне продолжает:

– Завтра будем судить судом чести командира связи. Завтра утром. Надо кончать с этой беспечностью! А если бы противник просочился сюда? Это угрожало бы нескольким дивизиям. А это значит – возникла бы угроза Ленинграду, который мы защищаем. Где же достоинство и честь командира?.. Итак, заканчиваю, времени у нас мало.

Первое: привести в порядок оружие.

Второе: закончить рекогносцировку в направлении вероятного контрудара.

Третье: созданные подвижные противотанковые группы должны заниматься по шестнадцать часов в сутки. Научиться бегать, окапываться, научиться вести борьбу с танками и с десантом противника.

Четвертое: научить бойца не бояться танка.

Пятое: создать штурмующую роту…

И, наконец, поднять дисциплину! Продумайте, как это сделать, чтоб это не комедией было, чтоб не появиться вдруг перед подчиненным этаким зверем, дескать, меня накрутили и я буду накручивать. Это большая, кропотливая, а главное – систематическая работа… Все! По боевым местам, товарищи!

…После этих слов командира полка офицеры, теснясь, выходят из блиндажа, каждый отправляется в свое подразделение.

8 часов вечера

Немцы ведут обстрел. Снаряды свистят над головой и рвутся неподалеку в тылу. В блиндаж зашел гармонист Туманов, и сразу – веселая песня. Арсеньев поет: «Эх, я ль виноват, что тебя, черноокую…».

Входит связной. Приносит газету «Отважный воин» с заголовком «240 лет Ленинграду». Это – сегодня!

Сразу, серьезные, принимаемся за чтение. Арсеньев получил пачку писем. Туманов, прочтя газету, тихонько заиграл что-то меланхолическое.

9 часов вечера

Противник бьет по переднему краю тяжелыми. Блиндаж содрогается. Явился старший лейтенант, докладывает о результатах рекогносцировки, подает на утверждение свой личный план на завтра.

Писк зуммера. Слышу донесение:

– Багаж присылаем, шестьдесят пять килограммов!

– А вы его накормили, этот багаж? – спрашивает Арсеньев. – Слушай, семьсот девяносто четвертый! Сколько там карандашей пошлете?

В полк все прибывают пополнение и боеприпасы. По сравнению с прошлым годом насыщенность здешнего участка фронта войсками огромная. Да и немцев здесь насчитывается не меньше шестнадцати дивизий!

10 часов вечера

Стараюсь хоть коротко записать эпизоды, которыми полк может гордиться. Например, историю трехсоткилометрового пешего перехода полка в район Апраксина городка. Или случай в наступательных боях между Гайтоловом и Гонтовой Липкой, когда полку удалось прорвать оборону противника, чтобы дать возможность бойцам и командирам 2-й ударной армии выйти из окружения…

Арсеньев рассказывает мне о бое 10 мая. Разговор прерван телефонным звонком. Докладывают из тыла полка: «катюша» ахнула по немцам, в ответ – двадцать немецких снарядов по тылам полка; исполняющего обязанности начальника штаба майора Гордина тяжело ранило, писаря Калистратова убило, еще человек десять ранено и убито.

Арсеньев выругался, звонит капитану Сычу (помощнику командира полка по материальному обеспечению):

– Сыч? Как дела? Плохо? Ты принял меры для рассредоточения? Надо немедленно закопаться… Медработники оказали помощь? Доложи!..

Оборачивается ко мне, продолжает свой рассказ о Круглой роще. Звонок.

– Шесть раненых, два убитых, включая Гордина и писаря Калистратова. Да, Гордин умер.

11 часов вечера

Я с Арсеньевым сейчас выходил в траншею. Внезапно три выстрела «коровы». Арсеньев рванул меня за рукав:

– Идите сюда!

Мы кинулись под накат. Разорвалось совсем близко, нас обдало землей и воздушной волной.

– Это новая «корова»! – отряхиваясь, объяснил Арсеньев. – От Гонтовой. Липки, откуда не била! Значит, подвез! Возможно, сегодня начнет!

Это «начнет» о наступлении, которого все напряженно ждут. Оно, вероятно, начнется ночью, часа в три-четыре, либо днем – между четырьмя и пятью. Третьи сутки все у нас готово к немедленному отпору.

12 часов ночи

Над нами гудят самолеты. Где-то близко идет ожесточенная бомбежка, разрывы часты – один за другим. Бьют зенитки. Артиллерийский обстрел идет круглосуточно.

Мне понятно, почему Арсеньев проводит ночи в разговорах со мной: нервы у него напряжены от непрестанного ожидания, и, хоть полк в полной боевой готовности, Арсеньев боится, заснув, пропустить какой-либо ему одному понятный признак начала немецкого наступления. Поэтому он все время начеку, все время прислушивается…

28 мая. 9 утра. КП полка

Погода сегодня пасмурная. Проснулся в 7.30 от канонады: утро началось сплошным беглым огнем, налетами немецкой артиллерии, длившимися минут сорок. Били главным образом по Круглой роще, несколько 105-миллиметровых разорвалось неподалеку. Арсеньев проснулся, стал сонным голосом опрашивать, выясняя причины. Оказалось, стреляли сначала наши, а немцы озлились.

Бои за Круглую рощу

28 мая. День. КП полка

Рассматривая немецкий передний край в стереотрубу с НП минометчиков, я хорошо вижу мертвые, оголенные деревья знаменитой Круглой рощи. Она – правее позиций полка Арсеньева, Находясь теперь в наших руках, Круглая роща клином выдается в расположение немецких позиций. Ее обороняют соседние подразделения. Только маленький «язычок» этой рощи остается пока нейтральной зоной.

За Круглую рощу велись бои кровопролитные и жестокие. Не раз и не два после удачных атак казалось уже, что этот клочок болота остался за нами, что фашисты навсегда лишились рощи, позволявшей им простреливать весь наш передний край фланкирующим огнем.

Но фашисты подбрасывали новые силы, свежие роты шли по увязшим в болоте трупам немецких солдат, и клочок этого болота опять переходил к немцам. В Круглой роще они создали надежные опорные пункты, а на нейтральном «язычке» с одного края выросли два мощных немецких дзота, с другого – укрепленный торфяными кирпичами плетень, за которым и днем и ночью бодрствовали наши бойцы.

К январю 1943 года стык 8-й и 2-й ударной армий волховчан, обращенных фронтом к западу, приходился как раз против Круглой рощи. В эти дни волховчане вместе с ленинградцами готовились к прорыву блокады. Круглая роща мешала наступлению волховчан на Рабочий поселок № 7 и далее на высоты Синявина, где располагались главные силы немцев, разъединяющие наши Волховский и Ленинградский фронты. В Круглой роще и в лесах юго-западнее ее основательно укрепилась немецкая группировка.

Решено было значительными силами сделать глубокий обход рощи с севера перед Рабочим поселком № 7, выйти в тыл немецкой группировке и, двигаясь оттуда навстречу полку Арсеньева и другим полкам волховских дивизий, сплющить и раздавить врага в роще, как давят щипцами каленый орешек.

11 января 1943 года два полка 327-й стрелковой дивизии начали эту операцию. Двигаясь вдоль северной опушки Круглой рощи по занесенным снегами торфяникам, 1102-й полк вышел на железную дорогу, что тянется севернее Рабочего поселка № 7, иначе говоря, зашел глубоко в тыл к немцам. Отсюда он повернул к югу, в обход рощи. 12 января занимавший ее фашистский полк, оставив сильные заслоны в дзотах, побежал к югу и к юго-востоку. Развивая успех, части 327-й стрелковой дивизии преследовали его.

В это же время два батальона 1074-го полка Арсеньева получили приказ выступить с линии фронта, занять и прочистить рощу и закрепить юго-западную ее опушку за 327-й дивизией.

Батальоны с восточной стороны вошли в рощу и двинулись навстречу нашим полкам, преодолевавшим заслоны немцев с северной и западной сторон.

Тогда гитлеровское командование бросило с единственной еще доступной для немцев стороны – с юго-запада – свои резервы. Передовой их отряд, более двухсот автоматчиков, вклинился в рощу и оказался в тылу у тех двух батальонов Арсеньева, что ушли вперед. Арсеньев решил немедленно отрезать этих автоматчиков от спешивших за ними резервных частей и кинул в бой на юго-западный «язычок» рощи роту своих автоматчиков.

Получился «слоеный пирог»: в середине рощи немцы, а дальше концентрические круги – наши части, затем остатки располагавшихся здесь немецких подразделений, затем сдавливающие их полки 327~й стрелковой дивизии. Главные силы немцев контратаковали один из этих полков – 1100-й – со стороны Рабочего поселка № 7 и Синявина. Положение полка становилось тем труднее, чем дольше продолжалась очистка Круглой рощи от противника.

Рота наших автоматчиков и 2-й батальон 1074-го полка сумели отрезать немецких автоматчиков от резервов. Разрозненные группы противника вместе с подоспевшими к ним на помощь автоматчиками оказались окруженными. Арсеньев предложил им сдаться, но получил отказ и тогда кинул свои подразделения в рукопашный бой.

В этом бою было перебито больше ста восьмидесяти немцев, а тридцать пять взято в плен. Арсеньев отослал их в штаб дивизии. Двигаясь к центру рощи с трех сторон, сжимая немцев, батальоны Арсеньева захватили около двадцати блиндажей и дзотов, взяли в центре рощи важный опорный пункт и, повернув захваченные немецкие пушки и пулеметы на немцев, вдвое усилили мощь своего огня. Немцы разбились на мелкие группы, и каждая пыталась контратаковать нас там, где была застигнута. Зная, что главные силы гитлеровцев, действующие от поселка № 7 и Синявино, грозят смять 1100-й полк 327-й дивизии, и остерегаясь прорыва вражеских резервов с юго-запада (со стороны шоссе Синявино – Гонтова Липка), Арсеньев прикрыл юго-западную сторону рощи тринадцатью своими и приданными орудиями, бил ими прямой наводкой. Одновременно, выделив из других своих батальонов две роты, он послал их на подмогу 1100-му полку.

Группы немцев пытались вырваться из рощи, контратакуя то там, то здесь. Арсеньев решил не допустить прорыва. Увидев, что опасность возникла на участке, где дралась его 2-я рота, он, легко раненный в грудь осколком, пробежал с двумя офицерами по открытой местности к этой роте. Немцы вели огонь двумя станковыми пулеметами из большого дзота. За ним располагались семь других поменьше. Они молчали. Все вместе эти дзоты составляли один из трех сильнейших опорных пунктов противника в Круглой роще. 2-я рота залегла в снегу перед большим дзотом.

Арсеньев спросил бойцов, нет ли у них противотанкового ружья, чтобы стрелять по дзоту. Ружья не оказалось. Осмотревшись, Арсеньев увидел в стороне брошенную немцами 75-миллиметровую пушку и снаряды к ней. Взяв пять бойцов, он подполз к этой пушке, под огнем перекатил ее через траншею и установил метрах в шестидесяти от главного немецкого дзота. Семью снарядами он разбил дзот. Из него выскочили два немца (позже там было найдено тринадцать трупов). Арсеньев развернул пушку, дал несколько выстрелов по двум другим дзотам и по землянке и поспешил обратно, на «язычок», к 3-й роте, потому что там два дзота и траншея опять оказались в руках немцев и надо было организовать атаку.

Во всем, что происходило внутри Круглой рощи, издали трудно было разобраться. Командование 314-й стрелковой дивизии, по информации 327-й дивизии, даже заподозрило было Арсеньева в том, что он ведет бой со своими.

Ночью после тщательной подготовки Арсеньев вместе с Донских повел 3-ю роту в атаку. С гранатами ворвались в траншею, убили и ранили около полусотни немцев, захватили оба дзота, два блиндажа, две пушки, четыре радиостанции.

Все это время полки 327-й дивизии вели тяжелейший бой с главными силами немцев, пытавшимися прорваться к захваченной нами, но еще не очищенной полностью Круглой роще.

На утро следующего дня, продолжая внутри рощи бои с немцами, засевшими в последних уцелевших дзотах, Арсеньев повел одну из своих групп в атаку, был ранен в руку навылет и по приказу полковника Федина (заместителя командира дивизии по политчасти) отправлен в медсанбат.

В этот день Круглая роща была полностью очищена от гитлеровцев, позиции, окончательно закреплены полками 327-й дивизии и 1074-м полком Арсеньева. Выполнив свою задачу, эти части помогли наступлению других дивизий Ленинградского и Волховского фронтов. Решающие наступательные бои завершились 18 января встречей двух фронтов, иначе говоря – прорывом блокады Ленинграда.

С тех пор, как я уже сказал, только маленький «язычок» Круглой рощи, на котором нельзя закрепиться, все еще остается перед нашими позициями ничейной землей, одинаково простреливаемой и нами и немцами.

Бой 10 мая 1943 года

28 мая. День. КП полка

В начале марта после боев за Круглую рощу 1074-й стрелковый полк Арсеньева получил приказ занять новый рубеж – полтора километра по фронту между позициями 1076-го и 1078-го полков. Здесь оказались только хаотические остатки прежних оборонительных сооружений, не сохранилось ни блиндажей, ни окопов, ни даже стрелковых ячеек.

Бойцы и командиры энергично взялись за оборудование рубежа. Артиллеристы, минометчики и снайперы своим огнем заставили немцев прятаться, и под таким прикрытием началась работа. Надо было организовать систему огня, связи, наладить взаимодействие с артиллерией и с соседями. За восемь-десять дней оборона глубиной в два километра была создана. Слева, где почва не так болотиста, позиции удалось укрепить надежными сооружениями. Этот участок протяженностью восемьсот пятьдесят метров Арсеньев по приказу в конце апреля передал своему соседу – 1076-му стрелковому полку, а себе оставил шестьсот пятьдесят метров по фронту, но трудно вообразить более гиблое болото, чем оставшийся у полка участок!

С первого дня изучая поведение гитлеровцев против нового, занятого полком рубежа, Арсеньев сделал вывод, что противник именно на этом участке готовит наступление. Немцы по многим признакам особенно заботились о том, чтобы обезопасить себя от проникновения наших разведчиков, которые могли бы добыть у них «языка», – значит, им было исключительно важно сохранить все затеваемое ими в тайне. Наши снайперы, однако, не раз замечали, что у перебегающих по ходам сообщения немецких солдат имеются ранцы. Несомненна – на передний край прибывают пополнения.

Десять дней подряд противник производил авиаразведку нашего переднего края, тщательно просматривал и фотографировал наши оборонительные позиции на глубину в шесть – восемь километров.

Дважды в этот период времени противник пытался произвести ночной поиск с целью взять у нас контрольного пленного! Обе попытки немцам не удались: группы их разведчиков были перебиты, оружие захвачено.

Семь дней немцы обрабатывали наш передний край тяжелой артиллерией калибра 207, 210 и 305 миллиметров. Затем началась пристрелка вероятных путей подхода наших резервов…

За трое суток до попытки наступления враг прекратил освещение местности ракетами, и стало ясно: передвигая по ночам свои войска, он опасался обнаружить это передвижение светом своих же ракет. Наконец он вовсе перестал обстреливать нас, конечно же потому, что, концентрируя свои силы, не хотел навлечь на них ответный огонь, стремился не дать нам засечь его, новые огневые точки…

За сутки до немецкого удара Арсеньев, начальник штаба Чемоданов и другие опытные офицеры по ряду признаков определили даже час, намеченный немцами для наступления.

Нужно ли говорить о том, что все у нас было готово к решительному отражению удара? Наблюдение было зорким и непрестанным, система огня и возможность его мгновенного вызова – многократно проверены. Весь передний край крепко минирован, телефонная связь дублирована отлично отрегулированными рациями.

Немецкого удара можно было ожидать либо часа в четыре дня – время, удобное для противника, чтобы успеть закрепиться, либо перед самым рассветом, если враг обладал уверенностью, что успеет развить успех. Поэтому с четырех часов дня и ночью до начала рассвета люди почти не спали – отсыпались днем.

И когда наконец, приняв во внимание еще ряд признаков, Арсеньев указал: «Сегодня, часа в три ночи, противник попытается начать наступление!», никто не сомневался, что это будет именно так. В ту ночь не спал ни один солдат. Не спал, конечно, и сам Арсеньев: писал письма своим знакомым.

В 3 часа 30 минут утра 10 мая противник дал первый залп артподготовки. Арсеньев отличил его от обычной стрельбы. Снаряды вражеской артиллерии накрыли наш передний край и двухкилометровую полосу обороны, в том числе и КП полка. Арсеньев, находившийся на НП, сразу же дал вызов всей своей артиллерии. Рубежи противника – батареи, огневые точки, пути подхода пехоты, танков – были заранее пристреляны. Артиллерия полка ответила на второй немецкий залп. При третьем залпе Арсеньев позвонил командиру дивизии и доложил, что противник начал артподготовку для наступления. В ответ на четвертый немецкий залп на врага обрушилось шесть наших артиллерийских полков. Пятым немецким залпом телефонная связь везде была порвана, и Арсеньев перешел на радиосвязь, которой всегда уделял чрезвычайное внимание, считая ее единственным надежным средством управления. Все десять последующих часов боя радиосвязь работала столь надежно, что ни один взвод ни на минуту не оставался без управления.

Со своего наблюдательного пункта Арсеньев в стереотрубу видел все поля боя – и неисчислимое множество разрывов, вздымающихся, казалось, на каждом метре пространства, и цепи немецкой пехоты, брошенной в атаку еще до окончания артподготовки (эта пехота падала перед нашими блиндажами, погружалась в болото), и выступавшие из дымовой завесы немецкие резервы, которые, не успев кинуться в атаку, таяли под нашим огнем…

Через двадцать минут наша артиллерия пересилила вражескую. Многие батареи противника взлетели на воздух, немецкая артподготовка была смята, вражеские снаряды ложились впустую, вразброд, их становилось все меньше, и в стереотрубу было видно, что наши траншеи целы, что наши пулеметы и ротные минометы по-прежнему бьют вперед, что ряды наших воинов почти не редеют.

Каждая рота непрестанно информировала Арсеньева о положении дел на своем участке. Было ясно: противник бросил в бой силы, значительно превосходящие наши. Но волны немецких атак разбивались о наш передний край одна за другой. Разбивались – и не откатывались: живых немцев не оставалось. Через полчаса Арсеньев с адъютантом Картом перешел на свой передовой наблюдательный пункт, откуда лучше были видны боевые порядки и наступающая пехота противника. Управление артиллерийским огнем Арсеньев взял в свои руки.

На сороковой минуте боя немцы перенесли артогонь в глубину нашей обороны, стараясь отсечь наши резервы.

На правом фланге, где оборонялась 5-я рота, взвилась красная ракета. Арсеньев, внимательно наблюдая, увидел: на выдающемся вперед клином участке немцы ворвались в дзот и в землянку наших автоматчиков. Он сразу понял, что положение здесь, на стыке с 1078-м полком, создалось угрожающее. Позже выяснилось, что обстановка была такова: прямым попаданием снаряда шестеро из двенадцати автоматчиков были убиты. С двух сторон клина на рубеж, который автоматчики охраняли, сразу ворвались по старым ходам сообщения немцы. Оставшиеся в живых автоматчики во главе с лейтенантом Романовым оказались под перекрестным огнем, расстреляли диски, израсходовали гранаты и погибли все, кроме случайно уцелевшего Романова. После боя было насчитано более пятидесяти трупов перебитых ими немцев. Но в тот критический момент немцам удалось затащить в дзот и в землянку свои минометы и пулеметы. Немецкое командование, стремясь развить успех, бросило сюда свежий батальон пехоты.

Точная своевременная информация с низов, в частности командира 5-й роты Николая Тимофеева, дала возможность Арсеньеву немедленно принять правильное решение. На немецкий бросившийся в атаку батальон Арсеньев вызвал огонь РС, и «катюши» через одну минуту с предельной точностью накрыли весь этот батальон. Одновременно левее на передний край немцев спикировали четыре наших самолета, присланных соседней армией Мерецкова, которому просьба о них была передана за двадцать минут до этого. Самолеты сбросили бомбы на другой батальон немцев, поднявшийся было в атаку.

Когда пламя и дым после налета «катюш» рассеялись, оказалось, что справа немецкого батальона нет – он исчез с лица земли. А слева, где сбросили свой груз наши самолеты, немногие уцелевшие гитлеровцы со стонами переползали через трупы своих соратников.

Однако на клинообразном участке 5-й роты, куда ворвались немцы, все еще продолжался гранатный бой. Командир роты Тимофеев, в этот трудный момент потеряв двух минометчиков, сумел заменить их – сам выпустил из ротного миномета сорок мин. Слева на помощь к сражающимся гранатами бойцам 5-й роты устремились бойцы 1-й роты, возглавленные заместителем командира по политчасти Беловым. Командир 1-й роты Яковлев с другой группой бойцов подобрался к захваченной противником землянке и разбил гранатами минометы и пулеметы, которые немцы успели установить там. А справа бойцы и командиры соседнего 1078-го полка выбили немцев из занятого ими дзота.

Успеху 1-й роты и левофланговой группы бойцов 1078-го полка способствовали батареи 76-миллиметровых пушек капитана Медынина, пулеметчики командира 4-й роты Скрипко и минометчини Лозбина. Открыв огонь но немецким передовым позициям, они воспрепятствовали противнику подбросить новые подкрепления. Когда дзот и землянка были отбиты и весь клин снова оказался в наших руках, Арсеньев со своего ЦНП видел, как последние десятков шесть немцев, хромающих и окровавленных, бежали по лощине.

Критический момент миновал.

Бой длился десять часов. После седьмой отраженной нами атаки немцы уже не показывались ни на одном участке поля боя. Огонь вражеской артиллерии затих совсем. Нашей артиллерией за время боя было выпущено 18 500 снарядов. В воронках, рытвинах, лощинах, на искрошенных пнях, вдоль всего переднего края лежало больше семисот вражеских трупов. Сколько их утонуло в болоте и сколько было в глубине вражеской обороны, мы не знаем. Выползая за бруствер, наши бойцы стаскивали в свои траншеи трофейное оружие, боеприпасы и документы.

Когда у нас в подразделениях была произведена перекличка, оказалось, что потери за десять часов жестокого боя составили двадцать семь убитых и тридцать пять раненых – всего шестьдесят два человека, из которых двадцать восемь человек были застигнуты огнем артподготовки при дополнительном укреплении блиндажей.

Это значило, что спокойствие и уверенность в своих силах не покидали воинов в бою, что, действуя самоотверженно и храбро, они вместе с тем понапрасну не подставляли себя под удар, умело пользовались укрытиями. Никто не дрогнул, никто не побежал. Характерно, что вторая и третья линии окопов полка были изрядно разрушены артподготовкой, а первая линия траншей оказалась почти неповрежденной: снаряды перелетали через нее. То ли немцы стреляли неточно, то ли старались отсечь возможные наши подкрепления, рассчитывая, что с малочисленными защитниками первой линии траншей справится их атакующая пехота. Большую роль сыграла и дружная взаимопомощь стрелковых подразделений, и отличное взаимодействие артиллерии и пехоты.

Но самое главное – внезапность удара немцам не удалась, а наш мгновенный и решительный контрудар оказался действительно внезапным и неожиданным для немцев.

Результаты, боя были оценены командованием как отличные. Николай Георгиевич Арсеньев награжден орденом Отечественной войны I степени. Пятьдесят шесть бойцов и офицеров – орденами и медалями.

В ночь после боя весь полк под защитой сильного артиллерийского и минометного огня восстанавливал линии обороны. В последующие десять дней полк не только восстановил всю свою оборону, но и значительно ее улучшил.

Немцы, однако, не оставили намерения прорвать линию нашей обороны на этом важнейшем участке. Напряжение, в котором полк живет все дни, что я нахожусь здесь, свидетельствует о том.

Арсеньев полагает, что теперь установить заранее день и час новой попытки немцев нанести удар труднее. Наученные горьким для них опытом, немцы стараются путать признаки начала своего наступления.

Полк готов встретить удар в любой день, в любой час.

Последние сутки в полку

28 мая. 3 часа дня. КП полка

Мы с Никитичем решили посмотреть еще раз на окружающую местность. Шагали по каким-то обрывкам, лоскутьям металлического мусора. Я, не заметив, встал на мину и, созерцая немецкие позиции, стоял на ней, пока Никитич не обратил моего внимания на чем я стою! Поскольку мина не взорвалась, отнестись к этому можно было с юмором.

29 мая. 9 часов 45 минут утра. КП полка

Вчера днем получен приказ: перевести полк на новое место, правее, к опушке рощи. Свой участок обороны передать левому соседу. Арсеньев сам обошел новый рубеж, затем собрал командиров, ясно и точно дал приказания каждому. Говоря о боеприпасах, оружии, материалах для строительства, рассуждал как хороший хозяин:

– Свои снаряды сосед оставляет нам, а мы ему – свои. Но наиболее ценные мы заберем с собой. – И с улыбкой пояснил: – Им тащить это нет смысла, они здесь ближе к складам, достанут!

Вечером – неожиданный для рот отдых: поочередно ходили в 1078-й полк смотреть кинофильм «Секретарь, райкома». За ночь 3-й батальон удачно, без потерь занял назначенный ему рубеж.

Работа моя в общем сделана, сегодня покину полк.

…На столе – стакан воды с давленой клюквой. Керосиновая лампа прикрыта газетой, чтобы свет не бил в лицо Арсеньеву. Он спит после хлопотливой ночи. На других нарах посапывает, подложив под голову кулак, адъютант Карт.

Арсеньев проснулся от писка зуммера, поговорил по телефону о подсобном хозяйстве полка. Где-то в тылу, у Назии, это хозяйство ведут женщины и несколько бойцов трофейной команды. Обрабатывают двадцать два гектара: картофель, капуста, морковь, лук. А на Ладоге рыбак вылавливает для полка здоровенных лещей. Получив сообщение, что поймано тридцать девять килограммов лещей, Арсеньев приказывает распределить эту рыбу между бойцами передовых рот.

Время от времени, с короткими частыми шипами, будто вздыхая, работает наш «иван-долбай»; РС летят в воздух, оставляя огненные следы, и ослепительным каскадом разрывов рассыпаются на немецких позициях. После этого немцы начинают яриться – сыплют сюда тяжелыми. Вчера какая-то наша «машинка» заработала так часто и таким тяжелым, незнакомым голосом, что никто не мог определить, что же это за штука, явно, автоматическая. Не «катюша», не «иван-долбай», не зенитная пушка – видимо, нечто вновь введенное в действие[46]46
  Это были, по-видимому, введенные на Волховском фронте в 1942 году тяжелые установки 30-миллиметровых реактивных минометов, стрелявшие с собираемых на земле рам. Один залп дивизиона таких эрэсов состоял из 126 мин.


[Закрыть].

«Иван-долбай» дал несколько раз серии по пятнадцать-двадцать ударов. Бойцы повыскакивали из блиндажей взволнованные: «По нашим бьет! По переднему краю! И подъехал к нам!»

– Ну, сейчас немец даст сюда! – заметил Арсеньев. Справился по телефону: – Как разрывы легли?

Получил ответ:

– Хорошо! Немного близко, но хорошо.

РС рвались по самой кромке немецкого переднего края, очерчивая ее. Отсюда же казалось, будто легли на наши траншеи.

…Пришла мне нора прощаться с Арсеньевым: пойдем вместе с Никитичем к тылам полка, а там дадут верховых лошадей.

Завтра буду в Ленинграде. Отправлю в ТАСС, в Москву, три маленькие корреспонденции о братьях Шумовых и о полке Арсеньева, а впечатлений за девять дней скитаний столько, что, – кажется, не был в Ленинграде месяц.

– «Прощай, любимый город!» – напевает Арсеньев, разглядывая схему нового расположения полка.

Третьи сутки он почти ничего не ест («Не хочу!») и держится только силой воли. Как ни тщательно скрывает он свое состояние, я понимаю – нервничает: когда же начнут немцы, и все ли он предусмотрел, чтобы сразу дать им отпор?

Жизнью своей и жизнями тысяч людей своего полка, своей дивизии, своей армии отвечает Арсеньев за благополучие на этом ничтожном клочке болота. Он знает, что судьба Ленинграда зависит и от него.

Какое неотступное, полно думное чувство ответственности!