Текст книги "Новая жизнь"

Автор книги: Орхан Памук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

2

На следующий день я влюбился. Любовь потрясла меня так же, как свет, лившийся из книги, она со всей очевидностью доказала мне, что моя жизнь давно идет по другому пути.

Утром, едва проснувшись, я мысленно проанализировал все произошедшее со мной вчера и сразу же понял, что открывшаяся передо мной новая страна – вовсе не плод воображения, а такая же реальность, как мое тело, руки, ноги. И чтобы спастись от нестерпимого чувства одиночества, охватившего меня в этом новом мире, нужно было непременно разыскать тех, кто похож на меня.

Ночью выпал снег – он лежал на окнах, на мостовых, на крышах. Из-за белизны леденящего света с улицы раскрытая книга на столе выглядела еще безгрешнее и чище и поэтому казалась более зловещей.

Мне все же удалось, как и каждое утро, позавтракать вместе с мамой, вдыхая запах поджаренного хлеба, перелистать газету «Миллийет» [4]4
  «Нация», одна из центральных ежедневных турецких газет.


[Закрыть] и просмотреть статью Джеляля Салика. [5]5
  Герой романа О. Памука «Черная книга».


[Закрыть]Вроде все шло как и прежде. Я съел немного брынзы, выпил чаю и улыбнулся, глядя на веселое мамино лицо. Чашка, чайник, звон чайных ложек – все, казалось, говорило о том, что жизнь не изменилась, но я не поддался обману. Я был настолько уверен, что мир стал другим, что, выходя из дома, не постеснялся надеть старое тяжелое пальто отца.

Я отправился на вокзал, сел на поезд, сошел с него, успел на паром, спрыгнул на пристань в Каракёе, [6]6
  Район в азиатской части Стамбула.


[Закрыть]протолкавшись локтями сквозь толпу, поднялся по лестнице, вскочил в автобус, доехал до Таксима [7]7
  Район и площадь в европейской части Стамбула.


[Закрыть]и пошел было в сторону Ташкышла, но вдруг остановился и посмотрел на цыган, торговавших на улице цветами. Могу я поверить, что жизнь идет как прежде, могу забыть, что читал книгу? Мысль эта вдруг показалось мне столь ужасной, что захотелось бежать.

На лекции по сопротивлению материалов я тщательно перерисовывал с доски в тетрадь схемы, цифры и формулы. Когда лысый профессор ничего не писал, я, скрестив руки, слушан его мягкий голос. Слушал ли я его на самом деле? Или делал вид, что слушал, как делали все, играя роль студентов архитектурного факультета Технического университета? Я не знаю. Потом я почувствовал, сколь нестерпимо безнадежным был старый, привычный мир, и сердце мое забилось, а голова закружилась, будто по жилам текла отравленная кровь, – трепеща от удовольствия, я ощутил, как по всему телу, от затылка, медленно разливается сила света, лившегося из книги. Новый мир давно упразднил все сущее и перевел настоящее время в прошедшее. Все, что я видел, все, чего касался, оказывалось ветхим – и оттого трогательным.

Впервые я увидел книгу в руках студентки архитектурного факультета два дня назад. Она хотела что-то купить в столовой на первом этаже и искала в сумке кошелек, но одна рука у нее была занята, поэтому ей не удавалось его найти. Девушка держала книгу и, чтобы освободить руку, ей пришлось на минуту положить книгу на стол, за которым я сидел. Мгновение я смотрел на книгу, оставленную на столе. Только и всего, такая вот случайность, изменившая мою жизнь. Девушка забрала книгу и положила ее в сумку. В тот же день, вечером, на пути домой, я увидел экземпляр этой книги на уличном книжном лотке среди старых изданий, брошюр, сборников стихов, книг по гаданию, любовных и политических романов и купил ее.

Не успел прозвенеть звонок, возвещавший полдень, как большинство студентов побежали к лестнице, чтобы успеть занять очередь в столовой, а я продолжал молча сидеть за столом. Потом я побродил по коридорам, спустился в столовую, прошелся между колонн по внутреннему дворику, вошел в пустые аудитории и из окна посмотрел на заснеженные деревья в парке напротив, потом попил воды в туалете. Я обошел почти весь факультет Ташкышла. Девушка не появлялась, но я не отчаивался.

После обеда народу на факультете стало больше. Я прошел по коридорам, вошел в мастерские, понаблюдал за играми на деньги на чертежных столах, сел в углу и, сложив разорванные страницы какой-то газеты, стал читать. Потом опять прошелся по коридорам, спустился по лестнице, снова поднялся, послушал разговоры о футболе, политике и о том, что вчера показывали по телевизору. Посмеялся вместе с теми, кто отпускал шуточки в адрес одной кинозвезды, решившей завести ребенка, угостил тех, кто хотел, сигаретами и зажигалкой; один парень рассказывал анекдот, а я слушал и, проделывая все это, что-то вежливо отвечал всякий раз, когда меня останавливали и спрашивали, не видел ли я такого-то. Иногда мне не удавалось найти компанию, чтобы поболтать, или окна, чтобы выглянуть на улицу, или придумать цель, чтобы куда-то пойти, и тогда я быстро и решительно шагал куда-то, словно у меня было срочное дело. Но так как дел у меня не было, то, оказавшись у двери библиотеки или на лестничной площадке, я шел в другую сторону, смешиваясь с толпой, и лишь иногда останавливался, чтобы закурить. Я собирался было почитать недавно вывешенное на доске информации объявление, но вдруг сердце мое забилось, в глазах потемнело, и я почувствовал себя беспомощным: она, девушка с книгой, была там, в толпе, она удалялась от меня и словно манила, двигаясь медленно, словно во сне. Я потерял голову, я перестал быть самим собой, и, забыв себя окончательно, я побежал следом за ней.

На ней было очень светлое, но не белое платье. Я догнал ее у лестницы и заглянул ей в лицо – в глаза мне ударил свет, такой же сильный, как свет из книги, но очень мягкий. Я был в старом мире – и я был на пороге новой жизни. Я стоял на грязной лестнице, но жил жизнью из книги. Я смотрел и смотрел на этот свет и все больше понимал, что мое сердце меня не слышит.

Я сказал ей, что читал книгу. А еще я сказал, что прочитал книгу после того, как увидел ее у нее. Сказал, что теперь я живу в другом мире. И что мы должны поговорить сию минуту, потому что в этом новом мире я совсем один.

– Сейчас у меня занятие, – сказала она.

Сердце у меня екнуло. Я растерялся. Девушка, кажется, заметила это и задумалась.

– Ладно, – решительно сказала она, – давай найдем свободную аудиторию и поговорим.

На втором этаже мы нашли пустую аудиторию. Коленки у меня дрожали, когда я входил. Я не знал, как рассказать ей, что я вижу мир, обещанный мне книгой, что книга тихо, шепотом, словно большую тайну, поведала мне о своем мире.

Девушка сказала, что ее зовут Джанан, [8]8
  Джанан – букв, «возлюбленная, красавица»; в то же время «Джанан» – одно из имен Аллаха.


[Закрыть]я назвал свое имя.

– Чем тебе так понравилась книга? – спросила она.

Поддавшись порыву, я хотел было сказать: «Ангел, потому что ты читала ее». Откуда взялся этот «Ангел», понятия не имею; в голове была путаница, но потом словно кто-то помог мне – наверное, ангел.

– Когда я прочитал книгу, моя жизнь изменилась, – ответил я. – Комната, дом, мир, в котором я жил, – все перестало быть моим, я чувствую себя бродягой в чуждом мире. Я впервые у тебя увидел книгу, должно быть, и ты ее читала. Расскажи мне о мире, в котором ты побывала и откуда вернулась. Расскажи, что нужно сделать, чтобы попасть туда. Объясни, почему мы до сих пор здесь. Расскажи, почему новый мир кажется знакомым и привычным, словно собственный дом, а собственный дом стал чужим, словно этот новый мир.

Я, может, еще много чего сказал бы в том же духе, но тут вдруг на миг я словно ослеп. Свинцовый свет снежного зимнего дня был таким резким и ярким, что казалось, будто окна маленького класса, где пахло мелом, сделаны изо льда. Я смотрел ей в глаза и все же боялся смотреть.

– Что ты готов сделать, чтобы войти в мир книги? – спросила она.

У нее были бледное лицо, каштановые волосы, светлые брови и нежный взгляд. Если она существует в этом мире, то, скорее всего, она создана из воспоминаний о нем; а если она пришла из будущего, то, наверное, она предвестник страхов и горя. Я смотрел на нее, но не осознавал этого. Наверное, боялся, что, если и дальше буду смотреть, все станет реальностью.

– Я готов на все ради того, чтобы найти мир из книги, – ответил я.

Она едва заметно улыбнулась и нежно посмотрела на меня. Как положено себя вести, когда на вас вот так смотрит невероятно красивая, милая девушка? Как положено держать спичку, как зажигать сигарету, как смотреть в окно, как разговаривать с ней, как стоять перед ней, как дышать? Всему этому в здешних стенах не учат. Поэтому такие, как я, и мучаются от безысходности, пытаясь скрыть охвативший их трепет.

– Что значит «готов на все»? – спросила она.

– На все… – ответил я и замолчал, слушая удары собственного сердца.

Не знаю почему, но я вдруг представил длинные, нескончаемо долгие дороги, непрекращающиеся сказочные ливни, лабиринты затерянных улиц, печальные деревья, грязные реки, сады, страны. Я должен отправиться туда, если хочу когда-нибудь ее обнять.

– Скажи, например, ты бы не испугался смерти?

– Нет.

– Даже если бы узнал, что тебя могут убить за то, что ты читал книгу?

Я попытался улыбнуться, потому что во мне все же говорил будущий инженер: «Это же, в конце концов, всего лишь книга!» Но Джанан смотрела серьезно и внимательно на меня. Я подумал с тревогой, что никогда не смогу приблизиться ни к миру из книги, ни к ней, если сделаю что-то не так, скажу что-нибудь неосторожное.

– Ну, я не думаю, что меня собираются убить, – сказал я, изображая неизвестно кого, – А если и так, то, по правде говоря, смерти я не боюсь.

Ее светлые, медового цвета глаза на мгновение вспыхнули в белесом свете, струившемся из окна.

– По-твоему, тот мир существует, или это только выдумки, написанные в книге?

– Тот мир существует! – воскликнул я. – А ты такая красивая, потому что ты – оттуда!

Она быстро приблизилась ко мне. Взяла меня обеими руками за голову, потянулась и поцеловала меня в губы. Долю секунды я ощущал ее язык у себя на губах. И тут же она отступила назад, но так, чтобы я мог держать ее лег кое тело.

– Ты очень смелый, – сказала она.

Я уловил аромат лаванды – запах духов. Я, словно пьяный, сделал несколько шагов к ней. Мимо двери, громко разговаривая, прошли два студента.

– Подожди, послушай меня, пожалуйста, – попросила она. – Ты должен сказать все это Мехмеду. Он был в мире из книги и вернулся. Он – оттуда, он знает, понимаешь? Но он не верит, что другие смогут поверить книге и пойти туда. Он пережил страшные мгновения и перестал верить. Ты поговоришь с ним?

– Кто такой Мехмед?

– Приходи через десять минут, до того, как начнется первое занятие, к двести первой аудитории, – сказала она и вышла.

Класс казался совсем пустым, словно и меня там не было, а я стоял, оцепенев. Никто никогда так не целовал меня, никто никогда так не смотрел на меня. И теперь я снова остался один. Мне было страшно, я думал, что больше никогда не увижу ее, что никогда я не попаду в тот истинный, настоящий мир. Мне захотелось бежать за ней, но сердце так билось, что я боялся дышать. Белый, белоснежный свет ослепил не только мои глаза, но и мой разум. «Это из-за книги», – подумал я и тут вдруг так ясно понял – я люблю эту книгу, я хочу побывать там, в том мире, – что слезы едва не хлынули у меня из глаз. Книга, само ее существование поддерживали меня. Я знал: когда-нибудь девушка обязательно обнимет меня еще раз. Но сейчас мне казалось, что мир отступил, оставив меня одного.

Снаружи, с улицы, доносились голоса, и я выглянул в окно. Несколько студентов архитектурного факультета, весело перекрикиваясь, играли в снежки внизу, у входа в парк. Я смотрел на них и не видел. Во мне уже ничего не оставалось от ребенка. Я исчез.

Вы ведь знаете, такое часто случается: однажды, в обычный день, когда вам кажется, что вы живете обычной жизнью и думаете о газетных новостях, о шуме машин, о сказанных обидных словах, об использованных билетах в кино, лежащих в кармане, о сигаретных окурках, вы вдруг замечаете, что на самом деле вы уже давно где-то далеко, в каком-то другом мире. Я же давно исчез, растворился в белесом цвете, льющемся из окон изо льда. А для того, чтобы попасть в любой мир, в любую реальность, нужно обнять девушку, нужно держать ее, нужно добиться ее любви. Как быстро неутомимое сердце мое познало эти премудрости! Я полюбил! Я собирался вверить себя бескрайним границам своего сердца… Я взглянул на часы. Оставалось восемь минут.

Я словно привидение следовал по коридорам с высокими потолками, и мне казалось странным, что у меня есть тело, лицо, жизнь, собственная история. Встречу ли я ее в толпе еще раз? И что скажу при встрече? Какое у меня лицо? Я не мог вспомнить. Я зашел в уборную рядом с лестницей и напился воды из-под крана. Потом глянул в зеркало, чтобы посмотреть на свои губы, которые только что ее целовали. Мама, я полюбил, мама, я исчезаю, мне страшно, мама, но я на все готов ради нее. Я спрошу у Джанан, кто же этот Мехмед? Почему он боится? Кто те люди, которые убивают прочитавших книгу? Я ничего не боюсь. Если человек читал книгу и поверил ей, как я, он не должен бояться. Вот так!

Оказавшись в толпе в коридоре, я заметил, что опять иду быстро и с таким видом, будто у меня срочное дело. Поднявшись на второй этаж, я прошел вдоль высоких окон, выходивших во внутренний двор с фонтаном; я шел, оставляя позади самого себя, я шел и думал о Джанан. Я шел мимо однокурсников, мимо аудитории, где у меня должно быть занятие. Подумаешь!!! Меня только что поцеловала такая симпатичная девчонка, и как поцеловала! Что вы знаете об этом? Ноги стремительно несли меня в мое будущее. В том будущем были темные леса, комнаты отелей, лиловато-синие тени приведений, жизнь, покой и смерть.

Перед аудиторией номер двести один я был за три минуты до начала занятия и, еще не увидев Джанан, узнал Мехмеда. У него было бледное лицо. Он был высоким, худым и, как и я, задумчивым, рассеянным и усталым. Я вспомнил, что вроде бы раньше уже видел его с Джанан. Он знает гораздо больше меня, подумал я, он пережил больше, чем я, и он на пару лет старше.

Не знаю, как он узнал меня. Он отвел меня в сторонку, туда, где стояли шкафы.

– Я слышал, ты читал книгу, – произнес он. – И что ты в ней нашел?

– Новую жизнь.

– Ты в это веришь?

– Верю.

Он выглядел таким утомленным, что мне стало страшно при мысли о том, что он пережил.

– Послушай меня, – сказал он. – Я тоже когда-то поверил книге. И решил, что найду этот мир. Я все время куда – то ехал на автобусе. Ездил из города в город, думал – найду ту страну, тех людей, те улицы. Поверь мне: в конце нет ничего, кроме смерти. Они и сейчас за нами следят наверняка. Они убивают безжалостно.

– Не пугай его, – вмешалась Джанан.

Наступило молчание. Мехмед посмотрел на меня так, будто мы знакомы много лет. А я подумал, что разочаровал его.

– Я не боюсь, – сказал я, глядя на Джанан, и с решительным видом, словно киногерой, добавил: – Я смогу дойти до конца.

Неправдоподобное, невероятное тело Джанан было в двух шагах от меня. Она стояла между нами, ближе к нему.

– Не из-за чего идти до конца, – сказал Мехмед. – Это всего лишь книга. Кто-то сел и написал ее. Фантазии. А ты просто садишься и читаешь ее. Снова и снова.

– Скажи ему то, что говорил мне, – повернулась ко мне Джанан.

– Тот мир существует, – упрямо повторил я. Мне хотелось взять Джанан за красивую руку и притянуть к себе. Но я не решался. – Я найду его.

– Да нет ничего! Все это красивые сказки! Считай это чем-то вроде игры, в которую один старый идиот играл с детьми. И вот однажды он решил написать такую же книжку, но для взрослых. Вряд ли он сам понимает смысл того, что написал. Читать забавно, но если поверишь в нее – жизнь пропала.

– Там существует целый мир, – не сдавался я, все больше уподобляясь глупым и упрямым парням из фильмов. – И я знаю, что найду дорогу.

– Ну тогда пока.

Он отвернулся и многозначительно посмотрел на Джанан: «Я же тебе говорил». Уходя, он вдруг спросил:

– Почему ты так веришь в существование той жизни?

– Потому что мне кажется, что в книге рассказана моя история.

Он дружелюбно улыбнулся и, развернувшись, вошел в аудиторию.

– Подожди, не уходи, – сказал я Джанан. – Он – твой парень?

– Вообще-то ты ему понравился, – ответила она. – Только он боится не за себя, а за меня, за таких, как ты.

– Он что, твой друг? Не уходи, пока не расскажешь мне все.

– Я ему нужна, – сказала она.

Эту фразу я столько раз слышал в кино, что в ответ у меня вырвалось – с чувством и убежденно:

– Я умру если ты меня бросишь.

Она рассмеялась и вместе с остальными вошла в двести первую аудиторию. Я хотел было войти вслед за ней. Сквозь широкие окна аудиторий, выходившие в коридор, я видел, как они нашли свободную парту и сели среди студентов и студенток, оба в одинаковых рубашках цвета хаки и джинсах. Они ждали начала лекции молча, не разговаривая, и Джанан вдруг мягким движением руки заправила пряди каштановых волос за уши. Я растаял окончательно. В отличие от крутых парней из фильмов про любовь, я чувствовал себя ничтожеством, поэтому я решил убраться туда, куда меня несли ноги.

Интересно, что она думает обо мне? Какого цвета стены у нее в доме? О чем она разговаривает с отцом? Красивая ли у них ванная? Есть ли у нее брат или сестра? Что она любит на завтрак? Он что, ее парень? Но тогда почему она меня поцеловала?

Маленький класс, где она поцеловала меня, оказался пустым. Я вошел в него, чувствуя себя поверженным, но полным решимости воином, мечтающим о новой битве. Эхо шагов в пустой комнате, жалкие, какие-то преступные руки, раскрывающие пачку сигарет, запах мела, белоснежный ледяной свет… Я прижался лбом к стеклу. Это и есть та новая жизнь, на пороге которой я, казалось, видел себя утром? Я был измотан эмоционально, но пробудившийся во мне будущий инженер, привыкший рассуждать логически, занялся расчетами: идти на лекцию я был не в состоянии, лучше уж я два часа подожду, когда они выйдут. Два часа.

Не знаю, сколько времени я простоял, прижавшись лбом к стеклу и жалея себя, но мне нравилось это состояние, я даже подумал, что вот-вот заплачу, как вдруг подул легкий ветер и пошел снег. На склоне, ведущем к дворцу Долмабахче, [9]9
  Бывшая резиденция султана. Построена в середине XIX века. Располагается на Босфоре, в европейской части Стамбула.


[Закрыть]я видел платаны и каштаны. Деревья ведь не знают, что они – деревья, подумал я. И я смотрел на них с восхищением. Каким спокойным все казалось там, внизу!

А еще я наблюдал за снежинками. Они падали, медленно кружась, иногда словно замирая в какой-то точке, – казалось, они наблюдают за себе подобными, а едва уловимый ветерок подхватывал их и уносил прочь. Иногда какая-нибудь снежинка танцевала в воздухе и вдруг замирала, а потом, словно передумав, начинала медленно подниматься назад, к небу, все выше и выше. Я видел: многие снежинки вернулись назад, на небо, так и не коснувшись грязи, асфальта, деревьев, парка… Кто смотрел на снежинки, кто знает о их танцах, их жизни?

Замечал ли кто-нибудь когда-нибудь, что острый угол продолжавшего парк треугольника, образованный двумя асфальтовыми дорожками, указывал на Девичью Башню? Что сосны у края тротуара, многие годы склонявшиеся под дуновением восточного ветра, образовывали совершенный восьмиугольник над автобусной остановкой? Кто, заметив стоящего на улице человека с розовым полиэтиленовым пакетом, задумывался о том, что половина Стамбула идет сейчас по улицам с полиэтиленовыми пакетами в руках? Кто, не зная ничего о тебе. Ангел, думал о том, что следы, оставленные голодными собаками и бездомными, собиравшими пустые бутылки в мертвых, укрытых снегом парках города, – это твои следы? И таким ли должен предстать передо мной новый мир, о котором, как о тайне, поведала мне книга, купленная два дня назад вон там, на уличном лотке?

Не глазами, а встревоженным сердцем заметил я силуэт Джанан там же, на улице, в наливавшемся свинцом свете снежной бури. Она была одета в лиловое пальто. Так значит, сердце мое – в тайне от меня, помнило это пальто. Рядом с ней шел Мехмед в светло-сером пиджаке – он брел по снегу словно злой дух, не оставляя следов. Мне захотелось догнать их.

Они остановились там, где два дня назад торговец продавал книги, и стали о чем-то говорить. По их жестам, по обиженному виду Джанан и по тому, как она отступила назад, я понял, что они спорили, – так ругаются давние любовники, уже привыкшие к перебранкам.

Затем они пошли дальше, но вскоре опять остановились. Теперь они оказались далеко от меня, но по их позам и по взглядам прохожих я понял, что они продолжают ругаться.

Но длилось это недолго. Джанан развернулась и пошла назад, в сторону Ташкышла, где был я, а Мехмед еще некоторое время смотрел ей вслед, а потом пошел по направлению к Таксиму. Сердце у меня опять заколотилось.

Именно в тот момент я увидел человека с розовым полиэтиленовым пакетом в руках, переходившего улицу на сторону остановки маршрутных такси Сарыйер. Я сосредоточился на изящных шагах легкой тени в лиловом пальто и вовсе не собирался обращать внимание на кого-то там, переходившего дорогу. Но в движениях человека с розовым пакетом была какая-то фальшь, которую трудно было не заметить. Когда до тротуара оставалось несколько шагов, человек вытащил что-то из розового пакета. Пистолет. Он направил его на Мехмеда, который тоже успел его заметить.

Сначала я увидел, как Мехмед вздрогнул. Затем до меня донесся звук выстрела. Потом второй. Я думал, услышу и третий, но Мехмед покачнулся и упал. Стрелявший отшвырнул пакет и побежал к парку.

Джанан с несчастным видом продолжала идти в мою сторону маленькими, легкими, изящными шагами. Она не услышала выстрелов. По перекрестку с грохотом пронесся грузовик с апельсинами, засыпанными снегом. Казалось, он был воплощением целого мира.

Я заметил на остановке какое-то движение. Мехмед поднимался на ноги. А вдалеке, по заснеженным дорожкам парка, вниз по склону холма, направляясь к стадиону Инёню, бежал стрелявший человек, подпрыгивая и дергаясь, как клоун. Вдогонку за ним мчались две игривые черные собаки.

Мне следовало бежать вниз, перехватить по дороге Джанан и рассказать ей о случившемся, но я застыл, наблюдая за Мехмедом, – покачиваясь, он растерянно озирался по сторонам. Сколько я так простоял? Долго, очень долго – до тех пор, пока Джанан не завернула за угол, где начинался квартал Ташкышла, и не скрылась из виду.

Я наконец опомнился, сбежал вниз, пробрался между охранниками, студентами, уборщицами и швейцаром у дверей. Когда я добежал до главных ворот, Джанан и след простыл. Я быстро поднялся по лестнице, но Джанан так и не заметил. Потом я побежал на перекресток. Ничто не напоминало о случившемся, я никого не встретил. Мехмеда тоже нигде не было, исчез и полиэтиленовый пакет, который выбросил стрелявший.

Снег в том месте, где Мехмед упал, подтаял и смешался с грязью. Мимо прошла красивая, нарядно одетая женщина с двухлетним малышом в тюбетейке.

– Мама, скажи, куда зайчик убежал, куда он убежал? – повторял ребенок.

В панике я повернул в другую сторону, к остановке Сарыйер, Мир словно замер, скованный безмолвием снега и равнодушием деревьев. Обоих водителей такси, похожих друг на друга как две капли воды, очень удивили мои вопросы. Они понятия не имели, о чем идет речь. Парень с грубым, как у разбойника, лицом, разносивший им чай, тоже не слышал никаких выстрелов, хотя, впрочем, его трудно было чем-то удивить. Контролер с автобусной остановки, державший в руке свисток, вообще посмотрел на меня так, как будто это я стрелял. На стоявшую неподалеку сосну вдруг слетелись вороны. В последний момент я заглянул в отъезжавшую маршрутку и, волнуясь, спросил, не видел ли кто-нибудь чего-то необычного. Одна пожилая женщина сказала:

– Только что какая-то девушка с парнем поймали здесь такси и уехали.

Она махнула в сторону Таксима. Я побежал туда, зная, что совершаю глупость. На площади, окруженный продавцами, машинами и витринами магазинов, я подумал, что я абсолютно одинок. Я уже собирался идти в Бейоглу, как вдруг вспомнил о больнице скорой помощи, – я тут же помчался с проспекта Сырасельвилер и, как пострадавший, которому требовалась неотложная помощь, вошел В приемный покой, вдыхая запах йода и эфира.

Я увидел окровавленных мужчин – одни в разорванных брюках, другие в гипсе. Я увидел бледные, посиневшие лица тех, кто, похоже, отравился, и тех, кого мучил гастрит. Видимо, им уже промыли желудки, и теперь они лежали на носилках на улице, среди припорошенных снегом горшков с цикламенами. Полный, но симпатичный пожилой человек ходил от двери к двери в поисках дежурного врача, сжимая в руке конец жгута из разорванного белья, которым он крепко перевязал руку, чтобы не умереть от потери крови. Я показал ему, куда идти. Два старинных приятеля, изрезав друг друга одним ножом, сидели перед дежурным полицейским и, пока он писал протокол, послушно рассказывали ему, как все произошло, то и дело извиняясь за то, что забыли этот нож дома. Я дождался своей очереди и узнал сначала у медсестер, а потом у полицейского, не было ли сегодня здесь раненого студента и девушки со светло-каштановыми волосами. Нет, не было.

Потом я зашел в муниципальную больницу Бейоглу: мне показалось, я увидел снова тех же приятелей, изрезавших друг друга; тех же девушек, пытавшихся свести счеты с жизнью, выпив йода; тех же подмастерьев, у которых либо рука попала в машину, либо иголкой проткнуло палец; тех же пострадавших пассажиров, которых зажало либо между автобусом и остановкой, либо между паромом и пристанью. Я внимательно изучил регистрационные записи, ответил что-то полицейскому, которому мой интерес показался подозрительным, и, вдохнув запах лавандового одеколона, которым полил нам руки счастливый отец, подымавшийся в родильное отделение, вдруг испугался, что сейчас расплачусь.

Начало смеркаться, и я снова вернулся к месту происшествия. Я прошел мимо маршрутных такси и направился в парк. Вороны, гневно каркая, пикировали над моей головой, но потом они попрятались на деревьях, затаившись в ветвях. Казалось, я был в центре города, но я не слышал его шума – одну лишь оглушительную тишину; я ощущал себя убийцей, который зарезал кого-то и теперь вынужден прятаться. Вдалеке бледно-желтым светом светились окна аудитории, где Джанан поцеловала меня; должно быть, там шли занятая. Деревья, чья беспомощность поразила меня утром, превратились теперь уродливые, бесформенные и бессердечные образования коры. Я медленно брел по снегу, который попал мне в ботинки, как вдруг заметил следы человека с полиэтиленовым пакетом, который четыре часа назад бежал вприпрыжку по снегу. Чтобы убедиться, что следы существуют, я прошел по ним вниз до дороги, потом вернулся; когда я шел обратно, я заметил, что мои следы давно перепутались со следами человека с пакетом. Тут из-за кустов появились две черные собаки – так же как и я, они были свидетелями произошедшего, так же как и я, они были виновны; испугавшись меня, они убежали. Я остановился и посмотрел на небо: оно тоже было черным, как собаки.

Вечером мы ужинали вместе с мамой и смотрели телевизор. Новости – то и дело мелькавшие на экране люди, преступления, катастрофы, пожары и покушения – казались мне далекими и бессмысленными, словно волны штормившего моря, едва показавшегося вдалеке, из-за гор. И все же во мне теплилось желание находиться «там», быть частью того свинцово-серого далекого моря. Но на экране черно-белого телевизора с плохо настроенной антенной среди расплывчатых изображений не возникло никого, кто сказал бы об убитом студенте.

После ужина я закрылся у себя комнате. Открытая книга лежала на столе, но я боялся ее. Она манила, в ее призыве чувствовалась грозная сила, и мне все сильнее хотелось вернуться к ней и отдаться ей целиком. Подумав, что не смогу сопротивляться этому зову, я снова вышел из дому и направился к морю, идя по покрытым снегом и грязью улицам. Темнота моря придала мне сил.

Вернувшись домой, я, исполненный мужества, сел за стол и, словно отдаваясь священному долгу, смело направил лившийся из книги свет себе в лицо. Сначала свет был слабым, но, по мере того как я переворачивал страницы, он усиливался, пока наконец не захватил меня целиком, и я почувствовал – все мое существо исчезает, растворяясь в нем. Я читал до самого утра – от волнения и нетерпения у меня заболел желудок, но меня переполняла нестерпимая жажда жизни, жажда действия.