Текст книги "Палм-бич"
Автор книги: Пат Бут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)
– Замечательно, Джо Энн. Мне бы очень хотелось. Лайза откинулась в удобном кресле и позволила себе расслабиться, пока по ее телу растекалось шампанское. Никакие ужасы, которыми она себя запугивала, не материализовались. Проблему с меню удалось решить легко – салат-ассорти и бифштекс-минутка, – а что до Джо Энн, так та была просто очаровательна, без малейшего намека на манерность и жеманство, проявления которых вполне можно было бы ожидать как следствия обладания почти что неприличным богатством. До сих Пор Палм-Бич, несомненно, отвечал преувеличенным ожиданиям Лайзы.
И тут наступил момент, который навсегда изменил ее жизнь.
– О, смотрите-ка, накликали к ночи, – внезапно возбужденно проговорила Джо Энн и указала в сторону двери, Лайза послушно повернулась, однако увидела она там вовсе не черта.
Первоначальная ее реакция была почти полностью биохимической. Позднее Лайза подыскала слова, чтобы описать свое состояние, нашла объяснения нахлынувшему на нее чувству. Но в тот момент она просто испытала смятение, странный взрыв эмоций, как будто где-то в самой глубине души разбередили осиное гнездо. С ней происходило нечто такое, чего она не понимала, и причиной ее смятения было появление необычайно привлекательного мужчины в дверях «Кафе л'Ероп».
По мере того как ее потрясенное сознание начало восстанавливать контроль над бушующими потоками химических веществ в теле, Лайза попыталась разобраться в том, что такое особенное она увидела. Она не нашла ответа, который мог бы удовлетворить ее. Пусть он был необычайно привлекателен, но ведь и не абсолютно уникален. Существовало нечто гораздо более важное – что-то тревожное, опасное, возбуждающее, неизбежное. И это не просто исходило от него. Произошло какое-то взаимодействие – некая реакция между Лайзой и этим незнакомцем, и результат немного превысил сумму отдельных слагаемых. Далеко не разобравшись в том, что же произошло, Лайза, словно заложница судьбы, сидела и наблюдала за тем, как мужчина отошел от двери и двинулся в глубь ресторана.
Одно стало ясно сразу же. Мужчина распространял вокруг себя сладкий запах успеха, пьянящий аромат концентрированной харизмы, а все смертные попроще впитывали его в себя. Метрдотель, такой чопорный в момент прибытия Лайзы, вел мужчину между столиков, заламывая руки и горбясь. Шеи всех сидящих в зале изогнулись будто резиновые, обитатели Палм-Бич повернулись к красивому новому посетителю, бесстыдно сверля его – глазами, и на фоне заметно поутихшего обмена мнениями принялись толкать локтями в бока и сжимать пальцами запястья непонятливых, чтобы те прониклись фактом появления среди присутствующих совершенно невероятной фигуры.
Лайза беспомощно повернулась к Джо Энн. Вопроса задавать не потребовалось.
– Бобби Стэнсфилд, – просто сказала она. – А позади его мать, Кэролайн Стэнсфилд.
Лайза почувствовала, как ее оставляют силы. Этот человек был Стэнсфилд. Тот самый Бобби Стэнсфилд. Для Лайзы – мифический супергерой, типичный представитель династии Стэнсфилдов, этого сказочного клана титанов, которые населяли романтические фантазии ее любимой матери. Неудивительно, что Лайза тут же узнала его, немедленно на подсознательном уровне ощутила, какое феноменально огромное значение имеет он для нее. Невысказанное было мгновенно объяснено, однако это знание вовсе не помогало.
И еще – Кэролайн Стэнсфилд. Хозяйка ее матери. Душа Палм-Бич, воплощение волшебного мира за мостом. Боже всемогущий! Смешанные чувства загремели хриплой какофонией. Лайза изо всех сил пыталась разобраться в них. Бобби Стэнсфилд, этот красивый, желанный, знаменитый мужчина, который в один прекрасный день может стать президентом. Кэролайн Стэнсфилд, которая уволила мать и погубила ее жизнь, а в награду за недостаток милосердия была превращена в богиню. Боготворила ее Лайза или ненавидела? Интуитивно дать ответ на это было невозможно. Мощный адреналиновый поток согнал краску с лица Лайзы; она сидела неподвижно, словно напуганный зверек, загипнотизированный светом фар надвигающегося автомобиля, – не в состоянии пошевелиться, не в состоянии соображать. Смутно, сквозь поглотивший ее туман, Лайза констатировала, что Стэнсфилды направляются прямо к ней.
– Джо Энн Дьюк? Девичник? Так-так. Надо бы мне выбираться сюда почаще.
Тон его голоса говорил гораздо больше, чем слова. Взор светло-голубых глаз задержался на Лайзе.
– А нельзя ли меня представить вашей столь красивой подруге?
Он все еще улыбался, но голос отчего-то стал чрезвычайно серьезным.
– О, Бобби, это Лайза Старр. Сенатор Стэнсфилд, Лайза только что открыла самый замечательный гимнастический зал в Уэст-Палме. Она хочет преобразить мою жизнь и сделать из меня женский вариант Адониса, если такое возможно.
Как Бобби, так и Лайза не заметили едва ощутимого намека на покровительственный тон. Мысли их были заняты другим.
– Мне очень приятно познакомиться с вами, Лайза Старр. Может быть, у вас найдется свободное время немного преобразить и мою жизнь?
От этого предложения Лайза густо покраснела; прекрасные глаза проникли в глубь ее души. О Боже, как же он привлекателен! Ужасно привлекателен!
– Мама, ты знакома с женой Питера Дьюка, Джо Энн. А это Лайза Старр, с которой, как это ни стыдно и ни грустно признать, я до сих пор не был знаком.
Словно факир, вытаскивающий на свет божий кролика, он отступил в сторону, чтобы продемонстрировать Кэролайн Стэнсфилд. Ее осторожная улыбка сказала все. Хождение от стола к столу на обеде среди политиков, где блюдо стоит тысячу долларов, называется бизнесом; хождение от стола к столу в ресторане – просто неприлично.
Кэролайн Стэнсфилд протянула сухую ручку, и Джо Энн с Лайзой поднялись, чтобы пожать ее. Да, она знает Джо Энн Дьюк. Шлюшка с сердцем из латуни или из какого-то другого неприятного металла. Лайза Старр? Имя напоминает актерское. Разумеется, никакого отношения не имеет к филадельфийским Старрам. Но эти прекрасные глаза, эти высокие скулы. Они ей явно знакомы. Кого-то крайне напоминают. Черт. Память у нее теперь совсем дырявая. Кого же, черт побери?
– Лайза Старр, – задумчиво произнесла она, пожав руку. – Я уверена, что откуда-то знаю вас. Мы раньше не встречались?
Сколько всего можно было сказать, вспомнить целую жизнь, прожитую в мучениях, надеждах, радости и сердечной боли, – но, конечно, все это было невозможно.
– Нет, боюсь, что нет, – был единственно возможный ответ, поэтому Лайза сказала только это. – Ладно, Бобби. Я умираю от голода. Ты меня покормишь или нет?
Как всегда, приказание Кэролайн Стэнсфилд выполнялось немедленно.
Рука Бобби приняла прежнее направляющее положение, и он подхватил мать, чтобы возобновить с ней свое шествие. Через плечо он многозначительно проговорил:
– Так вы, Джо Энн, пригласите меня на обед, или Дьюки экономят? Позвоните мне. До свидания, Лайза Старр. Я очень надеюсь, что мы еще встретимся.
Гортанный, дразнящий смех проник прямо в сердце Лайзы и тут же поселился там навечно.
Глава 6
Впервые за эти недели Лайза полностью отдыхала. Сауна забрала всю лишнюю воду из ее тела, прочистила поры и сняла напряжение в натруженных мускулах. Теперь этот процесс завершился в джакузи. На Лайзу обрушивались струи теплой воды, массируя, размягчая, разглаживая плоть. Не слышалось никаких звуков, кроме ласкового шума ароматизированной воды, а приглушенное освещение снижало воздействие всех внешних раздражителей. Наконец-то Лайза была свободна, могла свободно расслабиться, испытать радость от настоящего, насладиться им. Однако мятущиеся мысли не давали покоя. Столько всего произошло. За этот короткий срок Лайза совершила переход от трагедии до той черты, за которой должен последовать взлет, однако шла она тигриной тропой, тревожной, пугающей, опасной, – при этом отчасти была проводником сама, отчасти ее вели.
Раньше существовали уверенность, уют, любовь – и, конечно же, ее родители, которые воплощали в себе все эти три основы. Болезненное чувство утраты сейчас несколько притупилось, время лечит, однако воспоминания сохранились, реальные и живые. Лайза ощущала прежде всего присутствие матери, по теплым, спасительным запахам которой она тосковала. Огонь поглотил мечты матери, но не сохранились ли они в Лайзе, видоизмененные, пересаженные в тело и сознание новой и достойной их носительницы?
Лайза вздохнула и вытерла бусинку пота со лба. Она оставила намерение поступить в колледж и стать преподавателем. Стоило ли горевать о той жизни, от которой она отказалась? Может быть, если бы она жила в безвоздушном пространстве. Однако вакуум был наполнен. Теперь она стала королевой в собственных владениях, а не раболепной придворной дамой во владениях других. Разумеется, это был бесконечно крошечный феод, но она правила в нем. И всем было очевидно, что Лайза уже добилась успеха. Заявления о приеме лились потоком, и список был почти переполнен. Однако впереди маячили еще более широкие возможности. Благодаря им Лайза сможет преподнести матери самый главный посмертный подарок. В воскресенье она будет сидеть с Дьюками в их частной ложе на стадионе для игры в поло в Палм-Бич, и не как горничная, а как равная. В один прием Лайза осуществила недостижимую мечту Мэри Эллен. Пусть пока что это неустойчивая ступенька на лестнице, однако Лайза явно начинает не с самого низа.
И она не собирается покоиться на лаврах. Она закрепит свою позицию, как наступающая армия, подтянет резервы, прежде чем двинется с плацдарма для ведения завоевательной кампании, после которой Палм-Бич будет лежать у ее ног, безоговорочно отдав все свои сокровища Лайзе Старр. Лайза наслаждалась этой сладостной мыслью, но даже сейчас печаль примешивалась к ней и привносила горечь в ее аромат. Проклятье. Это так несправедливо. Если бы ее мать дожила… Если бы отец и дед… Но все они ушли, и некому было наблюдать за ее первыми осторожными шагами.
Она осталась одна в этом опасном и запутанном мире, полагаясь только на свою сообразительность, красоту и блистательную мечту. Внезапно Лайза ощутила, как уверенность ускользает из ее крепкой хватки, и подкатившемуся к горлу комку поспешили на помощь навернувшиеся на глаза слезы. «Твои враги – мои враги, – любил приговаривать дедушка Джек. – Если кто тебя обидит, Лайза, только скажи мне. Ему нечем станет жевать бифштексы». После этого они всегда смеялись, однако Джеку Кенту действительно доводилось раньше ломать челюсти, а за какое-нибудь реальное или воображаемое оскорбление своей любимой внучки он, вероятно, пошел бы и на более жестокую расправу. При такой поддержке Лайзе практически нечего было бояться. Благодаря воинственности старого Джека и гигантским кулакам отца детство Лайзы протекало совершенно безоблачно. Ни один наглый негритенок в квартале не осмеливался сказать ей какую-нибудь пакость, ни один накачавшийся спиртным пьяница не рисковал делать грязные намеки, когда груди ее стали наливаться, ни один из приятелей не испытывал судьбу, если Лайза говорила «нет». И вот в несколько ужасных минут все близкие исчезли и оставили Лайзу одну. Дитя без матери и отца.
По пылающей щеке Лайзы тихо покатилась большая слеза, смешиваясь с капельками пота, и Лайза вытерла ее рукой. В Палм-Бич никто не будет распускать руки, однако там пользуются словами, острыми, как кинжал. Их защитят юристы, деньги; их поддержат злые языки друзей. Борьба в этом мире будет далеко не легкой и далеко не безопасной. Отчего-то эта мысль доставила Лайзе удовольствие. В конце концов, в ее жилах текла кровь Джека Кента, а если что и воодушевляло – его, так это перспектива хорошей драки, желательно в невыгодной для него ситуации. Отец был несколько иным, однако Лайза помнила, как загорались его глаза в «У Рокси», когда пиво текло рекой и когда какой-нибудь развязный юнец решал, что настало время померяться силами с теми, кто был старше его и лучше его. Она пойдет против всех и победит в этой борьбе. Неважно, из какого калибра ударят по ней, она найдет возможность ответить еще более сокрушительным огнем. Как бы изгоняя из себя быстро усиливающуюся тоску, Лайза опустилась в пенящуюся воду и погрузила голову в тепло. Когда она вынырнула на поверхность, к ней вновь вернулась прежняя уверенность в себе.
Лайза принялась думать о воскресенье. Как там будет? Кто будет? Бобби Стэнсфилд? Эта мысль пронзила ее, как солнечные лучи пронзают тяжелые облака, – внезапно, неожиданно, с таким же согревающим, бодрящим эффектом. Стэнсфилд. Имя, придающее силы для того, чтобы сконцентрировать свое сознание, связать воедино распущенные нити. Это имя несло в себе все: ее прошлое, настоящее и – лелеяла надежду Лайза – будущее. Может быть, он был всего лишь символом того мира, который она искала, символом пугающе могущественным, из плоти и крови.
Обласканная теперь солнечными лучами, как лепесток готового раскрыться цветка, Лайза в ответ широко раскинула ноги и подставила раскрытые бедра приятным струям воды. В сознании Лайзы хранилось воспоминание о сияющих голубых глазах и о звонком голосе, который имел смелость восхищаться тем, что, как она знала, способно было вызывать восхищение. Слава Богу, она действительно красива, но ведь и он красив. Все, как предсказывала ее матушка, и даже более того. Что же произойдет теперь? Увидит ли она его еще раз? В воскресенье. Если нет, то, может быть, на какой-нибудь следующей вечеринке у Джо Энн. Последние слова Бобби в ресторане содержали недвусмысленный намек на то, что он надеется на такую встречу.
Нужна ли она ему? Понравилась ли она ему? Сможет ли он полюбить ее? Стать ее возлюбленным? Приятные размышления забирались все дальше и дальше, в то время как столб воды восхитительно играл с самым потаенным уголком ее плоти.
До сих пор она не испытывала желания ощутить тепло тела, ласковые прикосновения любимого. Такие вещи Лайза всегда рассматривала как нечто второстепенное. Это произойдет после того, как устроится ее жизнь. Тогда это станет забавным, даже очаровательным занятием, однако ему будет отведен лишь досуг – в иерархии наслаждений где-то между пьесами Теннесси Уильямса и концертами музыки кантри в субботний вечер. Лайза никогда не могла понять людей, жизнь которых была подчинена любви. Это представлялось ей абсолютно нерациональным, изначально безответственным. Для нее основой всего был самоконтроль – контроль над своим телом. У нее были мальчики, однако они никогда не становились ее жизнью, своими неопытными движениями и неумелыми губами они так и не сумели склонить Лайзу к тому, чего так отчаянно желали. В один прекрасный день это случится. Однако Лайза при этой мысли испытала скорее любопытство, чем нетерпение.
Она тихонько сползла со своего места, слегка придвинулась к ласкавшей ее водяной колонне, наслаждаясь все более настойчивой игрой воды при приближении к ее источнику. Ухватившись обеими руками за стенки ванны, Лайза прижалась к круглому отверстию, упиваясь восхитительным чувством давления бьющего в нее потока. Она подыскивала нежные слова для сладострастной поэмы, которая складывалась у нее в голове. В Лайзу била крепкая и сильная струя, длинная и изящная, она бесстыдно проникала в нее и овладевала ею. Лайза изогнула бедра, удаляясь от источника удовольствия, подставляя мощному давлению воды крепкий лобок, плавные линии того места, где сходились ее ноги.
Затем, очень медленно, как бы не желая потревожить или отпугнуть своего водного возлюбленного, Лайза повернулась и подставила ему попку. Поток жадно обрушился на щель между круглых ягодиц, отыскивая скрытое отверстие – чтобы любить его, нежить своим крепким касанием. Сознание Лайзы прорезали острые уколы удовольствия, и она принялась двигаться, чтобы усилить ощущение. Согнувшись в талии, с идеально прямым позвоночником, Лайза опустила подбородок на поверхность воды, одновременно резко подавшись в сторону стены джакузи. Вступив в сладостный сговор с дерзким водяным потоком, она позволяла ему овладеть собой. Однако внутренне Лайзе удалось достичь желаемого сочетания безжизненного, механического воздействия, агрессивный напор которого она столь ощутимо испытывала, с волшебным видением, и оно обрело душу. Душа принадлежала Бобби Стэнсфилду.
Образ, возникающий в пелене пара, вспугнуло бестактное дребезжание неуместного, беспардонного звонка в дверь.
Господи! Черт побери!
Лайза попыталась отключиться, удержать хрупкую мечту, обещавшую столь много.
Пока она старательно восстанавливала ускользающую грезу, звонок стих. Лайза вновь приняла позу, чтобы возобновить имитацию божественного прикосновения, но лишь только она напнулась, как чей-то палец снаружи у двери вспугнул водяной палец. На этот раз звонок был настойчивей. Своим прерывистым ритмом он намекал, что звонивший знает: есть кому открыть двери изнутри.
Изящно изогнувшись, Лайза выскочила из водяного чрева, схватила полотенце и прошлепала по гимнастическому залу к выходу.
– Ну, кто там? – прокричала она сквозь запертую дверь.
В Уэст-Палме незнакомцам двери не открывают.
– Это я, Джо Энн, – послышался уверенный ответ, показывающий, что гостья не обескуражена явно раздраженным тоном вопроса.
– О, Джо Энн. Погоди секунду, я сейчас отопру. Я прямо из джакузи.
Джо Энн нисколько не отпугнул недостаток приветливости в голосе девушки. Лайза Старр, прямиком из джакузи, была для нее поистине лакомым кусочком. Когда дверь распахнулась, и истина подтвердилась, Джо Энн сделала ранее намеченный ход.
– Я как раз проезжала мимо и увидела, что свет включен. И я подумала: чем это ты занимаешься?
Джо Энн лгала, глядя прямо в глаза Лайзы. С этой стороны Клематис-стрит никуда не вела. Последние пару дней Джо Энн подъезжала к гимнастическому залу каждый раз, когда оказывалась по эту сторону моста. Похоже, ее маневры принесли плоды.
Местная география Лайзе была знакома; вряд ли Джо Энн случайно оказалась на пороге ее заведения, хотя причины, которые привели ее сюда, были весьма загадочны.
– Ну что, позволишь мне зайти? А то я тут замерзну насмерть.
Обе рассмеялись. – Температура в Уэст-Палме доходила до восьмидесяти восьми градусов.
– Разумеется, заходи.
– Знаешь, Лайза, я не хочу тебе мешать. Давай-ка возвращайся в свои целебные воды. А что, я могу и присоединиться к тебе? Конечно, если ты не против.
– Нет, разумеется. Заодно просветишь меня насчет того, что будет в воскресенье.
Конечно, Лайза не нуждалась в непрошеной гостье, потому что хотела побыть одна в горячей ванне, однако она помнила, что Джо Энн была волшебным пропуском в пещеру Палм-Бич. Разумней с достоинством уступить.
Джо Энн сознательно замешкалась и пошла следом по короткому коридору, который вел к джакузи. Впереди нее шла Лайза, завернутая в полотенце, из-под которого капала вода. Джо Энн мысленно уже видела ее обнаженной. Широкие, прямые плечи, округлые мускулистые икры, изящные, с прекрасным изгибом ступни, безупречно ухоженные пальцы ног. Длинные темные волосы, сырые и растрепанные, ниспадали на плечи, на которых еще блестели бусинки влаги – пота, воды. Лайза двигалась танцующей, свободной походкой – возможно, несколько слишком энергичной, несомненно атлетической, но типичной женской. Ощутив нарастающие внутри знакомые ощущения, Джо Энн почувствовала небольшую дрожь возбуждения. Через пару секунд эта скульптура обнажится. Можно было без труда предсказать, что баллы будут высокими.
Так и получилось. В течение коротких сладостных секунд, пока белое полотенце падало на мозаичный плиточный пол, Лайза Старр стояла нагой на краю джакузи.
Освещение, по-прежнему тусклое, придавало ее фигуре эфемерный, нереальный вид – поздневикторианская фотография: купальщица, застигнутая врасплох на берегу какой-то медленной индийской реки. Тело, разумеется, было волшебным, к тому же Лайза застыла на мгновение и расслабленной позе профессионального атлета, выставив одну ногу перед другой, и в слабом освещении вырисовывались контуры группы гладких четырхглавых мышц, идеальный треугольник темных и загадочно волнующих волос, плавные очертания тугого живота. Пальцы изящно свесившейся правой руки застыли в покойном положении, словно у какой-то греческой богини; левая рука была поднята на уровень плеча, переходя через• прекрасно оформленные грудные мышцы к высокой груди. То ли из-за жары, то ли из-за бьющих струй воды нежно-розовые соски напряглись и поднялись – а может быть, эта девочка всегда выглядит так, и груди у нее от природы конической формы, словно пирамиды, приковывающие к себе внимание, требующие восхищения, притягивающие своим очарованием, провоцирующие на рискованное прикосновение?
Джо Энн зачарованно впилась глазами в готовое скрыться видение, пытаясь навсегда запечатлеть его в альбоме своей памяти. И тут Лайза ступила в пенящуюся воду, и видение скрылось.
В этот миг Лайза непостижимым образом сознавала, что жадные глаза впитывают в себя ее образ. Лайза была далека от того, чтобы услышать приглушенную музыку желания, которая тихо начала наполнять собою все пространство вокруг нее, но интуитивно ощутила, что вода спасет ее от внезапно возникшей непонятной, экзотической опасности, такой тревожной и волнующей. Пузырики воды пробежали по коже, которой касался взор Джо Энн, и Лайза ощутила необъяснимую дрожь, промчавшуюся вверх и вниз по ее изящной спине.
Она повернулась к Джо Энн с удивлением, вопрошающим выражением лица. Женщины всегда проявляют мимолетный интерес к виду тела друг друга, и Лайза, будучи профессионалом в своей области, не была исключением. Однако отчего-то на этот раз она почувствовала нечто большее, чем интерес. Лайза на секунду отвела глаза в сторону от непонятного смущения, но тут же вновь подняла взгляд под воздействием какого-то сильного магнитного поля, о существовании которого она подсознательно догадывалась. Джо Энн смотрела на Лайзу, и в этом взоре было нечто гипнотическое. Взгляд был ленивым, уверенным, подбадривающим, и в то же время пугающе могущественным, не позволяющим себя игнорировать.
«Я полностью одета, однако скоро я буду голой. Я хочу, чтобы ты смотрела, как я раздеваюсь», – говорили глаза Джо Энн, и, не смея, не желая воспротивиться приказу, Лайза обнаружила, что подчинилась. Она наблюдала такую картину тысячу раз, но в данном случае раздевание было исполнено значения, несло в себе совершенно не поддающийся объяснению аромат принудительного тайного созерцания. Как Лайза ни старалась, она не могла избавиться от ощущения, что подсматривает сквозь замочную скважину.
Пальцы играли с большими латунными пряжками двух толстых кожаных ремней, которые перетягивали осиную талию Джо Энн. Неторопливо, томно она приспустила голубые джинсы и чуть стянула белые шелковые трусики. Глаза ее теперь смеялись, дразнили, подбадривали Лайзу, предлагая ей перевести взор на самое заветное место.
Лайза почувствовала, как в горле у нее пересохло. Она попыталась сглотнуть слюну и внезапно поняла, что сделать это, оказывается, трудно. Тогда, явно не в силах сопротивляться беззвучному приказанию, Лайза опустила глаза и беспомощно стала рассматривать волосы на лобке, обрамленные, словно какая-нибудь бесценная картина, рамкой приспущенных джинсов. Вполне сознавая производимый ею эффект, Джо Энн не стала спускать джинсы ниже. Вместо этого она потянулась выше, к пуговицам небесно-голубой шелковой рубашки мужского покроя, под которой уже напряглись ее крепкие соски. Дергаясь на ниточках опытного кукловода, Лайза вновь подняла взгляд, чтобы полюбоваться дерзкими, самоуверенными грудями.
От затянувшегося молчания стало неуютно, однако говорить было не о чем. Порочный союз вступил в начальную фазу формирования, однако цель его была все, еще плохо определена и едва обозначена. С нарастающим ужасом Лайза ощутила, как чудовищную сухость во рту начинает компенсировать повышенная влажность совсем в другом месте.
Джо Энн все это чувствовала, видела по смущенному взору. Как часто это происходило именно по такому сценарию. Чуждый акт, невообразимый и нежеланный, превращался в страстно желаемый благодаря искусству соблазнительницы. И вот уже быстро Джо Энн спустила с себя брюки, трусики, сняла хлопчатобумажные носочки и плавно соскользнула в воду. Тем не менее, она сохраняла молчание. Слова могли разрушить магию.
Сидя напротив своей жертвы в бурлящей воде, Джо Энн выжидала и ловила то мгновение, которое умела столь легко угадывать.
Медленно, как восходящее солнце, в голове Лайзы зрело понимание происходящего. Впервые в жизни ее возбудила женщина, фантастически красивая и могущественная голая женщина, которая сидела в нескольких дюймах от нее в пенящихся, ароматных потоках ее же собственной ванны.
Но как же это произошло? Или же это просто следствие ее собственного стремления самоудовлетвориться, отчаянные попытки возбужденного сознания, ищущего предмет, на котором можно сконцентрировать чувственность? Нет. Дело не просто в ней. Лайза была далеко не пассивным наблюдателем всего того, что происходило. Она источала реки сладострастия, которые проникали под кожу Лайзы, возбуждая каждое ее нервное окончание. Груди ее набухли, в животе явилось ощущение пустоты, и, что более существенно, такое же ощущение пустоты возникло между ногами.
Смеющиеся глаза Джо Энн сверлили ее, угадывали ее смятение, изучали чувство, которое быстро превращалось в желание самой Лайзы, и одновременно делали его все более сильным. И вот уже с уверенной, понимающей улыбкой на полуоткрытых губах Джо Энн преодолела короткое расстояние, за которым наступала их близость.
Поцелую предшествовала целая вечность. Он возник как медленное, ленивое действо, которое, казалось, никогда не завершится. Скользящие губы, теплые, мягкие и сухие, как воздух в пустыне, сначала не касались Лайзы. Они царили в пространстве и времени сперва в нескольких дюймах от губ Лайзы, а потом ближе. Через губы до Лайзы доносилось горячее, ароматное дыхание, которое обдувало ее лицо, сладостно проникало в ноздри, покрывало испариной ее кожу. Затем губы опустились на Лайзу, осторожно и спокойно осуществляя свою миссию милосердия и порабощения. Лайза почувствовала, как вся ее спина покрылась испариной от движения этих необыкновенных губ по ее губам – изучающих, любопытных, нежно говорящих на беззвучном языке любви. И тем не менее, это был еще не поцелуй, а договор, нерушимый союз, заключаемый для того, чтобы пуститься в путешествие по неизведанным морям сексуального экстаза. Скоро, благословенно скоро появится язык. Впервые в жизни Лайза оказалась в роли беспомощного пассажира; какое бы действие ни происходило, она была вынуждена так или иначе согласиться на него. Пассивное приятие этих губ было окончательным, словно подпись на некоем мистическом контракте.
Как бы принимая капитуляцию, Джо Энн поторопилась закрепить свои позиции. Задержавшись губами в уголке полуприкрытого рта Лайзы, Джо Энн лизнула ее, пробежав влажным, сладким язычком сначала по верхней, затем по нижней губе, смочив сухую кожу слюной.
Лайза подавила тихий стон удовольствия, ощутив внутри наплыв влаги. Она откинулась на стенку джакузи и, целиком раскрываясь, вытянула перед собой ноги.
Джо Энн увидела жест уступки и поспешила воспользоваться им. Пальцами она искала и щупала под водой твердые, как камень, соски, играла с почтительным удивлением крепкими грудями, мысленно сопоставляя ощущение от прикосновения с тем образом, который она запомнила. Тихонько, но настойчиво она сжала тугую плоть между большим и указательным пальцами и, пробежав языком по контурам зубов Лайзы, глубоко погрузила его в рот, наслаждаясь его изысканной влагой. Теперь она полностью сконцентрировалась на поцелуе. Тело Джо Энн практически растворилось. Оно стало просто придатком, дополнением к ее могущественному рту. Она ласково оглаживала руками горящие щеки Лайзы; язык Джо Энн, изобретательный, непредсказуемый, опытный в умении возбуждать, беспрестанно раздувал языки пламени бурлящего желания Лайзы. Напружинив предплечья, Джо Энн придвинула к себе девушку, правой рукой наклонила ее голову и зарылась в мокрые волосы, заставляя ее прижаться ртом к своему рту. Моментами, когда губы оказывались притиснутыми друг к другу, а язык пытался проникнуть в самые дальние уголки горла Лайзы, в этих объятиях чувствовалось отчаяние. Тут же язык начинал играть, дразнить, полизывая и щекоча, купаясь в вожделенной влаге. Время от времени Джо Энн ощущала острые зубки и мгновенное возбуждение от сладостной боли, когда Лайза пыталась добиться и своей порции восторгов, сжимая настырный язычок между белоснежными зубками, щипая, покусывая его, призывая к порядку, прежде чем вновь подчиниться его бесконечно приятному диктату.
Лайза беспомощно погибала в сражении с этим поцелуем. Это были война, жизнь, любовь. Ничто не имело значения. Ни тщеславие, ни воспоминания, ни счастье. Это была не прелюдия и не эпилог. Это была единственная реальность, квинтэссенция настоящего, самая суть блаженства.
Длинный и тонкий, язычок Джо Энн проник теперь в нее, двигаясь медленно и обдуманно. Лайза любила его и, готовая принять его, старалась облегчить его продвижение, приносящее удовольствие, желала, чтобы он проник вглубь, прокрался еще дальше в ее сознание, чтобы усилить дикую круговерть радостного чувства, которое, разбушевавшись, стало неподвластно ей.
Держа вибрирующее тело в своих руках, Джо Энн – почуяла приближение развязки. Невинная свежесть девушки воспламенила се и заставила сломя голову броситься вниз, отдавшись без оглядки естественным импульсам. Лайза Старр – самая сладостная и самая лучшая. Ее прекрасная девственность лежала как на ладони, прося удовлетворения, умоляя о нем, требуя его. Она была даром, божественной жертвой богам страсти, которым служила Джо Энн.
Не сейчас. Не сейчас. Джо Энн принудила себя принять решение, заставила себя сделать невозможное, притормозить несущуюся во весь опор, но вовсе не неуправляемую колесницу взаимного желания. Дрожащая и извивающаяся в экстазе, Лайза заставляла Джо Энн чуть ли не всеми фибрами своего существа желать сладостного конца; но в ней жила и крепкая, стальная решимость.
Сверхчеловеческим усилием Джо Энн сбила накал яростного желания и замедлила темп поцелуя, нежно полизывая жадный, внезапно ставший небезопасным рот. Джо Энн подняла указательный палец правой руки и, чтобы разъединить их губы, прикрыла им рот Лайзы, одновременно оттолкнув ее. Она нежно посмотрела на разгоряченное лицо, вложив в свой озабоченный взгляд как можно больше любви. Затем, по-прежнему молчаливо, она поднялась и выпрямилась на выступе, где сидела Лайза. Она стояла, высокая и очаровательная, непредсказуемая, волшебная, возвышаясь над оказавшейся меж ее ног будущей любовницей.
