Текст книги "Закат и Рассвет (СИ)"

Автор книги: Павел Котовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Граф Каэрна

Граф стоял у широкого окна, сложив руки за спиной и любовался садом, зелёным ковром раскинувшимся вокруг крупного поместья. Высокий, статный, с чёрными волосами, завязанными в аккуратный хвостик красной лентой. Дело шло к вечеру. На письменном столике с круглым зеркалом, обрамлённым в золото, лежали аккуратно сложенные бумаги. Рядом откупоренная бутыль элитного вина, соседствующая с наполовину осушённым бокалом.

Закатное солнце одарило покои графа тёплыми вечерними тонами. На тумбе из тёмного дерева, стоящей у широкой двуспальной кровати, словно в унынии, склонила свой бутон белая роза. После взора на шикарный, ухоженный сад, цветок показался графу каким-то недоразумением и он подумал, что его стоит убрать. Странно, слуги ухаживают за розой ничуть не хуже сада, поливают, удобряют, но почему же она такая чахлая? Дурной знак. Впрочем, в знаках нет правды.

Синие глаза поднялись чуть выше цветка и в душе вновь зажглось старое пламя иступлённого гнева. На стене висела картина с изображением сурового, строгого пожилого человека. Художник с поразительной точностью изобразил каждую проступающую морщинку на подтянутом лице. Лоб человека рассекал небольшой шрам, подчёркивающий его воинственную натуру. Но главной в картине была другая деталь, которой никто, кроме графа, не придавал значения. По традиции люди благородных кровей изображались смотрящими прямо, словно глядят на тебя с полотна. Но этот человек смотрел куда-то вверх, вдаль, за спину художнику.

Даже уйдя, с нарастающей злобой в душе думал граф, ты на меня не смотришь. Постоянно зришь в будущее, которого нет, что-то замышляешь. Ты, построивший город на костях, вечно самодовольный и слишком занятой. Даже после смерти бросаешь на меня тень презрения. Как смеешь ты осуждать меня? Нет, не смеешь. Кровь самого близкого мне человека на твоих руках, и я этого не забуду.

Точно гром среди ясного неба, внезапный стук в дверь оборвал нить мыслей графа. Он уже знал, кто пришёл, и был немало удивлён, что этот человек имеет наглость так рьяно ломиться в покои. Не было ничего удивительного в том, что именно он сейчас пришёл. Из-за последних событий визиты заметно участились, от чего граф был совсем не в восторге.

За дверью его ждал невысокий человек, едва влезавший в свою одежду. При каждой встрече с ним граф гадал, когда же наконец пуговицы на рубахе сдадутся и не выдержат напора этого живота-бочки. Ко всему прочему, командир стражи Каэрна никогда не отличался приятным запахом, как, впрочем, и большинство людей чином пониже, не способных позволить себе частые походы в купальни.

– Милорд! – Попытался вежливо представиться командир, преклонив голову.

Интересно, с презрительной насмешкой отметил граф, как обстоят дела с женщинами у мужчины, чей взгляд на собственное достоинство застилает такой немалый живот?

– С чем ты здесь на этот раз? – Нарочито потирая глаза, уставшим голосом спросил граф.

Толстяк поднял голову и маленькими глазками посмотрел на грудь господину, на его брошь в виде бутона лилии c тринадцатью лепестками. Мало кто в Каэрне осмеливался иметь зрительный контакт с ним.

– Плохие вести, милорд! – Командир сжал руки в кулаки, почувствовал, как сильно вспотели ладони и вытер их о жилет, надетый поверх рубахи.

Ещё одна отвратительная привычка.

– Ты с другими и не приходишь. Ну, говори, не трать попусту моё время.

– Беда, милорд. Мою люди докладывают, что в Нижнем Квартале случилась резня.

– Нижний Квартал? – Спросил граф и сложил руки на груди. – Это нищенский квартал. Там постоянно кто-то кого-то насилует и режет. Ты беспокоишь меня только из-за этого? Неужели сам не можешь решить проблему?

Командир подобрался и выпрямился, глазки виновато забегали туда-сюда.

– Милорд, не поймите меня неправильно, так ведь события престранные! Случилось не простое убийство! Кто рядом проходил, говорят, видели жуткую картину, якобы мертвецко-бледные путаны напали на какую-то банду из борделя, бросались прямо на мечи но на лицах их был ужас! А глазища цвета пепла, с точками-угольками вместо зрачков! Никак происки нечистых сил, точно вам говорю!

Лицо командира побагровело от рассказа. Граф слушал молча, его лицо оставалось невозмутимо. Со лба по щеке толстяка сбежала струйка пота.

– Люди теперь ту улицу стороной обходят, говорят, что в борделе поселился дьявол, и ещё…

– Довольно! – Взмахом руки прервал рассказ граф. Командир с секунду простоял с открытым ртом и, словно вспомнив, что у него вообще есть рот, захлопнул его. – Всё понятно. Очередная стычка двух разбойничьих банд. Они что-то не поделили, вот и устроили резню. Что до шлюх, так это ещё цветочки выдумки людей. Отправь туда на время чуть больше стражников, излови парочку членов этих банд и пусть их демонстративно казнят. Всё, ступай, я готовлюсь ко сну.

Граф почти уже закрыл перед ним дверь, как командир окликнул его:

– Милорд, есть ещё проблема! – Господин недовольно вздохнул и вперил синие глаза в командира. – Люди говорят о человеке, прибывшем сюда недавно. Весь облачённый в чёрное. Церковь очень заинтересовалась этим случаем!

Тут глаза графа вспыхнули гневом, вперемешку с лёгким испугом. Он открыл дверь и шагнул в коридор, оказавшись лицом к лицу с командиром. Тот, казалось, вдвое уменьшился в размерах, весь поёжился.

– Как ты это допустил?! Ты хоть немного понимаешь, чем это может обернуться?! Идиот!

Граф едва не кричал на командира.

– В том нет моей вины, милорд! Один из банды Смотрящего, это он!

Хозяин поместья замахнулся было, чтобы ударить по лицу едва не плачущего пухлого мужичка, но закрыл глаза, глубоко вздохнул. Нет, это не выход, подумал он, усмиряя внутренний гнев. Бесполезно бить одну овцу, стадо от этого не воспитаешь. Так в детстве учил его отец, ненавистный теперь.

***

Ещё совсем юнцом, граф всюду таскался за суровым и строгим отцом, постоянно прихрамывающим на правую ногу, однако нелепая походка ничуть не мешала внушать властительный страх в сердца подчинённых.

С ранних лет отец показывал сыну все ужасы и прелести высокого чина. Одни дни уходили на бесконечно долгие экскурсии по судам, темницам и камерам пыток, другие на изнурительные тренировки по фехтованию, иные на чтение и изучение грамоты. И все заканчивались одинаково. Каких бы успехов не достигал юный сын, через какой бы кошмар не проходил, отец всегда был недоволен, ругал его и упрекал в недостатке сил. Отчасти так было, потому что человек он был военный и всего добивался силой, отчасти из-за необычной синевы в глазах сына. Но один день на всю жизнь отпечатался в памяти графа.

Поздним вечером шестилетний мальчишка устало приплёлся с тренировки владения мечом, насквозь промокнув под проливным дождём. Руки и ноги пульсировали болью от старых и новых синяков. Поместье встретило его неожиданной пустотой, какой вечерами тут прежде не бывало. Свет тут и там приглушен, точно слуги вдруг позабывали зажечь свечи. Кроме прочего, они, очевидно, забыли и растопить камин. Надежда юноши согреться печально отдалилась.

– Сын! – Окликнул его до ужаса знакомый голос.

Синие глаза вопросительно уставились на гостевой диван, стоявший в центре главного холла, приставленный к широкой лестнице с красиво расписанными деревянными перилами. Там, в полумраке, закинув ногу на ногу и покуривая трубку, восседал отец. Оранжевый огонёк отблёскивал в холодных, безучастных глазах, от чего юнца пробрала дрожь.

– Отец?

– Сегодня особый день. Миновал год со дня смерти твоей матери. Сегодня, Ирвин, ты познаешь новое тепло.

Юный граф не решался подойти ближе, его сковал страх. К тому же, слова о матери, сказанные прямо в лоб, разбудили в нём старую печаль. Ведь это ты, с печалью и злобой подумал мальчишка, ты виновен в её смерти.

– Отец, что я должен сделать? – Ирвин поставил вопрос именно так, ибо за свою короткую жизнь не раз получал оплеух, спрашивая как-то иначе.

Человек в тени поднялся с дивана и лишь сказал:

– Иди за мной.

С этими словами он, манерной прихрамывающей походкой, зашагал ко входу в подвал. Ирвин воспитывался, как настоящий воин, и был закалён, но сейчас, от усталости, его всего колотило от холода. Насквозь промокший, он быстро нагнал отца, оставляя позади след из капель, и поравнялся с ним.

– Сегодня, сын, ты сделаешь новый шаг к мужеству. Наша семья, – грубая рука отца легла на брошь лилии, – несмотря на церковь, пришедшую к власти, сохраняет любовь к истинной природе вещей. Не забывай, Ирвин, чему я всегда тебя учил. Когда брошь перейдёт к тебе, ты продолжишь охранять волю настоящих богов. Первых Тринадцати.

Вопросов Ирвин не задавал, лишь молча внимал словам отца, так его научили. Юный граф заметил, как они стали медленно, из-за травмы отца, спускаться в подвал. Этот подвал всегда был заперт и приближаться к нему строго запрещалось. Как и у любого ребёнка, интерес Ирвина к этому месту лишь возрос, однако воспитание и вечная занятость напрочь подавляли всякое желание тайно проникнуть туда. Теперь же азарт вновь загорелся в его душе и мальчишка пытался представить, что же ждёт его там.

Они приблизились ко входу. На массивной деревянной двери красовалось аккуратно вырезанное изображение винной бочки, а ниже надпись: "ВИННЫЙ ПОГРЕБ". Прочитав аккуратные буквы, Ирвин решил, что отец сейчас предложит ему впервые испить алкоголя и оказался отчасти прав.

Хромой мужчина остановился у двери и грубая рука нырнула в карман халата. Послышался тихий звон и отец извлёк три ключа на железной связке. Он медленно перебирал их, словно намеренно растягивал момент и Ирвин, сгорая от нетерпения, всё-таки выпалил вопрос:

– Что же ждёт меня, отец? – Осознание ошибки тут же вихрем пронеслось в сознании, сердце его упало, однако реакция отца оказалась для шокирующей для сына.

Уголки сухих, потрескавшихся губ, еле-еле приподнялись в некоем мрачном подобии улыбки. Других она бы лишь больше испугала, однако юный граф был одновременно поражён и радостен такой реакции. Неужели настал тот день, когда отец похвалит сына?

– Священный ритуал, дарующий истинное тепло и наслаждение. – Спокойно сказал мужчина и, вставив ключ в замочную скважину, несколько раз повернул его.

В двери щёлкнул механизм и она поддалась толчку. Скрежет заполонил узкий коридор и перед глазами предстала странная картина.

Лицо Ирвина обдало приятным теплом. Помещение оказалось никаким не винным погребом, оно представляло собой нечто совершенно иное. То была широкая комната со своим камином, в котором сейчас выплясывал огонь. На деревянном полу тут и там лежали медвежьи шкуры, служившие, очевидно, местом для какого-то ночлега. В дальнем углу помещения стояла роскошная кровать.

– Что это за место, отец? – Этот вопрос юный граф задал с тем же страхом, что и предыдущий, однако и сейчас оплеухи не последовало.

– В этом зале, сын, ты станешь мужчиной.

Ирвин не до конца понимал, о каком таком наслаждении твердил отец и поднял на него непонимающие синие глаза. Случилась очередная совершенно диковинная для него вещь: отец смотрел на него. Никогда раньше он не опускал своего взгляда, смотрел куда-то вперёд, словно видел будущее. Теперь же чёрные, суровые глаза без эмоций смотрели на него.

– Отец, я не понимаю… – Виновато сказал он, не в силах оторвать взгляда.

– Всё, что нужно – ступить за порог. – Спокойно сказал мужчина.

Ирвин кивнул и, пытаясь что-то высмотреть в комнате, неуверенно сделал пару шагов внутрь. Дверь за его спиной тут же с грохотом захлопнулась, щёлкнул замочный механизм. От неожиданности юный граф подскочил на месте, но не подавал признаков испуга или паники. В воздухе висел приятный запах вина, какой Ирвин не раз чувствовал на банкетах. Огонь тихо потрескивал в камине. Казалось, он здесь один, но это было не так.

В одном из тёмных углов он заметил силуэты, насторожился.

– Кто здесь? – Спросил он, остановившись у камина.

От него шло приятное тепло. Тело, как и сознание, от этого тепла размягчилось, навалилась усталость и сонливость, однако юный граф держался и всеми силами отгонял их. Силуэты во мраке зашевелились и подались вперёд. Ирвин напрягался, но уже спустя пару мгновений, удивился и смутился.

В мерцающем свете огня появилось три молодые девицы. Совершенно голые. Двум из них было на вид лет по двенадцать, а возглавляла троицу старшая – ей явно было около шестнадцати. Глаза Ирвина невольно скользили по их аккуратным телам, от грудей к животу, оттуда ниже. Поймав себя на постыдном созерцании, он сделался красный и отвернулся.

Старшая из девушек, обладательница самых больших грудей, ласково улыбнулась и, взяв из рук девушки помладше бокал вина, виляя широкими обнажёнными бёдрами, приблизилась к мальчишке.

– Моё почтение, господин. – Нежно сказала она и протянула юному графу тёмный напиток. Она видела, как всё его тело напряглось. – Не стоит так волноваться, испейте же.

Ирвин колебался. Его заполонил первородный страх перед неизвестным, однако он прекрасно ощущал, как разгорается жар в мокрых штанах. Через силу он всё же оторвал взгляд от выплясывающего чудные танцы огня и посмотрел в зелёные глаза девушке. Она смотрела на него с высоты своего роста и дружелюбно улыбалась.

– Это вино? – Недоверчиво спросил Ирвин, словно какие-то заговорщики пытались подсунуть ему отраву.

– Вино, господин. Оно поможет расслабиться. Пейте же.

Ирвин с секунду оценил взглядом бокал, сквозь пустую верхушку которого виднелись искажённые груди, взял и залпом осушил. Необычный терпкий вкус ему понравился, по телу разлилось приятное тепло. Тогда девушка, улыбнувшись шире, резко подалась к нему и их губы слились в длинном поцелуе.

Внутри у Ирвина бушевал шторм из самых разных эмоций. Две другие девушки обступили его по бокам и стали медленно раздевать.

***

– Ладно. – Недовольно протянул Ирвин, видя, как сжался перед ним командир. Он так дрожал, что казалось, сейчас обмочится в штаны. – Что именно сделал этот член банды?

– Он пришёл к темницам, сдался и попросил запереть его в самой охраняемой клети, настаивал на встрече со святым отцом!

– Веди меня.

***

В сопровождении неуклюжего, как медведь, командира стражи, граф Каэрна прошёл по сырым коридорам темницы и прибыл к нужной ему клетке. Внутри, сидя прямо на ледяном каменном полу, что-то бормотал лысый человек с бородой, туда-сюда мотая перевязанной головой, словно в трансе. При этом он смотрел в единственное небольшое окошко, перекрытое такими же железными прутьями, как клетка. Прямо сейчас в этой дыре к горизонту лениво ползло солнце.

Один из солдат, увидев командира и графа, громко гаркнул заключённому:

– А ну встань, отребье! Ты удостоен чести личного визита самого графа Ирвина Корсуга!

Пленник напрочь проигнорировал его слова, продолжая бормотать. Прислушавшись граф понял, что именно он бубнил. Молитвы.

– Я что тебе сказал! – Крикнул стражник и собирался отпереть клетку, чтобы дать трёпки невольнику, однако Ирвин его остановил.

– Нет, не трогай его.

Пухлое лицо командира сделалось удивлённым.

– Но, милорд, как смеет этот отброс проявлять к вам такое неуважение?

– Скажи на милость, Альфонс, разве из уст моих звучал приказ делать что-либо с пленником? – Пухлый мужичок хотел что-то ответить, но когда граф вполоборота посмотрел на него спокойными синими глазами, к горлу подкатил ком. – Сейчас вы проявляете ко мне неуважение, или я не прав?

Командир нервно сглотнул.

– Прошу меня извинить, милорд.

– Вон. – Коротко отрезал Ирвин. – Убирайтесь все. Оставьте нас. Живо!

Последнее слово он выкрикнул и пухлый командир вместе со стражником поспешили убраться от графа на безопасное расстояние. Их спешные шаги только и разносились эхом по каменному коридору.

Ирвин приблизился к железным прутьям и присел. Молитвы лысого пленника стали звучать отчётливее. Он молился вовсе не единому богу, кого проповедовала нынче церковь, но божеству старой веры, кому всё ещё поклонялись Северяне. Тому, чей знак был бычий череп. Аргусу.

– Эй, ты ведь Минт, да? Из банды Смотрящего? – Граф говорил с ним не как с разбойником, но как с другом.

Будь здесь сейчас командир, он бы, вероятно, умер от удивления.

Услышав своё имя, Минт вздрогнул и, замолчав, медленно повернулся к гостю. Чёрные крысиные глазки с ужасом смотрели в благородные синие глаза графа.

– Ты меня? – Ирвин медленно кивнул. – Ты из наших?

– Не всё так просто, Минт. Скажи, что случилось. Что заставило тебя прийти и сдаться страже?

Лицо бандита искривилось в гримасе ужаса, тело задрожало, словно его кинули на жесточайший мороз. По его щекам побежали слёзы.

– Он здесь. Он в городе! В городе! Он убил Буна! Снёс ему нахер голову! – Истерично вопил Минт.

Ирвин ни капли не понимал, о ком идёт речь.

– Кто? Кто здесь?

Тогда Минт в ужасе, широкими глазами посмотрел на графа. Его маленькие бесцветные губки растянулись в улыбке, словно пленник вспомнил забавную историю из жизни.

– А я сразу и не допетрил! Потомта, как в девицу пришёл – увидал! Пережил, чтоб его! Аргус уберёг!

И он залился хриплым смехом, который слышался скорее, как отчаянная попытка выдавить весь воздух из лёгких и умереть.

– О ком ты говоришь? – Снова спросил Ирвин, сохраняя невозмутимость и терпение.

Минт вдруг резко прильнул к прутьям, обхватив их руками, словно в попытке протиснуть между ними голову. Граф тут же учуял, как из беззубого рта пленника несёт противной гнильцой, но в лице никак не изменился.

– Чёрная Смерть!

Минт залился безумным смехом, эхом разлетающимся по помещению. Ирвин не показывал удивления, но в груди его бешено заколотилось сердце. Однако сейчас его одолевал вовсе не страх, нет. Его душу заполнила радость. Пальцами он коснулся броши лилии на груди и стал её медленно поглаживать. Значит, он всё-таки пришёл. Чёрная Смерть. Вот оно что. Значит, настало время. Нет, церкви совсем не стоит знать об этом. Я не могу этого допустить. К несчастью, сейчас я могу закрыть рот Минту лишь одним, неприятным, но необходимым способом.

Ирвин медленно поднялся и подошёл к противоположной от клетки стене. Там, на ржавом, чуть погнутом гвозде, неаккуратно вбитом в стену, висела связка ключей. Он взял её и отпер дверь клетки, вошёл внутрь.

Минт резко перестал смеяться и посмотрел на графа.

– Что ты?..

Ирвин не дал ему договорить, схватил за ворот рубахи и, положив ладонь на затылок, с размаху впечатал в угол каменной скамьи, выбитой в стене. Неприятный хруст костей глухо прозвучал в клетке. Минут издал какой-то нечеловеческий звук и граф повторил удар. И ещё, и ещё. Каждый удар становился всё мягче, давался легче. Лишь когда обмякшее тело Минта окончательно перестало сопротивляться, Ирвин остановился. Теперь в его душе воцарилось спокойствие.

Мёртвое тело медленно сползло на землю. Под его ногами увеличивалась в размерах лужа мочи, от запаха которой Ирвин скривился и вышел из камеры, заперев её и повесив ключи. В коридоре послышалось тяжёлое эхо приближающихся шагов. Граф увидел знакомый пухлый силуэт, неуклюже бежавший к нему. Он опустил глаза на брошь, достал из кармана белоснежный платок и оттёр её от тёмных капель крови.

– Милорд, вы в порядке?! – Едва не задыхаясь, на бегу кричал ему командир стражи.

– Да. – Ответил Ирвин и взглянул на свои окровавленные руки. – Почти. – Сказал он так тихо, что никто не услышал.

Приблизившись к графу, командир ахнул от ужаса, глянул ему за спину и ужаснулся ещё больше.

– Что вы наделали, милорд?

– Я? Разве я что-то сделал? – Совершенно спокойно спросил он, заглядывая в глаза толстяку. – Ты что-то видел? А ты? – Он перевёл взгляд на стражника позади толстяка. Тот, быстро оценив ситуацию, смекнул, каким будет правильный ответ, и отрицательно помотал головой.

– Милорд, я ничего не видел! – Отчеканил стражник.

Альфонс сглотнул. Он понимал, что случилось, но не знал, как себя вести. Граф Каэрна, Ирвин Корсуг, только что жестоко убил пленного члена банды Смотрящего, которого завтра ждал церковный суд. Не надо быть образованным дипломатом, стратегом и лидером, чтобы понимать, что последствия такого поступка будут невообразимо ужасными. К тому же, в первую очередь влетит как раз ему самому, а любой человек в Карлосе не хотел испытывать на себе гнев всемогущей церкви.

– Вы… Я… – Пытался что-то выдавить из себя толстяк, но слова застревали в глотке, словно упираясь, отказывались выходить наружу. Найдя в себе хоть какие-то силы, командир наконец сказал. – Церковь про это узнает. Вам нет прощения.

Ирвин застыл на секунду, точно каменная статуя древнего правителя. Синие глаза, казалось, прожигают командира насквозь, от чего тот уже успел пожалеть о сказанном. Граф медленно, шаг за шагом, приближался к низкому толстяку. На лбу проступил холодный пот.

– Скажи мне на милость, командир стражи Альфонс Бурон, зачем церкви знать об очередном самоубийстве выжившего из ума ублюдка? – Он подходил всё ближе. Ноги у командира подкашивались, казалось, сознание вот-вот покинет его. – Разве у Святого Отца Питла мало забот? Разве не занята священная церковь помощью голодающим, нуждающимся в крыше над головой? Не исповедует она раскаявшихся грешников?

Ирвин подошёл к командиру так близко, что едва не упёрся в его живот. Рука графа медленно упала на плечо Альфонсу, от чего тот вздрогнул, точно кипятком ошпаренный. Граф наклонился к его уху и прошептал:

– Нет, Альфонс, не занята. Доброй ночи тебе.

С этим он убрал руку и молча пошёл на выход из темницы. Командир стражи ещё какое-то время стоял и смотрел на убитого графом пленника. В голове беспорядочно роилась туча вопросов. Зачем он это сотворил? Что происходит? Кто же граф на самом деле? Что мне делать? Я должен немедленно доложить в церковь! Рано или поздно они всё узнают! Тогда достанется всем нам, да. Да! Граф Ирвин выжил из ума! Я должен сказать!..

***

Солнце лениво ползло к горизонту. Ирвин вернулся в поместье. Слуги тут же подлетели к нему, точно мухи, с предложениями разуть его, раздеть, налить выпить, накормить или подготовить для него горячую ванну. Как и от мух, граф от всех отмахнулся, приказав не беспокоить его и заниматься своими делами. Слуги смиренно повиновались его воле и рассосались по поместью на свои места.

Ирвин оставил сапоги у входа и медленно побрёл к подвалу. Всё вокруг напоминало о том дне. Лишь через года граф узнал, что отец выкупил девушек из семей. Но мерзко ему становилось не из-за того, что отец сделал так, а от того, что позже он пожаловал в семьи этих девочек и их родители крайне гордились, что продали своих детей в сексуальное рабство юному графу. Узнав об этом, Ирвин отпустил девушек, но то было ошибкой.

Родители, в страхе быть наказанными отцом юного тогда графа, выгнали девушек на улицу. Лишь для того, чтобы не попасть под удар. Через время тела всех трёх нашли в подворотнях Нижнего Квартала. Их изнасиловали перерезали глотки. Для Ирвина то был ценный урок.

Он медленно спускался по лестнице, дошёл до двери всё с той же картинкой и надписью, ничуть не изменившейся за прошедшие года и вставил ключи в замочную скважину. Камин сейчас никто не топил, потому в зале царила непроглядная тьма. Для этого Ирвин прихватил с собой масляный фонарь. Он зажёг его, вошёл в зал и запер за собой дверь.

Наконец-то он здесь, восторженно думал граф. Чёрная Смерть. Многие слышали о нём, многие слагали о нём байки. Но мало кто знает, как его зовут. Да, у дьявола есть имя. И имя ему – Корвус. Чёрный меч, какие не носил никто. Клинок, крушащий клинки. Сотнями лет он бродит по земле и когда появляется, льётся кровь. Всегда. Перед глазами Ирвина предстали глаза его отца. "Я встретил его однажды. И когда он появился, целый замок наводнился трупами." В душе вновь вспыхнул гнев, который дополнялся теперь гордыней.

Ты не дождался встречи с ним. Ты не дожил. Как бы хорошо ты не планировал, твои планы провалились. Это я стану тем, кто всё изменит. Я тот, кто накажет алчных ублюдков. Его появление сдвинет все устои. Первая Мать, гордишься ли ты мной? Ладно, пока рано праздновать.

– Покажитесь. – Коротко сказал Ирвин и из мрака бесшумно вышли два низеньких человека, полностью облачённых в чёрные одежды.

Их лица закрывали маски из той же ткани. Не было даже прорези для глаз.

– Вот, что вы должны сделать…