Текст книги "Преграды любви"

Автор книги: Патриция Гриффитс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

4

Придя в себя, Тревис увидел склоненное над ним лицо Алекс.

Он решил, что сон продолжается – он так много думал о ней во время полета, что теперь, в этом сне, она предстала перед ним во всей своей вещественности, вплоть до розового пушистого свитера, с косой, перекинутой на грудь.

– Привет, – тихо промолвило видение.

Тревис протянул руку, чтобы коснуться толстой соломенной косы, но вид собственной обнаженной по локоть руки остановил его. Он замер в испуге, когда перевел взгляд на незнакомую, в синюю полоску, пижаму, прикрывавшую его грудь.

– Что это? – воскликнул он, пытаясь приподняться.

– Спокойно, – остановила его Алекс и, обхватив его за плечи, осторожно снова уложила на подушку.

Он с недоумением смотрел на задрапированные холстом стены тесной комнатки и монитор в углу. Только сейчас Тревис почувствовал острый запах лекарств. Так пахнет только в больницах – от Сенегала до Гренландии. Ошибки быть не могло.

– В меня опять стреляли? – вырвался у него вполне логичный в данном случае вопрос.

– Опять? – переспросила Алекс, и в глазах ее были недоумение и испуг. – Конечно, нет.

Не веря ей, он поспешно ощупал себя под простыней. Нет, ноги, руки вроде бы целы.

– Да, вы правы, – наконец немного успокоился Тревис. Почему тогда он здесь? В сущности, его беспокоили головная боль и непонятная слабость, которую он ощутил еще в аэропорту.

Что с ним произошло? Он попытался вспомнить. И припомнил двух мерзких подростков, совсем мальчишек, шарящих по его карманам.

– Ублюдки, – мрачно выругался Тревис и покраснел от стыда. Как он мог позволить двум малолетним хулиганам обчистить себя? Он искоса бросил взгляд на Алекс. Как она здесь оказалась? Каждый раз, когда он попадает в передрягу, она тут как тут.

– Какой сегодня день? – спросил он сердито, раздраженный собственной беспомощностью. – И скажите, что вы здесь делаете?

Алекс растерянно заморгала, уловив явно враждебные нотки в его голосе.

– Сегодня – суббота. Вас доставили сюда рано утром. Мне позвонили из больницы в семь утра. В вашем кармане нашли мою визитную карточку. – В ее мягком голосе звучал упрек. – При вас не было никаких документов. Вам следует быть более осмотрительным при такой работе. А что, если бы у вас не было моей визитной карточки и вы действительно были бы ранены? Никто не знал бы, кто вы, ибо вы были в таком состоянии, что сами не могли ничего объяснить.

Она словно извинялась перед ним, а он с непонятным раздражением так уставился на нее, что голова его разболелась еще сильнее.

– Да, у меня при себе не оказалось удостоверения. Но что из того? Могли же его у меня украсть, например… – Он на секунду запнулся. – Когда я потерял сознание, – добавил он уже потише.

Зачем он врет ей? Лучше сказать прямо, что позволил сопливым мальчишкам обокрасть себя, потому что был беспомощен и слаб. Стоит ли объяснять ей все это, и зачем?

– Это ужасно, – с сочувствием сказала Алекс, ее теплая рука успокаивающе коснулась его, и он почувствовал легкое дружеское пожатие.

Алекс была рядом и чертовски реальная. Но ему не нужна ее жалость. Этого он не может допустить.

Он интуитивно натянул повыше простыню.

– Если я не ранен, то что со мной?

Она молчала. Посмотрев на нее, Тревис впервые увидел Алекс смущенной. Это насторожило его, и он резко поднялся, невзирая на острую боль в висках. Неужели с ним случилось что-то ужасное? Он смертельно болен?

Нет, это невозможно. Еще недавно он хвастливо заявил ей, что находится в отличной форме. И это была правда. Он сделал все, чтобы полностью оправиться после ранения. Трижды в неделю он совершал пробежки по пять миль, тренировался, занимался физической работой на ферме – уходом за скотиной, чисткой конюшни, мелким ремонтом дома и ограды… Если он смертельно болен, они не имеют права не сказать ему этого! Впрочем, так не бывает, чтобы здоровый человек, проснувшись утром, вдруг оказался смертельно больным из-за какой-то дурацкой головной боли.

Он сел, но тут же почувствовал, как все плывет перед глазами. Неужели это серьезней, чем он считает?

– Что со мной? Да скажите же наконец, черт побери! Что сказали врачи?

– Это… это…

– Ветряная оспа, мистер Кросс, – раздался голос, и, отодвинув занавеску, заменявшую дверь, в бокс вошел с усталым видом молодой врач в зеленом больничном халате. Он с одобрением окинул взглядом Алекс, посмотрел на висевшую на спинке кровати карту больного и, вынув из кармашка градусник, снял с него стерильную обертку и сунул его Тревису в рот, благо тот был широко открыт от удивления.

– Таков, по крайней мере, наш предварительный диагноз. Я – доктор Шейдельман. Как сообщила нам миссис Райт, у вас был контакт с источником инфекции две недели назад. В таком случае, у вас классическая форма протекания болезни.

Говоря это, он делал какие-то пометки в больничной карте и поэтому не заметил, какими взглядами обменялись в это время Тревис и Алекс: в его взгляде был испуг, а в ее – вина.

– Вы чувствуете слабость? – спросил врач, а когда Тревис кивнул, тут же внес запись в карту. – Головная боль? – еще кивок и запись в карту. – Гм, – удовлетворенно хмыкнул доктор Шейдельман, – а теперь осмотрим вас.

Он откинул с груди Тревиса простыню и, расстегнув пижаму, стал внимательно разглядывать кожу на груди, затем, велев поднять руки, осмотрел кожу под мышками. Не ограничившись этим, он стал мять Тревису живот, щупать печень и, попросив перевернуться, легонько постучал пониже поясницы, проверяя состояние почек.

– Так, так… – тихонько приговаривал он, а затем, приподняв, но не откидывая, простыню с нижней части тела больного, продолжил осмотр.

– Как давно вы были ранены в бедро, мистер Кросс? – спросил он.

Глаза Тревиса и врача встретились.

– Пять месяцев назад.

– Рана хорошо зарубцевалась. Военные действия? Или охрана правопорядка?

Хотя эти вопросы были заданы как бы между прочим, взгляд доктора был серьезен.

Тревис знал, что Алекс ловит каждое слово, и поэтому ответил как можно тише:

– Государственная служба. Но теперь я в отставке, доктор. Я стал простым фермером в штате Коннектикут.

– У вас отличная физическая подготовка, – почти с завистью сказал доктор Шейдельман, опуская простыню, и смущенно добавил: – А я вот корплю над учебниками. Моя подружка говорит, что у меня не мускулы, а желе.

Все это он сказал очень тихо и доверительно, чтобы не слышала Алекс.

Взяв Тревиса за подбородок, врач повернул его голову влево и вправо, осмотрел кожу за ушами и на голове. Закончив осмотр, он вынул градусник, посмотрел на него, снова хмыкнул и сделал запись в карте.

– Бесспорно, это ветряная оспа в своем типичном проявлении, – сказал доктор Шейдельман почти радостно. – Все симптомы налицо – высокая температура, чувство усталости, головная боль. На отдельных участках кожи имеются высыпания пока в виде красных пятен, но есть уже пузырьки. Судя по тому, как вам худо, болезнь в самом разгаре. Хорошо, что миссис Райт с вами. Вам требуется уход.

Первым побуждением было вскочить и дать молодому нахалу хорошую взбучку, но Тревис сдержал себя и почти спокойно заявил, что болел ветрянкой, когда ему было пять лет.

– Я хорошо помню это. У меня распухла шея, и я был похож на раздувшегося от важности поросенка.

– Понятно, – весело воскликнул доктор Шейдельман.

– Что – понятно? – испуганно спросил Тревис. Раз доктор принимает такой веселый вид, значит, дела больного плохи.

– Судя по описанным вами симптомам, у вас была не ветрянка, – снисходительно и беззаботно произнес врач. – В ваши пять лет вы болели свинкой.

– Говорю вам, у меня не может быть ветрянки, – упорствовал Тревис, сам не зная почему. – Я не желаю это слышать. Кстати, причем здесь миссис Райт?

– Вы заразились от Брендона, – быстро пояснила Алекс. Вид у нее был по-прежнему смущенный и виноватый. – В тот вечер он уже был болен.

– Нет у меня никакой ветрянки, и Брендона нечего в этом винить.

Тревис отказывался верить в эту нелепость. Заболеть детской болезнью! Повернувшись к доктору Шейдельману, он холодно заметил:

– В заботах миссис Райт я не нуждаюсь, позабочусь о себе сам. А теперь прошу показать меня опытному врачу. Кажется, вы практикант, не так ли?

– Ай-ай, – сокрушенно покачал головой молодой врач, ничуть не обиженный грубостью Тревиса. – Миссис Райт не преувеличивала, характеризуя вас как весьма несговорчивого человека, не терпящего, если что-то не по-вашему.

– Ерунда, – процедил сквозь зубы Тревис и, забыв, что всякое напряжение глаз усиливает головную боль, гневно уставился на Алекс.

Доктор Шейдельман неодобрительно хмыкнул и уже менее дружелюбным тоном ответил:

– Хорошо. Постараюсь найти вам врача поопытней, чем я, чтобы он подтвердил диагноз, раз моего мнения вам недостаточно. Пока я буду его искать, советую подумать о том, что я вам сейчас скажу. Миссис Райт предложила оплатить больничный счет и взять на себя дальнейшую заботу о вас, а вы в этом нуждаетесь. Предложение, с моей точки зрения, вполне разумное и благородное.

Повернувшись к Алекс и окинув ее еще раз взглядом, в котором сквозила явная симпатия, врач добавил, адресуясь к Тревису:

– На вашем месте я бы немедленно согласился.

– Она этого не сделает! – вышел из себя Тревис.

Доктор лишь печально вздохнул.

– Пойду поищу еще кого-нибудь из врачей, а вам советую быть более благоразумным. Я представляю себе ваше состояние, а дальше будет еще хуже. Болезнь берет свое.

Сказав это, он покинул бокс.

Да, ему было плохо. Кожа на голове и шее горела, словно обоженная, болела голова, и безмерная усталость делала его равнодушным ко всему. Хотелось только спать. Поскорей бы ушла Алекс.

– Послушайте, – наконец промолвил он. – Я не хотел вас обидеть, но я сам о себе позабочусь. Я всегда это делал и привык к одиночеству.

Алекс скрестила руки на груди. В глазах ее была решимость.

– Весьма похвально, но скажите, например, куда вы намерены отсюда направиться?

– Разумеется, в отель. – Тревис устало потер лоб.

– Вы в состоянии сами оплатить счет в отеле?

– Я… О, черт! – он совсем забыл, что у него украли бумажник.

– Предположим, вы туда доберетесь. Но не думаю, что вам захотят сдать номер, когда увидят ваше состояние. Лицо в непонятных красных пятнах, человек еле держится на ногах, ни багажа, ни удостоверяющих личность документов при себе нет. А главное – ни цента в кармане. Добавим к этому, что по меньшей мере еще неделю вы представляете опасность для окружающих. Сомневаюсь, что в отеле вас примут с распростертыми объятиями.

Были бы у него силы, он бы придушил ее.

– Вы все сказали?

– Что за странное упрямство? Никто не собирается покушаться на вашу независимость. Я уважаю ваши чувства, но нельзя все доводить до абсурда. К тому же я уже потратила на вас добрую половину субботы. Да разве только я? Моя соседка Конни, доставившая меня сюда на своем автомобиле, до сих пор ждет во дворе больницы. Мой «феррари» на профилактике. Так что, как видите, от вашего упрямства страдаете не только вы, но и другие.

– Послушайте, леди! – резко воскликнул он и сел. – Я вас не звал. Я уже просил вас уйти… Почему вы не уходите?..

Но стены вдруг заходили ходуном вокруг него. Ему стало так же плохо, как в аэропорту.

– Хорошо, сдаюсь, – согласилась Алекс, поднимая вверх руки, и сняла со спинки стула синий замшевый жакет. – Что ж, отлично.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Тревис с подозрением, когда его голова снова лежала на подушке.

Она, прежде чем ответить, надела жакет.

– Вы просили, чтобы я ушла, вот я и ухожу.

– Отлично, – сам того не замечая, повторил Тревис. Как это так, тут же в смятении подумал он. В голове все перепуталось. Как же так?

– До свидания, Кросс, – прежде чем он успел сообразить, что ответить, она, раздвинув матерчатый занавес бокса, уже исчезла.

Поначалу он отказывался верить, что это произошло, и лежал неподвижно, осмысливая происшедшее. Стоило ему попросить, как она тут же охотно выполнила его просьбу. Ушла, словно ее здесь и не было, оставив лишь слабый запах духов. Он об этом просил, тогда почему не рад? Почему чувствует себя… брошенным?

Нет, дело не в миссис Алекс Райт. Ему необходимо немедленно позвонить Макгрегору. Он все устроит, если, конечно, не улетел на Кайманы. Даже если его нет на месте, он, Тревис, не может бездействовать.

Тревис окинул взглядом бокс. Его вещи, сложенные аккуратной стопкой, лежали рядом – стоит только руку протянуть. Отлично. Теперь он должен одеться так, чтобы никто не заметил, и добраться до телефонов в коридоре. Он попросит Мака немедленно забрать его отсюда.

Упрямо сжав зубы и превозмогая слабость, Тревис спустил ноги на пол и потянулся за брюками.

Алекс, стараясь не слишком бросаться в глаза, стояла поодаль в коридоре, прислонившись к стене, и поглядывала то на часы, то на бокс. Из-под не доходившей до пола занавески хорошо были видны босые ноги Тревиса, безуспешно пытавшегося засунуть их в штанины. Легкая усмешка тронула ее губы, когда она увидела, чем кончилась третья попытка.

В коридоре появился доктор Шейдельман, и она, махнув ему рукой, отхлебнула остывший кофе из бумажного стаканчика. Он был горький и невкусный.

Зачем она торчит здесь? Неужели из-за этого вздорного типа, в которого несколько месяцев назад всадили пулю? Короткий обмен репликами между врачом и Тревисом и то, как он спокойно и обыденно сказал о своем ранении, произвели странное впечатление на Алекс. Тревис сообщил об этом таким спокойным и обыденным тоном, словно речь шла об укусе комара. Возможно, так принято в его профессии, в том мире, из которого, по его словам, он уже ушел. Почему это так волнует ее?

Прогнав опасные мысли и вернувшись к действительности, она окинула взглядом коридор, стайки спешащих медсестер, врачей…

Алекс сморщила нос, вдруг ощутив резкий запах карболки. Беспокоясь о Тревисе, она совсем забыла о своей аллергии на больничные запахи. Когда она была в больнице в последний раз? Когда навещала Сару после родов? Нет, Сара родила Брендона и Элизабет дома. Значит, это было… Ее вдруг охватил страх. Боже мой, это было, когда смертельно ранили Стефана!.. Почему она вспомнила об этом? Ей следует забыть этот ужас, ведь прошло столько лет. Да, с тех пор она не бывала в больницах, а теперь вот пришлось… Но сейчас никто не умер, и она пришла сюда только потому, что у Тревиса, кроме нее, никого из знакомых не было в этих краях.

В сущности, убеждала она себя, он ей безразличен, просто ему надо помочь, пока друзья не разыщут его и не увезут отсюда.

Решив таким образом этот вопрос, она приготовилась ждать, мысленно дав Тревису пять минут, чтобы завершить борьбу с непокорными джинсами. Если он не справится, что тогда? Она должна решить: уехать без него или помочь ему наконец одеться. Она представила, какова будет его реакция, если она попытается предложить свою помощь. Он так дорожит своей драгоценной независимостью…

К счастью, Алекс не пришлось решать эту дилемму. Через четыре с половиной минуты Тревис откинул занавеску бокса и вышел в коридор. Его вид в даже привыкшей ко всему больнице был достоин удивления. Волосы всклокочены, сорочка расстегнута и не заправлена в брюки; правда, с молнией на джинсах он справился. Однако он был босиком, в одной руке он держал ковбойские сапоги, в другой – кожаную куртку.

Алекс застыла, не донеся до рта стаканчик с совершенно холодным кофе. Доктор Шейдельман был прав, позавидовав его мускулатуре. Но не это она заметила в первую же секунду, когда увидела его почти обнаженный торс в незастегнутой рубахе. Более всего ее умилила своей беззащитностью темная ямка его пупка, выставленного на всеобщее обозрение. Только ли умилила или взволновала тоже? Алекс покраснела. Как это так – она, взрослая, разумная женщина, вдруг готова потерять самообладание из-за чьего-то пупка? Что за напасть?

Сильно тряхнув головой и пристыдив себя, она с любопытством смотрела, как Тревис заплетающимся шагом прошел мимо, даже не заметив ее. Было ясно – он шел к телефонам-автоматам, расположенным напротив стола дежурной медсестры.

Зачем-то продолжая рассеянно отпивать из стаканчика кофе, Алекс с трудом удержалась от того, чтобы не броситься за ним и не помочь дойти до автоматов. Но он сам благополучно добрался до них.

Бросив на пол сапоги и куртку, Тревис снял трубку. Прислонив ее сначала ко лбу и ощутив приятную прохладу, он с трудом восстанавливал в памяти номер телефона Отдела Секретной службы в Вашингтоне, округ Колумбия. Наконец вспомнив, он сделал заказ.

Незнакомый женский голос ответил почти сразу. Тревис с облегчением вздохнул и сильнее прижал трубку к уху. Лбом он уперся в стекло кабины.

– Мне нужен Дервин Макгрегор, – хрипло произнес он в трубку.

– Мне очень жаль, сэр, но его нет, – ответил тонкий равнодушный голос.

Черт!

– Для меня он должен быть. Передайте, что звонит Тревис Кросс.

– Я записала ваше имя, сэр, но мистера Макгрегора нет в Отделе.

Рука Тревиса еще сильнее сжала трубку.

Неужели Мак уже улетел? Сделав глубокий вдох, он попытался сообразить, что делать дальше.

– Тогда соедините меня со Стеллой, его секретарем, пожалуйста…

Стелла позаботится о нем даже лучше, чем Мак. Она давно работает в Отделе и вмиг все устроит. Более сообразительных и умелых секретарей, чем Стелла, он еще не встречал. В сущности, в Отделе все держится на ней.

– Сожалею, сэр. Миссис Уолдорф тоже нет.

Терпение Тревиса было на пределе.

– Где же она, черт побери? Когда она вернется?

– Прошу извинить, сэр, миссис Уолдорф вернется не ранее первых чисел.

– Каких первых чисел? – уже заорал он. Неужели первых чисел мая? Это значит – через две недели.

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, Тревис наконец сказал:

– О’кэй. Тогда примите телефонограмму для мистера Макгрегора.

Тонкий голосок на другом конце провода становился все более официальным.

– Сожалею, сэр, но мы не принимаем телефонограмм от неизвестных лиц.

Она явно насмехалась над ним.

– Я – сотрудник Отдела… – ему понадобилось остановиться, чтобы передохнуть и сообразить, что сказать дальше. Его явно зажимали в угол. Но криком здесь не поможешь, между ними три тысячи миль.

– Мой личный номер 55-592-7614Н.

– Одну минуту, сэр.

Нет, этого не может быть. Ему это снится. Он все еще в самолете, сейчас его разбудит стюардесса и скажет, что самолет идет на посадку и надо пристегнуть ремни. Он здоров, через несколько дней с Леклером будет покончено, и агент Тревис Кросс получит новое задание.

– Простите, сэр.

– Что?

– Мне очень жаль, но вы числитесь в выбывших, ваше удостоверение просрочено.

– Да, я это знаю, но…

– Сожалею, сэр, но я не имею права принять от вас телефонограмму. До свидания, сэр.

– Нет, нет, не бросайте трубку…

Но в ней уже слышались короткие гудки.

Он поднял глаза и увидел перед собой Алекс с его сапогами и курткой в руках и доктора Шейдельмана в обществе еще одного пожилого врача.

Тот, не говоря ни слова, подошел к Тревису и, воспользовавшись тем, что сорочка больного была расстегнута, произвел быстрый, но тщательный осмотр сначала шеи и ушей, затем кожи под мышками. Он осмотрел все места, где появились высыпания, столь мучившие Кросса.

Когда врач окончил осмотр, Тревис, не дожидаясь его заключения, быстро сказал:

– Ничего не говорите, доктор. Я знаю, это…

– Да, обычная ветряная оспа.

Тон, которым это было сказано, не оставлял сомнений. Тревис бросил испуганный взгляд на Алекс.

– Я оплатила больничный счет, – как бы в утешение произнесла она.

Притворяться больше не имело смысла. Ему действительно было плохо, так плохо, как на аэровокзале. Перед глазами все плыло, и он испугался, что сейчас рухнет теперь уже не на кафель туалета, а на больничный линолеум. Он ухватился за телефонный аппарат.

– Обещайте, что не вы поведете машину, – еле слышно пробормотал Тревис, глядя в глаза Алекс.

– Клянусь, – ответила она тихо и вполне искренне.

Вправе ли он не верить ей?

Вздохнув, он выпустил телефонный аппарат из своих объятий.

– Ладно, поехали.

Лицо Конни, сидевшей за рулем вместительного семейного автомобиля, отражалось в зеркальце заднего вида. Выражение его было спокойным и во всех отношениях внушало доверие, как и ее манера вести машину. Алекс искоса с интересом наблюдала, как Тревис вот уже несколько кварталов не сводит глаз с зеркальца и лица Конни в нем. Когда, наконец успокоившись, он откинулся на спинку сиденья и, облегченно вздохнув, закрыл глаза, Алекс удовлетворенно улыбнулась. Вскоре Тревис уже спал.

Тишину нарушали лишь дыхание спящего Тревиса и ровный гул мотора мощной машины. Выехав из Сиэтла, они пересекли по мосту озеро Вашингтон, залитое неярким апрельским солнцем. На юго-востоке была видна заснеженная вершина горы Рейньер. Утро было ясным и спокойным.

Однако Алекс ничего этого не видела, хотя и смотрела в окно. Ее терзали сомнения: правильно ли она поступила, взяв Тревиса из больницы. Правда, у нее не было выбора. Не могла же она оставить его там и позволить ему так безрассудно стать жертвой собственного упрямства. Он совсем одинок, это ясно. Она вспомнила его безрезультатный отчаянный звонок кому-то и как он коротко и однозначно ответил: «Нет», когда она спросила, может ли он позвонить еще кому-нибудь. В его глазах было одиночество и отчуждение. Как ужасно, должно быть, знать, что у тебя нет никого, кому можно довериться, попросить помощи.

Алекс, имевшая множество друзей, искренне любивших ее, общение с которыми обогащало и поддерживало, не представляла себе всех степеней человеческого одиночества. И, тем не менее, отрешенный взгляд Тревиса о многом сказал ей. Она не ждала, да и не могла ждать благодарности за то, что решила вмешаться в его жизнь при не совсем обычных обстоятельствах. Он охранял свою жизнь и свои чувства столь же надежно и ревностно, как государство свой золотой запас. Тревис упрям, независим и полон решимости держаться от нее на расстоянии. В данном случае это ее вполне устраивало. Она не собиралась искать приключений и вполне довольствовалась ролью доброй самаритянки. Случайный поцелуй, внесший смятение в ее душу, опаливший ее на мгновение, как лесной пожар сухой кедровник, ровным счетом ничего не значит.

Ее целовали и прежде, припоминала она. Конечно, с Диди по части романов ей не потягаться, но и у нее были увлечения, и не только в юности. В конце концов она вышла замуж по любви. Но никогда еще, призналась она себе, чья-то близость и физический магнетизм не заставляли ее забывать о других, куда более важных, качествах личности.

Решив подвергнуть себя суровому испытанию, она оторвала взор от окна и сосредоточила внимание на объекте своих невеселых и тревожных размышлений.

Как только глаза остановились на спящем Тревисе, показавшемся ей вдруг беззащитным и уязвимым, она поняла, что совершила ошибку. В расстегнутой рубахе, раскинув длинные ноги и бессильно опустив сильные руки, он напомнил ей угловатого подростка – во сне жесткие линии на его лице разгладились, исчезла настороженность, и оно казалось совсем юным. Он вызывал в Алекс почти материнское чувство. В то же время она испытывала неодолимое желание провести ладонью по его груди, и от этого странно замирало сердце. Ее влекло к нему, в этом не было сомнения. Он затронул в ней что-то еще неосознанное, подсознательное, доселе незнакомое. Что тут поделаешь. Но она тут же успокоила себя – все это еще ничего не значит.

Успокоенная этим, Алекс стала снова смотреть на мелькающие за окном окрестности. Совсем ни к чему придавать значение мимолетным ощущениям и чувствам. Она умеет владеть собой. В ее жизни все прочно и разумно, у нее есть свой дом, любимая работа и преданные друзья… Совсем незачем терять все это ради пригожего незнакомца, к тому же страдающего комплексом независимости от всех и вся.

«Не так ли, Алекс?» – спросила она себя и с облегчением вздохнула, когда машина наконец свернула на частную дорогу, ведущую к дому. Ей захотелось что-то делать, двигаться, хлопотать, решать, чтобы поскорее освободиться от сумбура, который творился в голове.

Не успела Конни выключить двигатель, а Алекс выйти из машины, как Сара и Брендон, поджидавшие их на крыльце, были уже рядом.

– Ты привезла его? – сыпал вопросами Брендон. – Ура! Ура! Где Тревис? – Он прыгал вокруг Алекс, пытаясь заглянуть в машину, и наконец увидел спящего Тревиса.

– Что с ним сделала тетя Алекс? – нахмурившись, обеспокоенно спросил он у матери.

– Тише, – предостерегла его Сара, решительно отводя от открытой дверцы. – Она ничего с ним не сделала. Просто он болен. Ты помнишь, как тебе было плохо, когда ты болел ветрянкой? – Мальчик кивнул. – Вот так чувствует себя сейчас Тревис.

– О-о, – только и смог произнести Брендон, но как только мать и Алекс отошли, чтобы поговорить с Конни, все еще сидевшей за рулем, он уже забрался в машину и с интересом разглядывал Тревиса. Тот, почувствовав, что машина остановилась, хотя и с трудом, но открыл глаза и мутным взором уставился на малыша.

– Он проснулся! – радостно закричал Брендон и запрыгал так сильно, что раскачал машину.

С уст Тревиса слетел тихий болезненный стон, и он прикрыл ладонью глаза, защищаясь от яркого дневного света.

– Эй, дружище, потише, – только и смог вымолвить он слабым голосом.

– Брендон! – раздался строгий окрик Сары. – Немедленно выйди из машины. – И, не дожидаясь, когда мальчик сам сделает это, она тут же вытащила его, давая Алекс возможность помочь Тревису подняться.

– Мы приехали, – сказала Алекс, широко открывая дверцу просторной машины Конни.

Тревис отнял ладонь от слезящихся, красных от высокой температуры глаз. Яркий свет, видимо, причинял ему немалые страдания. Влетевший в машину прохладный апрельский ветерок заставил его поежиться. Наконец он понял, где находится.

– Вам сразу станет легче, как только войдете в дом, – заботливо сказала Алекс. Словно не веря ей, он с трудом повернул шею и посмотрел в окно.

В лучах полуденного солнца дом приветливо сиял оштукатуренными стенами.

Тревис, зажмурив глаза, снова откинулся на сиденье и устало промолвил:

– Дайте мне спокойно умереть.

У Алекс сжалось сердце от жалости. Бедняге действительно плохо, вид у него ужасный.

– Тревис теперь будет жить у Алекс, мама? – вдруг спросил Брендон, увидев, как Тревис с помощью Алекс пытается выбраться из машины. Услышав вопрос мальчика, они оба застыли на месте.

– Нет, сынок, – спокойно пояснила Брендону Сара. – Он побудет здесь, пока не выздоровеет.

Алекс, придя в себя, снова подставила плечо Тревису, но он резко отстранился.

– Нет, я сам, – сказал он сердито и вышел из машины. Неверным шагом он побрел к крыльцу и, невзирая на головокружение, благополучно преодолев невысокие ступени, остановился перед входной дверью. Лишь тогда он обернулся и посмотрел на Алекс, насмешливо вскинув одну бровь, что нелегко было сделать, ибо лицо его опухло.

– Ну как? – спросил он.

Алекс стояла там, где, отвергнув ее помощь, он ее оставил. Теперь же его слова подействовали на нее, как электрический разряд. Она быстро поднялась на крыльцо, распахнула дверь и впустила Тревиса в дом. Поднимаясь по лестнице на верхний этаж, она чувствовала за спиной его молчаливое и мрачное присутствие.

Когда-то в старом фермерском доме было шесть спален, и все – на верхнем этаже. Размещались они по обеим сторонам коридора, направо и налево от лестницы. Общая ванная находилась внизу, рядом с кухней. Купив дом, Алекс кардинально перестроила верхний этаж. Из двух спален в конце коридора она сделала одну большую, для хозяев, с отдельной ванной комнатой, для чего использовала половину примыкавшей третьей спальни. Из другой половины получилась ванная для гостей. Маленькая спальня рядом была превращена в кладовую. Из двух оставшихся по правой стороне спален получилась просторная комната для гостей. Сюда Алекс решила поместить больного Тревиса.

Это была светлая и веселая комната с окнами на север и восток. Пол был покрыт пушистым бежевым ковром, мебель – из светлого дуба. У кровати с бежево-голубым покрывалом стоял ночной столик с тяжелой бронзовой лампой и голубым телефонным аппаратом. Тут же стояло старинное кресло-качалка. В ногах кровати лежало аккуратно сложенное стеганое одеяло. Алекс собственными руками выстегала его и очень гордилась этим.

– Вот ваша комната, – сказала она излишне громко, подойдя к кровати и разглаживая складки на покрывале.

Она чувствовала, что нервничает, и это ее смущало. С чего бы это? Ей и раньше доводилось оставаться в этой спальне наедине с мужчиной. С тех пор как она перестроила верх, она не раз бывала здесь не одна.

Она заставила себя вернуться к виновнику своих забот и ненужных эмоций, который продолжал стоять в дверях, прислонившись к косяку. Его вид почему-то смущал и нервировал ее.

Не отдавая себе отчета, что говорит, Алекс вдруг раздраженно спросила:

– Почему вы не раздеваетесь?

Он вздрогнул, выпрямился и с явным подозрением посмотрел на нее.

– Зачем? – спросил он настороженно.

Вдруг поняв, как он воспринял неосторожный вопрос, Алекс подумала: «Однако мистер Тревис Кросс не такой уж каменный, и его можно смутить, если постараться». Но она тут же прогнала совсем дикое желание тут же проверить это и, обойдя кровать, стала снимать покрывало, мысленно ругая себя за ненужную нервозность.

Последующие ее слова были уже спокойны и разумны.

– Ложитесь в постель, а я позвоню в аптеку и узнаю, готовы ли лекарства, прописанные вам доктором Шейдельманом. Если готовы, я немедленно поеду за ними.

Она улыбнулась ему, как ей казалось, вполне нейтральной и спокойной улыбкой.

Тревис еще больше нахмурился и помрачнел, но покинув порог, вошел в комнату и осторожно присел на край постели.

– Хорошо, – ответил он и вдруг вытянул ноги, как бы преграждая ей путь. Словно не замечая этого, он принялся стягивать сапоги.

Алекс смотрела на его босые ступни и вспомнила больницу и его неуклюжие попытки одеться, незастегнутую и незаправленную в брюки рубаху, открытую грудь, соблазнительную выемку пупка… Что за нелепость! Почему это должно было произвести на нее такое впечатление?

– А где же ваши носки? – неожиданно спросила она. Голос от волнения был таким хриплым, что она едва узнала его.

Тревис бросил на нее быстрый взгляд. Если он и заметил что-то, то, во всяком случае, не подал виду. Встав, он снял куртку, небрежно бросил ее на кресло-качалку и лишь тогда, пожав плечами, ответил на вопрос о носках:

– Не знаю. Я не нашел их в больнице.

Сказав это, он стал невозмутимо расстегивать пуговицы рубахи. Его рука медленно справилась с верхними тремя и потянулась к четвертой… Наконец он расстегнул их все, и выдержка бедной Алекс снова подверглась испытанию. Она видела его полностью обнаженный торс, сужающийся книзу треугольник курчавых шелковистых волос… К ее ужасу, он спокойно расстегнул молнию джинсов, а затем привычным рывком стянул их так быстро, что жесткая ткань издала звук, похожий на хлопок. Для ушей Алекс он был орудийным залпом.