Текст книги "Музей невинности"

Автор книги: Орхан Памук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Если Кемаль приведет его обратно за стол, обещаешь хорошо с ним обращаться, Нурджихан? – почти упрашивала Сибель. – Я знаю, ты можешь сделать его счастливым. И он сделает счастливой тебя. Но ты должна вести себя помягче...

Нурджихан понравилось, что Сибель перед всеми сказала, что хочет сблизить их с Мехмедом. Однако стояла на своем: «Нам же не жениться прямо сейчас. Он только познакомился со мной, мог бы вести себя повежливей».

– Знаете, почему наши девушки не умеют флиртовать? – спросил мой брат. На лице у него появилось умиротворенное выражение, которое появлялось всегда, когда он выпьет: – Потому что флиртовать у нас негде. Далее слова «флирт» нет в турецком языке.

– На твоем языке слово «флирт» означало водить меня до помолвки раз в неделю по субботам в кино на дневной сеанс, —укольнула его Беррин. – К тому же ты носил с собой карманный приемник, чтобы раз в пять минут слушать результаты матчей «Фенербахче».

– На самом деле я носил с собой радио не для того, чтобы слушать матч, а чтобы произвести на тебя впечатление, – обиделся брат. – И горжусь тем, что у меня у первого в Стамбуле был транзистор.

Нурджихан, засмеявшись, сказала, что ее мать гордится тем, что она первая в Турции пользуется миксером. Под аккомпанемент приятной музыки пятидесятых годов мы со смехом вспоминали, как в те годы стамбульские богачи начали привозить в Турцию бритвы, мясорубки, электроножи и прочие подобные неведомые приборы и готовы были довести себя до изнеможения, сражаясь с ними, только потому, что ни у кого другого не было диковинных приспособлений. Пока мы болтали, рядом с Нурджихан, на пустой стул Мехмеда, присел Заим и тут же присоединился к беседе. Не теряя времени, он уже через несколько минут шептал что-то смешное на ухо Нурджихан, а она все время хихикала.

– Что с твоей немецкой манекенщицей? – недовольно спросила его Сибель. – Ее ты уже бросил?

– Инге и не была моей подругой. Она вернулась в Германию. – Заим и бровью не повел, не переставая смешить Нурджихан: – Мы просто работали, и я несколько раз возил ее на званые вечера, чтобы она увидела ночной Стамбул.

– То есть вы были просто друзьями, – съязвила Сибель. Такие слова использовали в глянцевых журналах, которые в те годы только начинали появляться в Турции.

– Я сегодня ее в кино видела, – сказала Беррин. – Она соблазнительно пила в рекламе лимонад. – Беррин повернулась к мужу: – Днем в парикмахерской отключилось электричество, и я пошла в Сите, посмотрела фильм с Софи Лорен и Жаном Габеном. – Потом опять повернулась к Заиму: – Реклама везде, а лимонад теперь пьют все подряд, не только дети. Поздравляю!

– Мы удачно время выбрали, – пожал плечами Заим. – Да и просто повезло.

Я увидел вопросительный взгляд Нурджихан и почувствовал, Заим ждет, когда я представлю его, и поэтому поспешил пояснить, что это мой друг – владелец фирмы «Шекташ», которая выпускает недавно появившийся лимонад «Мельтем», и что недавно в Стамбул приезжала немецкая манекенщица Инге, снявшаяся в его рекламе, и теперь ее портреты по всему городу.

– Вы уже пробовали наш лимонад? – поинтересовался Заим.

– Конечно. Особенно мне понравился клубничный, – ответила Нурджихан. – Таких вкусных лимонадов даже во Франции нет.

– Вы живете во Франции? – удивился Заим и тут же пригласил всех нас на выходных посетить его фабрику, прокатиться на катере по Босфору и устроить пикник в Белгардском лесу.

Весь стол смотрел на него и Нурджихан. Вскоре они пошли танцевать.

– Иди найди Мехмеда. Пусть спасет ее от Заима, – не унималась Сибель.

– Знать бы еще, хочет ли Нурджихан, чтобы ее спасали?

– Только еще не хватало, чтобы моя подруга стала добычей этого недоделанного Казановы, у которого все мысли вертятся вокруг постели.

– Заим очень добрый и порядочный человек, просто он неравнодушен к женщинам. А потом, почему Нурджихан не может иметь здесь интрижку, как во Франции? Разве жениться – обязательно?

– Французский мужчина не будет унижать женщину за то, что она отдалась ему до свадьбы,—расставила все по местам Сибель. —А тут ее начнут склонять. И, что самое главное, мне не хотелось бы обижать Мехмеда.

– Мне тоже. Но я не хочу, чтобы чужие заботы омрачали нам помолвку.

– Тебе совершенно не нравится устраивать счастье другого человека, – высказала Сибель. – Подумай лучше, что, если Нурджихан с Мехмедом поженятся? У нас же появятся лучшие друзья на всю жизнь!

– Не думаю, что сегодня вечером Мехмеду удастся увести Нурджихан от Заима. Он боится соперничать с другими мужчинами.

– Так поговори с ним, пусть будет посмелее. А я, даю слово, улажу все с Нурджихан. Иди же, приведи его. – Увидев, что я встаю, она нежно улыбнулась: – Ты такой красивый. Смотри, не застревай у чужих столов, возвращайся скорей.

Я подумал, что, пока хожу, смогу увидеть Фюсук. Лица гостей казались мне хорошо знакомыми, словно я смотрел на фотографии семейного альбома, которые всегда тщательно расклеивала мать, но в то же время со странным замешательством не мог вспомнить, кто кому кем доводится – кто чей муж и кто чья сестра.

– Дорогой Кемаль, – вдруг произнесла приятная женщина средних лет. – Ты помнишь, что, когда тебе было шесть лет, ты предложил мне стать твоей женой?

Я узнал ее, только когда увидел ее восемнадцатилетнюю дочь: «А-а, тетя Мераль! Ваша дочь – вылитая вы». Женщина оказалась младшей дочерью маминой старшей тетки. Она извинилась, что им придется пораньше уйти, так как у ее дочери завтра вступительный экзамен в университет, и, как я тут же подсчитал, у меня разница в возрасте с дочкой этой женщины ровно двенадцать лет, так что само собой вышло посмотреть туда, где сидела Фюсун. Но ее опять не оказалось ни на танцплощадке, ни за дальними столами, а может, я просто не разглядел: слишком уж много толпилось вокруг людей.

Через три секунды должна была появиться фотография, на которой заснят один приятель моего отца, владелец страховой компании. От меня на том снимке предстояло отразиться только руке. Я потом раздобыл эту фотографию у одного коллекционера, собиравшего снимки приемов и свадеб в «Хилтоне», которые хранились у него в забитом хламом доме. На заднем ее плане запечатлелся один банкир, который пожимал руку отцу, – приятель моего будущего тестя. Я с изумлением вспомню, что видел его в лондонском универмаге «Хэр-родс» (я был там два раза), когда он в задумчивости выбирал себе темный костюм.

Я шел между столами, то и дело подсаживаясь сфотографироваться на память с гостями, и видел вокруг множество смуглых искусственных блондинок, довольных собой богатых мужчин, галстуков, часов, одинаковых туфель на каблуках и золотых браслетов, видел, что усы и бакенбарды у мужчин тоже почти одинаковые, что едва ли не со всеми этими людьми я знаком или нас связывает нечто общее, предвидел прекрасную жизнь, ожидавшую меня, и наслаждался бесподобной красотой летней ночи, в которой витал аромат мимозы. Мы расцеловались с первой турчанкой, впервые победившей на европейском конкурсе красоты, которая в сорок лет, после двух неудачных замужеств, полностью посвятила себя бедным, инвалидам и сиротам, а также сбору пожертвований для организации благотворительных балов и поэтому раз в два месяца бывала в конторе у отца. («Какая самоотверженность, сьшок, – говорила мама, – она ведь получает проценты!») С вдовой, судовладелец-муж которой погиб во время семейной ссоры от выстрела в глаз, отчего она потом на всех семейных ужинах появлялась с заплаканными глазами, мы обсудили, как прекрасен вечер. С искренним уважением я пожал мягкую руку известного колумниста Джеляля Салика – в те дни самого любимого и уважаемого, самого необычного и смелого колумниста Турции. За следующим столом сфотографировался с семейством покойного Джевдета-бея, одного из первых мусульман-предпринимателей в республиканском Стамбуле – его сыновьями, дочерью и внуками[9]9
  Герои романа О. Памука «Джевдет-бей и сыновья».


[Закрыть]. За третьим столом, где сидели гости Сибель, принялся обсуждать конец сериала «Беглец», за действием которого в те дни следила вся Турция и завершающая серия которого намечалась на среду. (Главного героя, доктора Ричарда Кимбла, разыскивали за преступление, которого он не совершал, а он не мог доказать свою невиновность и вынужден был скрываться.)

В конце концов я дошел до бара, где в укромном уголке взгромоздился на стул рядом с Мехмедом и Тайфуном, нашим общим приятелем по Роберт-колледжу, и заказал себе стаканчик ракы.

– О-о-о, все «женихи» сбежались сюда, – засмеялся Тайфун, увидев меня рядом. Наши лица расплылись в ностальгической улыбке, вызванной не только встречей, но и приятными ассоциациями со словом «женихи». В последнем классе лицея, на «мерседесе» Тайфуна, который его отец давал ему ездить в школу, мы наведывались в очень дорогой дом свиданий, расположенный в старинном особняке какого-то османского паши на окраинах Эмиргана, и проводили там время в объятиях одних и тех же нежных красоток. Мы были сильно привязаны к этим милым девушкам, что, конечно, хотели скрыть от них, и даже несколько раз катали их на машине, а они брали с нас денег гораздо меньше, чем со старых спекулянтов или пьяных дельцов, приходивших к ним по вечерам. Некогда очень красивая и дорогая дама легкого поведения, владевшая тем домом свиданий, всякий раз любезно беседовала с нами, будто мы встретились на балу в Большом клубе. Но, увидев нас – в школьной форме, в пиджаках и при галстуках, будто мы только что убежали с урока, она непременно хохотала и кричала своим девочкам, которые в ожидании клиентов в крохотных мини-юбках листали на диванах какой-нибудь комикс: «Девочки! Приехали ваши женихи из школы!»

Я заговорил о тех днях. Мне подумалось, счастливые воспоминания развеселят Мехмеда. Однажды после любовной зарядки мы заснули в теплой от весенних солнечных лучей, попадавших сквозь щели в ставнях, комнате и проспали первый урок после обеденного перерыва. Пожилой благонравный учитель географии, половину которой мы тоже пропустили, строго спросил: «Какая у вас уважительная причина?» – на что мы ответили: «Учили ботанику!» После этого выражение «учить ботанику» приобрело в нашей компании особый смысл. Ведь и у девушек в том доме, на фасаде которого значилось «Отель-ресторан „Полумесяц"», были «ботанические» имена: Цветок, Листик, Дафна, Роза.

Однажды мы поехали туда на ночь; и вот только мы с девочками удалились, приехал известный богач с немецкими партнерами, и девушек стуком в двери позвали вниз исполнить для иностранных гостей танец живота, нас тоже заставили спуститься. В качестве утешения нам позволили сесть в ресторане за свободный столик и издалека наблюдать за происходящим. Мы с ностальгией вспоминали, как приятно было смотреть на их сверкающие, расшитые блестками костюмы и каким красивым казался их танец, который они танцевали не столько для чванливых немцев, сколько для нас, зная, что мы в них влюблены, и понимая: его мы будем помнить всю жизнь.

Когда я учился в Америке и летом приезжал в Стамбул на каникулы, Тайфун и Мехмед всегда старались знакомить меня со странными нововведениями, появлявшимися в тех домах, которые принимали новый облик с приходом очередного начальника городского управления безопасности. Например, в один старый семиэтажный греческий дом каждый день прибывала с обыском полиция и опечатывала целый этаж, поэтому дамы принимали посетителей то на одном этаже, то на другом, раз за разом по-новому расставляя мебель и развешивая те же зеркала. На одном из окраинных переулков Нишанташи существовал особняк, на входе которого стоял вышибала и специально заманивал не очень богатых клиентов и просто любопытных прохожих. Красотка Шермин, которую я недавно видел в вестибюле гостиницы, по вечерам, немного покружив на машине с двумя-тремя своими всегда аккуратными и ухоженными девочками в районе «Парк-Отеля», площади Таксим или гостиницы «Диван», где-нибудь парковалась и ждала, пока им не подвернется клиент, а за несколько лет до этого даже устраивала «обслуживание на дому», если кто-то заказывал девочек по телефону. По ностальгическим и грустным словам моих друзей было понятно, что с теми красавицами они пережили гораздо больше счастья и радости, чем с «порядочными» девушками, дрожавшими за свою девственность и честь.

Фюсун за столом не было, но они еще не ушли: ее родители сидели на месте. Я заказал еще порцию ракы и спросил Мехмеда о недавно открывшихся домах и о последних нововведениях. Тайфун задорно пообещал, что даст много адресов новых, замечательных и дорогих домов свиданий, а потом вдруг, с неожиданным гневом, рассказал несколько забавных историй про известных политиков, задержанных во время полицейских облав, про женатых знакомых, старавшихся смотреть в комнате ожидания в окна, чтобы не встретиться с ним взглядом, и про одного семидесятилетнего генерала, кандидата на пост премьер-министра, который умер в объятиях двадцатилетней красавицы-черкешенки, в кровати у огромного окна с видом на Босфор, хотя позже было объявлено, что он скончался дома на руках у жены. Играла тихая, нежная музыка, навевавшая образы прошлого. Истории Тайфуна лишь позабавили Мехмеда, и я решил напомнить ему, что Нурджихан приехала в Турцию, чтобы выйти замуж, упомянув и о ее симпатии к нему.

– Она кружит с Заимом, – проворчал Мехмед.

– Чтобы ты поревновал, – сказал я, не глядя на танцующих.

Немного поупиравшись, Мехмед признал, что и ему Нурджихан очень понравилась и, если «у нее действительно серьезные намерения», он, конечно же, готов завести с ней приятную беседу, а потом и вовсе проговорился, что всю жизнь будет нам благодарен в случае успеха.

– Тогда почему ты с самого начала не захотел говорить с ней?

– Не знаю, стеснялся, наверное.

– Пойдем вернемся к столу, чтобы твой стул не занял кто-нибудь другой.

Пробираясь за свой стол, я решил посмотреть, до какой стадии дошли в танце Нурджихан и Заим, и вдруг увидел Фюсун. С моим амбициозным подчиненным, юным Кенаном из «Сат-Сата». Их тела были близко друг к другу. Меня резанула едкая боль.

– Что случилось? – спросила Сибель. – Ничего не вышло? Нурджихан теперь тоже не согласится. Она без ума от Заима. Да хватит, не расстраивайся...

– Нет. Все не так, совсем не так. Мехмед согласен.

– А почему тогда у тебя такой грустный вид?

– Не грустный.

Одна песня закончилась, сразу же началась новая – более медленная и романтичная, чем предыдущая. За столом воцарилось долгое, неприлично тяжелое молчание, и я почувствовал, как болезненный яд ревности отравляет мне кровь. По тому, с каким вниманием и легкой завистью все сидевшие за нашим столом – мой брат, Беррин, Сибель и остальные – смотрели в середину зала, я понял, Нурджихан с Заимом обнялись еще крепче. Ни я, ни Мехмед не подняли глаз. Брат что-то сказал. Тем временем заиграла еще более слащавая мелодия. Я никак не мог собраться с мыслями.

– Что? – переспросил я Сибель.

– Я ничего не говорила. С тобой все в порядке?

– Давайте отправим музыкантам записку, пусть сделают небольшой перерыв?

– Зачем? Да ладно, пусть гости танцуют, – возразила Сибель. – Смотри, даже самые робкие решились. Потом точно половина поженится.

У меня не было сил посмотреть.

– Они идут сюда. – шепнула Сибель.

Мое сердце забилось чаще. Почему-то на мгновение я решил, что к нам направляются Кенан и Фюсун. Но нет, шли Заим с Нурджихан. Они закончили танцевать и возвращались за стол. Сердце не успокаивалось. Я вскочил и взял Заима под руку.

– Пойдем-ка, я тебя угощу кое-чем особенным, – повел я его в бар. По пути Заим успел перекинуться шутками с двумя девушками, которым он явно понравился. По страстным грустным взглядам еще одной – высокой, черноволосой, с аристократичным носом с горбинкой – я понял, эта та самая, о которой несколько лет назад ходили сплетни, будто она безответно влюблена в Заима и даже пыталась покончить с собой.

– Все женщины от тебя в восторге, – заметил я, как только мы сели. – В чем твой секрет?

– Поверь, никакого секрета нет.

– И с Инге тоже не было?

Заим спокойно усмехнулся, но ничего не сказал.

– Мне очень не нравится, что меня считают бабником, – вздохнул он потом. – Если бы я встретил такую замечательную девушку, как Сибель, то сразу бы женился. Мне на самом деле давно хочется обзавестись женой. Поздравляю! Ты выбрал действительно прекрасную девушку. Даже по твоим глазам видно, как ты счастлив.

– Да. но я не так уж и счастлив. И хотел тебе кое-что рассказать. Поможешь мне?

– Ты же знаешь, ради тебя я готов на все. – Он внимательно посмотрел на меня. —Доверься!

Пока бармен наливал нам виски, я смотрел на танцевальный круг: неужели Фюсун сейчас положила голову Кенану на плечо? В том углу, где они танцевали, свет был не очень ярким, и я не разглядел, что там происходит, да и без слез в глазах от съедавшей меня боли смотреть туда не мог.

– У меня есть одна дальняя родственница со стороны матери, – начал я. – Зовут ее Фюсун.

– Та, что в конкурсе красоты участвовала? Вон она, танцует.

– Откуда ты знаешь?

– Невероятно красивая девушка, – сказал За-им. – Я всегда смотрю на нее, когда прохожу мимо того бутика в Нишанташи, где она работает. Там все специально медленно идут, чтобы заглянуть в окно. Она ослепительно хороша...

Боясь, что Заим сболтнет лишнее, я выпалил:

– Она моя любовница. – На лице друга промелькнула легкая зависть. – Мне больно даже от того, что она сейчас танцует с другим. Я, наверное, сильно влюблен в нее. Надеюсь, выберусь из этого ужасного положения, не хочу, чтобы это продолжалось слишком долго.

– Да, девушка чудесная, а вот положение действительно ужасное, – согласился Заим. – Вообще-то подобное не длится бесконечно.

Почему это, хотел было спросить я. Не знаю, появилась ли на лице Заима тень презрения, но я понял, что не смогу сразу сказать ему все. Пусть сначала он поймет, сколь глубоки и искренни мои чувства к Фюсун, и проникнется к ним уважением. Вскоре я осознал, что способен внятно поведать только о заурядной стороне пережитого; если же стану говорить о чувствах, Заим посчитает меня слабым или смешным и даже примется стыдить меня, несмотря на множество собственных приключений. Однако мне нужно было, чтобы мой друг признал, как мне повезло и насколько я счастливый человек. Иногда я читал в лице Заима зависть, пытаясь убедить себя, что ничего не замечаю, и продолжал историю о том, что был первым мужчиной в ее жизни, что мы счастливы вместе, что мы ссоримся и тут же миримся, про всякие милые подробности, какие внезапно вспоминались мне на пьяную голову. «Короче, – с воодушевлением заключил я, – единственное, что мне надо, – всю жизнь быть рядом с этой девушкой».

– Ясно.

Меня успокоило то, как по-мужски он проявил понимание, не упрекая меня в эгоизме и не осудив моего счастья.

– Меня расстраивает, что она танцует сейчас с Ке-наном, молодым специалистом из нашей фирмы. Она заигрывает с ним, чтобы я ревновал... Конечно, я боюсь, что тот примет все всерьез. Потому что Кенан идеально подходит Фюсун в мужья.

– Понимаю, – сказал Заим.

– Скоро я позову Кенана за стол родителей. А тебя прошу сразу подойти к Фюсун и не отходить от нее весь вечер ни на шаг, чтобы я сегодня не умер от ревности, эта веселая помолвка завершилась бы благополучно и Кенан не вылетел бы с работы. Фюсун с родителями скоро уйдет, потому что у нее завтра экзамен. Конечно, эта невозможная любовь скоро пройдет, так ведь?

– Не знаю, понравлюсь ли я твоей девушке, – замялся Заим. – Есть еще одна сложность.

– Какая?

– Я вижу, что Сибель хочет, чтобы Нурджихан держалась от меня подальше,—в проницательности Заиму не откажешь. – Она бережет ее для Мехмеда. Но Нурджихан, кажется, нравлюсь я. Мне она тоже очень нравится. Прошу тебя помочь мне. Мехмед – наш друг, пусть соперничество будет равным.

– Что же я могу сделать?

– Сегодня, при Сибель и Мехмеде, у меня и так толком ничего бы не вышло, но из-за твоей девушки мне придется совсем оставить Нурджихан. Ты мне это возместишь. Пообещай, что в воскресенье ко мне на фабрику и на пикник вы привезете с собой Нурджихан.

– Обещаю. Спасибо за помощь. Смотри, не увлекись Фюсун. Потому что она просто прелесть.

Но в глазах Заима светилось такое сочувствие, что я совершенно перестал стесняться ревности и вскоре немного успокоился.

Подсев к родителям, я сказал изрядно повеселевшему отцу, что хочу познакомить его с одним молодым, но трудолюбивым и весьма перспективным моим подчиненным из «Сат-Сата». Чтобы остальные сотрудники фирмы не завидовали, отец продиктовал записку, и через официанта Мехмеда Али, знавшего нашу семью еще со времен открытия отеля, мы передали ее Кенану. Мать попыталась удержать отца за руку, чтобы тот больше не пил, и он пролил себе на галстук ракы. Музыка на некоторое время смолкла, и в перерыве всем принесли вазочки с мороженым. От выпитого у меня все плыло перед глазами: недоеденный хлеб, стаканы со следами губной помады, залитые салфетки, полные окурков пепельницы, пустые зажигалки, грязные тарелки, скомканные пачки из-под сигарет, и я с тоской сознавал, что вечер подходит к концу. В какой-то момент у меня на руках оказался мальчик шести-семи лет, Сибель сразу пересела за наш стол, якобы для того, чтобы поиграть с ним. Она взяла малыша на руки и что-то говорила ему. Мама, посмотрев на ребенка, умилилась: «Какой хорошенький». Танец продолжался.

Через некоторое время Кенан гордо уселся за наш стол и поведал всем, какая для него огромная честь познакомиться с бывшим министром иностранных дел, который уже собирался уходить, и с моим отцом. Потом министр нетвердой походкой удалился, а отцу я так, чтобы все слышали, сообщил, что Кенан-бей хорошо знает, как осваивать рынок в провинции и особенно в Измире. Отец начал задавать вопросы, которые всегда интересовали его, когда он брал на работу новых сотрудников. «Сынок, какими иностранными языками вы владеете? Читаете ли вы книги? Чем увлекаетесь? Женаты ли?» – «Не женат, – вмешалась мама. – Он только что танцевал с Фюсун, дочкой Несибе». – «Да, девочка, слава богу, выросла красавицей», – одобрил отец. «Пусть вас не смущают их разговоры о работе, – кивнула в нашу сторону мама. – Вам-то сейчас хочется веселиться». – «Нет, сударыня, для меня важней всего познакомиться со всеми вами, с Мюмтаз-беем». – «Какой учтивый юноша, – прошептала мать. – Пригласим его как-нибудь к нам на ужин?»

Она сказала так, чтобы Кенан слышал. Обычно, сообщая нам по секрету, что ей кто-то понравился и заслужил ее одобрение, она старалась, чтобы человек, которого она хвалила, тоже услышал ее слова: ей нравилось чувствовать свое превосходство, если он от комплимента смущался. В это время «Серебряные листья» опять заиграли романтичную мелодию. Я увидел, что Заим пригласил Фюсун танцевать. «Давайте прямо сейчас обсудим, что Кенан может сделать для „Сат-Сата" в провинции, а, отец?» – продолжал я. «Ты что, на собственной помолвке будешь делами заниматься, сынок?» – удивилась мама. «Сударыня, – обратился к ней Кенан, – возможно, вам неизвестно, но ваш сын три или четыре раза в неделю задерживается в конторе до вечера, когда все уходят домой, и работает допоздна». – «Иногда мы сидим допоздна вместе с Кенаном», – добавил я. «Да, и у нас с Кемаль-беем очень хорошо получается, – поддакнул Кенан.—Мы работаем до глубокой ночи, а еще придумываем разные шутливые стишки про должников». – «А как вы поступаете с неоплаченными счетами?» – поинтересовался отец. «Эту тему я собирался обсудить с сотрудниками „Сат-Сата" и нашими представителями, отец», – прервал я.

Пока оркестр играл, мы поговорили о расходах; о необходимых нововведениях в «Сат-Сате»; об увесилите-ных заведениях Бейоглу, куда отец ходил, когда ему было столько лет, сколько Кенану; о приемах первого счетовода отца Изак-бея, который сейчас сидел с нами за одним столом, в честь которого мы тут же подняли бокалы; о красоте, как выразился отец, молодости и ночи; и вновь о «любви» – здесь отец не сдержал иронии. Несмотря на настойчивые расспросы родителей, Кенан так и не признался, влюблен он или нет. Мать пыталась расспросить его о семье; получив ответ, что его отец работает при муниципалитете, но много лет был вагоновожатым, воскликнула: «Ах, какие чудесные были раньше трамваи!»

Большинство гостей давно ушли. Отец то и дело клевал носом.

Родители тоже собрались уходить, и, расцеловав нас с Сибель, мама сказала: «Слишком долго не засиживайтесь, ладно, сынок?» и посмотрела при этом не на меня, а на Сибель.

Кенан захотел вернуться за стол «Сат-Сата», но я его не отпускал. «Давай-ка поговорим об Измире еще и с братом, – предложил я. – Ведь нам троим никак не собраться». Я хотел было представить его брату, однако тот (как оказалось, давно знакомый с Кенаном), насмешливо подняв левую бровь, заявил, что я слишком много выпил. Потом я заметил, что они с Беррин глазами указывали Сибель на стакан у меня в руках. Да, в тот момент я залпом выпил еще две порции ра-кы подряд. Потому что всякий раз, когда я видел, как Заим танцует с Фюсун, меня охватывала глупая ревность и от выпивки становилось легче. Нелепо с моей стороны было ревновать ее к нему. Но, пока брат рассказывал Кенану о сложностях взимания денег, все за нашим столом, включая Кенана, любовались танцем Заима и Фюсун. Нурджихан же, увидев их, расстроилась.

В какой-то момент я начал твердить про себя: «Я счастлив, счастлив». Пусть у меня кружится от ракы голова, все происходит так, как нужно. И вдруг на лице Кенана я опознал тень похожей грусти. Налив ракы в тонкий высокий стакан, такой же, что держал сам, для утешения моего тщеславного и неопытного коллеги, купившегося на внимание начальства и упустившего прекрасную девушку, которая только что танцевала с ним, я сунул ему в руки. Этот стакан потом попал в мой музей. В то же время Мехмед пригласил Нурджихан танцевать, и Сибель, повернувшись ко мне, радостно подмигнула, а затем нежно попросила: «Милый, хватит, не пей больше».

Поддавшись ее нежности, я пригласил ее танцевать. Но едва мы оказались среди танцующих, понял, что совершил ошибку. «Серебряные листья» играли песню «Воспоминания прошлого лета». Ее слова пробудили в нас воспоминания о времени (мне хочется, чтобы точно так же воздействовали и вещи из моего музея), когда мы с Сибель были счастливы, и моя невеста нежно и страстно обняла меня. Как бы мне хотелось столь же искренне обнять ту, с которой мне теперь предстояло провести вместе всю жизнь! А между тем в мыслях моих оставался только образ Фюсун. Чтобы как-то исправить ситуацию, я шутливо заговаривал с другими парами. В ответ все терпеливо улыбались, как и полагается относиться к жениху, напившемуся на собственной помолвке.

В какой-то момент мы поравнялись с Джелялем Са-ликом. Тот танцевал с миловидной смуглой дамой. «Джеляль-бей, разве любовь не похожа на газетную статью?» – поинтересовался я у него. А когда мы поравнялись с Мехмедом и Нурджихан, я спросил у них что-то такое, будто они уже давно встречаются. Маминой подруге Зюмрют-ханым, знавшей французский, которая в гостях у нас, под предлогом, чтобы не поняли слуги, по делу и без дела вставляла в речь французские фразы, я сказал какую-то французскую шутку. Но людей смешило не это, а мой пьяный вид. Сибель поняла, что продолжать со мной танец воспоминаний невозможно, и теперь только шептала мне на ухо нежности, каким забавным я становлюсь, когда выпью, и что извиняется, если испортила мне настроение своими планами сосватать друзей, все равно ведь ненадежный Заим после Нурджихан теперь пристает к моей дальней родственнице. Я, нахмурившись, заметил ей, что Заим на самом деле очень хороший человек, друг, на которого можно положиться. Мы опять поравнялись с Джелялем Сали-ком и его дамой. «Я понял, что общего между хорошей газетной статьей и любовью, Кемаль-бей», – обернулся он ко мне. «И что же?» – «И любовь, и газетная статья должны радовать нас именно в данный момент. Ведь красота и сила обеих выражается в том, что обе впоследствии нельзя забыть». – «Учитель, напишите когда-нибудь об этом, прошу вас!» – крикнул я ему вслед, но он уже удалился в танце от меня. Тут я увидел рядом с нами Заима и Фюсун. Она сильно прижалась к нему и что-то шептала, а Заим счастливо улыбался. Мы были близко, они оба видели нас, однако делали вид, что не замечают. Не нарушая ритма, я повел Сибель в их сторону, и мы врезались в них на полной скорости как пиратская шхуна в торговое судно.

– Ой, простите, – пролепетал я. – Как вы?—Загадочное и радостное выражение лица Фюсун заставило меня взять себя в руки, и я сразу подумал, что нетрезвый вид послужит прекрасным оправданием. Выпустив руку Сибель, я повернулся к Заиму. Он отпустил талию Фюсун. Друзья всегда должны идти на жертвы ради дружбы. – Ты говоришь, что Сибель тебя неверно понимает, – начал я. – И у тебя, Сибель, должно быть, найдется, о чем спросить Заима. – Я подтолкнул их друг к другу в спину: – Потанцуйте немного вдвоем.

Сибель и Заиму ничего не оставалось делать, как послушаться. Мы с Фюсун переглянулись. А потом я взял ее за руку, другой обхватил ее за талию и, медленно вращаясь в танце, увел, радуясь и волнуясь, словно влюбленный, похитивший в ночи свою девушку.

Какой покой я ощутил, едва только обнял ее! Беспощадный грохот, который, казалось, звучал у меня в голове, голоса гостей, лязг оркестра, гул города были всего лишь отголосками беспокойства от того, что я весь че-чер находился вдали от нее. Бывают дети, которые успокаиваются на руках только у одного человека, так и я познал в душе глубокую, мягкую, бархатную тишину счастья. Глаза Фюсун выдавали, что и она счастлива; наше молчание значило только одно: мы дарим счастье друг другу, и мне хотелось, чтобы танец никогда не кончался. Но через некоторое время я с тревогой заметил, что у ее молчания была еще одна, совершенно иная причина. Оно требовало ответа на главный вопрос: «Что с нами будет?»—от которого я бежал. Мне даже показалось, что она пришла сюда именно за этим. Внимание гостей-мужчин и восхищение, которое испытывали даже дети, придали ей уверенности и усмирили боль. Кто знает, не считает ли она меня сейчас «минутным увлечением». Ощущение конца праздника слилось с тревогой и страхом потерять Фюсун.

– Если двое любят друг друга так, как мы, никто не встанет между ними, никто, – нашел я слова ответа, удивляясь им. —Те, кто влюблен, как мы, знают, что любовь не может убить ничто и даже в самые трудные дни дарит им бесконечное утешение. Будь уверена: я остановлю все, что должно произойти потом. Я исправлю все. Ты слышишь меня?

– Слышу.

Убедившись, что никто из танцующих на нас не смотрит, я произнес: