Текст книги "Причуды любви: Сборник эротических рассказов"

Автор книги: Оноре де Бальзак

Соавторы: Роберт Сильверберг,Пьер Буль,Эммануэль Арсан,Ален Доремье,Анн-Мари Вильфранш,Поль Элюар,Бонавантюр Деперье,Никола де Труа,Сеньор де Шольер,Жюль Ромэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Крестьянин был в большом затруднении – можно ли воспользоваться представлявшейся ему оказией? Собиралась сеньора только посмеяться или готова была идти дальше? Он будет простофилей, если удерет в кусты; с другой стороны существовала опасность оказаться более предприимчивым, чем следовало! Он знал, что муж был старый и хилый, холодный, как лед; что она не пила в свое удовольствие и была этим неудовлетворена; Корнелия вовсе не отбивалась, когда он ее расцеловал, но выказав без разрешения неуважение к супруге строгого и могущественного доктора, мог подвергнуть себя большой опасности. Он уже видел, как его с негодованием отталкивают, как сообщают разъяренному доктору, как бросают в тюрьму, судят и вешают. Следовало проявить осторожность и проверить, в какой лес вступаешь. Он тут же придумал уловку, как избавиться от неуверенности, ибо голова у него работала, как у Улисса, и была полна хитростей. Выхватив нож, он наметил как раз посредине комнаты черту; сделав это, выпрямился и выразился следующим образом:

– Сеньора, эта черта означает границу между двумя странами – вашей и моей; клянусь, что стоит вам пересечь границу между нами, я нападу на вас, как на вражеское войско, явившееся для захвата моей страны, и возьму вас в плен; вы станете моей пленницей и рабой; солдат располагает своей добычей по своему разумению, как моряк своей. Я буду безжалостен, предупреждаю вас – напрасно вы будете защищаться, просить пощады. Никакой пощады, я вас не помилую, хотя вы и будете говорить, что пересекли границу случайно, не желая того, в забывчивости. Но я отвечу: «И слушать не желаю, оправдания не принимаются.» Итак! попробуйте-ка перейти границу, если осмелитесь; пересеките границу и увидите, что я жду вас с оружием наготове.

Корнелия тут же раскусила хитрость крестьянина – осторожный, словно кот, он не осмеливался сорвать приглянувшееся ему яблоко, а ждал, пока оно сорвется с ветки и упадет ему прямо в рот. Она не хотела затруднять ему задачу, а наоборот ринулась навстречу – ей уже давно хотелось вступить в рукопашную схватку и уступить более сильному борцу. Она притворилась, что хочет пересечь границу, потом отступила: поставив ногу на черту, она тут же убирала ее, ставила другую и поступала так же.

– Селянин, признайся откровенно, – с насмешкой в голосе повторяла она, – признайся, как ты поступишь, если я пересеку границу? Скажи мне честно.

Глаза Антонелло горели яростным огнем, он был готов ринуться на добычу, как стервятник на беззащитную голубку, но отвечал почтительно:

– Сеньора, простите, если я не удовлетворю ваше любопытство; когда две страны ведут войну, они не открывают своих намерений; чтобы знать, надо научиться; если хотите посетить школу, пересеките границу; смелее вперед!

Корнелия, которая отступала лишь затем, чтобы быстрее прыгнуть вперед, вскрикнула и, как испуганная лань, перепрыгнула черту.

– Вот я и пересекла границу, что же теперь случится?

– Чорт возьми! Я поймал вас, сеньора! – с триумфом вскричал крестьянин.

Он схватил ее и, целуя, понес сломленную желанием и умирающую от сладострастия Корнелию в спальню, уложил на постель и задрал подол ее платья. Она защищалась, но без особого пыла, а чтобы поддержать свою честь. От такого сопротивления силы Антонелло утроились, и их совместные усилия тут же достигли вершины страсти. Он проплыл несколько миль, ни разу не переложив руля. Корнелия прямо сияла от радости, что ей удалось найти столь неутомимого рулевого для своей лодки.

Вернувшись в залу, Антонелло налил стакан вина и стал играть с ребенком, поднимая его на руки и подбрасывая вверх. Вскоре появилась и Корнелия, она привела себя в порядок, лицо ее расцвело, она улыбалась, в глазах сияло удовлетворение.

– Сеньора, – сказал успокоенный Антонелло, – если наши игры вам понравились, вам стоит только пересечь границу, как в первый раз: я готов к битве и полный сил жду противника, если же я допустил какие-либо промахи, то исправлю их по вашим указаниям.

– О-ля-ля! Мой собрат по оружию, – иронически промолвила Корнелия. – Ты хочешь казаться храбрее, чем есть на самом деле! На что ты способен? Ты еле дышишь, усилия твои кончатся ничем.

– Ну да! Перейдите границу, и убедитесь в собственной ошибке.

– А кроме того, – серьезным тоном возразила дама, – не хвастлив ли ты, как все ломбардские крестьяне, хвастуны и болтуны?

– Поглядите на мои зубы, – ответил Антонелло, – они белые, острые и опасные, как у волка: я скорее откушу себе язык этими зубами, чем скажу хоть слово!

Обрадовавшись такому ответу, Корнелия позвала сына и, как бы пытаясь его поймать, пересекла границу. И тут же умелый рыбак загарпунил рыбку, схватил ее в охапку, унес в спальню и без особого обхождения возобновил свои подвиги. Восхищенная Корнелия сравнивала грубоватые и горячие ласки бедного крестьянина с жалкими потугами знаменитого доктора. Радуясь тому, что нашла достойного собеседника, она решила привязать к себе этого любовника-крестьянина, крепкого и сильного, который никогда не заявит на нее прав и не предъявит претензий; он будет всегда послушен и исполнителен, всегда готов к действию, а кроме того, никогда не возбудит подозрений, ибо ревнивые взгляды Жана Ботичелло никогда не опустятся на столь ничтожное существо. А потому не надо бояться скандала, и встречаться либо в Павии, либо в деревне, когда она будет приезжать туда.

Крики и призывы ребенка, которому время казалось слишком долгим, заставили их вернуться в залу, где вскоре появился и хозяин дома. Мальчуган бросился целовать отца – тот принес ему полакомиться белой нуги. Увидев, что тот стоит у черты, сынишка воскликнул в испуге:

– Ах! мессир мой батюшка, остерегитесь, не переходите через эту черту на полу, иначе Антонелло поступит с вами, как с сеньорой матушкой.

Оба виновника вздрогнули, но судьба была благосклонной к ним: доктор был поглощен мыслями об ответе управляющему и не обратил внимания на слова сына. Поцеловав Корнелию, он посоветовался с Антонелло, согласился с ним во многом, ибо ценил его опыт и здравый смысл. Воспользовавшись их беседой, дрожащая от страха Корнелия взяла малыша за руку, отвела его в дальнюю комнату, отругала, пообещала наказать еще строже, если он когда-нибудь обмолвится о черте и прочем. Редкая вещь в истории супружеских измен! Будущее для сеньоры и крестьянина было именно таким, как они задумали; ни единое облачко не помешало их страсти; никакие случайности не открыли часов и мест их запретных развлечений. Недоверчивый Антонелло был всегда начеку и придумывал все новые хитрости; они сумели так соткать ткань своих отношений, что наслаждались любовью без каких-либо помех. Жан Ботичелло старел, скрючивался, как дуб, и умножал ловушки. Сеньора докторесса множество раз становилась беременной и рожала мальчиков и девочек, отцом которых считал себя хозяин дома; он был счастлив и горд, что столь малые усилия на ниве плодородной приносят столь большие результаты.

Мальчуган, который навсегда запомнил слова матери, боялся кнута, а потому никогда не обмолвился о черте. Корнелия к тому же постаралась сделать так, чтобы он больше никогда не присутствовал при ее свиданиях с крестьянином. Позже, когда он вырос, он понял, что видел и слышал, а после смерти родителей счел себя единственным законным наследником и возбудил процесс против своих незаконных братьев и сестер, утверждая, что является единственным наследником. Он не побоялся в своих гнусных интересах очернить честь матери, осмеять память своего отца, знаменитого юрисконсульта. Увы, нет ничего святого для слепого и хромого бога наживы – спасай кошелек: таков призыв века.

Перевод А. Григорьева

ДВА РОГОНОСЦА

Когда мужчина пытается изобрести рай на земле, тут же получается вполне достойный ад.

Поль Клодель

Знайте же, милые и честные дамы, что недавно жил и, быть может, еще живет в Лионе Дени Ардуэн, торговец драпом, ни красавец, ни уродина, ни верста и ни аршин ростом. Супругой его была Изабетт, женщина приятная лицом и сложением, но отличавшаяся сварливостью и ревностью из-за похождений своего муженька. В доме, который они занимали, одновременно проживало несколько семей, в том числе одна вдова с племянницей Гийеметт, весьма смазливой девицей на выданье. Дени, встречая Гийеметт ежедневно, влюбился в нее, постарался внушить ей те же чувства и предложил сменить добрососедские взаимоотношения на более интимные. Он предложил ей пробный брак на выгодных условиях, как делается в Арманьяке, ибо был богат, а также его продление, если они по-прежнему будут нравиться друг другу. Но какую настойчивость он не прилагал и какими обещаниями не осыпал, девица отказывала ему в свидании, поскольку боялась беременности – случись такое, тетка, от которой она ждала наследства, выбросила бы ее на улицу. Понимая, что понапрасну теряет время и слова и что не достигнет цели, если она не обвенчается в церкви, он предложил найти ей супруга с тем условием, что она ответит на его чувства, как только выйдет замуж. Просьбы его были столь горячи, что обрадованная девица поклялась исполнить его мольбу.

Торговец драпом поделился с теткой своим проектом найти супруга для племянницы, подчеркивая, что действует из любви к Богу. Тетка проект благодетеля одобрила.

Он тут же принялся за поиски подходящего человека и вскоре отыскал молодого лионца по имени Филипп. Тот был бакалейщиком и частенько отлучался из дома, чтобы торговать своим товаром в окрестностях города.

Наконец настал день, когда Филипп обвенчался с Гийеметт в церкви: на следующий день он по местному обычаю должен был лечь вместе с нею в постель и придать браку законное завершение. Дени, не забывший об обещании девицы уступить ему в день свадьбы, сказал ей, что надо воспользоваться случаем, и добавил:

– Ты знаешь, моя дорогая, что завтра тебе придется спать со своим мужем, а потому я умоляю тебя дать мне возможность воспользоваться этой ночью твоей благосклонностью – теперь тебе не надо бояться беременности, что бы не случилось.

Верная своей клятве, Гийеметт обещала торговцу пустить к себе в комнату и предупредила, в какой час он найдет приоткрытой маленькую дверь, выходящую на галерею. Радуясь столь доброй вести, он вернулся к себе, опасаясь, однако, крайней ревности Изабетт. Было уже поздно, и он не мог воспользоваться одной из своих уловок, вроде поездки на ферму в окрестностях Лиона; он долго обдумывал, каким образом отвести от себя подозрения. И в затмении рассудка решил рассказать о своем приключении Клоду, приказчику лет двадцати, уроженцу Бресса, которого отец пристроил к торговцу, чтобы тот постиг в течение трех лет премудрости торговли. Он вызвал его и сказал:

– Клод, дружище, прошу тебя поклясться на Часослове Богородицы, что никому не обмолвишься о тайне, которую я тебе собираюсь доверить. То, что ты услышишь, имеет огромное значение и требует полной тайны.

Молодой человек, как из любопытства, так и из желания доставить удовольствие хозяину, поднял руку и поклялся, что будет нем, как рыба. Тогда Дени рассказал ему об интрижке, которую завязал с Гийеметт, о том, что сегодня ночью она примет его и он первым будет обладать ею, что посему жена его не должна подозревать о его намерении удрать из супружеской постели, для чего следует прибегнуть к хитрости, а хитрость будет состоять в следующем.

– Когда мы уляжемся в постель с ней в обычное время, я скажу ей, что вдруг вспомнил о том, что должен приготовить ткани и счета для портных, которые явятся рано утром. Я выйду и унесу с собой свечу; в темноте жена моя вскорости заснет. Оцени, дружок, как я тебя уважаю и как доверяю тебе? Ты знаешь расположение моей спальни. Поэтому я приказываю тебе, раздевшись в коридоре и оставив на себе только шерстяную рубашку, как обычно поступаю я, войти в комнату, закрыть дверь и улечься рядом с твоей хозяйкой Изабетт. Ты осторожно положишь руку ей на грудь и оставишь в таком положении на несколько минут, не делая никаких движений; потом уберешь ее, откатишься на край постели, повернешься к ней спиной, но обязательно касаясь ее, – я часто засыпаю именно в такой позе. Утром, чтобы жена не обнаружила обмана, ты встанешь до зари, тихонько выйдешь из спальни и отправишься в лавку. Я прошу тебя позаботиться о моей чести и, если Изабетт пододвинется к тебе с ласками, оттолкни ее, не говоря ни слова, как частенько делаю я, но ни в коем случае и ни под каким предлогом, не поворачивайся к ней лицом.

Молодой приказчик, с виду простоватый и благодушный, про себя хохотал, ибо все это казалось ему необычным и непростым в исполнении. Однако, сохраняя покорный вид, он обещал в точности исполнить все наказания торговца, который, как набитый дурень, собираясь приладить рога к голове мужа Гийеметт, подставлял свой лоб под точно такие же.

Ко сну все отошли позже обычного из-за свадебного ужина. Едва улегшись в постель, Дени удрал из нее под известным нам предлогом и поспешил к новобрачной, которая без жеманства приняла его и дала ему сорвать первый плод из своего сада. Клод же, следуя приказу хозяина, проник в спальню и улегся рядом с хозяйкой, положил ей руку на грудь и, забыв о наставлениях, не повернулся к Изабетт спиной, а предложил ей копье крепкой закалки. Изабетт, проснувшаяся от прикосновения чего-то твердого, с удовольствием приняла предложение, собственной рукой открыла Клоду врата чести, крепко сжала его в объятиях и, не подозревая ни о чем, отдалась радостям прелюбодеяния. Клод, недавно вступивший на сей сладкий путь, не знал усталости; за короткое время он, не слезая с кобылки, проскакал целых пять миль. Хозяйка, давно отвыкшая от подобных празднеств, думая, что говорит с храбрым и скорым на дела супругом, высказала свое удовлетворение следующими словами:

– Как же споро вы сегодня выступаете, мой дорогой Дени? Дева Мария, как же вы неутомимы! Вы не боитесь заболеть? Успокойтесь; сохраните силы для следующих ночей.

Клод не собирался сохранять свои силы для будущих ночей, вовсе не надеясь, что они будут иметь продолжение, а в поте лица трудился на божественном винограднике и поливал его драгоценной влагой, держа язык за зубами. Он бодро проскакал еще пару перегонов, притворился, что хочет спать, откатился на край постели и повернулся спиной к Изабетт, как наставлял хозяин. Убедившись, что Изабетт заснула, он встал, вышел из комнаты, оделся, бесшумно спустился в лавку и принялся за работу. На заре явился хозяин и обрадовался тому, что приказчик уже трудится. Он обрушил на него град вопросов, с опасением ожидая ответов; узнав, что все прошло, как нельзя лучше, и хозяйка ни о чем не догадывается, он поздравил приказчика с тем, что тот отлично выполнил трудный наказ и наградил его четырьмя денье на пинту вина, добавив, что рассчитывает на него при следующей оказии. На что Клод, едва скрывая радость ответил, что он не желает ничего другого, как угодить своему хозяину.

Мадам Ардуэн встала с утра пораньше; она сияла, как начищенное медное блюдо и приготовила прекрасный завтрак – жареную дичь, суп по-деревенски, рыбу, омлет с сахаром, варенье с бургундским, чтобы муж ее мог восстановить с толком потраченные силы. Такой избыток непривычных блюд заронил сомнение в душу простака, и он взволнованным голосом спросил:

– Господи! Милая моя, сколько еды; что означает ваше добросердечие, столь противное вашим привычкам!

– То, что оно означает, милый, – ответила жена торговца, сюсюкая, – Кто может знать лучше, чем вы сами. Разве, друг мой, вы забыли о непривычных трудах, коим предавались сегодня ночью?

Супруг, подумав, что жена желает вытянуть из него правду, с равнодушием возразил:

– О каких таких трудах вы говорите, моя милая?

– О! – вздохнула мадам Ардуэн. – Я не столь неблагодарна и не могу забыть о сладких переживаниях, о расточаемых вами нежных поцелуях; вы никогда еще не были столь неутомимым наездником!

Торговец задрожал от черных предчувствий; он понял, что свалился в западню, которую сам себе приготовил, а потому спросил, чтобы знать, как далеко простирались его несчастья:

– Тоже скажете! Подумаешь подвиги! Проскакать две или три мили!

– Две или три? – Возмущению Изабетт не было границ. – Как коротка у вас память! Клянусь распятием! Я не сомневаюсь, что их было не меньше семи!

– Семь! – повторил Дени, в горле его сидел комок. – Семь!

Приказчик намного опередил хозяина! Какое унижение! Приказчик уязвил его самолюбие и как супруга, и как прелюбодея. Можно было сдохнуть от ярости!

– Не менее семи, – с триумфом повторила мадам Ардуэн. – Такие подвиги всегда приятны женщине, если она вызывает их.

Эта сказочная цифра вывела торговца из себя; он оставил жену и завтрак и бледный от гнева устремился в лавку, где нанес приказчику сильнейший удар кулаком по лицу, затем схватив дубовый аршин для измерения тканей, набросился на молодого человека и сломал ему ключицу. Все больше разъяряясь и ослепнув от ярости, он, не удовлетворившись столь тяжким наказанием, содрал с молодого человека часть одежды с помощью слуг, которые вместе с хозяйкой с недоумением смотрели на непонятное зрелище, опасаясь, что хозяин вдруг сошел с ума, с руганью вытолкал парня из лавки, оставив при себе его вещи.

Побитый и почти голый парень, исхлестанный словно осел, оказался в затруднительном положении. Шла зима, он замерзал и дрожал, а потому решил как можно скорее вернуться домой к отцу, жившему на окраине Бресса в шести лье отсюда. Он вернулся домой побитый, смущенный и плачущий. Отец Клода, всеми уважаемый нотариус, был, как и все его собратья, человеком зажиточным. Узрев своего сына в столь печальном состоянии, он заподозрив, что того изгнали с места за весьма серьезный проступок. Он собрал всех родственников и в их присутствии допросил сына… Клод, понимая, что сокрытие истины приведет к тому, что он еще раз будет побит, изложил двойное приключение в малейших деталях. Рассказ его вызвал всеобщий смех и удивление. Однако, нотариус не очень поверил рассказу сына. После споров и многих бесед было решено, что отец сопроводит сына в Лион, чтобы учинить очную встречу с торговцем драпом. Они отправились в Лион, как только Клоду сшили новое платье. Во время путешествия отец не переставал осыпать сына вопросами, но тот неизменно давал одни и те же ответы. Прибыв в город, отец с сыном немедленно явились в лавку торговца и заявили, что хотят побеседовать с ним наедине, для чего втроем отправились в соседнюю церковь Святого Элуа.

– Мессир, – начал нотариус, – мне важно знать причины, по которым вы постыдно изгнали моего сына, жестоко избив его. Если он совершил проступок, требующий наказания, я накажу его вдвойне.

Торговец побагровел, смутился, пробормотал, что Клод был обжорой и бездельником, ничего не стоил, как работник, что он больше не хотел иметь его в услужении. Нотариус заметил, что торговец не смог сказать ему об истинных причинах разлада и путался в ответах, а потому счел, что Клод рассказал ему правду. Поэтому он ответил следующим образом:

– Мессир, поскольку вы отказываетесь от юридического соблюдения контракта, написанного собственной рукой королевского письмоводителя, и не хотите в течение трех лет содержать у себя моего сына Клода, обучая его премудростям торговли драпом, вы должны немедленно вернуть мне девяносто экю, переданных вам для этих целей.

Разъяренный Дени вскричал, что он не только не вернет платы, но и разобьет им головы, если они тотчас не уберутся с его глаз. И тут же, забыв, что находится в церкви, выхватил кинжал и хотел накинуться на них. Но оказавшиеся рядом священники вмешались, развели спорщиков, отобрали кинжал у разъяренного торговца, строго выговорили ему за попытку воспользоваться оружием под сводами святого дома Господа нашего.

Отец Клода, считая, что располагает правом на подачу жалобы, отправился к судьям во Дворец Правосудия и изложил им свое дело. Для того, чтобы провести процесс, пришлось рассказать о приключении торговца и Гийеметт, а также Клода и мадам Ардуэн, детали которых были изложены в присутствии множества народа и судей, что поставило торговца в смешное положение. Вызванный в суд и не осмеливаясь оспаривать факты, он выслушал приговор, обязывающий его вернуть девяносто экю и одежду Клода, а также заплатить судебные издержки. Приговор обошел весь город, и все смеялись над злоключениями незадачливого любовника, побитого спереди и сзади. Но наш глуповатый лавочник не удовлетворился тем, что весь Лион узнал о его вступлении в общество рогоносцев, и захотел, чтобы и Париж, большой и населенный город, также узнал о привилегии носить сии знаки супружеской неверности. Он опротестовал приговор лионского суда и обратился в Парламент; нотариусу, Клоду и Дени пришлось ехать в Париж, чтобы присутствовать на апелляции. Представьте себе, добродетельные и благочестивые дамы, как рассмешило и удивило дело лионцев. Среди парижан веселье и удивление были не меньшими. Господа парламентарии нашли событие странным, но естественным, ибо тот, кто подносит огонь к соломе, не вправе жаловаться на то, что она загорается. История стала известна всем, и повсюду только и говорили о глупости торговца – на него показывали пальцем и называли полным идиотом. Господа советники решили, что суд вынес правильный приговор, а апелляция была незаконной, а потому приговорили Дени к оплате обычных судебных издержек и возмещению убытков противной стороне.

Когда бакалейщик Филипп, супруг Гийеметт, который ничего не заметил и продолжал торговать, вернулся в Лион с товарами после торгового сезона в деревнях, он узнал, что вступил в стадо рогатых зверей, даже не переспав с собственной женой. Над ним насмехались везде, где он появлялся, а потому у него разлилась желчь. Хотя он не относился к людям храбрым, он решил после нескольких недель раздумий отомстить за оскорбление. Однажды, собрав все свое мужество в обе руки, он надел латы, кольчугу, шлем, вооружился длинным мечом и явился в лавку торговца драпом. Там он обругал его, назвав козлом, забыв о том, что сам ходил с рогами, и хотел проткнуть его мечом в грудь. Но Дени отскочил назад и избежал наказания с помощью слуг. Завязалась общая драка и на шум сбежались соседи. Однако, скандал вспыхивал еще несколько раз. Чтобы прекратить его, торговцу пришлось расстаться еще с несколькими десятками экю; успокоенный деньгами Филипп забыл обо всем, они помирились и остались в добрых отношениях.

Так небольшое удовольствие принесло большие убытки – едва не разорило торговца и нанесло ему огромный урон в глазах окружающих. До конца дней своих Дени Ардуэн был вынужден сносить сварливый характер жены, которая, не простив ему, не сожалела в душе о случайной измене, но все же постоянно ощущала стыд, ибо, как утверждает народная мудрость, пятно греха несмываемо.

Перевод А. Григорьева