Текст книги "Последняя Утренняя Звезда"

Автор книги: Оливер Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
В Валеду

Его глаза открылись, как и в тот день в Годе, когда они впервые оказались в святилище Светоносицы. Он стоял рядом с Талассой. Они находились на большой площади, затененной тисами, по которой были разбросаны могилы. Бронзовый Воин тоже стоял рядом, возвышаясь над ними на тридцать футов. К северу он них поднималась огромная пирамида, ее ворота были открыты, внутри мелькали какие-то тени, пытающиеся убежать от яркого света: немертвые.

Их окружало кольцо гаснувшего огня, земля вокруг почернела и была обожжена: остатки кометы, которая принесла их сюда. Огонь перекинулся на некоторые из тисов, дым поднимался в воздух, закручиваясь вокруг верхних этажей зданий, нависавших над площадью. Они стояли на поле боя. На земле валялись трупы, в темных лужах крови мокли оранжевые и красные знамена Огня. Там и здесь вампиры со сломанными спинами безуспешно старались уползти в тень, чтобы убежать от встающего солнца, лучи которого уже осветили высокогорные пустоши и верхушки мрачных башен волшебников.

На восточной стороне площади стояла маленькая группа солдат. Их доспехи, точнее то, что от них осталось, были покрыты красными и золотыми знаками Ре; каждый из воинов казался почти мертвым: бледные, небритые лица, черные от грязи и сажи.

Все это они разглядели в долю секунды. Серые стены храма еще лежали во тьме, но, казалось, небо над ними продолжало сбрасывать с себя полотно ночи, обнажая красные метки рассвета и его золотой блеск. Черные края ночи улетали прочь к ярко-красным точкам, как если бы их тянули невидимые канаты. Появилось голубое небо, и потом, в первый раз за эти месяцы, что-то новое появилось над пустошами, лицо восходящего солнца, более яркое, чем при любом рассвете, который Уртред когда-либо видел. Наконец оно добрался до площади. Лучи ударили сверху, заискрились на мокрых остроконечных крышах нижнего города и воде в реке.

Крик вылетел из пределов храма, когда лучи попали на немертвых, и из открытых ворот повалил густой туман: все, что осталось от испарившихся тел вампиров. Крики продолжались еще несколько секунд, потом стихли, и на площади воцарилась странная тишина.

Уртред услышал, как поет птица, очень далеко. Похоже на птичье пение в Годе, почти год назад, когда они проснулись в святилище Светоносицы. Да, песня соловья, как и тогда. Но здесь он поет на рассвете. Каким образом он оказался здесь? Быть может он потерялся в бесконечной ночи и залетел сюда, в самое ужасное место на свете? Но теперь его песня, как надежда, наполнила воздух.

Уртред повернулся к выжившим солдатам. Во главе стоял мальчик, лет тринадцати, с покрытым кровью мечом в руке. Рядом с ним стоял седой одноглазый великан лет пятидесяти.

Оба медленно согнули ноги и встали на колени, склонив голову. Под скрип сочленений доспехов и треск плащей остальные солдаты последовали их примеру.

Молчание, только птица пела опять и опять, как если бы Галастриане ожидали, что они заговорят. Таласса шагнула вперед. – Встаньте, – сказала она. – Пришел Второй Рассвет. Мы все равны под солнцем; каждый человек, который сражался за Огонь – король в глазах Ре.

Но мальчик покачал головой, отказываясь встать: он упорно глядел на камни площади. – Мы не достойны: вы – Светоносица. Ваша звезда дала нам надежду, когда казалось, что все пропало.

– Как тебя зовут? – спросила Таласса.

– Фазад.

– Послушай, Фазад. Я, Светоносица, приказываю тебе и твоим людям встать. – Они неохотно поднялись, опять заскрипели доспехи и затрещали плащи. – Таласса одобрительно кивнула. – Хорошо, – сказала она. – А теперь расскажи, как вы очутились здесь.

Наконец Фазад открыл глаза и посмотрел прямо на нее. – Я из семьи Фаларнов. Раньше жил в Тралле. Эти люди – все, что осталось от армии Галастры.

– Тралл? – спросила она. Какое-то мгновение ей хотелось сказать, что и она тоже попала сюда из Тралла. Но потом она одернула себя, слова остались непроизнесенными. Она больше не та Таласса, которая жила там. – Как ты оказался здесь? – вместо этого спросила она.

– Миледи, это долгая история, и начинается она в ту ночь в Тралле, когда город был разрушен. Ночь предзнаменований…

Солнце уже встало над ними, немного согрев площадь, и он рассказал ей свою историю. Как странно было слышать от кого-то постороннего о том, как Джайал приехал гостиницу Скерриба, как он искал Талассу Орлиный Камень, и как, когда рассвет наконец настал, Фазад скакал по болотам и видел, как в небо поднялась комета, которая, хотя он этого и не знал, перенесла ее, Уртреда, Джайла и Аланду на север, откуда началось из рискованное путешествие… Ее сознание закружилось, потерявшись в лабиринте совпадений и поворотов судьбы.

Фазад продолжал свою историю, хотя она бродила где-то далеко: Таласса едва слышала, как мальчик рассказывал о своей долгой скачке на Туче в Бардун, через Суррению и Перрикод, а потом через замерзшее море в Галастру.

– А где Туча? – спросила она.

Фазад посмотрел назад, в зал для переодеваний. Свет уже давно проник внутрь, и они увидели коня, лежавшего на боку в центре помещения.

– Он умер, когда умерла звезда. Он был существом, созданным богами, не из этого мира. Он говорил со мной не на человеческом языке, но просто передавал свои мысли в мое сознание. Он сказал мне, что последний из Иллгиллов умер – и поскольку от семьи его хозяев ничего не осталось, он тоже должен умереть.

Ее мысли вернулись обратно, в те счастливые дни перед битвой за Тралл: конюшня на Серебряной Дороге, гордый отец Джайала, помогающий сыну сесть в седло Тучи. Даже тогда никто не знал, насколько стар этот конь. Он пережил множество поколений этой семьи.

В тот день, пока мерин нес Джайала через сложный комплекс препятствий, юноша улыбался ей после каждого маневра, настолько безупречно преодолевая каждый барьер на песчаной арене, что, казалось, конь и всадник в совершенстве понимают друг друга. Даже на всегда суровом лице Барона Иллгилла появилась легкая одобряющая улыбка. И вот оба Иллгилла мертвы – и Туча, тоже.

Люди подняли головы и с любопытством глядели на нее. Она резко выпрямилась. Белый плащ сверкал в усиливающемся свете, ветер раздувал золотые волосы. Солнце поднималось все выше и выше, на площади стало тепло, незнакомое ощущение после месяцев ледяного холода. Она спросила себя, какое время года должно было быть, если бы время не прервалось. Да, осень. Почти год прошел с того дня, как она сбежала из Тралла.

– Где твои остальные люди? – спросила она Фазада.

Он указал на трупы на площади. – Некоторые лежат здесь. Но большинство не зашло так далеко.

Таласса увидела охотничий рог на поясе Гарна. – Труби в рог, сенешаль, – скомандовала она.

Гарн поднес его к губам и изо всех сил дунул, но снизу не послышалось ни одного звука: они ждали не меньше часа, но ни один человек не вскарабкался на площадь. Из армии людей больше никто не выжил. Возможно кто-то из эльфов и остался в живых: с приходом солнца они опять стали невидимыми, как все эти многие тысячи лет. Быть может они сейчас уже покинули город и отправились обратно, в родной лес.

Через час она опять заговорила, звонким, веселым голосом, как если бы играла на флейте, а буйный ветер далеко разнес ее слова. – Червь побежден. Солнце опять светит, и так ярко, как мы никогда не видели. Времена года вернутся со всеми своими богатствами, урожаи будут обильны, ветки деревьев согнутся до земли под тяжестью фруктов. Множество птиц запоют повсюду, их песня наполнит мир. Лед, который сковывает моря и порты, растает и корабли опять будут пересекать синие океаны, толкаемые мягким ветром; настанет время торговли и процветания. Города вновь отстроят, кроме одного. – Она указала на здания, окружавшие площадь. – Это проклятое место, Тире Ганд. Да будет он разрушен до основания, а его руины погрузятся в болота. Да будут на его месте пустые холмы и топи.

Уртред почувствовал, как по его спине прошла дрожь. Солнце, казалось, сжигало ее каштановые волосы, лицо бледнело и вытягивалось, и она сама превращалась, становясь похожей на ангела-мстителя. Значит то, что произошло в Тралле, должно повториться здесь, в Тире Ганде.

– Храмы Ре должны быть отстроены, – продолжала Таласса. – Человечество залечит раны этих лет. Слава времен богов вернется, опять настает время, которое назовут Золотым Веком. – Радостные крики среди выживших солдат, они опять упали на колени.

– Клянусь, я и моя армия сделаем все, чтобы это осуществилось, – сказал Фазад, тоже встав на колени. – Мы пойдем вслед за вами, пока вы не будете императрицей всей земли, – благоговейно добавил он.

Таласса едва заметно улыбнулась – внезапно с ее лица сошла экзальтация, плечи вздрогнули: тень сомнения прошла по ее лицу, хотя стоявшие на коленях солдаты не заметили ничего.

Таласса повернулась к Уртреду, и в ее взгляде был такой молчаливый призыв, что ему захотелось немедленно подбежать к ней, обнять ее, сказать что ее долг выполнен, что она прошла свой путь до конца: он использует свет поднимающего солнца и Зуб Дракона, и перенесет их в тайное место, о котором она мечтает. Но он удержал себя, потому что знал, что у нее на уме: Червь должен быть исчезнуть с лица земли, навсегда.

Таласса опять повернулась к Фазаду. – Я не стремлюсь к власти над землей.

Но тут заговорил сенешаль. – Миледи, я только старый солдат. Но я знаю, что Иллгиллы, Королева Галастры Залия, Губернатор Перрикода Сайн, – все они мертвы, Император исчез двести лет назад, и я спрашиваю, кто будет править во имя Огня?

– Ты прав: ни в одной стране нет короля. В доброе старое время был император, который ставил королей на престол. Мы должны идти в Валеду. Возможно наследники Императора выжили, ожидая когда возродится солнца. – Она повернулась к Уртреду. – Нам опять нужен Зуб Дракона.

Он кивнул, чувствуя, как она уходит от него, все дальше и дальше.

– Давайте найдем высокое место, где магия меча будет лучше всего действовать, – продолжала она, кивнул Талосу. Бронзовый Воин поднял голову и тяжело зашагал к воротам храма, каменные плиты трескались и дробились под его ногами. Взявшись за створки, он вырвал их из стены и, как перышки, отбросил в сторону. Они перелетели стены, ограждавшие вершину холма, и покатились вниз по склону на нижний город, несколько раз перевернулась и, наконец, остановились. Эхо от их падения еще долго гуляло между холмами и стенами, как двойной удар грома; поднявшаяся в воздух пыль на какое-то время закрыла лик солнца.

Когда опять наступила тишина, Таласса решительно скользнула в тень внутреннего двора, только плащ из Годы сверкнул в темноте. Все остальные пошли за ней, приготовив оружие и высматривая вампиров. Прямо перед ними поднималась пирамида храма, глубокая шахта, прорезанная в ее центре, вела вниз, в подземелье. Там задвигались темные фигуры, но Бронзовый Воин открыл пошире глаза и рубиновый свет полетел внутрь: немертвые закружились, как мотыльки обожженные пламенем, и превратились в пепел, оставшиеся со всех ног понеслись внутрь по коридору.

– Мы должны разделиться, – сказала она Бронзовому Воину. – Ты знаешь, что должен сделать – пускай здесь не останется ни одного стоячего камня.

Талос наклонил массивную голову. – Я полностью уничтожу город, потом вернусь в Лорн, найду Кузницу, в которой родился, и там буду ждать эоны, пока мир опять не затемнился и я не понадоблюсь.

– Прощай, навсегда, – ответила Таласса, потом повернулась и быстро пошла к пирамиде. Не обращая внимания на глубокую шахту, ведущую в подземный мир, она начала подниматься по невысоким ступеням на вершину, находящуюся в двухстах футах выше.

Уртред и выжившие Галастриане последовали за ней, вверх, пока весь город не оказался под ними, как на ладони. Через несколько минут они добрались до вершины, окруженной голубым стеклянным куполом, искрящимся под светом солнца. Таласса остановилась и положила руку на купол, чтобы не упасть: ветер на этой высоте был достаточно сильным. Внутри купола бродил слабый туман, на деревянном полу валялись несколько скомканных пурпурных плащей, полы которых были украшены серебром и драгоценными камнями. Возможно они принадлежали Старейшинам, оказавшимся в обсерватории в момент внезапного появления кометы и пойманным в ловушку рассветом.

Фазад и его люди образовали кольцо вокруг вершины. Бронзовый Воин стоял в внизу, во дворе, где они оставили его. Таласса, прощаясь, подняла руку, и он сделал то же самое. Уртред поднял меч вверх: конец клинка поймал лучи солнца и вспыхнул, как фосфоресцирующий огонь.

Отсюда они ясно слышали вздохи ветра, прилетевшего с высокогорных пустошей и щебетание птиц, невидимых из-за горящего диска солнца, но наполнивших хрустальную голубизну неба своими песнями.

– Мгновение, Уртред, – тихо сказала Таласса. Ее глаза пробежали над болотами и нашли один из мрачных особняков на противоположной стороне реки Фуркс.

– Что это? – спросил он.

– Дворец Фарана Гатона, – ответила она.

Уртред проследил за ее взглядом. Даже сейчас, под палящими лучами солнца, здание казалось закутанным в мрак, стены густо увиты чудовищным плющом, из которого, как темные глаза, высовывались окна, из башенок торчали шипы. Плакучие ивы простирали свою тень над рекой, их печальные листья падали в медленно текущий поток. То самое место, в которое он обещал однажды привезти ее, свою рабыню крови, когда был правителем Тире Ганда и Оссии.

– Я построю храм Ре на месте особняка Фарана Гатона, – громко объявила она, – именно там, где родился и жил монстр, который принес в мир боль и несчастья. Пускай сюда будут приходить жрецы Огня и молиться за души всех, кого убил Червь, и тех, кто поддался на лживые обещания Живых Мертвецов.

– Будет сделано, – хором крикнули Фазад и другие Галастриане.

Она глубоко вздохнула, как если избавилась от последних крупиц зла, когда-то владевших ею. – Солнце в зените. Приготовь меч. Мы идем в Валеду.

– В Валеду! – отозвалось эхо.

И они все исчезли в вспышке белого пламени.

ПРОЩАНИЕ
Закат в Валеде

Этот мир теперь не тот, что был раньше. И Валеда другая: оазис в пустыне. Золотые лучи солнца освещают башни, галереи и сады с бассейнами; буйство красок, голубые фонтаны, молчавшие все годы ссылки Императора, вспенивают воду в чистейших бассейнах!

Валеда: никогда не думал, что увижу ее скрытые сокровища и тайные сады – но вот, увидел, много лет назад.

Последняя глава: неужели я ослабел от бесконечной магии сфер? Возможно. Я не буду описывать наше третье и последнее путешествие, только несколько деталей: Зуб Дракона в мгновение ока перебросил нас в высокогорную страну Аттар, начало Валеды, перенеся над пустошами и высокими красными утесами, на которых лежит Оссия.

Потом мы прошли много лиг, пересекли серую степь, увядшая трава простиралась до горизонта в каждую сторону, никакого деревца или даже облака на небе, которое темнело к вечеру, – зато днем солнце жгло так, как никогда раньше.

И вот перед нами дворец, в который Император удалился двести лет назад. Странное зрелище. Стены из красного камня протянулись на пять фарлонгов в каждую сторону.

За стенами находились сотни башен с конической крышей, построенных из твердого необработанного камня и покрытых красной штукатуркой. Не гладкие башни Тире Ганда, Тралла или Искьярда. До самой высокой из них было довольно далеко. У нее была сверкающая вершина из обсидиана, из которой в небо торчали странные длинные объекты. Телескопы. Та сама башня, с которой астрологи, приехавшие сюда по приказу Императора, наблюдали за солнцем. Внутрь вели огромные деревянные ворота, усиленные бронзой, когда-то красные, а сейчас облезшие и пузырчатые, разделенные на сотни панелей.

Сотни кожаных футляров для свитков были прибиты наконечниками копий к панелям; за эти годы все они потрескались и почернели. Тем не менее большинство посланий уцелело; некоторые из футляров были украшены веселыми цветными ленточками: они, как змеи, свивались и развевались на ветру.

Некоторые из гонцов, принесших послания, умерли прямо там, ожидая пока дверь откроется и слуга заберет их свитки. В нескольких местах плоской бежевой степи торчали шесты для палаток, натянутое на них полотно давно исчезло, а рядом с ними лежали груды белых костей, которые держались вместе развевающимися на ветру лохмотьями.

Огромный железный дверной молоток, в сотни раз больше и тяжелее обычного, висел на стене слева от ворот. Чтобы ударить в него, человек должен был взяться за него обеими руками.

Когда наши глаза привыкли к сиянию, мы увидели, что за башней в синее небо поднимаются колонны света, как бы нарисованные белым мелом, те самые, о которых историки писали, будто они показывают путь жеребцов богов, на которых те ускакали с земли десять тысяч лет назад. Мы сделали огромный круг по всему миру и опять оказались на том самом меридиане, на котором лежит Искьярд.

Задул сильный ветер, внезапно стало прохладно, солнце начало садиться на западе. Холод болезненно резанул по нашим телам, напомнив, что хотя солнце и светит, совсем недалеко наш постоянный товарищ, лед, покинувший нас только день назад.

Сенешаль приказал одному из солдат подойти к воротам. Здоровенный мужчина, напрягшись, обеими руками оттянул молоток от железной дверной пластины, установил под правильным углом и отпустил. Раздался глухой удар, похожий на гром судьбы, который эхом пробежал по стенам и по степи, но в ответ не раздался ни один крик.

Мы ждали, пока ветер гонял пустынных дьяволов по мертвой траве. Тишина и тяжесть на сердце: в воздухе безнадежность. Мы все знали, что Император мертв. Умер двести лет назад, когда покинул обитаемые земли. Зачем мы пришли сюда?

Так мы могли бы долго стоять и ждать, пока бы сами не рассыпались в прах. Таласса решилась, вышла вперед и подошла к двери, утыканной ржавыми концами копий. Я последовал за ней. В центре каждой створки находилась железная ручка. Сколько раз ее пытались открыть гонцы или жалобщики? Кости некоторых из них мы уже видели. Голубоватое железо казалось достаточно изношенным.

Таласса потянулась вперед, взялась за одно из колец, повернула его и ворота, которых не открывали двести лет, распахнулись так легко, как если бы их сегодня утром смазали и повесили заново. Но Галастриан, похоже, не могло удивить никакое чудо. Никто из них не произнес ни слова, они молча последовали за нами во дворец. Внутри не было никого. Перед нами находился сад, но в нем не было ни одного зеленого листочка. Все высохло и умерло: гигантские пальмы, их мертвые белые листья шуршали на ветру; коричневый мох вокруг молчаливых пустых фонтанов; цветы, серые и высохшие, но, тем не менее сохранившиеся в сухом воздухе, как призрачное напоминание о том зеленом месте, которое здесь было раньше. Находившаяся за садом массивная арочная галерея вела в темноту.

Таласса внимательно посмотрела вперед, и скользнула под арки. Мы за ней. По обеим сторонам коридора шли темные комнаты, наполненные пылью и съеденной термитами мебелью, а в конце прохода еще один мертвый сад; эта картина повторялась снова и снова: коридоры и сады, разделенные площадями, в центре которых стояли конические башни. Дворец оказался огромным лабиринтом. Мы направились в главную обсерваторию.

Сколько прошло времени? Настала ночь, мы разбили лагерь и выспались, потом пришел рассвет. Мы опять пошли вперед, и за все это врем я не видели ничего живого, даже муравья. Все пусто и мертво. Наконец мы оказались в последнем коридоре: пятьдесят ярдов в длину, увешан сгнившими гобеленами, а ковер, когда-то бывший рубиново красным, так побелел от пыли, что на нем осталась только несколько розовых пятен, а все нити, из которых он состоял, расплелись.

Только здесь мы нашли первых обитателей. Ряды стоявших на коленях скелетов, сотни по обеим сторонам прохода, все еще одетые в выцветшие алые плащи, тоже белые от пыли и возраста. Слуги Императора: никто не покинул своего места даже в смерти, хотя некоторые опрокинулись на бок. Мы переступили через их кости. Прямо перед нами находилась двойная дверь, запечатанная в середине императорской печатью – сцепившиеся дракон и змея – и отпечатки рук умерших слуг на ней, такие свежие, как если бы их оставили вчера.

Мы взломали запечатанную дверь, за которой находилась последняя тайна Императора, нарушили тишину столетий. И увидели уснувших придворных, сидевших в креслах по обе стороны длинного зала, ссохшиеся мумифицированные лица, покрытые пылью. В конце стоял трон, на котором сидел мертвый Император, защищенный от ветра и холода высоты, его кожа была суха, как пыль снаружи. И я увидел, что вокруг трона были навалены груды золота и оружия, драгоценные камни и украшения лежали в открытых шкатулках, никогда в жизни я не видел столько аметистов, изумрудов и рубинов: все это было похоже на сон.

Император умер. Встав рядом с его костями Таласса назначила Фазада Императором всех известных земель, а Гарна – управляющим и командующим армией Империи. Она предложила мне стать Главным Жрецом, но я только покачал головой: на какое-то время с меня хватит «жрецов».

В этом дворце никто не мог жить долго. Но я похоронил Зуб Дракона там, в Валеде, и никакой человек больше не сможет найти его. В ту же ночь, ничего не тронув, мы отправились обратно на запад. Мы шли пешком, потому что никуда не торопились.

И это конец моей истории, или почти конец. Я пойду отдыхать, потому что я слышу, как во дворе монахи собираются к вечерне, и ты, мой писец, Кереб, должен присоединиться к ним.

Больше никто и никогда не называл ее Талассой, только Светоносицей. То, что она была кем-то другим – куртизанкой и игрушкой Фарана – давно забыто: победители переписывают историю любой войны. И этой тоже, Войны Огня.

Некоторые из книг, рассказывающих о тех днях, есть и в библиотеке Форгхольма, их написали новые ученые нашего времени, люди, которых я никогда не встречал. Иногда я задаю себе вопрос, откуда они знают о событиях тех дней, потому что я что-то не видел их, когда сражался на улицах Тралла, с Полунощной Чудью, в Искьярде или в Оссии, когда Тире Ганд наконец пал.

Их слова ложь, от начала до конца. Он писали, а рядом стояли Старейшины храма и бдительно наблюдали, чтобы не было ни одной лишней буквы и завитушки. Они говорят, что Светоносица была помолвлена с Джайалем Иллгиллом, сыном Барона Иллгилла, Рыцаря Жертвенника. Да, это намного приличнее, чем написать, что она любила жреца Ре, который дал обет безбрачия!

В таком же духе они продолжают и дальше: Джайал вернулся в город вскоре после битвы за Тралл, узнал, что она героиня, Избранница Ре, которая спасет мир, целомудренно поклялся защищать ее честь и увез ее на север. Там, в Искьярде, он умер, героически и трагически. Она одна вошла в Тени, умерла, только для того, чтобы родиться опять, и победила темноту.

И, конечно, эти историки даже не упоминают моего имени. С их точки зрения я почти никто, так, теневая фигура, Герольд, рядовой жрец Ре, обычный слуга Светоносицы. Никто из них не пишет о нашей любви, потому что этих аколитов научили, что у жрецов нет никаких плотских потребностей. Разве когда-то меня самого не учили тому же? Старательно, палками и затрещинами, здесь, в Форгхольме.

Да, вот она, ирония судьбы: после того, как я вышел в мир из этой башни, я изменился, а мир нет. После этой страшной религиозной войны, когда все увидели, что может сделать Червь, что мы, слуги Ре, сделали в ответ? Намного хуже того, что сделали они, когда захватили Тралл, Перрикод и проникли в Имблевик. Мы разрушили города Червя, поймали всех их жителей и превратили в рабов. Их заставили возводить храмы Огня по всей Империи. Тысячи умерли от голода и болезней, и умирают по сей день.

Да, мое религиозное рвение осталось в детстве, но все больше и больше фанатиков приходило ко мне, в точности так же, как вода поднимается в колодце, чем больше в нее ныряешь.

В Оссии я распрощался с Талассой. Несколько недель мы возвращались из Валеды, и все это время я почти не видел ее. К этому времени в нашей армии уже было несколько тысяч человек. Король-Волк, теперь Император, поскакал на запад, в Суррению и Галастру. Каждый день к нему присоединялись новые люди, некоторые из которых, кстати, служили Червю еще несколько дней назад.

Я даже не знаю имени места, где мы расстались: безлесые холмы и пустоши, мрачные долины, где Червь рыл ходы к сердцу земли и оставил множество отвалов, где находятся города и деревни со странными именами на языке Верховных Жрецов Тире Ганда. Мы расстались на безымянном грязном перекрестке, под сырой завесой дождя, падавшей с осеннего неба. Моя дорога лежала на север, ее – на запад.

Возможно, когда мы расставались, в ее глазах были слезы: не знаю. Тогда она показалась мне чужой, и ее окружали чужие люди. Каждую минуту они лезли к ней с прошениями, просили у нее чуда или мудрого совета. Она никогда не была одна.

И я ушел на север, в земли, которые знал.

Во второй раз я перевалил через Гору Преданий и спустился огромную болотистую чашу, которая окружает Тралл. Лил зимний дождь, тяжелый и угрюмый, вода в болотах поднялась и стояла вровень с дорогой. Я нашел остатки Джайала, лежавшие на вершине пирамиды из черепов. Я сел рядом с моим другом, и пока слезы лились у меня из глаза, я увидел те самые странные создания, с которыми в первый раз встретился в подземном мире, когда там был вместе с Серешем: собиратели пиявок, они сновали по болотам и далеким скалам. Они унаследовали это место у людей: скала Тралла снова стала их, как и до того, как сюда пришел Маризиан. Теперь они собирали не пиявки, но кости, кости тех, кто сражался за Ре. Благодаря им и медитации, я нашел кости Манихея, мужа Аланды Теодорика, Сереша, Графа Дюриана, Фуртала и многих других, кому был должен. Я собрал их всех вместе, кусок за куском, все, что я мог найти. Для этого потребовалось два года, но время у меня было.

Однажды, на рассвете, когда промозглые руки осени опять схватили воздух, собиратели пиявок и я перенесли кости на вершину разрушенной горы и начали строить погребальный костер. Закончили мы уже в сгустившихся сумерках, мрачное красное солнце величественно спускалось в Астардианское Море за Огненными Горами.

Я наколдовал огненный шар, такой же сердитый, как закат, и какой же сердитый, как мое сердце: он перенес последнего Иллгилла в небо, в Зал Белой Розы, а с ним остатки моего учителя, Манихея, и всех остальных, кого я сумел разыскать. Может быть их души успокоятся; а те, кого я не сумел разыскать, пусть простят меня, бесконечно странствуя по Миру Теней. Пускай Ре отпустит вам грехи во время огненного второго пришествия.

Много часов я неподвижно глядел на пламя. Когда я опять зашевелился, был уже полдень, все собиратели пиявок исчезли. Больше я никогда не видел их. Над равниной позади меня летел белый призрак, похожий на блуждающие огоньки. Туча. Я слышал его ржание, как будто он опять звонко скачет по мостовой, разыскивая своего молодого хозяина. Успокойся, сказал я: он уже успокоился и ушел на Небеса.

Весной следующего года я перешел через Палисады и добрался до Годы, где меня радостно встретили Гарадас и остальные. Простой благословенный народ. Они спросили меня, что стало с Талассой, и я рассказал им, кем она стала и как вся Империя стелится перед ней, и они важно кивали головами, как будто действительно понимали о чем идет речь, но для меня она была такой же далекой и неподвижной, какой была статуя в святилище перед нашим появлением здесь, три года назад.

Пришло лето, я отправился в Равенспур, открыл гробницу мамы и положил цветы на ее могилу. Ту зиму я прожил в хижине на берегу Лорна, и среди голых стволов деревьев часто видел Немоса, который, как мне показалось, боялся даже своей тени; тем более он побоялся подойти ко мне. В каждую ночь полнолуния, когда полная луна нависала над озером, я видел ворота в Лорн, место, где похоронен мой отец. Они не открылись ни разу.

А когда прошла зима я вернулся сюда, в Форгхольм. Мало кто пережил эти четыре года, но лица некоторых жрецов я вспомнил. Я думаю, что они были поражены как тем, что увидели меня живым, так и тем, что я вернулся обратно. Но куда я должен был идти? Другого дома у меня не было.

Не прошло и нескольких дней, как до равнины долетело слово, что Уртред, Жрец Огня, вернулся в Форгхольм. И сюда прискакал гонец с посланием от Старейшин нового Верховного Храма в Перрикоде. Письмо назвало меня Аббатом, приказало сделать все, чтобы восстановить старое величие Форгхольма… и лишило право путешествовать, пока работа не будет завершена. Вот так я стал пленником: начальником тюрьмы, в которой заточен.

Да, но я никогда не собирался уходить отсюда. За эти четыре года странствий я повидал столько, что хватит на десять жизней вперед. Кроме того у меня была миссия – сделать жизнь юных монахов и аколитов Форгхольма настолько непохожей на жизнь новичков в мое время, насколько только возможно.

Так что я остался в башне, и потекли годы. Быстро или медленно я не могу сказать – кто считает? В этих горах правит только бесконечное могущество Ре, а не время. Бог в тенях могучих гор и утесов, его лицо управляет растрепанным облаком, которое слетает с вершины Старого Отца, его глаза горят в небе, его душа в орлах, парящих на восходящих теплых потоках. Так и прошли дни: полдень и сумерки моей жизни.

Я слышал, что земли Империи процветают. В каждой стране проходят праздники света. А в летнее солнцестояние самый большой из них происходит в Галастре: порты Суррении наполняются толпами паломников, стремящихся пересечь Астардианское море. Они собираются толпами только для того, чтобы увидеть Светоносицу – она появляется на балконе Белой Башни Залии, а снаружи ее ждет толпа в сотни тысяч человек.

Тем не менее зимой, когда праздники заканчиваются и урожай убран, она покидает остров и едет на восток.

В Форгхольме сейчас ночь. Лето клонится к концу, но камни площади перед башней еще хранят тепло солнца. Этот парнишка, писец Кереб, наконец-то ушел. Я встаю и беру свою палку. Тип, тап, тип, тап по мраморному полу. Я иду к открытой двери на балкон. Когда я еще не был слеп, то смотрел с балкона на головокружительно опасную дорогу, которая ведет к равнинам Суррении и далекой мешанине полей. Оттуда, как меловая черта на бесконечной равнине, дорога ведет на запад и исчезает в горячем тумане, висящем между морем и лазурно-голубым небом.

Хотя опасность миновала много лет назад, я слышу голоса часовых на главной башне монастыря; каждый час, что днем, что ночью, стражники кричат своим товарищам время, сообщая что ничего не случилось. Вот и сейчас, прошла пара минут, и я слышу их сильные голоса, рябь голосов, каждый кричит следующему, пока кольцо не обходит вокруг монастыря, эхо их криков отражается от всех углов.