Текст книги "Дочь палача и ведьмак"

Автор книги: Оливер Пётч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Бормоча рецепты на латыни, палач с силой постучал в дверь. Вскоре кто-то сдвинул в сторону засов, и толстый стражник выпустил Куизля.

– Ну, признался он? – с любопытством спросил толстяк. – Правда, что он заколол двух послушников, развеял в прах часовщика и сношался с автоматом?

Куизль остановился и уставился из-под капюшона на караульных: и у того и у другого возникло вдруг чувство, что стоит перед ними никакой не исповедник, а сама смерть.

– Дьявол искушает человека в самых разных обличьях, – ответил палач ворчливым голосом. – Но зачастую он является в обычном одеянии. Ему не нужны ни сера, ни рога, ни копыта. И, бога ради, ему не обязательно сношаться с автоматами, безмозглые вы бараны. Насколько вообще простирается ваша тупость?

Не сказав больше ни слова, Куизль растворился в звездной ночи.

* * *

Симон тем временем был на пути в царство мертвых.

Сначала лекарь ненадолго заглянул к больным паломникам во флигеле, которые по-прежнему находились под опекой Шреефогля. Молодой патриций на удивление хорошо справлялся с возложенной на него задачей и привлек к работе еще несколько шонгауцев. Импровизированный лазарет погрузился теперь в беспокойный сон, лишь изредка прерываемый стонами и кашлем. От последствий лихорадки между тем умерли две пожилые женщины, а лекарь так и не мог сказать, что являлось причиной болезни. Все начиналось с усталости и головной боли, позже к этому прибавлялись жар и понос. Кроме того, заражались ею в одинаковой мере все – и взрослые, и старики, и дети.

Симон невольно подумал о собственных детях. Но, отбросив эти мысли, сосредоточился на том, что ему предстояло. Он решил еще раз осмотреть убитых послушников. А уж с утра можно было позаботиться и о живых.

С щемящим сердцем лекарь спустился по крутой лестнице в пивной погреб. Попасть сюда можно было через пристройку, расположенную возле пивоварни. В царящей под каменными сводами прохладе не верилось, что наверху уже наступило лето. Здесь, в скальных недрах горы, на протяжении двухсот лет хранили пиво, которое не получалось варить в жаркие месяцы. Симон поднял ворот плаща и все равно дрожал от холода.

Прохлада в коридорах и подвалах Андекса служила не только для хранения пива и припасов – зачастую здесь находили временное пристанище и покойники, прежде чем их похоронят на кладбище. С трупами послушников поступили именно так: в первую очередь для того, чтобы избежать всякого волнения до Праздника трех причастий. Погребение жертв предполагаемого ведьмака и убийцы наверняка вызвало бы среди паломников ужаснейшие толки. Но, едва спустившись в подвал, Симон почувствовал, что больше откладывать похороны нельзя.

Он пошел на запах, минуя громадные плесневелые бочки, расставленные вдоль ниш, вырубленных в камне. С потолка капала вода и собиралась в лужи на утоптанном земляном полу. Лекарь шагал с вытянутым перед собой факелом, и шаги его гулко отдавались от стен. Где-то пищали мыши.

Наконец он дошел до конца коридора. В левом углу вместо бочки стоял обшарпанный стол, и на нем лежали два накрытых белой материей тела. Симон сделал глубокий вдох, затем вставил факел в одну из трещин в скале и откинул первое полотнище.

Вонь поднялась такая, что лекарь отвернулся на секунду-другую, чтобы его не вывернуло. Наконец он снова взглянул на труп.

Это был Келестин, подручный аптекаря, Симон уже осматривал его два дня назад. За это время окоченение спало, и в тех местах, куда подтекла кровь, расползлись фиолетовые пятна. Но шишка на затылке еще хорошо прощупывалась. Симон не сомневался, что неизвестный сначала ударил послушника, а затем утопил.

Не обнаружив ничего нового, лекарь откинул второе покрывало. Он уже более-менее свыкся со зловонием, но при виде мертвого Виталиса покрылся испариной. Такой красивый когда-то подмастерье теперь выглядел так, словно побывал в когтях самого Цербера. Голова повернута под неестественным углом, кожа на спине и ногах обуглилась, а правая рука обгорела настолько, что несколько пальцев, судя по всему, отвалились. От трупа и сейчас исходил едкий запах гари.

Симон задавался вопросом, что за сила способна была породить такое пламя. Лет десять назад он уже видел труп казненного на костре преступника, но тогда тело, съежившееся до размеров детского, обгорело равномерно и полностью. А здесь огонь бушевал, по всей вероятности, лишь на спине, ягодицах и задней поверхности бедер. Симон склонился над трупом и постучал пальцем по твердому черному мясу.

Вдруг он насторожился: в нескольких местах к коже пристал белый порошок, происхождение которого лекарь объяснить не мог. Он поскреб его ногтем и поднес несколько крошек к носу; поморщился с отвращением. Порошок пах гнилым чесноком.

Что, если и вправду колдовство? Возможно ли нечто подобное?

Ощупав еще раз обугленную местами голову, Симон обнаружил через некоторое время трещину на затылке, примерно в том же месте, что и у бедного Келестина. Что, если и Виталиса ударили тем же способом? Или он ушибся при падении? А может, этот удар убил послушника прежде, чем его охватило это дьявольское пламя?

Только Симон собрался внимательнее осмотреть рану, как факел выпал вдруг из трещины и упал с шипением на пол. Последняя вспышка озарила своды, и в погребе воцарилась кромешная тьма.

– Черт!

Симон ухватился за стол, чтобы не потерять чувство пространства, задел рукой холодное тело Келестина и невольно отпрянул. Отступил на шаг, споткнулся и сильно ударился головой о бочку. Грохот разнесся по подвалу, после чего снова воцарилась полная тишина.

Фронвизер почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Он не сомневался, что и без факела смог бы отыскать выход на поверхность. Но при мысли остаться в темном погребе наедине с двумя трупами ему стало немного не по себе. Симон осторожно поднялся и уже двинулся ощупью к выходу, но в следующий миг застыл на месте.

Один из трупов светился.

От тела юного Виталиса исходило странное зеленоватое свечение. Очень слабое, как у светлячка, и все же оно окутывало труп зловещим сиянием, при виде которого у Симона волосы встали дыбом.

Скованный страхом и вместе с тем очарованный, Симон не мог отвести взгляд от светящегося трупа, как вдруг по другую сторону стола что-то громыхнуло. Словно где-то в недрах горы пробуждался каменный голем.

Для молодого лекаря это оказалось слишком. Он отступил на пару шагов, затем развернулся и бросился, объятый ужасом, к выходу. Снова что-то стукнуло. Симон споткнулся, тут же вскочил и врезался головой в дверь. Не чувствуя боли, он отчаянно шарил в поисках ручки, а отыскав ее, выскочил наконец к лестнице: сверху блекло струился лунный свет. Обернувшись напоследок, он снова увидел свечение в глубине подвала, после чего устремился к поверхности и не останавливался до тех пор, пока не оказался возле пивоварни – под усеянным звездами небом.

Он вернулся в мир живых.

* * *

Прошло немало времени, пока Симон не успокоился настолько, чтобы соображать более-менее рассудительно. Что, если он и вправду стал свидетелем колдовства? Разум его изо всех сил старался воспротивиться этой мысли, но, с другой стороны, светящийся труп даже ученому лекарю оказался не по плечу. А что там гремело внизу? Неужели мертвые восстали, чтобы отомстить своему убийце?

Симон чувствовал, что нельзя так сразу возвращаться к Магдалене и детям, для начала следовало хоть немного упорядочить мысли. Он с удовольствием выпил бы сейчас чашку любимого кофе, но в местном трактире этого восточного напитка пока, к сожалению, не знали. Кроме того, Симон не имел ни малейшего желания встретить там бургомистра Земера и его сынка. А Куизль наверняка еще с Непомуком в сыроварне. Так куда же теперь податься?

Он обвел взглядом окна монастыря, частью еще освещенные, и тотчас подумал о месте, где почувствовал бы себя в относительной безопасности и, быть может, прояснил бы что-нибудь для себя.

Библиотека.

Симон с юности любил книги. Они казались ему межевыми камнями, разделяющими мир на светлую и темную стороны. Быть может, и в этот раз книги вернут его к свету. В них многому находилось объяснение – возможно, таковое нашлось бы и сияющим зеленым светом покойникам. Симон решительно кивнул. А если кто-нибудь застанет его в библиотеке, он просто скажет, что еще работает над отчетом для настоятеля.

Фронвизер вернулся к главному зданию, еще не запертому в это время, и поднялся по широким ступеням на третий этаж, в восточное крыло. Длинный коридор привел его к высоким двустворчатым дверям.

Симон с благоговением открыл их – и словно заглянул в рай.

Вдоль стен до самого потолка тянулись полки из орешника, сплошь заставленные книгами: толстые запыленные фолианты из пергамента, более новые тома из бумаги и тонкие тетради, связанные красными лентами. Некоторые из корешков были украшены позолотой, другие подписаны тонкими каракулями или же просто переплетены в кожу. Вся комната пропахла благородным деревом, пылью и тем неопределимым запахом, который источали чернила и старый пергамент.

Симон невольно сглотнул. Такое количество книг он видел лишь однажды, в монастыре Штайнгадена, да и было это очень давно. В Андексе хранилось, вероятно, столько знаний, сколько не набралось бы во всем Пфаффенвинкеле.

Лекарь медленно двинулся вдоль полок, выхватывая взглядом отдельные заглавия. Он обнаружил «Великое врачевание» Парацельса, а рядом с ним пятитомное собрание Диоскорида «О лекарственных веществах». Симон принялся бесцельно его листать, но вскоре понял, что ничего таким образом не найдет. Он отложил увесистый том и снова стал обходить ряды книг.

На краю одной из полок Фронвизер натолкнулся, к величайшей своей радости, на неприметную книжку, речь в которой шла, по-видимому, об истории монастыря Андекса. Симон понимал, что ничего касательно светящихся трупов в ней не найдет. Но события минувших дней ясно показали, что монастырь этот хранил далеко не одну тайну. Быть может, объяснение всех странных происшествий отыщется в прошлом обители.

Поразмыслив немного, Симон взял переплетенный в кожу томик и устроился в мягком кресле за массивным столом. Он и сам не знал, почему выбрал именно эту книгу; написана она была на старинной, несколько вычурной латыни, так что лекарь не сразу приноровился. Но прерванной учебы в университете Ингольштадта хватило, по крайней мере, на то, чтобы через некоторое время он читал книгу уже более-менее бегло.

Странным образом хроника начиналась не с основания монастыря, как того следовало ожидать, а гораздо раньше. Симон узнал, что прежде на Святой горе стояла крепость графов династии Андекс, разрушенная их соперниками Виттельсбахами. Графы Андексские составляли, вероятно, могущественную династию, под властью которой находилась большая часть Баварии и даже часть Южного Тироля. Но затем Бавария оказалась под властью Виттельсбахов.

В хронике на этот счет говорилось лишь о низком и подлом предательстве, но о подробностях умалчивалось. Симон невольно вспомнил о графе Вартенберге, который сидел вчера в трактире с Земерами. Вартенберг тоже принадлежал к одной из ветвей рода Виттельсбахов, и толстый келарь упоминал, что у графа хранился третий ключ. Что еще за третий ключ, будь он неладен? Симон вздохнул. Чем глубже он вникал в это дело, тем сложнее оно становилось.

Тут послышался шорох, и Фронвизер вздрогнул. Высокая дверь приоткрылась, и в библиотеку вошел сгорбленный брат Бенедикт. Увидев лекаря, старый библиотекарь на мгновение растерялся, но к нему тут же вернулось прежнее его высокомерие.

– А вы что здесь забыли? – проскрипел он. – В библиотеку допускаются только монахи.

– Я знаю, – смущенно ответил Симон. – Но настоятель позволил мне пользоваться библиотекой при составлении отчетов об этих странных убийствах. Он полагает, что здесь мне легче будет докопаться до истины. Ведь такое собрание работ по медицине, как у вас, вряд ли где сыщется.

Лекарь лгал самым наглым образом, однако он полагал, что у настоятеля было множество других забот, чтобы изобличать кого-то еще и в вынужденной лжи.

Библиотекарь, похоже, и вправду купился на отговорку Симона.

– Знания бенедиктинцев в области медицины действительно не имеют себе равных, – с гордостью сказал он. – Они восходят к древним познаниям вавилонян, египтян и греков. Именно мы на протяжении столетий сохраняем сведения о ядах и целебных растениях, диагнозах и методах лечения. Наверняка вы уже отыскали «Естественную историю» Плиния Старшего?

– Ээ… признаться, нет еще.

– Ты посмотри-ка… Насколько я знаю, Андексская хроника к медицине отношения не имеет. – Брат Бенедикт как раз подошел к столу и с недоверием взглянул на книгу, которую листал Симон.

Лекарь улыбнулся столь дружелюбно, словно своей улыбкой хотел растопить лед.

– Простите, но я просто не смог пересилить любопытство. Мне все-таки нечасто выпадает возможность побывать в столь величественном сооружении. Сколько уж лет этому монастырю?

– Около двухсот лет, – злобно ответил библиотекарь. – Основали его августинские каноники, но вскоре здесь обосновались бенедиктинцы.

– В самом деле? А я полагал, что здание много старше. Все эти подвалы, ветхие стены…

– Когда-то здесь стояли крепость и часовня, – признался монах. – В церквушке хранились святыни и три святые облатки. Но от нее ничего уже не осталось.

– А где теперь святые облатки? – с любопытством спросил Симон. – Через несколько дней их все-таки покажут тысячам паломников.

Брат Бенедикт продолжал взирать на него с недоверием.

– Ну, где же еще? В Святой обители под надежным замком, разумеется. И пробудут там вплоть до воскресенья. Только потом их покажут с эркера богомольцам.

– Вам не кажется странным, что оба ужасных убийства и все прочие происшествия случились перед самым праздником? – тихо проговорил Симон. – Как будто кто-то специально хочет, чтобы тот не состоялся.

– Праздник состоится, в этом не сомневайтесь. – Старый монах, как показалось Симону, оробел на мгновение, но тут же подобрался. – Не одну сотню лет святые облатки показывают народу именно в этот день, – пробормотал он. – Они пережили пожары, набеги и Большую войну; устоят и перед проклятым колдовством. Никто не сможет их похитить, не говоря уж о том, чтобы уничтожить с помощью чар.

Библиотекарь выпрямился, и глаза его засверкали, точно он произносил древнее заклинание.

– Вход в Святую обитель заперт тремя ключами. Открыть ее могут лишь настоятель, приор и Виттельсбах, собравшись вместе. Так что облатки под надежной защитой. Не тревожьтесь, никто не сможет сорвать священную церемонию.

Симон вздрогнул. Он снова подумал о том, что рассказывала ему Магдалена.

У Виттельсбаха хранится третий ключ…

Ведь Магдалена заметила, что во время службы настоятель был очень взволнован. А после он вместе с приором и графом Вартенбергом скрылся в часовне. Что, если убийства действительно как-то связаны со святыми облатками?

– Боюсь, вам придется продолжить ваши медицинские изыскания завтра, – прервал библиотекарь мысли Симона. – Я запираю помещения, и как по мне, так заниматься бы вам лучше больными, а этого сатаниста-аптекаря передать судье Вайльхайма. – Он зашаркал к выходу. – Брату Маурусу давно уже следовало вызвать судью. Слухи слухами, но и колдуна в священных стенах далее держать никак нельзя. Дело это нужно уладить по возможности скорее.

– Что касается колдовства… – заметил Симон. – Брат Экхарт говорил в этой связи про голема. У вас, случайно, нет книги о них?

Библиотекарь резко остановился и развернулся к лекарю.

– Разве я не сказал вам, чтобы вы лучше занимались больными? – прорычал он. – Но раз уж вы спросили, то да, такая книга имеется.

– Хм… а можно мне ее посмотреть?

Губы монаха растянулись в тонкой улыбке.

– К сожалению, это невозможно. Ее сейчас взял сам настоятель.

Симон старался не подать виду, но все же легонько вздрогнул.

«Еврейская книга на столе у настоятеля! – пронеслось у него в голове. – Это книга о заклинании голема!»

– Вы правы. – Фронвизер вздохнул и, пожав плечами, поднялся. – Мне следует позаботиться о пациентах.

Он решил не рассказывать библиотекарю о своем странном открытии в пивном погребе. Что-то подсказывало лекарю, что этому старику доверять не стоило. Да здесь вообще никому доверять не стоит.

– Это дело инквизиционного суда, – признал он со смирением. – Я им слишком уж увлекся. В любом случае спасибо за разъяснения.

Так, чтобы монах не заметил, Симон быстро спрятал Андексскую хронику под полу сюртука и направился к выходу. Слова библиотекаря пробудили в нем острое желание узнать побольше о прошлом монастыря. Он решительно сжал кулаки, а сам при этом тупо улыбался, следуя за монахом по коридору. Уж такова была натура молодого человека: любопытство его возрастало тем более, если ему это любопытство не давали удовлетворить.

Что за тайна сокрыта в этих стенах? Или под ними?

На негнущихся ногах Симон осторожно спустился по лестнице, а библиотекарь провожал его недоверчивым взглядом. И только на улице лекарь позволил себе вздохнуть с облегчением. Сердце его бешено колотилось. Он вынул хронику и вытер кожаную обложку, мокрую от своего же пота.

По крайней мере, будет что почитать сегодняшней ночью.

* * *

Уложив детей спать, Магдалена, усталая после напряженного дня, сидела в доме Михаэля Греца и задумчиво помешивала пряное вино в кружке. Почти целый час ей пришлось напевать колыбельные, отчего голос у нее сел. Особенно Петер никак не желал успокаиваться и все время что-нибудь требовал от матери. После нескольких дней разлуки дети пристали к ней, как репьи. По крайней мере, тошнота немного прошла, хотя живот временами еще сводило.

Магдалена с удовольствием поделилась бы с мужем своими опасениями, но Симон, как это нередко случалось, был полностью поглощен собственными мыслями и планами. Женщина тяжело вздохнула: ведь именно сейчас ей хотелось с кем-нибудь посоветоваться. Шею, в том месте, где ее оцарапала бесшумная пуля, по-прежнему стягивала повязка. И хотя рана хорошо заживала, страх, что этот незнакомец снова что-нибудь учинит, никуда не делся. А может, Симон прав и она сама все это выдумала? Что, если в башне она просто помешала какому-нибудь пьяному монаху? А выстрел во тьме – всего лишь рикошет из ружья охотника? И все это лишь глупые совпадения?

Магдалена задумчиво глотнула из кружки. Живодер Грец ушел в трактир Эрлинга выпить кружку-другую пива. Поэтому единственной ее отрадой был безмолвный помощник Маттиас, сидевший напротив нее на лавке. Магдалена в который раз уже подивилась наружности подмастерья. На вид ему было около двадцати, а сильные руки, черная, открытая спереди рубаха и рыжие волосы придавали ему сходство с представителями бродячего народа, что останавливались иногда и в Шонгау, пели песни и жонглировали.

Магдалена узнала от Греца, что рыжий подмастерье не мог говорить, потому что солдаты еще в его бытность мальчишкой отрезали ему язык. Поэтому она и не ждала от него каких-либо попыток с ней заговорить. И все же странно было сидеть в одной комнате с человеком, который смотрит на тебя, а сказать ничего не может.

– А ты не хочешь пойти и выпить с наставником? – спросила Магдалена, лишь бы не молчать. – День был трудный, и в горле у тебя наверняка пересохло.

Немой подмастерье помотал головой, издал какой-то сдавленный звук и показал на кружку Магдалены.

– Н-е-е-е… х-а-а-а-ш-о-о… – пролепетал он.

– Ты не пьешь? – переспросила Магдалена.

Маттиас счастливо улыбнулся, потому что его поняли.

– А почему?

Красивый рыжеволосый парень задумался на мгновение, затем лицо его скривилось в злобную гримасу, а пальцы оттопырились, точно когти.

Магдалена невольно посторонилась.

– Так ты этого не переносишь?

Маттиас вздохнул и закатил глаза, словно опьянел. Затем схватил кружку воды и осушил ее одним глотком.

– Аааа, – выдохнул он и погладил себя по животу, как после вкусной трапезы. – К-кус-е-е… м-о-о-га к-ку-е-е!

– Да, ты прав, – пробормотала Магдалена. – Иногда выпивка превращает мужчин в животных. Похотливых зверей или храпящих медведей.

Она засмеялась смущенно, а милый подмастерье откровенно ее разглядывал. Ей вдруг стало ужасно тесно в комнате; ее бросило в жар, и кровь прилила к лицу. Магдалена резко встала.

– Скажи-ка, – начала она нерешительно, – сможешь ты приглядеть немного за малышами? Я бы подышала воздухом, а раз уж ты не пойдешь в трактир…

Она улыбнулась, и Маттиас на мгновение растерялся. Он крепко задумался, и Магдалена поняла, что подмастерье хоть и был красавцем, однако сообразительностью не отличался. Но он все же кивнул, хотя предложение Магдалены не слишком-то его и воодушевило.

– Ну… тогда увидимся позже, – пробормотала она. – И спасибо тебе.

Дочь палача закуталась в платок и в следующую секунду уже стояла за дверью, наслаждаясь ночной прохладой. Она едва не рассмеялась над собой. И что с ней случилось такое? События минувших дней, видимо, так на нее подействовали, что даже немой подмастерье способен вывести ее из равновесия. Кроме того, дети измотали ее гораздо сильнее, чем показалось вначале. Тем более что отец их был занят куда более важными делами.

Магдалена вдохнула прохладный воздух и решила прогуляться к монастырю и поискать мужа. Ее злило, что Симон снова куда-то ушел, а она осталась возиться с детьми. И вообще, он давно уже должен был вернуться; быть может, она встретит его по пути.

Из трактира доносились песни пьяных мужчин. На полях вокруг деревни тут и там горели небольшие костры: многие паломники ночевали под открытым небом. У подножия Святой горы собрались уже несколько сотен человек.

Магдалена обошла костры и приветливые огни трактира и двинулась по крутому склону к монастырю. Стало заметно тише. Стены, на которых еще вчера они с Симоном сидели и грелись на солнце, казались теперь черной лентой на еще более темном фоне. За оградами справа и слева от дорожки что-то потрескивало, и один раз Магдалене даже послышались шаги. Она не останавливалась до тех пор, пока не оказалась на внутренней территории монастыря. Здесь также в отличие от дневной суеты царило необычайное спокойствие, лишь доносился откуда-то колокольный звон. Из монастырской таверны навстречу ей вышли двое пьяных, но даже они прошли мимо нее в полном молчании.

Наконец дочь палача дошла до площади перед церковью и огляделась в поисках Симона. И куда он запропастился? Ведь собирался же лишь ненадолго сходить с ее отцом к настоятелю, но прошло уже часа три, не меньше! Может, они вместе отправились в подвал к Непомуку?

Магдалена задумчиво оглядела груды камней и мешки с известью, разбросанные по всей площадке. Рабочие установили леса у стен и портала церкви, чтобы уже оттуда взяться за ремонт крыши. По доскам прошмыгнул кот, мяукая в поисках возлюбленной. Магдалена с улыбкой за ним проследила, пока он не забрался через щель в колокольню.

Женщина вдруг вспомнила, что так и не выяснила, что представляла собой та странная конструкция на верхней площадке. Может, взглянуть еще раз? Возможно, таким образом она выяснит, что падение с колокольни действительно было глупой случайностью.

Магдалена решительно приоткрыла дверь и юркнула внутрь. В церкви не было ни души. Она взяла одну из свечей, что дюжинами горели по алтарям, и осторожно поднялась на балюстраду. Оттуда на башню вела наскоро сколоченная витая лестница.

Дочь палача осторожно переставляла одну ногу за другой, стараясь по возможности держаться внутренней стороны. Темнота, по крайней мере, играла ей на руку – в том смысле, что в пламени свечи вдаль видно было лишь на несколько метров и не пришлось бороться с головокружением. Шаг за шагом Магдалена поднималась все выше, пока не добралась наконец до верхней площадки с тремя колоколами, осторожно подняла свечку и огляделась.

– Что за…

Магдалена зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.

Носилки с железными скобами исчезли. А с ними и железные стержни.

Чтобы удостовериться полностью, Магдалена обошла всю платформу, но странная конструкция действительно как в воздухе растворилась. Лишь кусок проволоки свисал с потолка и покачивался на ветру.

Магдалена выругалась вполголоса. Кто-то, должно быть, унес носилки в эти два дня! Теперь ей, наверное, ни за что не узнать, что это была за аппаратура. Она снова ругнулась и пнула по тяжелому колоколу, но тот даже не шелохнулся. Спустившись вниз, женщина вышла из церкви, не преминув при этом поклониться перед главным алтарем с двумя статуями Девы Марии.

«Прости, что так поздно, Пресвятая Богородица, – взмолилась она про себя. – Но тебе ведь и самой хочется узнать, что творится в собственной твоей колокольне. Или ты давно уже обо всем знаешь?»

Шагнув под леса перед главным входом, Магдалена вдруг почувствовала какое-то движение. В тот же миг на нее рухнуло что-то большое и тяжелое. В последний момент она отскочила в сторону и успела почувствовать, как по плечу скользнула бесформенная громадина. Что-то промелькнуло, и рядом с ней на пол грохнулся мешок извести; его содержимое рассыпалось по брусчатке.

Все произошло настолько быстро, что Магдалена и глазом моргнуть не успела. Сердце рвалось из груди, она прислонилась к опоре и уставилась на мешок; в ночное небо вздымалось облако пыли.

Может, и это всего лишь совпадение? Магдалена вполголоса кляла себя за идею пошастать по церкви в темноте. Будь оно неладно! Дома ее ждали два маленьких ребенка, а она выслеживает какого-то полоумного!

– Все в порядке?

Голос донесся справа: с той стороны, где располагался вход в церковь, к Магдалене приближался монах. Только когда он подошел к ней почти вплотную, Магдалена узнала наставника, брата Лаврентия.

– Я услыхал шум, – пояснил он. – Надеюсь, ничего не случилось? У вас лицо белое, как известь.

– С известью вы верно подметили, – просипела Магдалена и показала на разорванный мешок у себя под ногами. – Меня едва не пришибло этой вот громадиной.

Монах с беспокойством взглянул наверх.

– Должно быть, свалился с подмостков… Я говорил еще сегодня, что нужно установить ограждения. Как будто мало нам пришлось пережить в последнее время!

Он вздохнул, после чего строго взглянул на Магдалену:

– Да и вам не следует оставаться на площади в такое время. Что вы вообще тут делаете?

Как и вчерашним вечером в церкви, дочь палача обратила внимание на изящное лицо брата Лаврентия. Пальцы у него были длинные, в темноте поблескивали чистые ногти.

– Я… ищу своего мужа, – пробормотала она. – Цирюльника из Шонгау, который лечит здесь больных. Вы, случайно, не видели его?

Лицо монаха мгновенно преобразилось.

– А, цирюльник, что бесплатно выхаживает больных паломников? – переспросил он уже более дружелюбно. – Вот настоящий христианин. Не сомневайтесь, этим он обеспечит себе место на небесах.

– Спасибо, но мне кажется, ближайшее время он предпочел бы провести на земле. – Магдалена плотнее закуталась в платок. – А в вашем монастыре это не так уж и просто.

Наставник вздрогнул.

– Вы правы, – проговорил он неуверенно. – Это ужасные дни. Сначала юный Келестин, потом… – Голос у него дрогнул, и монах отвернулся.

– Вы, верно, были очень близки с послушником Виталисом? – спросила Магдалена с сочувствием.

Брат Лаврентий кивнул, поджав губы, и смог ответить лишь через некоторое время.

– Я здесь наставник над послушниками. Мне дороги все мои воспитанники, ведь я ответственен за обучение каждого. – Он вздохнул. – Но с Виталисом все было несколько иначе. Он был очень… чувствительным. Часто приходил ко мне по вечерам и делился своими заботами.

Монах заморгал, и Магдалена заметила, как по щекам его покатились слезы.

– А Виталис ссорился со своим учителем? – спросила она с любопытством.

Молодой наставник пожал плечами:

– Не знаю. Под конец Виталис был очень замкнутым – видимо, что-то произошло. В последнюю нашу встречу он, кажется, хотел в чем-то мне исповедоваться, но потом все-таки передумал. Это, наверное, Аврора нагнала на него страху.

– Аврора?

– Ну, автомат его учителя, – пояснил Лаврентий. – Виталис думал, что кукла оживает. Он часто рассказывал мне, что по ночам она двигается сама по себе, шипит и шепчет, прямо как живое существо. Ему казалось, что она следит за каждым его шагом.

Магдалену передернуло.

– Ужасное чувство.

– И вы так считаете? Виталис полагал, что кукла хранит какую-то страшную тайну. Вечером, накануне ужасного события, он сказал мне: «Она разорвет его насмерть. Его и всех нас». – Брат Лаврентий задумчиво покивал. – Именно так и сказал. Разорвет его насмерть… Что ж, похоже, предсказание его начало сбываться. Одному Богу известно, что учинило это создание над бедным Виталисом и его пропавшим учителем! – Он быстро перекрестился и отбил поклон. – Поздно уже, и до лауды[12]12
  Lauda – благодарственное песнопение (лат.).


[Закрыть] всего несколько часов. Будем молиться и надеяться, что скоро этому колдовству настанет конец. Храни вас Господь.

С этими словами наставник развернулся и скрылся в ночи.

Магдалена проводила глазами его тень, затем торопливо зашагала в сторону деревни. Она очень надеялась, что Симон уже вернулся. Ей уже было совсем не по себе в этом монастыре, а в голове по-прежнему звучала тихая мелодия автомата.

Пронзительным, неумолчным звоном колокольчиков.

* * *

Через полчаса Магдалена, ее отец и Симон собрались в доме живодера. Они сидели в натопленной комнате и размышляли. Палач закуривал уже третью трубку, и табачный дым клубился наперегонки с чадом от сырых дров в открытом очаге. Михаэль Грец так еще не вернулся из трактира, и его немой помощник тоже куда-то пропал – хотя Магдалена и просила его присмотреть за детьми. Но обстоятельство это играло им только на руку: все-таки им было теперь что обсудить.

– Эксперименты с молниями? – спросил в изумлении лекарь. – Ваш друг Непомук в самом деле изучал молнии?

Куизль кивнул и глубоко затянулся. Он так и не снял грязной монашеской рясы: она висела на нем мокрым мешком и, похоже, адски кололась.

– Он пытался направить молнию, – проворчал наконец палач, как следует почесавшись. – Мысль не такая уж и глупая, если вспомнить, сколько молний бьет в одном только Шонгау. Непомук протянул проволоку от колокольни до кладбища, и в нее действительно ударила молния. Правда, при этом вспыхнула сама колокольня.

– Постой-ка, – вмешалась Магдалена. – Позавчера, кроме проволоки, там были еще те странные носилки. Но когда я поднялась туда во второй раз, они уже исчезли. Одна лишь проволока свисала с потолка.

Дочь палача встретила Симона еще по дороге и решила пока не рассказывать об упавшем мешке ни ему, ни отцу. Она и сама уже не знала, приписывать ли свой постоянный страх перед покушениями собственному воображению. Теперь, в светлой комнате, все это казалось ей не более чем пустыми тревогами.