Текст книги "Тень Эндера"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Николай расхохотался:

– Мой отец всегда говорит, что бюрократы никогда ничего не выбрасывают.

Конечно! Почему же это не пришло ему в голову? Планы на случай грядущей аварии были, безусловно, созданы еще до того, как было построено первое «колесо». Значит, спроектированные второе и третье «колеса» по какой-то причине не были собраны, так что для аварийных планов просто не хватало двух третьих стен, на которых они могли бы появиться.

Никто и никогда не войдет туда, чтобы стереть пыль…

– Я об этом не подумал, – сказал Боб.

Он знал, что с учетом своей репутации блистательного ученика он делает Николаю щедрый подарок. Это тут же подтвердила реакция других ребят, сидевших на соседних койках. Никому из них не приходилось подолгу разговаривать с Бобом, никто никогда не придумывал такого, чего Боб не придумал бы раньше его.

Николай покраснел от удовольствия.

– А вот девять палуб – это понятно, – сказал Николай.

– Хотел бы я знать, что на них находится, – отозвался Боб.

– Во-первых, системы жизнеобеспечения, – вызвалась девочка по имени Корн Мун. – Где-то же добывают кислород. Для этого нужно много растений.

Вмешался еще один мальчик:

– А штат обслуги? Мы же видим только учителей да диетологов.

– А может, они все-таки достроили «колеса»? Откуда нам знать?

Догадки бежали от одного к другому, как огоньки. А в центре этого круга был он – Боб.

Боб и его новый друг Николай.

– Пошли, – сказал Николай. – Как бы на математику не опоздать.

Часть третья
Ученый

9
В саду Софии

– Итак, он узнал, сколько у нас тут палуб. Что он может сделать с такой информацией?

– Да, это важный вопрос. Что он такое планирует, если ему понадобились подобные исследования? До сих пор за всю историю школы числом палуб никто не интересовался.

– Вы думаете, он планирует революционный переворот?

– Все, что мы знаем об этом ребенке, – это то, что он выжил на улицах Роттердама. Я слыхал, что это практически точная модель ада. Дети жестоки. Они могут вытворять такое, что «Повелитель мух» покажется всего лишь «Поллианной»[12]12
  «Повелитель мух» – роман Уильяма Голдинга, жесткая философская притча о детях, попавших на необитаемый остров. «Поллианна» – роман Элеонор Портер, назван по имени героини, являющейся олицетворением оптимизма и душевного спокойствия.


[Закрыть].

– Вы читали «Поллианну»?

– Разве это книга?

– А как он может замышлять заговор? У него же нет друзей?

– Я о заговоре слова не говорил. Это целиком ваша теория.

– Нет у меня теории. А мальчишку этого я не понимаю. Я вообще был против его появления у нас. Думаю, надо его отправить обратно.

– Нет!

– Нет, сэр, так, видимо, хотели вы сказать?

– После трех месяцев пребывания в школе он сумел самостоятельно прийти к выводу, что оборона в космосе лишена смысла и что мы должны были послать флот к родной планете жукеров сразу же после окончания последней войны.

– Он знает это? И вы являетесь ко мне с байками насчет того, что ему известно число палуб на станции?!

– Он не знает. Он догадался. Я сказал ему, что он ошибается.

– Очень надеюсь, что он вам поверил.

– А я уверен, что он сейчас пребывает в сомнениях.

– Тем больше оснований отправить его на Землю. Или на какую-нибудь заброшенную базу в космосе. Вы понимаете, что случится, если произойдет утечка секретной информации?

– Все зависит от того, как он воспользуется этой информацией.

– Но мы же ничего о нем не знаем, поэтому не можем строить даже догадок о том, как он ее использует.

– Сестра Карлотта…

– Вы что, смерти моей хотите? Эта женщина еще более непредсказуема, чем ваш карлик.

– Такой интеллект, как у Боба, не может быть отброшен только из боязни утечки информации.

– Но и секретность не может быть пущена по ветру из-за одного-единственного, пусть и талантливого, ребенка!

– Но неужели мы настолько глупы, что не сумеем создать еще нескольких слоев ложной информации специально для него? Давайте подберем ему нечто, что он примет за истину. Все, что нам нужно, так это придумать такую ложь, которая будет достойна того, чтобы он в нее поверил!

Сестра Карлотта сидела на скамеечке в крошечном садике, устроенном на террасе дома. Ее и старика-беженца разделял лишь невысокий столик.

– Я всего лишь изгнанник, доживающий последние дни своей жизни на берегу Черного моря.

Антон глубоко затянулся сигаретой и выпустил густой клуб табачного дыма, который поплыл над перилами в сторону Софии, внеся свой вклад в дело загрязнения воздуха, дрожащего над водой.

– У меня нет никаких властных полномочий, – сказала сестра Карлотта.

– Вы представляете для меня куда большую опасность. Вы связаны с МФ.

– Никакой опасности вы не подвергаетесь.

– Это верно, но лишь потому, что я не собираюсь вам ничего рассказывать.

– Благодарю за откровенность.

– Вы цените откровенность, но я не уверен, что вам понравилось бы то, что я могу сказать о чувствах, которые рождает вид вашего тела в мозгу русского старика.

– Попытка шокировать монахиню – не слишком спортивная игра. Трофеев-то не будет.

– Значит, вы относитесь к монашеству серьезно?

Сестра Карлотта вздохнула:

– Вы думаете, что я приехала к вам, потому что кое-что знаю о вас, и не желаете, чтобы я узнала еще больше? Но я приехала, потому что не смогла узнать о вас ничего.

– То есть?

– Ничего. Я занималась определенными изысканиями для МФ, и они прислали мне краткие рефераты статей, касавшихся исследований человеческого генома.

– И там оказалось мое имя?

– Напротив, ваше имя ни разу не упоминалось.

– Быстро же они забывают!

– Но когда я обратилась к источникам тех статей, которые сами по себе были весьма старыми работами, созданными еще до того, как служба безопасности МФ наложила на эти исследования свою лапу, я заметила определенную тенденцию. Ваше имя попадалось только в сносках. Но очень часто. А вот ваших собственных работ я нигде не обнаружила. Даже тезисов докладов и тех нет. Значит, вы не публиковались.

– И тем не менее на меня ссылались. Похоже на чудо, не так ли? А ведь вы – монахи – коллекционируете чудеса, верно? Чтобы творить новых святых.

– К вашему сожалению, напомню, что причисление к лику святых производится только после смерти.

– Так у меня уже осталось только одно легкое, – сказал Антон. – Так что ждать уж недолго, – во всяком случае, если продолжу курить.

– Но вы же можете и бросить?

– С одним легким требуется вдвое больше сигарет, чтобы получить искомое количество никотина. Поэтому приходится увеличивать число выкуренных сигарет, а не сокращать его… Все это очевидно, но вы рассуждаете не как ученый, а как верующая женщина. Думаете как законопослушный человек. Когда вы приходите к мысли, что нечто – зло, вы тут же начинаете избегать этого нечто.

– Ваши исследования касались генетических ограничений человеческого мышления.

– Да неужели?

– Сужу по тому, что именно это упоминалось в сносках. Конечно, те статьи не были посвящены этой проблеме, иначе их бы тут же засекретили. Но названия статей – тех, что в сносках, тех, что вы никогда не писали, – все они касались этой тематики.

– Да, в ряду научных карьер встречаются такие случаи: глазом не успел моргнуть, а ты уже, оказывается, сгнил на корню.

– Так вот, я хочу задать вам один гипотетический вопрос.

– Мой любимый вид вопросов – идущий сразу за риторическими. Обожаю дремать, пока они формулируются.

– Предположим, что некто решил нарушить закон и изменить человеческий генотип с целью усилить человеческое мышление, повысить уровень интеллекта.

– В этом случае этот некто окажется в большой опасности – его поймают и накажут.

– Предположим, что, используя самые современные методы, он обнаружил определенный ген, который можно изменить еще на стадии эмбриона, благодаря чему родится ребенок с повышенным интеллектом.

– Эмбрион! Вы что, экзаменуете меня? Подобные изменения могут быть проведены только в яйцеклетке.

– И еще предположим, что, после того как эти изменения были проведены, ребенок родился. Он родился, вырос, и его незаурядный интеллект был замечен.

– Надеюсь, вы говорите не о своем ребенке?

– Я вообще не говорю о конкретном ребенке. О гипотетическом. Как узнать, был ли он генетически изменен? Путем лабораторного анализа его генов?

Антон пожал плечами:

– А что вы узнаете, анализируя гены? Они будут совершенно нормальны.

– Даже несмотря на изменения?

– Это совсем крошечные изменения. Гипотетические.

– В пределах естественных вариаций?

– Это как поворот реле: включил – выключил. Сам-то ген уже существовал, он абсолютно естественный.

– Какой ген?

– Меня интересовали отклонения типа «математиков». Аутичные. Дисфункциональные. У них бывают необычайные умственные способности. Способность производить мгновенные сложнейшие вычисления. Феноменальная память. Но в других сферах они умственно ослаблены, даже отсталы. Может извлечь квадратный корень из двенадцатизначного числа, но будет стоять, растерянный, в магазине… Как могут они быть такими блистательными в одном и такими тупыми – в другом?

– Значит, этот ген?..

– Нет, это уже другой, но он представлялся мне весьма перспективным. Человеческий мозг может стать умнее. Но при этом существует, как бы это сказать… сделка.

– Обмен?

– Ужасный обмен. Чтобы иметь такой интеллект, вы должны лишиться всего остального. Именно таким путем мозг аутичного «математика» добивается своих потрясающих успехов. «Математик» выполняет одну функцию, а все остальное его не интересует, отвлекает, мешает. Его внимание буквально неделимо.

– Так что в других сферах эти суперинтеллектуальные люди могут оказаться отсталыми?

– Ну, мы, во всяком случае, именно так и полагали. Исходя из собственных наблюдений. Бывают исключения, так называемые мягкие «математики», которые все же способны уделять некоторую часть своих способностей явлениям реальной жизни. И тогда я подумал… Но я не могу вам сказать, о чем я подумал, так как… на меня был наложен запрет…

И Антон беспомощно улыбнулся сестре Карлотте. У нее упало сердце. Тем, от кого можно было опасаться утечки секретной информации, в мозг имплантировалось крошечное приспособление, которое в случае возникновения сильного волнения, вызванного разговором на запретную тему, посылало в мозг волну паники. Такие люди подвергались периодическим проверкам, чтобы убедиться, что разговоры на запретные темы у них, как и раньше, вызывают достаточно сильное волнение. Разумеется, это было вторжение в частную жизнь, но, если сравнить его с тюремным заключением, не говоря уже о казнях носителей секретной информации, такую практику можно было счесть вполне гуманной.

Вот почему сестре Карлотте казалось, что Антона почему-то забавляет все окружающее. Ему приходилось быть таким. Если он позволит себе рассердиться или разволноваться, то есть если возникнет сильная негативная эмоция, на него немедленно обрушится волна панического страха, даже если запретные темы непосредственно и не затрагивались. Сестра Карлотта как-то читала статью, в которой приводились слова жены человека с таким же имплантатом. Она сказала, что их семейная жизнь никогда еще не была такой безоблачной и счастливой, так как ее муж ко всему относится спокойно и с мягким юмором. «Дети просто обожают его, а раньше они со страхом ждали его возвращения домой». В статье также упоминалось, что эти слова были сказаны всего за несколько часов до того, как муж покончил с собой, бросившись с высокой скалы. Жизнь, видимо, стала лучше для всех, кроме него самого.

И вот теперь сестра Карлотта встретила человека, который был лишен доступа даже к собственным воспоминаниям.

– Какой позор! – сказала сестра Карлотта.

– Подождите немного. Я очень одинок. Вы же сестра милосердия, верно? Сжальтесь над одиноким стариком и погуляйте со мной немножко.

Она хотела было отказаться и сразу уйти. Однако в этот момент он откинулся на спинку стула и стал дышать медленно, глубоко, регулярно, закрыв глаза и одновременно что-то тихонько мурлыча себе под нос.

Ритуал обретения спокойствия. Так… в тот самый момент, как он пригласил ее погулять, Антон, видимо, ощутил слабый приступ тревоги, который чуть не послал сигнал имплантату. Это значило, что в его приглашении было нечто серьезное.

– Конечно, я с удовольствием прогуляюсь с вами, – ответила сестра Карлотта. – Хотя, должна заметить, наш орден почти не распространяет милосердие в индивидуальном порядке. Наши претензии куда амбициознее. Мы хотим спасти весь мир.

Антон хмыкнул:

– Если спасать по одному, то можно, пожалуй, и не успеть, так, что ли?

– Мы отдаем наши силы наиболее значительным проблемам человечества. Спаситель умер, чтобы искупить наши грехи. Мы стараемся очистить других людей от последствий греха.

– Довольно любопытный религиозный поиск, – заметил Антон. – Вот и я пытаюсь понять, можно ли рассматривать мою прежнюю научную деятельность как служение человечеству или просто как грязь, которую кому-то вроде вас придется вычищать.

– Я тоже думала об этом, – отозвалась сестра Карлотта.

– А узнать нам не дано.

Они сошли с террасы в аллею, которая тянулась за домом, потом на улицу, перешли ее и двинулись по тропинке через запущенный парк.

– Эти деревья очень стары, – заметила сестра Карлотта.

– А сколько лет вам, Карлотта?

– Субъективно или объективно?

– Держитесь григорианского календаря – он все же уточнялся позже.

– Этот отход от юлианского ваш русский желудок все еще не может переварить?

– Из-за этого нам пришлось свыше семидесяти лет называть ноябрьскую революцию «Октябрьской».

– Вы слишком молоды, чтобы помнить коммунистический режим в России.

– Наоборот, я слишком стар и держу в голове воспоминания всех своих родных. Я хорошо помню то, что произошло задолго до того, как я родился. Я помню даже события, которых вообще не было. Я живу в памяти.

– Приятное место для проживания?

– Приятное? – Его передернуло. – Мне приходится смеяться надо всем этим. Иначе нельзя. Там так сладко и так печально, трагично и бессмысленно. И ни из чего не извлечено уроков.

– Ибо человеческая природа неизменна.

– Я пытался представить себе, как Бог мог бы выполнить свою работу получше, когда творил человека. По своему подобию, насколько я помню?

– Он сотворил мужчину и женщину. Автоматически вопрос о его собственном образе слегка затуманился, как считают некоторые.

Антон расхохотался и довольно игриво хлопнул ее по плечу:

– Вот уж не думал, что вы можете подшучивать над такими вещами. Я приятно удивлен.

– Рада, что сумела немного скрасить ваше мрачное существование.

– Вот, и тут же воткнули шип в мою бедную плоть. – (Они достигли полянки, откуда открывался вид на море, едва ли менее красивый, чем с террасы дома Антона.) – Мое существование не такое уж мрачное, Карлотта. Ибо я могу в праздности радоваться зрелищу великого компромисса Господа Бога, который сделал нас такими, какие мы есть.

– Компромисса?

– Ну вы же знаете: наши тела могли бы жить вечно. Мы можем не стареть. Наши клетки живут. Они могут чинить себя, могут воспроизводить себя и заменяться новыми. Они являются механизмом, который может восстанавливать даже костную ткань. Менопауза вовсе не означает, что женщина больше не может рожать детей. Наш мозг не обязан разрушаться, теряя память о прошлом или способность усваивать новое. Но Бог еще до нашего рождения вкладывает в нас смерть.

– Вы, кажется, заговорили о Боге серьезно?

– Бог вложил в нас неизбежность смерти, но Он же дал нам и разум. У нас есть почти семьдесят лет или около того жизни, а если быть осторожными, то и девяносто. Говорят, что где-то в горах Грузии продолжительность жизни может достигать и ста тридцати, но лично я в это не верю. Они там любят приврать и наверняка бы поклялись, что вообще бессмертны, если бы от них не потребовали доказательств. Но мы могли бы жить вечно, если бы согласились прожить все это время дебилами.

– Не хотите ли вы сказать, что Бог, когда создавал человека, выбирал между долгой жизнью и интеллектом?

– Но ведь все это есть даже в Библии, Карлотта. Два древа – познания и жизни. Съедаете плод с древа познания и наверняка умираете. Съедаете с древа жизни – и остаетесь вечным ребенком в райском саду. Бессмертным.

– Вы рассуждаете в теологическом ключе, а я считала вас атеистом.

– Теология для меня шутка. Забавная. Я смеюсь над ней. Я могу шутить о теологии, разговаривая с верующими. Вы понимаете меня? Мне это приятно. Успокаивает.

Теперь она поняла. Яснее объясниться он не мог. Он выдавал ей ту информацию, за которой она приехала, но в закодированном виде, в том виде, который обманет прослушивающих – а тут наверняка есть люди, следящие за ним, подслушивающие каждое его слово, – но он обманывает прежде всего собственный мозг.

Шуткой. Только так Антон мог сказать ей правду и поддерживать разговор достаточно долго, чтобы удержаться в его русле без последствий для психики.

– Что ж, в этом случае я с удовольствием выслушаю ваши насмешки в адрес теологии.

– Книга Бытия повествует о людях, которые жили по девятьсот лет, но она умалчивает, насколько глупы были эти люди.

Карлотта рассмеялась нарочито громко.

– Вот почему Господь Бог утопил все человечество: довели старика, – продолжал Антон. – Отделался от дураков и заменил их смышлеными. Быстро-быстро-быстро шевелились их мозги, метаболизм тоже. И шустренько этак в могилку.

– От Мафусаила, который прожил почти тысячелетие, до Моисея, с его ста двадцатью годами, и к нам. Но у нас-то срок жизни увеличивается?

– Я закончил, ваша честь.

– Разве мы становимся глупее?

– Мы стали такими остолопами, что скорее выберем для своих детей долгую жизнь, чем позволим им стать похожими на Бога… зная… добро и зло… зная… все… – Антон схватился за грудь, задыхаясь. – О боже! Господи на небеси… – Антон рухнул на колени. Дыхание стало учащенным и коротким. Глаза закатились. Он упал.

Видимо, держаться на самообмане дольше он не смог. Его тело все-таки поняло, что он выдает свой секрет этой женщине, говоря с ней на языке религии.

Карлотта перевернула Антона на спину. Теперь, когда он потерял сознание, волны охватившего его ужаса стали спадать.

В конечном счете обморок не такая уж редкая вещь в его возрасте. И никакого особого героизма в том, чтобы прийти в себя, тоже нет. Во всяком случае, на этот раз. Очнется он совершенно спокойным.

Но где же люди, которые должны следить за ним? Где шпики, которые наверняка подслушивали их разговор?

Шорох тяжелых шагов по траве, по палым листьям.

– Что ж вы так задержались? – спросила она, не поднимая глаз.

– Извините, но мы такого никак не ожидали…

Этот человек был молод, но умным не казался. Имплантированный прибор должен был удержать Антона от разговоров о себе. Так что держать при нем особо умных сторожей не было смысла.

– Я думаю, он скоро придет в себя.

– А о чем вы говорили?

– О религии, – ответила сестра Карлотта, помня о том, что ее слова обязательно будут сравниваться с записью их разговора. – Он шутил над Богом, который неправильно создал человека. Полагаю, мужчине в его возрасте не следует говорить о Боге в столь непочтительном тоне, правда?

– Страх смерти живет в них, – проницательно заметил молодой человек, желавший, вероятно, произвести впечатление мудреца.

– А вы не думаете, что он случайно спровоцировал атаку страха своим собственным страхом смерти? – Она облекла свои слова в форму вопроса, чтобы они не могли рассматриваться как прямая ложь.

– Не знаю. Он, кажется, приходит в себя.

– Что ж, я не стану беспокоить его разговорами на религиозные темы. Когда он очнется, скажите ему, что я бесконечно благодарна ему за нашу беседу. Скажите ему, что он раскрыл мне глаза на один из важнейших аспектов проблемы Божьего промысла.

– Хорошо, я обязательно передам, – серьезно ответил молодой человек.

Конечно, он переврет все ее слова.

Сестра Карлотта наклонилась и поцеловала Антона в холодный потный лоб. Потом поднялась на ноги и удалилась.

Итак, вот в чем секрет! Ген, который позволил человеческому существу обрести невероятно высокий уровень интеллекта, одновременно определял и ускорение всех жизненных процессов. Быстрее развивался ум – быстрее развивался ребенок. Боб действительно был результатом экспериментального изменения генома. Он получил плод с древа познания. И заплатит за это. Ему никогда не вкусить плода с древа жизни. Что бы он ни делал со своей жизнью, ему надо делать это в юности, ибо он обречен на раннюю смерть.

Нет, не Антон проводил этот опыт. Не он разыгрывал Господа Бога, создавая из просто мыслящего тростника – соображающий с бешеной скоростью. Интеллектуальный фейерверк вместо одинокой, неспешно сгорающей свечи разума. Антон всего лишь отыскал ключ, который Бог спрятал в геноме человека. Кто-то другой, какой-то его последователь, какая-то ненасытно любопытная душа, загоревшаяся идеей передвинуть человечество на новую ступень эволюции, а может быть, поглощенная совершенно иной, безумной и оскорбительной идеей, так вот этот другой сделал смелый шаг, повернув найденный Антоном ключ в замке.

Он открыл дверь и вручил Еве смертельный, но прекрасный плод. И вот благодаря этому поступку – этому змеиному склизкому преступлению – появился Боб, который и был незамедлительно изгнан из рая. Боб, который скоро умрет, познав добро и зло.