Текст книги "Невозможная птица"
Автор книги: Патрик О'Лири
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
НЕТ
Пуля вращалась против часовой стрелки, постепенно ускоряя своё движение сквозь пространство, отделяющее дуло пистолета от мальчика. Её жар прожёг и выгрыз кусок ткани из рукава бумажной одежды Дэниела. Дым поднимался над пистолетом, образуя в воздухе причудливый завиток в форме вопросительного знака, в то время как пуля проходила точно сквозь ребра Шона, сквозь его сердце, отражаясь от костей его спины, увлекая за собой узкую струйку тёмной жидкости, приобретая на своём нелёгком пути новую форму и размеры, В конце концов она нашла пристанище в светло-зеленой оштукатуренной стене.
Дэниел закричал.
Тело мальчика дёрнулось, потом упало набок, не сделав никакой попытки воспрепятствовать своему падению.
Сначала пола коснулось бедро, затем локоть, затем плечо, затем ухо.
Его колибри упала на пол вслед за ним с мягким стуком.
Дэниел уронил свой пистолет.
Дэниел посмотрел на мальчика, которого уже не было.
Он посмотрел на Майка, все ещё державшего пистолет перед собой.
Он увидел, как Майк закрывает глаза и исчезает.
Дэниел был один в комнате, полной тел.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Дэниел встал на колени рядом с крохотнейшим телом и ощутил.
Он ощутил, как слово «нет» эхом отдаётся в пустоте его груди.
Нет, этого не может произойти.
Нет, это невозможно.
Нет, он шёл слишком долго, чтобы найти его.
Нет, он не может потерять его во второй раз.
Нет, Майк не мог сделать этого.
Нет, Шон, прекрати это.
Нет, Шон, не смотри на меня так.
Нет. Пожалуйста. Нет.
Вспышка в памяти Дэниела озарила маленького потерявшегося мальчика в пелёнках. Мальчика, который пропал и спрятался в нижнем ящике своего столика, и заснул глубоким сном.
Тогда было легче, решил он.
Гораздо легче иметь дело с пропавшим, которого ты не можешь видеть.
Позади тела, из устья дыры, проделанной пулей в тонкой зеленой стене, маленькое облачко пыли клубком выпорхнуло в комнату, подобно извержению какого-нибудь подводного растения, опорожняющего семенные коробочки. Облачко поплыло в воздухе, ненадолго образовав маленький вихрь, потом, крутясь, осело на линолеум.
ТРИ УДАРА, И ТЫ ВНЕ ИГРЫ
Майк не помнил, как он проснулся.
Он лежал на кровати, глядя в окно своей комнаты в отёле. День был туманным.
Потом снаружи немного прояснилось, и в течение неопределённого времени он глядел на облака. Наконец он вылез из кровати и посмотрел вниз на изгиб реки Детройт, на город Виндзор, штат Онтарио, на том берегу – единственную территорию Канады, вспомнил он, которая лежит к югу от территории Соединённых Штатов. Майк понял, что находится в просторном люксе в Центре Возрождения. Отель «Вестин». Шестьдесят девятый этаж, не меньше.
Он заметил, что его указательный палец повреждён. Указательный палец левой руки. Отдалённая пульсирующая боль. Наверное, схватился за что-то. Здорово обжёгся. Но почему он не мог вспомнить, как?
Он увидел в зеркале своё обнажённое отражение и одежду – выстиранную, выглаженную и сложенную на краю кровати. На столе тёмного дерева стоял его ноутбук. И рядом с ним – пистолет. И тут он забыл о своём пальце.
Ох, бля.
Ох.
Бля.
Это не сработало.
Я все ещё жив.
Паника поднималась из живота, и он прикрыл рот обеими руками и подумал: что я сделал?
Он думал, что все будет кончено. Стёрто. И никому не придётся иметь дело с последствиями. Они все будут свободны. Шону не придётся вспоминать, что его отец ругался как сапожник и как он убил Клиндера. Пришельцы не будут больше донимать мальчика. Денни не будет помнить ничего. Ни похищение. Ни смерть. Он хотел избавить всех. Оставить все так, как есть.
Ох, черт.
Его ужасала и бросала в дрожь мысль о том, что Денни ещё может существовать где-то, ненавидя его и тоскуя по своему сыну.
Он сел на край кровати и попытался обдумать случившееся. Кио солгал ему? Нет, Кио говорил правду. Он верил Кио. Что-то пошло не так, как надо. Он опять чего-то не помнил. Почему это не сработало? Почему он не исчез, как By? Почему его не стёрли? Может быть, он перепутал что-нибудь в уравнении? Выпустил что-то из поля зрения?
Дерьмо!
Думай!
Он убил нескольких незнакомцев. И родственника: своего племянника. Это было ужасно. Но, по крайней мере, мальчику не придётся пройти через ещё один вариант Буффало. По крайней мере, от этого он его избавил.
Он долго смотрел на свой пистолет.
Правильно.
Ну конечно, подумал он.
Три удара, и ты вне игры.
Я ещё не убил кого-нибудь, кто мне нравится.
ЛЮБОЕ МЕСТО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ЗДЕСЬ
Дэниел не помнил точно, как он покинул компаунд. Что-то выключило его память. Что-то умерло.
У него в памяти не сохранилось ничего о том, как он поднимался на двенадцать уровней, как проходил через дым и развалины, переступая через тела, как выбрался к великолепному солнечному свету – неизменно великолепному солнечному свету. Тем не менее, должно быть, он сделал это. Должно быть. Он куда-то шёл.
Через какое-то время он заметил, насколько усталыми и израненными были его руки.
Через какое-то время он заметил, что на его руках была кровь.
Однако он шёл вперёд.
Через какое-то время он осознал, что на его руках Шон. Было очень важно, чтобы он принёс его куда-то.
Там была маленькая круглая женщина, толкающая перед собой коляску вдоль по тротуару. Она подождала, пока он поравняется с ней, и сказала:
– Постой-ка, дай-ка я понесу.
Дэниел посмотрел в её чёрные глаза и увидел в них доброту.
– Твои руки так устали, Денни.
Он посмотрел в её угольно-чёрные глаза и почувствовал доверие.
– Вы уверены? – спросил Дэниел. – Он тяжелее, чем кажется.
– Да, – сказала она. – Он большой мальчик. Но я сильнее, чем ты думаешь. – Ухватив его под мышками, маленькая женщина бережно взяла безвольное тело мальчика из его рук. Она поправила его и мягко поцеловала в белый лоб. – Я теперь возьму его. Не беспокойся. Он в безопасности.
– Куда вы его отнесёте? – спросил Дэниел.
– Домой, – сказала она, осторожно укладывая Шона на сумки в своей коляске и складывая ему руки на груди крест-накрест.
– И меня, – сказал Дэниел; голос его прерывался. Она обернулась.
– Ещё не сейчас, милый. Тебе нужен знахарь… Но знаешь, что я сделаю? – она дотронулась прохладным пальцем до середины лба Дэниела. – Я устрою так, чтобы ты в целости и сохранности добрался до Детройта. Детройт ведь лучше, чем здесь, не правда ли?
– Да, – отозвался он секундой позже. – Любое место лучше, чем здесь.
Она уходила вдоль по тротуару, толкая свою скрипучую коляску перед собой, когда Дэниел окликнул её:
– Эй! Она остановилась и обернулась.
– Я теперь знаю ваше имя.
– Ты всегда знал, – сказала она, улыбаясь.
– Спасибо, что навещали меня в госпитале.
– Не за что, – сказала она.
– Не вините Майка, – попросил он, плача. – Он был не в своём уме. Вы ведь не посылаете сумасшедших в ад, правда?
– Нет, конечно, – она посмотрела на него с неизмеримой симпатией. – Денни? – Он не ответил. – Дэниел, – повторила она резко.
– Что?
– Это ничего, что ты ненавидишь Майка, ничего страшного.
– Я ненавижу его. Это не значит, что я не люблю его.
– Ох, Денни, – сказала она печально. – Ты слишком хорош для этого мира.
Она подняла свою коричневую ладошку и схлопнула её три раза в знак прощального привета. И вслед за этим маленькая женщина, и её тележка, и мёртвый мальчик исчезли в белой волне тумана, которая текла вниз по улице, словно непокорное облако, уставшее парить в небесах.
Вскоре Дэниел был окутан прохладной, уютной дымкой.
БОУЛИНГ С ЙОРИКОМ
Майк изучал волдырь на кончике указательного пальца левой руки – в том месте, которым он прикоснулся к красной пуле. Он помнил боль, обжёгшую его при этом.
Потом он попытался воссоздать ход мыслей, благодаря которому он пришёл к своему отталкивающему решению. Он обнаружил, что не может этого сделать. Со стороны он выглядел просто человеком, сидящим на краю своей кровати, изучая свежую рану. Но внутри него происходили необъяснимые процессы – процессы, которые не имели никакого отношения к мышлению или логике. Предполагать, что мы понимаем, как делаются подобные выборы – ошибка. Называть их преднамеренными – неверно. Думать, что мы не принимаем таких решений ежедневно – глупость.
Майк загрузил компьютер и вышел в сеть. Поискал чаты. Просмотрел заголовки: Флиртующие копы. Хвалите Господа. Канал жестокости. Как использовать бессмертие. Приноровиться к счастью. Застрявшие на Третьей ступени. Превосходный омлет. Мультиоргазм. Невозможная Птица.
Невозможная Птица? Это ещё что такое? Любители птиц? Орнитологи? Клиндеровский форум? Он вошёл туда под ником «Мученик». И обнаружил, что читает бессмысленный набор бессвязностей, стопками громоздящихся на экране и разделённых паузами, подобно дадаистским блокам.
«Тревога на вышке. Обмен пассажирами в воздухе».
«Это экс-попугай!»
«Он скорбит о фьордах».
«Он никогда больше не сыграет на рояле».
«Его уволили по сокращению».
«Прошу прощения, – написал Майк, – что здесь происходит?»
«Новенький! Высотой в двенадцать часов!»
«Он не знает счета».
«Он играет в боулинг с Йориком».
«ЛОЛ».
«РОГЛ».
«ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, – написал Майк, – КТО-НИБУДЬ СОБИРАЕТСЯ МНЕ ОТВЕТИТЬ?»
«Его выдернули, как зуб!»
«ПРИВЕТ, НОВЕНЬКИЙ! КАПИТАЛИСТЫ СВИНЬИ».
«ЛОЛ».
«Привет, новенький. Что противоположно исправному?»
«Сломанное?» – написал Майк.
«ЛОЛ».
«РОГЛ».
«Противоположно раннему?»
«Противоположно быстрому?»
«Не понимаю, чего вы добиваетесь», – написал Майк.
«Он вышел в DOS!»
«Он предпринял слишком долгую прогулку по короткому пирсу».
Контакт. Майк вспомнил мрачную шутку про Джона Холмса, знаменитую порнозвезду, который умер от СПИДа: «По не зависящим от нас причинам штат был сокращён».
«Дошло», – написал Майк.
«Ну так заныривай, новенький!»
«Углубись в глубины!»
«Дядя Морт хочет тебя видеть!»
«Он упал и не может подняться».
«Он – Злая Ведьма Востока».
«Оценка его состояния сильно понизилась».
«Он – пожиратель курантов».
«Он мёртв», – написал Майк.
Пауза, повисшая в чате, была осязаемой. Ни одного каламбура. Ни одной шутки. Ничего. Цифра в правом верхнем углу экрана, показывающая число человек в чате, начала стремительно уменьшаться, как столбик засунутого в холодильник термометра. Двадцать пять. Двадцать два. Девятнадцать. Восемнадцать. Пятнадцать. Тринадцать. Девять. Семь. Пять. Три. Два. На несколько мгновений она задержалась на двух. Потом:
«Кто ты?»
«Майк».
«Я Донна. Как ты это сделал?»
«Что сделал?»
«Написал это слово».
«Ты имеешь в виду – смерть?»
Длительная пауза.
«Где ты живёшь?» – написала она.
«В Детройте».
«Правда? Я тоже».
Майк улыбнулся в экран своего ноутбука. Дело, похоже, было верняк. Все равно что пристрелить рыбу в бочке.
«Bay, – написал он. – Какое совпадение».
ГОСПОДИ! ТВОЮ МАТЬ!
Дэниел проснулся в незнакомой постели. Он чувствовал себя комфортно, он хорошо отдохнул. Радио играло умиротворяющую песню: «Брось судьбу на ветер». Снова и снова. Это, кстати, была одна из его любимых песен.
Немного погодя он стянул с себя покрывало и мгновенно понял, что находится в одном из «Мотелей-6». Они все выглядели одинаково.
Его одежда была вычищена и лежала стопкой в ногах кровати.
Дэниел замечал, что у всех гостиничных номеров свой собственный климат: или слишком тёплый, или слишком холодный, среднего не бывает. Этот был слишком холодным. Одевшись, он встал посреди комнаты и стоял так в течение неопределённого времени.
Он выключил успокаивающее радио.
Он раздвинул белые шторы и увидел, что его серебряный «вольво» припаркован под окнами. Он узнал эту улицу: это была Эйт-Майл-роуд, отделяющая Детройт от пригородов.
Он был дома. Он не имел представления, как добрался досюда.
Из маленькой кухоньки доносился запах кофе. Он налил себе чашку и прихлёбывал, вспоминая умершего Шона в их кухне – его кухне. Рассматривающего список покупок, составленный его матерью. Написанный на листе пластика чёрным смывающимся маркёром. Он так и остался здесь после Диснейленда. После того, как она их покинула. Сделанный в последнюю минуту список вещей, которые понадобятся им для поездки во Флориду.
Тёмные очки.
Крем от загара.
Тормоза?
Шону – таблетки от свища. Безалкогольные.
Паззлы.
Питательные батончики.
Её последний список.
Он вспомнил: умерший Шон протягивает руку и стирает список, пока пластик не становится совершенно чистым. Потом смотрит на кончики пальцев: они испачканы чёрным.
Покупки. Вот чем занималась Джулия, когда была в депрессии. Хождение по магазинам всегда делало её счастливой.
Что если я был бы счастлив? – думал Дэниел. – На что это было бы похоже?
Он решил, что, возможно, ему стоит попробовать сделать вид, что он счастлив. Носить эту огромную чёрную ночь внутри и вести себя, вести себя так же, как остальные мертвецы – делая вид, что они живы. Ходить по магазинам. Это выглядело довольно разумным планом.
Он поехал на Восточный рынок. Там было не так много народу, как обычно. Он часто ходил сюда с Джулией. Он помнил эти запахи. Он купил пакет тёплых пончиков и попробовал один из них, потом ещё толстый ломоть швейцарского сыра в полиэтиленовой обёртке – чертовски хороший сыр. Он поедал все это, бродя от лотка к лотку и глядя, как фермеры играют в шашки на задних дверях своих помятых грузовиков. Салфеточки, любовно вышитые фермерскими жёнами. Тюльпаны – в горшочках и300
обёрнутые в красную алюминиевую фольгу – великолепная демонстрация цвета, аромата и веселья. И запах этих свежих фруктов, этих овощей, и загорелые обветренные лица людей, живущих на природе. Но, разумеется, их земли были бесплодны, и этот урожай был тщательно подобранным комплектом изумительно правдоподобных подделок. Они были лабораторными крысами, нажимающими рычаги удовольствия до тех пор, пока не умрут от истощения. Телевизионными маньяками, смотрящими свой любимый фильм снова, и снова, и снова.
Прекрати, подумал он. Ты счастлив.
Это не повесть, и ты не должен выявлять скрытые культурные предрасположенности текста. Посмотри на этих людей, сказал он себе. Посмотри. И он посмотрел. И то, что он увидел, было удовлетворённостью. Умершие люди наконец делали ту работу, которую они хотели делать всю свою жизнь. Эти немногочисленные мёртвые фермеры и мёртвые продавцы, мёртвые лавочники и мёртвые мясники, мёртвые садовники и мёртвые ремесленники были здесь потому, что они хотели этого. Они любили свою работу. Выбрали они её по привычке или по призванию – они любили её. Кто он такой, чтобы подвергать сомнению их радость? Он был счастлив. Эта женщина не была убита собственным сыном. Этот мужчина не спрыгнул с крыши собственного дома. Эти дети не утонули в трейлере своего отца, когда тот спустил его под откос в реку Детройт, чтобы получить страховку.
Прекрати.
Ты счастлив. Прекрати.
Он заметил, что у всех были маленькие выпуклости в карманах джинсов или курток. Птицы, подумал он. У всех были птицы, кроме него.
Где была его птица?
Кто он такой?
Кем он был теперь, когда никто не нуждался в нем?
– Не верю своим глазам, – произнёс какой-то человек.
Дэниел посмотрел на него.
– Это ты! – сказал человек. – Вот так сюрприз, черт возьми!
Дэниел посмотрел на него.
– Ты помнишь меня? – сказал толстенький невзрачный коротышка. – Первые тринадцать рядов. Держись подальше от крыльев.
Дэниел посмотрел на него.
– В самолёте, чувак, в самолёте! Дэниел вспомнил.
– Это круто. Это потрясающе. Смотри, тут суть в чем, ты, похоже, должен был найти меня, потому что – знаешь что? – ты единственный, кто не менял места. Несчастных случаев не существует. Это все неспроста.
Человек взял его руку и пожал её.
– Чего-то ты какой-то прибалдевший, чувак, – он взглянул на пакет в руке Дэниела. – Перебрал пончиков?
Дэниел так и не смог воссоздать в памяти, каким образом парень уговорил его зайти к нему домой. Он выглядел безобидным. И сказал, что Дэниел может присесть. Присесть – это звучало заманчиво. Он устал. И это было совсем недалеко. Маленькая промозглая комнатка над магазином со всякой импортной чепухой, выходящая окнами на Восточный рынок. Чёрный неприбранный диван стоял под окном, из которого открывался вид на безобразнейшее изображение цыплёнка, какое Дэниел когда-либо видел. Голый деревянный пол. Множество свечей. Пепельница, полная бычков. Расположение вещей в комнате предполагало некий фокус – все они были беспорядочно сгруппированы вокруг стереосистемы, стоящей в углу. Стопки и стопки громоздящихся друг на друга кассет, тщательно подписанных мелким почерком. Все было чёрным. Детали стереосистемы, полки, колонки – все. Кроме большого белого попугая, сидящего на жёрдочке в большой позолоченной клетке в углу. С большим красным пятном, расползшимся по хохолку.
Имя человека было Энди. Имя птицы было Эл.
– Скажи «хай», Эл.
– Не стрелять! – сказала птица. Будто горло прополоскала.
– Скажи «привет», Эл.
– Отвали!
– Скажи «хорошая птичка», Эл.
– Твою мать!
Энди пожал плечами.
– Он очень хороший попугай, но он ещё не очень хорошо приручён.
Энди заварил ему чаю, от которого у него немного прояснилось в голове. Он настоял на том, чтобы Дэниел сел на диван, в то время как сам он расхаживал по комнате и жестикулировал, жуя пончик. Когда он говорил, то двигал руками так, словно вытягивал мысли откуда-то из воздуха. Попугай голодным глазом косился на пончик.
– Это твоя птица? – спросил Дэниел.
– Теперь моя, – сказал Энди, изучая надкушенный пончик в своей руке. – Только что купил у какой-то лилипутки на рынке, – он заметил выражение на лице Дэниела. – Ох, ты подумал… нет! Расслабься, чувак, я не какой-нибудь Перешедший или что-нибудь в этом роде. Я забросил всю эту птичью дребедень много лет назад, – Энди покачал головой. – Жулики и ипохондрики. Вот кто они все. Никакой прямоты. Никакого завода.
Птица прокаркала:
– Молокосос!
– Заткнись, Эл, – сказал Энди с набитым ртом. Он проглотил остатки пончика и стряхнул крошки с рук. – Они все цыплята. Они не могут следовать за Богом до логического предела. Не могут перейти на ту сторону.
– Что это значит? – спросил Дэниел неохотно.
Энди кивнул. Он кивнул. Он подошёл к столу с плёнками, с почтением пробежал пальцем по корешкам дюжины кассет и выбрал одну из них с ликующим выражением на лице.
– Вот это – настоящая вещь. Это не эти херовы личины, что мы носим каждый день. Это – свидетельство. Кто мы такие. Что мы чувствуем. Куда мы идём. У меня здесь весь комплект.
Энди засунул чёрную кассету в щель, и Дэниел приготовился услышать музыку.
Но зазвучали слова.
Разговаривали двое. Мужчина и женщина. Они говорили на каком-то жаргоне.
И подозрительно знакомый шорох, сопровождающий их голоса. Что, Энди не верил в «Долби»?
«Допплеры совсем слетели с катушек».
«Четыреста восемьдесят шесть? Не может быть».
«Сними рапорты из Денвера».
Звук открывающейся и закрывающейся двери.
«Кофе остыл».
«Хочешь ещё?»
«Спасибо, Джилл, но если я выпью ещё, мне придётся открывать окно».
Смех.
«Плешивый тебя ещё беспокоил?»
«Не-а, он сразу стал смирным после того, как я пофлиртовала с его япошкой и налила ему ещё один скотч».
«Жопа с ручкой. Думает, что это он хозяин самолёта».
«Он говорил, что работает на правительство».
«Такой шутки я ещё не слышал».
Смех.
– Иди ты, сука! – пронзительно закричала птица.
Женщина на плёнке сказала:
«Представляешь, он обозвал меня сукой».
«Если он будет снова доставлять тебе проблемы, я скажу охранникам».
«Спасибо».
Энди нажал кнопку перемотки вперёд, улыбнулся и подмигнул Дэниелу.
«Спускаемся до десяти тысяч футов. Последи за закрылками, хорошо?»
«Система в порядке. Денвер примерно в шести минутах».
«Помнишь, как я пригласил тебя потанцевать, Джилл?»
«Ты плохо танцуешь».
«У меня лучше получается в горизонтальном… Что это было? »
Пауза. Шум.
«Черт, проверь дублирование».
«Денвер, это борт двести двадцать четыре, у нас… »
«… Дерьмо!»
«Дай я сделаю!»
Женщина:
«Тебе помочь?»
«Заткнись».
«Зацепил! Зацепил!»
«Нет».
«Держи так. Держи его крепче».
Бесконечная пауза, в течение которой птица вскрикнула: «Пристегнуть ремни!»
Затем голоса, говорящие быстро, перекрывая друг друга.
«Денвер это двести двадцать четвёртый повторите».
«Держи! Держи его!»
«Джилл? Прости ради бога!»
«Держи, черт бы тебя побрал».
«Выше! Выше! Ты можешь!»
«Подожди!»
«Нет!»
«Господи!»
«Нет!»
«Твою мать!»
«Боже!»
«Не-е-ет!»
Пауза.
Шёпот. «Мама, я люблю тебя».
Тишина.
Пока не раздался голос птицы:
– Как насчёт поспать?
Дэниел закрыл глаза. Он проглотил сгусток слюны. Он открыл глаза, когда услышал, что Энди остановил плёнку.
– Это моя любимая. Слушаю её постоянно, – он мрачно улыбнулся. – Эл от неё с ума сходит. Но, чувак, это ведь даже не лучшая из них! Они у меня все, весь комплект. Все записи чёрных ящиков, какие когда-либо производились! – он сложил руки на груди. – Мой дядя работает в исследовательском центре FAA[61]61
FAA– Федеральная Администрация Авиации
[Закрыть]. Я поставляю ему первоклассную дурь. А он даёт мне вот это. Мы коллекционеры.
– Коррекционеры! – сказала птица.
Рука Энди скользила по стопке чёрных кассет.
– Вот это вещь, чувак, – сказал он. – Вот это вещь. Знаешь что? – он свёл ладони вместе, словно собираясь молиться. – Они все одинаковые, – он улыбнулся и кивнул. – Как программа, которую какой-нибудь сетевой хакер переписывал снова и снова, – он хихикнул. – С маленькими вариациями, чтобы сбить с толку предков. У меня весь комплект… Все до последней, – он засмеялся. – И они все одинаковые!
Он опять сделал этот жест руками.
– Господи!
Он сделал его снова.
– Твою мать! И снова.
– Мама! – проорал он в потолок.
Птица в совершенстве сымитировала одобрительный свист, как если бы в комнату вошла хорошенькая женщина. Дэниел быстро поднялся и пошёл к двери.
– Подожди, – сказал Энди, хватая его за руку. – Я не хотел испугать тебя.
Дэниел посмотрел в его лицо: надежда и радость.
– Как ты не видишь, чувак? – сказал Энди. – Это что-то значит.
Дэниел скатился вниз по ступеням, не оглядываясь. Энди позвал с верхушки лестницы:
– Ты не понимаешь! Это прекрасно!
– Ну как, мы все развлекаемся? – спросила птица; её скрежещущий голос эхом разносился по лестничному пролёту. – Развлекаемся?
Пробежав три квартала, Дэниел остановился перевести дыхание и облокотился на загон с козами. Их глаза были жёлтыми. Слепой чёрный гитарист перестал дёргать струны и сказал хриплым голосом:
– Дыши глубже, браток. Дыши глубже.
