Текст книги "Реньери Андретти (ЛП)"
Автор книги: Паркер С. Хантингтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Тонкие признаки, которые сейчас разделял Ренье.
Приталенный черный костюм, простой, но сшитый на заказ, из неброской, но дорогой ткани, которую мало кто мог себе позволить. Темные туфли из итальянской кожи ручной работы. Чистая рубашка. Без галстука. Две верхние пуговицы расстегнуты. И совершенно неприступная, незатронутая аура, как будто неважно, на кого он произвел впечатление, потому что никто из нас, маленьких людей, не имеет значения.
Пока Пола пробиралась к нему, он сделал заказ, не взглянув на меню. Еще одна особенность богатых людей. Кому нужно меню, когда цена не имеет значения, а люди готовы удовлетворить любое твое желание?
Тем временем я стояла, дрожа в своем пеньюаре для кукол – он был слишком коротким, а я – слишком высокая. При росте метр семьдесят два мои каблуки давали мне почти метр восемьдесят два. Я выделялась в толпе, даже среди лучших стриптизерш Майами-Бич.
Мне говорили, что я хорошо постарела, на моем лице нет морщин. А ведь мне было всего двадцать пять – почти двадцать шесть. Но в годы стриптиза это была древность – по крайней мере, здесь, где средний возраст стриптизерши довел бы социального работника до сердечного приступа.
Я была худой, но только потому, что не могла позволить себе много еды. Маленькая грудь, благодаря моей матери, ее матери и матери ее матери, которые любили передавать свои гены. А под париком, слоями тонального крема, накладными ресницами и дурацким количеством теней для век я обычно была светловолосой, голубоглазой девушкой, которая предпочитала жить с чистым и естественным лицом. Не потому, что я была достаточно красивой для движения #БезМакияжа и #БезФильтра. Просто у меня не было ни времени, ни денег на косметику. Мой банковский баланс был меньше, чем долг по кредитной карте, и я уже едва сводила концы с концами.
Такой была моя жизнь.
Так обращалось со мной время.
Очевидно, что время любил Ренье больше, чем меня. Когда я видела его в последний раз в восемнадцать лет, я думала, что он мужчина. Я ошибалась. С тех пор он возмужал. Тощие мышцы превратили его тело в завидную, вызывающую гормоны машину. Он по-прежнему был, несомненно, богат, хотя я и не ожидала, что это изменится…
– На что ты уставилась?
Я дернулась назад.
– Ни на что.
Фред нахмурил брови.
– Тогда возвращайся к работе.
– Но ты сказал, что я могу уйти.
– Если ты позаботишься о VIP. Но ты этого не сделала. – Его челюсть сжалась. – Ты отдала работу Поле, так что заканчивай свою смену.
Отлично.
К концу ночи у меня на ногах появились мозоли, и мне просто необходимо было попасть домой. Сейчас. Я вышла из подворотни, ковыляя к своему дерьмовому, захудалому "Сивику" 89-го года на слишком высоких каблуках, которые стоили больше, чем моя машина.
– Что ты здесь делаешь?
Я замерла. Голос стал глубже и взрослее, но я узнала бы этот голос где угодно.
– Я здесь работаю.
– Почему?
Я медленно повернулась, так неуверенно, как никогда в жизни.
– Хороший вопрос.
Не то чтобы это было его делом.
Мое глупое, глупое сердце заколотилось, как только мои глаза встретились с его. Четыре года школьной ненависти не стерли девять лет любви, но, черт возьми, как бы мне этого хотелось.
Он прислонился к кирпичной стене, скрестив руки, и выглядел более обходительным и опасным, чем любой мужчина, скрывающийся в переулке стрип-клуба, имел право быть.
– Чушь собачья. Какой смысл в дипломе, если ты работаешь официанткой в стрип-клубе?
Я скрестила руки, не понимая, зачем я затеяла этот разговор. Почему я просто не сказала: "Пошел ты" и не ушла, пока мое разбитое сердце не разлетелось на куски безвозвратно. Казалось, что рядом с этим человеком оно всегда находится в режиме фестиваля.
Я подняла подбородок.
– Не то чтобы это было твоим делом, но у меня нет диплома.
– Но ты училась в Дьюке. – Его брови нахмурились, и он выглядел почти расстроенным.
Я не допускала мысли, что Ренье могло волновать то, что со мной произошло с тех пор, как он вычеркнул меня из своей жизни. Безрассудная, неутомимая надежда и раньше делала меня дурой, то и дело обманывая на протяжении всей школы, а взрослая Карина знала, что Реньери Андретти доверять нельзя. Если бы только мое сердце могло запрыгнуть на борт.
– И сразу же бросила… Подожди. – Я сделала шаг назад, как будто расстояние позволяло мне держать голову прямо. – Как ты узнал, что я поступила в Дьюк?
Он оторвался от стены и сделал несколько целенаправленных шагов ко мне. Мои ноги подкосились, разрываясь между мозгом, требующим бежать, и сердцем, умоляющим остаться. Еще один шанс!
Еще один шанс! Умоляло оно своим глупым, тупым голосом. Только Ренье мог управлять моим сердцем после всего, через что он меня заставил пройти.
Он потянулся к моим волосам, где из голубого парика выпал волнистый локон грязного блонда. Мозг, наконец, победил, и я сделала несколько шагов назад.
Он опустил руку.
– Все должно было получиться не так.
– Что?
Ренье снова потянулся к моему лицу, но я вздрогнула и сделала еще один шаг назад. Мятно-зеленые глаза изучали меня, прежде чем он повернулся, направился к двери в переулок и крикнул вслед:
– Я все исправлю.
Исправит что?
Я не ожидала, что наша первая встреча за семь лет пройдет именно так.
3
Как курение губительно для легких,
обида губительна для души:
даже одна затяжка приносит вред.
Элизабет Гилберт
РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ
Время лечит все раны.
Тот, кто придумал это дерьмо, наверняка выкурил несколько чаш в свободные от употребления грибов дни. Время может быть мстительной маленькой сучкой. Раны много чего делали, но они точно не заживали.
Раны гноились. Факт.
Как бы вы ни старались их скрыть, они оставляли шрамы. Уродливые, рельефные шрамы. Факт.
Они делали вас уязвимым для новых травм и набирались, как килограммы на первокурсниках колледжа. Факт.
Порвите несколько раз мениск и скажите мне, как вы себя чувствуете через несколько лет, когда ваши колени будут скрипеть при каждом шаге, а один удар может сделать вас калекой. (прим. Мениск – это внутрисуставной хрящ между большеберцовой и бедренной костью)
Карина Амелия Галло была самой страшной раной из всех. Она напоминала о себе, когда ты обманом заставил себя поверить, что все зажило. Я винил свое сердце. Сердце было глупым, оно постоянно высовывало голову время от времени, заставляя меня думать, смогу ли я, наконец, найти Карину и все исправить.
Люди думали, что думать членом – это ужасно, но думать сердцем – еще хуже. По крайней мере, эрекцию можно смягчить. Но нет, только не мое сердце. Мое сердце было жестким сукиным сыном, таким чертовски неумолимым, что я удивлялся, куда подевалось это упорство, когда я готовился к экзамену GMAT.
Спасибо за «ничего», сердце.
Я был готов сделать заниженное предложение по "Down & Dirty" и силой заставить Фреда Роллинза уступить. Я уже делал это раньше без угрызений совести. Ресторан "Биксби". Отель "Аттикус". Торговый комплекс "Константин". Все они были куплены ниже рыночной стоимости, как и 99,99 % других моих идеальных для отмывания грязных денег предприятий.
Луиджи смотрел на досье в моей руке со своего места напротив моего стола.
– Пакет будет проблемой?
Пакет.
Ха.
Преуменьшение года.
Карина была целым пакетом, и еще, и еще, и еще. Широкие, невинные незабудково-голубые глаза. Изящный носик. Полные розовые губы. Попка "девочки из Майами", узкая талия и упругие чашечки B, которые я бы не отказался повесить в рамке на своем столе. А под этим извращенным голубым париком пляжные длинные белокурые волны, которые так и тянут в постель.
Ничего из этого не было включено в досье, которое один из моих людей составил о деятельности Карины за последние семь лет. Иначе кто-нибудь ушел бы со сломанной рукой.
Я закрыл папку и засунул ее в ящик, откуда достал бы ее, как только Луиджи и его любопытные глаза оставили бы меня в покое.
– Нет. Без проблем. – Я выхватил ручку и достал контракт, составленный моими безжалостными адвокатами. – Приведи Фрэнка.
– Фреда.
– Неважно.
Через несколько минут будет уже неважно, как его зовут – Фред, Фрэнк или Блядь. Он получал двадцать миллионов моих с трудом заработанных долларов за бизнес, за который я обычно платил только десять, а я получал первоклассную недвижимость в Майами-Бич, чтобы отмывать через нее деньги Андретти, и Карину Амелию Галло под своим началом.
За последнее я готов был заплатить что угодно.
КАРИНА ГАЛЛО
– Папа, ты должен начать лучше заботиться о себе. – Я поставила перед ним миску со спагетти и вилку.
Обычно я затаривала его кухню замороженными продуктами и заходила к нему как можно чаще, чтобы приготовить настоящую еду. Это была моя единственная возможность потренировать свои поварские мускулы, а папа был упрям.
Указательный и средний пальцы на его правой руке все еще неловко сгибались от грязной работы Луиджи, но папа отказывался учиться пользоваться левой рукой. Это означало, что такие вещи, как нарезка свежих овощей и перемешивание пищи, причиняли адскую боль, а подработка в качестве его неоплачиваемого личного повара и еда в микроволновке были моими лучшими вариантами доставки калорий в его организм.
Он не притронулся к спагетти.
– Что заставило тебя быть в настроении?
– Ничего. О чем ты говоришь?
– Ты носишься по кухне так, будто заменила свою кровь энергетическими напитками.
Я вздохнула.
– Я видела вчера Ренье на работе.
Он замолчал, и на его лице проступили мириады эмоций – все неразборчивые.
– О? Как все прошло?
Я была хуже всех. Отцу не нужно было напоминание о том, что случилось с его рукой. Ему не нужно было слышать о Ренье. Я могла выплеснуть душу в другом месте. Для этого и нужен был Броуди.
Я покачала головой.
– Прости. Я знаю, что ты, наверное, не хочешь говорить о семье Андретти после… ну…
– Все в порядке, милая. Расскажи мне о Ренье. Как он?
– Он выглядел… так же? Но по-другому. Старше. Более зрело. Но все еще Ренье.
– Он узнал тебя? – Папа знал все о моей работе. Неловко.
Что я на это отвечу?
О, привет, папа. Сын человека, который приказал Луиджи сломать твои пальцы, поджидал меня после работы. Ну, знаешь, на моей работе в местном стрип-клубе. И он каким-то образом узнал, что я попала в Дьюк. Сказал, что также уладит бог знает что.
Лучше вообще ничего не говорить.
– Слушай, пап. – Я вытерла последнюю мокрую тарелку. – Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Броуди ждет меня через десять минут. Я просто зашла убедиться, что ты ешь. – Я поцеловала его в висок, взяла ключи с крючка для ключей и выскочила оттуда, прежде чем он успел задать мне какие-нибудь неудобные вопросы.
За эти годы я много думала о Ренье. Он был моим лучшим другом. Моим всем. И что бы ни случилось, я всегда буду любить мальчика, которого когда-то знала. Но каждый раз, когда я забывала о случившемся, мне достаточно было взглянуть на руку отца, и чувство вины душило меня.
Реньери Андретти был моим врагом.
Я никогда больше не забуду об этом.
Мне не хватало зарплаты. Арендная плата должна была быть выплачена через несколько дней, и без чека мне грозило выселение. Был день, поэтому "Down & Dirty" был довольно пуст, за исключением персонала, но я все еще не могла найти Фреда.
Я подошла к Поле.
– Ты не видела Фреда?
– Ты не слышала? – Волнение озарило ее лицо.
– Что?
– Фред продал клуб. Получи это… – О, нет. – Его купил тот красавчик.
Просто замечательно.
Я хотела удивиться, но не удивилась. Я поняла, что это неизбежно, как только Фред намекнул, что Ренье – потенциальный покупатель.
– Ты не знаешь, где он? Мне нужен мой чек.
Она кивнула в сторону офиса, а когда я вышла, воскликнула:
– Помни! Я его первая увидела!
Я проглотила свою гордость и постучала в дверь офиса.
– Войдите. – Если бы он укупорил этот свой шелковистый, богатый голос, он мог бы продать его гораздо дороже, чем миллион бутылок выдержанного Lagavulin. У него был старомодный, мягкий южный говор, который редко можно услышать в этих краях Флориды, и если бы я могла общаться с мертвыми, я бы поблагодарила отца Ренье за то, что он отказался от итальянского акцента, который был у его прадеда, и приспособил его к южному. А может быть, я бы прокляла его за это, потому что от этого акцента у меня слабели колени, а колени были слишком близко к сердцу, чтобы это было удобно.
Я распахнула дверь, и сколько бы раз я ни видела молодого Ренье, ничто не могло подготовить меня к взрослому Ренье.
Я сделала шаг вперед, проходя мимо дверного проема настолько далеко, насколько осмелилась. А это было полшага.
– Мне нужна моя зарплата.
Он взял чековую книжку, и я неловко ждала, пока он ее заполнял. Он протянул мне чек, и я, не глядя, выхватила его, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкасались, прежде чем уйти так быстро, как только могла.
Когда я, наконец, оказалась на тротуаре, все еще недостаточно далеко от него, я посмотрела на чек и нахмурилась.
– Какого черта? – Я топала обратно к офису, открыла дверь без стука и помахала чеком в воздухе. – Что это, черт возьми, такое?
– Твоя зарплата…
– За двумя сотнями стоит лишний ноль.
Он протянул руку. Я протянула ему чек и нетерпеливо постукивала ногой, пока он его исправлял. Когда он вернул мне чек, я чуть не швырнула его обратно.
– Двадцать тысяч долларов?! Ты серьезно? Две тысячи. Это моя зарплата. Не двадцать тысяч и уж точно не двести.
Он пожал плечами.
– В чем проблема?
Я бросила ему чек.
– Мне не нужны твои жалкие деньги. Просто отдай мне то, ради чего я работала, и я смогу уйти.
Ренье встал, обогнул стол и подошел ко мне. Я сделала шаг назад и еще один, пока не оказалась прижатой к двери. Он потянулся к моей руке, легко разжав кулаки, в которые они были сжаты.
Прикоснуться к нему снова – все равно что мчаться по шоссе с воем сирен вдалеке. Прошло одиннадцать лет. Я не чувствовала его с того дня в папином магазине, когда он обхватил меня за талию и не дал мне помочь отцу.
Я пыталась оттолкнуться от него. Пыталась вытеснить его пьянящий аромат – черная смородина, итальянский бергамот, французские яблоки, королевский ананас, розы, сухая береза, марокканский жасмин, пачули, мускус, дубовый мох, амбра и капелька ванили.
Даже спустя столько лет он все еще пользовался тем же средством после бритья, а я все еще могла перечислить каждый ингредиент лучше, чем химики приводят периодическую таблицу. У меня до сих пор хранился полупустой флакон, который я стащила из его ванной в то лето перед старшей школой, и я не могла удержаться от того, чтобы понюхать его, но на нем он пах лучше, чем в бутылке.
Жалкая, жалкая, жалкая.
Он положил что-то мне в руку и сжал мои пальцы. Чек. Святое дерьмо. По сути, у меня в руке было двадцать тысяч долларов. Но как бы сильно они мне ни были нужны, я никогда не смогу их обналичить.
Гордость была такой непостоянной штукой. Вспомнив отца, я почувствовала, как она увядает и ранится. Я могла голодать, не моргнув глазом, но позволить отцу страдать было немыслимо. По правде говоря, мы оба нуждались в этих деньгах.
Я крепче сжала чек, повернулась и ушла, не сказав ни слова. Не то чтобы я вела счет, но это было похоже на очередную потерю. За последние семь лет мало что изменилось. Я все еще была побежденной, а Ренье снова стал завоевателем.
Но не в следующий раз.
Школьных хулиганов не было и в помине, а я была взрослой, закаленной улицей женщиной, более чем способной позаботиться о себе. Ренье это поймет. Ренье узнает многое, но ни одна из них не включала мое стояние перед ним на коленях. Если он хотел вернуться в мою жизнь после стольких лет и швырять в меня жалкие деньги, словно я была его личным благотворительным фондом, его ожидало совсем другое.
Ренье: 1. Карина: 0.
Но я бы сравняла счет.
…и тогда я бы выиграла.
– Куда ты идешь? – Луиджи позвал меня за собой.
Я остановился на террасе из уважения, но не повернулся к нему лицом. Вместо этого я любовался видом на сад и лабиринт, в котором мы с Кариной играли в детстве, когда отец не удосужился разрушить нашу с ней дружбу.
Я проклинал его и его volontà del re. По-итальянски "воля короля" – предсмертное желание босса мафии, обращенное к своему предшественнику. И пока я не выполнил волю отца, я не мог назначить своего собственного консильери и оставался с его, Луиджи. Проблема заключалась в том, что я не знал, в чем заключается его воля, а Луиджи не хотел мне говорить.
– Я собираюсь встретиться с ним лицом к лицу.
Моя рука крепче вцепилась в перила. Майами-Бич был городом миллионеров и миллиардеров, но у меня была лучшая недвижимость, один из самых высоких доходов и самая большая власть. Я контролировал все, что происходило в этом городе. Или мне так казалось.
Позади меня послышались шаги Луиджи.
– Ничего хорошего из противостояния с Пьеро Галло не выйдет.
Я всегда вспоминал отца Карины. Я уважал этого человека. Всегда уважал. И это была единственная причина, по которой он все еще был жив после того, как постоянно оказывался в центре всех моих проблем.
– Это началось с него. С ним и закончится.
Луиджи подошел ко мне, и мы встали бок о бок, возвышаясь над лабиринтом изгородей.
– Закончится?
– Не смертью. – Карина никогда не простит меня. – Но это должно как-то закончиться.
– Не разговором с мистером Галло.
Я наклонил голову и, наконец, повернулся к нему лицом, внимательно разглядывая его так, что обычно меньшие мужчины вздрагивали.
– Он как-то связан с volontà del re?
– Нет. Это просто совет от твоего консильери. Я советую тебе принять его.
Его губы изогнулись, и я наблюдал, как морщились его старческие черты, когда он ухмылялся. Он выглядел хорошо для шестидесяти, но меня это не обмануло. Он уже должен был уйти на пенсию, и я почти чувствовал себя виноватым в том, что не торопился исполнять волю короля. Почти.
Он снова заговорил:
– Было время, когда босс слушал своих консильери.
– Было время, когда боссы могли выбирать своих консильери.
– Выполняй волю короля, и ты сможешь выбрать.
Я повернулся, покончив с этим разговором. Люди обычно были одноразовыми. В конце концов, они либо разочаровывали тебя, либо предавали, либо и то, и другое. Николайо научил меня этому, когда убил нашего дядю и присоединился к семье Романо. Жизнь лишь подтвердила его урок снова и снова.
Я любил Луиджи как отца. Но его мнение было не так важно, как мое собственное. Это была не рутинная жизнь, полная обыденных переживаний. Это была семья Андретти. Империя Андретти. И в этом мире я мог доверять только одному человеку – самому себе.
А это означало, что я принимал собственные решения.
Я столкнусь с Пьеро Галло и получу то, что хочу.
Его дочь.
4
Время не лечит все раны, только
расстояние может уменьшить их жгучесть.
Шеннон Л. Олдер
РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ
Галло прибыла в "Down & Dirty" точно в срок, как по заказу. Все та же пунктуальная девушка, которую я знал все эти годы. Мне стало интересно, что еще осталось прежним. Была ли она все такой же забавной? Умной? Вздорной? Ответственной? Надежной? Из тех девушек, которые заботятся о других больше, чем о себе?
Она не дала мне времени на размышления, направившись прямо ко мне, в ее голубых глазах цвета карибского моря читалась решимость. Цель в этих широко раскрытых глазах заставила мой член дернуться, синий парик заставил меня пересмотреть свои извращения, а ее чистое лицо стало вишенкой на вершине самой сексуальной женщины, которую я когда-либо видел в своей жизни – прошлой, настоящей и будущей.
– Послушай, – она положила руки на бедра, – ты мой босс, но давай не будем делать из этого ничего странного.
Я ухмыльнулся.
– Как ты сейчас делаешь?
Она проигнорировала меня.
– Мы разговариваем, когда этого требует работа, а когда не требует, мы игнорируем друг друга. Понятно?
Нет. Не понятно.
Если она хотела меня игнорировать, у нее было другое дело.
Я.
Я наклонил голову и оценил этот жесткий фасад, в котором она так старалась меня убедить.
– Ты действительно думаешь, что…
Она развернулась и ушла в гримерку.
Она. Блядь. Ушла.
Луиджи подошел ко мне с фланга.
– С ней будут проблемы?
– Нет.
Она была полной противоположностью проблемы. Проблемой были все, кроме нее. Включая Луиджи.
Я повернулся к нему лицом.
– Почему ты здесь?
– Хотел сам посмотреть.
– Посмотреть что?
– Главу семьи Андретти в стриптиз-клубе. – Он окинул взглядом этот клуб, презрительно скривив верхнюю губу. – Санти сегодня накрыли.
Черт.
Санти отправили на границу между Андретти и Романо в Мэриленде. Это была опасная территория для патрулирования и, следовательно, подходящее наказание за то, что он трахнул мою кузину и бросил ее задницу на следующий день.
Я провел большим пальцем по челюсти.
– С ним все в порядке?
– Он будет жить. Не на сто процентов, но жить будет.
Сообщение доставлено.
Пока я управлял стрип-клубом, который должен был передать одному из своих капо, мои люди делали свою работу и получали пули. Это управление "Down & Dirty" не подходило даже моему младшему боссу. Но встреча с Кариной Галло той ночью изменила все мои планы.
Я хотел ее, и она была здесь.
Математика казалась мне простой.
КАРИНА ГАЛЛО
Десять лет назад
– Ты уверен, что все будет хорошо? – Я одернула свое кроваво-красное платье, единственное, которое у меня было.
Ренье подарил его мне на день рождения прошлым летом. За месяц до того, что произошло в папином магазине. Это был второй курс, и я впервые надела его. Я бы выбрала другое платье, если бы у меня были на него деньги, но… Ну, я пойду в колледж, найду работу, а такие вещи, как деньги на платье, будут стоять на втором плане.
Броуди обнял меня за плечи.
– Все будет хорошо. Поверь мне.
Я поверила. На самом деле верила. Весь последний семестр первого курса и весь первый семестр второго курса Броуди был рядом со мной. Каждый раз. Каждый. День. Я думала, что он продержится несколько дней. Может быть, максимум неделю. В самых смелых мечтах я не могла предположить, что он будет рядом со мной целый год. Впервые с тех пор, как мы с Ренье поссорились, я искренне надеялась на свое будущее.
– Ладно. Не знаю, почему я так нервничаю.
Ложь.
Я нервничала, потому что это была моя первая школьная вечеринка, и я ее технически завалила. Броуди был приглашен, но не я.
Никогда.
Мы с Броуди шли по подъездной дорожке: я в своих "Чак Тейлорс" и скейтерском платье с глубоким V-разрезом, а он в своих приталенных джинсах и белой футболке. Он держал свою руку на моем плече, ведя мое растерянное тело вверх по парадной лестнице к массивным двойным дверям, а я смотрела на особняк широко раскрытыми глазами.
Я много раз бывала в поместье Ренье, но это было пять или около того лет назад, когда мы были маленькими детьми, и его отец еще терпел нашу дружбу. Этот особняк был меньше, чем у Ренье, но все равно впечатлял. Этакое бело-золотое чудовище, типичное для мегамиллионеров Майами-Бич.
Броуди крепко обнял меня, притянув ближе к себе в безуспешной попытке утешить.
– Ты дрожишь.
– Не беспокойся обо мне. – Я мысленно досчитала до десяти, заставила себя успокоиться и толкнула двойные двери из красного дерева.
Из встроенных динамиков по всему дому зазвучала песня Metro Station "Seventeen Forever". Алкоголь пролился на джинсы Броуди, пока мы пробивались сквозь неуправляемую толпу. Мы добрались до кухни, где он сделал пару глотков, а я взяла охладитель для вина.
Мы с Броуди танцевали, когда я заметила Николайо. Мы встретились взглядами, и толпа расступилась, когда он направился ко мне. Я сделала шаг назад, и моя спина встретилась с грудью Броуди. Он обнял меня и поддержал.
Николайо посмотрел на руку Броуди, обхватившую мою талию.
– Что ты здесь делаешь?
Я сузила глаза и вздернула подбородок.
– И тебе привет, Николайо. Почему ты так со мной обращаешься?
Он вздохнул и посмотрел на любопытную толпу, после чего понизил голос.
– Слушай. Мой брат где-то здесь. – Он снова посмотрел на Броуди, а затем перевел взгляд на меня. – Он может увидеть тебя в любую секунду.
– Как это может быть моей проблемой?
– Просто… у него много дел. Тебе не понять.
Я скрестила руки.
– Я бы поняла, если бы он не бросил меня как своего друга. – Я вздохнула и посмотрела на Броуди, адреналин и мое веселое настроение давно улетучились. – Может, мы уйдем? Я больше не хочу здесь находиться.
Броуди крепче сжал мою талию.
– Ты уверена?
Я кивнула, раздраженная удовлетворением, которое отразилось на лице Николайо. Я знала, что он не плохой человек, и что бы он ни делал, он, вероятно, думал, что так будет лучше для его брата, но это было за мой счет. И это было чертовски больно – от человека, которого я знала всю свою жизнь.
Броуди отпустил свою хватку на моей талии, и мы вместе направились к двери. Кто-то столкнулся со мной, и я упала на тело Броуди. Он обхватил меня за плечи, и я прильнула к нему, надеясь избежать синяков от толпы.
Я не сводила глаз с Ренье. Несмотря на то, что произошло за последние полтора года, я была рада любому его виду. Да, жалко, но он все еще был мне дорог. Любовь не исчезает в одночасье.
Я замерла, когда мы проходили мимо Ренье рядом с дверным проемом. Он прижал девушку к стене, его губы касались ее шеи. Лейси. Она рассмеялась, увидев меня. Она наклонила голову и что-то прошептала ему на ухо.
Ренье повернулся ко мне лицом, его взгляд остановился на моем платье, а затем на руке Броуди, обнимающей меня. Я чувствовала себя голой перед ним, и надеть это платье – его платье – внезапно показалось мне еще худшей идеей, чем я уже думала.
Он молча впился в меня еще на мгновение, а затем повернулся лицом к Лейси, отмахнувшись от меня, словно я была никем. Не его прошлое, не его настоящее и уж точно не его будущее.
Он положил ладонь на ее бедро, и мое сердце замерло.
Он обхватил рукой ее стройную шею, и моя душа раскололась.
Он прижался губами к ее губам, и я разбилась вдребезги.
Надежда. Вера. Мужество.
Все исчезло.
На их месте было разочарование. Глупость в том, что я знала лучше. Я заслуживала большего. Я никогда не пойму, почему Ренье, лучший парень, которого я когда-либо знала, не мог дать мне этого, но я не собиралась довольствоваться меньшим, чем заслуживала.
У нас с Ренье не было будущего.
Это было ясно.
Дома я сорвала с себя это дурацкое красное платье и выбросила его в мусорное ведро. Сколько бы я ни пыталась, я не могла побороть ощущение Ренье на себе. Сегодня он не прикасался ко мне, но он был повсюду.
Все в этой комнате, в этой чертовой квартире напоминало мне о нем. Мне нужно было выбраться отсюда. И немедленно. Я влезла в рваные джинсы-скинни, накинула на голову толстовку и влезла в кроссовки. В последнюю минуту я схватила красное платье, зная, что если я оставлю его в мусорном ведре, я уступлю и верну его на вешалку в шкаф, где оно будет издеваться надо мной долгие-долгие годы.
Как только я дошла до ближайшего парка, я выбросила платье в ближайшую урну и забралась на вершину тренажера для джунглей. Я легла на дешевый металл с пластиковым покрытием и посмотрела на ночное небо. Ни Майами-Бич, ни Норт-Бич не были добры ко мне, но я не могла ненавидеть их звездное небо.
Горячий дождь лил на меня, как перегретый душ, затуманивая зрение. Тень легла на мое лицо, и я начала подниматься вверх, пока до моего носа не донесся знакомый запах. Ренье опустил толстовку и лег рядом со мной.
Мне следовало подвинуться. Я только что поклялась никогда не соглашаться на меньшее, чем заслуживаю. Истребить все надежды на наше с Ренье будущее. Та самая надежда, которая питала мое детство, когда я все больше и больше влюблялась в него, несмотря на френдзону, в которую мы прочно попали с самого начала.
Но, черт побери, если эти "Поп Рокс" не засорили мой желудок своими дурацкими, хаотичными прыжками.
Я закрыла глаза, наслаждаясь тем, как дождь брызжет мне в лицо.
– Почему ты здесь?
Его голос прошелся по моей коже и погрузился в мои кости, оставив свой след.
– Я заходил к тебе домой и пробрался в твою комнату, но тебя там не было. Подумал, что ты будешь здесь.
Я не могла не заметить, как хорошо он меня знает.
– Ответь на мой вопрос. Почему ты здесь?
– Я… – Ренье, потерявший дар речи, не был похож на Ренье, которого я когда-либо встречала. Он сдвинулся с места, и я почувствовала его дыхание на своей щеке. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
Мое сердце дрогнуло, хотя я знала, что он не имел в виду такую любовь.
– Конечно, мне так не казалось.
– Ты не понимаешь. Это… сложно.
– Не усложняй. – Я взяла его за руки и заглянула ему в глаза, призывая его открыться мне. – Помоги мне понять.
– Мы не можем быть друзьями.
– Только не это дерьмо. – Я повернулась на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с ним. – Если ты не собираешься дать мне объяснения, тогда уходи. Просто уходи, Ренье.
– Ну же, Галло.
Галло.
Как будто мы снова были друзьями.
– Ты не можешь появиться ни с того ни с сего после полутора лет игнорирования меня. – Я глубоко вздохнула, стараясь вытеснить эмоции из своего голоса. – Что ты хочешь от меня, Реньери?
– Я… – Он обхватил меня за талию и повернул лицом к себе.
Я чуть не расплакалась от его прикосновения. Это было похоже на дождь после засухи. Еда после голодания. Вечная любовь после разбитого сердца.
Его кулаки сжались, как обычно, когда он сдерживал себя, чтобы не сделать что-то. Прошло несколько минут, прежде чем его пальцы медленно разжались, и он потянулся к моему лицу. Он откинул мокрый локон волос за ухо, затянув это движение настолько, насколько это было возможно. – Можно тебя поцеловать?
– Что?
Его дыхание дразнило мои губы.
– Можно тебя поцеловать? – повторил он, как будто не зря потратил столько времени, игнорируя меня.
Мое дыхание сбилось, и я проглотила столько эмоций и возмущения, сколько смогла.
– Я заслуживаю лучшего.
– Да, заслуживаешь. Ты заслуживаешь всего.
Он прижался своими губами к моим, прижимая их к себе так, словно мог вместить девять лет любви в один поцелуй. Я открыла рот, чтобы сказать: "Как ты смеешь!", но он просунул язык мимо моих губ. И глупое, глупое сердце затуманило мой мозг своим бредом, пока я не ответила на его поцелуй, с сердцем в горле, когда я встретила его язык своим, нуждаясь в том, чтобы быть ближе к нему.
Это был мой первый поцелуй. И он был небрежным, влажным, жарким и идеальным. Он дышал мне в рот, а я глотала его, стараясь впитать в себя как можно больше. Это были влажные ночи под звездами. Апельсиновый «Тик-так», используемый в качестве валюты. Кухонный смех по воскресеньям за спагетти. Это были мы, и у меня кружилась голова. Головокружение. Дыхание перехватило, когда влажный дождь прижал мои волосы к его лицу, проскользнул между нами и налип на нашу промокшую кожу, словно маленькие любовники, ласкающие друг друга.
Он перевернул меня на спину и переместился так, что навис надо мной, прижавшись всем телом к моему, а его язык поглаживал крышу моего рта. Я хотела большего. Мне нужно было больше. Я запустила пальцы под его рубашку, исследуя твердые края каждой мышцы живота, более четкие, чем я их помнила.
