Текст книги "Победитель страха"

Автор книги: Пал Бекеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава шестая,

где мы вступаем в мир чудовищ и знакомимся с неким добродушным и весьма импозантным чудищем, которое служит в конторе. Происходят ужаснейшие вещи! И это только начало!

Трусишка застыл у входа в вербовочный пункт, дрожа, как холодец. Он настороженно прислушивался.

Внутри царила тишина. Но какая! Совсем не похожая на ту, что бывала в Роще. Ведь несмотря на запугивание чудовищ, тишина в последнем оплоте лесного мира оставалась прежней: приятные негромкие шорохи, ласковый шёпот листьев, шелест травы, лёгкое шуршание мха и травинок в гнезде славки, когда птаха во сне поворачивалась на другой бок, – вот чем было заполнено безмолвие Рощицы.

Здесь же, в краю, захваченном чудищами, даже тишина была другая: пугающая, непостижимая. Глухая – что называется, абсолютная. Ни шороха, ни шелеста, ни звука. Не тишина и даже не безмолвие, а какое-то средоточие глухонемоты.

Вот и дверь вербовочного пункта, украшенная крыльями летучей мыши, распахнулась перед посетителем бесшумно. Трусишка опасливо переступил порог.

– Пардон... прошу прощения... – пролепетал он, от страха втянув голову в плечи. – Тысяча извинений...

Ответа не последовало. Пришелец осторожно огляделся по сторонам. Вдоль стен полки, на полках папки с делами, пыльные связки бумаг. Ближе к углу – здоровенный обшарпанный письменный стол, при одном взгляде на который становилось ясно, что он же и обеденный. Поверхность стола сохраняла следы варёной колбасы, завёрнутой в промасленную бумагу, обжаренных на открытом огне сарделек и несметного количества хлебных крошек. Вроде бы ничего страшного, если бы... если бы лиловая штора позади стола, закрывающая стену, не шевелилась время от времени. Но ведь это могли быть проделки сквозняка.

Трусишка вздохнул чуть ли не с облегчением.

– Есть тут кто-нибудь? – спросил он и тотчас же сделал вывод из глухого молчания. – Стало быть, здесь никого нет!

– А вот и есть, – проскрипел в ответ чей-то проржавелый голос.

Трусишка вздрогнул от ужаса и вновь повёл себя как и положено трусливым существам.

– Н-но-но... н-но... где?

– За шторой, – и лиловая занавеска опять колыхнулась.

– А п-п-почему з-за шт-торой?

– Да потому что отсюда я могу наблюдать за клиентами сколько влезет, а они меня не видят.

– Для чего это вам нужно? – Трусишка, как завороженный, не сводил глаз с лиловой шторы.

– Понятное дело, для чего. Для идентификации клиентов.

– И меня вы... идентифицировали?

– А то как же! – хихикнул невидимый собеседник скрипучим смешком, а точнее, скрипнул, хихиканьем давая понять, что заданный вопрос был глупее некуда. – Словом, идентификация произведена. Мы имеем дело с Трусливым Существом.

– Неужели это настолько заметно?

– Заметно! За три версты, – заверил его лиловый занавес. – К тому же мы ожидали вашего появления, уважаемый клиент, и успели должным образом подготовиться.

– Подготовиться?! Но ведь никто ни сном ни духом не ведал...

– Нам всё известно обо всех, и мы ко всему готовы.

Переварив услышанное, Трусишка рискнул спросить:

– Не могли бы вы теперь вылезти?

– Мог бы. – Занавес пришёл в движение, однако ни к каким результатам это не привело.

– Тогда почему же вы не показываетесь?

– Потому как застрял! – горестно откликнулся лиловый занавес.

Пересилив себя, Трусишка неуверенно шагнул вперёд.

– Хотите, помогу?

– Буду премного благодарен! – Из-за шторы, ощупывая груды бумаг, высунулась рука. – Вытащи меня, будь другом!

Ну и рука, с позволения сказать! Короткие тупые пальцы оканчивались кривыми грязными ногтями, предплечье тощее, плоское, плечевая часть мощная, локоть корявый, запястье шершавое, и всё это великолепие сплошь покрывала рыжеватая курчавая поросль. Даже на ладонях пробивались волоски, и сразу становилось ясно: такими же волосатыми, как ладони, должны быть у чудища и ступни ног, и даже сердце.

От волнения Трусишка весь покрылся потом, а затем с отчаянной решимостью ухватил чудовищную конечность и принялся тянуть изо всех сил. Хотя, честно говоря, силёнок его хватало лишь на то, чтобы поднять объёмистую книгу, а уж с тяжеленными фолиантами всегда приходилось изрядно помучиться. И тем не менее рука подалась и стала... вытягиваться. Тянулась, тянулась, но обладатель её всё не появлялся, хотя Трусишка, пятясь, уже дошёл до двери.

– Ну и длиннющая! – поразился он, продолжая своё занятие.

– Ага! – с гордостью проскрипел обладатель чудовищной конечности. – И не простая, а телескопическая! У нас руки длиннющие да загребущие! – он скрипнул, крякнул и наконец вывалился из-за лиловой шторы.

– Вот спасибо! – чуть запыхавшись, промолвил он. – Право же, премного благодарен.

Слова благодарности застигли Трусишку забившимся под стеллаж, готовый рухнуть под тяжестью пропылённых папок. Среди пожелтелых, пропитанных пылью бумаг оживлённо сновали книжные черви, дорвавшиеся до лакомой пищи.

Однако пора поближе познакомиться с диковинным существом, которое с таким трудом выбралось на свет божий и кряхтя-сопя заняло своё место за столом. Полновластный хозяин бюро, или Конторское Чудище. Как позволяла догадаться телескопическая конечность, редковатой курчавой шерстью было покрыто всё его тело; проверить предположение относительно шерстистости пяток и сердца в данный момент не представлялось возможным. Конторский служитель медленно, с трудом ворочал головой. Длиннющим ручищам в основном были отведены задачи обеспечения комфорта: их обладателю совершенно не было нужды подниматься из-за стола, ведь даже в сидячем положении он мог достать со стеллажей любую нужную папку. Всё это ещё бы ничего. Но самое жуткое впечатление производил лоб, посреди которого моргал единственный глаз. Правда, был он небесной голубизны и даже не лишённый приятности. (Отмечаю это обстоятельство особо, дабы не упрекнули меня в том, что норовлю всё подряд охаивать, а положительные моменты ни в грош не ставлю. Ставлю: глаз небесно-голубой и не лишённый приятности!)

– К-кошмар к-какой-то! – заикаясь, вымолвил Трусишка из-под стеллажа.

– Впечатляет, не правда ли?

Своей лапищей размером с лопату Конторский Страшила извлёк из верхнего ящика стола ручное зеркальце и с довольным видом уставился на своё отражение.

– Недурно, недурно! – он одобрительно прищёлкнул языком. – Сгодится. Точнее говоря, я сгожусь!

– Бывают же такие громаднющие головы!

– Верно подмечено, – кивнул польщённый конторщик. – Хотя я знаю чудищ, у которых башка раза в два больше моей. Прямо с котёл!

– Что же, у тебя глаз только один? – не переставал удивляться Трусишка.

– Это явный недостаток. Огорчает меня ужасно, – признался несколько погрустневший Конторский Урод. – Эх, кабы не было вообще ни одного! – он мечтательно уставился в зеркало. – Представляете, клиент входит, я на него пялюсь, а глаз-то нет! Ну, да что тут говорить! – подавленно вздохнул он и отложил зеркальце. – С этим ничего не поделаешь. Есть глаз, и ладно... Ну, а общее впечатление? – подбоченясь, он повернулся к стеллажу. – Что скажете, каков я?

– Ж-жуть невероятная, аж волосы дыбом встают.

Хозяин конторы приосанился.

– До чего же приятно слышать!

– О-о-отвратительно.

– Что ни похвала, то не в бровь, а в глаз. Вы меня осчастливили, уважаемый клиент. А вот начальство не считает меня достаточно страшным, – он безнадёжно махнул рукой. – Кстати сказать, по-моему, всё из-за этого одного глаза. Много им, видишь ли, кажется. Вот и сунули меня сюда: к устрашению на открытом пространстве я, мол, не пригоден, разве что в конторах бюрократией пугать. Вот и прозябай теперь в конторе – с моей-то роскошной внешностью! Все мои новшества и инициативы режут на корню. А уж какие потрясающие реформы я предлагал! Какой революционный переворот в области кошмарных прогнозов на будущее!.. – он чуть не расплакался. – Ладно, оставим это. Мой удел – постылая канцелярщина.

Конторщик прокашлялся, собрался с духом и с величественным видом расположился за столом, свой единственный глаз он нацелил на стеллаж.

– Извольте вылезти оттуда, уважаемый клиент! Чем могу служить?

Трусишка с немалым трудом выбрался из-под стеллажа, стараясь не давить книжных червей, усердно поглощавших добычу, стряхнул с себя пыль и чихнул. Запах пыли, исходящий от старых бумаг, всегда вызывал у него такую реакцию – даже в дубовом дупле, в родной библиотеке. Чиханье прозвучало столь буднично, по-домашнему, что у Трусишки немного поднялось настроение. А в бодром настроении он сейчас ох как нуждался. Выпрямил свои вислые уши и подступил к столу.

– Я, видите ли... меня прислали.

– Это правда. Ведь у нас повсюду свои агенты.

– Но меня-то не агент к вам послал, а мой давний лучший друг. Странник.

Мерзкий утробный смех Конторского Чудища перешёл в хриплый клёкот. Развеселясь, Конторщик с силой хлопнул по столу, взметнув облака пыли. Трусишка опять чихнул.

– Это Стражник... то бишь Странник-то тебе друг? Классная шутка! – смеялся он, но вдруг посерьёзнел. – И в самом деле, о ком в нынешние времена можно утверждать с уверенностью, что он неагент? Не так ли? Тогда не станем тянуть резину. Сообщите свои анкетные данные!

Он схватил с полки увесистую регистрационную книгу и два холщовых нарукавника. Первую он раскрыл перед собой, последние натянул на руки и взялся за перо.

– Имя?

– Видите ли, в данный момент...

– Не ставьте палки в колеса, уважаемый клиент. Ваше имя?

– Трусишка.

– Место жительства?

– Роща.

– Какая именно?

– Последняя.

– Чудовищный номер?

– Не понял...

– Ах да, – улыбнулся Конторский Страшила, и можно со всей уверенностью сказать, что улыбка его оказывала такое же тревожащее воздействие, как и его гнев. – Совсем забыл, – И снисходительно похлопал самого себя по плечу, словно прощая собственную забывчивость. – Свой номер наш уважаемый клиент получит лишь после того, как будет принят в славные ряды чудовищ, но до тех пор мно-ого воды утечёт.

Трусишка переступил с ноги на ногу.

– Но я-то думал, будто прямо сейчас... Ведь мне сей же час... тотчас... враз и сразу... Короче говоря, я спешно должен вернуться в Рощу...

– Так-таки прямо сейчас? – лоб Конторского Чудища пошёл бы складками, не будь посреди лба этого единственного глаза. Но ведь глаз не морщат, потому как морщины могут испортить зрение. – Раз-два – и в дамки? Продиктовал свои данные, и его враз приняли? Не-ет, у нас так дела не делаются. Но прежде чем углубиться в подробности, было бы хорошо, если бы уважаемый клиент определил, какой тип чудовищ ему наиболее близок. Наша контора призвана удовлетворять все требования и способна подобрать вам из всех индивидуальных моделей для вас самую подходящую, словно по вашей мерке скроенную. Итак?

– Тип чудовищ? Почем я знаю, к чему у меня меньше душа лежит? – шёпотом проворчал Трусишка. – Видите ли, в этой области я совершенно неосведомлён...

– Неужели?

Хозяин конторы неожиданно развеселился. Шлёпнул перо на книгу, стянул холщовые нарукавники.

– В таком случае я введу вас в курс дела!

На радостях он готов был пуститься в пляс.

– Широкими мазками нарисую перед вами картину чудовищного мира! Просветительская деятельность – мой конёк!

Трусишка и пикнуть не успел, а Конторское Чудище уже подскочило к лиловой шторе и отодвинуло её.

Глава седьмая,

ИЛИ

Введение в систему классификации чудовищ

На стене висели таблицы, где цветные схемы и наглядные рисунки позволяли ознакомиться с составленной на основе научных исследований классификацией чудовищ.

Глава конторы вооружился указкой и, меряя широкими шагами помещение, приступил к лекции. Телескопическая ручища его время от времени простиралась, ткнув указкой в нужную таблицу, а лектор обстоятельно и с воодушевлением растолковывал смысл. Видно было, что он в своей стихии и посвятил чудовищному делу жизнь – ни дать ни взять типичный рассеянный профессор чудовищных наук.

Из всего им сказанного можно было уловить примерно следующее: обширное семейство чудовищ распадается на два основных подсемейства, а именно:

I. Чудовища внутренние.

II. Чудовища внешние.

Внутри этой схемы выделяются классы, расы и национальности, но в общем и целом чудища как внешние, так и внутренние могут быть описаны

по характеру, то есть чудовища убойно мобильные, зубодробильные, заживопильные, а также

в порошок дробящие, в лепешку давящие, наповал разящие чудовища;

по наружности,как то чудовища мелкохвостые, крупнохвостые, плоскохвостые, а также

узколобые, низколобые, твёрдолобые; и наконец

по умственнымпризнакам: тупица, недоумок, придурок, а также чудовища чокнутые, шмякнутые, брякнутые, пыльным мешком трехнутые.

Дойдя до этого места в своем обзоре, за ходом которого Трусишка уже давным-давно отчаялся следить, Конторский Чудик удовлетворенно скрестил руки и решил скрасить наглядным примером сие несколько суховатое изложение.

– К примеру, – оживлённо сказал он, – возьмём особь, хорошо известную и вам, уважаемый клиент, – утконосое чудище с тройным подбородком.

– Не знаю я его, совсем не знаю! – забился в паническом страхе «уважаемый клиент». – Только понаслышке.

– Всё лучше, чем ничего, – подбодрил его специалист. – У вас будет возможность познакомиться лично.

– Нет-нет! Если можно, то... лучше не нужно.

– Словом, утконосый с тройным подбородком по нашей классификации не кто иной, как плоскохвостый зубодробильный недоумок. А Лупоглазая Трескучка в действительности – разящий наповал придурок. Правда, здорово? – восхитился он. – Вот чем хороша система, я от неё прямо без ума! Вы улавливаете ход моей мысли, уважаемый клиент?

– Сожалею, но...

– Так я и предполагал. Не беда, подобные варианты нами предусмотрены. Желающим вступить в наши ряды мы вручаем по случаю приёма новейшее издание «Малого определителя чудовищ». Труд составлен мной самолично, – добавил Конторщик и с ложной скромностью потупил свой небесно-голубой глаз.

– Подумать только! – выдавил из себя Трусишка. На большее его не хватило.

Конторское Чудище сделало проникновенную паузу и вновь вернулось к теме беседы.

– Если вы, уважаемый клиент, затрудняетесь в выборе, позвольте предложить промежуточное решение. Для начала запишитесь в чудовища как таковые, а вопрос о специализации отложите на будущее.

– Пожалуй... звучит обнадёживающе, – пробормотал Трусишка. – Конечно, если вообще есть какая-либо надежда...

– А если ваше карьерное продвижение будет удачным, из вас, уважаемый клиент, со временем может получиться классическое чудовище! – Он стал перечислять классиков, и при каждом слове глаз его разгорался всё ярче и ярче. – Вампир! Левиафан! Гриф! Бафомет! Голем! Дракула! Чудо-юдо! Какие неограниченные возможности!

Трусишку опять проняла дрожь.

– Спокойно, без нервотрёпки! Любое по-настоящему великое чудовище тряслось поначалу, а потом, знаете ли, втягиваешься. Отстающие становятся обгоняющими, а трусливые сами нагоняют такого страху, что душа в пятки уйдёт и вон выйдет.

Он второпях черкнул что-то в регистрационной книге и вне себя от удовольствия потёр поросшие курчавыми волосками руки.

– Всё в порядке, можно приступать к испытаниям!

– Об испытаниях уговора не было, – Трусишка пощупал лоб: похоже, подскочила температура, и колотит всего, зуб на зуб не попадает...

– Как это не было? – добродушно хохотнуло Конторское Чудище, почуяв себя в своей стихии. – Испытания замечательные и увлекательные, для новичков да простаков, и вам, почтенный клиент, нечего бояться: при ваших-то способностях вы наверняка всё выдержите! – Он распахнул неприметную доселе дверцу люка позади себя, и из зияюшей глубины пахнуло затхлостью. – Прошу пожаловать в экзаменационную пещеру, кладезь неограниченных возможностей!

На сей раз телескопическая рука доказала, что действительно способна достать издалека.

– Стоп! – и готовый сбежать клиент был схвачен. – Оп-па! Увиливать от испытаний категорически воспрещается.

– К-ка-каких ещё испытаний? – бился Трусишка в тисках волосатой ладони.

– Со скрежетом зубовным, натурально. И троекратных, как положено. Выдержите – значит, вы наш.

Выкручивался, извивался Трусишка, сопротивлялся, покуда силёнок хватало, но их-то – как мы уже упоминали – было маловато. Через минуту, безвольно поникнув, он завис в волосатой ручище над бездонной пропастью.

– Чудовищность обязывает! – подмигнул голубым глазом Конторщик.

Это были последние слова, услышанные Трусишкой. А затем он полетел вниз. Падал, падал всё глубже и не переставая кричал:

– Ааааааааааааа!

Он умолк, но падение всё продолжалось, и Трусишка перешёл к следующей букве алфавита:

– Бээээээээээээ!

Все мысли его были о родной Роще.

Глава восьмая,

в которой мы узнаём, что Трусишка понятия не имеет о реальной действительности, зато с наших глаз спадает пелена

Во время падения Роща предстала перед Трусишкой в таком виде, какой она была в пору его детства. Молодым лесочком, полным уютных шелестов и шумов, где ярко-зелёные кроны блистали под бескрайней голубизной неба, а его родное дерево, стройный дуб, предоставивший ему кров, вздымался столь высоко, что какое-нибудь из опрометчиво спустившихся барашковых облачков нет-нет да и застревало, недвижно повиснув меж его ветвей. В таких случаях славка, гнездо которой находилось близ вершины дуба, сжалившись над беднягой, высвобождала его. Барашковое облачко, рассыпавшись в благодарственных блеяниях, улетало пастись на других небесных пажитях.

Мы же вынуждены созерцать Рощу такой, какой она была в момент чудовищного падения нашего героя.

Словами трудно описать подобное.

Хотя до осени было ещё далеко, пожухло-бурая трава ломалась под ногами, пожелтелые кроны деревьев съёжились, а небо, словно навек распростясь со своим роскошным голубым одеянием, променяло его на драную, залатанную одёжку из пестряди. И много повидавший на своём веку древний дуб... являл собой самое грустное зрелище. Дерево поникло и накренилось, кора его облезла, а дверца дупла, вырванная с петлями, разбитая-разломанная, валялась на земле.

Но то, что венчало картину всеобщего запустения, было ещё ужаснее, подобного обитатели Рощи отродясь не видывали.

Посреди поляны полыхал костёр. Не из сухих поленьев и не из хвороста. А... даже вымолвить страшно – из книжного собрания Трусишки.

Вокруг костра всхлипывали и утирали слёзы Пылемёт и Уборщик, пытаясь поверить невероятному, в то время как Странник, задорно насвистывая, со злорадной ухмылкой неутомимо сновал взад-вперёд, таская в огонь всё новые и новые охапки книг. Старинные фолианты, изящно переплетённые романы, невесомо лёгкие волшебные сказки – всё становилось пищей прожорливого огня.

– Это же моя любимая... – пробормотал Уборщик, стараясь украдкой выгрести из пепла страницы сказки о гноме Недотёпе, пока что не охваченные пламенем.

– Вижу, вижу твои проделки! – Странник злобно хлопнул его по рукам, и в глазах его вспыхнул холодный блеск, который с момента ухода их друга Трусишки держал в оцепенении всех обитателей Рощицы.

– Чу-чу-чудовищно... – ужаснулся Чутьчутик.

С той поры, как Странник занялся злостным истреблением библиотеки, бедняга стал ещё больше заикаться и сделался совсем немногословен.

– Ну и растяпы мы! – шёпотом произнес Пылемёт. – Где были наши глаза? Как мы могли не заметить, что он тоже чудовище?

– Чу-чу-чу... – завёл было свою песню Чутьчутик, но Странник жестом велел ему заткнуться. Заносчиво стоял он у костра и в красноватых отблесках пламени даже ростом казался выше.

– Глупцы несчастные! Мне стыдно, что когда-то я тоже был обитателем этой Рощи. Да к тому же ещё и вашим дружком-приятелем, – с издёвкой добавил Странник.

Бывшие друзья ошеломлённо воззрились на него.

– Вы совершенно незнакомы с мироустройством чудовищ, – продолжил Странник. – Не беда, лучше поздно, чем никогда. Теперь вам придётся наспех усваивать новые сведения, но старый друг – то бишь я – поможет вам. Итак, урок первый. Зарубите себе на носу: настоящие чудовища – это не всякие там уроды с хвостом закорючкой, с ушами как блюдца или с головой с булавочную головку. Не те стаи, что кишмя кишат на опушках и ждут не дождутся знака, чтоб нахлынуть сюда, – о нет! Этим только свистни, и они примчатся сломя голову. Чудовища высокого ранга – они на вид такие же, как все прочие. Вроде меня. Ведь я тоже из их породы, – он горделиво вытянулся. – Чудовище наивысшего разряда! Так и воспринимайте меня.

– Предатель! – с трудом стряхнув в себя оцепенение, выпалил Уборщик.

– Фи, что за выражения! – язвительно ухмыльнулся Странник. – Поехали дальше. Урок второй. Стало быть, чудовищем не рождаются. Зато рано или поздно им становится каждый. Раз и навсегда отмежёвывается от прежней компании и подаётся в другой лагерь. И поверьте мне, самым одержимым, самым рьяным приверженцем новых идей становится тот, кто прежде чурался их и придерживался иных взглядов, – он рассмеялся гнусным смешком. – Ведь надо же заставить остальных забыть, что ты когда-то был другим. Как я, например. Ведь теперь я и есть самый отъявленный, самый оголтелый! Таким меня и воспринимайте!

Пылемёт в горестном отчаянии сжался в комочек.

– Но ведь ты чаёвничал вместе с нами и слушал рассказы нашего друга... – он посмотрел на полыхающий костёр, и из его подслеповато моргающих глаз покатились слёзы. – Как же ты мог так поступить?!

Странник хохотнул было, но на сей раз от смеха его не стыла кровь в жилах, уж скорее в нём звучала некая горечь и даже грусть.

– А что мне оставалось делать? Куда ни ткнёшься, всюду чудовища, вот я и усвоил на собственной шкуре, как теперь предстоит усвоить вам: весь мир действительно принадлежит им. Поэтому я и переметнулся на их сторону. А вы бы поступили иначе? – Самоуверенность и наглость вновь вернулись к нему. – Я выбился в число первых! И тут вдруг выясняется, что нам противостоит один-единственный лесок. Последняя Роща, вот эта самая. И всё из-за библиотеки да россказней нашего Трусишки. Понятно, что меня направили разобраться с вами и навести порядок, поскольку обстановка мне известна.

– И у тебя хватило духу согласиться? – всхлипнул Уборщик, у которого оставалась слабая надежда, что происходящее – всего лишь дурной сон.

– С радостью и гордостью! – гаркнул Странник. – Сами видите: последний оплот пал, и Роща теперь тоже наша. Трусишка подался в чудовища, библиотека сгорела, а меня произведут в главнокомандующие!

– А мы? Что с нами будет? – Пылемёт скукожился и стал величиной с крота.

– Ох, да кому вы нужны! – пожал плечами Странник. – В конце концов, убирать, подрезать ветки, пылесосить всегда необходимо. А кроме того, полагаю, рано или поздно вы растворитесь в общей массе рядовых чудовищ. Вскоре и думать забудете, кем вы прежде были. Вас никто не принимает в расчёт. Важны те, кто помнит сказания вашего учёного друга. Ну, и сами сказания тоже.

И пока Странник произносил свои победные речи, сгорели и обуглились все до одной легенды и сказки, что друзья слушали во времена чаепитий, струйками дыма улетучились предания и мифы, обратились в пепел дивные истории. Остались лишь кучки тёмной золы.