Текст книги "Девочка, которая зажгла солнце"

Автор книги: Ольга Золотова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

В подтверждение этих чудных мыслей Рэй действительно кивнула и потянула ладонь к лицу. Но, остановя ее на полпути, сказала:

– Можно кое о чем у тебя спросить? Я знаю, что это, наверное, личное и далеко не мое дело, просто мне вдруг стало интересно…

– Рыжик, если ты будешь мямлить еще хотя бы минуту, я не выдержу и запущу в тебя салфеткой. Честное слово, потом не вздумай обижаться.

Рэйчел смешно нахмурилась и бросила короткий взгляд на огромные настенные часы. Время так некстати заканчивалось. «Хочешь получить максимальное удовольствие, – раз за разом повторяла миссис Робертсон обеим дочерям при любом удобном и не очень случае, – прервись на самом интересном моменте. Позволь себе прочувствовать этот пик каждой клеточкой своего тела, дай ему растечься и закрепиться где-нибудь глубоко внутри. Рецепт хорошей встречи мало чем отличается от принципа приготовления абрикосового сиропа – передержав, можно бесповоротно испортить вкус, сделав его горьким и отдающим гарью». Так и теперь нужно было прощаться, чтобы после встретиться с искренней радостью в глазах, но один самый важный вопрос так и остался незаданным. Снова боясь все испортить, Рэй приглушенным голосом спросила, надеясь, что ее слова поглотит стоящий вокруг шум и гул голосов:

– Почему вы перестали смотреть кино с Роджером? Что-то случилось или это всего лишь стечение обстоятельств?

Джек озадаченно посмотрел на смущенную девочку и пожал плечами, как бы отказываясь обсуждать это и тем самым меняя направление разговора. Правда, от него не укрылось, что Рэй все же заметила эту неестественную перемену настроения, потому коротко бросил:

– Люди бывают злыми. Ты доверяешь человеку, всецело ему отдаешься, а в итоге разбиваешься о жестокую правду, – парень замер посреди столовой и задумчиво, больше говоря это для себя, нежели для подруги, продолжил, – так что порой оно и к лучшему. Иногда куда легче отказаться от чего-то, чем сквозь боль и неприязнь это терпеть. С Роджером вышло нечто похожее. Он больше не хочет смотреть со мной фильмы. Я не собираюсь его упрашивать.

Дауни быстрым шагом направился к огромным столам с грязной посудой, взгромоздил туда два подноса и вернулся к Рэйчел. «На этом лице написана безысходность и грусть всего человечества», – подумала она, едва слушая, что говорит ей парень. «Почему он не может больше улыбаться? В мире столько поводов для радости! Как бы я хотела сделать его счастливее, хоть чуточку, самую малость, только бы он сказал, что теперь ему гораздо лучше, нежели раньше. Разве я многого прошу?»

– Тогда завтра в шесть, договорились? – в последний раз уточнил он, уже разворачиваясь в сторону выхода и поправляя широкие лямки рюкзака. – Я позабочусь о закусках. Надеюсь, что смогу тебя удивить.

И, не говоря больше ни слова, по-прежнему с холодным выражением лица, парень вышел из столовой. Рэйчел так и стояла на одном месте, не в силах сдвинуться ни на шаг, пока не раздался пронзительный звон из коридора. Но даже ринувшийся в классы поток учеников не смог вернуть девочку в реальный мир, а потому она стояла так несколько минут. Когда к ней подошла буфетчица и легонько тронула ее за плечо, рыжеволосая как-то странно посмотрела на женщину и тихо извинилась. Затем медленно прошла к выходу и после еще некоторое время брела по длинному, довольно широкому и увешанному различными копиями картин проходу.

«Таких, как Джек, тысячи или даже сотни. Всем не поможешь. Остается только держать эту суровую истину внутри себя, просыпаться с ней и точно также засыпать, зная, что ничего сделать уже нельзя. И эта самая мысль закрепится в сознании, так прочно, что оторвать будет невозможно – потому люди и сходят с ума, от собственного бессилия».

***

В маленькой комнатке на Прескотт-Стрит двое мальчиков увлеченно следили за каждым движением на экране небольшого телевизора, изредка вздрагивая, когда из-за угла на главных героев набрасывались привидения, больше походящие на одетых в воздушные простыни людей, чем на настоящих монстров. Не сказать, чтобы комната и вправду была недостаточных размеров – она, наоборот, казалось еще уютнее из-за прикрепленных к стене полок с кактусами и парой книжек, одиноко опирающихся друг на друга. А мягкий ковер, ворс которого делал шаг абсолютно бесшумным и приятно ласкал детские пятки, как нельзя лучше вписывался в общий интерьер.

Но один из растянувшихся на полу смотрел фильм поверхностно, закрыв глаза и лишь краем уха слушая крики или напряженную музыку из включенного ужастика. Он думал

вернее, старался думать, хоть мысли и были похожи на один большой спутанный колтун, нуждающийся в долгом и кропотливом разборе каждого волоска

о том, что, наверное, нет ничего, что могло бы заменить человеку его лучшего друга. Это не то же самое, что семья или близкие – те воспринимают тебя как ребенка, несмотря на возраст, и не упустят случая вставить одно лишнее наставление или подбросить жизннено важный совет. Их будет интересовать здоровье, успехи в школе и прилежность твоего поведения, ведь все происходящие в жизни вещи они оценивают с высоты никогда не дремлющего родительского могущества. А друг… Это совсем другое тесто.

Человек знает тебя и одновременно нет, а точнее лишь догадывается об умалчиваемых тобой вещах – но и врать ему не имеет смысла. Иначе, накладывая один слой лжи, пусть даже тоненький, на другой, ты сформируешь огромный ком, поднять который в конце-концов окажешься не в состоянии. Человек может поддержать так, как этого не сделают другие, ведь не всегда ребенок в первую очередь рассказывает о чем-либо родителям. А друг похлопает тебя по плечу и горестно вздохнет, тщательно делая вид, что искренне тебе сочувствует, и ты все равно уже почувствуешь себя куда лучше.

Джек почему-то ассоциировал дружбу с мармеладными конфетами. Да, как бы по-детски это не звучало, он действительно представлял, что два существа склеиваются друг с другом липким сиропом и крупинками сахара, сначала слегка, так, что одним неверным и неосторожным движением руки можно оторвать, а затем все крепче и крепче, пока не превращаются в единую сладкую массу. И от смеси обязательно должно было пахнуть мятой или лимоном – мальчик воображал эти чудные запахи, словно сейчас перед ним взаправду лежал только что срезанный цитрусовый или мятные листья, источающие свой аромат.

Так и теперь юный Дауни верил в силу вечной и почти что братской дружбы, которую не способны разрушить никакие побочные силы. Ведь это невероятно сложно – найти такого же человека, как глупо уставившегося в мелькающие картинки Роджера Фишера, за столь малый промежуток времени. Из-за внезапного и незапланированного переезда, организованного по желанию Шарлотты, Джек в один миг лишился всего, чего так долго и с таким отчаянным трудом добивался. Авторитет в классе, прежние друзья, не менее дорогие и близкие для мальчика – все это осталось там, в их старом загородном доме, забытое и брошенное на произвол судьбы.

Новое настоящее представлялось Джеку серым и лишенным всякой радости, как бы заботливая мать не старалась привить сыну любовь к новому месту.

Так было до появления Роджера.

Он пришел незаметно, как-то медленно влился в жизнь пятнадцатилетнего, замкнутого и отталкивающего всем своим существом Дауни, едва появившегося в стенах еще незнакомой ему школы. Поначалу знакомство было сухим и не обнадеживающим, а потом парень сдался. Понял, что без чьей-то поддержки и помощи не сможет удержаться на плаву, а потому с радостью принял протянутую ему руку, не замечая, как с каждым днем все больше и больше привязывается к светловолосому спасителю. И, когда в душной пустоте класса после одного из уроков прозвучало незабываемое приветствие, просто не смог отказаться.

– Да, чувак, неважно выглядишь. Такое ощущение, что ты тот самый парень из черно-белых фильмов-ужасов, где от подростков-психопатов за километр разит депрессией, а потом они убивают кого-то на улице, чтобы заглушить душевную боль. Меня, кстати, Роджер зовут. Будешь?

Незнакомец протянул молчащему парню половину своего печенья, и тот осторожно принял его, благодарно кивнув и расправившись с лакомством за считанные секунды.

С того самого дня Джек чувствовал, что ему необходимо общение с Фишером. Это был своего рода быстродействующий наркотик, который тут же всасывался в кровь и приносил столь желанное облегчение и расслабление. Правда, со временем Дауни стал замечать, что его отношение к дружбе и мнение Роджера существенно различались. Совершенно, если быть точнее.

Потому, терзая себя мыслями о той самой встрече в классе и последующем общении с Роджером, Джек

наконец, пересилил самого себя и решился, что сейчас что ни на есть подходящее время

открыл глаза и обратился к сидящему рядом другу:

– Фиш?

Парень дернулся от очередного жутковатого момента в фильме и повернул голову в сторону любопытных глаз. Выжидающе почесал макушку и убавил звук, чтобы разговаривать было проще. Дауни начал издалека:

– Знаешь, я тут подумал немного, – многозначительно протянул он, отмечая в чужом взгляде загорающийся огонек любопытства, – о том, какое будущее нас ждет. Ты собираешься быть программистом, так?

Брюнет поучил неуверенный кивок в ответ и продолжил, уже немного воодушевившись:

– И остаться в Бостоне. Но, понимаешь же, что многие люди забывают свою прежнюю, школьную жизнь, и с появлением новых знакомств и проблем все больше и больше отдаляются от старых друзей. Как ты собираешься с этим поступить? Тоже забросишь все это?

Дауни взволнованно затаил дыхание и приготовился впитывать в себя каждое произнесенное Роджером слово, откладывать где-нибудь глубоко, а через много-много лет вспоминать об их великой и несокрушимой дружбе. «Уже представляю, как он сейчас рассмеется на эти вопросы и добродушно отмахнется от меня, но потом все же признается, что ни за что на свете не сможет забыть наши приключения. Скажет, что настоящие друзья не должны отступать перед такими маленькими преградами – это равносильно тому, чтобы, поднимаясь в крутую гору и почти достигнув ее вершины, споткнуться о камень, поменять направление движения и спуститься вниз из-за одной только крохотной ссадины. Это же несерьезно, правда?»

Видимо, Фишер думал немного иначе:

– Я… пока об этом не думал. Пройдет несколько лет, Джек. Все может поменяться. Пока что не могу обещать, что мы будем общаться постоянно – так или иначе, ты классный парень. Нет, я серьезно. Надеюсь, после этого лета ничего не изменится.

Сказав это, Роджер беззаботно хлопнул брюнета по плечу и возобновил просмотр фильма, даже не удосужившись взглянуть на его лицо, хоть на долю секунды. Что было большой ошибкой.

Джек с поглупевшим и бессмысленным взглядом встал с пола и навис над своим гостем. Затем, не обращая никакого внимания на встревоженные вопросы Фишера, подошел к все еще работающему телевизору и что есть силы дернул за толстый шнур, рывком извлекая его из розетки.

Кино окончено, господа, у нас кончился хлеб. Хватит на сегодня правды.

– Ты что творишь? – недоуменно воскликнул парень, тоже поднимаясь с места и отодвигаясь на пару шагов от обезумевшего Джека. Миска с попкорном пошатнулась, когда его нога изменила свое положение, и десятки кукурузных кружков потерялись в глубоком ворсе ковра. – Что с тобой? Ты так сильно расстроился из-за того, что я сказал? Чувак, я же не серьезно все это – подумаешь, бросил какую-то глупость невпопад, с кем не бывает. Да и действительно, сам посуди – откуда ты знаешь, что нас ожидает после старших классов? Быть может жизнь разбросает так сильно, что собраться снова мы будем уже не в состоянии. Живи только сегодняшним днем, парень, и не злись так из-за всякой чепухи.

Дауни же стоял в дальнем углу комнаты и гладил рукой длинный черный шнур, словно послушливую змею. Он по-прежнему не произнес ни слова, а только молча сверлил полудикими глазами испуганного и нагло оправдывающегося парня.

«Мне и вправду хотелось сделать что-нибудь. Что угодно, лишь бы он забрал свои гадкие слова обратно, туда, откуда они появились пару минут назад. В тот момент я настолько искренне его ненавидел, что не мог вообразить достойное для такого, как он, наказание. Помогла только мысль о том, что этот человек вряд ли знает, о чем говорит. Внутри него прячется другая, неуверенная в каждом своем поступке личность, которой совершенно наплевать на чужие чувства. Да, именно так и нужно думать».

Идеальных людей не бывает, Джеки. Запомни это как следует. Ты можешь искренне любить человека, а тот будет всего-навсего пользоваться твоей привязанностью. Можешь доверять, но будь готов к тому, что однажды некоторые из твоих секретов вылезут наружу. И в этом нет чьей-либо вины, это человеческая природа сделала нас такими – научила расставлять приоритеты в зависимости от собственных потребностей, отбрасывая на второй план все прочее и лишнее. Так вышло и здесь, ты просто оказался во второй категории. А теперь, будь добр, положи провод на место и не делай глупостей.

Джек послушно отстранился и начал медленно надвигаться на опешившего Роджера, пугая его приглушенным голосом и пепельно-серым лицом:

– Я и живу настоящим, Фиш. Каждый день, просыпаясь утром, я задаю себе вопрос «а что дальше?», а затем с презрением отбрасываю его как можно скорее, потому что не могу найти достойного ответа. У тебя так было? Хоть раз в твоей чертовой жизни? Было или нет?

Роджер как вкопанный стоял, упершись спиной в стену. Прикосновение обоев к коже казалось обжигающе-холодным, мерзким и отвратительным, но отстраниться он не мог.

– Ты и представить себе не можешь, каково это – да и зачем оно тебе, верно? Это же не ты пытаешься изо всех сил найти человека, на которого можешь положиться, а потом ни с того ни с сего осознаешь, что все это время глотал комья земли, старательно ее пережевывая в надежде добраться до сладких ягод? Я хотел верить тебе, думал, ты станешь моим единственным и вечным другом… Убирайся из этого дома. Сейчас же.

Фишер не двинулся с места и долго-долго смотрел Джеку в глаза. Пытался разглядеть там хоть что-то, похожее на сожаление от несдержанного негодования, желание, но невозможность извиниться или выдавить из себя пару-тройку добрых и примирительных слов, но наткнулся на мрачную решимость. Не давая парню продолжить свой гневный монолог, он поднял брошенный ранее рюкзак и развернулся к выходу из комнаты. Затем замер, нерешительно одергивая запутавшиеся лямки и, наконец, тихо сказал:

– Ты не самый несчастный в этом мире, Джек. Я не собираюсь жалеть тебя или втолковывать то, что ты и так прекрасно знаешь, просто… Я боюсь, что ты начнешь искать недостатки в других людях, затем в своих близких, в себе, а после уже не сможешь остановиться. Не дай этому случиться, сделай все, что в твоих силах. Желаю удачи.

И, снова встретившись с безжалостными, некогда еще теплыми и человеческими глазами, прошел к двери, вышел во двор и осторожно повернул ручку до глухого щелчка. Больше Фишер ни разу не ступал на порог этого дома.

Глава 14

Как и было оговорено, через пару дней встреча в доме Рэйчел все же состоялась, хоть Джек и не был в особом восторге. Какое-то странное предчувствие грызло его изнутри – не то осадок от прошлого разговора в школьной столовой, не то нечто другое, необъяснимое, но давящее с не меньшей силой. И, когда он увидел на дисплее телефона короткое сообщение от Робертсон, которая заверила его, что сама займется приготовлением попкорна и с нетерпением ждет их сегодняшней встречи, то вовсе упал духом. Она не забыла. Конечно же, не забыла.

Думал, произойдет чудо? Ты в мыслях решишь отменить просмотр фильма, и в тот же момент она позвонит тебе с новостью, что планы кардинально изменились? Глупо надеяться на волшебство, Джеки. Это детские сказки, из которых ты давно вырос.

Джек только потряс плечами, словно желая вытряхнуть из своей головы эту надоедливую сущность, постоянно раздающую бестолковые советы и критикующую каждое второе его слово или действие, а затем набросил на себя легкую куртку и выскочил из дома. Погода оставляла желать лучшего.

Особо никуда не спеша, парень медленно брел по направлению к дому подруги. Времени до назначенного часа было предостаточно – он мог бы доделать тот самый давно забытый доклад по истории или… Разве у него есть какие-то дела? Что-то важное и срочное, не требующее никаких отлагательств, задача, от решения которой будет зависеть каким-то образом его жизнь? Нет? Что ж, тогда самое время прогуляться по неизведанным кварталам Бостона и поговорить с самим собой о всяких глупостях. Ведь так люди обычно делают – думают и в то же время отчаянно пытаются избавиться от каких-либо мыслей.

Разве? Ты себя недооцениваешь, парень. Лучше бы задумался о чем-то более важном и значимом. К примеру, о карманных расходах. Рано или поздно, Мэг заметит воровство, и, поверь, не поскупиться на наказание. Нарываешься или намеренно об этом не думаешь?

Дауни завернул за угол одного из домов и сунул руку в карман, выудив оттуда небольшой кожаный кошелек. Он сделал его самостоятельно, своими неумелыми руками сшивал куски кожи – а ведь именно Кэтрин поделилась с другом необходимыми материалами. Джек тогда думал подарить свою поделку кому-нибудь. Правда, Джонс тут же отказалась, сославшись на то, что видела, с каким трудом ему удалось создать эту вещь, а потому не хочет лишать парня заслуженной награды. Шарлотта Дауни тоже осторожно разъяснила немного погрустневшему сыну:

– Ты хочешь поделиться со мной своей радостью, милый, и я очень хорошо тебя понимаю. Но это только твоя маленькая победа и ничья больше – прошу, не заставляй меня отбирать то, что служит показателем твоего усердия. Оставь эту прелесть себе. И каждый раз, когда будешь доставать кошелек и касаться его руками, вспоминай, как делал его, вкладывал душу и сердце. Поверь, тебе сразу будет становиться лучше, даже в самый тяжелый час. Иногда ведь не нужно чего-то большого и громоздкого для счастья – порой сделанная собственноручно вещь в разы лучше самой дорогой роскоши.

И, потрепав улыбающегося мальчика по голове, женщина пошарила рукой в полупустой банке, вытащив оттуда мятую пятидолларовую купюру, а затем положила в один-единственный кармашек грубого кошелька. Протянула его сыну, и Джек бросился из дому в ближайший магазин – отметить радостное событие. Он не заметил грустного взгляда матери, устремленного ему вслед.

Так и теперь Дауни достал доллар и крепко сжал его в руке, намереваясь купить подарок для рыжей подруги. Что именно – он не решил до сих пор, но шел вперед, окрыленный уверенностью в своей правоте.

«Вечер кино… Маленькую, но памятную вещицу… Или что-то съедобное и вкусное?»

Бредя в легкой задумчивости по тротуарам, он и не заметил, как вышел к главному входу парка. На удивление парня, возле огромной арки с радужными буквами громоздились широкие столы со всевозможными видами безделушек, пряников и печений. Ноги сами понесли Джека к прилавкам.

Умоляю тебя, – устало произнес внутренний голос, зная, что в который раз останется неуслышанным, – не иди туда. И не говори, что собираешься потратить деньги на всяких мелочный хлам, который не нужен ни тебе, ни ей. Неужели так сложно – быть чуточку экономнее. Разве твоя мама тратила такое количество денег впустую, даже когда они у нее были в достатке?

Дауни тут же посерьезнел и как-то остепенился, все больше и больше придираясь к внешнему виду выставленных на продажу товаров. «Ярмарки… Что же еще может сделать людей счастливыми и расшевелить серые массы, если не скопление красок и низких цен в одном месте. Посреди городского относительного спокойствия и размеренности это место являет собой яркое желто-красно-оранжевое пятно толпящихся людей, веселых голосов и сладких запахов печеных в меде яблок… Особенно осенние ярмарки».

Джеку оставалось лишь облизнуться и пройти дальше, к следующим столам, и только через несколько минут беглого просмотра продаваемых вещей его глаза зацепились за свечи. Маленькие и большие, толстые, длинные, узкие, в форме шаров и прямоугольников – они были похожи на странные сказочные дома крошечных человечков. Цвет воска также отличался у каждой свечки: здесь были и нежно-розовые, перламутровые, зеленые, фиолетовые, малиновые, и даже покрытые объемными блестящими хлопьями. Дауни заворожено замер на месте, в то время как сидящий за столом мужчина спросил:

– Нравятся? Как я вас понимаю, очень даже. Едва увижу в магазинах или где еще такие – и стою как вкопанный, пока не прогонят или не начнут коситься. По-моему свечи осенью – лучшее лекарство для души, как считаете?

Дауни неуверенно кивнул и детально осмотрел каждую из предложенных фигур – более всех его заинтересовала цилиндрическая свечка темно-коричневого, ближе к песочному, цвета. Он повертел ее в руках и спросил цену.

– Тебе отдам за полдоллара, – лукаво подмигнул продавец и благодарно кивнул, получив свои деньги и спрятав их в большой нагрудный карман. – Рад был помочь. Удачи тебе, юноша, иди и освети этот мир!

На этот крик парень только смущенно опустил голову и быстрыми щагами удалился с ярмарки, все же не удержавшись и прихватив по пути два сладких еще горячих яблока на длинных острых шпажках. Было почти шесть.

«Не думаю, что сделал что-то плохое или неправильное», – подумал он, быстро направляясь в противоположную сторону от входа в парк и снова погружаясь в городскую тишину. «Тем не менее, уверен, что Рэйчел оценит подарок. Почему-то мне не хочется в этом сомневаться».

И, чувствуя на душе приятное тепло и спокойствие, брюнет направился к дому Робертсонов, прижимая к куртке лакомства и свечу. Это умиротворение словно кто-то поместил внутрь его самого, как будто разлил обжигающий воск, и теперь стенки горла покрылись тонкой гладкой пленкой, неощутимой на вкус. Как посыпка с купленных только что яблок или сладкая тягучая карамель с кремом поверх них, так и грусть в юношеском сердце заполнилась чем-то липким и сладким, приятно пахнущим, но невидимым снаружи. Джек редко ощущал себя так хорошо.

***

Чуть позже, зайдя в комнату Рэйчел и терпеливо дожидаясь убежавшую на кухню маленькую хозяйку, парень выудил из кармана толстовки и приготовленный заранее подарок. Осталось разве что

объяснить, что ты взял и купил ей ЭТО без особого повода, но сделать так, чтобы все не стало еще больше походить на свидание – как можно непринужденнее и спокойнее, напустив на лицо маску равнодушия, вручить свечу и сказать, что ты всего лишь проходил мимо ярмарки и подумал, почему бы не удивить подругу приятным сюрпризом

выдохнуть и дождаться подходящего момента. Не желая торопить события, Джек спрятал восковую фигурку за углом дивана-кровати, и как ни в чем не бывало пошел к выходу из комнаты, желая узнать, почему же Рэй задержалась. Далеко, правда, идти ему не пришлось.

– Скучал? – рыжеволосый вихрь чуть не сбил парня с ног и толкнул его обратно, заставляя сесть. – Угадай, что я нам принесла?

Робертсон загадочно улыбнулась и указала на закртый поднос, от которого исходил приятный аромат хлопьев и хлеба. Не став мучить себя и гостя, она поставила блюдо на ковер и сняла крышку, наклоняясь к лакомству и позволяя дыму обласкать свое лицо. Дауни не мог скрыть ребяческого восторга:

– Попкорн? Ты серьезно? Я думал, это будет что-нибудь поинтереснее… – он многозначительно замолчал, давай девочке выплеснуть накопившееся в ней возмущение. Рэйчел, действительно, обиженно заворчала:

– Вообще-то, это домашний попкорн, а не просто купленный в супермаркете полупустой пакет с не пойми чем внутри. Это во-первых. А во-вторых, мог бы проявить чуть больше уважения к тому, что я заранее позаботилась о сегодняшнем дне, подготовила все необходимое, старалась, а теперь ты…

Джек наигранно тяжело вздохнул и сел напротив Рйчел, рассматривая ее немного сморщенное и недовольное лицо. Странно, но эта маленькая девочка менялась почти до неузнаваемости в зависимости от различных ситуаций. К примеру, радостная Рэйчел всегда яркая, солнечная, с веснушчатым носом и щеками и горящими свежей зеленью глазами (по крайней мере такой она бывает чаще всего). Совершенно другой она становится на уроках, особенно в самом начале тяжелого учебного дня – озорное выражение сменяется уставшим и сонным, а собранные наспех волосы в какой-нибудь хвост или прибитую косу только дополняют этот образ прилежной трудящейся школьницы. Сейчас же, в полумраке одной из спален дома, на фоне заходящего за горизонт солнца, Рэй казалась совсем иной. Длинные распущенные пряди мягко обводили острое личико, домашняя майка болталась на тонких полосках ткани, проходящих через худые плечи – все было так гармонично и в то же время непонятно и несочитаемо, словно такого человека и вовсе не может существовать. Эта немного злая и задетая шуткой девочка в ночной кофточке, серых и, наверняка, мягких на ощупь штанах не была похожа на серьезную и сосредоточенную во время учебы или же не сидящую на месте и заражающую своим весельем Рэйчел. Потому сейчас Джек с любопытством глядел на новые черты Робертсон, стараясь запомнить каждую лишнюю мелочь. Наконец, он осторожно начал:

– Знаешь, я тут проходил мимо парка, и случайно забрел на осеннюю ярмарку… Приглядел кое-что…

Дауни потянулся к укромному месту и вытащил оттуда купленную свечу, не сводя глаз с тут же оживившейся Рэйчел. Затем, проделывая все медленно и следя за каждым изменением на чужом лице, поставил подарок на пол прямо перед подругой, не переставая выжидающе на нее смотреть. Та недоуменно уставилась в ответ.

– Это тебе, рыжик. Подумал, что, раз уж ты освободила меня от забот о закусках, я могу порадовать тебя чем-то другим. Нравится?

– Очень! – девочка бросилась из комнаты. Послышалось шуршание с кухни, звуки зажигаемой плиты, и вот Робертсон вернулась, прикрывая рукой горящую зубочистку. Не говоря ни слова, она поднесла огонь к фитилю, несмотря на подбирающееся к пальцам пламя, и, наконец, свеча вспыхнула и озарила полумрак мягким светом. – Где ты умудрился найти ее? Разве в Бостоне еще продают свечи?

Не дожидаясь объяснений, рыжеволосая снова засуетилась, и спустя пару минут перед гостем появился небольшой ноутбук и пара одеял и подушек. Джек также старался принять участие в подготовке к просмотру фильма, и, несмотря на постоянные просьбы Рэй и ее легкие жалобы, ему все равно удалось внести свой маленький вклад. Расстилая на и без того мягком и приятном на ощупь ковре слой легких одеял, Дауни заметил, что в его голове формируется какая-то странная мысль. Ее хочется выразить прямо сейчас, здесь, но слов предательски не хватает, и потому из губ вылетает разве что обрывочное бормотание и короткие невнятные фразы. Услышав это, Рэйчел спросила:

– Ты говоришь сам с собой? Или мне показалось?

– Иногда со мной такое бывает, – уклончиво пояснил парень и принялся с еще большим усердием разглаживать неровности ткани. – Если что-то сильно меня беспокоит, приходится разок-другой поспорить с собственной головой. Иногда это даже полезно.

– Да, я тоже слышала об этом, – подтвердила девочка, быстро стуча по клавишам ноутбука и напряженно всматриваясь в яркий экран, – я имею в виду, о пользе такого способа. Психологи утверждают, что это не позволяет нам сойти с ума, хотя, по-моему – полная чушь. Когда споришь с самим собой, можешь легко запутаться в доводах, слишком глубоко погрузиться в эти размышления – а вернуться обратно очень сложно. Например, моя тетя Дафна, пока жила одна, любила поговорить вслух. Сначала это были песни или легкие стихи, затем она обсуждала с собой список необходимых продуктов или дел на следующий день, словом, это не вызывало ни у кого никаких вопросов.

Девочка ненадолго замолчала, отрываясь от печатания и снова убегая на кухню – назад она вернулась с холодным лимонадом в хрустальном графине.

– И что случилось дальше? С твоей тетей, – добавил Джек, чувствуя, что подруга медленно теряет нить разговора. Сам же он был готов занять себя любыми рассказами, лишь бы не думать о той самой непонятной и не желающей полностью сформироваться идее.

– Все быстро скатилось к чертикам. Дафна начала говорить с собой в присутствии других людей, затем все чаще и чаще – при своем новом мужчине, который вскоре не выдержал всего этого и пустился в позорное бегство. Она не слушала нас и не желала принять свой недуг, хоть мы и пытались намекать как можно мягче и вежливее. Наверное, непонятно звучит, и тебе сложно в это поверить. Представь, что сидишь напротив человека и говоришь с ним о погоде. О том, что завтра обещают дождь, и прогулку в лесу придется перенести на несколько дней вперед. На что он кивает и отвечает тебе: «Ты абсолютно прав, милый, это подождет. Куда важнее сделать малиновые кексики к ужину – иначе нам придется выкинуть муку, разве это не ужасно? Или лимонное печенье ты любишь больше? Уверена, завтра будет чудесный день для покупок, нам важно не забыть о списке, а лучше даже сделать его прямо сейчас. Как же мне не хватает моего Милтона – славный был котик. И почему коты попадают под колеса так часто? Не забудьте посетить его могилку до полуночи, дорогой. В противном случае, вас могут ждать большие неприятности».

Зажав рукой нос, Робертсон пыталась изобразить писклявым голосом, как же нелепо тогда звучали эти слова – правда, получалось у нее с трудом, но озорная улыбка не сползала с детского лица. Дауни тоже не мог не улыбнуться. «Она говорит о страшных вещах с такой легкостью и весельем, словно каждый день становится свидетелем подобного. Самое ужасное во всем этом – ее непринужденность. Можно плакать от грусти, прищемив лапу бездомному животному, а некоторые хохочут, приставляя нож к горлу человека, между тем перерезая ему сонную артерию и пересказывая старый, давно изживший себя анекдот. Именно последних стоит опасаться, но я им только завидую».

– И так было постоянно, – продолжала Рэйчел, возвратясь к нормальному тону и теперь заворожено уставившись на маленький огонек свечи. Она стала говорить медленнее и с большими паузами между предложениями. – Однажды она начала ругать себя за что-то: кричала и размахивала руками, пытаясь побить саму же себя. В конце-концов соседи позвонили в больницу, и ее увезли со страшными кровавыми царапинами на обеих руках. Это все ногтями, Джек. Она намеренно поцарапала собственную кожу, разодрала ее, а потом убеждала всех, что заслужила от себя же такое наказание. Дафна считала это нормальным, понимаешь? Боюсь представить, о чем она думала, делая с собой такое.

Рэй замолчала, и на миг в комнате повисла неприятная тишина. Джек был только рад возникшей заминке – появилось немного времени обдумать услышанные слова. Ему казалось, что эта история не так уж и проста, как показала ее девочка – за этим есть что-то еще, нечто большее и гораздо весомее, нежели простые перепалки сумасшедшей женщины с внутренним голосом. Она искала ответы, обращалась за ними к самой же себе и приходила в ярость, не получив желаемого. И, подобно тому убийце, прижимала себя к стене, не позволяя лишний раз вздохнуть, а после спрашивала в который раз: «Теперь-то ты мне скажешь? Почему же молчишь, неужели я недостаточно стараюсь?