Текст книги "Невозможная птица"
Автор книги: Патрик О'Лири
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
ПЕРЕШЕДШИЕ
Человек аккуратно положил голубую брошюру на стол перед Дэниелом. Это был один из клиндеровских «священников». Нагрудный карман его лабораторного халата оттопыривался, как будто в него были засунуты смятые купюры.
– Это наша настольная книга. В ней объясняется все. Шон сел к Дэниелу на колени и закатил глаза:
– Ох, это такое занудство!
То, как книга была передана ему – торжественно, словно это было Святое Писание – напомнило Дэниелу один из любимых кадров Майка: сцена в библиотеке в «Гражданине Кейне»[43]43
«Гражданин Кейн» – фильм с Орсоном Уэллсом
[Закрыть], когда репортёру, который искал Роузбада, предлагают священные мемуары мистера Бернштейна.
По в этой комнате, глубоко в недрах компаунда, не было ничего от величия этой библиотеки – ни мрамора, ни колонн, ни гигантского стального купола, ни столбов света из окон. Это была комната для совещаний – такая же простая, белая и функциональная, как любая комната в университете.
– Это та самая, которую меня просили проанализировать?
– Сэр? – озадаченно переспросил другой человек, сидящий в дальнем конце длинного коричневого стола.
– Боже мой, в этом месте хоть кто-нибудь с кем-нибудь разговаривает?
Шон поёрзал у него на коленях. Дэниел погладил его по голове и открыл тоненькую голубую книжицу.
ДВЕНАДЦАТЬ СТУПЕНЕЙ ПЕРЕХОДА
Джоэл А. Клиндер
I. Явление
Перешедший медлит у входа. Не в силах отцепиться от своего прошлого, он бессознательно связывает себя с остатками Предыдущей Жизни.
II. Отрицание
Перешедший продолжает существовать, как если бы ничего не произошло, находя оправдания любому несоответствию между окружающей реальностью и прошлым.
III. Самообман
Перешедший соружает хитроумные объяснения для существующего положения вещей. Часто он фиксируется на мифологизации прошлого или тяготеет к экстремальным точкам маниакального спектра – от параноидальной до паранормальной.
IV. Торговля
Чтобы предотвратить подавляющее чувство перемещенности, Перешедший усваивает некоторое количество ритуализированных маниакальных привычек (См. «Магическое мышление» и «Поклонники»).
V. Горе
Потеря смертности – вещь, к которой непросто адаптироваться. Любая модель поведения, используемая Перешедшим для осознания своего существования, основана на взгляде сквозь призму времени – его привычном видении, которое было условным. В мире, лишённом предельных сроков, последствий, окончаний – в мире без часов – у Перешедшего нет последовательной парадигмы, с помощью которой он может судить о своих действиях и решениях, оценивать себя. После того как предыдущие способы справиться с ситуацией оказываются бесполезными, он начинает по-настоящему ощущать свою утрату.
VI. Обвинение
Перешедший увязает в комплексах, таких как месть, ни на кого не направленная враждебность, экзистенциальный гнев. Он ищет козла отпущения, объект, который можно обвинить. Результатом чего может стать…
VII. Насилие
Недолго длящееся и бесполезное заблуждение, которое, к счастью, лишь немногие Перешедшие пытаются действительно воплотить в жизнь (См. «Корректоры»).
VIII. Ступор
Истощённый предыдущими стадиями, Перешедший подвергается странному психическому параличу. Он предпочитает не двигаться, не говорить, не иметь дела ни с чем хотя бы отдалённо человеческим. Он предпочитает ничто. Избегайте таких людей. Они представляют собой обманчиво могущественные средоточия негативной энергии.
IX. Любопытство
В мире, где нет счётов, подавленных желаний, ненужного страдания и страха, Перешедший может искать неизведанных доселе миров развлечения и свободного времяпрепровождения. Это может оказаться благодатным занятием: неисследованные территории наносятся на карту, неожиданные возможности изучаются. Хобби становятся постоянным занятием.
X. Экстаз
Перешедший чувствует заполняющую его радость. Он становится Наслаждающимся, и его общества желают многие. Он устраивает вечеринки; он смеётся; он шутит; он занимается сексом.
XI. Приятие
Ты мёртв. Ты будешь мёртв ещё долгое время. Добро пожаловать на борт.
XII. Воссоединение
Переживание новых встреч со своими прежними знакомыми и любимыми людьми может стать моментом обновления, ради которого живут все Перешедшие. Потрясение от этого опыта не должно недооцениваться.
Дэниел закрыл книгу. Шон заснул, сидя у него на коленях.
– Ничего более бредового я в жизни не читал.
Лаборант сказал:
– Отрицание.
– Должно же быть лучшее объяснение, чем это?
– Самообман.
Дэниел опять раскрыл брошюру.
– Двенадцать ступеней. Почему всегда двенадцать ступеней? Только раз в жизни я, кажется, видел тринадцатиступенную программу.
Лаборант промолчал.
– Слово «сооружает» написано с ошибкой, – добавил Дэниел.
– Торговля, – сказал тот.
– Прекратите это! Я прочёл книгу! Что, черт побери, значит «Перешедший»?
– Один из вновь посвящённых мёртвых.
– Вы хотите сказать, что все здесь… – он сделал попытку произнести это абсурдное слово. – Я чувствую запах волос моего сына! Я могу чувствовать, как бьётся его сердце. А как насчёт Рэчел? А как насчёт – я только недавно разговаривал с моим старым школьным другом Джорджем. Вы хотите сказать… кадавры, которые ходят от дверей к дверям?
Лаборант прочистил горло и сел за стол напротив Дэниела. Он вытащил миниатюрный компьютер из кармана халата и нажал несколько кнопок.
– Рэчел?
– Рэчел Линдсей. Мой парикмахер.
– Детройт, я полагаю?
Дэниел кивнул.
Тот впечатал имя одним пальцем.
– Рэчел Линдсей. Отрицание. Умерла от рака месяц назад.
Дэниел посмотрел на человека в халате. Тот осведомился:
– Джордж?
– Джордж Адамс, – слабым голосом сказал он. – Мы вместе бежали эстафету.
Клик. Клик, клик, клик, клик, клик.
– Джордж Адамс. Самообман. Умер от передозировки наркотиков. Восемь лет назад. Они все мертвы. И все они здесь. Каждый из тех, кто умер за последние десять лет, находится здесь.
Шон открыл глаза и сказал:
– С тысяча девятьсот девяностого.
Другой добавил:
– Вот куда подевались все толпы, если вам это бросилось в глаза.
– Вы… – Дэниел прилагал все усилия, чтобы не выругаться. – Что вы тут устроили?
– Успокойся, – сказал Шон.
– Обвинение, – сказал лаборант, и Дэниелу захотелось врезать ему по лицу. – Вы, возможно, испытываете желание ударить меня.
– Заткнись!
– Гнев и насилие. Вы очень быстро продвигаетесь.
– Я ломал мебель, – признался Шон.
Лаборант подтолкнул по столу в направлении Дэниела какую-то вещь. Она скользнула по поверхности и остановилась рядом с его рукой: серебряная зажигалка «зиппо», прикреплённая скотчем к пачке «Салема».
– Добро пожаловать на борт, – сказал лаборант.
Дэниела охватило внезапное чувство невесомости. Как будто он в любой момент мог поплыть к потолку и зависнуть там, как ускользнувший на празднике воздушный шарик. Он вцепился в сына, как если бы это был его балласт. Он ощущал тепло головы Шона, его невозможно гладкую щеку. Это, должно быть – что? Ступор? То, что он знал, что именно он ощущает, не делало никакой разницы. Он не чувствовал ничего. Ни печали. Ни голода. Ни боли. Его тело потеряло все свои аппетиты и желания. Оно могло быть телом кого угодно.
Поворачивай до отказа, подумал он. Это была фраза из прошлого: техническое выражение, его употребил как-то дядюшка Луи, когда они чинили штемпелевочную машину. «Бери семь на шестнадцать и крути до отказа», – наставлял он. Вот на что это похоже. Болт, который не может держаться крепче, чем есть. Его уже не провернуть.
– Нам надо поспать, – сказал ему сын. Его голос был отдалённым – воспоминание о другом времени. Как будто он находился в другой комнате, а не у него на руках.
Спать – это звучало хорошо. Это звучало чертовски хорошо.
Дверь открылась, явив взгляду Клиндера и Такахаши, спорящих о чем-то в холле; доктор, покрытый потом, держал толстую руку на дверной ручке, его пижама сверкала блёстками, как костюмы Майкла Джексона.
– Верни его, черт вас всех подери! – говорил Клиндер. – Мы будем работать над книгой.
Получивший выговор Такахаши кивнул и скрылся из вида.
– Какая ступень? – рявкнул Клиндер, входя в комнату.
– Девятая, – отвечал лаборант.
– Великолепная работа, – Клиндер подошёл и остановился рядом с Дэниелом. Его рукава и плечи были покрыты мерцающими алмазами. – Дэниел! У меня для тебя очень хорошие новости. Я собираюсь сосчитать от пяти до одного. После этого я щёлкну пальцами, и ты проснёшься. Готов? Начали. Пять, четыре, три, два, один.
Щёлк!
Дэниел моргнул. Он заметил, что плечи Клиндера были покрыты мелкими осколками стекла.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Клиндер.
Дэниел зевнул.
– Я устал.
– Просто ты был под гипнозом. Это ускоряет стадии перехода.
– Под гипнозом?
– Совершенно верно.
– Но я все помню. – Они имели в виду дневник Майка. Те люди в зеленой комнате. Теперь он знал это. Они очень осторожно расспрашивали об этом. Почему дневник так беспокоил их? Что это за скандал, которого они так боялись? Дэниел потёр глаза и снова зевнул.
– Вы сказали что-то про «хорошие новости».
– Да, сказал, – кивнул Клиндер, садясь на край коричневого стола. Он прикурил сигарету от серебряной зажигалки «зиппо», помедлил, наслаждаясь затяжкой и паузой. Потом выпустил слова вместе с клубами дыма: – Твоя жена жива.
Как будто шарик с конфетти лопнул в его груди. Больше чем облегчение, больше чем удовольствие, больше чем радость – он и не предполагал, что может чувствовать себя так хорошо и при этом ощущать такую слабость. Или, возможно, прошло столько времени с тех пор, как он чувствовал что-то похожее на радость, что она ошеломила его, заполнив внутренний вакуум, как глоток чистого кислорода. Это была надежда. Она была недалеко!
Но как это могло быть возможно?
Клиндер сказал:
– Экстаз.
– Что? – спросил Дэниел.
– Все, что тебе нужно делать – это ждать её. Способен ли ты на это, Дэниел? Способен ли ты ждать?
Какой глупый вопрос, подумал он. Это было гораздо лучше, чем не ждать ничего. Клиндер сказал:
– Настало время представить тебя твоей матери.
КАК КРОШИТСЯ ПЕЧЕНЬЕ
У Майка было такое чувство, будто его сопровождает президентская автоколонна.
Большие чёрные «линкольны», по два в ряд. Неспешно катящиеся по дороге 101. Первый раз в жизни он ехал в «линкольне» с незарешеченными окнами. Огромный китаец по имени By, положив дробовик на заднее сиденье, попросил Майка дать ему свой пейджер.
Майк протянул.
By сжал коробочку в кулаке (пейджер хрустнул) и вышвырнул в окно.
– Добро пожаловать на борт, – сказал он.
– Куда мы едем? – спросил Майк.
– В Святое Сердце.
Святое Сердце оказалось покинутой католической школой. В нем было, должно быть, около сотни людей, все они были одеты в кладбищенски-чёрные одежды. Это было похоже на приют для людей в состоянии депрессии; обитатели передвигались с угрюмой целенаправленностью. Некоторые из них переносили оружие из одних классов в другие. В гимнастическом зале по всему пространству баскетбольной площадки были расставлены койки. В дальнем конце была оборудована сцена для собраний. В углу шла демонстрация применения стрелкового оружия. By помахал молодой женщине с длинными светлыми волосами, которая рисовала мелом на школьной доске белый контур человеческой фигуры. Она улыбнулась By и продолжила урок. Когда она потянулась, чтобы нарисовать голову, её чёрная футболка задралась, обнажая живот с ямкой пупка.
Повернувшись к классу, она спросила с мягким южным акцентом:
– Ну, кто скажет мне, где находятся три точки для чистого выстрела?
Один человек поднял руку.
– Позади уха.
Блондинка кивнула.
Пожилая женщина подняла руку.
– Да, Кей?
– В основании шеи.
Женщина кивнула. Подождала немного.
– Ну, кто ещё? – она вздохнула и сказала: – Да ну же, люди! Прямо в сердце!
Маленькая группа захихикала, в замешательстве глядя в пол.
Блондинка положила руки на бедра.
– Так, а где у нас сердце?
Пристыженные ученики прижали руки к левой стороне груди.
– Супер! — воскликнула блондинка.
Длинный худой человек сидел, читая чёрную Библию. Другой человек, в чёрной футболке, показывал нескольким женщинам, как чистить винтовку. Дот подвела Майка к большой алюминиевой кофеварке, установленной на столе, покрытом белой бумажной скатертью; рядом с ней стоял поднос с «Oreo»[44]44
Oreo– вид печенья
[Закрыть]. Она налила ему чашку, подала и посмотрела на него.
– Что такое? – спросил Майк.
– Кто учил тебя манерам?
Он понятия не имел, о чем она говорит.
– Я налила тебе чашку кофе.
– И что?
– И что в таких случаях происходит?
Странный вопрос. Майк подумал обо всех тех чашках кофе, которые ассистенты приносили из съёмочную площадку. Он потратил лишь одну горячую минуту, чтобы научить команду, какой кофе он любит. После этого они запомнили навсегда: много сливок. Без сахара. Он любит такой кофе. Черт, ему это было необходимо. Двадцать семь дублей в день. Актёр, прекрасно справлявшийся на пробах, а на площадке не способный найти своё место и читающий одну строчку вслух, а другую про себя. Облачный фронт, грозящий накрыть тенью всю площадку и отправить всю долбаную непрерывность к чертям собачьим. Представительница заказчика, посматривающая на часы, барахлящая дождевальная установка – у него было о чем подумать в день съёмок, так что он принимал как само собой разумеющееся, что кто-то берет на себя заботу о том, чтобы приготовить ему кофе.
– Что-то я тебя не пойму, – сказал Майк.
– Хм-м, – протянула Дот, наливая и себе из краника и заворачивая несколько «Oreo» в салфетку.
Взяв с собой свои чашки и печенье, они направились в угол комнаты, где стояли складные стулья. Свет проникал внутрь сквозь высокие окна, забранные частой стальной решёткой, чтоб защитить их от ударов мяча. Заглянув под сцену, он увидел нечто вроде выступа, покрытого плотной темно-бордовой материей – складные скамейки, такие же, какие были в спортзале его школы; их составляли вместе в сложенном виде, как карточки в картотечном ящике. Тяжёлый запах пота и грязных носков. В углу – списанная зенитная установка, бордовая с белым. Над сценой висели флаги – ГОРОДСКИЕ ЧЕМПИОНЫ 1987, 1988, 1989. Кто-то нарисовал на кирпичной стене распятие в современном стиле. Хипповатый Христос с аккуратно подстриженной бородкой, одеяние в виде разноцветных граней. Что-то вроде рисунков кубистов. Стигматы были нарисованы с большим вкусом.
– Почему вы выбрали это место? – спросил Майк.
– Оно используется ещё и как арсенал. Здесь почти неограниченный запас боеприпасов.
– Только не надо пытаться втирать мне очки.
– Прямо под ризницей часовни, – пожала плечами Дот. – Ты хочешь узнать, что здесь происходит?
– Конечно.
– Клиндер успел тебе что-нибудь рассказать?
Пересказывая вкратце бредовую теорию доктора, он смотрел на своё двойное отражение в её широких изогнутых очках и гадал, какого цвета у неё глаза. Он заметил, что карман её чёрного платья оттопыривается. Носовой платок? Пистолет? Заканчивая, он сказал:
– Это была тупейшая история из всех, какие я когда-либо слышал. Колибри. Пришельцы. Виртуальная жизнь после смерти.
Дот запила «Oreo» глотком чёрного кофе.
– Это правда, – сказала она.
Майк посмотрел на неё.
– Все, что говорил тебе Клиндер – правда до последнего слова.
– Тогда почему же вы не на его стороне?
– Мы не хотим идти за Крылатым, – сказала она, усмехнувшись. – Он жулик.
– Но ты же только что сказала, что веришь во всю эту херню насчёт колибри.
– Это как со священным писанием. Мы верим, но интерпретируем это по-другому, – она улыбнулась и положила ногу на ногу. – Как тебе кофе?
Он уставился на пластиковую чашку с дымящимся напитком. Он ещё ни разу не отхлебнул его.
– Превосходно.
– Нет, серьёзно. Как он тебе нравится?
Кофеманка, подумал он. Как там называла эта маленькая французская переводчица таких людей? Тех, кто наслаждается? Снобов? «Connoisseurs»[45]45
Connoisseur(фр. ) – знаток, гурман
[Закрыть]? Он не мог вспомнить её голос.
– Хороший, – сказал он.
Она наклонилась к нему.
– Майкл. Возможно, ты думаешь, что я просто разыгрываю гостеприимную хозяйку. Это не так. Я задаю тебе серьёзный вопрос.
Ну что ж. Он отхлебнул. Он проглотил. Он посмотрел в чашку и увидел отражение своего носа и глаз в тёмной жидкости. Это никак нельзя было назвать чашкой хорошего кофе. Это была, возможно, лучшая чашка кофе из всех, что ему довелось попробовать за всю жизнь.
– Это… – он выдохнул и запнулся в поисках подходящего слова. – Это великолепно.
Дот откинулась назад и улыбнулась.
– Лучшего ты никогда не пробовал?
– Точно.
Она протянула ему «Oreo».
– Попробуй это.
Он взял его, понюхал и откусил. Вкус какао взорвался у него во рту. Печенье чудесно хрустело – оно не было ни слишком сухим, ни слишком твёрдым. Сандвич со вкусом ванили был настоящим вихрем острого удовольствия. Как если бы он первый раз в жизни пробовал мороженое. Как если бы он опять был ребёнком.
– Бове мой, – сказал он с набитым ртом.
– Нравится?
– Вошхишишельно.
– Лучше ты никогда не пробовал? Он посмотрел на неё и проглотил.
– Кто вы, ребята? Шеф-повара в гурманском клубе, подрабатывающие по ночам убийствами?
– Ты ведь не очень часто ешь в последнее время, не так ли?
Это было правдой. После джунглей он потерял аппетит. Он не мог припомнить, когда ел в последний раз. Это его немного беспокоило, но, в конце концов, еда никогда не стояла у него на первом месте.
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Здесь все так же вкусно.
– Вся ваша пища? Неудивительно, что у вас так много последователей.
– Нет. Не наша пища. Вся пища. Каждый персик. Каждый хот-дог. Каждая тарелка супа. Откуси кусочек клубничного торта – ты будешь думать о нем часами.
В это было трудно поверить.
– Ты мне не веришь? – она улыбнулась. – Я вижу, ты давно не занимался сексом. Я могла бы доказать тебе, но это, пожалуй, лучше будет сделать с кем-нибудь, кто тебе нравится.
– Я здесь чего-то не понимаю.
– Здесь так со всем, – она окинула взглядом гимнастический зал. – Каждый день. Каждое ощущение. Абсолютное совершенство. Как будто наши вкусовые рецепторы были усовершенствованы. Они пытаются дать нам все, что мы пожелаем. Пытаются предугадать любое из наших требований. Они не выносят нужды. Ты никогда не замечал ничего такого?
– Нет, – признался он. – Клиндер сказал, что пришельцы изгнали из мира смерть.
– Что ж, мы приносим её обратно, – сказала Дот. – Мы ведём войну, Майк. Мы – партизаны на оккупированной территории. Мы – киллеры.
– Но почему?
– Потому что это извращение. Колибри просто кормятся нами. Мы – их «Oreo». Их снедь. Мы – их любимое лакомство. И мы хотим, чтобы они подохли с голода.
– И поэтому вы убиваете?
– Убийство – единственное оружие, которое может их остановить. Мы пытаемся создать парадокс. Мы убиваем некоторое количество людей, приносим некоторое количество страдания в эту маленькую утопию, и она перестаёт быть раем. Они должны выбросить нас за борт.
– И они делают это?
– Они делают это. Вот почему нас все меньше. Этот спортзал раньше бывал полон. С каждым человеком, которого мы убиваем, мы становимся ближе к свободе. Мы начали друг с друга. Потом мы перешла на близких, тех, кого мы любим. Потом – чужие люди. Сейчас мы действуем наудачу.
– Наудачу.
– Любого человека, в любое время.
– Господи, да ты не шутишь!
– Думаешь, мы сошли с ума?
– Нет, конечно нет! Это замечательный план. Стреляешь в кого попало не глядя, пришельцев это в конце концов задалбывает, и они вышвыривают тебя из своего рая к чёртовой матери.
Иисусе, почему я сразу не подумал об этом?
– Здесь все немного не так просто. Существуют определённые правила. Чтобы тебя вышвырнули – стёрли, как мы это называем, – необходимо убить трех человек. Незнакомого человека. Кого-нибудь, кто тебе нравится. И кого-нибудь из родственников.
Майк почти готов был рассмеяться. Он не хотел вникать в смысл всего этого. Когда он пытался вникнуть в смысл, его начинало тошнить.
– И сколько времени вам понадобилось, ребята, чтобы вычислить это?
– Годы.
– А что происходит с теми людьми, которых вы убиваете?
– Они возвращаются.
И все же он не смог удержаться. Он начал смеяться, и смеялся добрых несколько минут. Люди в спортзале стали оглядываться, интересуясь, в чем была шутка.
– Ты ведь не узнал меня, верно?
Она сняла свои тёмные очки, и Майк перестал смеяться.
– Выстрел в голову, – сказала она.
Это была женщина в розовом джемпере. Та женщина, которую он убил. У неё не осталось даже шрама.
Майк несколько раз сглотнул. Из всех ужасов, которые встречались на его пути в последнее время, это было наихудшим. Он обнаружил, что с трудом может заставить себя взглянуть ей в глаза.
– Никогда не удивлялся, что можешь произносить это слово? – спросила Дот. – «Смерть»? Далеко не все могут. Клиндер может. Некоторые из нас могут. Это птички нас запрограммировали, на глубоком уровне. Вроде табу, – Дот опять надела очки. – Ты можешь произнести его, потому что ты убивал.
С минуту помолчав, он сказал:
– Ты принимала меня за моего брата.
– Да. Прости. Здесь мы прокололись.
– Вы хотели убить его.
– Да.
– Почему?
– Мы пытались спасти тебя.
– От кого?
– От него. Он будет пытаться убить тебя.
– Но зачем ему это?
– Для Перешедших это единственный способ победить.
Майк обхватил голову руками. Его мозг перешёл тот предел, на котором ещё было возможно какое-то сцепление между мыслями, и теперь они скользили беспорядочно, как яйцо по тефлоновой сковородке. В этом не было смысла. Такахаши сказал: если хочешь жить, найди своего брата. Зачем ему было посылать меня искать Денни, если он думал, что Денни собирается меня убить? И – господи боже, да Денни не способен обидеть и муху! Неужели они не знают этого?
Наконец Дот сказала:
– Майк? Ты спросил меня о том, что происходит с нашими жертвами, но ты так и не поинтересовался, что происходит с убийцами.
Его ум был оглушён, и голова кружилась от ужаса.
– Что? – спросил он через силу. – Что происходит с убийцами?
Она позвала через весь зал:
– By!
Огромный китаец подошёл походкой тяжеловеса, как будто держал под мышками две подушки.
– By, ты сейчас на какой отметке?
– Два, – сказал он с гордостью.
– Скажи ему, – велела она.
By пододвинул стул и сел на него задом наперёд, скрестив мясистые руки на спинке.
– Парень на роликах на Венис-Бич. Моя жена, – он увидел выражение лица Майка и добавил: – Чистые выстрелы.
Дот пояснила:
– Он имеет в виду, что они не испытали боли – или почти не испытали. Скажи Майклу, что случится, когда ты убьёшь кого-нибудь из тех, кого любишь?
Он улыбнулся.
– Дембель. Меня стирают.
Она протянула ему свой пистолет.
– Выбирай.
Его глаза расширились, он взял пистолет.
– Это правда, мисс? О, спасибо! Огромное спасибо!
By рванулся через спортзал, как мальчик, только что узнавший, что он выиграл поездку в Диснейленд; он переходил от одной группы к другой, возбуждённо беседуя.
– Он ищет добровольцев?
– Угу.
– Кого-нибудь, кого он… любит?
– Именно.
– Это отвратительно.
– Дот! – позвал By. Он держал за руку тоненькую блондинку, которая рисовала на доске. – Это Дон!
– Веди её сюда.
Майк уже видел это. В магазине «7-Eleven». Рита и её брат. Он не мог вспомнить его имени.
Молодая пара стояла перед ними, вся в улыбках. Как будто их собирались провозгласить мужем и женой.
Дот спросила:
– Ты уверена, Дон?
– Ещё бы. By – мой брат.
– Ну, тогда давайте.
Дон приподняла край своей мешковатой чёрной футболки и вытащила курносый «тридцать восьмой». Ещё раз мелькнул пупок. Она протянула пистолет By.
– Возьми лучше мой, милый. Я только что почистила его.
– Круто! – Он взял его и медленно прокрутил барабан большим пальцем. Потом отдал Дот её пистолет.
– Ну, смотри не промахнись, – поддразнила его Дон.
– Подождите! – сказал Майк, вставая, и все они замерли, глядя на него.
– Кто это? – спросила Дон.
– Майк Глинн, – представила Дот. – Дон Джейкобс.
Майк сказал:
– Вы не должны делать этого.
Мгновение спустя Дон сказала:
– Я знаю. Но мы хотим этого.
– Ну да, – повторил толстый китаец. – Мы хотим этого.
– Они хотят этого, – сказала Дот и кивнула By.
– Подождите! – сказал Майк.
Блондинка закрыла глаза, и толстяк выстрелил сбоку ей в голову. Отдача эхом прокатилась по гимнастическому залу, как удар тарелок на репетиции оркестра. Женщина упала лицом вперёд. Струя крови прочертила дугу на отполированных деревянных планках. Как молодая луна. Она лежала в темно-бордовом пятне. Трехсекундное преступление, подумал он.
Майк посмотрел на толстяка, который улыбался безумной улыбкой, сжимая в руке пистолет.
Экзальтированный. Трепещущий от благодарности. Майк мог бы поклясться, что вокруг него разливалось мерцание, как будто он был покрыт росой. Он почувствовал неприятный запах: пахло палёными волосами. Их взгляды встретились, и Майк увидел то, что не хотел бы увидеть ещё раз в своей жизни.
Глаза By. Чёрный зрачок – точка пустоты, покоящаяся в центре коричневого кольца, зажатого между двумя белыми клиньями – стал расширяться вовне. Чернота быстро просочилась в радужную оболочку, поглощая её цвет. Круговая чёрная волна расширялась, пропитывая глаз до самого края, пока он не стал совершенно пустым – выпуклая щель, полная блестящей черноты.
Глазные яблоки By стали чёрными.
Потом почернели его зубы.
А потом он исчез.
Пистолет упал на пол спортзала, тускло звякнув.
Зал взорвался аплодисментами. Люди забирались на койки, бешено хлопая в ладоши. Кто-то ревел: «Стёрли!»
Худой человек, который читал чёрную Библию, вышел вперёд, как деревенский похоронных дел мастер, и накрыл тело женщины белой простыней. Встав, он сложил руки перед собой, держа Библию, и начал читать.
На реках Вавилонских, там сидели мы
И плакали, поминая Сион.
Ибо там пленившие нас требовали от нас песен,
И разорившие нас требовали от нас веселья,
Говоря: воспойте нам от песен Сиона.
Как воспеть нам песнь Господню в земле чуждой?
Если забуду тебя, Иерусалим,
Пусть забудет меня десница моя!
Если не вспомню тебя,
Пусть язык мой прилепится к гортани моей;
Вспомни, Господи,
Сынов Едомских, глаголивших в день Иерусалима:
Разрушьте его,
Разрушьте его до основания его.
Бобби, вспомнил Майк. В магазине. Мальчика звали Бобби. Дот нагнулась, чтобы подобрать пистолет. Она предложила его Майку, но он лишь посмотрел на неё.
– Вот, – сказала она, – как крошится печенье.
