Текст книги "Трансформация огня"

Автор книги: Олжас Сулейменов

 
Снежинка на лицо упала.
Остановились поезда.
Замолкли аэровокзалы.
В горах обрушились обвалы.
Непоправимый образ женский —
одна морозная звезда,
одна ошибка – навсегда,
один мазок, и – совершенство.
 
 
…Внушал на золотой трубе
картины чувств районный лабух.
«Мечтай,– я говорил тебе,—
мечта – произведенье слабых.
Расческой разрезай листы
романов будущего века,
они боятся темноты,
они не переносят света.
Не испугайся тех страниц
пустых, белеющих, как поле,
листай и вглядывайся:
в них
мы снова встретимся с тобою.
 
 
Еще налепят снежных баб
на поле летнего стыда,
еще проступит на губах
неутверждающее „да“.
Еще согреются сердца
прерывистым потоком речи.
Мы встретились,
и нет конца
непостоянству нашей встречи».
 
 
Весенний, перезревший снег
проходит сонно по селу,
неокончательный, как «нет»,
сквозь осторожный поцелуй.
 

Г. Толмачеву

 
Уснули зимы в желтом январе,
барханы за окном (иль дюны?) стынут,
и в золотистом воздухе пустыни
застыл орел,
как муха в янтаре.
 
 
Прощай, мальчишество. Опять прощай,
я все же одолел тебя, мальчишество.
И праздновал победу.
…Серым утром,
листая бурой ночи камасутру,
я снова клял
и клялся —
в этот век,
вот с этого мгновенья жить полезно,
и спорить – круто,
поступать – отвесно,
а если отступать, то только
вверх!
 
 
За искренность не воздается благом,
она, как парус
на подводной лодке,
опять всплываешь до прямой наводки.
И тонешь,
как простреленная фляга.
 
 
Стыд обращает гамму слова в ноту,
стыд превращает музыку в икоту,
привычный звон алтына – в гром гроша,
зачем всплываешь?
Просто подышать.
 
 
…Гордился совестью —
чиста, как лик младенца.
«Имейте совесть!– призывал.– Не прячьте!»
Она грубела,
никуда не деться,
чиста она теперь,
как руки прачки.
Болит и ноет
и к дождю, и к солнцу.
…Вращается каток календаря,
в тропу годов вминая гравий суток,
мальчишество заковано в рассудок
хвоинкой в светлом камне янтаря.
 

 
Очищаю ящики стола
от стихов, не вошедших в сборники.
Перелистываю, прощаясь.
 
 
Недодуманные страницы,
недописанные слова,
буквы, павшие на границе
между Опытом и Сперва.
 
 
…Скачка разве для променада?
Серебро под копыта летело,
наклонись, подними!
Не надо:
джигитовка не наше дело.
Разве в этом талант поэта —
подхватить на скаку монету?
 
 
Чистовик моих чувств
измаранный,
даже исповедь редактирую.
Жить в бескрайнем дрожащем
мареве?
 
 
Жить поближе,
ничтожной малостью?
Откровенно, без откровений,
и решительно, без решений?
 
 
…Мне тогда не хватало грубого
неуменья
себя обманывать.
Ночь. Беседка Русского клуба.
Стол. Клеенка
почти пиросманова.
Бьет сквозь листья луна
светом брынзовым!..
Нет, наверное, правильней —
матовым…
 

Маме

 
О чем этот поселок?
О любви.
О вечной жизни
под просторным небом.
Неспешная закатность, позови
меня в раздумья те,
где еще не был.
Весенний грач?
Или осенний гусь?
Мое крыло полмира отмахало,
и в реку Лимпопо перо макало
и в пряный ветер
из цейлонских кущ.
О чем эта дорога?
Если прав,
будь с гордым горд:
он не отец пророка,
будь с робким робок:
он тебе не раб.
Я так и поступал, клянусь,
дорога.
Не всем, кто ждал, помог,
но я не бог,
что в силах одинокого поэта?
На все вопросы не нашел
ответа,
но людям я не лгал,
хотя и мог…
 

ГЛИНЯНАЯ КНИГА

2700 ЛЕТ СПУСТЯ

I

В песках заснеженных Муюнкумов пес отару знатный чабан Ишпакай.

На ленивых овец лаял пес Избагар, сбивал их в кучу.

Дул ветер.

И явился Дух.

– Теперь хочу спросить тебя, чабан Ишпакай из племени Иш-огуз. Твоя жена Шамхат красива ли?

– Да как тебе сказать, аруах[15]15
  А р у а х – дух (к а з.).


[Закрыть]? Хорошо рожает. Варит мясо и чай кипятит. Помогает в отаре.

– Теперь хочу спросить тебя, чабан Ишпакай из племени Иш-огуз. Твою жену Шамхат любишь ли?

– Да как тебе сказать, аруах-мурза[16]16
  М у р з а – господин (к а з.).


[Закрыть]? Я привожу ей подарки, когда бываю в районе. Ситец на полушки, шелк на одеяла. Двадцать пиал в прошлом году привез. Две в хурджуме, правда, раскололись. Но мы их склеили.

– Теперь хочу спросить тебя, чабан:

явления разрозненные

связью

ты можешь ли скрепить?

– Да как сказать…

– А как она?..– дух смущенно кашлянул.

– Да как тебе сказать, аруах-мурза? Рожает понемногу.

– Пожалуй, я вселюсь в тебя, чабан. Не возражаешь? И буду ждать, когда слетит в тело жены твоей дух истинной Шамхат.

– Э, нет, мурза, не хватало, чтобы жена моя стала шлюхой, у нас дети. Я ей еще зоотехника не простил.

Чабан сладко зевнул, поежился на ветру и, застегнув шубу, окликнул пса Избагара.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА В СТУДКОМ ОТ ИШПАКАЯ, СТУДЕНТА ИСТФАКА

«На вечере отдыха я познакомился с девушкой по имени Лиза. Фамилию не сказала. Проводил ее до дому. Обещала встретиться.

Пришел в общежитие, посмотрел на часы – было почти 12.

Я было хотел уснуть, и на меня сошел Дух. „Дай,– говорит,– сяду на тебя, дай наслажденье мне“.

Я ему дал! Гоняясь за ним, свалил шкаф и избил студента С. К. и Ф., с которыми у меня дружба с малых лет…»

А было так.

Кривоногий, широкоплечий субъект лежал на железной койке и глядел в потолок, потрескавшийся от землетрясений.

В окно общежития лезли ветви яблонь, лепестки летели на учебник истмата, журчал темный арык, отравляя друг друга носками, спали С. К. и Ф.

И явился Дух.

Он, отодвинув зашумевшую ветвь, влез в окно, прошелся по комнате и внятно спросил:

– Ты и есть Ишпакай из племени Иш-огуз?

Я ждал 27 веков, когда произойдет встреча Ишпакая из Иш-огузов с девкой по имени Шамхат. Это свершилось!

– Во-первых, она не Шамхат какая-то, а Лиза, – начал заводиться студент.

– Женщина не уснет, если не обманет дурака. Сейчас твой мускусом наполненный сосуд лежит в обнимку с каким-то ничтожным персом. Любую пальму тенью валит солнце. Она утоляет его жажду, с волос своих снимая покрывало…

– С каких таких волос?..– студент взбесился.

– Заткнись. Кто здесь дух, я или ты?

Оттопырь ухо и слушай. Меня мучит печаль.

– Где ты есть?! – вопил студент, дико озираясь.

– Я здеся,– мрачно сострил дух.

И началось.

II

Телерепортер:

– Мы попросили прокомментировать эти события известного ученого Ишпакая.

Мы в секторе бронзы Института истории.

Навстречу нам, как вы видите, встает седой, но еще полный человек с мужественным загаром на скромном лице…– Простите, мы вас оторвали от занятий.– Итак, навстречу встал врач исторических наук.

– Доктор.

– Нет, я не оговорился, именно врач, спаситель истории нашей, знаменитый исследователь времени Ишпакай-ага, замечательным, изобретением своим…

– Открытием.

– …перевернувший историю нашу…

– Историографию,– смущенно поправил Ишпакай-ага.

– Полимерами здесь не обойтись. Что такое?.. Прошу прощения,– полуверами не обойтись. Ничего не, понимаю… Ах, да,– полумерами в вашем деле не обойтись.

Только решительное…

– С удовольствием.

В позапрошлом году мною была обнаружена на скале Коксайского ущелья надпись, выцарапанная бронзовым стилом. Она состояла всего из нескольких строчек. Характер письма близок к этрусскому. Прочесть было нелегко, но возможно. Язык памятника оказался близок к современному огузскому.

(Знаменитый ученый смущенно улыбается, похлопывая себя по бронзовой скуле).

– Удобно ли это говорить, но сам я происхожу из племени Иш-огуз, и мне доставило величайшее наслаждение читать эту высокопоэтическую надпись. Самое, удивительное…

(Здесь ученый делает еще один механический жест, который пока не представляется возможным описать. Но пусть он остается в памяти телезрителей как одно, из проявлений эксцентричности великого человека.)

– Но самое удивительное, дорогие товарищи, что в этой поэме речь шла о моем тезке, об Ишпакае, вожде скифов, называвших себя к тому же именем «Иш-куз».

Сведения об этом народе и его вожде сохранились в хронике ассирийского царя Ассархадона. В 7 веке до н.э. ишкузы во главе с Ишпакаем ворвались по западному побережью Каспия из южнорусских степей в Ассиро-Вавилонию и несколько лет правили ею.

Эта поистине редкая находка позволила нам сделать множество бесценных для науки выводов:

а) Самыми древними памятниками огузского письма считаются орхоно-енисейские надписи – 5-6 в. н.э.

Наш памятник отбрасывает историю огузов на 13 столетий в глубь веков – до 7 в. до н.э.

б) Поставлена точка в многолетнем споре скифологов: тюрками или иранцами, были скифы, напавшие на Ассирию? «Конечно, огузы!» – недвусмысленно заявляет нам памятник. И это мнение,– решающее.

(Ученый взволнованно повторяет первый жест).

в) Само название скифов «иш-куз» дошло до нас, равившись в «иш-огуз» (или «иш-гуз»).

Вы знаете из учебников, что огузы (или гузы, как нас называли западные источники) делились на два крыла: ош-огуз (т.е. Внутреннее племя) и таш-огуз (т.е. Внешнее племя).

Я имею честь принадлежать к Внутреннему племени.

(Ученый стыдливо воспроизводит второй жест).

– Имя «Ишпакай» также, как видите, сохранилось.

И этимологизируется оно только огузским словарем. Означает буквально – «След стерегущий», так называли кочевники пса-тотема. И сегодня еще огузы величают породистых псов именами типа – Ислакар, – Испакай и т.п. вариантами.

Название пса-бога даровалось вождям, становилось именем-титулом.

Мидяне заимствуют это сложное слово, превращают в абстрактный монолит и делают переносное значение главным. Спака – так они называют уже любого пса. Далее оно распространяется в индо-ирано-европейских языках.

– А как вы находите случай с Чабаном и Студентом? Возможен ли Дух в наше время?

– Памятник содержит восхваление вождю Ишпакаю. Ода написана ямбом, что свидетельствует о скифском происхождении этого популярного в наши дни стихоразмера.

Кроме того, содержание памятника позволяет литературоведам сделать однозначные выводы относительно истории лексического образа, относящегося к типу сравнений: «О моя косуля». Так неизвестный поэт 7 в. до н.э. называет своего героя. В средневековой поэзии джейрану, газели, серне уподобляются персонажи женского пола. Употребление в памятнике этого образа может вызывать подозрения. Не забывайте, что действие происходит во времена, близкие к матриархату, и вполне возможно, что под именем Ишпакая скрывалась женщина.

Тем более, что сам памятник не дает определенного ответа на этот вопрос, ибо огузский язык, к сожалению, не знает родовых окончаний.

Много загадок таит памятник для будущих исследователей.

– Телезрителей интересует, чем вы заняты в эти дни.

– Я председатель жюри конкурса на лучший памятник славному предку. Мне понравился один проект. Памятник будет установлен в центре среди яблоневых насаждений. Одежды и поза подобраны с таким расчетом, что трудно будет сделать заключение о половой принадлежности Ишпакая.

Выпуклое родимое пятно на щеке будет означать его ишкузское происхождение. Правая рука – на рогах крылатой косули, попирающей змею. Змея символизирует рабовладельческую Ассирию.

Слева – неизвестный поэт с тяжелым стилом в обеих руках.

Одежда и прическа нейтральны, так как пол поэта также, к сожалению, покрыт мраком неизвестности.

Запроектирован вечный огонь.

Из какого материала, вы спросите.

– Из какого материала?

– Скульптуры будут отлиты из скифской бронзы. Для этой цели мы добились разрешения переплавить предметы маткультуры скифского периода – сосуды, браслеты, фибулы, бронзовые зеркала, мечи-акинаки. Больше всего дадут металла бронзовые котлы, по которым наш музей пока занимает ведущее место в мире.

Материала потребуется много. Идут интенсивные поиски. Но уже очевидно, что бронзы на всех не хватит. Поэта придется сделать чугунным.

А относительно Духов сказать что-нибудь определенное трудно.

(Великий ученый воспроизвел третий жест.)

III

Ученый врал. Он скрыл, что Дух являлся первым не кому-нибудь другому, а ему.

У каждой истины – дорога лжи.

…Много лет назад молодой аспирант Ишпакай стал патриотом.

В исследовательском институте, где среди таш-огузов он проходил курс аспирантских премудростей, пробиться в люди не представлялось возможным.

Молодой иш-огуз был поставлен перед альтернативой: или тратить годы и годы на борьбу за кресло МНС[17]17
  М Н С – младший научный сотрудник.


[Закрыть], или сменить профессию, стать землекопом, садовником, каменотесом.

Каменотесом?!

С этого все и началось.

Нам трудно сейчас проследить весь извилистый путь ассоциаций, вспыхивавших в его свежем мозгу. Важен вывод.

– Что такое открытие? – задал он себе вопрос.

И получил положительный ответ: «Это изобретение».

Чтобы пробиться, нужно выбить великое открытие.

И он его выбил.

Работа с зубилом пошла на пользу. Он загорел и окреп.

Несколько лет он терпеливо ждал, пока дожди и солнце сделают свое дело – надпись должна пройти стадию нужного выветривания, чтобы никакой таш-огуз не смог установить ее свежести.

За это время произошли кое-какие события.

Сгорела частная квартира и все черновики будущей расшифровки. К тому же он забыл, в каком месте Коксайского ущелья она находится. Скала.

И все стало серьезным.

Действительно, случайно, лет через 20, он открыл надпись, будучи на охоте с сотрудницей другого института. Пришлось ее призвать в свидетели и этим самым обнародовать свою связь.

Развод с женой был затяжным. И это отняло драгоценное время. Надпись, сфотографированная и перепечатанная в «Вестнике», разошлась по миру.

Так как принцип алфавита и текст были начисто забыты им, дешифровка отняла несколько месяцев.

Этой работой одновременно занимались многие ведущие специалисты как наши, так и зарубежные.

Было предложено уже пять вариантов дешифровки.

Ишпакай спешил: он знал – добыча уходит из рук.

Нелепость положения усугублялась отчаянием брошенного мужа.

Польский профессор А., знаток мертвых языков, объявил о своей расшифровке. Он прочел надпись языком дубским.

У него получилось:

«Эзре сын Петосири внук Панаммувы дед Тиглатпаласара… бык… осел… жрец… Киририша-Нахунте, Шильхак-Иншушинак… сделал».

С ним вступил в спор специалист мертвых языков Скандинавии англичанин Б. По его версии, язык надписи оказался близким к мертвому хертскому, но прочесть удалось с помощью еще более мертвого котьского. В Коксайской находке оказалось многовато личных имен, звучащих довольно дико на первый взгляд, но это только подтверждало афоризм: «…История соткана из имен»[18]18
  Все не поддающиеся переводу сочетания букв исследователями принято относить к именам собственным. (А в т.)


[Закрыть].

Вот как выглядел текст:

«Свабадахарьяз, Сайравилас, Стайнаверияз. Я выписал.

Вагигаз Эриль Агиламуди камень Харивульфа, Харарарь».

Скромному, поседевшему МНС Ишпакаю пришлось держать бой с выдающимися противниками.

Это случилось в позапрошлом году. Ночью.

Он сидел перед грудой исчерканных страниц, седой, угрюмый как лунь.

И у него пошло. Он все вспомнил.

Талант ученого, как сказано однажды,– суперпамять.

Открывать – это значит вспоминать давно и всеми забытое. Зазвучал, встал с лица бумаги древний, своеобразный эпос:

«Вот он (она) Ишпакай – надежда ишкузов,

грозный (ая), как лев (львица), герой.

Ассирия дрожит перед тобой,

Мидийцев в землю ты вогнал (ала), герой,

Египту спину ты сломал (ала), герой,

как сыр сырой, ты выжимал (ала) врагов».

 – Пой, чтоб ты треснул, ясновидец, пой!..– раздался хриплый, страстный вопль чей-то.

– Кто здесь?– испугался седой как лунь.

– Уа, мудрец, провидец мой, дуй дальше, среди двуногих равных нет тебе, пой, чтоб тебя!..

– Кто вы? – МНС трясся так, что его было жалко.

– Я! – мрачно сострил Дух.

– Это вы, профессор?.. Я просто шутил, не больше!..

Клянусь совестью!.. (А надо сказать, что Ишпакай подозревал руководителя института в том, что тот подозревает его.)

– Не бойся, животное. Ты истинный поэт. Была такая должность при дворе.

– Да где же вы?

– Здеся!—повторялся Дух.

Это была страшная Ночь Сомнения.

Он пережил ее (его) и утром отнес статью с расшифровкой в редакцию «Вестника», и она вышла с подписью «МНС Ишпакай».

IV

После опубликования сенсации противники взяли свои слова обратно.

Профессор А. прислал ему поздравительную открытку.

Англичанин Б. разразился подробным письмом совершенно небританского темперамента.

Приглашал в Оксфорд погостить.

Между прочим, послание начиналось со слов: «Дорогая мисс Ишпакай».

Видимо, он так расшифровал не принятую на островах формулу «МНС», значившуюся в подписи сенсационной статьи.

Короче,– так были посрамлены таш-огузы, вынужденные уступить место СНС[19]19
  С Н С – старший научный сотрудник.


[Закрыть] первому иш-огузу – историку.

Так родилась новая истина. Истина-мать, породившая множество других, как и положено истинной матери. Но сказано, не бойся врагов внешних (таш), а бойся врагов внутренних (иш).

Появился новый аспирант из иш-огузов (село Никаноровка), с явным намерением пробиться в люди. И он не нашел ничего лучшего, как выступить против теории доктора Ишпакая. Он ударил в корень.

V

Аспирант Ант-урган Сумдук-улы на многих примерах доказал, что мужчину в 7 в. до н.э. возможно было уподобить косуле. Он нашел в кладовой памяти народной разрозненные отрывки забытого Эпоса о хане Ишпакае.

«Нестройность композиции знаменитой в недавнем прошлом народной поэмы,– писал он,—объясняется просто. Я выслушал ее по частям и от разных лиц. Часть Первую мне напел 97-летний чабан Шах-Султан Саксаулы, брахицефал. Скончался в прошлом году.

Часть Вторая записана со слов 96-летнего колхозника Магомета Субботина, долихоцефал. Скончался на днях.

Письменное происхождение данного эпоса доказано тем, что Субботину дед его говорил о каких-то кирпичах писаных, в которых якобы разбирался прадед Субботина. От него и началась устная традиция. Кирпичи эти (видимо, речь шла о клинописных таблицах) пошли потом на хозяйственные постройки, которые оказались впоследствии в зоне затопления Шардаринского водохранилища.

Мы привели в порядок свои полевые записи и теперь с волнением представляем на суд ученого читателя бесценные образцы поэтического творчества наших далеких предков.

Даже то немногое, что удалось сохранить народу из гигантского эпоса (пробелы невосполнимы!), со всей очевидностью свидетельствует против основных положений теории уважаемого доктора Ишпакая, сомневающегося в половой принадлежности вождя иш-кузов.

Мы публикуем свод, сохраняя орфографию и морфологию речи народных сказителей, стараясь грубыми поправками не исказить аромат подлинника.

„Увы, забыты звуки древних песен, я ими наслаждаюся один“,– как сказал один неизвестный поэт. Правда шла к нам сквозь тьму веков, освещая яркими образами свой путь. Но дошла до нас как живой цветок, „который в своем расцвете прелестен“.

АНТ-УРГАН СУМДУК-УЛЫ.

Никаноровка.

VI

Эпос был напечатан в новом журнала „Вопросы иш-кузства“, редактируемом док. Ишпакаем.

Редактор предпослал публикации несколько слов.

„Чем дальше от нас отодвигается бронзовый век, тем острее память сердца. Еще недавно казалось, что тема скифов исчерпана научными рассуждениями и стихотворением А. Блока „Да, скифы мы, да, азиаты мы“, – но оказалось, что мы имеем возможность взглянуть на те трудные времена с высот древнейшей поэзии.

Чувство справедливости обязывает нас сказать немало хорошего о товарищах, отдающих себя нелегкому (и подчас – неблагодарному) ремеслу – собиранию забытых эпосов.

Я знаком в деталях с эпохой и потому несколько пристрастно отношусь к подвижнической работе моего молодого коллеги. И беру на себя право кое в чем не соглашаться с ним.

Пример редакторского насилия: из главы „Казнь“, где повествуется о сражении мидян со скифами, нами убрана фраза: „и славу пушки грохотали“, как несоответствующая материальному колориту бронзового века.

 Убрал, несмотря на сопротивление составителя, для которого вообще характерна гипертрофированная преданность подлиннику.

Что сказать о самом эпосе? К какому виду поэзии его отнести?

Мы имеем дело с трудным случаем.

Та стихи, которые можно начать с обращения „Граждане!“, литературоведы договорились называть „гражданскими“. Они могут звучать на площадях ( например, „Граждане, послушайте меня, да-да!..“)

Стихи, которым приличествует обращение „Товарищи“! – определяются термином „товарищеская поэзия“.

Те стихи, которые как бы начинаются с личного имени (Люся, Ахмет, Иисус), – негражданские и нетоварищеские.

Но поэма, которую мы представляем, выходит из рамок трех измерений, она подвластна четвертому – Времени[20]20
  См. подробнее у А. Эйнштейна (И ш п.).


[Закрыть]. И начинается она с обращении – „Ишкузы!..“ Посему мы можем считать, что она относится к жанру, уникальному в наш век, – это ишкузство.

Думается, что поэму с интересом для себя прочтут огузологи, скифологи, ассирологи, урологи, иронисты и просто те, кто интересуется историей родной литературы“.

Док. ИШПАКАЙ.

ЭПИЛОГ

Явлений знак узнай

и будешь властен...

Великое Язу.

 
Каждому племени нужен один человек,
ушибленный звездой. Заводите таких.
У ишкузов был такой счастливец – Котэн.
У него можно было не спрашивать: «Куда идешь?»
Он сам, невзирая на твое несогласие, покажет
тебе дорогу, насильственно сделает счастливым.
Он шел из Ниневии в Харрапу на годовой
базар, видел по пути:
1. Как плохо ухаживал старик за
плодовыми деревьями. Он ругался, крыл
садовника первыми, средними и последними
словами, брался и показывал, как надо
ухаживать за деревьями, чтоб они
плодоносили.
2. Шел дальше и видел, как плохо саманщик
крыл крышу.
Котэн забрался, столкнул с проклятьями
кровельщика и, запустив руки в саман,
выгладил крышу до блеска.
3. Шел дальше и видел сидящих в безделии
на берегу начатого канала ленивых
землекопов.
Он пинками вдохновил их, сам схватил
тяпку и пробил канал до реки.
4. За рекой в пыли и гаме носились
друг за другом глупые всадники.
Он переплыл бешено реку, ссадил
первого попавшегося, вырвал у него
меч и с криком "Кто же так рубится,
несчастный!.." бросился,– и поредела толпа
после прополки.
Остатки обратились в бегство.
А плохо рубились в тот раз враги
отечества. А бежали от меча его
карающего благословенные свои.
Даже во враге он не терпел бездарности.
5. Войдя в Харрапу, он услышал указ государя.
Стоял в толпе и заорал:
– Дурачье!.. Что за несправедливый указ?
Разве так надо управлять страной?
Он рванулся, чтобы показать.
Его схватили с радостью сарбазы. Среди
них были Садовник, Кровельщик, Землекоп,
Воин и Глашатай, который держался
за гудящую голову свою, ибо бил Котэн
трубою по голове его.
6. Кривой зайчик стоял на широком
лезвии топора.
– Осел! Кто так точит топор?..
Точильщик присоединился к сарбазам.
7. Палач спал на ходу. На эшафот его
взводили под руки, так он был ленив.
Котэн лег на широкий пень плахи.
Палач поднял топор над головой
и захрапел. И стоял, как статуя Сна.
Возмущению Котэна не было предела.
Он вскочил, швырнул Палача на пень
и прекрасным жестом снес ему голову.
– Вот как надо!
Палач даже не почувствовал, он продолжал
спать.
– Понятно?– грозно спросил Котэн.
– Понятно!!– хором ответили Садовник,
Кровельщик, Землекоп, Воин, Глашатай,
Точильщик и Палач безголовый.
8. Чтобы воспеть его умелость, поднялся
на эшафот сам Государь с казенной арфой.
«О всеумеющий Котэн, да здравствуй!»
Котэн вырвал из рук его арфу.
– Разве так надо меня воспевать?!
Он взобрался на самую высокую башню
Харрапы, воздвигнутую в честь победы
Ассирии над Эфиопией (башня была
сделана из костей слонов, взятых
в этой войне).
Он увидел Сад, Крышу, Канал, Поле битвы
и многое он увидел.
Это было то время, когда не умели
крыть крыши, точить топоры и править.
Потому и любовь к совершенству была
сильна, и весь мир виноват был
перед Гармонией.
И он сказал. Мы речь его не помним.
9. . . . . . . . . .
 
 
ОРАКУЛ
Ишкузы!
Земля – это круг,
перечеркнутый тонким крестом,
(ты – самое спелое яблоко
под зеленым листом),
четыре дуги
в центр глядят с четырех сторон,
тебя сносит к центру,
и ты прерываешь сон.
(Ты раньше созрел,
другие зреют пока,
спит твое племя зеленое,
греет бока,
от души пожелаем ему
солнечных снов
и послушаем, что нам расскажет
Хан Ишпака.)
– Над каждым из сущих
зреет в небе звезда,
падают звезды…
– Ты утверждаешь?
– Да.
Спит человечество вечно,
но каждый век
из храпящей толпы
поднимался один человек.
Он просыпался внезапно
из тысячи или ста,
вскрикивал от ожога:
это его звезда,
с неба срываясь, падала на него.
Побегает по планете,
усыпанной спящим людом,
ногами о глухие тела постучит —
никого!
Покричит, побуянит —
никого
не разбудит!
(Но сможет увидеть мир таким,
каким он уже не будет
за пределами его жизни.)
И снова в будущее
пропутешествуют народы спящие,
и в следующем веке
проснется один человек,
чтоб зафиксировать или исследовать
настоящее.
С каждой эпохой пустеет небо
на одну звезду.
Это значит —
опять снесло человека
в яблочко.
Человек со звездою во лбу
живет наяву.
Что ему, бедному,
в краткое время явлено?
«Жизнь – это сон»,– сказано, но не нами.
Явь – это смерть. Неплохо?
– Феноменально.
Глянь, много ли в небе осталось
холодных звезд!
Этот сон всемогущий называется
анабиоз.
…И когда опустеет небо,
проснутся они,
медленные народы
с заспанными глазами,
потягиваясь,
глянут сквозь щелки на дни,
здороваясь,
пощекочут друг друга усами,
парочку анекдотов
хором расскажут
сальных,
почешутся сообща.
– Ну как?
– Колоссально…
Чуть изменился мир —
сдвинулась география,
их отнесло во сне
к самому краю
давно.
И лениво подумают люди:
«Спасите, ограбили. Где же центр?»
И скажут, подумав: «Не все ли равно!»
Это осень.
Жизнь растений бедна и печальна,
травы степные покроет угрюмый снег,
каждый век, просыпайся от сладкого сна
изначально,
будь на белом снегу беззащитен,
мой человек.
Ты раньше созрел, другие зреют пока,
спит твое племя зеленое,
греет бока,
от души пожелаем ему
солнечных снов
и послушаем, что нам расскажет
хан Ишпака.