Текст книги "Товарищ убийца. Ростовское дело: Андрей Чикатило и его жертвы"
Автор книги: Ольгерд Ольгин
Соавторы: Михаил Кривич
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Тринадцатилетний Олег (точнее, до тринадцатилетия ему оставалось три дня) учился во вспомогательной школе-интернате. Говоря проще – в школе для умственно отсталых детей. По заключению врачей, «страдал олигофренией в степени легкой дебильности нелепого генезиса». В школе его нередко обижали соученики, и он не раз просил родителей забрать его из интерната. В тот день он ехал с приятелем в школу на автобусе, но сошел за несколько остановок – скорее всего, решил прогулять ненавистные занятия.
Педагогу нетрудно было уговорить такого мальчика следовать за собой – под любым предлогом. Чикатило выбрал самый простой: пригласил Олега к себе на дачу. Тот пошел не задумываясь – еще бы, школу прогулять и вкусно поесть!
Он был зверски убит в загородном лесу у станции Барановка, неподалеку от железнодорожного полотна. Совершив над истерзанным телом традиционный «партизанский» ритуал, Чикатило присыпал труп землей и опавшими листьями. Изорванную одежду мальчика разбросал по дороге. Грибники тот лес не жалуют вниманием, и осенью никто не наткнулся на мертвое тело.
Андрей Романович переночевал на вокзале в Ревде, наутро поехал в Свердловск, а оттуда – в Каменск-Уральский. Закончил дела и вернулся домой.
Электровозостроительный завод – серьезная фирма, с большими связями. Дальние командировки здесь в обычае. И в каждой из них начальник отдела металлов, он же «красный партизан», берет языка.
29 июля 1987 года, украинский город Запорожье. «Поехал в Запорожье, зная, что там можно купить продукты… одежду… обувь… Приехал на автобусе на окраину города. Когда возвращался к автобусной остановке, то в районе железной дороги увидел мальчика, он сидел и курил… Мы разговорились».
Что ему тогда надо было достать для завода, он не помнит. Для человека хозяйственного, для добытчика, очень важно, когда личные интересы совпадают с общественными: и задание выполнил, и кое-чего для дома подкупил. Но зачем ради этого переть на окраину города?
Скорее всего, потому, что была и третья задача, не производственная и не семейная. Личная.
«Мы разговорились…»
Разговор с двенадцатилетним курильщиком Ваней Биловецким опытный педагог Чикатило начал с нравоучения о вреде курения. Ваня, хоть и покуривал вместе с приятелями, сам не был уверен в том, что поступает правильно; возле железной дороги они прятались, чтобы взрослые не увидели их с сигаретой. Но в этом возрасте запретные плоды кажутся особенно сладкими. На всякий случай, чтобы не вступать в словопрения и не получать нагоняй от незнакомого надоедливого дядьки, мальчик решил убраться от него подальше.
«Он, по всей видимости, стеснялся, что курит в моем присутствии, бросил сигарету и через лесопосадку пошел, как он сказал мне, домой… Я пошел за ним следом… Навалился на Биловецкого, он начал кричать… Я вынужден был почвой заполнить его ротовую полость…»
Жуткие подробности, как обычно, излагаются холодным казенным языком. Ничего нового, все как обычно. Единственная свежая деталь: на месте убийства милиция обнаружила обломок ножа. От клинка откололся кусок металла.
При обыске в 1990 году, после ареста, среди 23 ножей, найденных на квартире Чикатило, один – ему присвоят последний, 23-й номер – окажется со сломанным лезвием. Первое побуждение – сложить тот, запорожский обломок с ножом номер 23 и убедиться, что некогда, а точнее, 29 июля 1987 года, они были единым целым.
Запорожские пинкертоны спрятали куда-то обломок ножа с места убийства, да так хорошо, что до сих пор не могут найти.
А начальник отдела металлов отправляется в новую командировку. С 7 по 27 сентября 1987 года он находится в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде. В середине своего пребывания на родине Октября Андрей Романович повстречал на Финляндском вокзале шестнадцатилетнего Юру Терешонка. Добродушный общительный паренек учился в одном из питерских ПТУ и жил в общаге. Он очень любил поесть, над его аппетитом и заметной полнотой часто посмеивались приятели, но Юра на них не обижался. Глупо обижаться на правду.
Звериным нюхом знаток подрастающего поколения почуял, чем завлечь паренька. Он пригласил его на дачу пообедать. Юра не устоял.
Они вышли там, где лес подходит прямо к железной дороге. Станция называлась Лемболово. За лесом, сказал он подростку, моя дача. Обед готов, только разогреть.
Чикатило напал на Юру сразу, едва они зашли в лес, «чтобы совершить его убийство и в процессе этого получить половое удовлетворение».
Проглядим перечень убийств в новочеркасский период жизни, после отсидки за вроде бы украденный аккумулятор и неожиданного освобождения:
1 августа 1985 года – Домодедово под Москвой;
27 августа 1985 года – лесопосадки возле Шахтинского автовокзала;
16 мая 1987 года – окрестности городка Ревда на Урале;
29 июля 1987 года – окраина Запорожья, возле улицы Чаривной, что значит «красивая»;
16 сентября 1987 года – станция Лемболово, под Питером.
Полугодовое воздержание после отсидки объяснить нетрудно: Бог миловал, пронесло, теперь надо перевести дух и осмотреться. Но что сдерживало его партизанские порывы почти два года, с августа 85-го по май 87-го? Откуда этот долгий перерыв в кровавом сериале?
Вот запись диалога из протокола допроса, который вел Исса Магометович Костоев.
КОСТОЕВ. В 1986 году вы не совершили ни одного убийства.
ЧИКАТИЛО. У меня был подъем в работе. В честь пятидесятилетия приветственный адрес мне вручили. Нормальная психика была.
К. В 1987 году вы совершили три убийства. Все за пределами области. Вы же не можете сказать, что вас не «тянуло»?
Ч. Ну, это уже было… Я не знаю…
К. Разыскивали вас, следственные органы осуществляли сплошное физическое прикрытие в электричках, на автовокзалах и так далее.
Ч. Знал, да, что ищут, знал…
Насчет приветственного адреса мы уже слышали. Лист глянцевой бумаги с казенными поздравлениями по случаю юбилея вряд ли удержал бы его от очередных насилий. Но вот когда обложили, как медведя в берлоге, тогда звериная настороженность вновь заставила Чикатило притаиться, залечь на дно – на добрых два года.
О том, как его обложили, мы сейчас и расскажем. От будней убийцы перейдем к будням следователей. Сейчас, конечно, легко говорить о заблуждениях и ошибках. Их было более чем достаточно и в этом деле. Одни истории с вещественными доказательствами, которые то возвращаются жене обвиняемого, то теряются где-то в запорожской милиции, чего стоят…
Владимир Ильич Колесников, генерал, возглавляющий теперь всю розыскную службу России, поведал нам еще об одном случае, который ему вроде бы и ни к чему поминать вслух, памятуя о чести мундира – ну, не своего, так прямых подчиненных. Честь ему и хвала, что он выше этого.
История эта такова. 28 августа 1985 года Колесников, тогда еще полковник и начальник угрозыска Ростовской области, узнает, что неподалеку от Шахтинского автовокзала обнаружен труп неизвестной женщины (позже выяснилось, что это Инесса Гуляева). Он выезжает на место происшествия и обращает внимание на кучу мусора возле лесопосадки. В этой куче находят небольшой узелок. Колесников берет его в руки: там сарафан, в который завернуто женское белье. Первая мысль – возможно, это одежда убитой. Он немедленно отдает распоряжение доставить вещи в лабораторию. Несколько позже, когда личность убитой уже установили, вспомнили про сарафан и белье, кинулись искать – исчезли. И следов не осталось!
Ну, вообще, как говорят дети.
Разгильдяйство, ложно понятая честь мундира, стремление побыстрее закрыть дело и отчитаться перед начальством приводили не только к ошибкам – к трагедиям. О расстреле Александра Кравченко говорилось много. Но были и другие ошибки, пусть и не с таким необратимым исходом.
Один пример.
В августе восемьдесят четвертого года шофер Вадим Николаевич Кулевацкий, 27 лет, заявил об исчезновении семнадцатилетней сестры. Это была Людмила Алексеева, которую, как стало известно позже, Чикатило убил на левом берегу Дона накануне отъезда в Ташкент. Кулевацкий сразу же попал под подозрение. Следователь упорно заставлял его признаться в убийстве собственной сестры. Простоватому парню пришлось бы худо, когда бы обстоятельства убийства не вошли в вопиющее противоречие с обвинением. Его оставили в покое.
Восемь лет спустя шофер Кулевацкий окажется единственным, кто почти каждый день будет посещать суд над Чикатило.
Путаясь и ошибаясь, совершая неловкие ходы и принимая ложные следы за истинные, ростовская милиция все же не бездействовала. «Люди работали добросовестно, – говорит генерал Колесников о сотрудниках областного УВД. – Это несомненно. Но вы не должны забывать, что милиция – часть общества и его отражение. Каково общество, таковы и органы общественного порядка. Подготовка кадров – никудышная, техническая оснащенность – каменный век… Однако люди Буракова работали как проклятые. А как еще мог вести себя нормальный человек, увидев изуродованные трупы, глядя на фотографии убитых детей? И на все это накладывается неимоверная сложность дела, отсутствие методик и теоретических разработок по раскрытию серийных сексуальных преступлений. В то время не было ни тактики, ни стратегии поиска такого человека, как Чикатило. Теперь есть. Но сначала мы шли по ложному следу…»
Это он опять о деле дураков. И по сей день оно бередит честные милицейские души. Ложным этот след кажется из сегодняшнего далека, но в начале восьмидесятых они искренне верили, что попали в точку.
«Одного из этих парней привели как-то к Костоеву, – продолжает генерал Колесников. – Исса его послушал и говорит: это он убил. Хорошо, что вы его взяли. Эти люди наговаривали на себя такое и так искренне, что трудно было им не поверить. Одного из них, Тяпкина, освидетельствовали в Институте Сербского. В заключении написали: неспособен усваивать и воспроизводить информацию, говорит лишь то, что видел собственными глазами. Пойди туда, где ты видел корову давеча, – тогда он пойдет. Иначе ни в какую. И такой человек точно выводил на места убийств. И Каленик выводил. Я лично ездил на трупы, потом допрашивал понятых и убеждался – никакого набоя не было. Вот почему я смело утверждаю: в те годы весь наш угрозыск добросовестно заблуждался. И первыми в этой версии засомневались тоже наши люди. Тот же Бураков».
А что за слово такое странное употребил генерал Колесников – «набой»? На милицейском жаргоне, пояснил Владимир Ильич, это показания, которые следователь подсказывает подследственному, навязывает их ему, заставляет повторить. Такое бывает – у нас и не у нас. Профессионально нечестный трюк. Все дело Кравченко построено на грубом и беззастенчивом набое.
Но если, по словам Колесникова, набоя не было, то что было?
«Могу предположить что. Эти люди вели бродячий образ жизни, мотались по области. Каждый случай убийства по «Лесополосе» довольно быстро получал известность. Они вполне могли побывать на месте убийства, иногда даже до оперативников. Был, к примеру, эпизод в Сальске. Нашли мы труп – к Чикатило отношения не имеет, убийцу мы нашли довольно быстро. Так вот, Каленик утверждал, что убил он. Убил и засыпал труп ветками. Действительно, тело было спрятано под ветками. Позже мы разобрались: Каленик и его компания там действительно побывали, они вполне могли видеть труп. Их показания выглядели порой не менее точными, чем показания самого Чикатило. Поверьте мне, эти дураки, при том, что они непричастны к убийствам, совершенным Чикатило, ох, доложу вам, не ангелы. Столько там грязи, столько мерзостей… И не надо удивляться, что мы так долго шли по этому грязному следу. А потом сами обратились в прокуратуру России: помогите».
Так предстало перед нами в новом свете подробно уже обрисованное дело дураков. В поисках убийцы, двенадцать лет терроризировавшего целую область с четырехмиллионным населением, начался новый этап.
Осенью 1985 года в дело пришел Исса Магометович Костоев, в ту пору заместитель начальника отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры России.
Он не был новичком в ростовских проблемах, прекрасно знал обстановку в городе и области. Только что Костоев после трех лет расследования завершил шумное ростовское дело, взволновавшее всю страну после вызывающе пышных похорон одного из лидеров местного преступного мира, можно сказать, крестного отца здешней мафии. Эта мафия цвела махровым цветом при полном попустительстве местных правоохранительных органов. А попустительство рано или поздно приводит к покровительству, особенно когда преступный мир не скупится. Мафиози одаривали местных блюстителей права весьма щедро. Костоев привлек к уголовной ответственности семьдесят человек. Для этого требовалось не только мастерство, но и мужество. Среди арестованных оказалось немало его коллег.
Разумеется, Костоев знал о «Лесополосе». У него на это дело давно чесались руки.
В ноябре восемьдесят пятого года он возглавил следственную бригаду российской прокуратуры. Зная прекрасно, кто чего стоит в следственных органах, он пригласил к себе в бригаду работников из Москвы, Курска, Улан-Удэ, Кировска и, конечно же, не забыл ростовских коллег. Так попал к нему в бригаду Амурхан Хадрисович Яндиев. Их пути пересекались и раньше: Яндиев участвовал в расследовании прокурорских злоупотреблений. Теперь он под началом Костоева берется за «Лесополосу».
Исса Костоев – человек честолюбивый, жесткий, порой жестокий. Но честный и не способный на компромиссы. Так отзываются о нем люди, которые с ним работают.
Уже после ареста Чикатило, когда стала очевидной невиновность расстрелянного Александра Кравченко, Костоева уговаривали: брось порошить прошлое. Ну, шлепнули бандита, пусть ни за что, но все равно он бандюга…
Для уговоров была серьезная причина: разоблачение мастеров набоя, которые выбили у Кравченко признание, компрометировало не только уголовный розыск, но и прокуратуру, ведомство самого Костоева. На него давили со всех сторон. Но если нажим снизу и сбоку выдержать нехитро, то под давлением сверху многие сгибаются. Костоев выстоял. Для него понятие чести и справедливости превыше всего. «Посадить невиновного – несмываемый позор. Нужен не отчет, а убийца!»
Переехав в Москву, он остался горцем. И это прекрасно. Когда нам полощут мозги по поводу «кавказского засилья», «нашествия черных», «мусульманской угрозы» и прочего, у нас есть разрушительной силы контрпримеры: Исса Костоев, Амурхан Яндиев.
И довольно о национальных мотивах. Надоело.
Исса Магометович разбил свою бригаду на три группы. Он не мог знать, что преступник живет и работает в Шахтах, но этот пыльный шахтерский город был в его глазах кровоточащей раной «Лесополосы». Сюда он и бросил главные силы под водительством Яндиева и Казакова. Другая группа следователей разрабатывала ростовские убийства. Третья, новошахтинская, завершала выглядевшую все менее убедительной «версию дураков».
Костоев не придумал ничего нового. Поначалу он лишь систематизировал и ужесточил поиски преступника. На местах, где совершались преступления, его подчиненные стали работать четко, внимательно, жестко. Вещественные доказательства больше не терялись.
А направления работы остались прежними. Скрупулезно проверяли всех, кто был ранее судим за преступления на сексуальной почве. В том числе и отбывающих наказания в тюрьмах и лагерях. Приглядывались к пациентам сексопатологов и венерологов. В поле зрения попали железнодорожники и военнослужащие из частей, расположенных вдоль железных дорог, – Костоев был убежден, что его клиент постоянно разъезжает на электричках. Вели наблюдение за работниками клубов и прочих культурно-просветительных, а также спортивных учреждений, за владельцами видеоаппаратуры и посетителями видеосалонов, особенно за любителями эротических видеофильмов и фильмов ужасов, за бывшими работниками правоохранительных органов, уволенными за неблаговидные поступки.
Позади были годы неудач, пусть и чужих неудач, – это не меняло дела. Всю нудную черновую работу предстояло выполнить заново. Костоев говорил подчиненным: «Будем работать тяжело и медленно, но если мы ищем методом исключения, то всякий, кто попадет под подозрение, должен отрабатываться так тщательно, так скрупулезно, чтобы не оставалось ни тени сомнения. Это непреложный закон следствия».
Если бы знал он тогда, как обошлись с непреложным законом всего год назад, когда Андрей Романович, арестованный за приставания к женщинам, пребывал в следственном изоляторе, чтобы в конце концов получить пустячный приговор по делу о хищении аккумулятора. Если бы Костоев оказался в семьдесят восьмом году в Шахтах сразу после убийства Лены Закотновой. Если бы он – или кто-то под стать ему – находился поблизости, когда педагог со странными наклонностями щупал малолетних девочек и мальчиков…
Если бы.
Костоев сделал то, что оказалось бы, скорее всего, не по силам его ростовским коллегам: он затребовал – и получил – сведения обо всех аналогичных убийствах по стране за последние двадцать лет. Кроме того, в следственную бригаду стали поступать сообщения о всех сколь-либо серьезных сексуальных преступлениях, совершенных в России.
До этого гастрольные убийства Чикатило выпадали из поля зрения бригады «Лесополоса». Так, два давних случая из отпускной жизни Андрея Романовича, когда он, отправившись лечить усталые ноги, убил под Краснодаром девушку и девятилетнего мальчика, не скоро стали достоянием следствия – и это при том, что Ростов совсем близко от Краснодара. Но про августовское убийство под Москвой, неподалеку от аэропорта Домодедово, следственная бригада Костоева информацию получила быстро. К тому времени они легко узнавали преступника по почерку, в двоичной системе: «наш – не наш». Домодедовский был типично «нашим».
Разобравшись, что в момент убийства самолеты в Ростов летали из Домодедова, с помощью Московской областной прокуратуры стали проверять корешки авиабилетов, выписывать пассажиров. В московских гостиницах взяли сведения о постояльцах из Ростова. Кто же мог знать, что преступник жил в заводском общежитии, а билет на самолет не достал и уехал поездом…
Костоев посылал запросы во все уголки страны. Он регулярно получал сводки местных угрозысков, в том числе из Узбекистана. Но о двух убийствах, совершенных во время ташкентской командировки, информация не поступила. Не сообщили Костоеву ни о неизвестной женщине, которой Чикатило отрезал голову на берегу Чирчика, ни о девочке Акмарал, чью смерть тамошние милиционеры списали на беспечность погибшей: сама, мол, по неосторожности попала под ножи кукурузоуборочного комбайна. Случись иначе, на Чикатило могли бы выйти еще в конце восемьдесят пятого года.
Опять не повезло.
Прицел был установлен верно, но выстрелы пришлись мимо цели.
В декабре 1985 года Костоев, верный идее поиска в электричках, вместе с Бураковым забрасывает целую сеть, уйти из-под которой, кажется, невозможно. То, что они в «Лесополосе» предприняли, на профессиональном языке называется массовым следственным действием по физическому прикрытию. Проще говоря, это когда патрулируют и сопровождают силами милиции все электрички, вдоль хода которых обнаруживали в лесополосах женские и детские трупы.
Группы сопровождения передавали друг другу пригородные поезда от станции к станции, как на конвейере. Это продолжалось без перерыва полгода, до июля 1986 года. Милиционеры и самые надежные дружинники с раннего утра до поздней ночи вглядывались в мужские лица, сличали с рисованным портретом вероятного преступника, проверяли документы, задерживали подозрительных, устанавливали личность, тщательно эту личность проверяли. Потом извинялись и отпускали.
Убийца так и не попался в сеть.
Он и не мог в нее попасться, потому что сам участвовал в ее забрасывании.
Внештатный сотрудник Управления внутренних дел Андрей Романович Чикатило, выпускник Ростовского университета, солидный работник большого завода, наряду с другими участвовал в патрулировании электричек, не испытывая ни малейшего желания быть пойманным или поймать самого себя.
Но он знал, что на него устроена облава.
1986 год выдался чистым. Трусливый и осторожный, он вновь стал убивать только летом 1987 года и подальше от дома – на Урале, в Запорожье, Ленинграде. К привычным домашним убийствам он вернется позже, когда убедится в своей неуязвимости и безнаказанности. Примерит свой черный колпак и вновь обнаружит, что он ему впору. А пока он залег на дно.
В апреле восемьдесят восьмого года он изнасилует и убьет молодую женщину, имя которой не установлено и по сей день. Если раньше мы несколько раз позволяли себе критику в адрес милиции – впрочем, генерал-майор милиции Колесников поступал так же, – то теперь, может показаться, излишне нахваливаем следователей прокуратуры. Чего, спрашивается, их хвалить – Чикатило-то по-прежнему не пойман!
Так уж сложилось, что сыщики уголовного розыска и следователи прокуратуры – стороны конкурирующие, ревниво относящиеся друг к другу. У двух ведомств, которые разными методами делают общее дело, это явление обычное. Милиция считает, что на ее долю выпадает черная, неблагодарная работа: первый контакт с преступлением и преступником, первая встреча с трупом, а следователи прокуратуры приходят на готовенькое. Последние упрекают милицию за топорную работу, недостаточную квалификацию, незнание процессуальных законов, противозаконные, пусть даже из лучших побуждений, действия.
И в том, и в другом есть, немалая доля правды. Нам не по чину брать на себя роль арбитров в этом извечном споре. Попробуем, насколько это возможно, сохранить объективность и рассказывать о событиях без прикрас. Тем более что есть милиция – и милиционеры, следствие – и следователи. Нам симпатичны не ведомства, а люди с обеих сторон. Сами же они относятся друг к другу с должным уважением. Как профессионалы к профессионалам.
У следственной бригады Костоева были некоторые преимущества: она подключилась к «Лесополосе», когда многое прояснилось – и еще больше было изломано дров. Вина за первые неудачи, как ни рассуждай, ложится на милицию. Но, с другой стороны, довести работу до конца одним работникам прокуратуры, без милиции, без бессонных ночей Буракова и его людей, тоже вряд ли удалось бы – не хватило бы рук и ног. Бесконечные массовые проверки, многомесячное патрулирование… Не надо считать, кто сделал больше, а кто меньше; оставим эту тему, ненужную и неблагодарную, газетам второго разбора.
Но за что, собственно, хвалить совместную работу двух ведомств, если хорошо продуманные и большими силами проведенные операции дали результат только через пять лет? Не слишком ли долго ловили монстра, который продолжал насиловать и убивать буквально под носом сыщиков и аналитиков?
Вопрос хорош, но позвольте задать и встречный вопрос: а есть ли нормативный срок ловли маньяков?
Мы не знаем – и никто не знает, – можно ли было сделать эту работу быстрее.
Во-первых, напуганный убийца залег на дно. Многие жизни были сохранены, а следствие получило драгоценное время для анализа и поиска новых ходов. Во-вторых, следователи не теряли времени зря: безуспешно преследуя филолога-людоеда, они раскрыли попутно более тысячи других преступлений. В деле Чикатило есть потрясающая воображение цифра: на причастность к «Лесополосе» проверены полмиллиона человек.
Рассказывает Амурхан Яндиев: «Мы получили сообщение, что некий молодой мужчина пытался затащить прохожую в свою машину. Сорвалось. Потом приставал к другой, к третьей. Вместе с Сизенко, тогдашним замначальника Батайского угро, мы взяли в Батайске этого человека. Поначалу я решил – «наш». Работал снабженцем, много ездил. Электрички никто со счетов не сбрасывал, но нельзя исключить, что разыскиваемый нами человек разъезжает на автомобиле. Не зря же мы столько автомобилистов проверили…
За этого парня мы взялись крепко. Нет, никаких запрещенных методов дознания, я категорически против этого. Но когда с аргументами в руках припираешь к стенке, выкрутиться очень трудно. Иногда мне казалось, что вот-вот – и он признается в «наших» убийствах.
Мы его основательно проверяли. И сняли с него подозрения по «Лесополосе».
Я считаю так: если ты честный сыщик или следователь, то обязан не семь, а сто раз отмерить, прежде чем отрезать. Режешь ведь по живому. Я раньше был коммунистом, но и тогда истинную веру, полученную от родителей, не потерял. Когда-то придется уйти на тот свет со всеми своими грехами. Самый страшный – страдания невинного человека.
Позже под подозрение попал еще один человек, пожилой железнодорожник. Мы вообще-то отрабатывали тысячи подозреваемых, но этот почему-то запомнился особенно. Получили информацию, что объявился некий тип, который ловит детей и хлещет их хворостиной. Садистские наклонности налицо. Ну, думаю, объявился, мерзавец. Искали мы его, искали – и нашли. Он и в самом деле получал сексуальное удовлетворение, когда стегал детишек. К «Лесополосе» не имел ни малейшего отношения. Привлекли его к ответственности за истязание малолетних».
Дед-садист вошел в число 1062 преступников, пойманных попутно. Но убийцы?
Яндиев продолжает рассказ: «Я в ту пору выезжал на все убийства без исключения, даже если они по первому описанию никак не подходили под «наши». Если оказывалось «чужое», передавал местным следователям. Дождь не дождь, мороз не мороз, ботинки сухие или мокрые – надо ехать. Как-то схватил воспаление легких. Лежу дома с высокой температурой, жена меня колет. Тут приходит Сизенко и говорит, что в Таганроге убита воспитательница детского сада по фамилии Яковенко, похоже, на сексуальной почве. Просит, чтобы я подключился. Судя по тем подробностям, которые он мне рассказал, убийство опять «чужое». Но я чувствовал какой-то дискомфорт, когда совершались преступления, а я как бы в стороне. Все же представитель прокуратуры России.
Жена сделала мне на дорожку укол, и мы поехали. Стал анализировать по обычной методике: где была жертва в последнее время, кто ее видел, какие у преступника есть возможные пути для отхода. Рисуешь кружок на карте города, от него стрелки. Почти сразу попали в точку. Нашли свидетеля, который показал, что некий парень просил подвезти его на машине, мол, срочно надо уехать. Пришли к тому парню домой, там мать и жена. Жена и рассказала бы, куда уехал муж, да не знает. А мать, похоже, знает, но – кремень. Я спрашиваю у нее: из-за чего хоть сыр-бор, в чем вашего сына подозревают? В изнасиловании и убийстве, отвечает. Я ей говорю: при такой красавице, как ваша невестка, кто ж насиловать станет? Глупости это все. Но теперь, когда он в бега ударился, могут ненароком и подстрелить. К тому же подозрение в убийстве – дело серьезное, тут уж точно церемониться не станут. Если он невиновен, то лучше сами скажите, куда уехал, ему же поможете. Она и рассказала, что пришел домой весь в крови, сказал, что подрался, она дала ему денег, и он уехал в Пензенскую область к троюродной родне.
Мы вернулись в областное управление, я дал ребятам адрес: езжайте и берите. Поехали и взяли. Он сам протянул руки, чтобы надели наручники».
Убийство в Сальске, которое упоминал генерал Колесников. Десятилетней давности, списанное в архив убийство в Днепропетровске – два собирателя опийного мака не поделили выручку. Убийство молодой секретарши суда в Батайске. В том же Батайске закололи девятилетнюю девочку… Каждая такая история может дать леденящий душу сюжет для криминальной повести – но другой повести, не этой…
И все эти убийства раскрыты.
А главный убийца, черный герой «Лесополосы», оставался на свободе.
В поисках преступника нередко помогает случай. Но когда случай не помогает, сыщик не поймает убийцу, если не проникнет в ход и образ его мыслей, не поймет мотивов поведения, не заглянет во внутренний мир, каким бы отвратительным он ни был.
Пытаясь представить себя на месте монстра, увидеть его внутренний мир, чтобы найти убийцу в мире внешнем, следователи приглашали в Ростов и Шахты знатоков извращенной психики. Сюда приезжали психиатры и психологи из Института общей и судебной психиатрии имени Сербского, из Института криминалистики. Института МВД; был здесь и главный сексопатолог страны профессор Г.С.Васильченко. Каждый из них добавлял какие-то черточки к портрету разыскиваемого преступника. Но, пожалуй, самый заметный след в этом разбирательстве оставил никому не известный в ту пору доцент Ростовского медицинского института Александр Олимпиевич Бухановский.
«Не я привлек к себе внимание, – объясняет он свою популярность у прессы. – Это Чикатило привлек ко мне внимание».
В восемьдесят втором году сыщики столкнулись с ужасным фактом: насильник и убийца вырезает и нередко уносит с места происшествия части тела своих жертв. Чаще всего – соски, половые органы. Зачем?
Одна из возможных версий заключалась в том, что преступник – врач, которым движет дьявольский научный интерес к проблемам жизни и смерти. Другая версия тоже носила медицинский характер: некая преступная организация собирает таким образом органы для трансплантации.
И хотя эти предположения выглядят довольно сомнительно, если не смехотворно, отвергать их с порога было нельзя: гуманность профессии – это само собой, но никакая клятва Гиппократа не даст гарантий от корысти или безумия.
В список медиков, подлежавших проверке (все, естественно, оказались невиновными), попал и доктор Бухановский. Почему он очутился в этом списке, сейчас никто толком не вспомнит. Может быть сыграла роль запоминающаяся внешность: черные с проседью волнистые волосы, пронзительный взгляд, что-то такое мефистофельское в облике. Но скорее всего, оказался случайно в потоке проверяемых.
А когда подозрение было снято (произошло это довольно быстро). Бураков, оценив профессионализм врача и его готовность к сотрудничеству, памятуя о теме его кандидатской диссертации, посвященной проблемам транссексуальности, предложил Александру Олимпиевичу работать вместе. Так начались контакты уголовного розыска с кафедрой психиатрии.
В 1984 и 1986 годах Бухановский составил два психологических портрета преступника. В первом портрете, который занял семь машинописных страниц, он уточнил возраст и рост – в описании московских специалистов эти сведения были слишком расплывчатыми. Скромный доцент провинциального мединститута, даже не профессор, взял на себя смелость оспорить мнение светил психиатрии и криминалистики, которые не исключали, что преступников двое (Институт Сербского) – один убивает мальчиков, другой девочек и женщин, или даже трое (Институт судебной медицины). И оказался прав.
Бухановский был первым среди тех, кто окончательно вывел из-под подозрения гомосексуалистов, врачей и дураков.