Текст книги "Модель инженера Драницина"

Автор книги: Павел Маляревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Павел Маляревский
Модель инженера Драницина

ОТ РЕДАКЦИИ:

Мало кто знает, что Павел Григорьевич Маляревский, известный драматург, автор удостоенной Сталинской премии пьесы «Канун грозы», писал стихи. Но еще меньше тех, кто слышал его увлекательные, придуманные как бы между делом, фантастические и приключенческие рассказы и повести. Они так и не попали на бумагу, остались, как принято говорить, изустными, ибо все время отнимала у писателя работа над пьесами и многолетний исследовательский труд по истории театральной жизни Сибири. И вот комиссия по литературному наследству П.Г.Маляревского нашла в его бумагах написанную давно, еще в двадцатые годы, приключенческую повесть «Модель инженера Драницина». Предлагаем ее вашему вниманию.

Часть первая[1]1
  В тексте, опубликованном в журнале «Ангара», заголовок у первой части отсутствовал.


[Закрыть]

Глава I
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ ПАЛЬТО

– Гражданин, вы мне наступили на ногу.

– Извините, мадам, толкают.

– Ты куда лезешь, мальчуган?

– А куда надо, туда и лезу.

– Господи, какая пошла молодежь. Ей слово, а она двадцать.

Инженер Драницин тяжело вздохнул, нащупал в кармане портсигар и стал пробираться на площадку.

«На следующей выйду, пойду пешком, душно».

Трамвай бросил голубоватую искру, лязгнул и остановился на углу Кузнецкого проспекта. Пока с площадки, толкая друг друга, сходили пассажиры, сзади публика лезла в вагон.

Драницин глубже надвинул шляпу и медленно пошел по проспекту. Был свежий осенний вечер. Чернело небо. Над головой дрожали звезды. Около кино вихрастый мальчишка торговал папиросами. Драницин шел медленно, с наслаждением вдыхая свежий, бодрящий воздух. На углу ему бросилась в глаза витрина универсального магазина. За огромным стеклом громоздился буфет, «под дуб», посредине стоял стол, густо обросший неудобными высокоспинчатыми стульями. На белой скатерти топорщились туго накрахмаленные салфетки. У стола, нелепо вытянув ноги, сидел манекен в тройке из черного сукна. Восковая женщина с нарумяненными щеками, фальшиво улыбаясь, протягивала ему чашку чая.

– Ах, какая красота, – услышал инженер, – Коля, нам надо обязательно купить буфет. – Женщина со вздернутым пудреным носиком повисла на руке стройного молодого человека. Тот ласково наклонился к ней и что-то шепнул. Женщина рассмеялась.

В голове инженера мелькнуло – молодожены, он криво усмехнулся и, подняв воротник, пошел дальше.

Мысли лениво цеплялись одна за другую

«Вот так и будет. Сначала поэзия. Он любит, она без памяти. В кино подряд по три сеанса сидеть готовы и ручки друг другу жать. А потом съедутся и начинается приобретательство. Обставятся вот этакими орясинами, занавесочки повесят, виктролу[2]2
  Виктрола – стационарный вариант граммофона, выпускавшийся в первой половине XX века фирмой «Victor». Помимо проигрывающего устройства и усилителя звука, роль которого играл сам корпус, в ней были отделения для хранения пластинок.  Виктролы были «музыкальными центрами» того времени, играли они очень громко, так что мощности корпуса-рупора хватало на большой танцевальный зал или зал-гостиную.


[Закрыть] купят и начнут семейное счастье размусоливать. Тьфу». – Инженер сердито плюнул и, еще глубже надвинув шляпу, решительно зашагал в переулок. «Домой надо».

В переулке было тихо. На углу сутулился фонарь. Изредка встречались одинокие пешеходы. Из подъезда большого каменного дома вышел мужчина. Он быстро направился к Драницину, подошел неслышно, и чуть тронул его за плечо.

– Скажите, не вы будете инженер Драницин?

Голос звучал мягко и вкрадчиво.

– Я, а вам что угодно?

– У меня к вам очень серьезное дело.

Перед инженером стоял плотный человек выше среднего роста. На нем было серое дорогое пальто. Из-под козырька мягкой кепки глядело бледное, словно фарфоровое лицо, глаза с полуопущенными веками; и как-то странно, словно приклеенные, висели большие черные усы.

– Очень важное дело, – повторил человек. – Можете вы мне уделить полчаса?

Инженер подумал. Идти домой не хотелось. Ему было совершенно безразлично, где убить остаток вечера.

– Зайдемте в пивную.

– Странно, но пройдемте, – пожал плечами инженер.

Они пересекли улицу. Под желто-зеленой выемкой скупо светилась лампочка. Дверь то и дело открывалась, и из пивной, пошатываясь и что-то напевая, выходили люди.

– Вот сюда, – сказал человек.

В зале было дымно. За неопрятными столиками сидели завсегдатаи. Какой-то высокий мужчина одиноко притулился в углу и сосредоточенно и медленно пил. Перед ним стояла целая батарея пустых бутылок.

Немудрый ансамбль: скрипка, пианист и баянист – все слепые, в черных очках, деревянно сидели на возвышении и играли попурри из оперетт.

Мужчина в сером пальто отыскал столик. Сели.

Официант, помахав по столу грязной салфеткой, поставил две кружки пива и блюдечко с моченым горохом.

– Итак? – вопросительно вскинул глаза инженер.

Человек в сером пальто вынул портсигар, предложил: – Курите, – неторопливо зажег спичку и, пустив синеватую струйку дыма, навалился на стол, чтобы быть поближе к Драницину.

– Дело, о котором я буду с вами говорить, очень важное, – начал он, – и я думаю, мы сумеем найти общий язык. Кто я, чем занимаюсь, неважно. Знакомиться мы будем потом. – Он остановился и, оглянувшись, продолжал приглушенным голосом:

– Мне известно, что вы работаете над проблемой лучей икс.

Инженер вздрогнул и пальцы его крепко сжали толстую ручку пивной кружки. Незнакомец усмехнулся, взглянул вопросительно и, придвинувшись еще ближе, продолжал:

– Мне известно также, что вы уже разрешили эту проблему. Вам понятно, конечно, значение этого открытия, понятен, я думаю, и тот интерес, который может возбудить оно в военных кругах. Так вот, я имею к вам предложение.

Человек откинулся, отхлебнул пиво и на усах его легкими бисеринками сверкнули мелкие капли.

– Буду говорить прямо. Предлагаю вам ехать за границу.

Инженер снова вздрогнул. В глазах его блеснуло любопытство. Он взял из портсигара папиросу, закурил и выжидающе наклонил голову.

– Условия исключительные, – продолжал человек в сером пальто, – Вам будет дана лучшая в мире лаборатория. Вам предоставят целый штат работников, крупнейших ученых, имеющих европейские имена. Вам обеспечено миллионное состояние и широчайшая известность.

– Так-а-ак, – задумчиво протянул инженер, нарочито медленно прихлебывая пиво, – и что же от меня потребуют?

– Только одного. Изобретение должно стать собственностью вашего нового отечества, достоянием людей, борющихся за утверждение подлинной цивилизации.

– А как же это я за границей окажусь, – размеренно, словно разговаривая сам с собой, проговорил инженер.

– Все уже организовано. Вы и ваша жена получаете заграничные паспорта. На службе вам дают очередной отпуск. Вы якобы выезжаете в Крым, а вместо этого едете за границу. Нам нужно только ваше согласие, и чем скорее, тем лучше.

Инженер молчал.

Человек в сером пальто снова отхлебнул пиво.

– Не скрою, – сказал он, – что ваше изобретение глубоко интересует крупнейших людей нашего времени. Оно известно одному... – он наклонился к самому уху инженера и шепотом произнес имя, ставшее символом ненависти к молодой стране, имя одного из крупнейших авантюристов, сделавшего знаменем своей жизни крестовый поход против большевизма.

– А, вот как! – неожиданно громко произнес инженер, откинувшись на спинку стула.

– Тише, вы, ради бога, тише, – пробормотал человек в пальто. Инженер вдруг осекся, и улыбнувшись, медленно сказал:

– А вы все-таки любопытная разновидность подлеца.

Человек отшатнулся, глаза его стали еще уже и на лбу блеснули капельки пота.

– Относительно моих занятий вы глубоко заблуждаетесь, – продолжал инженер. – Но если бы даже я и сделал такое открытие, то неужели бы я стал торговать им?

Незнакомец улыбнулся спокойно и чуть насмешливо.

– А что будет, если я позову сейчас милиционера? – спросил инженер, засунув руки в карманы пальто и медленно покачиваясь на стуле.

В ту же минуту он почувствовал сильный толчок, стул под ним опрокинулся и он нелепо забарахтался на полу.

– О, черт, – бормотал подымаясь Драницин.

Перед ним стоял официант.

– Упали-с. Стул вам попал плохой.

Инженер оглянулся, человека в сером пальто уже не было.

– Сколько с меня? – раздраженно бросил Драницин.

– Они уже уплатили. Может, прикажете еще пивца, – изогнулся официант.

Инженер круто повернулся и пошел к двери.

На улице было пусто. Желтые лампочки скупо освещали вывеску. Инженер постоял, словно в раздумье, махнул рукой и, поеживаясь, пошел домой.

– Подлецы, – бормотал он, – экие подлецы. И откуда они могли пронюхать. Да и я тоже хорош, тайну на квартире сохранить вздумал. Надо было в институт идти. Так нет. Дома спокойно... Вот тебе и покой.

Инженер выпрямился, застегнул пальто и быстро зашагал к дому.

Глава II
ДОМА

За дверью привычно задребезжал звонок. Раз, другой, третий. Наконец послышалось шлепанье босых ног и старческий голос:

– Кто тута?

– Я, Андреевна.

Инженер вошел, поблагодарил соседку и, осторожно ступая, прошел по коридору в свою квартиру.

– Где это вы изволили пропадать?

Маленькая хорошенькая женщина в мелких кудряшках, поджав ноги, сидела на кушетке, около лежал раскрытый роман и валялись смятые бумажки от конфет.

– Заседание было, – устало ответил Драницин.

– Удивительно часто бывают у вас эти самые заседания. Господи, – неожиданно перешла она на плаксивый тон, – у всех жизнь как жизнь, а тут деваться от скуки некуда. Ни тебе театра, ни тебе кино... Муж на заседаниях, жена дома. Вот хотя бы Храмцовых взять, живут же люди: и бывают везде, и к себе принимают, и жена по последней моде одета, а у нас все наоборот.

У инженера нехорошо заныло под ложечкой и заломило виски.

«Началось, – подумал он, – и так каждый раз».

Он обвел глазами комнату. Все было знакомо и ужасающе обычно: обеденный стол, широкий диван, крытый клеенкой (под кожу), буфет, из-за стекол которого скалила зубы посуда, мягкая мебель в углу и две араукарии, неподвижно, словно часовые, стоявшие по бокам небольшого кабинетного рояля.

– Все как в хороших домах, – подумал инженер и, скривив губы, прошептал: – Уют. – Ему почему-то вспомнилась сегодняшняя сиена у витрины универмага. Еще сильнее заломило виски.

– Послушайте, – обратился он к жене (когда они ссорились, то говорили друг другу «вы»), – неужели вам не надоело. Ведь это повторяется каждый день. Жить же так, как Хромцовы я не могу и не хочу. Да у меня и средств таких нет.

– Конечно, – воскликнула жена, – конечно. Мы, видите ли, не можем совмещать, нам, видите ли, нужны свободные вечера. Мы изобретаем. А мне эти изобретения надоели, слышите, надоели.

Упоминание об изобретении напомнило инженеру вечернюю встречу. Он скользнул взглядом по лицу жены. Глаза ее глядели зло. Драницин хотел что-то сказать, но махнул рукой и, круто повернувшись, пошел в свою комнату. В темноте нащупал настольную лампу и повернул выключатель. Свет от лампы упал на стол, заваленный книгами и бумагами. Тут же валялся бритвенный прибор, стояла пепельница, полная окурков.

– Не убрали, – поморщился инженер.

Он сел к столу и машинально придвинул к себе небольшое складное зеркальце.

На него глядело лицо немного усталого человека лет тридцати двух. Волосы на висках начинали редеть. Лицо было сухое с глубоко сидящими глазами и резко очерченным подбородком. Небольшие усы старили. Глаза смотрели недовольно.

– Некрасив, – пробормотал инженер, – что и говорить, некрасив, к тому же фигура неубедительная, нескладная какая-то.

– Ну, к черту все это. Надо работать.

Отыскав нужные книги, он пошел в лабораторию. Когда-то там была ванная комната, об этом говорила чуть заметная ржавчина на плохо выбеленной шершавой стене (здесь раньше проходила труба); на полу коробился кусок оцинкованного железа. Ванная была ликвидирована давно, и Драницин приспособил комнату под лабораторию. Никто в нее не допускался, ключи от комнаты хранились у самого Драницина и царил в лаборатории такой хаос, что, казалось, трудно понять, как человек может найти что-нибудь в этом беспорядке. Через минуту инженер уже забыл обо всех неприятностях. Он что-то мурлыкал себе под нос, довольно улыбался, добродушно возился около помятого примуса, морщил лоб над формулами.

Сергею Васильевичу Драницину в жизни, что называется, не везло. В институте звали его бирюком. Был он всегда чем-то занят, вечно ему было некогда и держался он особняком. Окончив институт, он поехал на работу на Ванновский завод. Работал там Драницин много и хорошо. Был досуг, но инженер жил замкнуто. Вечерами, запершись в комнате, он читал, и не только специальную литературу. Читал страстно, с увлечением, и даже пробовал писать, но выходило плохо. Тогда же впервые он задумался над проблемой лучей икс. Мысль эта овладела им целиком, она не давала спать, она тревожила во время одиноких прогулок. Он выписал уйму книг, просиживал до утра в заводской лаборатории. Наконец ему показалось, что он попал на верный путь.

Администрация ценила чудаковатого инженера. Ему поручали важнейшие работы, и он всегда выполнял их легко и просто.

– Это голова, – говорил про него директор – опытный, поседевший на хозяйственном фронте коммунист, и, прищурившись, добавлял, – большая голова.

Однажды инженера затащили знакомые на семейный вечер. Здесь он впервые встретился с Женей. Была она в то время веселой, хохотушкой. Драницин увлекся. Он стал искать встреч. С неопытностью в первый раз влюбленного человека он по вечерам часами простаивал около дома, где жила Женя, дожидаясь, – авось выйдет. И когда открывалась парадная дверь и Женя спускалась с крыльца, он как бы случайно встречал ее на углу и бормотал:

– Ах, какая неожиданность. Скажите пожалуйста.

Женя еле заметно улыбалась. Они шли гулять в чахлый сад над рекой, дышавшей сыростью и прохладой. И здесь однажды, краснея, путаясь, не зная куда девать руки, инженер признался, что он не может..., что он одинок, что если она согласится, то... и так далее и тому подобное. Звезды смотрели рассеянно и мудро, глухо шумела река. Над поселком плыл темный июльский вечер. Женя снова еле заметно улыбнулась и согласилась.

Быт Драницина перевернулся. Появился порядок, размеренность, знакомые, вечера: в гардеробе чинно висели три новых мужских костюма и дюжина дамских платьев. Вначале все это казалось необычным и радовало, хотя подчас и тяготило. Женя бросила работу (до замужества она служила чертежницей), увлеклась нарядами, жаловалась на скуку и требовала переезда в город. Муж согласился, и вскоре они уехали в Энск.

Он устроился в трест и с головой ушел в работу, продолжая возиться с изобретением. Какая-то внутренняя неуверенность в себе и привычка работать в одиночку заставили его отказаться от попытки пойти в научно-исследовательский институт.

– Планы там да сроки, терпеть не могу, – говорил он, – а я уж сам полегонечку да верней.

Жене не нравился образ жизни мужа. Вечно занятый, небрежно одетый, он способен был целыми сутками возиться в лаборатории. Она же думала о другом: о театрах, о широкой открытой жизни. Этого не получалось и она нервничала, капризничала, ссорилась с мужем. А он глубже замыкался в себе и уходил в работу. Все сильнее расходились их интересы.

– Как я мог жениться на этой девчонке? – удивленно пожимал плечами Драницин, щурил близорукие глаза и, безвольно махнув рукой, садился за книгу.

В лаборатории на стене приколотая кнопкой висела запыленная фотографическая карточка. На фоне дымчатого дворца, колонн и якобы залива, уходящего вдаль, неестественно вытянувшись, сидело несколько мужчин в новеньких, неуклюжих костюмах и три женщины. Одна из них, почти подросток, глядела немного вбок, на груди у нее комично топорщился пионерский галстук. На паспарту вилась надпись: «Первая бригада Ванновского завода».

Драницин частенько взглядывал на фотографию, и когда взор его останавливался на лице девушки, глаза теплели и углы губ расходились в улыбке. Маленькая пионервожатая Таня как-то необычно и крепко вошла в его жизнь. Они стали большими друзьями. Она работала в его цехе, и когда Драницин уезжал, ему казалось, что он расстается с кем-то близким. Как-то через год его вызвали к телефону. Он узнал Танин голос. Они условились встретиться. Вечером, сидя в кафе, он слушал, как Таня, обжигаясь горячим кофе и пачкая пальцы в сливочном пирожном, рассказывала, что приехала учиться, что ее уже приняли на химфак, что она будет работать пионервожатой, что ей «ой как понравилась» картина «Процесс о трех миллионах».

Драницин молча улыбался. С тех пор они изредка встречались то в кино, то в театре, то в сквере.

В эти редкие встречи Драницнну было как-то и хорошо и грустно, потому-то так тепло светились глаза, когда он смотрел на запыленную фотографию. А теперь Таня уехала в Москву – ее вуз перевели, и лишь изредка приходили короткие, наспех написанные письма.

Время в лаборатории шло незаметно. Стрелка часов показывала около четырех. Инженер встал и потянулся. В мозгу еще копошились обрывки формул и мыслей. Приятная усталость томила тело.

– Хорошо поработал, – пробормотал Драницин, выключая свет. – Хорошо.

Он на цыпочках прошел в столовую, нащупал в буфете кусок хлеба, отыскал колбасу, стоя поел и, выпив стакан воды, вернулся в кабинет. Постелил на диване постель и стал раздеваться.

В это время на столе осторожно зазвонил телефон.

– Фу, черт, – выругался инженер. Звонок в такое время был необычен. Шлепая босыми ногами, он подошел к столу и, зло взяв трубку, раздраженно спросил:

– Что надо?

В трубке пророкотало:

– Инженер Драницин?

Инженер узнал голос человека в сером пальто. Вечерняя встреча, почти забытая за работой, встала опять и неожиданно взволновала.

– Прошу окончательного ответа, – дребезжала трубка, – рекомендую согласиться...

– Подите вы к черту, – крикнул инженер, бросая трубку. – Странно, – говорил он сам с собой, сидя на диване и докуривая папиросу. – Странно. У меня как-то даже до сознания еще не дошло сегодняшнее приключение.

Это было обычно. В мозг, думавший всегда об одном, с трудом входили новые мысли, и только теперь после телефонного звонка инженеру было как-то не по себе. Билось учащенно сердце и ломило виски.

Глава III[3]3
  В тексте, опубликованном в журнале «Ангара», заголовок у третьей главы первой части отсутствовал.


[Закрыть]

«Лорд Генри порывисто обнял ее гибкое, юное тело. Она трепетала. Он тоже, и в комнате раздался страстный поцелуй. – Ты моя, – прошептал Генри».

– Есть же такие люди, – воскликнула Женя и мечтательно перевернула страницу затрепанного романа.

В это время в прихожей задребезжал звонок, через минуту еще, на этот раз как-то особенно настойчиво. В квартире никого, кроме Жени, не было – все ушли на работу.

Загнув страницу, Женя побежала в прихожую.

– Кто там?

– Евгения Дмитриевна Драницина здесь живет? – послышался ребячий голос.

Женя приоткрыла дверь, предусмотрительно не сняв цепочки. Перед ней стоял беспризорник. Из-под огромного картуза хитровато смотрели плутовские глазенки и нос пуговкой.

– Вам, тетя, письмо, – и он вытащил из-за пазухи узенький изящный конверт. Женя улыбнулась: и конверт и почерк были знакомыми.

– Спасибо, малыш, – сказала она и сунула мальчугану конфету. – Ответа не надо?

– Нет, тетя, – и мальчуган, сунув конфету в широкие драные штаны, неожиданно лихо свистнул, сел на перила и победоносно съехал вниз. Женя улыбнулась и заперла дверь.

– Милый, милый, – напевала она, – это от него.

Гибкие пальчики надорвали конверт и на диван выпала крошечная записка.

Женя радостно улыбнулась.

– Котик, купи ты мне из соболя манто, – напевала она, пудря нос и крася губы.

Котик был рослый мужчина лет тридцати с безукоризненным пробором; он ходил в сером заграничном костюме, в ботинках джимми, в мягкой шляпе, и его всегда окружал еле уловимый аромат тонких духов, дорогих папирос и сытого комфорта. Связь была в меру поэтична и очень удобна.

Женя одевалась долго. Наконец она вышла, по привычке оглянувшись, и быстро пошла к трамвайной остановке. Человек в сером пальто, с лицом словно из фарфора и с длинными, точно приклеенными усами стоял у витрины магазинам искоса смотрел на подъезд квартиры Драницина. Когда Женя вышла, он криво улыбнулся и, лениво сунув руки в карманы, пошел в переулок.

Навстречу ему шли два оборвыша.

– Можно, – еле слышно уронил человек в сером пальто, проходя мимо.

– Идем, – толкнул оборванец своего товарища и, слегка пошатываясь, они вошли во двор дома, где жил Драницин.

Женя приехала в сквер. Маленькие часики показывали без пяти двенадцать. Наморщив носик, она осмотрела условленное место. Там никого не было.

– Противный, – прошептала она. – Так я же его помучаю.

Она решила погулять и прийти через двадцать минут, но и через двадцать минут Котика не было. На скамейке, обнявшись, сидела пара. Мужчина неприязненно взглянул на Женю.

То же повторилось через десять минут и еще через пять.

Когда разгневанная Женя в третий раз проходила мимо пары, мужчина злобно посмотрел ей вслед и до ее слуха донеслось:

– Ходят тут разные, посидеть не дают.

Через минуту Женя нервничала у телефона.

– Позовите мне Горецкого.

– Я у телефона.

– Так-то вы поступаете, что это за глупые шутки, – кричала она в трубку.

Голос в телефоне растерянно оправдывался.

– К чему эти идиотские записки, – истерически выкрикивала Женя.

– Какая записка?

– Ваша. Ваша!

– Ничего не понимаю.

Горецкий уверял, что это какое-то недоразумение, обещал сегодня же заехать.

Женя успокоилась, бегло взглянув на свое отражение в стекле телефонной будки, поправила шляпку и вышла на улицу. Вдруг ей стало не по себе. Какая-то смутная догадка и непонятная тревога защемили сердце. Она села в трамвай и поехала домой.

Вот и дом.

Взбежав по лестнице, Женя машинально дернула дверь и обмерла. Дверь была открыта и из прихожей выглянул милиционер в каске.

– Что вам надо? – пролепетала Женя.

– Проходите, проходите, Евгения Андреевна, – засуетился выбежавший из коридора сосед Сидор Трифонович, – не бойтесь. – Женя вошла.

– Всегда я говорил, душа моя, что квартиру нельзя оставлять без надзора, – взволнованно ораторствовал Сидор Трифонович. – И что вам стоит посидеть дома, пока Груша из отпуска приедет. Так нет. Что вы, как можно. И вот теперь полюбуйтесь. – Он широким жестом пригласил Женю на кухню. Ничего не понимая, она пошла за ним. Дверь черного хода была открыта настежь. Замок вместе с куском дерева был вырезан и вынут; цепочка снята.

– Хорошо, что я декадную сводку дома забыл. А директор требует и кипятится, ну я и поехал. Прихожу и слышу, знаете ли, какой-то подозрительный скрип на кухне. Я к двери. Слышу кто-то пробует американку открыть. Я как крикну: кто там – стрелять буду! И сразу же по лестнице топот. Открыл – и вот... – Сидор Трифонович театрально показал на дверь.

– Всегда я говорил...

Милиционер, составив протокол, удалился.

Женя, взволнованная всем происшедшим, ушла в свою комнату и вызвала мужа домой.

Через час встревоженный Драницин слушал несвязный рассказ вперемежку со слезами, всхлипываниями и упреками.

– Меня могут убить, – почти выкрикивала Женя, – я беззащитна. Я не могу больше жить в этой ужасной квартире. Это вы виноваты... Вы... Вы.

Попытка ограбления взволновала и его. Он догадывался, что это не простой налет на квартиру. Ему почему-то казалось, что вчерашние угрозы, к которым он отнесся так легко, претворятся в жизнь.

Отправив жену в магазин, Драницин сообщил в трест, что не придет на работу, и, шагая по кабинету, обдумывал, как же ему поступить. Было ясно, что люди, идущие на ограбление среди бела дня, не остановятся ни перед чем, чтобы вырвать изобретение. В глубоком раздумье он прошел в лабораторию.

Вынув из ящика стола тетрадь, испещренную чертежами и таблицами, Драницин отыскал листок, на котором была написана решающая формула, составляющая основу изобретения. Зажмурив глаза, он мысленно повторил ее, потом вырвал листок и сжег его на пепельнице. Когда пламя погасло и черный сморщенный листочек, слегка потрескивая, клонился набок, Драницин осторожно сдул пепел в печь. Подумал немного, потом бросил в топку тетрадь.

«Когда надо – восстановлю», – подумал он. Чиркнула спичка, и пламя ярко охватило бумагу. Ему стало легче. Оставалась модель, но разобрать принципы ее устройства без знания формулы было трудно.

– Что же делать? – спросил сам себя инженер. – Надо пойти и сообщить об открытии. Но кому?

Постояв немного в раздумье, он хлопнул ладонями по голове. Ну, конечно же, надо идти к секретарю крайкома. Мелькнуло сомненье – поди, попасть трудно. «Ну ничего, я ему письмо напишу – примет».

Инженер присел к столу, сдвинул в сторону груду книг и перо быстро забегало по бумаге.

«Тов. Бойкевич,

настоятельно прошу Вас немедленно принять меня. Дело касается сделанного мною изобретения.

Инженер Драницин.

19 августа 1925 г.»

Подумал, наморщил лоб и приписал:

«П. С. Служу в химтресте замглавного инженера.

Д.»

Запечатав письмо, позвонил в крайком. Ему сообщили, что прием у секретаря с двенадцати до двух. Инженер успокоенно положил трубку, взял какую-то книгу и растянулся на диване.

А в это время в захудалой пивной на окраине города за столиком сидел человек с лицом словно из фарфора, с длинными, точно приклеенными, черными усами. Перед ним, смущенно опустив глаза в пивные кружки, моргали два оборванца.

– Ничего, – успокаивал человек, – не отчаивайтесь. Вы мне еще будете нужны. Если справитесь с тем, что я вам поручу – получите все целиком.

Оставив на столике несколько червонцев, человек вышел на улицу, взглянул на часы, подумал и, завернув в переулок, направился к маленькому скверику.

В скверике было пусто. Ветер нес желтую трухлявую листву. Пахло осенью, сыростью и гнилью. Человек в сером пальто сел на скамью, закурил и задумчиво смотрел вдоль дорожки. По аллее шла высокая девушка в черном потертом пальто. Человек встал и сделал два шага навстречу.

Поздоровались. Сели.

– Что нового?– сухо по-деловому спросил он. Девушка нервно теребила несвежий платок. Была она бледна и как будто растеряна.

– Что нового?– повторил человек в сером пальто, нетерпеливо отбрасывая докуренную папиросу.

– Номер шестьдесят два звонил в крайком, – растерянно прошептала девушка.

– В крайком? – вздрогнул человек. – Зачем?

– Спрашивал о часах приема. Прием с двенадцати до двух.

Человек в сером пальто задумался. Качались деревья. Ветер нес трухлявую листву, пахло сыростью.

Так прошла минута. Другая.

– Семен Семенович, мне нужны деньги, – прошептала девушка.

– Что? – Но не дождавшись ответа, вынул из кармана пять червонцев и передал ей.

– Завтра от двенадцати до двух будьте обязательно у провода крайкома. Слышите, обязательно.

Голос звучал сухо и повелительно.

– Жду вас в четыре часа здесь. Слышите?

– Слышу.

Девушка хотела было встать. Помедлила отчего-то и еле слышно сказала.

– Я боюсь.

– Чепуха, – резко бросил человек в сером пальто. – Бояться нечего. За завтрашнюю информацию получите сто. Кстати, зайдите в пассаж, есть стоящие вещи. Итак, до завтра.