Текст книги "Причуды любви: Сборник эротических рассказов"
Автор книги: Оноре де Бальзак
Соавторы: Роберт Сильверберг,Пьер Буль,Эммануэль Арсан,Ален Доремье,Анн-Мари Вильфранш,Поль Элюар,Бонавантюр Деперье,Никола де Труа,Сеньор де Шольер,Жюль Ромэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Никола де Труа
НАУКА НЕВЕСТЕНикола де Труа – жил в первой половине XVI века. О жизни его почти ничего не известно.
Искусство любить?
Уметь объединить темперамент вампира со скрытностью анемона.
М. Сьоран
Случилось так, что в провинции Шампань-ле-Труа, в местечке, называемом Бреен, проживал трактирщик – почтенный человек, державший таверну и хороший постоялый двор. И была у него молодая красивая служанка, весьма здоровая и расторопная, которая заправляла всем домом, а звалась она Николь. Что, вино, что хлеб – все проходило через ее руки. И надо вам знать, что было в дому еще несколько слуг, – каждый приставлен к своему делу, – и слугам этим не часто доводилось пробовать винца, если только они к нему тайком от хозяев не прикладывались, так как не принято в той местности, чтобы слуги пили вино.
Между этими слугами был один молотильщик зерна, балагур и весельчак по, имени Жакино, и вина ему доставалось не больше, чем всем прочим. Этот Жакино был со всем домом на короткой ноге, а заодно слегка приударял за красоткой служанкой Николь, что была, как вам уже известно, домоправительницей. И среди многих ее воздыхателей был еще один, который влюбился в нее без памяти, так что ее родители и друзья с ним ее сговорили. И так у них быстро пошло дело, что вскорости они и обручились. И этим наш молотильщик Жакино был весьма опечален, – еще бы, его милая обручилась с другим! – да что тут поделаешь!
Спустя некоторое время после помолвки этот молотильщик зерна Жакино и служанка Николь болтали, повстречавшись, о разных делах.
И тут давай Жакино над Николь причитать:
– Ах, Николь, бедняжка Николь, и сдуру же ты замуж идешь! Не сказать, как я опечален твоей бедой! Ну, как ты с мужем-то будешь жить, несчастная, – ведь замучаешься да замаешься ты с ним вконец. Ну, сама посуди, – полюбил ли бы он тебя, знай он твою дурость? Да начать с того, что ты ничегошеньки не знаешь, не ведаешь, – ведь ты с мужчиной-то никогда не спала! Тебе небось и невдомек, чем занимаются жены с мужьями, а тебя замуж несет! Да он тебя что ни день будет так колотить, что никакого терпения не станет, – и помрешь ты от этого раньше срока. Я тебе так скажу: тот, кто тебя замуж толкал, видать, совсем сбрендил, а мне вот тебя страсть как жалко, потому что я тебя знаю давно и люблю, и счастья желаю, как самому себе.
Когда девица Николь все это выслушала, стала она его упрашивать:
– Жакино, миленький, если ты что-то знаешь, что я должна со своим мужем делать, расскажи мне, прошу тебя, – я ведь вижу, что ты мне добра и счастья желаешь. Так посоветуй же мне, дружок, как мне с ним лучше поладить!
Тут Жакино ее спрашивает:
– Ну, вот, к примеру, голубушка Николь, что ты сделаешь, когда ляжешь с мужем в первую ночь, с чего ты начнешь, чтобы с ним слюбиться?
– Ах, батюшки, – отвечает она, – да я не знаю.
– Вот то-то и штука, – говорит он, – оттого и пробежит меж вами черная кошка – тут и начнется тебе колотежка!
– Так как же мне быть? – спрашивает Николь. – Как заслужить его любовь?
– Святой Жан! – говорит Жакино. – Я бы тебе показал, что да как, а тебе надо бы покрепче мой урок запомнить.
– Ну, так покажи, – просит Николь, – дай мне урок-то! А уж я тебе за это каждый день буду ставить стаканчик!
– Черт подери! – это Жакино ей, – Без монет и науки нет! Ишь ты – покажи ей да расскажи! Думаешь, я этому выучился за так?! Нет, вот ты мне приплати – будет тебе наука и обучение, все честь по чести!
– Ах ты, господи! – закручинилась девушка. – Жакино, голубчик, много-то я заплатить не смогу, но все, что есть у меня, я тебе отдам, лишь бы ты научил меня хорошенько, как мне поладить с моим муженьком!
– Ну, ладно, – говорит Жакино, – сколько там у тебя в кошельке?
– Да у меня есть сто су, – отвечает она, – а больше нет, но эти сто су будут твои, а еще я тебе обещаю, что всякий раз к завтраку, обеду, полднику и ужину я буду тебе выставлять полный стакан самого лучшего вина за твою мне услугу.
Тут Жакино понял, что девица на все готова, и, поломавшись еще немного, согласился и взял у нее сто су. После чего сказал:
– Ну, вот что, Николь! Чтобы хорошенько усвоить тебе мою науку, надо бы нам спрятаться вдвоем, – в таком деле, знаешь ли, лишний глаз не для нас, а потому давай-ка пойдем на чердак, там и сено есть, там я тебя обучу всему, что тебе требуется.
И отправились они вдвоем на чердак. Тут и давай Жакино показывать Николь, что да как надо делать, да так уж старался, что и сам разнежился и сладким голосом ей нашептывал:
– Послушай, Николь, я тебе поддам разок, а ты мне вдвойне, и не ленись, а шевелись скоро да споро. А теперь так вывернись, чтобы у тебя под мягким местом отборный заяц смог пробежать. Вот так и постигнешь мою науку.
И так уж усердствовала Николь, что Жакино остался весьма доволен ученицей, а затем после этого первого урока они расстались. И надо вам сказать, что Николь сдержала слово и наливала Жакино винца к каждой трапезе, да и он, со своей стороны, обучал ее на совесть.
И дабы получше усвоить его науку, наша девица желала обучаться как можно чаще, так что Жакино уже стал призадумываться. И не без причины, потому что она то и дело норовит улучить минутку, когда никого нет, и просит поучить еще и еще.
Так вот и шло у них обучение, пока не подошел срок свадьбы, и назавтра Николь должна была венчаться. А с того дня, как она взялась за науку, до свадьбы прошло целых семь месяцев, так что, уж поверьте, она стала мастерицей в своем деле, – и то сказать, повторенье – мать ученья! Итак в самый канун свадьбы, Николь и говорит Жакино, что надо бы еще поучиться, а то как бы к завтраму не забыть науку и перед мужем не осрамиться.
– Господи, – взмолился Жакино, – да что мне, делать больше нечего?! Ох, помилуй, Николь, ведь сил моих уже нет!
– Клянусь святым Лу, – рассердилась Николь, – что ты дашь мне урок, и дашь сию же минуту! За что же, как не за это, я выплатила сто су и поила тебя столько времени вином?!
– Ах, дьявольщина! – говорит он. – Ты что же думаешь, – как тебе нужен урок, так я тут же и лег?! Да от такой жизни и жеребец мерином станет!
Но все же и на этот раз он ее ублажил. Вот пришел день свадьбы, и едва оттанцевали и стали готовиться к ужину, Николь разыскала Жакино и отвела его в сторонку:
– Ну, Жакино, дружок, – говорит она, – вот и пришло нам времечко расставаться. Я тебя прошу, поучи меня сейчас, напоследок, да хорошенько, чтобы я крепко помнила твой урок, когда лягу с мужем. Уж ты не поленись в честь нашего расставания и в память о моем обучении!
Тогда Жакино ей хорошенько еще раз втолковал урок, да так ее усладил, что Николь осталась предовольна. После свадебного ужина и танцев повели молодую укладывать спать, и не обошлось без смеха и крепких словечек. Каждый наставлял невесту, когда и что ей следует делать, но она, как ни странно, знала это получше, чем вся компания. Потом пришел и молодой муж, и прилегши весьма плотно к своей жене, без лишних проволочек принялся за дело. И как уж он сверху старался, да его половина так снизу наяривала, что ему за ней и не поспеть было, чему новобрачный весьма удивился, видя, какая умелица его жена, – да и кто бы на его месте остался спокоен! Она изворачивалась то так, то эдак, и все столь ловко, что не успел он опомниться, а уже проскакал первую версту. Совершив это, он от нее отодвинулся и стал спрашивать.
– Эй, голубушка, вы так дьявольски ловки в этом деле, как будто вас кто-то обучал?!
– Да, черт возьми, я этому выучилась не за так да не за пятак. Мне обучение в целых сто су обошлось!
И давай ему рассказывать по порядку все любовные уроки, как у них шло да как она обучалась, чтобы ему угодить и чтобы он любил ее крепче и никогда не колотил. И рассказала ему, что Жакино с нею проделывал, какие выверты подсказывал, с чего начинал и чем кончал. Ох и ошарашила же она своего супруга, – бедняга как откатился на самый краешек кровати, так больше к своей жене и не притронулся, да с тем и заснул.
Когда наступило утро, встал молодой в большой печали и смущении и пошел рассказывать все отцу и матери новобрачной, которые также пришли в великую печаль и отчаяние, узнав, как обработали их дочь. Позвали Жакино, который пришел, ничего не подозревая, и начали у него допытываться, что это он сделал с их дочерью, и стали бить его нещадно. Но он сумел вывернуться и удрать. И в дом возвращаться не захотел.
Об этом происшествии узнала вся деревня, так что даже до ушей графа де Бреен дошли слухи об обучении невесты, над каковым он весьма смеялся. Затем он послал отыскать этого Жакино, чтобы поговорить с ним и узнать правду, и тот, придя, рассказал ему все, и даже больше того.
– Ох, монсеньор, – говорил он. – вы не поверите, – ну никак я не мог ее ублажить, – так она и бегала, так и бегала за мной, прося поучить ее еще; однажды мне пришлось обучать ее восемь раз кряду – вот до чего дошло! Ей-ей, зря они устроили переполох, – мне кажется, раз уж она с моей помощью постигла это ремесло, не из чего ее муженьку так беситься, – ему же было легче ломиться в открытую дверь!
И монсеньор граф, слушая его, хохотал до слез и отпустил Жакино, сказав, что он парень хват. А новобрачному пришлось примириться со своей слишком уж хорошо обученной женой, но он, слава тебе господи, не держал на нее зла, так как бедняжка затеяла все это лишь для того, чтобы угодить ему и лучше его ублажить. Хотя уж конечно, он был не очень-то этим доволен, да делать нечего – бери, что есть. И я вас уверяю, что эта история истинна и правдива, а случилась она в местечке Бреен года тысяча пятьсот тридцать шестого в мае месяце.
Перевод И. Волевич
Бонавантюр Деперье
(XVI век)
НЕ РОЙ ЯМУ БЛИЖНЕМУОб авторе почти ничего не известно, кроме того, что он входил в личный штат Маргариты Наваррской.
У каждой ночи должно быть свое меню.
Оноре де Бальзак
Один парижанин, происходивший из хорошей семьи, юноша ловкий и знавший себе цену, влюбился в молодую и красивую вдову, которая была очень довольна тем, что в нее влюблялись, умела искусно разнообразить приманки, пленявшие ее поклонников, и наслаждалась анатомией сердец молодых людей. Но свою благосклонность дарила только тем поклонникам, которые ей нравились, притом, нередко самым худшим, и молодого человека, о котором здесь идет речь, лишь водила за нос, делая вид, что готова для него на все. Он беседовал с ней наедине, трогал и даже целовал ее груди, касался ее тела, но никак не мог добиться дозволения умереть возле нее заживо. Тщетно он умолял, заклинал ее и носил ей подарки, – она оставалась непреклонной, за исключение разве того случая, когда во время одной уединенной беседы с нею, в ответ на его красноречиво изложенное желание, она сказала:
– Нет, вы ничего от меня не получите, пока не поцелуете мне зад.
Эти слова вырвались у нее совершенно необдуманно, и она полагала, что молодой человек не примет их всерьез, но он, несмотря на свое смущение, после того как все его средства оказались бессильными, решил, однако, испытать и это средство, надеясь, что никто не узнает, и ответил, что если ничем другим он не может ей угодить, то он готов.
Дама, пойманная на слове, поймала и его и заставила его поцеловать свой зад без всякого прикрытия, а когда дело дошло до переда – он опять остался ни с чем. Дама только смеялась над ним и говорила ему такие колкости, что он пришел в совершенное отчаяние и ушел от нее в бешенстве, какого не испытывал еще не один человек в мире. Но он был не в силах оставить ее совсем и лишь на некоторое время удалился от общества, ибо стыдился не только ее, но и всех людей, словно весь мир знал о его поступке. Он обратился, наконец, за помощью к одной старухе, которая знала эту даму.
– Послушай, нельзя ли сделать что-нибудь такое, чтобы эта женщина меня полюбила? – сказал он ей, когда разговор коснулся этой дамы. – Не можешь ли ты придумать какое-нибудь средство, которое могло бы избавить меня от моих мучений? Если ты мне ее отдашь, то я подарю тебе такое платье, какого ты еще никогда не носила.
Старуха утешила его, обещала сделать все, что возможно, и добавила, что если в Париже есть человек, который может ему помочь, то это только она. И действительно, она пустила в ход самые лучшие и сильные средства. Но вдова была довольно хитра и, догадавшись, что старуха хлопочет об этом молодом человеке, осталась по-прежнему непоколебимой. Может быть, она рассчитывала выйти за него замуж или имела на его счет какие-нибудь особенные соображения, ибо, например, хитрые женщины имеют обыкновение мучить какого-нибудь одного несчастливого поклонника своей неприступностью для того, чтобы скрыть свою уступчивость другим.
Так или иначе, но старухе сделать ничего не удалось. Она пришла к молодому человеку и сказала, что безуспешно испробовала все ивановские травы и что помочь его горю больше ничем нельзя. По ее мнению, у него осталось только одно средство: он должен переодеться нищим и пойти к дверям дамы просить милостыню – может быть, хоть этим ему удастся чего-нибудь добиться. Это показалось юноше исполнимым.
– Но что я должен делать? – спросил он.
– А вот что, – ответила старуха. – Вам нужно сперва замазать себе лицо, чтобы она вас не узнала, а затем притвориться дурачком. Она догадлива на диво.
– Но как мне притвориться дурачком? – спросил молодой человек.
– А я почем знаю? – ответила старуха. – Ну, смейтесь все время и говорите первое слово, какое взбредет в голову, и о чем вас не спросят, говорите только одно это слово.
– Я так и сделаю. – И они решили, что он будет только смеяться и говорить слово «сыр».
Он оделся в лохмотья и вечером, когда народ уже начал расходиться, отправился к дверям своей дамы. Хотя уже миновала Пасха, погода стояла еще довольно холодная. Подойдя к двери, он начал громко кричать и смеяться:
– Ха-ха! Сыр!
Окна комнаты, где жила вдова, были обращены на улицу, и поэтому, услышав его крик, она сейчас же послала служанку узнать, кто это кричит и что ему нужно. Но он только и отвечал:
– Ха-ха! Сыр!
Служанка вернулась и сказала даме:
– Боже мой! Сударыня, это какой-то нищий – мальчуган и дурачок. Он только смеется да кричит «сыр»!
Дама пожелала сама узнать, что это значит, сошла вниз и спросила:
– Кто ты, друг мой? – Но он и ей отвечал:
– Ха-ха! Сыр!
– Ты хочешь сыру? – спросила она.
– Ха-ха! Сыр!
– Хочешь хлеба?
– Ха-ха! Сыр!
– Ступай отсюда, друг мой, ступай!
– Ха-ха! Сыр!
Убедившись, что он совсем дурачок, дама сказала служанке:
– Перетта, да он в такую ночь совсем замерзнет. Надо его впустить. Пусть обогреется.
– Ха-ха! Сыр! – сказал он и вошел со смехом на устах и в душе, увидев, что дело идет на лад.
Он подошел к огню и выставил напоказ свои толстые крепкие ляжки, на которые дама и служанка прищурили глазки. Они спросили его, не хочет ли он пить или есть, но он по-прежнему ответил:
– Ха-ха! Сыр!
Настало время ложиться спать. Дама, раздеваясь, сказала служанке:
– Перетта, это – очень красивый мальчуган. Жаль, что он такой дурачок.
– Мананда, – ответила служанка. – Вы правы, сударыня. Мальчуган – хоть куда!
– А что если мы положим его на нашу кровать? – сказала дама. – Что ты об этом думаешь?
– А почему бы и не положить? Он ведь не выдаст нас, коли умеет говорить только одно слово.
Словом, они его раздели, причем для него не потребовалась и чистая сорочка, ибо надетая на нем сорочка оказалась не грязной, а только немного разорванной, и удобно уложили промеж собой на кровать. Наш герой предался утехам с дамой. Служанке тоже кое-что досталось, но он дал ей понять, что ему больше нравится дама, и, забавляясь с нею, он не забывал, однако про свои «Ха-ха! Сыр!» На другой день его рано утром выпустили, и он пошел своей дорогой. С этого времени он стал часто ходить за своей добычей, весьма довольный своими успехами, и по совету старухи старался себя не выдавать. А иногда, одевшись в свое обычно платье, он приходил к даме, вел с нею обычные разговоры и ухаживал за нею, как и прежде, без всякого успеха.
Наступил май месяц. Молодой человек решил нарядиться в зеленую куртку и сказал даме, что он хочет надеть эту куртку в знак того, что он ее любит. Даме это весьма понравилось, и в награду за его любовь она обещала при первом же удобном случае ввести его в общество красивых женщин. В этом наряде она и представила его однажды собранию женщин, среди которых находилась и сама. Кроме него, пришли и другие молодые люди. Уйдя в сад, все собравшиеся дамы и кавалеры уселись вперемешку в кружок. Молодой человек сел рядом со своей дамой. Мастерица на всякие затеи и игры, она предложила начать игру, и все общество охотно согласилось на ее предложение. Между тем она уже давно задумала высмеять молодого человека и решила, что настал удобный случай привести свой замысел в исполнение. Она затеяла игру, состоявшую в том, что каждый из участников был обязан прочесть какой-нибудь любовный стишок или сказать что-либо смешное, что ему придет на ум. Все начали выступать по очереди. Когда очередь дошла до вдовы, она с выразительными, заранее разученными жестами, прочла:
Какого вы мненья о госте в зеленом,
Столь преданном даме и страстно влюбленном,
Что, зад ей целуя, шептал:
«Мой кумир!»
Все обратили взоры на этого молодого человека, ибо было нетрудно догадаться, что речь шла о нем. Однако он не смутился, напротив, воспылав поэтическим вдохновением, он быстро ответил своей даме:
Какого вы мненья о госте в зеленом,
Что, с вами играя в углу потаенном.
Ваш зад трамбовал и кричал:
«Ха-ха! Сыр!»
Нет нужды говорить, что дама была сильно сконфужена этим ответом, ибо, несмотря на все свое умение владеть собою, она не могла не измениться в лице и, таким образом, не выставить себя на позор перед всем собранием. Так одним ударом молодой человек отомстил ей за эту выходку и за все прежние коварные проделки. Этот пример хороший урок для всех слишком привередливых и самоуверенных насмешниц: к своему позору они большей частью попадают впросак, ибо боги помогают и покровительствуют влюбленным с искренними сердцами, как это можно видеть на примере с молодым человеком, которого Феб осенил вдохновением, чтобы он мог дать быстрый ответ на оскорбление, столь хитро и нагло задуманное дамой.
Перевод В. Пикова
Сеньор де Шольер
О ДЬЯВОЛЕ И БОЛТЛИВЫХ ЯЗЫКАХЖан Дагоно (1509–1592) по прозвищу Шольер был плодовитым писателем. О его жизни почти ничего не известно.
Даже для бескорыстной женщины любовь является доходным ремеслом.
Этьен Рей
Итак, расскажу вам, монсеньор, как однажды двое молодцов – а за добрым винцом всяк из нас молодцом! – чесали языки о любовных шашнях и прочих утехах амурных и сладких. Вот один из них, вдосталь позубоскалив, давай хвастать:
– Ты, небось, не поверишь, а я с милой не сплю, вот как я ее почитаю. Да клянусь тем, кого святой Михаил сбросил в ад, что наедине с ней я столь же почтителен, как и при ее муже. Ведь моя милая – почитай что сама добродетель!
– Ох и повезло тебе! – посмеялся его приятель. – Выходит, спите не спите, а вид покажите. А вот ее муженек-то, поди, не такой разиня, как ты; ну, а коли и он свои силы бережет, так и черт с ним, стало быть, вы с ним два сапога пара!
Тут давай кум клясться и божиться, что, мол, лежи он со своей душенькой в постели и позволь она ему все что угодно, – и то ни черт, ни дьявол не заставит его пробить брешь в воротах этой крепости.
– А я бьюсь об заклад на десять экю, – это второй говорит, – что не устоять тебе нипочем; вот они, деньги, я их вручаю этому господину (который нежданно-негаданно, при сем присутствуя, оказался владельцем двадцати экю; ему велено было держать их до поры до времени при себе, и отдать тому, на кого оба спорщика ему укажут). Надо вам знать, что муж добродетельной дамы был в недельной отлучке, сама же она пылала весьма нежными чувствами к своему куму, который – что греха таить! – зело падок был на сладкое. Вот спорщики наши явились к ней и рассказали свое дело. Поначалу она было заартачилась и прогнала их прочь, сказавши, что боится – не узнал бы муж. Но, как говорится, соскучилась бочка по затычке, да к тому же кумушка наша польстилась на десять экю, что были обещаны ей в том случае, если она не допустит куманька сыграть вхолостую. Все бы хорошо, да вот беда: она хорошо знала скаредность своего дружка – ни за что на свете он не согласился бы упустить денежки, коли они плывут ему в карман. А потому перед тем, как сыграть партию, она ему объявила, что, коли он сделает с нею дело, она клянется отдать ему свои десять экю все сполна, так что пускай на любовь не скупится, он о том не пожалеет.
Что ж, условия обговорили, ударили по рукам, и в назначенный день укладывают нашего кума в постель к куме, а уж та заранее позаботилась о том, чтобы все ее тесемки, пряжки да застежки вовремя и быстро поддались, когда настанет время впустить гостя. Но хитрый кум приготовился на свой лад: надел прочное исподнее, да еще подбитое тремя или четырьмя подкладками, а своего косаря-коротышку увязал так, что вздумай тот покосить травку на лужку у кумы; ему пришлось бы перед тем одолеть три, не то четыре крепких веревки.
Половину ночи провели они так-сяк, нельзя сказать, чтобы с большим толком: разумеется, хозяйка постели совсем не прочь была взрезать тесемки на исподнем своего милого; кончилось-таки тем, что она потихоньку их распутала. Едва лишь развязанный работяга почуял волю, как пошло дело на лад! – помчался он стрелой, вертясь да взбрыкивая, и весь остаток ночи только тем и занимался, что сновал туда-сюда. Наутро кумушка наша, забыв о скромности, побежала хвастаться своей победой перед закладчиком, который обрадовался, что спас свои десять экю и заработал еще десяток для нее. Наш наездник, однако же, встал на дыбы и не дал закладчику забрать денежки. Дело грозило обернуться к худшему и окончилось бы совсем скверно, коли бы рогатый супруг не решил его самолично по-иному. На следующий день после вышеозначенной скачки, когда спорящие совсем было передрались, прибыл он домой, и вот к нему-то, поскольку он был законник, и обратился любовник в присутствии его жены и противной стороны.
– Монсеньор, – сказал он, – я в большом затруднении из-за судебного процесса, коим мне грозят. Изложу вам дело все как оно есть. Был у меня жеребец весьма горячего нрава, и вот однажды, опасаясь, как бы он не натворил бед, привязал я его к дереву. Явилась хозяйка соседнего луга и отвязала его, вслед за чем жеребец мой вытоптал у ней всю траву. С меня же хотят взыскать убытки, так вот хотелось бы знать, обязан ли я оплачивать их.
Муж – честь ему и хвала! – осудил ту, что распутала жеребца, так что дело обернулось отнюдь не в пользу его ловкачки-жены. На этом основании, господин мой, позвольте мне утверждать следующее: во-первых, мужчины куда целомудренней женщин, а, во-вторых, эти последние столь болтливы, что, и согрешив с мужчиною, не в силах о том умолчать. Не разболтай наша кумушка о невольном подвиге своего кавалера, она ровно ничего при этом не потеряла бы, а честь свою спасла, и никто бы о прегрешении ее так и не узнал.
Известно ведь: кто в грехах не кается, тому и отпускается.
Перевод И. Волевич
