Текст книги "Синие погоны"

Автор книги: Павел Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Первый звонок, прозвучавший так тихо, что и не заметил, который обратил мои жизненные цели и взгляды на жизнь в сторону деградации, произошел тогда, когда я встретил свою будущую и уже бывшую жену.

Она оказалась человеком, которая определила мою будущую жизнь, сама того не подозревая. И всегда такой останется. Не владея никаким опытом в отношениях с девушками, я сначала переживал от того что ей не понравлюсь. Вообще я всегда до того переживал о том, как понравиться девушке, каким нужно быть, ведь все кругом в своих балладах были уверены в себе и открыто шли на диалог, который приводил девушек всегда к постели. Вот и тогда во мне не было никакой уверенности в себе, но собравшись с духом, я позвонил ей и выжидал ее ответа во время долгих гудков, понимая что голос от волнения пропадет. Мы познакомились в интернете. Найдя время для случайного поиска девушек подходящего себе возраста, я нашел ее и, списавшись, через некоторое время договорились встретиться в институте, где оба и учились. Она была на курс младше меня. На тех фотографиях, на которых она выставила себя в соцсети, она была куклой, неприкосновенной особой, тем больше заполонила мои уже созревшие пошлые мысли, хотя и самого никакая девушка еще и не касалась, не считая Маши, которая и за член-то схватила поверх штанов. Обладая приятной внешностью, с короткими аккуратно стриженными волосами, сочной фигурой, невысокого роста, в темном платье чуть ниже колен, она все же подошла ко мне. На самом деле ее типаж резко контрастировал с обычно вышеупомянутыми блондинками, что вертят ключами от машины своего богатенького отца или папика. Она была не такой и на фоне остальных была единственной, как мне тогда казалось, настоящей. Ну и красивые глаза, даже горящие, какие были и у меня тогда. И в ту самую первую встречу, что отпечаталась в памяти, я произнес о судьбоносной встрече, что впрочем, она и так поняла по моим неумелым к ней нападкам. После той первой встречи, аудиенцией она удостаивала меня ежедневно. Немного спустя, я познакомился с ее миловидными родителями, матерью, которая имела высокие счеты на дочь и вроде бы даже удовлетворенной моей партией, а также ее отцом, уважаемым в своих кругах прокурором, чьему авторитету и опыту позавидовал бы любой сотрудник из того же министерства любви, и который с легкой руки возложил свое благословение нашим отношениям, а потом также легко и на одном дыхании, все похоронил. Ежедневные встречи с будущей женой, конечно же, как и бывает, когда глаза в тумане, рассудок отсутствует, повлекли проблемы в успеваемости, затем в спорте. Я пропускал с ней занятия, как пропускал и тренировки. Приоритеты сдвинулись в пользу не своего будущего и реализации спортивных достижений, а одного лишь человека, с которым находился каждый день. Тут же в оправдание себя вспоминал слова отца о том что мне ничего не достичь, что у спортсмена нет будущего после тридцати, как и не будет здоровья. А вот его слова о том, что с бабами нужно быть осторожным, я как-то упустил, потому что даже и не понимал о чем это он, баб-то у меня и не было и как вообще себя с ними вести, если не так, как на кассетах с порно, но до этого этапа нужно было еще дойти, там тернистый путь до кровати.

Еще с момента своего переезда в Саратов я встретился с членами сборной страны, спортсменов ненамного старше моего возраста, которые своим упорством смогли завоевать титулы чемпионов. Я глядел на них как на могущественных людей, мне хотелось быть похожим на них во всем: в тренировках, в поведении, даже в манере разговаривать, взять у них все качества, благодаря которым, как мне думалось, я смогу достичь тех же высот, ведь за этим же я переехал. Один из таких представителей сборной страны, на которого, почему-то тренеры смотрели не особо доверчиво, согласился быть моим наставником по жизни, показать прелести жизни вне тренировок, места и заведения города, а также рассказать о том, как лично он добился в спорте успехов, с помощью травки. Впоследствии, он действительно показал мне все места, а от того, что места эти были злачные и полны алкогольного соблазна, сомнительных наркотиков, а его друзья далеко не спортсмены, я не стал брать у него секреты успеха в спорте, но все же процесс моего спаивания был, он был незаметным, медленным и долгим, встречи тоже были не частыми, но с каждой новой встречей мое желание тренироваться было все меньше, повезло, что даже не попробовал что такое травка. Вскоре, со спортом пришлось покончить, когда не подготовившись и, пропуская длительное время тренировочный процесс, я выступил на невзрачных соревнованиях и проиграл с позором. Из спорта я ушел и потерял смысл жизни, который преследовал меня несколько лет и благодаря которому я рос. Я думал, что будущая жена это мой смысл жизни и всего себя нужно посвятить ей, но что она такое, что такое отношения, я не знал. Опыта у меня не было, примера с родителей брать не мог, нечего было взять, я помнил как отец бил мать, как мать пряталась, как они ссорились, как сам попадал под их руку и их постоянные «как дела, как в школе». Жизнь родителей была мне доступна только вечерами, а школьником старших классов, до переезда в Саратов, их жизнь меня вообще не интересовала, я читал, учился и тренировался. Примеров не было. Вскоре от такой неопытности появились новые неведомые проблемы.

После вынужденного ухода из спорта я потерял свой смысл жизни и тогда же сделал один вывод, что все испортила дисциплина. Там, откуда я приехал в Саратов, несмотря на неверие со стороны родных и тренеров, была дисциплина, которую я практиковал сам, поскольку вел дневники самоконтроля, следил за нагрузками и самочувствием и чувствовал свое тело во время тренировок и отдыха. По приезде в Саратов, ради того чтобы показать себя перед ведущими тренерами, ради того чтобы они приняли меня под свое покровительство, ради продвижения вперед, мне приходилось изматывать себя. Вскоре, я потерял цель, к которой раньше слепо стремился. Именно в тот момент своей жизни я осознал слова отца, который в мои спортивные успехи не верил, вспомнил того сыночка тренеров, которому последние отдавали все самое лучшее и впервые в жизни принял себя настоящего и что мой рост действительно не позволит мне добиться успехов.

А потом, еще один директорат и снова «я», висящий в списках на отчисление. Выйти с ковра с фразой о спорте я уже не мог, а уважительных причин назвать о своих пропусках занятий уже не было, ведь все время занятий прогулял с будущей женой. Но мудрый тесть, словно подозревая о моих проблемах, смог договориться с директором и в очередной раз я вышел из кабинета сухим из воды и продолжил учиться. Интереса к учебе не было до тех пор, пока совместные с будущей супругой прогулки по городу и посиделки у нее дома за просмотром многочисленных кинофильмов не привели к ее беременности, о которой узнали лишь спустя месяц после зачатия. Приняв решение о сохранении плода любви, она решилась рассказать о случившемся своей матери, а та пообещала донести отцу. Так и просидели вдвоем с ней в одной комнате, а ее родители в другой. Издалека мы слышали лишь неразборчивые громкие слова, но готов я был ко всему, пусть даже он мне разобьет лицо от злости, все равно. Ничего вспять не вернуть. После получаса, проведенного в соседней комнате, где я обычно каждый день проводил с их дочерью, уже без пяти минут будущий тесть подошел к нам с видом глаз на мокром месте и сказал, что все у нас будет хорошо и что поможет сыграть нам достойную свадьбу.

До свадьбы я находился с будущей супругой в идиллии. Мы гуляли каждый день, ходили за руку, говорили обо всем, придумывая имена новому ребенку, говорили о совместных планах, о любви, которую доказывали друг другу всем чем могли, обладая тем что имели. Она мечтала пойти по стопам своего отца и работать в прокуратуре, а я, скорее подверженный пропаганде, так же желал работать в государственной структуре, так и не понимая значения ни работы в органах, ни ее смысла вообще. Отец говорил лишь что эта работа нужна просто для пенсии. Он не говорил мне о ее необходимости, не пропагандировал ее и не учил способам работы и отношению к ней.

Свадьбу сыграли на третьем месяце ее беременности, в ЗАГС я пошел в том же, в чем выпускался из школы. А жить решились у ее родителей, но и сами мы ничего не решали, отдельную квартиру снимать не стали. Супруга не желала брать ни академический отпуск, ни менять привычный образ жизни. Живя на птичьих правах в квартире ее родителей, я места себе не находил и не мог себе многого позволить, однако привычка возымела и я перестал обращать внимание на то, что для меня в квартире есть и посторонние люди. Было удобно, а менять свою жизнь и самому уже со временем не хотелось. Пока не родился ребенок в дни очередной сессии. По рождению ребенка появилось желание зарабатывать деньги. В мою еще пока незасоренную и наивную голову приходили самые глупые идеи. Начиная от создания бизнеса, в котором не соображал ничего, поскольку не было ни опыта, ни связей, но было модно, заканчивая тем, что устроился в следственный комитет на общественных началах. Рождение ребенка было толчком и стимулом для развития, появилось чувство ответственности, которое где-то было закопано как мусор после спорта ну и конечно, рождение ребенка в свои девятнадцать было несравнимым ни с каким опытом, к этому никто из нас заранее не готовился. Но, все же было приятно даже по ночам просыпаться под плач ребенка и укачивать его в полусонном состоянии по очереди с женой. Семейная жизнь вовсе не была семейной, тем более, в тех представлениях, которые у меня сложились от родителей или прочитанных книг. С супругой мы не были и не стали самостоятельными и тем более, состоятельными людьми. Особо мы не ссорились, но и вели себя как будто бы вынужденно вместе, у нас не было ничего общего, и только ребенок нас объединял. Первобытная страсть со времен нашего знакомства сменилась привычкой, наши интересы по жизни были разными, она была далека от спорта, а я далек от таких позитивных отношений со своими родителями, какие были у нее, она жила у себя в доме с теми, кто ей ближе всех, с матерью она делилась всем сокровенным, закрывая на кухне дверь, чтобы я не слышал, а я играл на компьютере в минуты, пока ребенок спал. Мы стали редко проводить время вместе даже на улице, редко выходили гулять с ребенком, потому что нам было неинтересно вместе, мне все казалось, что разговариваю я не с женой, а с ее матерью, которая была уже жестких нравов, отцом, который внушил дочери оставаться в Саратове чего бы это ей ни стоило и работать только в прокуратуре, и ее бабушкой, которая была от меня не в восторге.

С супругой мы посещали вместе институт, но удалялись по своим учебным местам. Ее однокурсники выделялись куда ярче моих, вместе с ней учился внук транспортного прокурора, какие-то детишки зажиточных родителей и дочка мэра соседнего города, что разделял в ширину Саратова трехкилометровым мостом через широкую Волгу. Именно по этому мосту на втором курсе обучения дочка мэра каталась на своем авто, покуда все другие передвигались, оплачивая за проезд кондуктору. Свадьба у нее была куда пышнее нашей, гостей на свадьбе было в разы больше нашего, даже меня и супругу пригласили на это мероприятие, но мы отказались, потому что не желали быть массовкой для чужого театра людей в неудобном для себя месте и куда важнее быть с ребенком. Та ее свадьба была политической задумкой. Мэр, он же ее отец, до назначения на это кресло, владел доходными предприятиями, одним из которых был колбасный завод, а после того как его дочка приобрела фамилию мужа, вкупе с этим она стала полноправной владелицей целого завода в свои, без пяти минут, восемнадцать, с годовым доходом более пятидесяти миллионов, теперь отцу не приходилось писать декларацию на дочку, которой он на бумаге передал свой бизнес, а потому вскоре учеба такой девочке наскучила и посетила она институт в последний раз, подъехав на уже престижной иномарке и забрав документы. А спустя еще некоторое время ее отца посадили, тесть на том суде был обвинителем.

В свободное время я посещал спортивный зал, чтобы сыну потом не было стыдно за отца, который, женившись на его матери, обмяк и превратился в мебель для дивана. И спустя два года после рождения ребенка, плодотворной работы на общественных началах следствия и хождения в спортивный зал, передо мной появилась ясная картина будущего: с женой мы снимем отдельное жилье, станем строить собственный совместный быт, либо переедем в город, где живут мои родители, готовые помочь. Я стану работать в следствии и кормить семью, а жену мою устроят на работу в прокуратуру. Но у моей жены с ее жизненным кредо, мнение на счет совместного жительства было иное. Но пока я этого не знал и устроился общественным помощником.

Работа на общественных началах в следствии это типо получения первоначальных знаний для того чтобы понимать что это вообще за работа, возникнет ли интерес к ней после проведенной практики. Поскольку работать на общественных началах в следствии я пошел осознанно и по личной воле, мне было интересно все. Именно здесь я начал узнавать кухню системы. Но начал не с того. Желая знать все о следствии и поскорее устроиться на такую престижную работу еще студентом, я стал жадно поглощать книги из библиотеки следственных отделов, где довелось побывать. И конечно, тому что я узнал в следственных отделах, отделившихся от прокуратуры, в институте не научат, потому что в институте существует лишь пропаганда, это и реклама престижной работы в следствии, и высокой зарплаты, и карьерного роста, интересной работы, но все что лично через меня прошло, так это опыт хождения по магазинам за булками следователям, да звание лучшего по копированию бумаг. Да уж, я всегда бегал за булками для всех следователей отдела, гремя мелочью в карманах, но зато знал какие у кого вкусы. Я знал кто любит булки с изюмом, а кто их ненавидел, знал даже того кто любит эти булки с изюмом, но изюм ненавидел и приходилось даже выковыривать его, чтобы доставить стражу закона его пищу. За это я вознаграждался кипой бумаги для копирования и отсутствием реального опыта. На места происшествий я выезжал редко, хотя готов был познавать и поглощать все, вставать среди ночи и хотя бы краем глаза посмотреть на работу следователя, но возможности такой не давали. В области гремели проверки, связанные с хищением от покупок томографов, а уголовные дела по таким фактам были многотомными и конечно же, именно я занимался оригами с подшивкой картонной бумаги для обложки томов уголовных дел, описью материалов, рисованием цифр на листиках из двухсот пятидесяти листов, а также сверлению на пять дырочек этих сложенных в стопку листов. Такая работа занимала все «рабочее время»: и день, и ночь, будни и выходные. Зима и лето. Работа в следствии это работа гончей собаки, и если общественный помощник, студент, корпел над технической работой, то не сложно представить, сколько иной и настоящей работы было у самого следователя, который не успевал даже в душ сходить на выходной, не успевал свою скромную зарплату в тридцать тысяч потратить, а мое появление ради их помощи и вовсе ограничило их появление на свете, ведь это я бегал им за едой, в то время как они засиживались в кабинетах, исполняя закон и борясь с преступностью. Будущее в следствии мне представлялось тяжким бременем. Казалось, что сложнее работы быть не может, если только ты не шахтер. Я понимал, что работать в следствии ни в коем случае нельзя и это стало моим страхом номер два. Первым страхом было стать одному. Собственно, почему я все же ходил два года общественником и не бросил затею, хотя с самого начала было ясно чем я займусь, заключалась только лишь в том, что в книгах про следствие, что я читал, то и дело пестрили сводки о закрытых делах, о том как следователи распутывали нераспутываемое, как они фанатично искали преступников по следам спермы или слюны, и прочем. Возможно все это бред, но я был слишком молод и впечатлителен. И за отсутствием иной работы, спустя два года бесполезности и таких же перспектив, интерес к этой работе я совсем потерял. Именно на тот момент мне стало ясно, что жизнь свою провести в четырех стенах не хочу, так же как и быть похожим на них, этих посредственных людей, как мне казалось, этих следователей было даже жалко и я совсем не понимал, что их держит на такой работе, чего они от жизни ждут. Посчастливилось по ходу практики доставить меня удовольствием посетить прокуратуру на общественных началах лишь на две недели. Я был устроен в прокуратуру Волжского района, где тамошний прокурор обещал родителям места двадцать лет назад, чтобы понять что это такое и какая здесь «кухня». Но за те две недели я ничего не понял, поручения прокурора района, за которым я был закреплен, сводились лишь к тому, чтобы покупать ему сливки. Не понимая значений его приказов, я купил взбитые сливки, тогда как он наказал мне бежать, но уже за свой счет за новыми сливками. Оказывается, надо было покупать сливки для кофе. По сравнению со следствием прокуратура вообще ничего не делала. Ушел я и оттуда. Проходил я практику и в полиции. Здесь было много жизни. Описать из соображений совести не смогу. Единственное, что запомнилось навсегда, это запах. Запах в прокуратуре, следственном комитете и полиции разный. В прокуратуре это запах цветущих растений в кабинетах и духов канцелярских служанок. В следственном комитете – запах пота и горячей после только вышедшего из принтера бумаги, в полиции – вечный запах бодуна от постоянно наполняющейся камеры задержанных.

После практики я решил вернуться в спорт, ну как Роки Бальбоа, уже стариком для спорта, но более чем на два месяца меня не хватило, конкуренция в спорте была уже неподъемной и те подростки, которых я с легкостью обходил на дистанциях, стали с такой же легкостью обходить на всех участках и меня. А в спорт решил вернуться как в привычную для себя зону обитания, где все понятно. Ничего не вышло, хотя я бросил курить, немного исхудал и повысил КПД, все было без толку и бесполезно. Поэтому надо было снова пробовать себя хоть как-то проявить в будущей карьере.

Тесть работал в прокуратуре и с моей просьбой он привел меня к начальнику областного отдела кадров. Сидя напротив этой начальницы, тучной женщины преклонных лет, чья прическа походила на последний шанс проявить себя перед лицом мужского пола, цветом синего угасающего пламени газовой горелки, она дала мне понять, что даже на общественных началах мне устройства не будет, поскольку моя фамилия ей незнакома. На этом участке своей жизни я стал страшно осознавать, что только родственные связи могут решить в правоохранительном мире все, но от тестя не хотел таких связей и быть ему должником. Так эта мечта и была похоронена.

Дальше была партийная работа, где я так же устроился на общественных началах в правящую партию. Интерес проявлялся во всем, порой своим наивным умишко я думал, что смогу работать в какой-нибудь администрации района. И с этой целью задался мужества получить партийный билет. Но и здесь все оказалось не так уж просто. Чтобы стать членом партии, нужно полгода простоять в рядах сторонников и тогда, если за тебя проголосуют, тебя вознаградят ничего не стоящим билетом. Работу в партии мне разложили так, будто я принял самое важное и лучшее решение в своей жизни, что это такой серьезный шаг на пути к строительству Единого государства, на который не каждый осмелится. Здесь и ответственность, и гордость, полная отдача и развитие. Но и тут, простояв в очереди за своим билетом, словно послушный пионер, в ожидании пожирая все уставы партии и зная все национальные и приоритетные проекты, выслушивая всех заумников по телевизору и в сетях глобальной паутины о работе партии, зная все фамилии депутатов и их биографии, и наконец, получив тот самый заветный билет и должность секретаря первичного отделения райкома партии, я снова разочаровался. Работа на деле не была той, о которой так твердили местные вожди, так сладко вербуя меня в свои ряды. Попросту нужно было присутствовать и отбывать место на никчемных собраниях, где заранее все решалось, митингах с держанием флага, да и взиманием поборов, тех же партийных взносов с членов партии своего района. Вот и все веселье. А нет, еще лишь раз мне удалось увидеть губернатора на одном из тех собраний, который со мной даже поздоровался, но поздоровались со мной и все, коль уж я стоял у входа как швейцар и встречал каждого из толстосумов-депутатов. На подобных собраниях, когда все участники рассаживаются, я стою с микрофоном поодаль у стены, чтобы в нужный момент подбежать к любому кто поднимет свою тяпку и задаст заранее выученный вопрос местному главе.

То, что понял в юности, так это то, что одним булки носи, чтобы тебя заметили и приняли на работу, другим подноси микрофоны ко рту и тащи флаги на митинги и тогда тебя примут… Такому не учили в институте, такому не учили родители, такому не учили в книгах Толстого и высоких материях в трудах великих мыслителей, такое есть только у Салтыкова–Щедрина в его истории одного города, но идеи подлизывания жоп изподтишка не для меня. Город прозябал, каждую зиму погода подрывала транспортный поток, крыши жилых домов, детских садов, город превращался в каток и место, где как в русскую рулетку играют жители, выходившие на улицы города под сосульки, высотой с два человеческих роста, зарплаты нищенские. Хотя трамваи, срок службы которых истек со времени совка, еще ездят, но машинисты чуть ли не на ходу производят ремонт на свой же счет, дорог нет, дорожные ямы глубиной по колено, а для приезда президента в правительство области тащили шикарный стол…из музея напротив. Это лишь самый верх айсберга, видимый для всех и только искренне любящий этот город может все же выдержать такое испытание. Я как раз и был тем самым, любящим свой город, именно в нем и хотел остаться. А то, что мне уже стукнуло двадцать два, говорило лишь о том, что будущее еще впереди. Это на большой теннис или футбол мне поздновато, а жить и найти достойную себе работу времени еще очень много. Но так я себя лишь оправдывал.

Двадцать два года. Близилось окончание обучения в институте. К началу зимы случился скандал, который положил точку брачным отношениям по пустяковой ерунде. Я собрался в спортзал, жена сказал, что пойдет на прогулку с ребенком, попросив у меня вынести коляску, что я послушно бы исполнил, а по выходу из спортзала встретил жену с ребенком в парке и совместно бы пришли после прогулки домой. Но у тестя, пришедшего домой после корпоратива словно помидор, с красным от алкоголя лицом, имелись другие планы на этот день, а потом и на жизнь своей дочери. Агрессивно высказав свое недовольство тем, что его дочь будет гулять с ребенком, а я качать свои банки в зале, он дал мне понять, что больше видеть меня в своем доме не пожелает, мягко говоря, без нецензурных выражений не понять, что происходит. Но картина была такой, что в комнате, посреди которой на ковре сидел ребенок, между мной и тестем, с его сжатыми кулачками и полными внезапной ненависти ко мне глазами, со слюной у рта и вытекающими оттуда, словно рвотой шипучим коктейлем унижений, лежала сумка с моими собранными вещами, а супруга сидела поодаль на кресле, скрестив ноги и наблюдая за происходящим словно арбитр. Так я и ушел из семьи насовсем, проливая у подъезда слезы разочарования. Объединял нас как ячейку общества лишь проставленный штамп, да и ежедневные прогулки с ребенком. Вот так тесть одной минутой разрушил семью, которой дал добро на жизнь.

В общем, мой брак с первой женой, это наше супружество, застало обоих врасплох. Наш брак это цена, которую я заплатил за секс, а секс – цена, которую моя первая жена заплатила за наш брак.

Я перебрался жить отдельно, к бабушке и деду, которые вскоре уехали в Калугу к моим родителям. И в доме я остался один. И меня накрыло. Я заходил на сайты знакомств и знакомился со всеми, кто мне отвечал, отметал ненужных себе и встречался с теми, кто был взаимен. Встречи были короткими, но достаточными. Ко второй встрече они были у меня дома, еще пара часов и они в моей постели. Девочки разных возрастов, от восемнадцати и до тридцати. Те, кому тридцать и выше отмечали, что они замужем, но мужья играют в танки, им не хватает внимания, а я этим пользовался. У меня была пушка, которой я отменно выстреливал по окончании боя им на лицо, на грудь или внутрь. Те кому понравилось, приходили снова и снова. Так месяцами. Со временем, сложился график встреч. Каждый день домой приходили девочки, я обеспечивал их алкоголем и сигаретами, своим временем, а они стряпали мне ужин и даже завтрак. Было очень удобно, в ресторан не ходи, у каждой свой вкус и каждая старалась готовить свое блюдо, которым я охотно наполнял желудок. Попутно эти девушки, женщины проводили со мной долгие беседы, словно видели во мне что-то ценное. Не просто был секс. Пока та или другая готовила ужин, завтрак, я сидел на кухне рядом и слушал их. Говорили они полезные вещи. Они говорили мне, как правильно видеть девушку, коль мне с женой не повезло. Прежде всего, надо оценивать их внешний вид. Мне говорили, что по внешнему виду легко понять, что она действительно собой представляет. Оценивать нужно прическу, форму тела, наряд – внешний облик, обертку, обращать внимание на детали: часы, украшения, сережки, кольца. Меня научили узнавать подделку часов от оригинала одним взглядом, бижутерию от ювелирки, показывая на себе; распознавать движения рук, глаз, повадки, манеру ходьбы, расположение браслетов, что девушкам нравится, как нужно ухаживать, что дарить, как дразнить, как девушки используют парней на основе своего же опыта, и лучшее средство – переиграть их, взяв на вооружение их же методы. Если девушка хороша собой, это не значит что она такая же и в постели. Нужно обращать внимание на ее хозяйственность. Даже тот факт, что она при входе в туалет включает воду очень важное обстоятельство. Если в постели особа не так хороша, как хотелось бы, ничего страшного, можно научить. Сначала конечно, меня учили, как испытывать удовольствие, как двигаться, а потом учили, что и как именно, какими словами требовать удобных для меня движений. Меня учили повадкам, которые привлекать должны всех девушек. Девушка должна быть уверена в себе, надо позволять ей быть свободной, нельзя ограничивать ее движения, повадки, даже в замкнутом пространстве своего дома. Просто обращай внимание и наматывай на ус. Тем не менее, материнское молоко с моих усов своими тренингами они старательно утирали. Должна быть и уверенность в себе, простота, они это любят, не нужно искажать о себе факты, потому что когда-нибудь, в самый неудобный момент, все скрытые факты все равно всплывут. Мне пророчили, что девушек у меня будет много и не нужно сильно переживать об их утрате. И прежде всего, каждый пользуется друг другом. Ничего серьезного. Говорили, что нужно держать себя в форме, если она пьет, курит, кури и пей тоже. Не нравится, беги в туалет после выпитого, включай так же струю воды и засовывай два пальца в рот, старательно умывайся и возвращайся к ней.

Женщины постарше, мои гостьи, как одна навевали песню.

Огней так много золотых

На улицах Саратова,

Парней так много холостых,

А я люблю женатого.

Спустя года я понял, что лучшие девушки, женщины из Саратова. Звезд с неба не хватают. Те кто хватает, строят из себя важных особ, моделями, путанами и прочими куклами – долго в Саратове не живут. Город умирает, хотя бы умирал, так же как и авиазавод Яковлева. Настоящие женщины остаются на берегу Волги.

Хотя женатым я себя уже не осознавал. И знания применял к другим девушкам моложе себя.

С девочками от восемнадцами было сложнее. Они были неопытны, в их голове был какой-то сумрак, считали, что их жизнь должна сложиться как у героев любовных романов, где сначала долго за ними заискивают, ублажают, ухаживают, а уж потом тонко намекают на постель. Я ходил в спортзал и продолжал качать банки, от которых тошнило тестя, волос на голове было предостаточно, была даже блядская дорожка на животе, их это привлекало. После первой встречи с каждой, отдельно мне удавалось ко второй их привести к себе домой, напоить вином, стоять перед ней, сидящей на диване, а самому облокотиться о край пристроенного к стене столика, заявить о том, что мне душно и умело снять себя футболку, продемонстрировав свой пресс вкупе с остальными выпирающими мышцами. Девочек это привлекало, они покусывали губу, так же как и Маша в клубе, но видя их настороженность и смущение, я подходил ближе, брал их за руку и проводил по своему животу. Дальше все по накатанной, она вставала с дивана, я забирал у нее бокал с вином, ставил на столик, обнимал и не давал даже шанса высказать хотя бы слово, жадно целовал, а потом осторожно уносил к заранее постеленной кровати. Я снимал с себя одежду, снимал одежду с нее и опускался вниз, а потом мы менялись местами. Я любил брать их за волосы в догги-стайл, играть руками, кончать им на грудь, в лицо, некоторые прикрывали подбородок рукой, чтобы не попало. Такая система с футболкой и душной комнатой работала у всех, было интересное время. Женщины постарше не нуждались в постановке с футболкой, они накидывались сами. Женщин, девушек было много, все возрасты были покорны, хотя я и сам покорялся им не меньше. После секса с очередной мне было противно осознавать что она остается на ночь, мне был уже противен ее запах, некоторые засыпали и храпели, некоторые часами говорили, а я заставлял себя, их слушать, чтобы самому не уснуть, некоторые влюблялись и хотели встречаться, а я ничего не хотел. На утро просыпался от запаха стряпанья, к чему потом и привык. Каждая готовила что умела, мне не приходило и мысли готовить им завтрак самому. Но мне каждую хотелось уже быстрее выпроводить из дому, отдохнуть пару часов и потом пойти снова на охоту, за новой.

Хотя у всех все одинаково, мне всегда нужна была новая кровь, новые ощущения. Каждая приходила и рассказывала о себе, своих желаниях, мечтах, намекала, что она не такая, что парень бросил, что муж играет в танки, как он надоел, некоторые уезжали среди ночи, потому что их чадо может проснуться и надо успеть, некоторые оставались и по двое суток.

Секс с каждой длился дольше получасу, к концу я был без сил, я кончал и ложился в поту, она в моем поту садилась сверху и продолжала, чтобы самой кончить, меня насиловали, хотя казалось что все наоборот.