Текст книги "Магистр ее сердца (СИ)"
Автор книги: Оливия Штерн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Н-да, – пробормотала она нерешительно.
Пушистик укоризненно посмотрел на нее, вытянул голову на короткой шее и лизнул в ладонь. Глаза у него были именно такими, как Алька и рисовала – беличьими, блестящими и очень ласковыми.
Выбравшись на волю, пушистик потопал всеми четырьмя толстенькими лапами, расправил полупрозрачные, словно слюдяные крылышки, а затем легко оттолкнулся от пустого теперь листа бумаги и поднялся в воздух. Летал он… смешно. И крайне неуклюже. Имея крылья дракона, почему-то порхал, как бабочка – и Лива вдруг тихонько хихикнула, зажав рот ладошкой.
– Ну вот, – сказала Алька, – нравится?
Лива закивала, протягивая руки к этому странному существу.
"Иди, – попросила мысленно Алька, – иди к ней. Она твоя хозяйка".
Ощущение рвущейся нити. И белый мохнатый дракон мягко спланировал в руки девочке.
– Дарю, – сказала Алька, – думаю, теперь он твой. Не знаю, правда, что он ест…
– Подозреваю, что мясо.
Мариус.
Алька вздрогнула от неожиданности. Лива схватила в охапку зверька, прижала к себе. А пушитое создание, вырвавшись из ее рук, гибкой лаской нырнуло в горловину ее рубашки и затаилось где-то за пазухой.
И как он ухитрился войти в кабинет совершенно неслышно?
Алька вздохнула. А чего она хочет? Он – бывший страж Надзора, а теперь Магистр. Многое может, и многое умеет.
– Мариус, – она быстро подошла к нему, порывисто схватила за руки. Но, заглянув в глаза, поняла: магистр весьма недоволен происходящим.
Он не обнял, не прижал к себе. Только взял ее лицо в ладони, несколько минут молча вглядывался, как будто впервые видел.
А потом мягко произнес:
– Лива, иди к маме. А нам с тобой, Алайна, надо поговорить.
* * *
Чуть скрипнув, закрылась дверь.
Алька с замирающим сердцем пыталась что-либо прочесть в карих глазах Мариуса – и не могла. Все равно что смотреться в темное зеркало. И оттенок вишневого ликера, обычно дарящий тепло, куда-то исчез. На Альку смотрела пустота – тяжелая, холодная и… усталая.
Мариус отпустил ее и, резко отвернувшись, отошел к окну. Там темнело, с неба сыпало снежной крупой – она тихо шелестела по отливам, по стеклам. Магистр Надзора стоял, повернувшись к ней спиной, и молчал. А ей казалось, что у него даже плечи опускаются под той тяжестью, которую она не видит.
– Это ты подарила принцессе бабочку, верно? – наконец тихо спросил он, не оборачиваясь, – не нужно было… это опасно, Аля.
И было что-то в его голосе такое, что слезы мигом навернулись на глаза.
Но ведь она… не сделала ничего ужасного, чтоб он так расстраивался?
Или потому, что… та девочка… оказывается, принцесса? Дочь Его Величества?
– Я понятия не имею, что за магический дар в тебе проснулся, – медленно продолжил Мариус, качая головой, – бабочка до сих пор жива, порхает по спальне, грызет колбасу. Алечка, ты понимаешь, что нормальные, обычные бабочки не должны есть мясо? А если это необычная бабочка, мы ведь тогда не знаем, что это на самом деле. К тому же, все это опасно для тебя. Некоторые… особо рьяные придворные любят копаться в чужом прошлом, в том, что их не касается…
Она сцепила руки на груди. Похоже, сделала большую глупость, когда попробовала применить магию к рисункам. Просто не подумала о возможных последствиях, просто хотела сделать детям приятное… И как же теперь исправить?
– Я… – прошептала Алька, – прости… я не буду так… больше. Не подумала…
И уронила голову. Едва заметила, как Мариус обернулся, и пискнула, оказавшись прижатой к нему, в капкане его рук, совершенно каменных. Он запустил пальцы ей в волосы, притиснул к плечу щекой, сильно, жадно… Уткнулся носом в макушку, тяжело, с присвистом, вдохнул.
– Маленькая моя, – услышала Алька шепот, – моя птичка. Как я боюсь за тебя. Думал, что после Магистра никто нас не потревожит, но враги были и будут. Принцесса может указать на тебя своему отцу… А его советник копает под нас с тобой. Узнал, что ты была двуликой. Хвала Пастырю, что они пока не знают, что ты у нас тоже принцесса…
– А что будет, если узнают? – выдохнула она, обхватывая Мариуса за пояс.
– Будет лучше, если не узнают никогда.
Он потянул ее за собой, ногой отодвинул кресло и уселся.
– Иди ко мне.
Усадил на колени, так что их лица оказались напротив, запустил пальцы в волосы, прижался лбом к ее лбу.
– Как прошел твой день? – прозвучало глухо.
Алька подалась немного вперед, коснулась легким поцелуем его губ.
– Спокойно. Очень спокойно. Мы обошли дом, не обнаружили ничего пугающего. Аманда и Бертран, как мне кажется, хорошие люди. А еще теперь Телора с дочкой… Откуда они?
Ей показалось, что лицо Мариуса дернулось, на миг сквозь столь любимые черты проступила гримаса отвращения.
– Я нашел их… в башне. Опытный материал…
– Какой ужас, – она гладила Мариуса по щекам, по лбу, разглаживая морщинки, – они не слишком пострадали? Девочка совсем не говорит… и я думала, что маленький пушистый друг будет ей в радость…
– Только в том случае, птичка, если он не опасен. А мы этого не знаем.
Он снова хмурился, и Алька чувствовала, что еще далеко не все сказано. Что-то случилось сегодня, очень нехорошее.
– Ты еще не все мне рассказал, верно? – прошептала она.
От Мариуса так уютно пахло кофе. И еще старыми книгами. Ей хотелось обнять его, прогнать прочь все неприятности, которые только могли обрушиться на магистра Надзора… Только не закрыть его собой. У магистра надзора своя доля, своя ноша.
– Сегодня мне пришлось принять очень тяжелое решение, птичка, – пробормотал Мариус, – я не хотел… говорить тебе, но, видно, честнее будет сказать.
– Говори, – Алька с наслаждением зарылась пальцами в его густые волосы, перебирала жесткие прядки.
– Сегодня я обменял свободу Авельрона на твою безопасность, птичка.
Она даже не сразу поняла, что именно сказал Мариус. Улыбнулась расслаблено, прошептала:
– Ты в любом случае все сделал правильно, я тебе верю…
И запнулась, запоздало осознав, что произошло.
– Т-ш-ш-ш, – он только крепче прижал ее к себе, – послушай… я понимаю, что все это звучит неприятно. Но Авельрону придется еще немного посидеть в башне. К тому же, он все равно еще не здоров.
– Что? – Алька уперлась локтями ему в грудь, – повтори… как ты сказал? Свободу Авельрона на мою безопасность? Но… Мариус…
Голос упал до шепота. А в голове все громче, все более безжалостно бухал пламенеющий молот.
– Как же так? – выдохнула она, – Авельрон… он ведь…
– Он принц, – Мариус все еще удерживал ее, – сегодня я оказался перед выбором: оставить в заложниках Авельрона или тебя. Выбор, на мой взгляд, вполне очевиден.
Алька, все еще не до конца понимая, вглядывалась в его лицо. Да нет же, это просто дурная шутка. Он… не мог так поступить… не мог…
И – словно ледяной душ обрушился на нее.
Еще как мог. И ты, глупенькая, должна была понимать, что за человек, Мариус Эльдор. Он ведь хотел тебе отрубить руки.
Алька сжала виски.
– Подожди… Мариус, но… как же так случилось? Ты не мог… Авельрон, он же…
– Послушай, – его голос внезапно обрел твердость стали, – послушай и пойми. Мне нужно было дать Его Величеству венценосного заложника, чтоб отвлечь от тебя. Но не нужно бояться, Алайна. Авельрон не покинет башню Магистра. Ему никто не причинит вреда. Он будет все это время оставаться у меня, а я уж постараюсь сделать так, чтобы все уцелели.
– Авельрон сделал все, чтобы нас с тобой спасти, – просипела Алька, – а ты его… в заложники.
И, воспользовавшись минутным замешательством Мариуса, вскочила на ноги и сразу отошла в сторону – чтоб не успел схватить за руку.
– Алайна.
– Да, я не понимаю, – горло сжалось в спазме, а глаза защипало, – я не могу понять, как ты мог оставить в заложниках человека… который так нам с тобой помог. Который, в конце концов, мой родной брат. Почему, Мариус? Неужели не было иного выхода?
Мариус выпрямился в кресле, положил ладони на колени и упрямо посмотрел на нее.
– Был, Алайна. Надо было тебя отправить к Сантору. Но я не хочу, чтоб ты была где-то там. Я хочу, чтобы ты была со мной, здесь. Я хочу быть счастливым.
– Не слишком ли высокая цена на твое счастье? – слова вылетели до того, как она их осмыслила.
А когда осмыслила, было уже поздно.
Глаза Мариуса сверкнули гневом, он резко поднялся с кресла, сделал шаг по направлению к ней.
– Нет, – Алька выдернула руку из его пальцев, – нет…
Он теперь смотрел на нее с прищуром, как будто что-то вымерял, взвешивал.
– А на твое? На твое счастье, Алайна? Или ты хочешь сказать, что твое счастье не рядом со мной?
– Я…
Она теперь не знала, что сказать. Только сердце билось быстро-быстро, так и норовя выскочить из груди. Мариус развел руками. Потом устало потер переносицу.
– Послушай, Аля. Я… Возможно, я мог бы придумать что-то получше. Но посуди сама. Твою кандидатуру уже почти подсунули королю в качестве заложницы. Мне нужно было чем-то его отвлечь, чем-то значимым, понимаешь? А твой брат… Прости, но Авельрон все равно будет сидеть в башне до тех пор, пока я не выясню, что с ним. Он вроде бы выздоравливает, да, но… как-то медленно. Не пойму, в чем дело. И не пойму, какова его магия, если она есть. Понимаешь? Ты меня понимаешь, Аля? Он все равно никуда не уйдет из башни, пока…
– Пока ты не решишь, что его можно отпустить, – пробормотала она.
Потом быстро вытерла набежавшие слезы.
Да, вроде бы все выходило правильно.
Да, вроде бы Мариус закрыл ее, заслонил от взгляда его величества.
Но отчего ж так больно? Может быть, оттого, что несправедливо все это? Авельрон собой жертвовал, их спасая. Мариуса спасая… А он… вот так…
"Он был нежен со мной, – вдруг подумала Алька, – но я, выходит, совсем не знала, что он за человек. Человек, который попросту пойдет по трупам, если сочтет это правильным… Он так легко подставил под удар моего брата. Так обоснованно подставил – и только потому, что решил быть со мной".
В голове царил сумбур. Ощущение неправильности и несправедливости всего происходящего. И она совершенно ничего не могла с этим поделать. Только вот гаденькое ощущение того, что совсем поначалу не разглядела Мариуса… а может, и не хотела разглядеть? И внезапно острое, горькое разочарование. И боль оттого, что сердце не желало признавать его в чем-то неправым…
– Ну, птичка… Пастырь. Не дуйся, прекрати. Я клянусь, что твой Авельрон выйдет на свободу сразу же, как я сочту его безопасным.
"Как может быть опасным израненный человек?"
– Устрою ему побег… Или хотя бы дождемся, пока все устаканится между землями. Мы ведь не знаем, что там твой папенька надумает. А так-то… Авельрон у нас, и войны точно не будет. Никто не пострадает. Надеюсь…
Он говорил, и говорил, и говорил.
Алька слушала и понимала едва ли десятую часть. В основном о том, что обстоятельства так сложились, и что прикрывал Мариус как раз ее, Алайну Ритц… А ей казалось, что он прикрывал собственное желание иметь ее рядом и так запросто пожертвовал ее же братом, который так много для них сделал. В конце концов, на время он мог бы отпустить и ее, и Авельрона к отцу… Но предпочел поступить так, как поступил.
– Ну что, мир? Не сердишься?
Алька вяло трепыхнулась, когда Мариус обнял ее, прижимая к себе спиной. И сказала:
– Нет, не сержусь.
– Алечка…
Он прерывисто выдохнул в ее макушку.
Она не шевелилась, ожидая, когда отпустит.
И только, когда руки Мариуса медленно и бессильно упали вдоль тела, словно кровавая пустота разверзлась в груди.
"Нет, не отпускай" – почти выкрикнула она, но…
Почему-то промолчала. А потом тихо обронила:
– Аманда, наверное, ужин будет подавать. Пойдем… Ты, верно, устал.
– Алайна…
– Да, пойдем, пожалуйста…
И выбежала из кабинета. Внутри все скручивалось, сжималось, разрывалось клочьями. И вроде бы не поссорились. И вроде бы он все объяснил. А перед глазами все равно лицо Авельрона, чистое, такое благородное…
* * *
Ужин прошел в тягостном молчании. За неимением других продуктов Аманда приготовила омлет, Алька ковырялась вилкой в тарелке и смотрела, как Мариус методично, ловко орудуя ножом, отрезает пухлые бледно-желтые ломтики и кладет их в рот, запивая водой. Покончив с омлетом, он бросил на Альку взгляд – потускневший, блеклый, ничего не говорящий – и, поднявшись, вышел прочь. Алька, застыв, так и осталась сидеть, глядя ему вслед. Вот так. Не поссорились, но он почувствовал, что что-то не так. И ушел заниматься делами.
Вздохнув, она тоже выбралась из-за стола, кивнула Аманде.
– Спасибо.
– Я кровать застелила в хозяйской спальне, – женщина споро собирала тарелки со стола, – одежду вашу не трогала. Все в чемоданах. Но если скажете, разберу…
– Нет, спасибо. Я сама.
И побрела наверх, в спальню. Теперь там новая мебель, можно оставаться на ночь. Сил не было, Алька ловила себя на том, что еле волочит ноги. Поднялась по лестнице, осторожно заглянула внутрь комнаты. Где-то глубоко теплилась надежда, что Мариус все же там – но его не было. Алька вздохнула и принялась раздеваться. Ей казалось, что нужно что-то предпринять, как-то исправить происходящее. Освободить Авельрона. Но что она могла сделать? Мариус… он считает, что поступил правильно, так, как нужно. А она… что она с этим сделает? Да ничего… наверное…
Зря она разобиделась. А теперь вот он куда-то ушел, и не торопится к ней, думает, что поссорились. И мириться первым не захочет.
Алька вздохнула, легла на кровать и свернулась калачиком под одеялом. Оказывается, она очень устала за день, хоть ничего сложного и не делала. Наверное, надо было пойти и разыскать Мариуса. И так непривычно одной. Не хватает его, не хватает ощущения мускулистого горячего тела рядом. Взгляда его не хватает, теплого, от которого душа поет сладостно, а сердце начинает стучать чаще.
…Она проснулась, словно от толчка, и увидела, что темнота за окном постепенно наливается молоком. Рядом с кроватью стоял Мариус, расстегивал рубашку.
– А, маленькая, прости. Разбудил тебя.
Алька молча смотрела. Он не спал всю ночь. Спросить, чем занимался? Наверняка возился с документами, разбирал бумаги в кабинете. Может быть, занимался магическими исследованиями…
Мариус скинул рубашку, Альке в глаза бросился широкий бугристый шрам через грудь наискосок. Затем снял брюки, аккуратно повесил их на спинку стула и, оставшись в белье, сел на край кровати. Посидел молча, уронив голову в ладони. И тут словно тысячью острых осколков взорвалось в сознании – что ж ты, Алька, молчишь? Вот он, твой любимый мужчина. Чтобы он не сделал – все равно любимый, глупо это отрицать, и уж тем более глупо себя за это корить. А ты ведешь себя как безмозглая курица, позволяешь чему-то стать между вами… Он ведь обещал, что с Авельроном все будет в порядке.
Алька на четвереньках подобралась к Мариусу со спины, обняла за напряженные плечи, приникла щекой к спине, ощущая биение его сердца. И улыбнулась, когда его ладонь накрыла ее руку. Оказывается, она успела соскучиться.
– Почему ты так поздно? – прошептала Алька, – тебе скоро снова вставать…
– Разбирал бумаги в кабинете. Ты все еще злишься, маленькая птичка?
Она задумалась.
И снова не знала, что и сказать.
– Верь мне, – прошептал Мариус, – постарайся просто мне поверить. Все будет хорошо, если мы поведем себя правильно. И Авельрон не пострадает, клянусь.
– Я хочу его увидеть.
– Хорошо. Очень скоро, обещаю. Только вот улажу все срочные дела… А еще мы приглашены на королевский бал. Так что тебе придется заняться подбором платья.
– А нельзя не пойти? – она плотнее приникла к Мариусу. Так хотелось спрятаться за ним от всего мира, но, видно, не получится.
– Нельзя, – он вздохнул, поглаживая ее пальцы, – увы.
Потом повернулся, лег набок, глядя на нее.
– Знаешь, меня не покидает ощущение, что мы упускаем что-то важное, – сказал тихо, – но, Алечка, самое важное – это то, что мы с тобой вместе. Я не для того перевернул все с ног на голову, чтобы от тебя отказаться. Придется тебе с этим смириться.
* * *
Утро…
Оно оказалось неожиданно прекрасным.
Началось с того, что кто-то большой тяжело прыгнул на кровать. Алька подскочила с визгом, и тут же была повалена обратно. Тиберик, неведомо откуда появившийся в их спальне, обхватил ее руками за плечи.
– Алечка.
– Тиб? – она прочистила горло, – откуда…
Плечистый силуэт загородил окно. Мариус, умытый, причесанный, одетый по форме Надзора, присел на широкий подоконник и тихо посмеивался, глядя на нее. Такой родной, темные пряди падают на лоб, и в глазах смешливые искорки, и брови с изломом приподняты, отчего вид у Мариуса совершенно злодейский – но она-то знает, что это не так на самом деле.
– За мной ниат Эльдор пришел, – тем временем сообщил Тиб, прилипнув к плечу.
Сквозь тонкую ткань сорочки по руке разливалось тепло от его щеки, от его маленьких, но уже таких крепких пальцев.
– Тиб, – она быстро проглотила подступившие слезы, – миленький, дай я на тебя посмотрю.
У Тиберика был довольный, сытый и ухоженный вид. Понятно, что в школе Фирса ему хорошо. Когда все плохо… Алька знала, когда плохо – когда они жили вдвоем и голодали.
– Ниата Эльдор, пора вставать, – добродушно сказал Мариус, – я наведался на кухню, Аманда уже приготовила завтрак, да и все позавтракали, только мы остались. А потом у нас много дел.
И, в ответ на недоумевающий взгляд Альки принялся перечислять:
– Во-первых, тебе надо отправиться в магазин готового платья и что-нибудь купить для Телоры и ее дочки. Мы в это время с Тибом заглянем к одному артефактору, посмотрим, что появилось в продаже после падения Пелены. А потом мы все пойдем в парк. Ты ведь никогда не была в эрифрейском парке, Алайна?
Она мотнула головой. Нет, конечно же. Но слышала как-то, что эрифрейский парк признан одним из чудес земель Порядка.
– Спасибо.
Алька села, свесив ноги с кровати. Поймала взгляд Мариуса и поняла, что это тот самый "нитковыдирательный" взгляд, о котором ей толковала Эжени. О-о, взгляд Мариуса буквально снимал с нее сорочку, полосуя в ленточки, и Алька, сообразив, что за мысли бродят в голове магистра, начала краснеть.
– Тиберик, – вкрадчиво позвал Мариус, – пойдем на кухню. Алечке нужно одеться.
Тиб, с видимым сожалением отлепившись от нее, бодро влез в свои башмаки и потрусил к выходу из комнаты. Мариус, выходя следом, подмигнул – от этого Альку вообще бросило в жар.
А потом она рассмеялась от счастья и принялась быстро собираться. Побежала трусцой в ванную комнату, поплескала в лицо водой, глянула на себя в зеркало – щеки раскраснелись, глаза блестят. Потом торопливо почистила зубы, вернулась в комнату, сменила сорочку, натянула теплые чулки, влезла в платье, отбросив корсет, и была готова – хоть в парк, хоть в магазин, хоть в Земли-за-Пеленой, лишь бы только с ним.
Мариус ждал ее на кухне. Он сидел за столом, прихлебывая обжигающе-горячий кофе. Рядом стояла тарелочка с маленькими круглыми печеньками, пухлыми, лимонно-желтыми, словно горка маленьких солнышек. Алька взяла свою кружку, села напротив – он тут же подвинул тарелочку на середину.
– Давай поедим в "Королевской орхидее", – сказал просто.
Алька кивнула.
– Давай.
И принялась за свой кофе, который был горький-прегорький, какой обычно и пил сам Мариус. Но печеньки были сладкими, так что… вполне терпимо.
– Сначала одежду для Телоры и Ливы, – продолжил он.
Алька постоянно чувствовала на себе его жадный, голодный взгляд и, понимая, что этот взгляд означает, ощущала разливающийся под кожей жар.
Но мужественно допила кофе, встала, разгладила подол платья. Мариус галантно подал ей руку – от прикосновения пальцы стало покалывать, а в голове воцарилась легкость.
– Идем, птичка.
Телора и Лива уже ждали их рядом с экипажем Надзора, черным, очень внушительных размеров, и Алька подумала, что – да, одежда в первую очередь. Они снова были в каких-то стоптанных башмаках, на Телоре болталось старое платье Аманды, а Лива по-прежнему куталась в одеяло. Правда, у нее появился воротник – белоснежный, пушистый, с черными глазами-бусинами и крыльями, которые были аккуратно сложены и прижаты к спине. Судя по всему, воротник ни в какую не пожелал остаться дома.
– Кто это у нее? – Тиб дернул Альку за руку, – я никогда такого не видел.
– Думаю, Лива даст его тебе подержать, так ведь?
Лива окинула Тиба подозрительным взглядом и ожидаемо ничего не сказала. Тиберик только крепче взял Альку за руку, не сводя глаз с дивной зверушки.
– Давайте, располагайтесь, – поторопил Мариус.
– Ниат Эльдор… мы что, все вместе поедем? – Телора с опаской посмотрела на распахнутую дверь.
Мариус пожал плечами.
– Можешь бежать следом, если так больше нравится.
А сам поднял Ливу под мышки и поставил ее уже на пол экипажа.
– Ну, давайте, все по очереди.
В черных глазенках Ливы появилось отчаяние, она протянула из-под одеяла руку к Телоре.
– Да, конечно, – пробормотала женщина, – простите меня… простите, ниат Эльдор, простите, ваше высочество.
– Узнала, значит, – хмыкнул Мариус, – но об этом помалкивай. Алайна простит, если ты будешь обращаться к ней просто "ниата Эльдор". А вот если из-за "высочества" подставишь Алечку под удар – этого не прощу уже я.
Телора растерянно моргнула, затем быстро присела в некоем подобии реверанса и спешно нырнула внутрь.
Потом туда же забралась Алька, Тиберик расположился рядом. Мариус сел напротив, Лива оказалась как раз между ним и Телорой. Экипаж тронулся и бодро покатился вперед. Алька смотрела на Мариуса. В полутьме экипажа он казался бледнее обычного, глаза как провалы в бесконечность. И при этом он казался совершенно, просто нереально красивым. Обнять его, прижаться всем телом и целовать. Почувствовать вкус его жестких, но таких чувственных губ, разгладить вот этот белый шрам, пересекший бровь, зарыться пальцами в короткие, жесткие волосы…
Видимо, что-то такое отразилось у нее на лице, потому что Мариус выразительно-удивленно приподнял брови. Алька стиснула руки и, отвернувшись, принялась смотреть в окно.
В конце концов, она толком не видела Эрифреи.
…А посмотреть было на что.
Мимо окна проплывали великолепные дома, по большей части трехэтажные. Фасады были светлыми, либо облицованными песчаником, либо оштукатуренные, а потом окрашенные – в голубой, салатово-зеленый, слоновой кости. Фасады, парадные подъезды украшали мраморные статуи, чего Алька в Роутоне отродясь не видела. Ряды окон блестели чистыми стеклами, и вокруг этого изысканного великолепия были разбиты клумбы. Несмотря на то, что стояла зима, всюду зеленела трава, да еще кипарисы, и вечно-зеленый плющ.
Выехав из жилых кварталов, экипаж покатился дальше по широкой мощеной улице, и у Альки дух захватило от открывшегося зрелища. Снова богатые дома, притиснутые боками друг к другу. Только на первых этажах – магазины, с огромными просто витринами. Внутри были развешаны гирлянды с цветными лайтерами, стояли манекены с готовым платьем. Или, если не платья, то обязательно золоченые сундучки и вазы с конфетами, или тысяча сортов резных свечей всех цветов и размеров, или выставленные напоказ отрезы ткани.
И, конечно же, люди.
Их здесь было намного больше, чем в Роутоне. Просто ужасающе больше.
Они спешили, суетились – или наоборот, спокойно прогуливались по широким тротуарам. Пышно разодетые ниаты, скромные фье. У Альки в глазах запестрило от количества людей. Там, в Роутоне, их никогда не собиралось столько в одном месте. И это пугало, сбивало с толку и одновременно завораживало. Каково это, стать частицей этой пестрой столичной карусели?
Потом экипаж остановился напротив большого магазина готовой одежды, на который – как поняла Алька – Телора взирала со священным ужасом. Мариус невозмутимо подал всем руку, помогая выбраться из экипажа, затем поманил к себе Тиба – и тот радостно повис на нем.
"Как будто он ему отец", – снова подумала Алька.
Но об этом она уже не думала с раздражением, как раньше.
Просто… с легкой грустью.
И если Тиберик чувствует в магистре Надзора родную душу, то пусть будет счастлив. Он это заслужил, они это заслужили.
– Алайна, – Мариус смотрел на нее, улыбаясь, – в вашем распоряжении два часа. – Достал из внутреннего кармана сюртука часы на цепочке, глянул на циферблат. – За эти два часа тебе, как хозяйке дома, придется одеть Телору и Ливу. Так, чтоб до весны они ни в чем не нуждались. Экипаж будет ждать здесь, напротив входа. А потом мы поедем в парк.
Он смотрел на нее… так… непередаваемо нежно, что Альке сию же минуту захотелось отбросить все приличия, повиснуть на шее у Мариуса, а потом уединиться где-нибудь, чтобы подарить ему как минимум тысячу поцелуев. Именно такие чувства он и вызывал у нее, и казался – нет, был, – самым красивым мужчиной из всех, кто когда-либо ходили по этой земле.
"Мой, – мелькнула внезапная мысль, – просто он – мой, и поэтому мы так близки…"
И тут же словно холодком потянуло: близки ли?..
Эх, знать бы, что у него на уме… Все равно ведь поступит так, как сочтет нужным. А она – ну, просто жена. Даже не жена еще, любовница, вот как это называется.
Впрочем, Алька не собиралась портить себе настроение, и потому с высоко поднятой головой и подпрыгивающим от ответного взгляда Мариуса сердцем вошла в магазин. Обернулась в окно – Тиб шел с Мариусом за руку, весело подпрыгивая, задрав лицо вверх. Кажется, они о чем-то разговаривали…
Алька с умилением вздохнула и повернулась к своим подопечным. Телора взирала на нее с благоговением, Лива – с интересом. Пушистик на ее плече замер, моргая большими блестящими глазищами. Хвост с пушной кисточкой на конце выписывал восьмерки.
…Потом они с пользой провели те самые два часа, что отвел им Мариус.
В результате Алька устала, как будто только что перемыла всю посуду из серванта, но зато Лива была одета, тепло и хорошо, и Телора обзавелась приличным платьем, приятного шоколадного цвета в мелкий белый горошек. Поверх был наброшен редингот в тон. И обувь купили на зиму. Ну, и пакетов с нижним бельем никто не отменял.
Мариус пришел чуть раньше, осторожно заглянул в магазин, затем, поняв, что покупки завершены, расплатился. Телора все порывалась незаметно опуститься на колени, но Мариус, заметив это, сердито фыркнул и тем самым пресек все попытки.
И они, забравшись в экипаж, отправились дальше, в парк.
Центральный парк Эрифреи, рассказывал Мариус, был разбит неподалеку от дворцовой площади, и само его существование, как ни странно, вызывало недовольство многих ниатов королевского двора. Вернее, как раз странного в этом ничего не было: при дороговизне земли в Эрифрее оставлять такой участок под парк казалось кощунством. Желающих отхватить от парка кусок земли тоже было предостаточно, однако все они обламывали зубы о закон, изданный одним из первых королей Земель Порядка – и парк продолжал радовать эрифрейцев тенью и живой прохладой большого пруда.
– Там много всяких магических чудес, – рассказывал Мариус, – не просто так парк называют одним из чудес Земель Порядка. Он буквально напичкан артефактами, малыми и большими. Конечно, трогать их не рекомендуется, но смотреть можно сколько угодно. Насколько мне известно, для поддержания всего этого богатства в рабочем состоянии у его величества есть целое подразделение артефакторов, лучших в гильдии…
Он умолк на минуту, о чем-то задумавшись, затем обвел взглядом притихших Альку, Тиба, Телору с Ливой.
– Там будет очень интересно, вот увидите.
И он не обманул.
Эрифрейский парк превзошел все ожидания. Даже зимой, когда деревья уныло чернеют в дымке, когда приходится обходить лужи, да и вообще ступать очень аккуратно, чтоб не поскользнуться на тонком, тающем льду. Сразу за ажурными воротами начиналась широкая аллея. По обе ее стороны были высажены вечнозеленые кипарисы, стриженные в форме изящных пирамидок, а чуть дальше росли старые вязы. Аллея упиралась в "крутящийся фонтан": из центра била мощная водяная струя, а вокруг нее летали, вились шарики из разноцветного стекла, каждый их которых, в свою очередь, выплевывал тонкую струйку воды.
– Ух ты, – только и выдохнул Тиберик.
Он оглянулся на Ливу, потом схватил ее за руку.
– Пойдем ближе, посмотрим?
Девочка колебалась недолго, прикусив губу, а потом, бросив настороженный взгляд на мать, все же пошла. Дети стали у самого бортика фонтана, а Алька тихонько подошла к Мариусу и взяла его за руку. Пожалуй, впервые она немного жалела о том, что они взяли с собой Тиба. Ей хотелось побыть перед этим чудом Эрифреи наедине с Мариусом, вот просто так стоять и думать, каждый о своем, но при этом чувствуя друг друга.
– Это артефакт? – спросила она тихонько, – артефакты работают после того, как пала Пелена?
– Работают, – сильные пальцы Мариуса нежно погладили по тыльной стороне ладони, – оказалось, необходима только небольшая коррекция. Ну что, идем дальше?
В парке было людно, впрочем, как и в городе.
Вскоре Тиберик и Лива принялись бегать по дорожкам, то удаляясь и почти теряясь среди посетителей парка, то возвращаясь. Пушистый дракон вцепился в воротник Ливы мертвой хваткой, улетать и не думал. А сама девочка, пожалуй, начинала возвращаться к жизни: щеки раскраснелись, она даже улыбнулась пару раз.
Потом они вышли на круглую площадку, и Алька увидела презанятную штуку: большой, в два человеческих роста стеклянный шар. Внутри была маленькая аккуратная избушка, деревянный сруб, какие строили только вблизи от леса. А еще внутри, кружась и поблескивая, падали крупные хлопья снега. Они возникали из ниоткуда где-то под сводами стеклянной сферы, падали и падали – на крышу домика, на резные наличники, на маленькие серебристые елочки вокруг. Снега было так много, что домик утопал в сугробах – и вместе с тем снега больше не становилось.
– В Эрифрее почти не бывает снега, – улыбаясь, пояснил Мариус, – этот артефакт сделали специально для детей. Здесь и летом падает снег, и сугробы. А если мы пойдем чуть дальше, то попадем в Снежный город…
– Да-да, идемте, – восторженно пропищал Тиб.
– Идем? – тихо спросила Алька.
– Идем, – он пожал плечами, – сейчас будет, чем занять мелких, а заодно Телору.
И окинул Альку весьма коварным взглядом, от которого ее бросило в дрожь.
Свернув направо от снежной сферы, они прошли совсем немного – и уперлись в ворота, как будто сделанные из льда. По обе стороны от ворот тянулся высокий забор, тоже как будто сложенный из ледяных дощечек. И, пока Алька, Телора и дети с открытыми ртами глазели на это магическое великолепие, Мариус решительно шагнул вперед, толкнул одну створку и поманил за собой.
Алька, шагнув "на ту сторону", только и смогла, что поднять глаза к небу в попытке увидеть, откуда падали снежные хлопья. Такие же, как в стеклянном шаре – только здесь их можно было потрогать, убедиться в том, что они самые что ни на есть настоящие. Забыв на миг, как дышать, Алька смотрела, как тают снежинки на ладони. Потом глянула на Мариуса, а он терпеливо пояснил:
