Текст книги "Девочка, которая зажгла солнце"

Автор книги: Ольга Золотова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Если бы сейчас тебе дали такой же бумажный ошметок, ты бы недоуменно улыбнулась и избавилась от него спустя несколько минут. Печально это осознавать.

Выбросив из головы лишние мысли, девочка прижала стакан с напитком ближе, прямо к быстро колотящемуся сердцу. «Всего десять шагов, Рэй, давай, сделай их, ведь сейчас ты вызываешь больше подозрений, чем если бы шла к выходу». Равнодушная маска на лицо, расправленные плечи, задумчивый взгляд – и Робертсон осторожно пошла к двери.

Шаг – кажется, или кто-то посмотрел на нее слишком вызывающе?

Второй – почему в кафе стало так тихо? Неужели на нее обратили внимание все посетители, и теперь затаили дыхание, разом умолкли, изредка перешептываясь и насмехаясь над каждым ее действием?

«Перестань думать об этом, у остальных есть дела поважнее, нежели наблюдать за идущей на улицу рыжеволосой девчонкой… Ты уже почти у своей цели, почти пришла, осталось только протянуть руку, и…»

Дверь легко распахивается наружу, позволяя Рэйчел вылететь из помещения и глотнуть свежего теплого воздуха. Но девочка не давала себе передышку до тех самых пор, пока не оказалась на достаточно большом расстоянии от Старбакса, таком, с которого совершающий свою вылазку Джек смог бы ее увидеть. Облегченный вздох тут же вырвался из напряженной груди.

Так глупо гордиться тем, что ты сделала, хоть ты и гордишься. Наверняка, Дауни пришлось куда хуже, или его уже поймали и вот-вот поведут в полицию, а ты стоишь здесь и чему-то радуешься.

Не успела Рэй подумать о всех тех бедах, которые могут ожидать парня в случае провала, как он невозмутимо вышел из кафе и, даже не оглянувшись назад, подошел к замершей от волнения подруге. Та не смогла не похвалиться:

– У нас получилось, да? Вышло же? О, Господи, я так старалась, чтобы меня не поймали, уже несколько раз успела пожалеть…

– Слушай, рыжик, – брюнет бесцеремонно перебил девочку и отхлебнул остатки горького кофе, слегка при этом поморщившись, – я должен тебе кое-что сказать. То, что мы сделали – совсем неплохо, и я не хочу, чтобы ты грустила или винила себя. Все обошлось.

Парень начал медленно и незаметно удаляться в сторону от замешкавшейся Рэйчел, и, когда возможные пути отхода были им отмечены, продолжил чуть живее и с наигранным сожалением:

– Правда, есть один маленький нюанс. Дело в том, что… выносить напитки из этого кафе не было запрещено. Конечно, я хотел тебе рассказать, но ты так живо отреагировала на мою шутку, что я решил тебя не трогать и позволить отыграть роль до конца…

После Дауни еще не раз мысленно возвращался в тот день, проигрывая его в памяти снова и снова. Ведь не зря же самые великие и не очень люди так восхваляют чудесные способности нашего мозга и советуют уделять размышлениям хотя бы несколько свободных минут – Джек тоже старается придерживаться этого простого правила с тех пор, как умерла Шарлотта, и свободного времени появилось более, чем достаточно. Поначалу было сложно справляться с быстрым и сильным потоком несущихся и накрывающих с головой мыслей: они захлестывали, не давали вынырнуть, сдавливали быстро поднимающуюся и опускающуюся в сдавленном крике грудь и постоянно долбили по голове, заставляя ее раскалываться на части от боли. В такие моменты парень мог лишь лежать и молча глотать слезы, не в силах справиться с собой и некогда ничтожными, но теперь такими дорогими и неприкосновенными воспоминаниями. Потом медленно начало приходить осознание, и блокировать такие мысли стало чуть легче. Этот выводящий из себя звук в его голове сперва был далеким эхом нежного маминого голоса, а теперь окончательно изменился, превратившись в язвительное и надоедливое, хотя иногда даже услужливое, «Я» Джека – своего рода броня, спасающая от ностальгии и грусти.

Наконец, спустя долгие несколько месяцев, Дауни удалось обрести контроль над разумом, а рассмотрению и расщеплению предавалось лишь то, что хотел сам хозяин. Больше никаких ненужных эмоций, истерик и долгих терзаний – на смену всему этому пришли рациональность и холодная расчетливость.

Потому, бродя по городу или же уставившись в потолок спальни отстраненным взглядом, Джек в тысячный раз вспоминал то самое семнадцатое октября, когда посиделки в кафе вылились в задушевный разговор, и парень впервые почувствовал свою зависимость от этой рыжеволосой девочки. Он мог в любой момент описать выражение ее лица, когда в пропахших свежей выпечкой стенах впервые раздались предложения о помощи; как Рэй сосредоточенно смотрела в глаза напротив, в задумчивости касаясь пальцем кончика веснушчатого носа и иногда слегка прищуриваясь, словно она действительно хотела помочь. Как будто ей было не все равно, не наплевать. Но это воспоминание тут же сменялось другим, еще более интересным – Дауни помнил каждую малейшую детальку. То, как он сам не смог удержаться от рвущегося наружу смеха, и, вопреки своему желанию скрыться от рассерженной девочки, подошел к ней и не сопротивлялся, когда ее кулаки слабо, но все же весьма ощутимо, колотили по плечу и спине. Или бледное лицо, мигом покрасневшее от смущения и злости, а затем крики, смех, полусерьезное возмущение, оправдания и пролитый на холодный асфальт давно всеми забытый молочный коктейль…

Глава 9

Тем же вечером, когда Рэйчел, уставшая, но довольная и счастливая, заперлась в своей комнате от всяческих расспросов и любопытных взглядов, миссис Робертсон не находила себе места. Еще в обед, стоило только дочери и ее сомнительному на вид другу покинуть дом, Джанетт тут же бросилась в гостиную, туда, где после утреннего перекуса муж читал свежий газетный выпуск.

– Дорогой, ты это видел? Видел же?

Привыкший к чрезмерной эмоциональности и раздражительности жены Элиот поднял на нее глаза, все еще держа «Таймс» раскрытой в своей руке. Его обыкновенно задумчивое овальной формы лицо кажется, вытянулось еще сильнее (обе девочки не забывали отпустить шутку о том, что оно очень похоже на длинный воздушный шарик, из каких обычно вяжут надувных собак или фламинго):

– О чем именно ты хочешь мне сказать, Джанетт?

Женщина принялась выписывать по комнате маленькие круги, что-то непрестанно бормоча себе под нос и то кивая, в знак согласия, то прицокивая и качая головой. Ее всегда безупречные волосы окрасились оранжевым в отблеске солнечного света. Наконец, Роберстон решился прервать этот непонятный для него спектакль:

– Что-то случилось, милая?

Она резко остановилась и посмотрела на мужа так, словно впервые его видит и не имеет ни малейшего понятия о том, что они вместе делают в гостиной. У Джанетт случались подобные выходки, но не очень часто – слишком глубоко закрываясь в собственных мыслях, хозяйка дома порой очень долго выпутывалась из этого плена, тяжело осознавая происходящее вокруг нее. На этот же раз все прошло более-менее мягко; женщина решительно направилась в сторону стоящего неподалеку дивана и села на самый его краешек, не переставая удивленно смотреть на мужчину.

– Ты сейчас серьезно? Смеешься надо мной, да? Случилось, кое-что случилось, занятый только собой папаша, которого не волнует жизнь и проблемы собственной дочери! Если бы ты хоть немного обращал внимания на свою семью, на наших детей, то заметил бы, что именно произошло!

Элиот устало выдохнул и отложил утреннее удовольствие в сторону, полностью обращаясь к бьющейся в истерике супруге и ласково, немного даже взволнованно, спрашивая:

– Ты имеешь в виду того молодого человека, который зашел за Рэйчел несколько минут назад? Я слышал их голоса, уверен, ты напрасно переживаешь.

Джанетт хрустнула пальцами и грустно посмотрела на сидящего напротив нее мужчину так, словно он был ничего не понимающим ребенком. Подобные споры, едва не перерастающие в ссору, случались в этом доме довольно редко, и единственной их причиной был характер миссис Роберстон. И если с ее желанием окружить себя идеальными вещами, людьми и безупречной жизнью домашние могли иногда мириться, то иногда этот отчасти нездоровый перфекционизм становился поводом для всплеска эмоций.

– Почему ты так спокойно на это реагируешь, Элиот? Ей всего тринадцать лет, а он выглядит как затравленный наркоман, ищущий легкую добычу в лице нашей малышки! Все его слова о дружбе и честности – полная чушь, и я ни за что в это не поверю. Моя дочь никогда не будет общаться с такими персонами! Вставай, поднимайся сейчас же, мы должны поехать…

Робертсон резким взмахом руки оборвал кричащую жену и протянул руку к небольшому чайному столику, на котором высилась гора всевозможных печенек и маленьких шоколадных конфет. По-прежнему не говоря ни слова, взял кружочек шоколадной вафли и отправил в рот, усердно жуя и намеренно громко хрустя своим лакомством. Затем запил молоком с этого же стола и только после мягко и тихо, едва слышимым шепотом, ответил:

– Ты себя не слышишь, дорогая, – начал он, с неохотой выдавливая из себя последнее слово и делая на нем особое ударение, – ни себя, ни меня тем более. Перестань так голосить, иначе и моему терпению скорее придет конец.

Робертсон сделал небольшую паузу, ожидая, что сейчас в его адрес вылетят пара-тройка гневный оскорблений и обвинений, или вот-вот истеричная Джанет гордо поднимется с дивана и, бросив презрительный взгляд назад, быстро уйдет по направлению к кухне. Нальет бокал красного вина и с жадным блеском и невыразимой, наигранной всеми силами тоской в светло-карих глазах сделает глоток, затем еще и еще один, сдерживая рвущиеся наружу рыдания и размышляя о своей ненужности и никчемности.

Вопреки всему она осталась на месте, поникшей и опущенной книзу головой напоминая сломанную куклу.

– Вот и отлично. А теперь вернемся к нашему разговору. Тебя не устраивает новый знакомый Рэйчел, и поэтому ты хочешь вмешаться, я правильно тебя понял? – Элиот требовательно протянул раскрытую ладонь, и, получив неуверенный кивок, резко сжал ее в кулак, и на запястье отчетливо проступили вены. – Поддерживая мысль о равенстве всех людей в мире и уважении их прав, ты не считаешься с правами своей дочери, если намерена запретить ей общаться с теми или иными лицами только из-за собственной неприязни к ним. Теперь понимаешь? Она не будет вечно под твоим колпаком, Джанетт, и чем быстрее ты это осознаешь и примешь, тем проще будет твоя дальнейшая жизнь.

Закончив рассудительный монолог, мужчина прошел на кухню и вернулся оттуда с новым стаканом молока, полным до краев. Мгновенно осушил его и, отставив в сторону, присел к жене на диван, приобняв ее за острые плечи.

Сама же Робертсон никак не могла принять свою очевидную ошибку, и потому не шевелилась, ожидая реакции и следующих слов супруга. Она прекрасно знает, что мягкость Элиота не позволит ему уйти и оставить поникшую жену в одиночестве, он слишком нежен, слишком заботлив и трогателен этой своей вечной обеспокоенностью. Не требовалось никаких скандалов и криков, чтобы заставить этого человека почувствовать себя виноватым, а потому ей оставалось просто сидеть и терпеливо ждать, пока жалость не возьмет верх над справедливостью. Наконец, Роберстон примирительно поцеловал любимую в шею и прошептал в ее ухо:

– Я хочу поступить честно, как по отношению к тебе, так и к Рэй. Давай на время отложим эту ситуацию, так же, как ты откладываешь семена в надежде посадить их потом, как-нибудь на следующей неделе, когда погода будет благоприятнее всего, – оба слегка улыбнулись, и хозяйка дома расслабилась в теплых объятиях. Да, она действительно грешила, оставляя некоторый дела на будущие дни, и вся семья Роберстонов знала, что неделя незаметно растягивается на месяц, тот на сезон, а злосчастное «потом» превращается в липкую бесконечность, к которой не следует прикасаться. – Отложим, но не забудем. Не думаю, что сейчас от Рэйчел можно будет услышать что-то трезвое и убедительное, когда она вернется с прогулки. Признаться честно, я и сам очень часто держу некоторые слова при себе, а делюсь ими только после тщательного обдумывания – такова уж привычка. Давай поговорим с ней об этом новом знакомом завтра утром? Не сомневаюсь, что за столом она будет чувствовать себя комфортнее, чем припертая допросом к стенке, да и твои фирменные оладья могут сделать ее куда сговорчивее.

Джанетт счастливо закивала головой и вскочила с места, заранее начиная строить примерный план грядущей беседы и набрасывая опорные фразы на воображаемый бумажный лист. Элиот только тяжело вздохнул и продолжил чтение газеты, думая про себя: «Сумасшедшая. Таким законы не писаны».

***

На следующий день, как и было задумано в голове у Джанетт, утренний прием пищи представлял собой не просто ее поглощение. Пересмотрев десятки книг с различными советами о проведении важных разговоров с детьми, два часовых фильма на эту же тему и бесконечное число интернет-советов от обеспокоенных этой темой мамочек, женщина теперь сидела за столом, с привычной радостью наблюдая за тем, как члены ее семьи расправляются с завтраком. Сама же она нисколько не спешила и переводила хитрый, но немного заспанный взгляд с одной дочери на другую, затем на мужа и обратно на уплетающую горячие оладьи Рэйчел, ждала подходящего момента и, наконец, решилась.

Стоит понимать, что подобные «выуживания» информации из детей не могут привести ни к чему хорошему, – утверждал один из сидящих перед камерой психологов, чье лицо и голос заметно искажались на экране, а сидящая с банкой пломбира Джанетт увлеченно кивала и перекладывала планшет из одной руки в другую. – Вы должны на начальном этапе воспитания создать атмосферу дружелюбия в ваших с детьми отношениях. Иначе все дальнейшие действия будут просто бессмысленны. Однако, камера в очередной раз перескочила на другое, чуть полноватое и потное лицо, и завязался обыденный для передачи спор. – А что, если изначально мать не смогла найти контакт со своим ребенком и не нащупала эту самую нить, с помощью которой может его контролировать без всяких помех? Вы хотите сказать, что она должна опустить руки и прекратить любые попытки, ведь, послушав вас, мой дорогой, молодые мамочки скорее всего так и сделают. Зал ахнул, и вместе с этими невидимыми людьми замерла в ожидании и миссис Роберстон. Первый человек спокойно возразил, уверенно глядя на телезрителей и поднимая руку в успокаивающем жесте: Ни в коем случае. Я не спорю с тем, что, разумеется, бывают случаи, когда отношения между детьми и родителями не залаживаются изначально – возможно всякое, и, пожалуй, не будем углубляться в подробности. Но при таком раскладе как раз самое важное, так это не сдаться и не опустить руки. Понемногу, по капельке, быть может даже без видимого прогресса вы должны расположить к себе свое чадо, стать верным другом и надежным защитником в его глазах. Попытайтесь просто поговорить с вашим ребенком, и я уверен, что результат не заставит долго себя ждать.

Поэтому сейчас был самый подходящий для такого рода беседы момент. Лучше и придумать нельзя. Сделав небольшой глоток обжигающего какао и затем тщательно облизав губы, женщина ненавязчиво, как бы между делом, спросила:

– Как прошел ваш вчерашний день? Что-то интересное или новое?

Элиот грозно уставился на мило улыбающуюся жену и хотел уже было погрозить ей пальцем, но Хлоя довольно сухим голосом начала рассказывать:

– Ничего необычного, мам. Мне даже кажется, что выходные гораздо отстойнее школьных будней.

– По-моему, ты глубоко заблуждаешься, детка, – ответила сладким голосом блондинка и добавила, уже развернувшись ко второй дочери, – просто найди занятие себе по вкусу. А ты, Рэй? Как дела у тебя?

То ли из-за слишком странного поведения мамы, то ли всему виной были эти лживые участливые нотки в каждом ее слове, но Рэйчел мгновенно насторожилась. Аппетит, словно по команде, исчез, и теперь девочка задумчиво ковыряла вилкой подостывшее тесто, пропитанное сладким сиропом.

– Тоже неплохо. Наверное, даже немного лучше, чем у Хлои, – ограничившись таким коротким ответом, рыжеволосая с неохотой отправила очередной кусочек в рот, усердно жуя и всем своим видом показывая, что на длительный разговор можно и не рассчитывать. Джанетт, кажется, была совершенно иного мнения.

– Ну, детка, не скромничай. Кстати, а как там твоя прогулка с тем юношей?

Рэйчел задумчиво опустила глаза в тарелку. Ответить честно и подробно было бы правильным, но, учитывая характер миссис Робертсон, почти немыслимо. И не потому, что она не внушает доверия или не заинтересована в рассказе, нет, ни в коем случае – дело в том, как эта женщина умеет слушать. Поначалу молча, позволяя тебе полностью раскрыться и передать все свои накопленные эмоции через слова, затем – начиная постепенно задавать легкие и непринужденные вопросы, словно хочет всего-навсего уточнить ту или иную деталь. И, в конце концов, напирает с нравоучениями, жизненными и бесценными советами, которые девочка больше ни от кого в этом жестоком мире не услышит. После нескольких минут нудных нотаций остается лишь побежденно уткнуться в согнутые руки и тысячу раз пожалеть о том, что вообще решился прийти в эту комнату и чем-то поделиться.

Таких безрадостных рассуждений Рэйчел придерживалась всегда, но ситуация повторялась снова и снова.

Раскроешь рот – и будешь слушать ЭТО до конца завтрака, а в школу пойдешь с отвратительным настроением. Чего ты добиваешься, пчелка? Мало проблем, верно? Помолчи, соври какую-нибудь чушь и не рассказывай ей ничего, иначе вся семья будет «безмерно тебе благодарна» за будущее шоу.

Рэй глубоко вздохнула и посмотрела на маму. Та спокойно и не подавая виду допивала утренний напиток, ловко запечатывая рвущееся из нее любопытство глубоко внутри.

– Было весело, – девочка медленно обдумала скрытую сторону каждого сказанного слова, но, убедившись, что придраться не к чему, ласково улыбнулась почему-то хмурому папе и отложила вилку в сторону.

– А как его зовут, милая? Кто он и откуда? Нам же всем жутко интересно!

Женщина чуть приподнялась на локтях и заглянула смущенной дочери в глаза, как бы беззвучно повторяя: «Я знаю, конечно же, знаю, почему ты молчишь, детка, и это очень глупо. Поверь, никто не будет ругать тебя, если ты расскажешь о своем новом друге еще немного. Папочка будет в восторге, я с замиранием сердца выслушаю твою речь, и Хлоя тоже раскроет рот от удивления, ведь у нее нет таких хороших знакомых. Давай же, Рэй, только начни, и, будь уверена, я с радостью помогу тебе закончить».

– Джек. К сожалению, я пока не знаю, где он живет, – Рэйчел прикусила губу, старательно делая задумчивое лицо и якобы вспоминая адрес. – Но он очень хороший человек, мама, и мне нравится проводить с ним время.

– Замечательно, Рэй, – вклинился в разговор до этих пор молчавший Элиот и, отметив искреннюю благодарность в глазах дочери, продолжил, – на этом, я полагаю, можно закончить. Будет неприятно, если дети опоздают на занятия в первый же день после выходных, да, Джанетт? Мне было очень вкусно, но теперь нам и вправду пора ехать.

Миссис Робертсон осторожно повернула голову к мужу и изумленно, отчеканивая каждое свое слово, воскликнула:

– Еще слишком рано, Элиот. Ты же не хочешь, чтобы девочки сидели под дверями и терпеливо ждали назначенного часа? К чему спешить, если мы можем потратить это время на общение друг с другом. Мы ведь так редко…

– Джанетт, – мужчина оборвал ее сначала немного грозно, но после гораздо мягче предупредил, – не надо, прошу тебя.

Робертсон снова стрельнула глазами на уже умолкнувшего супруга и злорадно подумала, насколько же хороша ее выдержка, если этот безвольный тюфяк сломался и растаял от первых капель дождя, в то время как ей удалось стойко выдержать натиск бури. С победной ухмылкой она пропела:

– Этот Джек, дорогая, он… не обижает тебя? Не подумай, что я имею что-то против вашего общения, просто безумно за тебя волнуюсь. Он ведь не заставляет тебя гулять с другими незнакомыми и подозрительными людьми, правда?

– Нет, мама, не заставляет, – сквозь зубы выдавила Рэй и мысленно досчитала до десяти, пытаясь справиться с клокочущими в горле слезами.

«Она опять сделала это», – раздалось в голове девочки звонко и плаксиво. «Как всегда непринужденно и незаметно. А я позволила ей, дала слабину, и теперь она просто разорвет меня в этой глупой словесной перевалке».

Так уйди, – подсказало что-то внутри рыжеволосой и забилось в ушах настойчивым гулом, – оставь это все. Не поддавайся ее расспросам и просто выйди из-за стола. Это ты можешь сделать?

– А какой он сам из себя? – Джанетт обвела голодными глазами комнату и, остановив взгляд на висящих в углу и постоянно цокающих часах, продолжила, лихорадочно перечисляя: – У него есть родители? А друзья? Может быть ты знаешь хотя бы некоторых персон, с которыми можно связаться? Хотя это не столь важно, нет, нужно обратить внимание совсем на другую сторону! Его плохие привычки – он курит? Выпивает? Если так, то, Рэйчел, я не переживу, увидев тебя с сигаретой в зубах и бутылкой пива или еще чего хуже! Детка, ты обещаешь мне…

Девочка с застывшими на ресницах слезами посмотрела на умолкнувшего и не смеющего перечить отца. Тот опустил голову и что-то увлеченно рассматривал в тарелке, не обращая внимания на обращенные к нему и полные мольбы глаза. Перевела взгляд на Хлою. Блондинка тоже опустила взгляд в ответ, и по ее влажным от чая и чуть подрагивающим губам можно было отчетливо прочесть: «Прости, пчелка, пожалуйста, прости меня. Я не могу, понимаешь, не могу помочь тебе… Я все вижу и понимаю, но не имею права так рисковать. Сделай что-нибудь и перестань пожирать меня своими щенячьими глазками».

В отчаянии Рэйчел оттолкнула от себя недоеденное блюдо и еще не допитый шоколад и воскликнула:

– Нет, мама, я не обещаю! Не обещаю делать все, как ты хочешь, и повиноваться каждому твоему слову, общаться только с подобранными тобой людьми и жить под твоим вечным контролем. Твои слова… Ты делаешь людям больно, и сама этого не замечаешь. Если ты не поймешь, что не права, не осознаешь своей ошибки и не попытаешься искоренить ее из жизни…

Девочка не договорила, а на красном от злости и горячности лице выступили первые полупрозрачные капли. Тонкими струйками спустились вниз, к жадно глотающим воздух губам, и Рэй почувствовала солоноватый привкус собственного отчаяния. Не позволяя себе разреветься и после этого позорно выбежать из комнаты, так и не сказав самого важного, она шмыгнула носом и крепко стиснула зубы, как можно более грозно и внушительно продолжая:

– Ты не понимаешь, мама… Глупо искать идеальное во всем, что тебя окружает, если сама далека от подобного стандарта. И знаешь, если ты все же проигнориуешь эти слова и не захочешь над ними подумать, то… мне тебя искренне жаль.

Бросив последнюю фразу в тишину застывшей столовой, Робертсон выскочила за дверь и кинулась в свою спасительную комнату. Еще несколько минут после ухода девочки три пары изумленных и пристыженных глаз провожали ее удаляющиеся быстрые шаги.

Глава 10

«Здравствуй, нисколько не дорогой дневник, вести который у меня нет ни малейшего желания. Одна маленькая рыжая дьяволица заявила, что ЭТО может помочь мне разобраться с самим собой и проблемами внутри меня, а также дала понять, что кроме нее никто не собирается помогать мне с подобными вещами. Она сказала, что я могу писать здесь все, что вздумается – связное и не очень, какие-то отрывки историй из моей жизни или даже списки дел на день и того, что я не хочу забыть. Можно попробовать включить описание людей, окружающих меня событий или чего-то непонятного, например, моих философских размышлений.

Признаться честно, не знаю, нужно ли мне это, и помогут ли глупые записочки хоть в чем-то. Пока нужно поставить себе цель. Пусть это будет что-то легкое, но требующее небольших усилий, быть может жалобы на Рэйчел или рассказ о прошедшем дне жизни – не суть важно – главное, зачем я это делаю, моя нынешняя мотивация и желание или же его отсутствие. Рыжик велела написать и об этом и выделить фразу как-нибудь по-особенному. Что ж, я, Джек Дауни-Уинтроп, начинаю вести этот ничтожный и бесполезный по своей сути дневник, потому что

меня заставили сделать это, использовав запугивание и прочие угрозы

я на самом деле хочу разобраться в своей голове и своих мыслях

большинство людей на этой планете ведут дневники и утверждают, что такая привычка способствует развитию мышления и базовых писательских навыков

как бы я ни пытался отрицать это при разговоре с Рэйчел, мне действительно страшно доверить свои сокровенные размышления пусть даже более-менее приближенному к себе человеку, а эта тетрадь вряд ли сможет использовать мои секреты против меня самого

когда я вырасту и стану хоть чуточку серьезней, мне захочется понастольгировать и удариться в былые времена; я перечитаю эти записи, сделаю определенные выводы и сожгу все написанное в собственном камине, в то время как моя ирландская кошка будет жалобно мяукать в одной из огромных комнат двухэтажного коттеджа в Калифорнии

последняя и самая незначительная причина, которую я все же включу в этот список – гордость. Будущий восторг от вспыхнувшего в глазах рыжей удивления, радостная улыбка из-за ее широко раскрытого рта и быстро бегущих по исписанным страницам глаз».

Джек отложил в сторону ручку и пробежался сонными глазами по только что написанному. Поначалу слова выходили очень медленно и тяжело, как комья кашля, которые с силой нужно вытолкать из горла, а затем потекли сами собой, преобразовываясь в весьма сносный текст.

Парень впервые за несколько дней снова оказался в ставших родными, но все еще ненавистных стенах квартиры на Стюарт-Стрит. Все происходящее трое суток назад казалось не более чем бредовым сном или каким-то продолжением одного из многочисленных фильмов, просмотренных Джеком во время пребывания у Роджера – Дауни просто пришел домой. Заглянул в каждую из комнат по пути к кухне и подпрыгнул на месте от страха, держась рукой за сотрясающуюся от гулкого биения сердца грудь, когда раздался женский плаксивый голос:

– Джеки?! Мальчик мой, это ты?

Парень неверяще выпрямился и медленно заглянул за угол, уже было приготовившись к удару или летящей в него посуде. Мэг Стилсон сгорбилась на одном из стульев и чуть ли не каждую минуту вытирала серым платком слезящиеся глаза. Ее руки сухими плетьми болтались между деревянных ножек.

– Я так рада, что ты вернулся. Куда пропал так надолго? Я не видела тебя со вчерашнего вечера, милый, и очень беспокоилась.

Джек тяжело плюхнулся на стул и вопрошающе посмотрел на спокойное лицо тети. «Да, чувак, ты невероятно везучий», – подумал он, разглядывая более подробно темные мешки под глазами и широкие, закрывшие собой почти всю радужку, зрачки женщины. «Этой действительно наплевать. Для нее ты не шатался черт знает где, не коротал все шесть дней у друга, в то время как тот смерял тебя сочувствующим взглядом и щедро делился кровом и пищей – она не видела тебя всего сутки, парень. Хороший пример для антирекламы наркотических препаратов».

Словно прочитав чужие мысли, Мэг искренне удивилась:

– Ты чем-то встревожен, верно? Расскажи мне, может, мы вместе сможем решить твою проблему?

Дауни грустно улыбнулся и на секунду прикрыл глаза.

«Я никогда, ни за что на свете не доверюсь этому человеку. Тот, кто унижает тебя и относится, как к собаке, не может любить. Она лишь временно делает вид, что любит меня, копит свою гниль внутри, а после извергает эти помои. Чувства такого человека не могут быть искренними».

Если ты не можешь получить того, чего хочешь, – подсказал тут же появившийся голос, – попробуй взять максимум из возможного. Сейчас ты спросишь ее о чем угодно, не боясь последующего за твоим любопытством наказания. Используй свой шанс.

Джек как можно правдоподобнее зевнул и тихим голосом спросил:

– Могу я лечь в своей комнате? Просто очень соскучился по этой кровати.

– Да, конечно, солнце. Обнимешь любимую тетю перед сном?

Джек попытался заглушить кричащие в голове мысли и подавить подступившую тошноту. Они обнимались всего два раза – когда все семейство Дауни некоторое время гостило у Стилсон и чуть позже, но в похожих обстоятельствах. Теперь же любое прикосновение к этой растекшейся в довольной улыбке обкуренной женщине вызывало неподдельное отвращение.

Парень встал и на гудящих ногах подошел ближе к Мэг, наклонившись почти к самому ее лицу. От исходящего из ее рта зловония табака и чего-то еще непонятного, но не менее омерзительного, свербило в носу.

Перебори себя, Джеки. Она хочет почувствовать твою поддержку и заботу, ощутить своим тощим телом твое тепло… Если это не побудило тебя сдаться, подумай о завтрашнем и последующим за ним дне, когда ОНА, наконец, вспомнит о той самой проблеме. Представь в деталях, как рассвирепевшая женщина будет носиться за тобой по дому, осыпая ругательствами, и на этот раз бродяжничать уже не придется. Даже твой дружок Фишер не сможет прийти на помощь. Ты останешься совершенно один. Подумай об этом.

Дауни крепко-крепко зажмурил глаза и вцепился в плечи сидящей перед ним женщины, всячески отгораживая себя от реальности любыми способами. «Это все неправда, тебе просто кажется, Джек. Всего лишь сон, и на самом деле ты спокойно лежишь в постели и обнимаешь подушку. Обыкновенную мягкую подушку и ничего кроме».

Рука Стилсон легла на спину парня и прижала к себе, так, что голова брюнета оказалась между ее плечом и правым ухом. Сухие кудряшки волос теперь щекотали кожу лица.

«Только не кричи, умоляю тебя, не кричи. Она отвратительная, ты знаешь, но, прошу, не подавай виду, постарайся терпеть, ты же сильный, ты очень даже сильный. Вспомни, как однажды ты убегал от огромной собаки, будучи маленьким мальчиком. Несся по дороге к загородному дому, поднимая за собой клочья коричневой пыли и с усердием перепрыгивая песчаные комья, постоянно оглядывался назад и, завидев сквозь тучу земли черную шерсть, бежал еще быстрее, хотя такая скорость прежде казалась тебе немыслимой. Ты не думал ни о чем другом, кроме как о больших когтистых лапах и, наверняка очень острых, клыках. Представлял, что эта собака разрывает тебя на куски за твою слабость, бросается на тебя и всем своим телом придавливает к грунту, а ее горячая слюна капает прямо на шею – только такие мысли еще больше подстегивали тебя, открывали внутри второе, третье дыхание и не позволяли сбавить темп. Так неужели сейчас ты боишься больше?»

В тот день ты всего лишь убегал от собаки, – услужливо прошептал внутренний голос и после некоторой тишины добавил, – а сейчас находишься у нее в объятиях. Разница не столь уж и велика, верно?