Текст книги "Мэр"
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Игорь Петрович подошел к зеркалу, поправил галстук и улыбнулся. Она так и сказала – «искусственно». Он даже не стал переспрашивать, что это значит, – жену он прекрасно знал и чувствовал: она права. Тем более Игорь Петрович любил общаться с людьми. Так быстрее можно понять настроение твоих избирателей. Для того чтобы выведать настроения электората, поболтать на отвлеченные темы, не оставаясь обязанным собеседнику и не отбирая у него «честного слова» сохранить все высказанное в тайне, придумали таксистов и частных извозчиков. Поскольку государство до сих пор так и не смогло создать гибкой, понятной и прозрачной системы частного извоза, «бомбилы» по-прежнему не стремятся вставать на учет, платить налоги и подавать свои декларации. Напротив, их вполне устраивает наличная оплата, неучтенные рублики и ненормированный рабочий день. Чтобы попасть в мир мелкого нала и откровенных, ни к чему не обязывающих бесед, нужно лишь поднять руку. Игорь Петрович так и сделал. Моментально возле него затормозили сразу двое «Жигулей»: зеленые и белые. Причем белые остановились чуть позже и слегка сдали назад, оказавшись таким образом ближе к голосующему пассажиру. Водитель зеленых нажал на клаксон, пытаясь отпугнуть нахала. А нахал из белой «шестерки» протянул руку и приветливо открыл дверцу. Лущенко давно не ездил на таких моделях, но салон почему-то манил его таинственным образом, и он нагнулся к водителю. Им оказался ничем не примечательный дедок, а может, вовсе и не дедок, но именно так Лущенко захотелось его назвать. Дедок был лысоват и седоват. Брюки, рубашка в клетку, кожаная курточка и профессиональный разговор:
– Куда поедем, командир? Садись, садись, а то этот козел сейчас усрется! – он кивнул на злобно сигналящего сзади водителя зеленой машины. Тот искренне считал, что первым увидал клиента, а следовательно, имеет на него большие права, чем дедок. Старичок дал по газам, и машина, жалобно взвизгнув, выскочила на проспект. – Вот ведь бараны! Накупили прав! Ездить научись, баран! – обругивал дедок всех проезжавших, стоящих и обгоняемых водителей. Они не отвечали. Просто потому, что не слышали. Лущенко кашлянул:
– Простите, но вы вроде так и не услышали, куда мне ехать.
Дедок хитро глянул на Игоря и усмехнулся:
– А по мне, коли приличный человек, так катайся хоть целый день. А куда ехать – мне все одно! Город я этот изъездил вдоль и поперек, будь он неладен!
– А что, вам не нравится город? – Лущенко решил воспользоваться общением с электоратом и подсобрать информации.
– Да что там город! Жизнь – копейка, смерть – полушка! Выпьем, милая подружка! Город-то неплохой, а вот с начальством не везет! То один придет – пьянь пьянью. Роздал всю землю, недвижимость своим холуям и родственникам. То другой налетит как монголотатар. Пограбит, порастащит казну – и снова в бега. Тьфу! – он сплюнул под ноги. Не зло, а как-то обыденно. Видимо, разговор этот заводил не в первый раз.
– Ну а что же, по-вашему, нужно сделать в городе? Чтоб жить-то лучше стало? А?
– Что? Так понятно что – перестать воровать! Вот что!
– Ну хорошо – допустим, с воровством покончено. А что дальше-то делать?
– Эк ты хватил! С воровством, милый мой, не покончишь никогда! Да! Вот так-то. Так что «потом» этого твоего не будет вовсе! – Дед лихо сделал правый поворот, и тут Лущенко вспомнил, что опять забыл назвать конечный пункт своего пути.
– Мне, пожалуйста, к мэрии. К администрации.
– Это можно! Ты что, тоже жалобу везешь или в партию их решил вступить? – Он косо оглядел с ног до головы Лущенко.
– Да нет, я по другому вопросу. По личному. – Игорь не хотел врать и в то же время не склонен был раскрывать перед первым встречным «бомбилой» всю правду.
– А-а-а! Я так и думал! Правду решил искать? Не надейся! Нет ее там!
– Вот как?! А где же она, правда-то?
– А кто ее знает! Жизнь – копейка! Судьба – злодейка! Правда – что твоя телогрейка! Тебя с трудом греет, а остальные нос воротят!
– Странная философия у вас. – Лущенко пожал плечами. Этот доморощенный Эзоп говорил загадками да прибаутками, а толком подсказать что-либо не мог.
– Э-э-э, нет, уважаемый. Философиям мы не учились. Мы жизни учимся и жизнью ученые.
– Так у вас жизнь – копейка! – парировал Игорь.
– Так и есть! Моя жизнь что? Копейка. Государство меня раздавит и не заметит. Так, еще один таракан. И заживем мы по правде и по-человечески.
– Ну а когда же это случится, по-вашему?
– В том-то и беда, уважаемый, что никогда!
– Ну вот, опять вы не отвечаете на вопрос. Так проблему не решить. Вы должны не просто говорить: «плохо, плохо, плохо», но и предлагать свое решение. – Лущенко завелся и теперь не хотел уступать этому демагогу.
– А я кто такой? Кто? Чтоб решать эти проблемы? Так себе, букашка-какашка! Я тебе могу насоветовать. Так ты же потом меня и сгноишь! Я и на выборы-то не хожу, и телевизор не смотрю. Волшебный фонарь! Тьфу! Чернуха-порнуха! Да бесконечные уря-уря. Противно!
– Вот видите, вы на выборы не ходите, а потом жалуетесь, что власть в городе плохая. А кто же ее выбирать будет?
– А разве ее выбирают?! – Дедок, то ли серьезно, то ли издеваясь, заохал: – Ох-ох-ох! А я-то думаю, что же все какое-то жулье выбирают! А то, оказывается, из-за меня! Вот же голова садовая! Жизнь – копейка! Ай-яй-яй!
– Ну хорошо, голосовать или не голосовать – это ваше право! А почему телевизор не смотрите?
– Ух! Телевизор! Одно название – телевизор! После НТВ смотреть противно!
– В каком смысле – «после НТВ»? – не понял Лущенко выражения водителя.
– А в том смысле, что после! Не до, а после! Чего ж тут не понять-то! Была себе четвертая программа как программа! Нет, на тебе! Мне же все равно, кто там был, Гусь, или Чиж, или еще какой хмырь! Я правды хочу! А ее нет. Вот потому и жизнь – копейка. А смотреть противно!
– Понятно. Значит, голосовать не ходите. Телевизор вас не устраивает. Правды нет, жизнь – копейка.
– Так и есть! – с удовлетворенным видом кивнул дедок.
– Ну а если, предположим, вам дали бы возможность. Ну, предположим! В городе что бы вы сделали?
– Если бы да кабы! – усмехнулся дед. – Я бы в городе порядок, положим, не навел бы! Ну, а что менять нужно? В городе? Да понятно что. Вот чего строить эти дороги без конца?
– То есть как? Не надо строить?
– Так дороги если уж строить, то самые лучшие и современные. Вон, меня в прошлом году моя дочка возила в Финляндию и Швецию. На автобусе. Так там же – а-ах! Мама дорогая, елочки – сосеночки! Асфальт с подогревом. Дорожки правильной формы. Чтоб вода, значит, не внутрь стекала, а наружу. По обочинам. Дороги не перекладывают каждый год. Не можем сами? Тогда плати, Иван, за науку! Как царь-батюшка Петр велел. Он понимал, что нашего брата не заставишь и не обучишь так просто, вот и посылал учиться за рубеж. А к нам привозил их мастеров, чтоб нашего брата здесь учили. Так вот и прорубил это самое окно в Европу. А большевики-вшивики потом его закрыли. Да еще и законопатили и заклеили! И ставеньками прихлопнули.
– Ну сейчас-то грех жаловаться! Вон и вы съездили в Скандинавию.
– Съездить-то съездил. А мне кажется, что это мне съездили. По всей моей рязанской морде! – Дед закачал головой и вздохнул: – Один деятель ваучерами всю страну обложил. Обокрал и рад. Другой – пропил все на свете. Третий – телик отобрал. Что четвертый сделает – непонятно…
– Ну, вы опять отвлеклись! Что в городе делать?
– Ага! Дальше, значит, всех черных, конечно, из города надо гнать.
– Их-то за что?
– А за то, что не любят они наш город! Набрали «помидорных рыдванов» и гоняют как подорванные! С дороги точно убрать надо. Права покупают! Бараны!
– Так! А дальше?
– Слушай, мил человек! Дальше, дальше. Вот ты заладил! Чего меня-то спрашивать?! Ты выбери приличного человека. В смысле избери!
– Вы же против выборов!
– Ну, или назначь! Один перец! Если приличный, не бандит, не тряпка, не вор, не хапуга, то пусть правит. Лишь бы людей не забывал.
– Ну а сейчас за кого бы голосовали? – Игорь Петрович пошел на хитрость, дабы выведать настроение пассивного избирателя.
– Я-то? Я бы за этого, нового. За Петровича! Говорят, он мужик хороший, внушает доверие. Вроде не вор! Хотя точно не знаю. Для меня тот, кто во власть пошел, – там и пропал. По определению! Власть – чтоб воровать всласть. Но голосовать все одно не пойду! Испорчу человека, а потом мучайся всю жизнь!
– Как же это – испортите?
– Да так. Вот выберут его. Честного такого. А там ведь надо не только брать, но и делиться. А он не сможет ни брать, так как вроде и так все есть, ни отдавать, так как честный, и чего ему отдавать-то?! Ну и те, которые не получат того, чего он должен бы отдавать, они его и загонят за Можай! А я потом переживать буду. Поверил, избрал. А моего избранника сажают! О как! Нет! Не пойду!
– Ясно! Опять все свелось к выборам. Но вы же не ходите на выборы! Так что спите спокойно. Пусть другие голосуют.
– Эхма! Да кабы денег тьма! Голосуй – не голосуй… – водитель замолчал.
– Ну, вот мы и приехали. Спасибо, что подвезли. – Лущенко расплатился. Он даже не стал торговаться. Подобные дедки никогда лишнего брать не будут. Несмотря на то что они налоги не платят, их можно все же назвать честными извозчиками.
Чистка
– Игорь Петрович, обед привезли, – осторожно приоткрыл дверь помощник. – Заносить?
Лущенко, разрешая, кивнул.
Этот победный характер и привлекал к нему людей, ведь ничто так не сопутствует успеху, как успех. Но вот задерживались возле него немногие.
Сложная натура сделала его одиноким. Впрочем, и это Лущенко оборачивал на пользу дела, а потому и начал работу хозяина города с чисток.
Приходившие в кабинет градоначальника по очереди замы, помощники и другие ключевые работники мэрии покидали здание администрации с постными или злыми лицами. Отставку получили почти все.
Разумеется, Игорь Петрович понимал, что делает. Многих из уволенных он знал еще по депутатской работе в округе. Так, руководитель строительного департамента, 80-летний Иосиф Давидович Кейсин, несмотря на многократные заверения – все три года подряд – так и не помог депутату Лущенко дать жилье многодетным избирательницам и ветеранам труда. Бесконечные совещания, в которых утопали все здравые идеи и начинания, доводили Игоря Петровича до белого каления. Напротив, заслуженный строитель Кейсин, дремавший с открытыми глазами, мог выслушивать пустые отчеты таких же никчемных, как и он сам, подчиненных круглые сутки. И ничего…
Единственным исключением были заседания с участием супруги будущего мэра Алены Игоревны. С тех пор как она с производства бумажных салфеток, туалетной бумаги и одноразовой посуды переключилась на строительство, ее посещения административных совещаний отличались регулярностью и эффективностью. Она таки заставила Кейсина уделять особое внимание своим обращениям и неизменно получала все необходимые согласования.
Игорь Петрович подобными успехами похвастать не мог. Он даже не построил обещанный ветеранам дом престарелых! Что уж там говорить о надеждах обманутых такими, как Кейсин, соинвесторов… И, разумеется, Иосиф Давыдович был с почетом отправлен на заслуженную еще в прошлом веке пенсию – одним из первых. А за ним последовали и остальные – целых двенадцать человек!
Да, у такой кадровой чистки, или даже скорее зачистки, был и невидимый, крайне опасный эффект. Каждый чиновник, занимавший мало-мальски значимую должность, был чьим-то ставленником. Начальник департамента торговли в свое время внедрился в руководство города по протекции владельцев крупнейшей в городе сети продуктовых магазинов «Континент вкуса», – несмотря на яростное противодействие конкурирующих «Седьмого элемента» и «Перехода».
Руководитель народного образования Лидия Ревзина была плотно завязана на частные школы, с одной стороны, и на министра народного образования страны Аркадия Мурзенко – с другой. Опытный организатор, она неплохо справлялась и, лавируя между низами и верхами, умудрялась быть и заботливым наставником, и доходным подчиненным. Не был забыт и мэр, а точнее мэры, коих за свой век она пережила аж троих! И только Лущенко не углядел в ее услугах отечеству ровно никакой пользы и неожиданно назначил на столь проблемное место никому прежде не известную учительницу.
Пожалуй, Галину Ивановну Усачеву – скромную интеллигентную женщину – можно было счесть образцом педагога, но кое-кто знал больше: именно она была первой учительницей нового градоначальника. И, похоже, это значило в глазах Лущенко намного больше, чем наличие административного опыта.
Ну, а глава комитета внутренней политики вообще был уволен только лишь за то, что посмел спросить нового мэра, кому и какие предпочтения он будет оказывать в своей политической деятельности. Поддерживать партию власти «Единую Россию», помогать «Справедливой России» или опираться на коммунистов, традиционно пользующихся популярностью в городе и области.
И только Роберт Шандорович Сериканов, зам по правовым вопросам, пережил сметающую все на своем пути «новую метлу». Но только он один знал, чего ему это стоило.
Кабинет
В чем-то Роберт Сериканов даже сочувствовал новому мэру. Обживать новую квартиру всегда сложно. Особенно если до вас кто-то уже пропитал ее своды, стены и атмосферу своей энергетикой. Занимать кабинет предшественника еще более опасно. Особенно если в нем еще витает аура предшественника, бывшего не в ладах с уголовным кодексом.
Уже отобедавший Роберт Шандорович прошел в свой собственный кабинет, полистал теряющие значение прошлогодние документы и усмехнулся. Прежний мэр не освобождал насиженное рабочее место, его выжали из администрации и города. Он растворился в бескрайних просторах Вселенной, подав с полгода назад прошение об отставке в обмен на прекращение органами проверки заявления о взятке. Да еще и в особо крупном размере… благо по отечественному уголовному кодексу сто тысяч «деревянных» – это уже особо крупная мзда. Не получив обещанных дензнаков и не удержав власти, градоначальник отделался быстрой заочной отставкой. Роберт помнил, как это было: он и поспособствовал компромиссу – через Брагина, разумеется.
Он же разрешал и первый крупный конфликт нового мэра Лущенко – за его же собственный кабинет.
Понятно, что полгода безвластия сказались и на здании мэрии: лестничные площадки превратились в общественные курилки, а пустующий кабинет мэра на пятом этаже, слишком роскошный для и.о., отдали министру юстиции под общественную приемную. И понятно, что мэр первым делом вознамерился вернуть себе именно его.
Пятый этаж вообще был гораздо просторнее и светлее других этажей – этакий пентхауз мэрии. Даже не видя бумаг, по которым кабинеты отошли Минюсту, Лущенко решил без промедления перебраться именно в это помещение. Оно как раз отвечало амбициям нового градоначальника.
Сериканов сразу предупредил Игоря Петровича, что, перед тем как забрать кабинет, его последнего хозяина – министра – неплохо бы известить, лучше, если при личном телефонном разговоре. Лущенко нехотя согласился, но… послал извещение почтой. Ясно, что в тот же день Роберт уже стоял перед министром.
– Яков Юрьевич, – разводил руками Сериканов, – он не захотел смотреть в документы. Я его предупреждал, но он ни в какую! Зашел, увидел и сел.
Министр осуждающе покачал головой.
– Если он так и дальше будет вести дела, то рано или поздно действительно сядет, – двусмысленно пошутил он. – А что, оспорить изъятие кабинета нельзя?
– К сожалению, господин министр, мэрия может расторгнуть договор в любой момент. Таков закон города. Конечно, если вы своим авторитетом надавите… – Роберт сделал многозначительную паузу.
Министр недовольно поморщился:
– Не буду я ни на кого давить. А Лущенко за свое самоуправство ответит – так или иначе.
Угроза не была пустой. Министр мог многое, например «ответить асимметрично» и приостановить строительную лицензию Алены Игоревны. Это Роберта Шандоровича интересовало прежде всего. Тем более что скрыть свое участие было проще простого. Ведь в первые же полгода новый мэр нажил столько врагов, что нанести решающий удар мог кто угодно.
Дверь распахнулась, и Сериканов поднял глаза. На пороге стояла Луиза – сосланная Игорем Петровичем в канцелярию бывшая секретарша бывшего мэра.
– Роберт Шандорович, слышали новость?
– Что там еще? – насторожился Сериканов.
– Сабуровских турок по больницам развозят – массовое отравление.
Чай
Несмотря на исторический факт, заключающийся в том, что чай придумали китайцы, эту теорию активно оспаривают индийцы, англичане, россияне, туркмены и многие другие любители золотистого напитка. И только турецкие гурманы не спорят, а пьют, пьют, пьют…
Алена Игоревна, так и не успевшая пообедать, стояла во временном турецком офисе – на четвертом этаже почти завершенного небоскреба. Вся стройка была забита машинами «Скорой помощи», а машины – турками. Кого тащили на носилках, кого волокли под руки, и более всего строительный пейзаж напоминал батальное полотно «Штурм Измаила».
– Почему турки думают, что это чай? – повернулась она к оперативникам.
Оторванные от задания по осаде Жгутова опера Гулько и Пятаков, в этом районе, как сказал подполковник Брагин, самые опытные, переглянулись.
– Они говорят, что больше никаких новых продуктов не завозили… – произнес Пятаков. – Но мы так считаем, это крысиный яд. У них с полгода назад на складах крыс травили.
Алена нахмурилась. Версия была правдоподобной, но и с мнением турок она не считаться не могла.
– А кто все-таки чай завозил?
– Неизвестно, – покачал головой Гулько. – Повар мог знать, но он одним из первых сознание потерял.
Алена задумалась.
– Кто еще может быть в курсе? Прораб? Мастера? Рабочие?
Гулько и Пятаков дружно замотали головами.
– Кроме повара, деталей никто не помнит.