Текст книги "Грот афалины (илл. В. Барибы)"

Автор книги: Павел Мисько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Бородач в чалме и белоголовый старик ушли. На их место от буфета сразу пришли два потных здоровяка в костюмах, с бутылками пива и стаканами в руках, хотя свободные места были и за другими столиками. Сели на стулья вплотную к Пуолу – справа и слева, – почмокали немного пиво из стаканов. Один придвинул голову ближе к Пуоловой тарелке.

– Пуол? Не вскакивай, веди себя спокойно и естественно. Мы из полиции… – прошептал он.

– Доедай, доедай, мы подождем, – сказал другой. – Пива хлебнешь? Хорошо утоляет жажду в жару… Не хочешь? Ну, как хочешь. Взгляни теперь под стол…

Пуол немного отклонился от стола, пригнул голову. Мужчина справа показал ему наручники и тихонько, чтобы не звякать, спрятал их в карман. Пуол механически бросил в рот комок ямсовой каши-пюре. Мягкая, жевать не надо, а прилипла в горле – ни туда ни сюда, начал давиться, потянуло на рвоту.

– Пойдешь отсюда спокойненько, гуляя. Ты же не хочешь, чтоб тебе надели наручники? Ты достаточно виноват для этого… Но ты спокойненько встанешь и пойдешь. На площади свернешь на Портовую, за углом стоит «Тайота». Откроешь заднюю дверцу и сядешь… Веди себя прилично, солидно, так как от пули не убежишь, – похлопал себя по оттопыренному карману первый.

Пуол спокойно вышел из «Тридакны». В двух шагах сзади, тоже как бы гуляя и бормоча какую-то песню, шли те двое. Сделал все точно, сел в машину на заднее сиденье. Те двое тотчас сели справа и слева от него, одновременно хлопнули дверцами.

В полицейском участке он попал к носатому офицеру. Посадили перед столом.

– Закуривай… – пододвинул сигареты к Пуолу офицер.

Пуол протянул к пачке руку, но пальцы не слушались, он упустил сигарету, пришлось поднять ее с пола.

– Мне доложили: ты вел себя спокойно, – офицер щелкнул зажигалкой, дал прикурить. – Это плюс тебе… Вся твоя эпопея с человеком в розовой косынке и Янгом нам известна. Ты обвиняешься в том, что вступил в преступную связь с подпольной бандой-триадой, которая занимается наркотиками. Одного этого достаточно, чтоб сгноить тебя в тюрьме. Но ты можешь облегчить свою судьбу, конечно… Чистосердечно расскажи, кто тебе поручил идти на связь с тем человеком, к которому ты подослал Янга? Где он живет, какие приметы?

– Они меня убьют… – Пуол не выдержал, затрясся от плача. – Они т-такого мне никогда не простят!

– А они и знать не будут, что ты нам что-то рассказал. Мы же тебя публично не арестовывали, в наручниках не вели… – голос у офицера мягкий, даже отцовский.

– Да! Вы не знаете «Белой змеи»… У них всюду глаза и уши, всюду свои люди…

– Даже тут? – криво усмехнулся офицер, постукав пальцем о свой стол.

– Чжан все знает. Даже о том, что вы следили за мной до самой квартиры. Они прикрыли уже эту квартиру – и концы в воду.

– Чжан – это кто? Настоящее имя или выдуманное?

– Не знаю. Он китаец, сейчас ранен в ногу, из квартиры не выходит.

– Адрес!

– Не знаю. Оба раза мне завязывали глаза, даже ночью. Долго водили, морочили – вправо, влево, вверх, вниз…

– А если мы иголочек под ногти загоним тебе? Не много, по одной на каждый пальчик. Вот такеньких! – развел офицер пальцы сантиметров на десять… – Говори правду! – прикрикнул он.

– Я и т-так… правду… – Пуол скрежетнул зубами, сдерживая дрожащий плач. – Я еще ничего не знаю! Меня никуда не допускают! Задание испытательное давали…

– Денег хочешь заработать? Ты можешь неплохо и у нас зарабатывать, если иногда кое-что будешь рассказывать. Нас интересуют явки, телефоны, квартиры членов триады, адреса подпольных лабораторий по переработке опиума, кто агенты по обеспечению сырьем, места сохранения его, агенты по сбыту… Где их морская база, каким транспортом владеют, что имеют на вооружении… О том, что ты нас информируешь, никто, кроме меня, знать не будет. Отсюда мы тебя вывезем тайком, чтоб никто не видел, что ты у нас был… Подпиши вот эту бумагу, вот тут вот… Укажем тебе тайник, захочешь что написать, – кинешь туда. А еще лучше – позвонишь по телефону 11-00-22. Запомнил? Любому, кто снимет трубку, скажешь все, что хотел сказать… Кличка твоя будет… Ну, скажем, Контуженый… И мы на этот раз помилуем тебя, не будем привлекать к судебной ответственности. Через тайник получишь первый аванс – после первого звонка-сообщения.

Пуол зажал ладони между коленей, сгорбленно качался, словно собирался упасть под стол, укрыться от взгляда этого офицера, от его слов.

– Ну?!! – грозно прикрикнул офицер, и Пуол, вздрогнув, выпрямился.

– С т-таким условием… – решил поторговаться Пуол: – Вы меня сейчас т-тайком отвезете на Рай, у вас есть на чем. Мне надо выполнить задание для Чжана, а то мне не будут верить.

– Это для нас мелочь. Какое задание – не спрашиваю. Потом, если захочешь, расскажешь, – офицер наклонился над столом, еще ближе пододвинул к нему бумагу для подписи.

Пуол дрожащей рукой взял ручку… «А пусть бы спросил, какое задание! Пусть бы!.. Мне же человека надо убить… Может, самому сказать? Может, они что-либо придумают, как отвертеться от этого задания? Но что они могут придумать? И для «Белой змеи» никакого оправдания не существует. Не сделаю – самому смерть…»

Был момент, когда вставал со стула, хотел застонать: «Мама-мамочка! Зачем ты меня на свет родила?!»

Часть вторая
КОГДА ПЛАЧУТ ДЕЛЬФИНЫ
Глава первая

1

– Я есть итальяно… Ты меня понимаешь? Ты зови меня синьора Тереза. Хорошо? Либо донна Тереза.

Итальянка не могла и минуты помолчать. Сыпала и сыпала словами и все добивалась внимания от Янга: «Ты меня понимаешь?»

– Ты никогда не был в Рома? Нет? О, повера бомбино, бедное дитя!.. Это лучший в мире город! Какие там палаццо! Таких красивых зданий ты нигде больше не увидишь! Ну, почему ты все молчишь? Ты такой малинконико, грустный… Надо быть оттимисто! У вас тут такая природа, такой океан!

Синьора Тереза на каждом шагу восклицала: «Ой!» да «Ой!» – все чему-то удивлялась. Янг мысленно так и прозвал ее: «мадам Ой».

– Ой, мамма миа! Где у вас полдень? Там?! Ой, так у вас солнце не туда идет! Не слева направо, а справа налево! И оно у вас… Ну да, немножко на север, не над самой головой!

Янг шел впереди синьоры Терезы, нес на руках ее Тото, черную смешную косматую собачку. Из-под длинных косм Тото выглядывали спокойные и веселые глазки. За передними лопатками и по груди он был по-особому обвязан ремешком.

Когда Тото отдохнул, Янг, накрутив конец ремешка на кулак, опустил собачонку на землю. Тото побежал вперед, старательно мотая розовым язычком и тяжело дыша: душно! Каждый угол дома, каждый столб или пальму он обнюхивал, задирал ножку. Мадам Ой предупреждающе поднимала палец: не мешай, а то будет нервный.

Янг знал только таких собак, которые водились на Биргусе, и тех бродяг, которых видел возле храма. А такое диво, как Тото, видел впервые. Да и женщины такой не видел: платье белое, прозрачное, плечи совсем голые, на голове большая белая шляпа, а над белой шляпой еще одна шляпа в два раза больше – японский зонтик от солнца. Зонтик синьора держала в левой руке, а в правой пустой косматый мешок и большую сумку, похожую на кошелек. А поскольку у итальянки не было третьей руки, чтобы вести Тото, так она наняла Янга сразу, как только вышла из отеля «Белая орхидея» погулять, познакомиться со Свийттауном. Янг как раз тогда спешил с Абдуллой в порт, друг обещал поучить его коммерции – торговому делу.

«Освободишься – приходи туда!» – прокричал на прощание Абдулла и подмигнул Янгу: мол, не теряйся, от этой тетечки можно добиться неплохого приварка.

– Янг, почему ты молчишь? – прервала донна Тереза его воспоминания. – У тебя есть мама?

– Нет.

– Мадонна миа… А падре, папа?

– Тоже нет… – вздохнул Янг. «Малахольная какая-то… Чего она лезет в душу? Хочет, чтобы я разревелся на всю улицу?»

– Ой, ой! Я сразу почувствовала интуито, что у тебя что-то не так. Бель бамбино – пригожий мальчик, и такая трагедия. Так что, ты так и живешь один?

– Так и живу. Брат у меня есть, на Рае работает.

– О, Рай! Вечером я тоже еду на Рай. Целый месяц там пробуду!

Заходили в очередной магазин, и синьора Тереза широко раскрытыми глазами разглядывала черные деревянные маски с ощеренными зубами и вытаращенными глазами, примеряла бусы: «Кораллё! Кораллё!», шляпы из пальмовых листьев. Разных бус, в том числе и из черного коралла, она уже купила несколько. Совала в сумку и бамбуковые салфетки, ослепительные раковины, торчали из сумки и две маски. Продавец, видя, что она не собирается покупать у него бусы, подсунул ей игрушечный башмачок. Нажал в нем что-то, и из башмачка высунулся чертик, дико, будто у него болел от смеха живот, захохотал, башмачок задрыгал, задвигался по прилавку.

– Мадонна миа! Диаволо! Беру. Сколько стоит?

Синьора Тереза платила не торгуясь, и ее, конечно же, обманывали, беря с нее вдвое, втрое дороже. Скоро сумка ее наполнилась всякими ненужными вещами.

Дошли до базара, и донна Тереза остановилась, словно закаменела. Сколько рядов торговок! И возле каждой горы всяких овощей и удивительных, не виданных ранее плодов. Грейпфруты – с детскую голову, гроздья бананов – только вдвоем донести…

– Тутти-фрутти! Тутти-фрутти!.. – шептала она и почти дрожала от восторга. Сорвалась вдруг с места: – Коко! Коко! Какие огромные! Янг, давай выпьем сока из этого кокоса, я слышала, что это очень вкусно!

Она выбрала два самых крупных и зрелых кокосовых ореха и подала продавцу, чтоб вскрыл их. Но тот сказал, что в таких уже не будет сока, в них твердое ядро, и выбрал орехи сам, ловко срубил с них маковки, подал.

А дальше пошло-поехало. Итальянка набрасывалась на бананы, сырые и жареные, закрывала глаза от удовольствия: «Грандиозо!» Угощала и Янга: «Премиё! Премиё!» Пару кокосовых орехов и фунта четыре бананов запихнула в мешок и дала его нести Янгу. Попробовала она и папайю, рамбутан, мангис, дуку, опять совала кое-что в мешок, и тот разбухал и разбухал. «Тебе не тяжело, миленький?» – спрашивала каждый раз и тут же забывала об этом. Соблазнил ее один продавец и дурианом. Донна Тереза, хоть и сморщила от неприятного запаха нос, отважно куснула белую мякоть ломтика, пососала косточку. И застыла с гадливой гримасой, раскрыв рот и крепко зажмурившись. Сплюнула под ноги, начала ногтями очищать язык, вытирать и его и пальцы платочком, потом отшвырнула платок в сторону: «Ой, коко! Коко!» Янг догадался, принес раскрытый молодой кокосовый орех, чтоб прополоскала рот. Вокруг уже хохотали: «Синьора, надо съесть весь плод, тогда почувствуете настоящий вкус!» – «У меня вкуснее, купите еще и у меня!» Сбежались мальчишки, гладили Тото по голове, дергали за хвостик. А тот парень, что дал ей попробовать дуриана, разрезал его на куски и со смаком, с величайшим наслаждением выскребывал мякоть ножом, запихивал в рот, словно делал живую рекламу фантастическому плоду.

– Это издевательство над человеком! Даже мой Тото не станет есть такую мерзость! Это малина с чесноком, перцем и клопами!

Чем сильней она возмущалась, тем громче хохотали зрители и продавцы. Под этот хохот они и ушли.

Не прошли и половины базара, как в мешок уже ничего нельзя было втолкнуть, а сама синьора так напробовалась всяких «тутти-фрутти», что ей стало совсем плохо. Отдала Янгу и сумку.

– Аванти, Янг! Вперед! В отель! – и часто зацокала каблуками.

2

– Ну вот… Поко а поко[7][7]
  Мало-помалу (итальян.).


[Закрыть] и пришел! – услышал Янг за своей спиной голос синьоры Терезы и вздрогнул. Изнемог уже, стоя на солнцепеке у дверей отеля, а Тото лег на бок и вытянул все четыре лапы, будто собрался издыхать. Внутрь, в вестибюль войти с собакой он не осмеливался. – Какой ты браво, молодец! Иди же скорей! – голос синьоры звучал уже веселей.

Вошел в вестибюль и сразу протянул мадам Ой и собачий поводок, и сумку, и мешок.

– О, нет, нет! В номер, пожалуйста! Я тебя очень прошу!

А когда вошли в номер, добавила:

– Грацие, милый! Большое спасибо! Но ты не покидай меня. Мне так грустно одной, я у вас чувствую себя сиротой, как и ты. Я пропаду без тебя! И Тото пропадет! Ты только погляди, как он печалится, плачет… А к шести часам мы должны быть в порту, в половине седьмого теплоход отправляется на Рай. Я тебе уже за все сразу заплачу. Слушай, а может, ты со мной и на Рай поедешь? И мне и Тото так нужна близкая душа!

– У меня нет денег на билет, – ответил Янг, едва скрывая радость: неужели так просто ему удастся попасть на Рай? Даже прямо сегодня?

– Грацие а дио! Слава богу, у меня еще есть чем заплатить за удовольствие. А ты мне доставляешь одни только удовольствия. Побудешь моим пажем.

Что такое паж, Янг не знал, но лег на диван с удовлетворением. Тото примостился рядом. Немного дремали, немного наблюдали за синьорой Терезой. А та ходила по комнате, по спальне полураздетая, не стесняясь Янга, готовилась принять ванну. Плюхалась в ванне долго, потом вышла, намотав на голову полотенце в виде чалмы. Халатик ее был очень коротенький, будто не на нее сшитый. Она грациозно подсела к телефону, закинула ногу на ногу, заказала в номер обед.

Почти все, что привез официант, скормила Янгу: «Ты такой магро… худой!» – и Тото, а сама выпила всего две малюсеньких рюмочки вина.

Синьора присела в спальне к туалетному столику с трюмо, принялась прихорашиваться, а Янг лежал в комнате на диване, забавлялся с Тото и думал, что может и неплохо побыть этим самым… как его… пажем?

Потом он ходил искать такси для синьоры, потому что на обычной трехколесной моторной коляске с тентом, управляемой рикшей, все чемоданы и чемоданчики, баулы, коробки и сумки донны Терезы отвезти в порт было невозможно.

В порту, пока шофер помогал мадам Ой управиться с вещами и оформить проезд для Янга, сам Янг в последний раз прогуливал собаку и отчаянно вертел головой во все стороны, Абдуллы нигде не было видно! Подозвал к себе мальчика-лоточника, немного уже знакомого, спросил, знает ли он Абдуллу.

– А кто его не знает! – ответил тот и присел – погладить удивительную собаку.

Янг попросил передать Абдулле, что он сегодня перебирается на Рай.

– Понял? Пусть ищет меня в дельфинарии, у брата.

Мальчик кивнул, подергал Тото за косматое ухо и исчез в толпе.

Теплоход был небольшой. Сразу, как взойдешь на борт с трапа, можно либо спуститься в носовой или кормовой салоны, либо подняться на палубу – на переднюю или заднюю площадку. На обеих площадках стояли решетчатые скамьи, многие пассажиры-туристы облюбовали себе места там. Один седой и худой европеец стоял на носу теплохода, как орел, дышал, обдуваемый свежим ветром, с таким удовольствием – даже ноздри раздувались. Все были одеты просто, по-дорожному, и трудно было отличить миллионера от не миллионера.

Теплоход загудел, застучал мотором сразу, как только подняли трап. От причала отползал задом и медленно, чадя черным дымом. На рейде развернулся и взял курс на Рай.

Синьора Тереза сидела возле своих вещей в кормовом салоне и все пересчитывала их по пальцам, все не могла проверить, сколько у нее было и сколько мест осталось: одиннадцать или тринадцать? Янг, взяв на руки Тото, разгуливал по теплоходу. Из кормового салона перебрался было в носовой, потом вылез на переднюю площадку. Там в лицо бил упругий ветер, и надо было сильно жмуриться, чтоб он не высекал слезы из глаз. Опершись на поручни и свесив голову, видел, как взвихривается дугою пенистый ус, лижет щеку теплохода. Встречные волны разбивались о нос, брызги взлетали выше поручней. За кормой кружились чайки, садились на широкий бурунный след, хватали оглушенных рыб.

Постоял и возле капитанской рубки, разглядывая сквозь широкое стекло, как мужчина в морской фуражке, но без кителя, в одной белой рубашке с короткими рукавами, покручивает рулевое колесо-штурвал. Как хотелось Янгу быть на его месте, покрутить этот штурвал! Почувствовать самому, как махина теплохода слушается тебя: «Лево руля! Право руля!» Или хотя бы постоять рядом с капитаном, поглядеть сквозь это стекло вперед, и то был бы счастлив. Наверное, очень потешный был у него вид, потому что капитан сочувственно подмигнул ему и улыбнулся. А может, не ему, а Тото? У того был очень комичный вид, язык, высунутый чуть ли не на пядь, мотался, как плохо привязанный.

Янг хотел и сам усмехнуться доброму капитану, но увидел нечто странное: в рубку вошел еще один человек, молодой китаец. Капитан, не оборачиваясь, что-то сказал ему, видимо, думал, что это свой – помощник или машинист. Как вдруг капитан вздрогнул, лицо его вытянулось и посерело. Торопливо, словно уколовшись, взглянул на свой бок, под руку, и снова стал глядеть вперед. Губы капитана дрожали, лоб покрыли капли пота – как жемчужины. «Что с ним? Может, плохо стало?..» – Янг тоже бросил взгляд туда, на правый бок капитана. Там было темно, и Янг придвинулся ближе к стеклу. Увидел: китаец тыкал капитану в бок револьвером с какой-то трубкой-насадкой – может, глушителем? Китаец держал револьвер в левой руке, а правой с силой обрывал какие-то провода и антенны…

У Янга от страха присохли к палубе ноги. Он видел: капитан отрицательно качает головой – не соглашается на какое-то требование китайца. Тихо щелкнул выстрел, потом другой – по радиопередатчику. Курортники ничего не услышали. Янг успел еще заметить: китаец не дает капитану упасть, подталкивает к штурвалу, чтоб поворачивал туда, куда надо было бандиту.

В это время со скамьи вскочил молодой человек, приблизился к Янгу, схватил его за локоть и повел перед собой в кормовой салон, столкнул по ступенькам вниз. Падая, Янг крепко ударился, но тотчас вскочил на ноги, оглянулся. Тот, что спустил его по ступенькам, вместо пальца приложил к губам дуло пистолета – «Тс-с-с!». В это время открылась дверь из машинного отделения, показался машинист или помощник капитана, рванул дверь рубки со словами: «Отклоняемся от курса! Что случилось?» Навстречу ему из рубки два раза выстрелили, помощник схватился за живот и упал под ноги молодому бандиту. Тот оттолкнул убитого от себя и стал возле дверей машинного отделения, следя, чтоб больше оттуда никто не вышел.

Янг присоединился к синьоре и оторопело глядел, что будет дальше. В салоне уже судорожно всхлипывали-стонали от страха. «Мадонна миа! Мадонна миа! Такая траджико морте[8][8]
  Трагическая смерть (итальян.).


[Закрыть]! И нас… могут… морте…» – шептала синьора Тереза.

Тем временем в дверях машинного отделения показалась еще одна голова – матроса, и бандит, торчавший у двери, ударил его рукояткой пистолета по голове, и тот осел, исчез с глаз. Тогда бандит стал спихивать в те двери, вниз, и убитого. А в салоне в это время плакали женщины. С одной сделалась истерика: судорожно всхлипывая и рыдая, она вскрикивала: «Мамочка моя! Деточки мои!» Мужчины пытались громко протестовать, мол, будут жаловаться, как только теплоход… Однако стоило грабителю, стоявшему у дверей, грозно шевельнуть пистолетом, чтоб все тотчас умолкли.

– Сидеть и не шевелиться! Вещей не трогать! Стреляю без предупреждения! – и тут же стрельнул по сумке одной дамы, которая пыталась пододвинуть ее ближе к себе: – Я же сказал не шевелиться!

Из капитанской рубки вышел первый бандит, подался в носовой салон, где началась какая-то заварушка, послышались те же угрозы: «Не вставать! Не шевелиться! Пристрелю на месте!»

В окно салона Янгу видно было, как тает на горизонте остров Главный, как маячат вдалеке рыбацкие моторные и парусные баркасы и джонки. Рыбаки занимались своим делом, и ни один не подозревал, что делается на теплоходе.

«Куда мы плывем? Куда приказали держать курс? Надолго ли хватит сил у раненого капитана?» – тревожился Янг.

«Отвезут подальше в сторону, ограбят и потопят… Подорвут вместе с кораблем! А тут и путей морских нет, никто не будет искать…» – шептались в салоне.

А теплоход все плыл и плыл в сторону Голубого острова, и даже самых высоких деревьев Главного уже не было видно – растаяли в дымке.

Откуда взялся черный катер с пулеметом на носу, Янг не заметил. Глянул в иллюминатор тогда, когда другие пассажиры усердно завертели головами, пристально следя за маневрами катера. А тот сделал один круг около теплохода, будто брал его в петлю, сделал другой. Люди, стоявшие возле пулемета на катере и вдоль бортов с оружием в руках, махали этим оружием капитану, чтоб застопорил ход. И теплоход вскоре остановился, тихонько закачался на волнах. Черный катер тотчас подплыл к правому борту, с катера на теплоход полетели веревки с четырехлапыми крюками на концах. Пираты подтянули и пришвартовали свой катер вплотную, ловко, как коты, перебрались на теплоход. Каждый держал в руках мешок из пленки и оружие – пистолет или автомат, все мгновенно рассыпались по салонам и палубам. Пираты не все были с виду китайцами, были и похожие на малайцев.

В короткой суете, когда было отвлечено внимание того, что стоял у двери в машинное отделение, донна Тереза успела сорвать с пальца один перстень с бриллиантом, бросить его в кошелек, а кошелек сунуть под Тото в изгиб Янгова локтя.

И тут снова прогремел выстрел – пальнул тот, что стоял у дверей машинного отделения. Женщина, начавшая заранее вынимать из уха золотую сережку, ойкнула и схватилась за руку – из-под пальцев заструилась кровь.

– Сидеть смирно! Не шевелиться, пока до вас не дойдет очередь! – прокричал бандит.

Пираты управлялись быстро. У кого перстенек не снимался, силой сдирали чуть ли не с кожей. У одной женщины так рванули сережку, что по шее потекла кровь. В мешки летели перстни, кулоны, колье, браслеты, крестики с цепочками, жемчужные ожерелья, деньги. Выворачивались сумки, даже некоторые чемоданы, баулы и коробки, но в тряпках долго не копались, и самих тряпок не забирали. И без них мешки наполнялись быстро. Янг с ужасом ждал приближения пиратов, кошелек жег руку.

– Икскьюз ми! Миль пардон, мадам! – от почтительного тона пиратов по спине бежали мурашки.

Янг видел только глаза, глаза, глаза… Вытаращенные, полные страха глаза пассажиров. Даже всхлипов больше не было слышно, лишь полузадушенное «гмг… гумг…» – люди боялись открыть рот. У многих были вставлены золотые зубы или коронки – хоть бы их не вырвали!

Синьора Тереза сняла с себя украшения быстро, за что заслужила глумливую благодарность-поклон: «Мерси боку! Сенкью вери мач!» Янга пират согнал с места, думал, что-нибудь спрятано под ним. А под собаку поглядеть не догадался!

Минут через десять грабеж окончился, отовсюду послышались выкрики пиратов: «Все! Закругляйтесь, черепахи! Отчаливаем!» Потом – топот ног, скрежет снимаемых крюков… Густой рев мотора черного катера.

Кто-то запоздало завопил-закричал:

– Радио! Быстрее по радио передать, полицию вызвать!

– Разбито уоки-токи, прострелено! – ответил ему другой голос.

Из машинного отделения вылез перепуганный матрос с засохшими потеками крови на лбу. Открыл капитанскую рубку… Капитана возле штурвала не было, лежал на полу.

– Врача надо! Нет ли среди вас врача?! – кричал матрос, вытаскивая из рубки капитана. «Врача! Врача!» – повторили его просьбу многие голоса, даже наверху, на передней площадке.

Врач нашелся – женщина. Она быстро спускалась по ступенькам с передней палубы, а за нею шел толстенький человечек, наверное муж, просил: «Элен, не надо! Не ходи, какое тебе дело до всего этого? Может, они еще вернутся!» Но врач шла за матросом в кормовой салон, куда тот перенес капитана и положил на скамью. Женщина-врач, бросив сумку на руки толстяку, молча лила на свои ладони духи или одеколон, мыла им руки: «Разденьте его!» Перед нею расступились, пропуская к капитану, и опять скучились, и потому поглядеть, что она будет делать с раненым, Янг не смог. Если бы собаки не было на руках.

Матрос выбрался из толпы, стал к штурвалу. Теплоход набрал скорость, лег на нужный курс.

– Янг? Где ты, Янг? – испуганно кричала синьора Тереза, и ему пришлось выйти из толпы. – Садись, миленький, вот сюда! И никуда не уходи, а то я с ума сойду! – приподняла Тото и вынула из-под него кошелек. – Мои диамантэ… бриллиантэ… Золотые вещи… Еще немного, и эти бандиты сделали бы меня нищей. Вы спасли меня от разорения! – она поцеловала Тото в нос, а Янга в щеку… – Даже не верится, что спаслись от смерти… – И она с опозданием заплакала-зарыдала.

3

– Ты же, гляди, приходи назад! Навести брата, передай ему мой привет – и возвращайся! Сколько брату лет – всего двадцать? Как жаль, а мне за тридцать… Только ты об этом никому не говори, хорошо? Запомни номер комнаты – триста семнадцать… Отель «Морская лилия…». На вот тебе на мороженое… – синьора Тереза дала ему три доллара. – Потом я рассчитаюсь с тобой лучше… О, я тебя не обижу! Я тебе сделаю такой подарок – тебе и не снился такой! – соблазняла «мадам Ой», она не очень верила, что Янг вернется к ней. – А риведерчи, миленький!

Первые, самим заработанные деньги… Янг почувствовал себя совсем взрослым и самостоятельным.

Пока бежал в дельфинарий, мороженое покупал два раза. Никогда в жизни не пробовал его – вкусное!

Кого ни спрашивал, все знали, как пройти к дельфинарию, все показывали дорогу правильно. Но подошел к воротам и увидел, что они связаны цепью, на которой висит замок.

Постоял, печально поглядел сквозь решетку на то, что было на территории дельфинария. А видел только густые кусты и деревья – парк. Сквозь листву чуть-чуть виднелись круглые бока какого-то не очень высокого строения с оконцами-иллюминаторами.

И в это время дверь проходной заскрипела, из нее вышел человек с ружьем за спиной, еще не очень старый.

– Ты кого тут высматриваешь? Все давно закрыто… Утром приходи, – сказал человек.

– Где-то тут брат… Сказал – ищи меня в дельфинарий… Радж.

– Ах, Ра-адж?! Так бы и сказал… Нету его, в город ушел. Ты можешь войти, подождать, если хочешь. – Человек вошел в проходную, начал отпирать наружную дверь. – Ну, чего переступаешь с ноги на ногу? Боишься меня?

– Я не боюсь, – Янг вошел, и человек снова запер двери.

– Я сторожем тут… Хочешь – пойдем со мною, я обход территории начинаю. Заодно и расскажу, что знаю… Меня Малу зовут, просто Малу. Радж у нас фигу-ура… Во! – показал он большой палец. – Не то что некоторые… Вот я, скажем, кто? Простой сторож. А Радж меня за человека считает, не так, как некоторые. Потому я его и люблю… Ты надолго к Раджу? Насовсем?! А как ты сюда добрался? Один или с отцом?

Пришлось немного рассказать Малу свою историю.

– Ай-ай… А Радж мне ничего не говорил. Вижу только – печальный, очень печальный, переживает все. А не говорит.

Сначала ходили по зеленой зоне, по аллеям. То тут, то там попадались павлины – расхаживали по дорожкам и лужайкам, тянули длинные хвосты, пробовали взлететь на дерево. Один распустил хвост – и Янг замер на месте. Такой красоты сроду не видел.

– Райские птицы… Райские на острове Рай… – зашептал в восторге.

– Не-е, райские не такие. У тех перья всеми цветами радуги переливаются, а больше перьев розово-оранжево-золотистых. Если повезет, то увидишь.

Подошли к тому круглому строению, что увидел из-за ворот. Необычные круглые окна, точно иллюминаторы на корабле. Заглянул в одно из них и ахнул: в доме воды было налито почти до самого верха. И чего там только не плавало! И рыбы всяких размеров и цветов, и небольшие черепахи, лангусты ползали, под камнем свернулся спрут.

– А черепахи тиною заросли! Водоросли на себе таскают, маскировку, – не выдержал Янг.

– У нас и большая черепаха есть, слоновая называется, – сказал Малу. – Говорят, ей сто лет.

Старая черепаха жила в загончике под фикусом. Вровень с землей там была вкопана и ванночка с водой. Черепаха как раз сидела над ванночкой, широко расставив ноги, и стонала. Возле ее слезящихся глаз роились мухи. «Бедная!» – пожалел ее Янг.

Интересно, такие ли приплывали на их Биргус откладывать яйца? Не раз с мальчишками и Натачей ходили с корзинками собирать их. Места кладок легко можно было найти по неуклюжей маскировке, по следам, которые оставляли черепахи, снова карабкаясь в море. Ребятишки никогда не забирали всю кладку, брали только по пятнадцать – двадцать яиц. А их у каждой черепахи, говорят, бывает до сотни штук. Остальные закрывали песком, чертили крест – знак, что тут нельзя больше брать. Какие богатые яичницы жарили в те дни матери! И сами ели вволю, и даже свиньям скармливали… Когда наставало время вылупливаться молодому потомству, на берег выходили и старые и малые, дежурили возле каждого гнезда, отгоняли фрегатов, кайров, чаек, не давали хватать детенышей. Зеленые, похожие на лягушек, они выбирались из-под песка и – дай бог ноги! – торопились к прибою. Будто сами знали, что их спасение в воде…

– Вот и дошли, – прервал его воспоминания Малу.

Янг вздохнул: родина, милая родина, никогда уже не удастся увидеть ее!

– Вот, гляди! Это трибуны, человек двести пятьдесят – триста вмещают… А это бассейн… А вон дельфины плывут, увидели нас…

Янг не верил своим глазам: вот эти серо-синие сытенькие тела и есть самые настоящие дельфины?! И так близко?!

– Клювы повысовывали из воды, разглядывают нас! Ха-ха, на бортик головы кладут! А они выскочить не могут? – присел возле бетонного барьера Янг, протянув под красно-желтые перила руку, желая достать до дельфина.

– Они только вон на тот помост под вышкой выскакивают. Это входит в программу представления. Прикажет Судир, покажет рукой – они выскакивают и ложатся как бревна.

– А они не кусаются? Столько зубов острых, и все одинаковые, жевательных нет.

– Не кусаются, можно потрогать за рострум, погладить.

– У них клювы тоже кожею обтянуты, не голые! А тело какое гладенькое, точно отполированное! И не теплое, а холодное! А Радж говорил, что они теплокровные животные.

– Теплые. Но попробуй дощупайся до тепла, на них жира, как на свинье.

– Ой, и маленький есть! Во, во, улыбается нам! Как дитя улыбается во сне! А из глаз вода течет… Может, он так плачет?

– Никто не знает, когда они смеются, когда плачут. А этого малыша зовут Боби. Была еще малышка, Джейн, – погибла. Отойдем, а то еще увидит Судир, крику не оберешься. Не любит он, если посторонний забавляется с дельфинами. Он сегодня еще не ушел… Вон, слышишь? Голоса в «резиденции».

Обходили бассейн вдоль трибуны, а Янг разглядывал дом на том берегу. Странный дом, есть только торцевая стена, а боковых почти нет, крутые скаты крыши под розовым шифером начинаются совсем низко от земли. На уровне второго этажа на скатах крыши торчат, похожие на собачьи будки, окна.

– Вон там Радж живет, сбоку, где средние двери, – показал Малу. – Там такая кладовая-склад, он в кладовой и живет. – Помолчал и добавил: – Что-то Судир сегодня долго тут…

И только успел он это проговорить, как распахнулась дверь под вышкой. К нижнему помосту, на который выскакивают из бассейна дельфины, вышел европеец в синей кепочке с длинным козырьком, следом за ним – Судир. Он был на голову ниже белого, смуглый и костлявый.