Текст книги "Танец Грехов (СИ)"

Автор книги: Павел Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Глава XXIII. Пределы

Иссохшая голова Кинжала рухнула на снежный ковёр,вывалив чёрный, покрытый гнойными волдырями, язык. На месте выдавленных глазобразовалось два чёрных колодца.

Однорукого вырвало.

Когнос щёлкал своими спавшими вниз челюстями, шелестелсотней рук под своим плащом и плавил снег под собой, обращая его в чёрную жижу.Десятки глаз на его уродливых лицах пульсировали, то увеличиваясь, тоуменьшаясь, пахло от него как от тысячелетнего трупа. Длинные клочки тряпоксвисали с его длинного, одутловатого тела.

Виктор Зверев стоял недалеко от демона, сжимаяпальцы рук в кулаке. Сердце его клокотало, норовя вырваться наружу, но онстарался держать себя в руках. Странное чувство овладело им – то ли жажда, толи голод, вперемешку с ужасом, который оплёл его грудь.

– Ты… хитрец… – шептал Когнос, то исчезая, топоявляясь впереди, позади, слева и справа. – Моё-ё-ё… – Демон протянул длинныегорбатые руки к Виктору, но тот поднял кулак, от которого исходило чёрноепламя.

– Только попробуй, – прошипел парень, – иотправишься в Ад.

«Я хотел скормить этого идиота демону, но теперь… —Виктор чувствовал, как странное возбуждение пропитывает каждую клетку его тела,как она проносится сладким потоком по его внутренностям. – это чувство… такое…приятное?»

– Кто ты? – Когнос щёлкнул челюстью, и правая головарасплылась в жуткой улыбке. – Кто? – Вторили остальные головы, корча жуткуюухмылку. Виктор старался держаться ровно, но демон поистине его пугал. Чеготолько стоило длинное конское тело, который укрывал плащ. Но Зверев знал, чтопод этой просторной одеждой скрывается панцирь из человеческих костей. Запах отурода шёл такой, что недавняя пища ползла всё ближе к горлу, желая побыстреепокинуть тело.

Тучи начали не спеша стягивать лазуритовый небосвод,скрывая приветливые солнечные лучи в громадах чёрных туч.

– Я хотел призвать тебя, чтобы принести жертву, —наконец, произнёс Зверев, попытавшись сказать это как можно громче, но голосего не слушался и дрожал, как осенний лист. – Нам не стоит враждовать.

– Вражда, – повторил Когнос и растворился в воздухе.Спустя мгновение, Зверев почувствовал холодное дыхание, трупный запах и то, какхолодные пальцы вгрызаются в его тёплую кожу. Он было развернулся и рефлекторноударил зарядом энергии, но позади никого не оказалось. – Вражда… – Зверевзаметил демона только когда тот сам этого пожелал. Когнос держал своимидлинными мёртвыми руками Однорукого, и кожа стала в цвет его, Однорукого,волосам.

– Если кровь поделится кровью, то тишь поделитьсятишью… – прошептал демон и одна из рук, на длинных, почерневших пальцах которойблестели бронзой и золотом перстни да цепи, обхватила шею Однорукого и сжалаприятную человеческую кожу.

«Нет! Не смей его трогать», – хотел крикнуть Виктор,но вместо этого прорычал:

– Он мой.

– Ты хочешь… моей крови… брат?

«Какой из меня брат этому чудовищу? Трёхглавыйублюдок совсем прогнил и едва на человека похож…»

Мёртвые руки выросли из прожжённой липкой тьмойземли и обхватили ноги Зверева.

– Ты… глупец, – хрипло засмеялся демон, оказавшисьпрямо перед носом Зверева. Запах смрада и смерти ударил в лицо парню и тогоедва не вырвало. – Ты говорил… говорил с ним, взял его силы,поделился своей душой… Но Владыка проклял тебя… Мы это видим… —прошептали левая и правая головы, сверкая чёрными колодцами глаз, – мы видим… Ноты не брат нам! – Одна из голов раскрыла свою уродливую пасть и на длинномязыке заморгали чёрные глаза. Демон издал звук, от которого сердце ушло впятки. – Теперь ты наше лакомство, ведь Повелитель одарил тебя своей частицей.И мы её заберём, заберём, чтобы Владыка нами гордился и был нами доволен…Хи-хи-хи…

Сначала одна, затем две, три, десять, двадцать искоро уже сотня рук змеями плелась вокруг тела Зверева. Парень стоял, глядя наослабшего, растёкшегося на снегу Однорукого и всё его нутро приказывало емубежать, бежать, в любое место, лишь бы подальше от смрада и смерти, от этогоужаса и страха, заползшего в душу.

Он увидел перед собой сестру. Маленькую,большеглазую. Она плакала кровавыми слезами.

Когда длинная, холодная рука раскрыла ему рот, товдруг отпрянула и Когнос вырвал из себя тихий, сдавленный стон. Рука дёргаласьи трепыхалась, пожираемая чёрным огнём. Зверев вдохнул как можно глубже.

«Либо я сделаю это сейчас, либо никогда. Либосейчас, либо никогда».

На секунду между ними повисло молчание, и атмосферанатянулась, как гитарная струна. Тварь бурила Зверева своими десяткамичервоточин на месте глаз, щёлкала челюстями и перебирала руками. Виктор Зверевстоял на месте и медленно втягивал в себя свежий морозный воздух.

Он знал многое. Техники призыва, иллюзии,разрушения, барьеры… Десятки ночей, которые он провёл в одинокой библиотеке,где лишь иногда являлись люди, наполнили Виктора Зверева знанием. Но практикабыла ещё под большим вопросом. Он базово владел клинком – этому их училАкела. В перерывах между нагоняев Соломона, Виктор даже немного умелпользоваться Инквизитором. За короткое время в «Князе» он укрепил ещё слабые техникивосстановления, которые спасли не одну жизнь… Тогда, в заброшенной школе онвыучил пару удерживающих заклинаний, но… Всё это было разрознено, разодрано поклочкам, в нём было много знаний и кроха практики. Отсутствие чёткой системыгрозило завлечь его в могилу. Всё, на что он надеялся – это таинственныйконтракт, который он заключил с Владыкой Ада. Контракт, о котором он толкомничего и не знал.

Когнос проклял человеческий род и тогда-то всё иначалось. Демон исчез из поля зрения и появился позади, вцепившись в Викторахолодными руками, норовя проломать кости. Заряженные пламенем удары заставилиКогноса взвыть и снова переместиться. Теперь он стоял подле трёх слипшихся другс другом берёз и снова ухмылялся. Одна из его голов раскрылась так широко, чтопочти достала до земли. В следующее мгновение из неё полчищами бросилисьогромные, размером с кулак, скарабеи, тут же утонув в снегу. Зверев успелнасчитать десяток-другой, прежде чем почувствовал, как кожу прогрызаютбритвенно острые, крошечные клыки.

– Пошли вы! – он сложил руки знаком Паладина, ичёрные змеи окутали его тело. Скарабеи, успевшие пробраться под одежды, взвылии в воздухе запахло палёным.

«Знаки, которые вы складываете руками, всякоэффективнее заклинаний, которые вы проговариваете вслух, – говорил Соломон наодной из лекций. – Однако же, умение же складывать знак и вместе с этимзаряжать его словом, позволит вам усилить созданную технику. Однако, это непросто. Дело в том, что ваш мозг сосредоточен либо на складывании знака, куда ираспределяет вашу негативную энергию, либо на слова, которые вы произноситепосле. Вам следует разделить поток энергии и придать своим словам глубины, аскладыванию знака – техники. Тогда, глядишь, вы, дебилы, поумнее окажетесь».

Виктор выругал себя за то, что не усилил барьерзаклинанием. Странное дело, отметил он чуть после, когда уходил от тянущихсяк нему, длинных-длинных культей, это ведь барьер Паладина всего первогоуровня, но я каким-то хреном могу сбивать атаку герцога!

Не успел он обрадоваться этому факту, как руки,каждая из которых удлинилась на добрых пару метров, сжала его тельце ивпечатала глубоко в снег. Барьер рассеялся прямо перед падением, и пареньпочувствовал, как кровь проступает по зубам.

– Mucro!– Онвыставил правую руку так, будто держит клинок. В последний момент перед ним, извсполохов чёрного пламени, образовалось лезвие, с кривой рукоятью. Когнос,протягивая вереницы длинных когтей, даже не заметил, как пара его культейпрорезались о призывной клинок. Тот растрескался и рассыпался в воздухе, но далЗвереву возможность вырваться из крепкой хватки герцога.

«Демоническая энергия, – звучал голос в голове, —негативная или проклятая. Чёрное пламя. Вы можете использовать её против людей,даже против демонов! Это узор, кретины, узор, сплетённый из тысячи оттенков! Ивы должны уметь вышивать красиво, если хотите стать первоклассным охотником».

Зверев бросал заряженные пламенем шары, бурлящиетенями прямо в морду демона. Но его щит, его панцирь, который этот засранец сплетал,как паук свою сеть, сотни, если не тысячи лет, оказывался слишком мощным!

«Мне ни за что не пробиться, – горько подумал Виктори одна из рук вырвалась от основного тела демона, проскочила мимо его зарядов,прорвала ослабший барьер и вгрызлась в горло. Воздуха стало смертельно нехватать, и Зверев почувствовал, как округа тускнеет, а ноги начинают слабеть. —Ни за что… Он сильнее».

Жар окатил его бедро, и он пришёл в себя. Однорукий махнулклинком ещё раз, и рука лениво сползла на снег.

– Вставай, осёл! – Однорукий целой рукой впился вкисть своего товарища так больно, что Зверев и сам не заметил, как оказался наземле. – Барьер! Барьер!

Виктор сложил знак Паладина, проговорив при этомгромко: «Сautela!». Языки змей снова бронёй заползли на Зверева иОднорукий, стоя рядом, тоже облачился в доспехи теней. Виктор знал, что те, ктооткрыл техники, изначально поняли, что сами техники – это лишь инструменты.Даже те методы, которыми пользовались в ортодоксальных уголках СвятойИнквизиции, где правило исключительное и абсолютное нетерпение к негативнойэнергии, они (эти методы), могли извращённо наполняться и негативной энергией.Эффект меньше или совсем отсутствует, но использовать такую технику гораздопроще.

Сейчас Зверев, чувствуя, как пот стекает по еголицу, еле удерживал свой слабенький барьер Паладина, который на освящённойэнергии работал бы просто превосходно. Языки змей тлели и их барьеррасступался.

– Однорукий, отвлеки его!

– Понял! – «Как нахрен я его отвлеку, придурок?!» —хотел было выпалить беловолосый, но что уже поделать. Вариантов нет.

Когнос, видимо, издевался над ними. Он лениво пускализ-под своего плаща потоки мёртвый культей, которые наполняли округу, словнокакой-то газ, но сам демон при этом не особо напрягался. Три головы только дёргалисьв приступе надменного хохота.

Однорукий вырвался из-под влияния барьера, и демондаже не обратил на это внимание. Его интересовал только Виктор, что оченьобидело Однорукого.

«Я по-твоему, сукин ты сын, ничего не стою? А вот,погляди!»

Он рванул прямо к твари, уходя то влево, то вправо,от потока мёртвых останков. Запах исходил такой, что желудок узлом зашёлся. НоОднорукий бежал, по пути разрезая мешающие культи. Те падали, шипели, некоторыетаяли, а некоторые – снова срастались.

Он сделал ещё несколько рывков. Обороты клинком,уворот, защита, атака. Кровь, чёрная и противная. Мёртвые пальцы по путихватали парня за грудь, руки, ноги, рвали одежды и волосы. Он резал врагабыстро, не желая расходовать лишних сил. Однорукий, наконец, вырвался из этойвереницы дружелюбных рукопожатий, норовящих удушить его и, наконец, заприметилодутловатое тело Когноса.

«А ты и не думаешь напрягаться. Ну-ка…»

Плетения из человеческих конечностей расходились из-подплаща твари и росли, словно лозы, расплетаясь в разные стороны, но имея однуцель. Тело демона было ровно посередине, но Однорукий плюнул на безопасность, иего подошва ощутила потвердевшее от гниения и мороза, человеческую ткань. Онувидел хохочущие головы, наставил клинок и вложил всю силу в удар.

Блеск. Тёмная, склизкая кровь брызнула изпродырявленной пары глаз.

«Отрезал?»

Пальцы сжали тело Однорукого в холодные объятия.Лёгкие выплюнули струйку воздуха, и он вдруг подумал, о том, какой он,Однорукий, мягкий и неповоротливый. Хруст.

Снег был мягким, как пуховое одеяло, но чертовскисильно жёг щёки. Беловолосый захотел прикрыть глаза, но рёв трёх голов, которыйбольше походил на скрежет рельс, поднял его на ноги. Парень приложил пальцы квиску и почувствовал тёплую кровь, от которой лохматые волосы стали липкими.Шатаясь и чувствуя, как всё под грудью пронзает тупой, ноющей болью.

– Витя? – Три головы Когноса бились в судорогах итварь бессознательно распускала свои километры конечностей в разные стороны,заполняя опушку, словно газ.

Лазурный небосвод окрасили вспышки разношёрстныхмолний, каждая из которых била по аморфному телу существа. Когнос пыталсязакрываться полчищами рук, но их пробивали заряды молний, впечатывая глубоко вснег.

Однорукий успел отыскать Виктора Зверева. Тот лежалв сугробе, окрашенном кровью, и свесил голову на грудь. На руках его вспучилисьчёрные вены, из глаз проступала кровь. Китель его разорвали пуще прежнего,оставив только клочки на груди и спине. Рукавов не было и теперь виднелась егобледная, испещрённая тонкими шрамами и царапинками, кожа, с синяками икровоподтёками.

– Эй, Витя! – Однорукий, сам, будучи доходягой, еледобрался до своего товарища. «О, господи! – Лицо Зверева было будто обмочено вчёрно-бурых чернилах. – Что это за срань?» – Вставай, Витя! Придурок, вставай!

Тёмно-красная жижа ползала по его лицу, лезла в уши,рот и глаза. Сначала Однорукий думал, что это дерьмо Когноса, но потом увиделпульсирующие прожилки в этой чёрной кляксе.

– И что мне с этим делать? – Он взглянул на своюпротезированную руку. Ядер у него оставалось не так много, всего три. Онраскрыл защитный механизм, вынул чёрное ядрышко и раскрыл Звереву рот. Жижа,ползущая по лицу, восприняла это как вызов и от неё начал исходить чёрный пар,обжигающий руки. Выругавшись пару раз, он заставил Виктора проглотить ядро. «Параожогов меня уже не изуродует», – горько подумал он, дёргая руку от въевшейсяболи.

– Я искренне надеюсь, что ты не станешь гнездом…

Жижа снова сомкнула рот Зверева и потянулась вглотку, прямо за ядром, но вдруг забурлила и начала гореть, как резина. Позади,видать, бурлило чудовищное сражение, судя по раскатам грома и воя Когноса. НоОднорукий не смел обернуться, пока не увидел бы своими глазами, что его товарищпридёт в себя.

– Мать твою, Витя, нас щас тут Зевс и Сет с землёйсравняют, хорош валяться!

Плюнув на всё это, он подхватил Зверева за плечи иуволок за два могучих кряжистых тополя, пробираясь через разваленный в конецчастокол.

Лицо его друга побледнело, осунулось и выглядел онтак, как будто умер пару десятилетий назад.

– И что ты там учудил, пока меня не было? —Однорукий вдруг взвыл от боли, которая ударила ему прямо по рёбрам. – Ты ведьпонимаешь, что нам конец?

Мимо пронеслась длинная-длинная культя демона, сорвавряд веток с дерева. Щепки посыпались Однорукому за спину. Когда рядом стоящеедерево снёс, как веточку, огромный, похожий на быка, человек, укрытыйязыческими татуировками, то парень инстинктивно втянул шею и зажмурился. Вруках язычника была огромная секира, которую обуяло цветное пламя. Весь вшрамах, с длинной чёрной гривой, с тёмно-красной кровью на оголённом торсе, оннапоминал зверя, выпущенного из клетки. Из глаз его струилось то же чёрноепламя, а татуировки блестели чёрно-бурыми цветами. На поясе болталсяокровавленный кинжал с чёрным лезвием.

– Не надо… – Он исчез в блеске молний также быстро,как и появился. Однорукий было обмочился, но остатками воли сдержался. Вдали,за частоколом, парень увидел, как от статуи Сварога отделилась рука.

«Даже боги не вечны».

Тело Однорукого не слушалось, в глазах всё плясало,а голова стала тяжелей любого булыжника. Он, еле нащупав землю, присел, прямонапротив Зверева. Тот не шевелился, а может и не дышал.

– Знаешь, мне вообще-то Кристина тоже понравилась, —Однорукий слышал свой голос как будто он шёл из глубокого колодца. И с какойстати ему вспомнилась эта девка? Именно сейчас? Перед собственной смертью! Авпрочем, плевать. «Можно даже сказать, что я её любил». – А трусы у неё мокрыеот тебя, – Однорукий засмеялся, вспоминая её редеющее лицо, в попытке показатьсебя сильной. – Оно и видно… Что же, ты у нас умник, книжки вон читал, ранки ейлечил… Хе-хе… – Слабость связывала его внутренности в узел. Пареньпочувствовал, как остатки завтрака подступают к горлу. – Она тебя, наверняка,искала. А ты вот где оказался, в лесу, прибитый древним египетским демоном, ха!Ну не смешно ли тебе?

Лицо Зверева не выказывало никаких эмоций. Однорукийвдруг понял, что его друг скорее всего умер. Ужас волной бросился на него ивгрызся в бьющееся сердце.

«Если он помер, то мне вообще недолго осталось», —Он потянулся к ножнам, но вспомнил, что клинок остался лежать на снегу.Теперь-то шансов и подавно нет, это верно. Без клинка, без руки, переломанный иуставший, я вряд ли что сделаю. А меч-то был ничего…»

Вдруг Однорукий почувствовал холодное прикосновениесеребра и отпрянул, позабыв и о боли, и о усталости.

Мертвец стоял, покачиваясь из стороны в сторону.Головы у него не было – только кровавый воротник украшал то место, где раньшебыла шея.

– Ты?

Кинжал второй рукой поднял свою чёрную, иссохшуюголову и задёргал ей, пытаясь изобразить смех.

Глава XXIV. Призраки

Отец снова его отчитывал.

– Почему ты не дал ему сдачи? Что ты свои соплираспустил? – Отеческий голос бывал приятен Виктору, когда тот не злился. Мягкий,вкрадчивый и успокаивающий тон теперь обрёл стальную жёсткость. Это заставляломальчика дрожать, как осенний лист.

– Я… Он… – слёзы наворачивались на его голубыхглазах и как бы он не старался, они всё шли и шли. – Обозвал меня и ударил… Ядаже не успел ничего сделать!

– Ты вытерпел от этого сукиного сына три удара изажался в углу! – Отец потрепал густые, но уже с солидной проседью усы. Онделал так часто, когда эмоции рвались наружу. – Это поступок слабака. Если вэтой жизни ты не даёшь сдачи, то тебя забьют и унизят, а потом ещё забьютокончательно. – Он приложил руку ко лбу и, тяжело вздохнув, направился к окну. Лучисвета одели тучную фигуру Зверева Владимира Александровича. Уже совсем немолодой, по лицу его прорезями вились морщинки, глаза глубоко посаженные иголубые, как у сына, но не такие яркие. Деловой, весьма дорогой костюм, рукиусеяны перстнями, на шее висит серебряная цепь. На ней, как знал маленькийВиктор, изображено два скрещённых между собой клинка, в перекрестии которых зритОко Бога.

«Он сильный, это верно, – думал мальчик, выслушиваяхлёсткие речи отца, – он служит в Инквизиции… А я… я…»

Когда он вспоминал ту змею, которую встретил вподворотне, страх огромным, холодным червём окутывал его с головы до ног. Онслишком боялся демонов и всего, что с ними связано. Каждую ночь он в ужасевскакивает, не помня своего кошмара и бежит поближе к матери. Когда он случайнопроговорился об этом в классе, все над ним смеялись и перешучивались, называяего Зверьком.

– Дорогой, ты слишком на него давишь, – мягкоотозвалась женщина, сидящая на шикарном кресле из чёрной кожи. Оно было такиммягким и приятным, что в нём можно уснуть, даже если совсем не хочешь. ОднаждыВитя уснул так перед школой и проспал до самого обеда, пока сестра его неразбудила. – Ему ведь всего девять.

– Через девять лет он уже будет полноправным членомобщества, – проворчал Владимир Зверев, – и кем он вырастет, с такимвоспитанием? – Он обернулся и вперил свои холодные голубые глаза в Витю. – Трусом,слабаком, сопляком, мягкотелым и аморфным. Виктор, – когда отец говорил имя,полное имя мальчика перед тем как обратиться к нему, сердце ребёнка уходило впятки, – скажи мне, почему ты раз за разом ведёшь себя не по-мужски?

Во рту Вити пересохло и тонкий, дрожащий голосоквырвался из его груди:

– Я… боюсь. У меня пошла кровь из носу, и яиспугался, когда её увидел. А вдруг я бы умер? – Он с надеждой посмотрел насвою мать. Женщина, которой недавно перевалило за тридцать, могла дать форумногим двадцатилетним красавицам – чёрные, густые локоны струились по шее,каскадом спадая на аккуратные плечи и доходя почти что до пояса. Широкие бёдра,налившееся грудь, светлые, золотые глаза и почти что острые черты миловидноголица. Когда она улыбалась, то показывала свои белоснежные зубы.

– Ты слишком его избаловала, – жёстко сказал отец,обращаясь к его матери. – Мальчику почти десять, а он не смыслит ничего вмужских делах! Знай только, втихаря играет в свои чёртовы куклы, – вены на лицеотца вспучились крупными жилами и лицо его омрачилось гневом.

Страх перебрал крохотное сердечко в своих мёртвыхруках.

– Я… Прости! Прости, пожалуйста… – Он помнил, какотец обязал его прекратить заниматься игрой в куклы с сестрой. Но она такупорно просила его…

– Лучшим извинением будет, если ты начнёшь вестисебя, как подобает мужчине, – прошипел отец и с громким хлопком закрыл дверь.Мать, тяжело посмотрев на сына, вздохнула, поцеловала его в щёку и удалиласьвслед за отцом.

Из громоздкого, полутораметрового шкафа, показаласьтень с изумрудными глазами.

– Братик, – прошептала тень, открывая дверцу шкафатихо, так, чтобы никто не услышал, – папа сегодня был зол!

Ей было почти пять. Маленькая, пугливая, ночертовски любопытная. Её изумрудные глазки видели всё самое интересное, атонкие ручки норовили с этим интересным что-нибудь сотворить. Но теперь еёозорство куда-то улетучилось, уступив место страху и осторожности.

– Да, зол, – Витя провёл рукавом домашнего шёлковогохалата по лицу, стерев идущие ручьём слёзы, – и всё из-за тебя.

– Из-за меня? – Глаза её и так большие, увеличилисьв диаметре.

– Да. Он сказал, что из-за тебя и из-за мамы я неведу себя как мужчина. Всё эти чёртовы куклы!

Он хотел начать ругаться, как это делали егоодноклассники. Пару слов он успел выучить и сейчас был как раз тот повод, чтобыих впервые применить, но вдруг почувствовал, как сестра прижалась к нему,обхватив руками.

– Прости-прости-прости-прости, – лепетала она и плечиеё дрожали, а халат стали пропитывать слёзы, – я не хотела, братик, правда!Прости, давай выкинем этих кукол?! Давай, прямо сейчас! – Она утёрла слёзы инаправилась к шкафу. Там хранились все её игрушки.

– Я выкину их все! – заверила она и было началарвать одну из своих принцесс, как рука брата её остановила.

– Не надо, – смущённо сказал он, – ты всё-таки тутне причём… Ты ведь моя сестра и к тому же девочка. Это я виноват, что сампредпочёл играть в эти куклы.

Он плюхнулся на мягкий, глубокий ковёр и растянулсяпо нему. Испуганная сестрёнка взглянула в его голубые глаза и рассмеялась.

– А давай, я сделаю тебе броню, а у отца тыпопросишь меч? – предложила она и тюкнула его в плечо. – Тогда ты будешьрыцарем, а все рыцари – настоящие мужчины. Правда?

– Правда, – согласился Витя и сестра его зашласьневинным смехом.

Он смотрел на сводчатый потолок. Оттуда вдругзакапала какая-то чёрная жижа. Сначала это были небольшие вкрапления, но затеммасса начала ползти по его дому. Сестра испугалась и прижалась к нему, а у неговдруг появился настоящий меч.

– Не бойся, я тебя защищу, – дрожащим голосом сказалмальчик, хотя руки его тряслись.

Трещины ползли по дому, чёрно-бурая масса оплеталастены и потолок и тянула свои чёрные пальцы к двум детям. Витя замахнулся мечоми ударил по чёрной жиже. Она отступила, но ненадолго, и снова бросилась на негосо своими чёрными когтями.

Витя закрыл глаза, махнул мечом. Открыв их, онувидел, что чёрный инопланетянин испаряется, отдавая противным запахом жжённойрезины.

Какие-то приглушённые голоса он слышал снаружи дома.Солнце спряталось и небо скололи чёрные массивы туч. Бушевала молния, отсветыкоторого играли бликами на стекле, кто-то кричал, слышался скрежет и жуткий,нечеловеческий хохот.

– Всё хорошо, – сказал он своей сестре, но её неоказалось рядом.

Собою он прикрывал гниющий скелет, одетый влохмотья. У него не было кисти – вместо неё зияла железная. Скелет выдрал изжелезной кисти какой-то шарик, наполненный бело-зелёной субстанцией и, сжав ротмальчика мощными руками, заставил проглотить это ядро. На вкус оно оказалосьпаршивым – отдавало металлом, ржавчиной и какой-то мукой. Во рту стало вязко иВитю вырвало.

Он поднял глаза и снова оказался собой. Рукиистесали синяки и царапины, с его формы вырвали рукава, превратив одежду внищенскую жилетку. На руках он обнаружил чёрные вены.

– Эй! – крикнул он в тёмный коридор, но пустотасожрала даже эхо. Виктор поднялся и осмотрелся. Пустота окутала его своимичёрными щупальцами, парень оступился, и комната осветилась светом.

«Нет, – сказал он себе, – ты не будешь на это смотреть.Только не сейчас».

– Хватит меня унижать! – прокричал парень голосом,который только-только начал мужать. – Мне надоело, что ты мной помыкаешь иговоришь, что я трус!

– Ты и есть трус, – прорычал Владимир Зверев. Сединауспела оплести усы этого тучного человека, а на лице проступил десяток-другойлишних морщин. Он был сгорблен, в руках держал позолоченную дубовую трость, накоторую теперь приходилось опираться. Но голос его утратил всякий призрак прошлойвкрадчивости и мягкости, сделавшись жёстким как никогда. – Боишься выйти издому! Боишься заговорить с девкой! Боишься сам принимать решения, боишься,боишься и ещё раз боишься!

– Лжец! – повысил тон Виктор и ударил по светлому,резному столу, на котором вытесали изваяние волка. – Я всю жизнь стараюсь тебеугодить, а всё, что получаю от тебя – это бесконечное осуждение. И как ты послеэтого можешь называть себя отцом?

– Я не смог вырасти из тебя мужчину, – с горечьюпризнал Владимир Зверев и крепко обхватил свою трость. – Как бы я ни старался,ты вечно поджимаешь свой хвост и бежишь к своей матери, прося её пожалеть. Тыбоишься жизни, щенок! Посмотри вокруг – у тебя есть любые возможности, связи,деньги, но кроме этого – ничего! Ничего! Ты просто тратишь мои деньги,батрачишь их, покупая себе всякую херню и спуская на своих «друзей». Я дал тебевозможность, свободу, но ты целыми днями лежишь и не двигаешься, ничего недостигаешь. У тебя нет амбиций, нет целей, нет желаний, только потребление! Тыне учишься, не думаешь, нихрена не делаешь! Тебе плевать на себя и на других,так ЧТО ЖЕ У ТЕБЯ ЕСТЬ?! Ты ленив, толст, слаб и никчёмен. А самое дерьмовое,что ты не пытаешься ничего с этим сделать.

Лицо подростка обагрила ярость, вперемешку с жгучей,едкой обидой. Он посмотрел на мать, надеясь получить хоть какую-то защиту, нота лишь опустила голову, стоя рядом с дверным проёмом. Теперь, когда отец всёчаще и чаще кричал, а Виктор – отвечал, его сестра предпочитала прятаться вшкафу. Он и туда посмотрел, но увидел лишь пугливые зелёные глаза, сидящие вотьме.

– Пошёл ты, – прошипел Виктор и увидел, как гневноелицо отца сразило удивление, – пошёл ты, папаша. Пошёл ты со своими деньгами, —Он сорвал с себя элитный пиджак шоколадного цвета и вытряс из его карманов всё:карты, кошельки, украшения, визитки, приглашения и пропуска. – Забирай, ябольше и копейки у тебя не возьму, ублюдок, – Он почувствовал, что заходитслишком далеко, но останавливаться было поздно. Он сорвал серебряные часы, сзолотым обрамлением, пару перстней и браслетов. Все они рухнули на пол. —Забудь, что у тебя был сын, забудь, старый мудак, – Слова текли из него чёрнымгноем, – я уйду и найду место получше, там, где мои таланты оценят.

– И куда же ты пойдёшь, сопляк? – медленно проговорилВладимир Зверев, после долгого молчания. Лицо его залилось краской, и ондрожал, но всё же до конца выслушал слова сына.

– Ты и сам знаешь, – небрежно бросил Виктор иразвернулся, идя к массивной дубовой двери. За окном выл ветер и лил проливнойдождь, но ему, Виктору, было плевать.

– Ты не посмеешь, – в голосе отца было большестраха, чем гнева, – ты не посмеешь идти в Инквизицию!

– Да, так кто же мне запретит? – Виктор надменноулыбнулся. – Быть может, сдохнуть под натиском демонов будет лучше, чемслушать, как тебя ненавидит собственный отец.

– Виктор…

– Я больше тебе не сын.

И он ушёл. Скрылся в тенях ночи, под воем ветра ибарабанной дробью проливных дождей. Пусть он и сказал, что уходит, то всё женадеялся, что за ним придут. Сначала гнев туманил его мысли, и Витя уходил всёдальше и дальше, уходя за пределы безопасной, отстроенной отдельно для элитныхпрослоек общества посёлка, имя которому не было.

Он ушёл и никто, даже охрана, которая доселеприводила его обратно, куда бы он не уходил и где бы не находился, не пришлаему на помощь. Он голодал, спал в лесной яме, присыпанной мокрой грязью илистьями берёз и уходил всё дальше и дальше в рядом стоящий лес, который наделе был внушительным парком. Не было ни людей, ни животных, никого.

– Я не вернусь, – ворчал он себе под нос,переворачиваясь в грязи. Она липкими кусками цеплялась к белой рубашке, которуюотец подарил ему к дню рождения, вместе с теми часами. – Не вернусь…

– Не вернёшься, – сказал сам себе Виктор, всё времянаблюдавший за тем, как его жизнь рушится. – Больше ты домой никогда невернёшься…

В изгнании 14-летний Виктор Зверев выдержал почтисутки и к вечеру следующего дня он вдруг заметил мигающие огни.

– Деревня? Но я же… И почему?

Языки пламени лизали деревяные коттеджи, бурлили вчёрных углях домов, объедали заборы и крыши. Они вились высоко к небу, а дымаел глаза. Он позабыл о всякой злобе, когда увидел, что огонь пляшет возле егоуютного, трёхэтажного дома.

Не чувствуя усталости, он ринулся туда. Веткивпивались в его мягкую кожу, камни ставили подножки, но Виктор этого не замечали бежал всё ближе и ближе к дому. Когда он прошёл через забор, сооружённый наевропейский манер, который огонь почти пожрал, то увидел знакомую дубовуюдверь. Она ввалилась, осунулась и почернела, но огня там уже не было. Пламялениво грызло стены, шторы, пускало едкий дым, но уже почти улеглось,перебросившись на другие дома. Когда он вбегал, то перед окном как будто быувидел чью-то тень, очень похожую на человеческую, но скоро эта иллюзия угаславместе с огнём. Парень толкнул её, промчался через узкую гостиницу и раскрылдверь.

– Мама, папа, сестра?!

Он увидел родителей. Мать Виктора сидела на своёмкресле и можно было бы подумать, что она крепко спит, если бы на её беломфартуке, в котором она обычно убиралась, не багровела кровь, стекающая отсамого горла. Кровь от жара запеклась, но огонь не посмел дотронуться до еётела.

– Мама, пошли! Пошли…

Он перевёл взгляд на отца, а вернее на то, что отнего осталось: руки и ноги отрезали и бросили несчастного истекать кровью наполу, бросив конечности в камин, где раньше вся семья грелась и долго общалась.В доме сквозил запах жаренной свинины и от этой мысли Виктору сделалось дурно. Он,переборов себя, взглянул на отца ещё раз и увидел, что из его раскрытого ртаторчит коллекционный меч Святой Инквизиции, с изображением дракона на эфесе,выполненном из золота и серебра. Изо рта Владимира Зверева густилась кровь, аглаза потемнели и безразлично смотрели в потолок.

«Сестра, – в панике подумал Виктор, – она жива. Яспасу её. Заберу отсюда!»

Он метнулся к шкафу, где обычно пряталась егомаленькая сестра.

«Наверняка она забралась сюда, – подумал Виктор, —наверняка она здесь».

– Лена! – Он не чувствовал, как слёзы ручьём бегутпо его щекам. – Я здесь, Лена! Открывай! БЫСТРЕЕ!