Текст книги "Преграды любви"

Автор книги: Патриция Гриффитс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Она вздрогнула и почувствовала, что ей стало тесно и душно в этой большой, полной воздуха комнате. Возможно, у нее жар и она тоже заболела? Одно ясно – нечего торчать здесь и смотреть, как этот нахал прямо при ней раздевается. Нельзя оставаться, если на нее так действует совсем невинный жест руки, расстегивающей ворот рубахи…

– Пойду позвоню в аптеку, – заторопилась она, проскользнув мимо Тревиса и невольно задев его обнаженную мускулистую руку.

– Хорошо, – коротко сказал он, даже не посмотрев на нее.

Алекс ушла так поспешно, что ее уход был похож на бегство.

5

Тревис Кросс, оказывается, не привык спать в пижаме.

Алекс стояла на кухне, смотрела на поднос, приготовленный для него, и… видела Тревиса в трусах. Не в боксерских, умеренно широких, почти семейных, а в очень узких трикотажных трусиках. Похоже, этот человек не страдает излишней стеснительностью.

Столь интимные подробности туалета Тревиса стали ей известны совершенно случайно. Объяснялось это весьма просто. Поскольку Тревис сам не мог отправиться в магазин, чтобы пополнить свой гардероб, а багаж он так и не получил, Алекс досталась сомнительная честь сделать это вместо него. Теперь она знала, какого размера джинсы он носит и какой длины молнию на них предпочитает, а также размер его носков и нижнего белья – футбольных маек с коротким рукавом, только темно-синего или черного цвета и, соответственно, такого же цвета трусов. И никаких пижам.

Почему воспоминание об этом так волнует и озадачивает ее? Возможно, подружки правы – она засиделась в одиночестве и ей нужно мужское общество.

Она тряхнула головой. Хватит думать о всякой ерунде. Алекс распрямила плечи, одернула короткие шорты цвета хаки, поправила ворот бледно-желтой блузки и уверенно провела рукой по волосам, заплетенным в целомудренную косу. Она снова проверила, все ли, что нужно, поставлено на поднос, и мысленно повторила список.

Две салфетки, нож, вилка, ложка – раз. Консервированный куриный бульон с лапшой (лапши вдвое больше, чем бульона), обязательно в горшочке, потому что, как он утверждает, в тарелке все быстро стынет, – два. Земляничный мармелад, нарезанный аккуратными небольшими кубиками, горстка соленых крекеров и охлажденный сок в высоком, обязательно в высоком, стакане – три. Кажется, все.

В который раз за эти шесть дней она наказывала себе быть терпеливой. Сама напросилась, никто не заставлял. Но предательский внутренний голос нашептывал: «Да, но тогда он был мистер Все-делаю-сам-в-помощи-не-нуждаюсь, а теперь, войдя во вкус, больше походит на короля-самодура из стран третьего мира».

Она взяла поднос, но тут же снова поставила его и с решительным видом добавила к бульону, крекерам и мармеладу бутылочку микстуры, прописанной доктором Шейдельманом.

Тревис, окинув взглядом поднос, отнесся ко всему, что на нем было, с капризным недоверием.

– Это куриный бульон с лапшой? – спросил он, глядя на горшочек.

– Угу, – подтвердила Алекс с обезоруживающей улыбкой. – Не стоит повторять наказание. Я усвоила урок сразу и более не собираюсь расширять ваши кулинарные познания. Мне достаточно было один раз увидеть, как вы выливаете отличный и полезный домашний суп в горшок с моей любимой бегонией рекс. Куда разрешите поставить?

Тебе бы на голову, подумала она в сердцах.

Он, словно угадав ее мысли, настороженно посмотрел на Алекс и, быстро взяв из ее рук поднос, поставил его себе на колени.

– Эй, леди, я просил только бульон, – возразил он, глядя на бутылочку с микстурой. – Доказано, что бульон полезней всех лекарств, которыми вы намерены меня потчевать.

При этих словах Тревиса передернуло от отвращения.

Прекрасно, подумала про себя Алекс и опустилась в кресло-качалку, доставшееся ей еще от бабушки. Пока он ел, она вязала. Этот ритуал установился как-то сам собой. Алекс вынула шерсть и спицы.

– По крайней мере, – заметила она, начав вязать, – мой суп был домашнего приготовления. Вы знаете, сколько вредных солей в консервированных бульонах?

– Понятия не имею, – равнодушно ответил Тревис, – с наслаждением проглатывая первую ложку консервированного бульона с лапшой. По его лицу разлилось блаженство. – Мне кажется, вам не терпится сообщить мне об этом.

– А вам разве не хочется узнать? – сдержанно ответила Алекс.

Сжав крекеры в ладони, он раскрошил их и высыпал в бульон.

– Послушайте, я не курю, не пью, не бегаю за каждой юбкой. Оставьте мне хоть одно удовольствие – мой бульон с лапшой.

Алекс благоразумно промолчала и сосредоточилась на вязании, не зная – радоваться или досадовать на то, что Тревис на сей раз не ищет предлог для спора.

Когда он покончил с обедом, Алекс отложила вязание, сняла с его колен поднос и поставила на пол. Чуть подумав, она с тяжелым вздохом взяла в руки бутылочку с микстурой и ложку, а затем вопросительно посмотрела на Тревиса.

Лицо его мгновенно изменилось, взгляд стал недобрым.

– Не трудитесь, – промолвил он с иронией и решительно скрестил руки на груди.

Алекс, внешне казавшаяся спокойной, еле удержалась от того, чтобы не ударить его ложкой по лбу.

– Отчего вы такой упрямый?! – нетерпеливо воскликнула она, хотя в душе не очень осуждала его. Опасения доктора Шейдельмана, к счастью, не подтвердились, и болезнь Тревиса протекала не столь тяжело, как он предполагал. Высыпание было не особенно сильным, и теперь остались лишь его следы. Однако зуд изрядно изводил Тревиса, упорно отказывавшегося от антигистаминных препаратов, рекомендованных детским врачом.

– Не понимаю, – печально, с упреком заметила Алекс. – На мазохиста вы не похожи.

Яростно расчесывая ухо, Тревис мысленно не согласился с ней. Из-под опущенных век он разглядывал ее ноги в соблазнительных шортах. Он был уверен, что она не искушает его и что все это получается у нее непроизвольно. Но ему от этого не легче. В ней все волновало – тихий голос, мягкие руки, кажущаяся покорность. Порой ему хотелось грубо схватить ее и затащить в постель, или запустить руку под край коротких шорт и дерзко коснуться ее бедра, или прижаться губами к трогательной ямке на нежной шее или полоске обнаженной кожи, видневшейся в открытом вороте блузки.

От проклятого зуда нет лекарств, но в такие минуты он готов был выпить что угодно. Он всегда относился подозрительно к любым лекарствам, считая, что они снижают реакцию и туманят мозги.

– Нет, я не мазохист, – после долгой паузы наконец ответил Тревис. – Просто взял за правило не прикасаться ни к чему, что пахнет мятой или валерианой.

Он раздраженно почесал грудь. Алекс внимательно посмотрела на него.

– Сара клянется, что Брендон хвалил микстуру и пил ее с удовольствием.

– Что можно ожидать от того, кто мошенничает в игре, норовя сдвинуть шашку, когда партнер зазевался, или утверждает, что его любимое лакомство – черепахи.

– Должно быть, «черепашки», – поправила Алекс и, поняв, что угостить его микстурой не удастся и на этот раз, снова поставила бутылочку на поднос. – Это такие разноцветные фигурные монпансье. На вкус они апельсиновые, ананасовые, банановые. Дети их обожают. Одна беда – они ужасно липучие, и от них страдает обивка диванов и ковры, а также портятся пылесосы.

Тревис невольно улыбнулся.

– От Брендона я иного и не ожидал.

Алекс оценила его улыбку как дружеский шаг и тоже улыбнулась.

– Они ничуть не хуже тех сластей, что мы любили в детстве. Помните «палочку-выручалочку»?

– Нет, – вполне серьезно и с любопытством ответил он. – Что это такое?

– О, это длинные тонкие трубочки с кремом. В школьные годы, помню, мы объедались ими и портили аппетит.

Тревис снисходительно посмотрел на нее.

– Знаете, леди, я все же был мальчишкой, и к тому же мои школьные годы прошли в военном училище Сан-Олбан, а там о ваших «палочках-выручалочках» и слыхом не слыхивали.

Алекс растерялась.

До сих пор Тревис был крайне скуп на слова и о своем прошлом ничего не говорил. То, что он решился рассказать что-то из своего детства, было само по себе фактом примечательным.

Заинтригованная, но опасаясь вспугнуть его, Алекс беспечно и шутливо продолжила разговор:

– A-а, теперь я знаю, где вы попробовали свою первую пулю.

Ей показалось, что Тревис испугался, но лишь на мгновение. Он оценил ее остроумие, и в глазах появилась смешинка.

– Да, пожалуй, что так, – весело согласился он.

С известной опаской и удивлением Алекс поняла, что между ними впервые возникло нечто похожее на дружескую беседу. Возможно, со временем и удастся получить ответы на то, что давно хотелось у него узнать.

– И долго вы были в вашем училище? – поинтересовалась она как бы между прочим, решив начать с самого малого.

– Восемь лет. Второй муж моей матери решил, что военная дисциплина мне не помешает. Он убедил в этом и мою мать, сам же вскоре исчез с нашего горизонта. А я отбыл полный срок.

Алекс попыталась представить себе Тревиса в военном училище. В ее понимании он и военная дисциплина и послушание были вещами несовместимыми. Насколько она его узнала, он терпеть не мог, чтобы ему приказывали.

– Представляю, с какой радостью вы вернулись наконец домой.

– Разве я сказал, что вернулся домой? – спросил он насмешливо.

Алекс удивленно нахмурилась.

– А, понимаю, вы поступили в колледж?

Тревис покачал головой.

– Нет, всего лишь в школу-интернат.

– В школу? – она быстро в уме подсчитала, сколько же ему много было лет в то время. – А когда вы пошли в первый класс?

– В пять лет.

Она едва удержалась от возгласа удивления. Пять лет! Возраст Брендона. Совсем еще ребенок. Что же это за мать, которая отправляет в интернат, в сущности, младенца? В последние несколько дней из скупых обмолвок и случайных реплик у нее составилось не очень лестное представление о матери Тревиса. Это была, по всей вероятности, пустая и легкомысленная женщина, потерявшая счет своим мужьям. А теперь еще выяснилось, что она отдавала своего сына в школы-интернаты столь же легко и беззаботно, как отдают ненужные или лишние вещи. Алекс почувствовала к ней настоящую неприязнь. Однако по тону ответов и настороженности Тревиса она поняла, что никакого сочувствия или, не дай Бог, жалости он не потерпит. Поэтому она просто ответила:

– Понимаю.

Наступила неловкая пауза, а потом Тревис внезапно сказал:

– Моя мать была очень молода. Отец умер, когда мне и года не было. – Он пожал плечами. – К тому же, думаю, я был не подарок. Она поняла, что одной ей со мной не справиться.

Его желание как-то оправдать плохую мать лишь усилило ее жалость к нему. А потом она подумала, что он, должно быть, до сих пор считает, что был скверным мальчишкой и сам был виноват в том, что мать отдавала его в интернаты. Ей захотелось переубедить его, но она побоялась.

Чтобы не совершить эту ошибку, Алекс торопливо начала собирать свое вязание. Вопрос Тревиса застал ее врасплох.

– Вы никак собираетесь жалеть меня, леди? – с иронией спросил он.

Алекс вздрогнула и уронила клубок голубой шерсти прямо ему на грудь. Наконец, придя в себя, она как можно безразличнее сказала:

– Не говорите глупостей. Просто мне жаль, что ваша мать не смогла оценить то, что имела.

В глазах его было удивление. Он долго смотрел на Алекс, словно хотел убедиться, что она сказала это серьезно, а затем перевел глаза на клубок голубой шерсти и, сняв его со своей груди, взял в руку. Тревис вертел его, с любопытством разглядывая, а когда он заговорил, голос его был таким же спокойным, как и у нее.

– Что ж, все было не так уж плохо. Она была такой, какой была, тут уж ничего не поделаешь. Но это пошло мне на пользу. При моей нынешней работе отсутствие привязанностей и родственных уз – это, скорее, к лучшему. Никто не задает ненужных вопросов, никто не беспокоится.

– Не понимаю, – вдруг испуганно воскликнула Алекс, подозревая, что он сказал это нарочно, чтобы подразнить ее. – Я думала, вы ушли в отставку.

– Да, ушел, – торопливо подтвердил Тревис, проклиная себя за неосторожность, а затем весело добавил: – Вернее будет сказать, я на пути к этому. Не все так быстро делается.

Он вдруг почувствовал, как легко и приятно с ней беседовать. Этот тихий голос, спокойная манера говорить и, наконец, эти ноги… Черт! Неужели ей удалось то, что еще никому не удавалось? Она, похоже, берет над ним власть… Следует помнить, что она еще чертовски проницательна и отнюдь не глупа.

– Скажите, чем вы занимались в тот день, когда мы так странно познакомились? – неожиданно спросила Алекс, прервав опасный ход его мыслей. Она не скрывала своего любопытства.

Тревис промолчал. С ней следует быть осторожным, мелькнуло в голове. Он многое передумал – а на это у него времени теперь предостаточно – и пришел к выводу, что дом Алекс – идеальное укрытие на то время, пока Мак в отъезде.

Разумеется, он согласился на ее предложение, все взвесив и убедившись, что его пребывание здесь ничем ей не грозит. Но из-за болезни он не Успел вовремя связаться с Леклером и теперь ломал голову, как позвонить ему, не подвергая Алекс опасности.

Хотя он был уверен, что Леклеру и в голову не придет искать его в фешенебельном отдаленном пригороде и, тем более, в доме Алекс, он полностью не исключал такой возможности. Однако более всего он опасался, что, узнав, она не простит ему того, что он предательским образом использовал ее дом как базу для подготовки к опасной операции. Такие люди, как Алекс, живут в относительно изолированном мирке, далеком от преступлений и насилий. Ее контакты с полицией и законом, наверное, ограничивались до сих пор лишь штрафами за случайное превышение скорости. Случайное? Если бы дорожная полиция штата Вашингтон добросовестно исполняла свои обязанности, штрафными квитанциями можно было бы обклеить всю кухню прекрасной Алекс. Нет, было бы неосторожностью рассказать ей все как есть. А вдруг она возмутится и вышвырнет его вон?!

Однако Тревис не хотел обманывать Алекс. Увы, сколько раз ему приходилось делать это. Таковы издержки его профессии, и он редко испытывал угрызения совести. Но с Алекс он не должен поступить так. Впрочем, посвящать ее во все совсем не обязательно. Можно рассказать часть правды, а то, что она многого не узнает, для нее же лучше. Разумеется, он не собирался посвящать ее в государственные тайны или сообщать, какого размера носки у президента. Через неделю его здесь не будет, и Алекс преспокойно вычеркнет его из своей жизни.

– Устраивайтесь поудобней, – предложил он с улыбкой. – Чтобы вы все поняли, придется начать с самого начала.

Приняв такое решение, не противоречившее ни его совести, ни профессиональному долгу, Тревис сам с комфортом улегся на подушки и позволил себе наконец расслабиться. Поэтому то, что случилось, для него самого явилось полной неожиданностью.

Алекс свободно откинулась на спинку кресла-качалки и, удобно закинув ногу на ногу, приготовилась слушать. От такой непринужденной позы ее короткие шорты показались Тревису еще короче, и это почему-то застигло его врасплох. Все разумные мысли куда-то разбежались, уверенность исчезла, а взгляд неприлично долго задержался на голом колене Алекс.

– Ну? – Она вопросительно посмотрела на него.

Тревис виновато отвел глаза.

– Что ну? – глупо спросил он.

– Начинайте, или вы передумали?

– Что начинать? – совсем растерялся он.

Алекс нахмурилась и, наклонившись к нему, пощупала его лоб.

– Жара у вас нет, – недоуменно пробормотала она.

Как она ошибалась! Тревис весь горел, как в первые дни болезни. Зачем она наклонилась так близко в этой открытой блузке, с голыми ногами? Ему пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не наделать глупостей, не схватить ее в объятия, такую близкую и желанную, впиться губами в ее губы. А, черт, о чем он думает!..

Алекс, словно почувствовав неладное, быстро отстранилась.

– Тревис, что с вами?..

Что со мной? – лихорадочно думал он. Да я и сам не знаю. Похоже, я теряю контроль над собой, а это недопустимо, постыдно и не нужно в данный момент, мистер тайный агент. Это не входит в ваши планы.

– Вы намеревались что-то мне рассказать или уже передумали?! – требовательно воскликнула Алекс, нервничая и теряя терпение.

Рассказать? Разумеется, но сейчас он просто горит и сгорит дотла, превратится в пепел, кучку золы…

Бог мой, она ведь не об этом меня спрашивает. Усилием воли Тревис заставил себя опомниться, собраться с мыслями и вернуться к исходной позиции.

Наконец все встало на свои места, он снова разумный человек и готов рассказать ей изрядно отредактированную полуправдивую версию. Он облегченно вздохнул.

– Итак, слушайте, – начал он. – Два года назад был похищен младший отпрыск одной из старейших королевских фамилий Европы. Он учился у нас в одном из закрытых учебных заведений на восточном побережье.

Увидев испуганные глаза Алекс, он добавил для пущей важности:

– Это строжайшая тайна. В газеты, разумеется, ничего не попало.

– А-а, – протянула Алекс и задумалась.

– В этом деле были задействованы местная полиция, ФБР и Интерпол. – Тревис пожал плечами, что, как она уже заметила, в некотором роде было его привычным жестом и могло выражать все что угодно. – Похитители потребовали выкуп – три с половиной миллиона; долларов в бриллиантах самого высокого качества. Хотя власти были решительно против, семья похищенного, однако, приняла эти условия. Преступники, получив бриллианты, бесследно исчезли.

Через полгода мы получили сведения, что один из мелких ювелиров в Нью-Джерси, по имени Гордон Леклер, собирается продать их. О нем мы ничего не знали, но местной полиции он был известен как скупщик краденого, и еще за ним числились другие мелкие проступки. Однако под судом и следствием он никогда не был.

Мне было дано указание собрать о нем сведения. Я поручил это одному из наших сыщиков.

Нет, с болью подумал Тревис, это не был просто сыщик, один из многих. Это был Джоэл Гибсон, мой друг. Правда, он был излишне горяч, но отличный профессионал.

– Тогда для меня это было обычным рутинным заданием, пока мой агент не позвонил мне поздно ночью из автомата вблизи ювелирной лавки Леклера, за которым он вел наблюдение. Судя по голосу, Джоэл был сильно взволнован. Он сообщил, что располагает фактами, изобличающими Леклера как главного организатора похищения. Он просил меня немедленно приехать.

Синие глаза Тревиса потемнели.

– Я тут же выехал, но, когда прибыл на место, Джоэл был уже мертв. Исчезли и доказательства, которые он раздобыл ценой своей жизни. А затем в меня стреляли, я был ранен. Пока я по телефону убеждал начальство прислать мне подмогу, преступники скрылись.

Тревис вспомнил долгие недели в больнице и беспомощность человека, прикованного к больничной койке. Для него это было самым ужасным воспоминанием в жизни. Его терзали боль утраты единственного и настоящего друга и чувство вины за его ненужную смерть. Гнев и жажда отмщения надолго лишили его покоя. Тогда он Дал клятву расквитаться с убийцей, даже если на это уйдет весь остаток его жизни.

– Я не совсем еще оправился от ранения, когда несколько недель назад меня вызвал к себе Макгрегор, мой начальник. Поступили сведения, что Леклер снова появился в Сиэтле и намерен продать бриллианты. Встреча с покупателем должна была произойти в небольшом городском торговом центре.

– Неужели в нашем? – воскликнула Алекс.

Тревис кивнул.

– Поскольку все участники сделки были мне знакомы, мой шеф вполне логично решил, что интересы правосудия должен представлять я. К сожалению, все получилось не так, как мы рассчитывали, и мне пришлось навязаться вам в попутчики. Так мы познакомились. Вот и конец истории.

– Подождите, – возразила Алекс, глядя ему прямо в глаза. – Вы рассказали, как оказались у торгового центра. Но, кажется, вы должны были арестовать этих людей, а вместо этого они гнались за вами?

В ее глазах был тревожный вопрос.

Тревис, чтобы не отвечать, потянулся за стаканом сока, в котором давно уже растаяли кубики льда. Выпив все до дна, он поморщился.

– А вот напитки готовить вы не научились, – проворчал он.

– Тревис! – она была явно задета.

– Ладно, черт побери, – сказал он со страдальческим видом. – Даже ничего сказать нельзя, сразу обида. Так вот, я не собирался их арестовывать, я был в этом деле как бы сторонним наблюдателем. Парни из Федерального Бюро и местная полиция должны были все сделать, но они так и не явились. Как выяснилось, они застряли в пробке у какого-то моста.

Во всяком случае, я был в торговом центре и видел участников сделки. Когда появились эти двое из банды Леклера, я сразу понял, что бриллианты у них. Сделка вот-вот должна была состояться, а полиции и агентов ФБР все не было. Тогда я сделал то единственное, что еще мог сделать в создавшейся ситуации, – украл у них бриллианты.

Он слышал, как Алекс испуганно охнула.

– Что вы сделали? – спросила она, не веря. – Вы украли бриллианты? Но проще было бы арестовать этих людей!

Тревис посмотрел на нее с еле скрываемым раздражением.

– Я не полицейский. Я агент государственной спецслужбы, и почти в отставке, у меня небольшая ферма в штате Коннектикут – три козы, одна корова и пять лошадей. Вы не представляете, как болезненно реагируют местные власти, когда какой-нибудь «чужак», размахивая пистолетом, производит аресты в их штате.

– У вас есть козы? – Алекс не могла прийти в себя от удивления. Что общего между загадочным спецагентом и козами? Коровы и лошади – это куда ни шло. Но козы?

– Мой сосед подарил мне их, – ответил небрежно Тревис и провел рукой по волосам. – Дело в том, что я не имел права арестовывать их, да еще в таком людном месте, как торговый центр. Задачей было задержать их во время передачи бриллиантов и получения денег, так сказать, взять с поличным, тихо и без всякой стрельбы.

Алекс промолчала, как бы обдумывая то, что он сказал. А затем вдруг спросила:

– В таком случае, почему вы здесь?

Он сердито посмотрел на нее.

– Вы забыли, у меня ветрянка.

– Я имею в виду не здесь, у меня, а в этих краях, – терпеливо пояснила Алекс.

Тревис подумал, что не стоит ломать голову над тем, что именно она хотела сказать. У него есть дела поважнее.

– В тот день, когда мы встретились с вами те двое, которых вы видели, охотились за мной. Это были люди Леклера. Вечером, когда вы привезли меня в отель, они уже были там и они же стреляли в меня. Но на сей раз помощь подоспела вовремя. Бандитов арестовали за попытку убийства. Судебное заседание должно было состояться вчера, но, поскольку я не смог явиться, оно отложено на неделю.

– Понимаю, – тихо произнесла Алекс, стараясь не выдать себя. Ее охватил страх, и она зябко повела плечами. Сам факт того, что его собираются убить, был достаточно ужасен, но то, что он знает об этом и говорит совершенно спокойно, было выше ее понимания.

– В чем дело? – спросил Тревис, когда увидел, как изменилось ее лицо.

– Ничего, – ответила Алекс, сама пораженная тем, как близко приняла все к сердцу.

Тревис недовольно хмыкнул.

– Перестаньте притворяться, Алекс. У вас все написано на лице. Я сказал что-то не то?

Она покачала головой, следя глазами за его сильными тонкими пальцами, играющими с клубком голубой шерсти. Такие руки бывают у художников и музыкантов, но не у профессиональных стрелков по живым мишеням.

– Просто я подумала, что никогда не пойму тех, кто так просто и спокойно говорит о насилии.

– Мир полон насилия, – ответил он сухо. – Вы можете сколько угодно прятаться от него в своих красивых и комфортабельных пригородах и делать вид, что его нет. Насилие существует в реальном мире, поверьте мне. Вы ошибаетесь, я говорю о нем не просто так и отнюдь не спокойно. Я очень серьезен, когда говорю о насилии.

Она посмотрела на него, лицо ее стало замкнутым.

– Так вот что вы думаете обо мне? Считаете, что я живу только интересами своего маленького мирка и не знаю, что происходит в вашем большом «реальном», как выразились, мире?

Его руки, мнущие клубок, замерли. Он понял, что обидел ее.

– Я не осуждаю ваш образ жизни, Алекс, – попытался успокоить ее Тревис. – Просто я хотел сказать вам, что в мире гораздо больше плохого и недоброго, чем вы думаете.

– Вот как, – сказала она сдержанно и настороженно. Бог знает, что творилось в ее душе под маской кажущегося спокойствия. – Как случилось, что вы стали секретным агентом? – вдруг спросила она, меняя тему.

Тревис подавил зевок. Когда он заговорил, голос его был тих и спокоен. Он был рад, что беседа входит в безопасное русло.

– В последний год учебы в колледже я по обмену прослушал курс лекций в Западном Берлине. Там я встретился и подружился с Джоэлом Гибсоном. Его отец был вторым секретарем американского посольства. По окончании учебы отец Гибсона предложил нам поработать летом курьерами в посольстве. С этого все и началось. Мы с Джоэлом считали себя без пяти минут Джеймсами Бондами.

– А ваш диплом, полученный в колледже? Разве он не давал вам иного выбора?

Пальцы Тревиса, игравшие с клубком, замерли. Ее вопрос возродил в памяти многое. В сущности, за несколько месяцев бездействия в больнице, а потом в отпуске, он кое-что уже предпринял, и не безуспешно. Но все это исчезло вместе с украденным багажом, подумал он с горечью и досадой. Ему стало обидно.

Но голос его ничуть не изменился, когда Тревис продолжил свой рассказ:

– В колледже моим основным предметом было искусство. Но по окончании я убедился, что спрос на таких, как я, невелик. Я мог бы не работать. Страховка отца позволяла мне это, да и мать после смерти кое-что мне оставила. Таким образом, – тут он, как всегда, пожал плечами, – я, в сущности, вполне мог заниматься всем, чем мне хотелось бы.

– И вам захотелось стать шпионом? – Ее голос выдал степень ее удивления.

Тревис зевнул, пониже опустился на подушки и натянул простынью.

– В тот момент да.

Он повернулся и лег на бок, уставившись на нее.

– А теперь? Что вы намерены делать теперь, когда выйдете в отставку?

Алекс вдруг почувствовала, что это ей небезразлично. Какое ей дело до его будущего? Что это с ней?

Но ответа не последовало. Она услышала лишь тихий вздох и, посмотрев на Тревиса, увидела, что он спит. Рука его разжалась, и клубок спутанной голубой шерсти лежал на полу.

Она нагнулась и подняла его.

Мне нет дела до судьбы этого человека, решила Алекс. Я просто помогла ему. Я сделала бы это, будь на его месте любой другой.

Ну и что из того, что у меня замирает сердце, когда вижу его улыбку, что бесконечно подхожу к двери его спальни и смотрю, как он спит, что по ночам, когда не спится, представляю себя в его объятиях. Разве это означает, что я влюблена? Нет, подружки правы. Я так долго была лишена мужского внимания, что теперь любому ничего не стоит вскружить мне голову.

Взглянув на клубок шерсти, который держала в руках, Алекс вдруг вспомнила, как пару недель назад в магазине долго искала пряжу, перебирая все оттенки голубого, пока не нашла такой, как глаза Тревиса.