Текст книги "Белые волки"

Автор книги: Павел Дорохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Вернемтесь, может быть, сюда!

Офицер засмеялся.

Мурыгин стоял на две ступеньки выше

офицера. Правая рука в кармане крепко

сжимала револьвер. Молнией проносились в

голове мысли:

– Выстрелить? Услышат в доме, вы-

бегут. Может быть, и на улице близко люди

есть, схватят.

Офицер занес ногу на следующую сту-

пеньку.

Медлить нельзя. Мурыгин быстро вынул

из кармана руку с револьвером, коротко

взмахнул и с страшной силой ударил офи-

цера по виску. Офицер упал, загремела

шашка о ступени крыльца. Дверь из квар-

тиры Ивана Александровича открылась. По-

слышались голоса. Мурыгин одним прыжком

перескочил через офицера, перебежал улицу,

перемахнул через забор в чей-то двор. Про-

гремел выстрел. Щелкнулась пуля о забор.

Захрустел снег под ногами бегущих людей.

Быстро пробежал двор, легко перелез через

невысокую изгородь на другой двор, открыл

задвижку у калитки и выбежал на другую

улицу. Быстрым шагом, тяжело дыша, на-

правился вдоль улицы.

Куда теперь? К кому-либо из товарищей—

безумие. Очевидно, у всех обыски. Пойти к

Наташе? Возможно, что и у ней обыск. Раз

ушел, в другой можно и не уйти. И тогда

пропало все. Неужели провал? Скандал, скан-

дал! Опять начинать все снова. Но все это

потом, потом. Теперь куда?

Вспомнил 'про председателя управы.

– Вот куда. К Николаю Ивановичу!

Быстро направился к квартире председа-

теля. В окнах темно, значит все спокойно.

Позвонил. Минут через пять, которые пока-

зались Мурыгину за целый час, сверху с

лестницы послышался сердитый голос Ни-

колая Ивановича.

– Кой там чорт?

– Николай Иванович, это я, Мурыгин.

Николай Иванович спустился с лестницы,

открыл дверь, молча пропустил Мурыгина

вперед. Поднялся наверх.

– Что, большевик, попался?

– Провал, Николай Иванович, у Ивана

Александровича обыск. Я не был дома.

Подошел к квартире, услыхал голоса. Убе-

жал.

Николай Иванович покачал головой.

– Ах, чэрт, опять пойдет теперь. Ну,

ладно, ложитесь вот на диван. Утром пере-

говорим.

Утром за чаем условились, что Мурыгин

останется у Николая Ивановича, а тот выяс-

нит, что произошло за ночь.

Вернулся Николай Иванович к вечеру

хмурый, расстроенный.

– Полный провал. Взкты Иван Алексан-

дрович, Хлебников, Расхожее. Из типографии

Зотов и еще трое, на станции аресты. Ива-

на Александровича жаль, нервный чело-

век, пропадет в контр-развсдке. Вам надо

уезжать.

– А здесь все бросить? Столько потра-

чено сил, завязаны связи. И все даром.

– Выехать на время. Ну, на месяц—

два.

– Легко сказать, месяц – два. Нет, это

немыслимо!

– Чудак, ну, ступайте в контр-разведку,

только вас там нехватает!

Николай Иванович начинал сердиться.

– Раз вы целы будете, не все еще

пропало!

Мурыгин решительно покачал головой.

– Нет, надо, по крайней мере, передать

связи кому-нибудь, а потом недели на две

выехать.

– Как хотите. Во всяком случае, если

вы не будете шляться по городу, можете

оставаться у меня, у меня, думаю, безопасно.

Перед отъездом хотелось хоть раз пови-

дать сынишку.

Попросил Николая Ивановича известить

жену.

– Миша, пойдем гулять?

– Не хочу, холодно.

– На извозчике покатаемся, хочешь?

– Хочу.

Миша быстро стал собираться. Отошли

пару кварталов от дома, взяли извозчика,

поехали. Проехали несколько улиц, отпу-

стили извозчика, пошли пешком. Наташа у

большого дома остановилась, позвонила.

– Ты куда, мама?

– В гости сюда зайдем, в гости хочешь?

– Хочу.

Вошли в дом, разделись. Встретил их

незнакомый дядя, – подошел к двери, от-

крыл.

– Вот сюда, молодой человек, пожа-

луйте!

Не успел Миша войти в комнату, как

к нему бросился незнакомый человек, схва-

тил на руки, стал целовать.

– Мишка! Мишка!

Мишка широко открыл глаза.

– Папа!

Крепко обхватил шею отца руками, при-

жался к нему лицом.

– Узнал, Мишка?

– Узнал.

Провел рукой по щетинистому подбо-

родку отца.

– Колется. А где борода?

Долго не хотел уходить от отца.

– Почему ты не пойдешь с нами?

– Мне, Миша, нельзя сейчас на улицу

выходить, у меня горлышко болит, слышишь,

хрипит как, вот заживет, тогда приду к вам.

Мишка-> перестал плакать...

ГЛАВА XII.

НА ПАРОХОДЕ.

В большой рубке первого класса народу

немного. Два три чиновника, высокий

старик в широчайшем чесучевом пиджаке до

колен, два польских офицера в изящных ма-

леньких картузиках с малиновым околышем,

две уже немолодых расфуфыренных дамы.

Чиновники ведут неспешный разговор про

спекуляцию. Старик шумно прихлебывает

с блюдечка чай.

Дмитрий сходит в третий класс.

И тут про спекуляцию!

– Нет, ты мне, брат, спекуляцию-то свою

не разводи, ты мне прямо говори, – вор или

не вор спекулянт?

Низенький коренастый мужик с расстег-

нутым воротом, без опояски и босой, энер-

гично наседает на городского человека в хо-

рошем черном френче.

– Почему же вор? Это ты, друг, от боль-

шого ума загнул. А можешь ты мне доказать

законом или священным писанием, что спеку-

ляция вредное существо для цивилизации

народа и российского прогресса?

Босой мужик опешил. Ему не по силам

доказать своему супротивнику, что спекуля-

ция есть существо вреднее для цивилизации

народа и российского прогресса.

– Нет, ты мне этого про спекуляцию

не говори. Она, брат, спекуляция-то, не нами

выдумана, ее ученые выдумали!

Городской человек торжествующе огля-

дывает слушателей. Те поражены.

– Ври больше, скажет тоже, —ученые вы-

думали!

– А очень просто. Выдумали и книжку

о том написали. Слыхал, книжка есть такая,

по-ли-ти-ческая эко-но-ми-я. Вот в этой са-

мой книжке спекуляция и выдумана.

Пораженные слушатели молчат. Уж если

спекуляцию выдумали ученые, так тут раз-

говор короток, с учеными спорить не бу-

дешь. Ишь, ты, политическая экономия!

Босоногий не сдается.

– А сам-то ты, видать, не больно из

ученых?

Френч самодовольно улыбается.

– Знам кое-што и мы.

Огромный черный мужик вытянул расто-

пыренную руку, – пальцы, как зубья желез-

ные.

– Никак нельзя стало жить народу.

Мужик сжал пальцы в кулак, опять раз-

жал, потом медленно, как бы не зная, что

делать с рукой, опустил ее.

Дмитрий с скучающим равнодушным

лицом подошел ближе.

– Что так?

– Утесненье опять пошло. Податя плати,

за землю плати. А уж мы ли за нее не пла-

тили!

В кучке сочувственные лица, сочувствен-

ные голоса. Говорят о таком близком, род-

ном. Сдвигаются тесней возле большого чер-

ного мужика. У человека во френче насто-

роженное лицо.

– Чего там, сто разов заплатили!

Вот теперь я из города, в управу зе-

мельную ездил. Сизовсний я. Помещик у

нас под боком, Кардин по фамилии. Тыща

десятин у него. Нам без его земли зарез,

свой-то участок у нас безводный. У Кар-

дина снимали. Останную сам засевал. Потом,

как пришла революция, мы Кардина того

по шапке, землю себе взяли. Теперь появи-

лась другая власть, Кардин опять появился,

землю у нас отбирает.

– Отбирает?

– Форменно. Мы туда, суда, ничего не

поделаешь.

Дмитрий переспрашивает:

– Ничего?

– Ничего. Вот из земельной управы те-

перь. Как, говорю, без земли, вить безвод-

ный наш-то. Нельзя, говорят, Кардина именье

культурное.

– Культурное?

– Какое культурное, когда мы же ему

и пашем его часть. Всю работу как ему, так

и себе. На наших лошадях, нашими орудьями.

Как себе, так и ему. А чтобы там по-уче-

ному какие работы, – ничего этого нет.

– Нет?

– Нет. Бывают урожаи и лучше, бывают

и хуже, это по земле глядя, какая земля.

Дмитрий берет мужика за больное

место.

– Значит, опять помещики?

– Выходит так.

Человек во френче придвигается ближе,

прислушивается.

– Вот учредительного собрания дожде-

тесь, опять ваша земля будет.

– Будет уж, дождались. Сколько жданья

было. Все сулили, вот сегодня, вот завтра.

Сулили, сулили, а теперь опять поме-

щики...

Мягкая теплая ночь. Яркие крупные звез-

ды. Красиво поблескивают огни парохода,

отражаясь в реке. Горят редкие костры по

берегам. И тьма вокруг них еще гуще, еще

плотней.

Дмитрий поднялся в свою каюту. Де-

ревянной решоткой закрыл окно

С нижней палубы доносятся голоса му-

жиков.

– Вот про землю опять, – выкупи. Мы

ее своим горбом выкупили, сто раз выку-

пили. Нет, не в ту дудку дудят, под эту

дудку не запляшем...

Высокий старик в чесучевом пиджаке са-

дится рядом.

– Далеко изволите ехать?

– В верховья.

– По делу, или так, интересуетесь?

– По делу. Командировка у меня.

– Дозвольте полюбопытствовать, по ка-

кому делу?

– Земец я, от земства еду. Лесные за-

готовки у нас.

– Так. Хорошее дело.

Поляки-офицеры в сопровождении двух

солдат проверяют документы. Долго рассма-

тривают документ Дмитрия.

Старик кивает на поляков.

– Что, хозяева наши?

– Хозяева.

– И кто только теперь нам не хозяин?

Чехи, поляки, Колчак, Анненков, Красиль-

ников.

Дмитрий улыбается.

– Зачем так много! Один хозяин —Кол-

чак.

Старик машет рукой.

– Где там! В том-то и дело, что не один.

Много их. Кто палку в руки взял, тот и

капрал. Беда! Ну, да и дождутся, сами на

себя беду накликают.

– Что?

– Да вот, хошь поляков этих самых

взять. Всю Обь ограбили. Караванами гонют

баржи в Николаевск. И скот там у них, и

птица, и одежда, и всякое добро мужицкое,

всего через край. Все по усмирениям ездят,

вишь, бунтуются кое-где мужики, волостные

земства не хотят, Советы давай. Я и мужи-

ков не хвалю, подождали б малость, не время

еще, ну, да и так тоже нельзя, прямо с кор-

нем деревни вырывают. Весь народ в тайгу

пошел. Пойдет теперь кутерьма надолго.

Большевики опять пс явились.

– Появились?

– Да они тут и не пропадали. В горах

жили, которые по заимкам хоронились.

Под крутым обрывистым берегом, у са-

мой воды жалобно кричит ягненок. К ногам

ягненка подкатываются волны, сверху засы-

пает землей.

Барыня нервничает.

– Ах, боже мой, капитан, где капитан?

Надо просить капитана спустить лодку, по-

гибает ягненочек! Надо спасти его. Бедный

ягненок! Капитан, капитан!

Толпится на палубе народ. Смотрят, жа-

леют.

– Вот она, Россия-то матушка. Снизу

волны хлещут, сверху землей засыпает. Кто

спасет ее?

Рядом с Дмитрием пожилой казак. На

лице глубокое раздумье, в голосе печаль.

Смотрит на берег, вздыхает. Ягненок мечется.

Снизу вода, перед ним крутой обрывистый

берег. Деваться некуда.

Барыня тоскует.

– Капитан, капитан, остановить пароход

надо, засыплет ягненочка!

Официант первого класса Максим заме-

тил, что перед окнами рубки несколько раз

останавливался человек во френче и упорно

всматривался в высокого бритого пассажира

из каюты номер пятый. Раза два человек во

френче прошелся по коридору первого класса.

Лицо френча Максиму не понравилось.

– Что ему надо?

У маленького столика возле своей ка-

юты Максим приготовлял посуду. С па-

лубы входил офицер поляк. Сзади догонял

френч.

– Господин поручик!

Офицер остановился.

– Что вам?

Человек подошел ближе, заговорил ча-

стым шопотом.

– Я из контр-разведки. Высокий бри-

тый пассажир из пятой каюты мне подозри-

телен. Мне кажется, я узнаю его лицо. Это

большевик. Задержите его.

Максим перестал стучать посудой. Напряг

слух.

– А если вы ошибаетесь?

– Нет, не ошибаюсь. Собачье чутье у

меня на это. Ну, отберите у него пока до-

кументы, без документов не уйдет.

– Хорошо.

Время предобеденное. Звонков из рубки

нет. Максиму не терпится. Несколько раз

заходил в рубку, – не закажет ли что пассажир

из пятой каюты. Киселев сидел в углу мягкого

спокойного дивана, перелистывал книгу.

Садятся обедать. Киселев отложил книгу,

вышел на палубу. Вошел опять, взял книжку,

сел за отдельный столик у окна. Иногда

отрывался от книжки, смотрел на зеленею-

щие берега. Максим не выдержал. Подошел

к Киселеву.

– Прикажете подавать обед?

Дмитрий изумленно вскинул на офи-

цианта глаза, улыбнулся каким– то своим мыс-

лям и сказал:

– Хорошо, подавайте!

После обеда Максим подошел к Кисе-

леву со счетом.

– Вот счетец, проверьте, пожалуйста.

Киселев, не глядя на счет, вынул деньги.

Максим не выпускал счета из рук, дер-

жал его перед Киселевым и тихо настаивал:

– Нет, уж вы проверьте, пожалуйста.

Дмитрий нагнулся над счетом.

– Борщ малороссийский... вас хотят аре-

стовать... свиная котлетка... Человек во френ-

че шпион... стакан кофе...

– Верно-с, господин?

– Верно.

Дмитрий уплатил по счету.

Максим взял деньги, счет, собрал посуду

и ушел.

Дмитрий стоит у борта. Снаружи —чело-

век, которому от скуки деваться некуда,

внутри – неустанная напряженная работа

мысли.

– Как уйти?

Снизу поднимается френч. Быстрым

взглядом обшарил палубу. Увидал Дмитрия,

подошел.

– Далече изволите ехать?

– Далеко, за Барнаул.

– По делу?

– По делу,

– Где изволите служить?

– В земстве. Лесные заготовки у нас

в верховьях.

Дмитрий говорит спокойно, скучно по-

зевывает. Плюет за борт, наклоняется и сле-

дит за плевком. Человек во френче тоже

делает равнодушное лицо, склоняется над

бортом, плюет в воду.

– Слыхали, Омск взят?

Дмитрий улыбнулся.

– Чго вы? Кто его возьмет?

– Большевики пришли.

– Откуда вы слышали?

– На пристани телеграмма была.

– Вранье! Откуда быть большевикам!

В газетах пишут, —большевики за Уралом.

С равнодушным скучающим видом отхо-

дит от френча.

Киселев прошел в каюту. Пересмотрел

вещи в чемодане. Вырвал клочок из запис-

ной книжки. На клочке написал:

– Возьмите мой чемодан.

Положил записку в бумажник.

Видел, что человек во френче следит за

каждым шагом. Был спокоен. Только б до

вечера не арестовали! Плана еще не было,

но была твердая уверенность, что сумеет

уйти...

Вышел на палубу, опять спустился вниз.

Решил в свою очередь наблюдать за френ-

чем. Увидал его среди кучки матросов не-

вдалеке, остановился.

Матрос таинственно сообщает:

– Сам Троцкий идет. Надо всем голова.

И Польша присоединилась, и Кавказ. Вот

почему бегут здешние-то, сибирские...

– Все лето туда народ везем, а оттуда

ни убитых, ни раненых. Куда деваются? Не-

ужли все туда переходят?

– И то сказать, теперь одна дорога —

перейти.

Человек во френче не выдерживает. Нервно

обращается к матросу.

– Подходят?

Матрос мнется.

– Да, говорят.

– Ну, а ты как думаешь?

– Да я что ж, – как другие, так и я.

– Большевик, значит?

– Ну, зачем большевик!

– А знаешь, я могу тебя за такие раз-

говоры арестовать?

Матросы сдвигаются вокруг френча.

– А ты не шибко...

– Всех не переарестуешь...

Френч в раздражении уходит.

Дмитрий заказал кофе. Стал расплачи-

ваться, положил в деньги записку. Максим

стоял возле. Записку заметил, не считая взял

деньги, небрежно сунул в жилетный карман,

почтительно поклонился и ушел.

Когда Дмитрий проходил в свою каюту,

его остановил офицер.

– Будьте добры, ваш документ.

Киселев сделал удивленное лицо.

– Вы же смотрели!

Офицер пожал плечами.

– Так надо.

– Хорошо. Но утром вы мне возвратите,

мне утром сходить.

– Конечно, конечно.

Офицер улыбнулся. Улыбнулся и Дми-

трий. Каждый улыбался наивности другого.

Поздно вечером пароход пристал к Щу-

кинской пристани. Дмитрий без фуражки,

с чайником в руках, спустился вниз, смешался

с толпой, сгрудившейся у сходней. Рядом

выросла фигура человека во френче.

– Молочка купить?

– Да молочка захотелось попить.

Сошли на берег. Пошли между рядами

торгующих всякой всячиной баб. Впереди

Дмитрий, за ним френч. Переходил от одной

бабы к другой, пробовал молоко, торговался.

Вел время. Человек во френче шел шаг за

шагом.

Второй свисток.

Френч забеспокоился.

– Опоздаем!

Дмитрий улыбнулся:

– Ну, куда торопиться.

Стал расплачиваться за молоко, протянул

крупную бумажку.

– Ах ты, господи, никак я тебе и сдачу-

то не насбираю.

Человек во френче услужливо вынул бу-

мажник.

– Я вам дам мелочь, пожалуйста.

– Нет, спасибо, мне все равно разменять

надо.

Третий свисток.

– Скорее, опоздаем!

– Возьмите молоко, бегите!

Протянул френчу чайник. Человек маши-

нально взял чайник, побежал.

Убирали сходни.

– Скорее, скорее, уходим! Да погодите

вы убирать сходни. Человек на берегу!

– Ждать всякого будем, не мешай!

Матросы грубо отсунули френча.

Человек размахивал чайником, из чайника

лилось молоко.

– Капитан, капитан, остановите пароход,

человек остался!

– Ти-ха-ай!

Медленно захлопали плицы. Зашумела вода

под колесами.

– Капитан, капитан, именем закона!

На борту стоял Максим. Под пушистыми

усами дрожала радостная улыбка.

– Ушел. Молодец!

Вдруг человек во френче бросил чайник

с молоком и с размаху прыгнул в воду.

Дмитрий быстро шел вдоль берега.

Подавлял в себе радость, но внутри не-

удержимо клокотало:

– Ушел, ушел!

Что дальше? Ясно, что по всем пристаням

известят немедленно. Пробираться вверх по

Оби – безумие.

На выходе из села услыхал сзади

шаги.

– Эй, господин, постойте!

Что за чорт, голос человека во френче!

Остановился.

– Что надо?

– Куда вы?

– Тебе какое дело?

Решительно повернулся, быстро зашагал.

Решил завлечь человека дальше от села.

– Нет, вы постойте, я вам хочу что-то

сказать!

Схватил Дмитрия за рукав, правую руку

сунул в карман.

– Пойдемте со мной!

Коротким, сильным движением Дмитрий

вырвал руку, с размаху ударил человека в

живот ногой.

Человек упал.

Прыжком хищного зверя бросился на

упавшего. Пальцы стали железными. Впились

в горло. Все крепче, крепче. Наступил ко-

леном на грудь.

Человек захрипел. Задергал ногами. Блеснул

в темноте огромными белками страшно выта-

ращенных глаз. Дернулся еще раз. Стих.

Дмитрий продолжал сдавливать железное

кольцо пальцев вокруг горла человека. Не

было ничего. Было только животное чувство

самосохранения.

С трудом разжал пальцы, опустился на

земь возле человека, глубоко вздохнул. Ощу-

тил вдруг невероятную слабость во всем

теле, дрожь в ногах. Знал, что надо кончать, но

не было силы подняться.

А внутри настойчиво приказывало:

– Скорей, скорей!

Нащупал бумажник во внутреннем кармане

шпиона, положил к себе в карман. С чувством

глубокого физического отвращения взял че-

ловека за ноги, подтащил к берегу и столкнул

в воду. Раздался плеск. Посыпались с берега

с тихим шуршаньем комья земли.

Тихо.

Дмитрий нагнулся над обрывом.

Чуть заметны широкие круги у берега.

Сел на землю, долго сидел, ни о чем не

думая. Потом встал, выбрал пологий спуск,

сошел к реке, освежил голову и лицо.

Занималась заря...

На рассвете Дмитрий вернулся в село.

Без фуражки, весь мокрый, в грязи. Прошел

в волостное земство. Потребовал предсе-

дателя.

– Я из контр-разведки. Вчера с парохода

убежал большевик, я его преследовал. Не-

медленно лошадь мне, он далеко не уйдет.

Вынул бумажник, показал документы.

Председатель не стал смотреть.

– Я знаю. Вы с парохода вчера прыг-

нули.

Дмитрий улыбнулся, широко развел ру-

ками.

– Видите, весь мокрый. Надо переменить

одежду, пока седлают лошадь.

Через десять минут Дмитрий, переоде-

тый в сухое платье, вышел из волости.

Распрощался за руку с председателем.

– Может, вам людей дать?

– Нет, не надо. Один справлюсь.

Вскочил на оседланную лошадь. Взмахнул

плетью.

– Вперед!

ГЛАВА XIII.

У ПОВСТАНЦЕВ.

Выехав за поскотину, Дмитрий повернул

назад. Лесом объехал село, выехал на до-

рогу далеко позади и пустил лошадь

вскачь.

Часа через два подъезжал к пристани.

Свернул в лес. На всякий случай спутал

лошади ноги, пошел к пристани пешком.

– Скоро пароход сверху?

– Завтра к утру, надо быть.

Решил так: спуститься до следующей при-

стани по течению, переправиться на тот берег

и ехать на лошадях. Куда ехать, – решит до-

рогой. Обстоятельства покажут.

Пароход пришел на рассвете.

На пристани садились мобилизованные.

Голосят бабы, кричат ребятишки. Громкой

матершиной перекликаются мужики. Малень-

кая, сухонькая старушка прилипла к русому

вихрастому парню, – не оторвется.

– А и на кого ты меня спокидаешь, и

да когда же я тебя, моего сыночка, уви-

даю...

Убирают сходни. Пароход отчаливает.

Парни сгрудились на борту, машут фураж-

ками, кричат последние слова. Громко ры-

дают бабы...

Мобилизованных окружают пассажиры.

– Обилизация? Куды гонют?

– Кто знат, будто на Омск. Куда пого-

нят, туда и пойдем.

– Дело понятное. Солдат – не свой чело-

век, казенный.

– Правда, што ли, Омск-то взяли, назад

бы вернули и нас.

Русый вихрастый вздыхает.

– Конечно, вернули бы, делать больше

нечего, если Омск взяли.

– В городе сказывали; Челяба взята.

Наверно, правда, что Омск взят. Тьма-тьму-

щая красных идет.

Гулом по палубе:

– Идут. Идут. Идут.

На лицах или смутное беспокойство или

нескрытая радость. И скрыл бы, да не умеешь,

так и прет наружу.

– Эх, скорей бы, скорей!

– Да не удержатся, что говорить.

– Не удержатся?

– Нет, не удержатся.

– Что так?

– Свихнулись все, ось свою потеряли.

Нельзя без нее. Каждый человек должен

иметь свою ось. Нет оси —и твердости в жизни

у этого человека нет, шатается он из стороны

в сторону, потому– опоры под ногами нет.

А который нашел ось-то. шутя тому человеку,

его и встречный ветер не сшибет с дороги,

потому держаться ему есть за что. ловко за

ось свою держаться.

– А как думаешь, у Колчака есть

ось?

Мужик опасливо взглядывает, потом успо-

каивается, машет рукой.

– Есть, только чужая, на чужих осях

вертится.

– Это как же понимать?

– А как хошь, понимай, милачок.

– Так, значит, не продержится?

– Обязательно. На чужих осях не про-

держишься.

– Ну, и дела! Вот жизнь пришла.

Справа чуть голубеют горы. Впереди, сзади,

слева– степь. Сонный ямщик показывает кну-

товищем на горы.

– Пошаливать начали.

– Что?

– Так-то тихо было, никогда ничего не

слыхали, а теперь вышло. Деревня тут в горах,

вон между той, вишь, вострозубая-то, и вон

той, что поправее, как малахай киргизский

стоит. Заехали в деревню с десяток партизан

из анненковцев, – анненковцы тут у нас

по губернии воюют, – безобразничать на-

чали. Целую неделю ни проходу, ни проезду.

Мужиков в нагайки. Ну, их и того... при-

шибли. Через три дня в деревню целая ар-

мия. —Давай виноватых! – Ну, конечно, где ж

виноватых сыскать, все виноваты. Все били,

все и в ответе. Так на своем и стоят:

– Нет виноватых!

– Нет?

– Нет!

– Ладно.

Выстроили всю деревню на улице, поста-

вили пулемет.

– Нет виноватых?

– Нет!

_ И давай пощелкивать... Мало которые

уцелели, все здесь полегли, и старые и малые...

А которые уцелели, те в горы ушли, тем

дорога одна теперь. Ну, к этим атамановец

или там белогвардеец какой не попадайся:

живого не выпустят... Купчишкам тоже спуска

не дают. Много купчишек этой дорогой

шляется в Монголию, товаром красным спе-

кулируют... Пошаливают, для че не поша-

ливать...

Ямщик замолчал, задумался. Задумался и

Дмитрий о своем.

– Теперь, вот, Сизовские бунт объявили.

Дмитрий вспомнил высокого черного

мужика, ходока из Сизовки.

– Это где Кардинское имение было?

– Вот, вот, это самое... И к соседям

послали: бунтуем, мол.

Решил ехать в Сизовку.

–

Верстах в пяти от Сизовки Дмитрия

догнал отряд конных милиционеров.

– Стой! Что за человек?

Быстро оглянул всадников. Заметил между

ними молодого бледного попика.

– Ага, каратели!

– Человек, как человек, а еду по своему

делу.

– По какому делу, куда?

– В Сизовку мне, а по какому делу, о

том я только одному могу сказать. Кто у

вас старший?

– Я старший и есть.

Киселев вынул бумажник, протянул стар-

шему документ, взятый у человека во френче.

Старший прочитал, с уважением вернул

бумажку.

– Свой, значит. Выходит, по одному делу

едем.

Дмитрий улыбнулся.

– Должно, по одному.

Пригласил с собой попика.

– Садитесь, батюшка, неловко духовному

лицу верхом.

Поп пересел к Дмитрию, с любопыт-

ством оглядел его.

– Вы от начальства, должно быть?

Дмитрий молча кивнул головой.

– А вы, батюшка, с отрядом?

– Нет, сизовский я. Бунтуют мерзавцы!

Милиционеров арестовали, почту заняли, зем-

ство прогнали, пароход ограбили. Я почел

священным долгом осведомить.

– Может, склока одна, не бунтуют?

У Дмитрия такой спокойный вид, а

внутри сгорает от нетерпения узнать от попа

про бунт в Сизовке.

– Что вы, почтеннейший господин, бунт,

бунт! Управляющий уездом тоже сомневался.

Может, говорит, так, по пьяному делу. Бунт,

бунт! Против власти, против церкви, против

бога!

Дмитрий с многозначительным видом

улыбается, небрежно роняет:

– Я кое-что знаю, но подробных доне-

сений не имею. Там ходок этот... как его...

Попик с почтением посмотрел на Дми-

трия: должно быть, крупная птица, донесения

имеет.

– Это вы про Ивана Бодрых изволите

говорить; который насчет земли в город ездил.

– Да, кажется так зовут этого ходока.

А как вы это, отец, пробрались, как вас

бунтовщики не сцапали?

Попик улыбается.

– А я, господин, пешечком. Вышел будто

на прогулку, зашел за село да и давай бог ноги.

Дмитрий смеется. Чувствует, что поп

считает его за какое-то начальство. Прини-

мает покровительственный тон, хлопает попа

по колену.

– Молодец, батя, молодец!

Поп воодушевляется.

– Понимаете, господин, штаб, сукины

дети, выдумали!

– Да чтовы?!

– Да, да. Вот этот самый Бодрых, Лы-

скин Яков, Молодых Петр, – мужики! И пред-

ставьте – китайца выбрали!

Дмитрий искренно восторгается.

– Да что вы?

– Да, да, китайца!

– Китайца? Это интересно!

– Пришли к нам трое с мануфактурным

товаром, этим дикарям и втемяшилось, что

китайцы от большевиков подосланные. Одного

и выбрали в штаб.

– А, может, они и впрямь подосланные?

– Что вы! По-русски ни слова не пони-

мают.

Подъехал старший милиционер.

– А вы слыхали, здесь недалеко верстах

в ста Петрухин орудует?

– Знаю, да.

Больших трудов стоит Киселеву спокойно

ждать, когда милиционер начнет рассказывать.

– Вот жизнь собачья! С лошади не схо-

дишь, так на лошади и живем. Мыкаемся по

всему уезду. Чуть не в каждом селе теперь

бунт. А этот Петрухин как чорт носится.

Киселев успокаивает.

– Не долго наносится, скоро отдыхать

будет.

Милиционер отъехал.

Ямщик ткнул кнутовищем.

– Вон и Сизовка.

Дмитрий подозвал старшего.

– Я думаю вот что: вы с отрядом по-

дождите здесь, вон на опушке спешьтесь, а я

пройду в село один. А то не ровен час, за-

сада или что. От них всего жди.

Предложение Дмитрия понравилось.

– А вить верно. Кто их знает, какие

силы у них. Правда, и нас двадцать человек,

ну, все-таки. А как же вы один-то?

– Ну, я не в таких переделках бывал.

Вылез из коробка, расплатился с ямщиком.

– Вам, батюшка, я тоже советую обо-

ждать здесь. Вовсе не нужно, чтобы мужики

видели, как вы вернулись. Вечерком задами

пройдете.

Поп согласился.

У поскотины два рыжих бородача с ру-

жьями.

– Чей такой? По какому делу?

– Мне надо штаб.

– Шта-аб? А зачем те штаб?

– А это я штабу скажу – зачем. Мне

Ивана Бодрых надо.

– Ивана Бодрых? Чудак человек, так бы

и сказали! Ивана Бодрых можно. Ты постой,

однако, мы пошепчемся.

Мужики отошли в сторону, пошептались.

– Ну, вот, Степан те проводит, ступай!

Подошли к волости. У крыльца толпа во-

оруженных людей. Перемешались лица – су-

ровые, добродушные. С любопытством огля-

дели Дмитрия.

– К Ивану Бодрых. Каменский, должно.

Толпа расступилась.

– Проходи, все здесь, заседанье в штабе.

Сразу узнал огромного черного мужика,

что на пароходе рассказывал про землю.

– Слышь, Иван, к тебе человек. У по-

скотины пымали.

Бодрых с недоумением всматривается.

Дмитрий улыбнулся.

– Не узнаешь, товарищ Бодрых?

Бодрых медленно припоминает.

– Кажись, узнаю... Стой, на пароходе

вместе ехали! Вить ты тот большак, что с

парохода убежал?

– А почему ты знаешь?

– Весь пароход говорил. Вот как за

тобой человек-то этот городской на берег

прыгнул, да в воду провалился.

– Вот, вот, я самый и есть!

– Не догнал те шпиен?

– Догнал, да я его в воду бросил.

Лыскин и Молодых перешептываются.

– А не врет этот человек, как думаешь,

Иван? Хорошо бы его обыскать.

– Чего меня обыскивать. Вот документ

и браунинг, что я отобрал у шпиона.

Все наклоняются над документом, долго

рассматривают. Молодых вскидывает голову

и пронизывает Дмитрия глазами.

– А может ты самый тот человек и есть?

Дмитрий в восторге от подозрительно-

сти мужиков.

– Да ведь меня знает Иван Бодрых!

– Хорошо ты его знаешь, Иван?

Бодрых колеблется.

– Будто тот самый.

Весело и радостно смеется Дмитрий. Вот

это штаб! Основательный народ. С такими

не страшно.

– Ну, хорошо, товарищи, я вам покажу

еще один документ.

Оглянулся кругом. Подошел к стоявшему

в углу шкафу, открыл дверку, спрятался за

ней. Через минуту вышел, протянул мужикам

целлулоидовый капсюль.

–■ Вот документ!

Раскрыл капсюль, вынул из него узенькую

шелковую полоску.

– Читайте!

Мужики нагнулись над документом.

та ; – Правильный документ!

Дмитрий делает штабу доклад.

– О восстании донес ваш поп. Выслали

-

двадцать конных милиционеров. Встретил их

в месте с попом у С изовки. Показал документы

приняли за своего. Уговорил их подождать

в лесу. Надо обдумать дальнейший план дей-

ствий.

Молодых вносит предложение:

– Взять милиционеров живьем без про-

лития крови.

Хорошо бы, да как? Сами оружие не

отдадут.

– Придумать надо, – как.

Смотрят на Киселева: этот придумает.

Дмитрий улыбается.

– У вас самогон есть?

– Еще самогону не быть, есть.

– ______Хороший?

– Хо-хо! Да супротив нашего самогону

поискать!

– Вкатить боченок самогону в штаб.

Все посты снять. Людей с оружием спрятать.

Я приведу милиционеров сам. Как дальше,

обсудим ночью.

Лицо наливается румянцем. Загораются

глаза. Резкие отрывистые фразы звучат, как

приказания.

– Согласны!

._,.

К вечеру Дмитрий подошел к лесу.

– Сбежали бунтовщики. Должно, успел

кто сообщить.

– Да. Обгонял нас народишко. Вот и

рассказали.

Тронулись. Впереди отряда Дмитрий и

старший. В штабе сразу наткнулись на боче-

нок. Окружили, открыли кран.

– Эх, братцы, самогон! И дух скусный!

– Как торопились, даже самогон не

успели выпить.

Старший принимает строгий начальниче-

ский вид.

– Не трожь самогон, на военном поло-

жении мы!

Киселев хлопает старшего поплечу, смеется.

– Ничего, по кружечке с устатку можно.

Ушли бунтовщики, кого бояться!

Нагнулся к боченку, нацедил себе кружку,

старшему кружку.

– Чокнемся!

Старшему приятно выпить с хорошим

человеком.

– По одной можно.

Крякнул, вытер губы рукавом. Строго

глянул на милиционеров.

– Ну, ребята, по кружке можно...

Через час из штаба неслись громкие не-

стройные песни.

Утром сунулись во двор. Как кипятком

ошпарило. Отскочили, захлопнули дверь.

– Братцы, засада!

В дверь просунулись острые пики, блес-

нули штыки. Бросились к окнам, торчат пики,

поблескивают штыки.

Старший протер глаза.

– Где человек из контр-разведки?

– Нет человека. Ночью вышел, не вер-

нулся. Видать, мужики захватили.

Со двора постучали.

– Что надо?

– Пустите, переговорить надо.

– Нашел дураков, так и пустили!

– Всурьез говорю, от штаба я, пере-

говоры иметь желаем.

Посовещались.

– Ну, хорошо.

На пороге Яков Лыскин.

– Кто у вас старший?

– Я старший.

– Сдавайтесь. Штаб постановленье вы-

нес, чтоб напрасно крови не лить, вам сдаться.

Давайте оружие, самих не тронем.

Старший выпятил грудь, сдвинул брови.

– Кто ты такой? Я тебя за эти слова к

стенке!

Яков Лыскин хмыкнул в бороду.

– Я – штаб. А что к стенке, так ты, вот,

подойди-ка сюда.

Подвел старшего к окну. Добродушно по-

хлопал по плечу.

– Видал, паря, народу-то? Ну, перебьете

которых, так вить не всех же. Тогда дер-

житесь и вы. Живьем не возьмем, вместе с