Текст книги "Такая любовь"

Автор книги: Павел Когоут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

20

Проекция гаснет.

Человек в мантии. Стибор Милан! (Стибор выходит на авансцену). Обвиняемый, реконструкция событий почти во всех пунктах подтверждает вашу вину.

Стибор. Мою? Мою? Не Петруса?

Человек в мантии. Оставьте Петруса в покое, мы сейчас говорим о вас. Тот факт, что вы его запугали…

Стибор. А разве не знаменательно, что он дал себя запугать?

Человек в мантии. Стибор, согласитесь, вы здесь вовсе не для того, чтобы задавать вопросы. Меня интересуют побуждения. Это было совершено из мести? Вы хотели отомстить Матисовой?

Стибор. Лиде? Господи, при чем тут Лида?

Входит Мать.

Мать. Он спрашивает, при чем она? Он еще спрашивает! Мало она ему горя причинила! Дети, неужели вам мало одного удара, зачем вы на глазах своих матерей напрашиваетесь на новые? Он любил ее больше, чем меня, мы приняли ее в семью, как родную…

Стибор. Это неправда!

Мать. У нее не было ни малейшего повода жаловаться, перед свадьбой я ее даже сама пригласила на чай и поговорила с ней, как с дочерью.

Стибор. Ложь!

Мать. Милан!

Стибор. Ложь! Мама, ты… лжешь!

Мать (кричит). Как ты со мной разговариваешь!

Дает ему пощечину, но тут же останавливается, смутившись.

Стибор. Мама… Ты не должна была этого…

Человек в мантии. Говорите, Стибор!

Стибор (тихо). В тот день я неожиданно пришел домой и увидел пальто Лиды. Мне пришло в голову… Я хотел… На цыпочках я подошел к двери и услышал их…

Мать. Клянусь, клянусь всем, что мне дорого, я точно передала каждое слово…

Стибор. Каждое слово! Но тон! Слова могут быть самыми лучшими, но если им придать другой тон… понимаете? Ведь большая разница, если я скажу (точно подражает приветливой интонации своей матери из третьей картины): «Надеюсь, вы чувствуете себя как дома» или если сказать…

Кинопроекция: комната Стиборов, занавеска, картина на стене. Лида сидит у столика, Стиборова садится напротив: они повторяют те же жесты и говорят то же самое, что и в третьем картине, но Стиборова не в силах преодолеть себя и придает каждому слову язвительный, открыто враждебный смысл; Лида, естественно, ощетинилась и отвечает в том же тоне. Это отвратительный разговор, он тем хуже, что ведется гладкими светскими фразами.

Мать. Надеюсь, вы чувствуете себя как дома…

Лида. Да!

Мать. Я говорила Милану – если он захочет, я могу со временем переехать от вас.

Лида. Он ни за что не согласится…

Мать. Согласится. Две женщины под одной крышей – это никогда не приводило к добру. Теперь вы для него важнее…

Лида. Ну, не говорите!

Мать. Так лучше, Лидушка. Я вечно баловала его, так что пора вам сменить меня. Ведь вы его любите так же сильно, как и я, не правда ли?

Лида. Можете не беспокоиться! (Роняет блюдце. Стиборова, многозначительно покачав головой, принялась подбирать осколки. Это оскорбляет Лиду; она помогает ей). Не сердитесь.

Мать (с каменным лицом). За что? Все это уже ваше. Посуда бьется, девочка, к счастью, а я вам желаю много счастья!

Лида (давая понять, как мало она этому верит). Спасибо.

21

Проекция гаснет. Мать медленно приближается к Милану, в глазах ее сознание вины, страх и обида.

Мать. Милан…

Человек в мантии. Ярослава Стиборова, год рождения 1908, вдова учителя, я предъявляю обвинение и вам. За лжесвидетельство и соучастие…

Мать. Милан…

Человек в мантии. Пойдите сядьте!

Она уходит, поддавшись внезапному приступу рыданий, подавленная тем, что сын даже не взглянул на нее.

Человек в мантии. Но этим свидетельским показанием вы, конечно, ухудшили и свое положение.

Стибор. Я знаю…

Человек в мантии. Мне всегда казалось, что вы принимали к сведению чувства Лиды Матисовой лишь в той мере, в какой они соответствовали вашим. Если ее радость не исходила из вашей радости, а ее опасения не были вашими опасениями, вы считали их более или менее абсурдными.

Стибор. Но ведь она собиралась выйти замуж не за мою мать, а за меня!

Человек в мантии. И в этом вы были так твердо убеждены, что ее мнение было для вас всего лишь… забавным. Вы, например, никогда не спрашивали: «Пойдешь ли ты за меня?» Вы всегда говорили: «Иди за меня!»

Стибор. Я верил, что она меня любит!

Человек в мантии. А она и любила вас, наверное… конечно, любила. Только любить – это, уважаемые, всего лишь основной факт. Зерно. Идея. Что из нее взойдет, что родится – это вопрос сложного процесса, который требует мягкости… и силы…

Стибор. Была такая сила! Моя любовь!

Человек в мантии. Но я спрашиваю – не может ли такая любовь, несколько «обуженная», перестать быть любовью?

Стибор. Как вы смеете… сомневайтесь в моем мужестве, в таланте… но в этом! Я докажу вам! Легко докажу! Не только тогда, когда это случилось – тогда я ничего не понимал, ничего не соображал, – но и теперь, после всего… Я знал, что приехала Петрусова, и предчувствовал, что будет. С утра я ждал Лиду у ее общежития…

Человек в мантии. Шел дождь?

Стибор. Шел…

Человек в мантии протягивает руку за кулисы и подает Стибору его плащ и шляпу. Стибор надевает плащ и продолжает, держа шляпу в руке.

Стибор. Лида вернулась домой под вечер, очень взволнованная, потому что, кроме всего прочего, на факультете ее встретили ледяным холодом; стараниями Майки и Тошека все стали там на сторону Петруса. Услышав намеки на это даже в столовой, Лида бросила вилку и убежала. А я там стоял… единственный человек, подавший ей руку. Лида…

Кинопроекция: предвечерняя шумная улица. Лида, ошеломленная и словно парализованная, двигается машинально. Глаза ее покраснели от бессонной ночи и блестят. Механически подняла руку, не взглянув на часы. Вдруг перед ней оказался Стибор. Тихо поздоровалась.

Лида. Здравствуй…

Стибор. Я жду здесь с самого утра…

Лида. Зачем?

Стибор. Спросить… я теперь хочу тебя спросить, что ты решила.

Лида. Что я должна была решать?

Стибор. Лида… в третий раз предлагаю тебе: выходи за меня замуж! (Словно боясь получить ответ, продолжает поспешно, настойчиво). Лида, вчера мне сказал главный инженер, что они запатентуют тот аппарат… тот, который я портил, пока ухаживал за тобой, и который доделал, когда ты мне обещала… Лида, если б ты была со мной… если ты будешь со мной, я столько смогу… мы оба столько сможем…

Лида (мягко, словно извиняясь). Но ты ведь знаешь, я люблю его…

Стибор. Он все равно на тебе не женится!

Это задело ее: она хотела усмехнуться, но не смогла.

Лида. Уж ты знаешь…

Стибор. Знаю, как и ты. Он не впервые отказывается от тебя.

Лида. Нет, тогда это было…

Стибор. То же самое! Ты доставила бы ему величайшую радость, если бы уехала и теперь!

Лида. Неправда!

Стибор. Правда. Не строй иллюзий.

Лида. Это не может быть правдой…

Ее охватил страх, и в эту минуту созрело внезапное решение. Стибор этого не замечает, говорит со скорбным упорством.

Стибор. Лида! Никто не будет любить тебя так, как я. Почему ты этого не можешь понять? Я сделаю для тебя все, все!

А Лида уже далеко – неважно, что она все еще стоит на месте. Как во сне подняла руку, словно хотела его погладить – за любовь и за боль, которую она не в силах уменьшить. Но не решилась коснуться его. Только сказала.

Лида. Ты хороший…

И ушла.

22

Проекция гаснет. Милан Стибор выходит на авансцену, шляпа выпала у него из рук. Он наклонился, нащупывает ее, как слепой.

Человек в мантии. Нервы!

Стибор. Хороший… Это, кажется, нечто вроде «глупый». Хороший – это синоним идиота. Я хороший, но любит она Петруса. Логика! Логика!

Человек в мантии. Нервы!

Стибор. А то, что я ее люблю…

Человек в мантии. «Я». «Я».

Стибор. Что я готов все забыть, что я от нее не отвернулся…

Человек в мантии. Вы никогда не забываете подчеркнуть это.

Стибор. Что я из-за нее не работаю, не ем, не сплю…

Человек в мантии. А вам Лида нужна, как средство от бессонницы?

Стибор. Быть может, я… эгоист и бесхарактерный человек, но я не был и не буду карьеристом!

Человек в мантии. Как кто?

Стибор. Как Петрус!

Человек в мантии. Доказательства?

Стибор. Почему он с ней тогда разошелся?

Человек в мантии. Петрус, почему вы с ней тогда разошлись?

Петр выходит вперед.

Петр. Я уже говорил вам – она уехала…

Человек в мантии. Так ведь не на Камчатку. Всего лишь в Прагу!

Стибор. Люди живут и дальше друг от друга!

Петр. Да, но супруги; а просто знакомые… четыре года!

Человек в мантии. Вы могли бы жениться! Вас, конечно, перевели бы.

Стибор. Не могли! Он не мог!

Человек в мантии. Почему?.

Петр. Я жил на стипендию… писал дипломную работу…

Стибор. Ему нужны были деньги. Квартира была нужна.

Петр. Неправда!

Стибор. Правда!

Человек в мантии. Так как же – правда или нет?

Петр (по примеру Стибора начинает повышать голос). Нет! Просто я тогда не знал… не знал тогда, насколько это чувство велико и сильно! Всегда узнаешь истинную цену вещам, только когда теряешь их!

Человек в мантии. Вы предпочитаете узнавать цену вещам именно таким способом?

Петр. Что вы имеете в виду?

Человек в мантии. То, что я сказал…

Стибор. Он слишком любит удобства!

Петр. Я полгода добровольно работал на стройке! Через день собрания, сколько раз приходилось не спать ночь…

Стибор. Он всегда умел рассчитать, что ему выгодно. И в этих расчетах Лида была пассивом!

Петр. Пусть он не говорит о Лиде! Пусть он не говорит о Лиде! Он, который приложил все усилия к тому, что теперь ее вместе со мной топчут в грязь…

Стибор. Я?! Я, единственный, кто не отступился от нее?!

Петр. А как это называется – бросить человека в воду, чтобы показывать на нем свое искусство первой помощи?!

Они готовы броситься друг на друга. Человек в мантии становится между ними.

Человек в мантии. Довольно! Обвиняемые, не устраивайте сцен – вы не в театре! Стибор, сядьте! У вас достаточно поводов серьезно задуматься над вашим собственным характером! (Стибор отходит). А вы не волнуйтесь. У вас есть еще возможность защитить себя делом.

Петр. И я это сделаю! Только посоветуйте мне – как…

Человек в мантии. Чтобы я вам советовал?

Петр. Войдите в мое положение… Такого и дикий зверь не выдержит! Заколдованный круг! Как выйти из него, чтобы никого не обидеть? Тошек был прав – теперь, когда я увидел и услышал свою жену… Но Лида… А я еще – специалист по семейному праву! Тут волком взвоешь! Я борюсь за новую мораль, помогаю людям жить… а кто поможет мне?

Человек в мантии. Мне кажется, вас ждет товарищ Тошек.

Кинопроекция: кабинет Тошека. Тошек, как всегда, чертит на газете какие-то фантастические закорючки, в которых даже самая буйная фантазия не найдет связи с происходящим разговором. Ему сейчас тоже тяжело.

Петр. Вы хотели со мной поговорить?

Тошек (пытается шутить). Прошу тебя, Петрус, говори мне «ты», или я стану говорить тебе «вы», а то давай и вовсе обращаться друг к другу в третьем лице; только уж давай одинаково, как и положено товарищам.

Петр. Когда-то я всем говорил «ты», но некоторых это задевало…

Тошек. Только не меня, уверяю тебя. Хотя бы потому, что мне очень хочется, чтобы ты чувствовал во мне товарища, – если вообще работник отдела кадров может быть товарищем.

Петр. Послушай, товарищ…

Тошек. Ладно, условились. Декан с тобой уже говорил?

Петр. Нет.

Тошек. У вас заболел доцент Бечварж. Надолго – желтуха. Декан хотел попросить тебя с завтрашнего дня читать семейное право – за Бечваржа.

Петр. Меня?

Тошек. У тебя ведь отличная дипломная работа на эту тему.

Петр. В большой аудитории?

Тошек. Да. Зайди к нему и не отказывайся, если можешь – выручи его. Да не бойся, это только на один семестр. Китай от тебя не убежит. Между прочим, я слыхал, что в министерстве насчет твоей поездки решено. Еще с лета.

Он встал. Поднялся и Петрус, который все еще никак не может опомниться. Тошек протягивает ему руку и говорит с внезапной настойчивостью.

Тошек. Да, а что нового в твоем деле?

Человек в мантии (с авансцены). У вас что-то вертится на языке, Петрус!

Петр. Нет…

Человек в мантии. И все-таки. Один вопрос.

Петр. Да…

Человек в мантии. Смею спросить – какой?

Петр. То, что мне… предложили сейчас, все это – для этого?

Человек в мантии. Ну, спросите!

Петр. Нет… конечно… конечно, тут нет никакой связи! А если б и была – не могут же они ожидать, что я… (умолкает).

Человек в мантии. Так-с… Ну, продолжайте, прошу вас.

Тошек. Да, что новенького в твоем деле?

Петр (стоит секунду безмолвно, потом выдавливает из себя). Я скажу вам завтра в полдень.

Тошек (еще раз горячо жмет ему руку). И думай. Думай о себе!

23

Проекция гаснет.

Человек в мантии. Тошек, подойдите сюда!

Тошек (выходит на авансцену). Я уже дал свидетельские показания…

Человек в мантии. Я вовсе не жажду от вас свидетельских показаний. Я обвиняю вас, ибо вы, пользуясь служебным положением, оказали недопустимый нажим на ассистента Петруса и тем самым явились соучастником наказуемых деяний, перечисленных в прологе.

Тошек. Товарищ…

Человек в мантии. Я вам не товарищ.

Тошек. Послушайте, что это еще за комедия…

Человек в мантии. Это – трагедия, гражданин!

Тошек. Хорошо, но не говорите бессмыслицы! Я работник отдела кадров – между прочим, пойдите попробуйте там поработать за полторы тысячи в месяц, деритесь за людей да еще потерпите всякие поношения на эстрадах от разных бездельников, которые дерут по пять сотен за вечер! Знаю, всякие есть кадровики, некоторые смотрят на эту работу только как на заработок, но у меня старомодные взгляды, я прежде всего коммунист. В чем вы меня упрекаете? В том, что я не стал ждать, чем все это кончится, и не поставил потом своей печати? Ты – вон из партии, ты – из института? В том, что я хотел, чтобы они поняли свои обязанности по отношению к государству, к семье и к самим себе? Ведь речь идет о честных и ценных для нас людях. Двадцатитрехлетняя студентка с большой эрудицией, у которой вся жизнь впереди и достаточно силы воли, чтобы справиться с этим разочарованием. Будущий ученый, который обязан настолько сознавать свою ответственность, чтобы не загубить сгоряча то, чего ждет от него все наше общество. Что же, я должен был предоставить их самим себе?

Человек в мантии. Обвиняемый, большинство ваших соображений не вызывает сомнений или дискуссий. Но именно в вашей деятельности самые лучшие намерения могут иметь сквернейшие последствия, если вы будете втискивать живых людей в ваши уравнения. Работник отдела кадров может быть грубым или ходить на голове – не это определяет его квалификацию. Но он не имеет права делать поверхностных анализов, не имеет права допускать принципиальных ошибок. А вы их допустили.

Тошек. Какие ошибки?

Человек в мантии. У вас будет печальная возможность увидеть их собственными глазами. Сядьте.

Тошек отходит.

Кинопроекция: комната в общежитии, смеркается. На тахте полулежит Вашек Краль. У него на коленях тетрадь с лекциями, в руке конверт с письмом. Он нерешительно смотрит сквозь очки на Человека в мантии.

Человек в мантии. Продолжайте! Сейчас войдет Петрус!

Петрус входит, но не снимает плаща. Краль моментально прячет конверт в тетрадь.

Петр. Где Лида?

Краль. Которая?

Петр. Моя Лида… Жена!

Краль. Откуда мне знать?

Петр. Ее вещи здесь? Нет, забрала. Который час?

Краль. Половина шестого… куда ты?

Петр. На вокзал.

Краль. Когда у нее отходит поезд?

Петр. В семь пять. (Не снимая плаща, пытается завязать галстук, ругается про себя; потом выбегает, продолжая завязывать галстук по дороге). Пока!

Краль (который все время взглядывал то на него, то на тетрадь). Будь здоров.

Человек в мантии. Краль, вы ничего не забыли?

24

Проекция темнеет. Краль нерешительно выходит на авансцену со своей тетрадью. Он не говорит, бормочет.

Краль. Не знаю…

Человек в мантии. Разве вы не должны были сказать ему кое-что? По поручению Матисовой?

Краль. Сказать – нет…

Человек в мантии. Или передать?

Краль. Передать – это да…

Человек в мантии. Конверт? (Краль без звука вытаскивает его из тетради). Вы знаете, что в нем?

Краль. Нет, не знаю.

Человек в мантии. А догадываетесь?

Краль. Думаю, что да.

Человек в мантии. Что же именно?

Краль. Она проговорилась, что уезжает. Верно, пишет ему об этом. И еще о другом, о том, что…

Человек в мантии (возмущен). Вацлав Краль! Вы, у которого не нашлось достаточно смелости, чтобы высказать свое мнение другу, хотя вы все знали и предчувствовали, вы, который из трусости даже помогали ему, – откуда у вас эта дерзость не выполнить настоятельной просьбы Лиды Матисовой? Обвиняемый – да, обвиняемый! – если у вас нет характера, вы должны, по крайней мере, обладать хоть крупицей разума! Садитесь и любуйтесь делом ваших рук до конца!

Краль. Но я ведь потом переехал…

Человек в мантии. Садитесь!

Проекция: комната в общежитии Лиды Матисовой. Лида, уже одетая, с трудом запирает чемодан; входит Майка, она, видимо, возвращается с лекции. Остолбенела.

Майка. Что ты делаешь? Куда едешь?

Лида. Домой.

Майка. Ты с ума сошла?

Лида. Нет.

Она совершенно спокойна – спокойна, как вулкан перед извержением, клокочущий незримым внутренним огнем.

Майка. Постой, объясни хоть…

Лида (с оттенком горькой иронии). Я не хочу портить репутацию факультета. Не буду мозолить вам глаза… и не стану усложнять ему положение…

Майка. Лида, прошу тебя, не сходи с ума! Ты еще больше все запутаешь. Кто тебя сглазил? Ты ведь должна была считаться с тем, что мы тебе аплодировать не станем, – но это? Разве это решение вопроса – наделать шуму и сбежать?

Лида. Я не бегу. Хочу отдохнуть, обдумать.

Майка. А он?

Лида. Он тоже успокоится, приведет в порядок свои дела, а потом…

Майка. Потом что?

Лида. Мы договоримся на вокзале. (Берет чемодан).

Майка. Лида, это безумие. Если б я могла тебе чем-нибудь… Но верь, по крайней мере…

Лида. Верю, Майка.

Целует ее. Майка делает еще попытку.

Майка. А институт… зачеты…

Лида только грустно пожимает плечами и медленно направляется к авансцене. Майка замечает испытующий взгляд Человека в мантии. Говорит удрученно.

Майка. А я думала, это только такая любовь… только такая…

Человек в мантии(насмешливо). Вы – женщина!

Идет навстречу Лиде, берет у нее чемодан и даже утешающим жестом кладет ей руку на плечо, совершенно забывая в этот момент о своей миссии.

25

Проекция гаснет. Где-то вдали часы гулко отбивают четверти и получасы. Человек в мантии опомнился, откашлялся, и от его участливой приветливости не осталось и следа.

Человек в мантии. Матисова, не растравляйте себя! Вам тяжело духовно и физически – понимаю, это вчерашняя ночь и нынешний день; но в конце концов вы – не соблазненная жертва, а полноправная гражданка и действительно стоите только на пороге жизни. Если вам хуже, чем вы можете вынести – а это вы сами должны почувствовать, – пойдите к кому-нибудь, дышите глубже, посчитайте до тысячи или еще что-нибудь такое… Только – самым решительным образом мобилизуйте все свои силы для защиты от самой себя! Секунды безнадежности, Матисова, в тысячу раз хуже, чем яростный гнев или бездонное горе, потому что они наносят удар предательски, дробят в куски защитный панцирь естественных преград и отдают человека на милость и немилость первой же мысли – доброй или злой! Берегитесь этого, Матисова!

Лида. Вы за меня боитесь? Есть человек, который боится за меня! Вы боитесь за меня или боитесь неприятностей? Нет, я вас понимаю… но бояться нечего! Нечего бояться! Я это говорю себе с утра. Разве я никогда в жизни не переживала тяжких минут? У меня умерла мать, ушел Петр… Мне, как и всякому, знакомы такие утра, когда человек просыпается, одурманенный сном, блаженно открывает глаза и видит солнце и синее небо, а в следующую же секунду, когда сон улетучится, осознает свою болезнь, страдание, отчаяние – и тогда вдруг за окном уже не солнце, а грозный, раскаленный черный шар в лохмотьях туч. Такое страшное пробуждение повторяется десять, сто раз подряд, но в один прекрасный день синее небо остается синим, и солнце катится по нему, как веселый детский мяч, до самого вечера, и на другой день – снова и снова… Я верю! Верю, что так будет завтра, а не завтра – так через неделю. Она его не любит. Я – да. Он любит меня. Он говорит об этом не так часто, как раньше, но теперь я ему верю. Что же тут сложного, что может внушить ужас? Все в порядке! (Улыбается при воспоминании). В наилучшем порядке…

Человек в мантии. Надеюсь, вы правы, но ни в коем случае не надо недооценивать…

Лида. Петр обязательно придет к поезду. Быть может, он уже ищет меня… (Берет чемодан и уходит).

В глубине сцены вокзал. Вечер. Голоса, стук по колесам, шипение пара, где-то недалеко проехал паровоз. На переднем плане площадка последнего вагона длинного состава, начала которого не видно на сцене. Гулко разносится голос из репродуктора: «Пардубице, Ходень, Ческа Тшебова, Свитави, Брно, Братислава, Нове Замки, отправление по расписанию в девятнадцать пять, поезд стоит у третьей платформы, двенадцатый путь».

Лида выходит из вагона на площадку, потом спускается на ступеньки.

Человек в мантии. Нет?

Лида. Остается еще тринадцать минут, он обязательно придет.

Человек в мантии. А если он не получил письма?

Лида. Этого не может быть. Его друг дал мне слово.

Над ее головой замигала и погасла лампочка.

Человек в мантии. Что-то в вашем вагоне лампочки шалят… (Лида всматривается в перрон). Верно, контакты… Надо бы, чтоб исправили…

Где-то прогудел маневровый паровоз.

Лида. Прежде чем прогудят семь раз – он придет. Вот увидите! Еще шесть раз прогудят, и он будет тут!

Человек в мантии. Ехать ночью в темноте… (запнулся). Ужасно, какие глупости болтают люди, прощаясь! Теперь я понимаю, почему вы тогда…

Лида. Фотографию он мне не вернул!

Человек в мантии. Что?

Лида. Фотографию он мне не вернул!

Человек в мантии. Быть может, принесет сюда…

Лида. Зачем? Он оставил ее себе! И это хорошо, что оставил, не понимаете? (Гудки). Второй, третий. Еще четыре. Как странно… четыре года тому назад, в Брно, я вот так же стояла – в последнем вагоне. Он пришел к самому отходу поезда, как мы условились. Я смеялась, шутила. Он сказал только «Лида»… И потом – «Прощай»… Я подозревала, что он плачет, но он только теперь признался мне, что шел тогда еще целый километр за поездом и лег на шпалы и целовал рельсы… (Гудок). Четвертый!

Человек в мантии. Слушайте, Матисова, а если он не придет…

Лида. Придет!

Человек в мантии. Или если придет, но все же… все получится не совсем так… или вообще…

Лида (не обращая на него внимания, вслушивается и всматривается в публику на перроне. Новый гудок). Пять… лет прошло с того вечера в Бескидах. Печка, снег за окном, в тот день мне исполнилось восемнадцать. Тот день, девятнадцатого февраля… вы понимаете, о каком дне я говорю… и я не плакала, нет – только считала звезды, романтическая дурочка!

Человек в мантии. Именно потому, что вы так болезненно чувствительны, вы должны понять…

Лида. Вы должны понять… (Гудок. Лида говорит теперь быстро, чтобы успеть ответить, пока не пришел Петр) …шесть. Должны понять, что нас уже связывают тысячи вещей, мыслей и пережитых вместе чувств, в которых мы находили друг друга, даже несмотря на эти четыре года разлуки, как… как корни деревьев, разделенных дорогой. Ведь мы знаем друг друга семь лет, семь лет – это треть жизни, каждый третий день от рождения и до сегодняшнего дня я провела с ним, а это немало, правда? Семь лет… семь…

Гудок. Лида сбегает со ступенек. Стоит.

Голос из репродуктора: «Экспресс Прага, Колин, Пардубице, Хоцень, Ческа Тшебова, Свитави, Брно, Братислава, Нове Замки, отправление по расписанию девятнадцать пять, отходит с двенадцатого пути».

Тут Лида падает духом и медленно поднимается на площадку.

Человек в мантии. Лида. Я говорю серьезно. Суеверие есть суеверие. Жизнь…

В эту минуту раздается голос Петра.

Петр. Лида…

Лида поднимает голову, счастливая, торжествующая.

Лида. Пришел!

Но тут же без сил прислоняется к стене, потому что в конце перрона появляется взволнованный Петр с Лидой Петрусовой.

Петр. Лида, я говорю серьезно! Жизнь ведь не так проста. Помоги же мне разобраться во всем; что бы там ни было, мы не имеем права сделать ошибку, это будет ужасно!

Петрусова (внезапно останавливается и быстро вынимает из сумочки бумаги; она страдает, но уже вполне владеет собой). Чуть не забыла, я ведь привезла документы, они тебе понадобятся.

Петр (прибегает к последнему аргументу). Но в этом и твоя вина!

Петрусова (снимает очки, протирает глаза). Несомненно.

Петр. Лидушка…

Петрусова. Не называй меня так.

Петр. Прости… Ты понимаешь людей, пойми же и меня! Не делай поспешных заключений, все можно решить иначе… Я поеду с тобой. Поговорим!

Петрусова. В этом нет смысла, Петр. У тебя есть обязательства.

Хлопанье дверей, голос диктора.

Диктор. Занимайте места в вагонах!

Петр (порывисто засовывает документы обратно в сумочку Петрусовой). Лида! Будь разумна, очень тебя прошу! Мы ведь живем не в средневековье! Кстати, мои обязательства – в первую очередь по отношению к тебе! Не устраивай истории из-за единственной ошибки! Ты мне самый близкий человек! Теперь я понял, кто ты для меня! Прости меня… Давай начнем новую жизнь! Ведь ты меня еще немножко…

Секундная пауза. Потом Петрусова возвращает ему бумаги.

Петрусова. Прощай, Петр.

Уходит. Хлопанье дверьми, гудок.

Петр. Лида! Лида…

Бежит за ней, в ту же минуту звякнули буфера. Свет постепенно гаснет, поезд тронулся. Все ускоряется стук колес. От толчков на секунду загорелась лампочка на площадке. Бледная Лида Матисова без сил опирается о дверь; наверное, где-то открыто окно – ветер развевает ее волосы; она только в распахнутом жакете, легкая косынка трепещет на шее.

Человек в мантии (тревожно). Матисова… не простудитесь! О чем вы думаете, Матисова?

Лампочка гаснет, в грохот колес вплетаются знакомые голоса:

Петра. Приходи, у нас ведь есть что вспомнить!

Стибора. Ты сказала, что любишь меня…

Петра. Жалеешь?

Стибора. Еще раз повторяю… я ни о чем не буду спрашивать!

Тошека. Понимаете ли вы, насколько вы усложняете его жизнь?

Матери Стибора. Посуду бьют к счастью, девочка!

Петра. Я женюсь на тебе… ты ведь этого хочешь, правда?

Майки. Чужую семью я разбивать не стану!

Петра. Что будем делать, Лида?

Петрусовой. Что касается меня, то я не стану вам поперек дороги.

Снова вспыхнула лампочка. Лида прильнула к двери, прижала пылающий лоб к холодному стеклу.

Человек в мантии. Матисова…

Лида бессознательно сняла косынку, судорожно сжала в руке. И снова – тьма, грохочут колеса и снова звучат голоса:

Петра. Нам нужно выспаться и снова все обдумать…

Стибора. Все равно он на тебе не женится!

Лида (вскрикивает). Это неправда!

Но тут голос Петра повторяет ужасные слова.

Голос Петра. Мы ведь живем не в средневековье! Не устраивай истории из-за единственной ошибки!

Вспыхивает свет. Лида широко раскрытыми глазами уставилась в тьму за окном. Ей вдруг стало плохо, она ищет ручку двери, ей надо за что-то держаться.

Человек в мантии (предостерегающе). Лида!

Свет гаснет.

Лида. Петр!

Рыдание. Ветер. Вспыхивает свет. Скрипнула дверь, распахнутая ветром. За железный поручень зацепилась и развевается косынка. Площадка вагона пуста. Невыносимо грохочет поезд.