Текст книги "«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825"

Автор книги: Ольга Минкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Еврейские проблемы рассматривались Сенатом на заседаниях 17 ноября и 3 декабря 1785 г. и 4 января 1786 г.[258]258
  Журнал Правительствующего Сената. 4 января 1786 г. Л. 265.


[Закрыть] К сожалению, в журнале Сената ход обсуждений не раскрывается.

21 января 1786 г. вышел сенатский указ «Об ограждении прав евреев в России, касательно их подсудности, торговли и промышленности»[259]259
  ПСЗ 1. Т. XXII. 16391. 7 мая 1786 г. (заключительная часть указа). Публикация полного текста указа: Гессен Ю.И. Евреи в России: очерки общественной, правовой и экономической жизни русских евреев. СПб., 1906. С. 456–461.


[Закрыть]. В производстве и продаже спиртных напитков в городах евреям было отказано. Помещикам предоставили свободу отдавать винокурение в деревнях на откуп по собственному усмотрению, в том числе и евреям. Евреям было разрешено записываться в купечество только на территории Белорусского наместничества. Просьба поверенных об учреждении особых еврейских судов также была отклонена, что может указывать на стремление власти к интеграции евреев в российское общество. При этом кагалам было предоставлено право «беспрепятственно» осуществлять распределение податей и сборов. Запрещалось принудительное переселение еврейских купцов и мещан из деревень в города. Им разрешалось проживать в уездах по паспортам и заниматься там производством и продажей алкоголя по контрактам и с разрешения кагалов. При выборах в органы местного самоуправления иудеи уравнивались в избирательных правах с христианами. Указ также содержал многословно и туманно выраженные обещания справедливой компенсации за снесенные еврейские дома и обуздания помещиков, притесняющих проживающих на их землях евреев-арендаторов. Последний пункт указа был посвящен личным претензиям Цалки Файбишовича. Губернским властям следовало «немедленно» и «без наималейшей проволочки» доставить еврейскому поверенному «справедливое удовольствие» и отчитаться перед Сенатом о принятом по делу Файбишовича решении, а Сенат, в свою очередь, должен сообщить о нем императрице.

Таким образом, одни положения указа (о суде, об участии в местном самоуправлении) были направлены на интеграцию евреев в российское общество, другие (закрепление за кагалом права распределения податей и выдачи «лицензий» на производство и продажу алкогольной продукции) должны были способствовать развитию еврейской автономии и укреплению власти кагалов. Еще одной целью указа была попытка урегулирования отношений между евреями и остальным населением.

Однако реализация указа на местах оставляла желать лучшего. В конце 1780-х гг. некий уполномоченный от белорусских евреев[260]260
  Имеющуюся на данный момент информацию об авторстве и обстоятельствах подачи данного прошения, на наш взгляд, лучше всего выражает имеющаяся на документе позднейшая помета: «Чья просьба и когда подана – не видно» (РГАДА. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 842. Л. 1).


[Закрыть] подал прошение президенту Коммерц-коллегии А.Р. Воронцову, который, вероятно, произвел благоприятное впечатление на евреев во время упоминавшейся выше сенатской ревизии 1785 г. Анонимный проситель утверждал, что «избран целым обществом белорусских евреев»[261]261
  Анонимное прошение А.Р. Воронцову. – РГАДА. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 842. Л. 1.


[Закрыть], и разоблачал произвол местного начальства. Наместник якобы подговаривал местных помещиков написать императрице прошение, «дабы в деревнях винокурение евреям запретить и что они там обижают крепостных»[262]262
  Там же.


[Закрыть]. Данное обвинение в адрес евреев фигурировало во «мнениях», представленных губернскими магистратами и наместническими правлениями Сенату в 1785 г., и стало в дальнейшем традиционным. Далее следовали жалобы на весьма полное игнорирование указа 1786 г. местной администрацией. Хотя помещики позволили евреям «винокурить» в принадлежавших им местечках, в некоторых из них это приводило к неприятным эксцессам. В одном из таких местечек евреи построили винокуренный завод, «но капитан-исправник Шуражского [sic! правильно: Сурожского. – О. М.] уезда, услышав сие, прибежал в местечко Янович котлы проверять и, вылив из них, все запечатал и немалый чрез то причинил им убыток»[263]263
  Там же. Л. 1–1 об.


[Закрыть]. Аналогичным образом поступил капитан-исправник в местечке Лиозне Бабиновичского уезда. Далее анонимный проситель сообщал, что, вопреки указу, компенсация за сломанные дома так и не была выплачена большинству потерпевших[264]264
  Там же. Л. 1–2.


[Закрыть].

Другим недовольным реализацией указа оказался Цалка Файбишович. Полоцкое наместническое правление отказалось выдать причитающиеся ему деньги якобы из-за их отсутствия, а также по той причине, что Файбишович за все двенадцать лет, последовавшие с того времени, когда были снесены его дома и лавки, якобы никуда не обращался с жалобой. Поскольку определенный законом срок подачи жалобы «в причиненных обидах» составлял три года, Сенат полностью поддержал решение губернских властей в своем «определении» от 5 апреля 1788 г.[265]265
  Фельдман Д.З. Первые российские штадланы. С. 85.


[Закрыть] Файбишович обратился с прошением к самой императрице, красочно повествуя о своих бедствиях. За прошедшее с 1786 г. время к убыткам от потери недвижимости прибавились новые неприятности: затонуло судно с его товарами. Рисуемую Файбишовичем далее печальную картину следует, вероятно, воспринимать как риторическую условность: «Угнетаем будучи совершенною бедностию, не имею почти ежедневного пропитания со своим семейством»[266]266
  Прошение Ц. Файбишовича Екатерине II. – РГАДА. Ф. 248. Оп. 65. Д. 5824. Л. 554 об.


[Закрыть]. Альтернативные источники свидетельствуют, что на тот момент он был одним из глав витебского кагала и вел успешную коммерческую деятельность[267]267
  Историко-юридические материалы, извлеченные из актовых книг губерний Витебской и Могилевской, хранящихся в центральном архиве в Витебске. Витебск, 1888. Вып. 18. С. 315–319.


[Закрыть]. 27 сентября 1788 г. Екатерина II лично распорядилась выплатить Файбишовичу из витебского городского бюджета пять тысяч талеров (около шести тысяч рублей)[268]268
  Журнал исходящим письмам гофмейстера А.А. Безбородко, которыми сообщаются высочайшие повеления разным особам. – РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 64996. Л. 113–114.


[Закрыть]. В 1789 г. Файбишович упоминается в числе одного из трех старшин витебского кагала. С согласия ста «значнейших» витебского кагала Файбишович и его «коллеги» отдали коробочный сбор на откуп восьми еврейским купцам, в числе которых был упоминавшийся выше Литман Беркович[269]269
  Историко-юридические материалы, извлеченные из актовых книг губерний Витебской и Могилевской. Вып. 18. С. 315–319.


[Закрыть], и, таким образом, по выражению Д.З. Фельдмана, «справедливость вроде бы восторжествовала»[270]270
  Фельдман Д.З. Первые российские штадланы. С. 86.


[Закрыть].

Поверенные и московский конфликт 1790–1791 гг.

13 февраля 1790 г. городской голова Москвы М. Губин и пять московских купцов первой гильдии подали прошение губернатору П.Д. Еропкину. Просители сообщали, что в Москве появилось «жидов число весьма немалое», и обвиняли нескольких евреев, которые, скрыв свое происхождение, записались в оклад московского купечества. Их также обвиняли в «порче» золотой и серебряной монеты. Опираясь на «приговор» уполномочившего их собрания московских именитых граждан и купцов всех трех гильдий от 25 января 1790 г., купцы просили высылки всех евреев из города[271]271
  «Московское изгнание» евреев 1790 г. / Публ. Д.З. Фельдмана // Вестник Еврейского университета в Москве. 1996. № 1. С. 172–177.


[Закрыть].

Способы, к которым прибегли проживавшие в Москве евреи для защиты своих интересов, отличались разнообразием. Глава торгового дома Менделя в Москве Михель Гирш Мендель из Кенигсберга в своем прошении П.Д. Еропкину 19 февраля 1790 г. заявлял: «…Вышеупомянутые клеветы и нарекания до меня не касаются, и я не имел бы причины сим моим прошением отяготить Ваше высокопревосходительство, если бы сказанное купеческое общество не упомянуло о кенигсбергском евреянине, которым именованием оно меня означило»[272]272
  Там же. С. 178.


[Закрыть]. Таким образом, Мендель выстраивал свою индивидуальную защиту, подчеркнуто дистанцируясь от оказавшихся в аналогичной ситуации соплеменников, «ибо у каждого народа находятся люди предосудительных поведений, но таковые их поведения не могут бесчестья нанести на целую нацию»[273]273
  Там же. Двумя годами позже отец М.Г. Менделя, Гирш Мендель, подал Екатерине II прошение на французском языке о предоставлении его сыну права по крайней мере ближайшие несколько лет продолжать торговлю в Москве и Санкт-Петербурге, вопреки ограничительным постановлениям 1791 г. (Прошение Г. Менделя Екатерине II. 29 июня 1792 г. – РГАДА. Ф. 10. Оп. 1. Д. 623. Л. 126–127; см. также: Фельдман Д.З. Страницы истории евреев в России XVIII–XIX вв. С. 190).


[Закрыть].

Еврейские купцы из Белоруссии придерживались другой стратегии и подали прошение от имени «всех евреев Белорусского купеческого общества» сменившему Еропкина на посту московского губернатора А.А. Прозоровскому. Выразителями воли «общества» оказались купцы первой гильдии Есель Гирш Янкелевич, Гирш Израилевич, Израиль Гиршевич, Израиль Шевтелевич, Хаим Файбешевич и Лейба Масеевич. Они сочли нужным указать на «природные добродетели и отменные качества», «благородный образ мыслей и свету известное человеколюбие и великодушие» своего адресата и даже воззвать к «чувствительности жалостного сердца Вашего сиятельства»[274]274
  «Московское изгнание». С. 180.


[Закрыть]. Далее просители старались опровергнуть обвинения своих конкурентов. Особенно же их возмущало то обстоятельство, что, несмотря на то, что евреи фигурировали в законодательных актах как «евреи», московские купцы «в поругание» называли их «жидами». Для защиты своей «невинности и обнажения истины» евреи ссылались на указы императрицы. Благоволение к ним Екатерины II, по их мнению, доказывало и то, что во время ее знаменитого путешествия 1787 г. среди встречавших ее горожан находились и представители еврейского купечества и мещанства, которые «удостоены были… быть везде представленными и допущены даже к целованию освященнейшей ея императорского величества руки»[275]275
  Там же. С. 182.


[Закрыть]: очень важный по тем временам знак внимания, косвенно указывавший на статус «допущенных». К этой же поездке относится следующий любопытный эпизод: во время посещения Екатериной II Шклова к ней обратились «депутаты» от 10 еврейских общин с прошением, чтобы в официальных документах их не называли «жидами», а применяли бы термин «евреи». Императрица якобы издала соответствующее постановление[276]276
  Fishman D. E. Russia’s First Modern Jews: The Jews of Shklov. New York, 1995. P. 80.


[Закрыть]. Следует отметить, что в те времена слово «жид» еще не имело позднейшего уничижительного оттенка, и просьба шкловских евреев, равно как и возмущение проживавших в Москве еврейских купцов, была связана с демонстрацией лояльности новой российской власти: перейдя в российское подданство, они больше не желали называться польским словом «żydy»[277]277
  Дж. Д. Клиер утверждает, что до 1850-х гг. слова «еврей» и «жид» в русском языке были практически равны по смыслу (Klier J.D. Zhid: The Biography of a Russian Epithet // Slavonic and East European Review. 1982. Vol. 1. № 1. P. 1–15). Д. Фишман оспаривает это мнение, ссылаясь на эпизод 1787 г. (Fishman D.E. Russia’s First Modern Jews. P. 158). Признавая важность новых источников по данной проблеме, в своей полемике с Д. Фишманом Дж. Д. Клиер, однако, отмечал, что «этот термин тогда все еще имел двоякий или просто безобидный смысл в устах многих россиян» (Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев. С. 106).


[Закрыть].

Возвращаясь к прошению представителей «белорусского еврейского общества» в Москве, следует отметить некоторые особенности используемой ими риторики и аргументации. Так, обвинение в сокрытии своего происхождения они парировали тем, что при всем своем желании не смогли бы это сделать, ибо «бороды, одеяние и самые имена наши ощутительно доказывают каждому наш род и закон»[278]278
  «Московское изгнание». С. 184.


[Закрыть]. Таков был визуальный код «другого» в представлении самих носителей этого кода. Примечательно, что фигурирующая на первом месте в списке отличительных признаков еврея борода была также «принадлежностью» русского купечества и мещанства – сословий, к которым формально были приписаны евреи. Тем не менее она выступает здесь в роли отличительного признака еврея. Просители старались доказать, что различие между евреем и христианином чисто внешнее, не затрагивающее мировоззрения и этических установок: «Святой наш закон и предание суть явны и всему свету известны, яко они основаны на любви к Богу и ближнему». «Евреин, равномерно, как и христианин, не может без угрызения совести погрешить против правил чести и общежитейских узаконениев»[279]279
  Там же.


[Закрыть]. Таким образом, вызванное к жизни чисто экономическими обстоятельствами прошение выходит за узкие рамки частного вопроса о торгующих в Москве евреях и становится призывом к веротерпимости и равноправию. Высказанные еврейскими просителями взгляды на религию сходны с воззрениями самой Екатерины II, видевшей в любом вероисповедании ценный фактор сохранения порядка в обществе и поддержания общественной и личной нравственности[280]280
  Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 801. Екатерина выступала против насильственной христианизации и преследования религиозных меньшинств. Ей было вполне достаточно, чтобы «все ее подданные верили в какого-нибудь бога и выполняли обряды, положенные их вероисповеданию» (Там же).


[Закрыть]. Также бросается в глаза щепетильность авторов прошения к вопросам чести: московские купцы своими действиями против евреев оскорбляли «себе равных граждан», «непростительно господину Губину с товарищами так смело и решительно сказать, что евреи имеют нравы развращенные»[281]281
  «Московское изгнание». С. 182, 184.


[Закрыть]. Несмотря на то что авторы прошения – купцы, морально-этические доводы в их прошении преобладают над чисто практическими аргументами в защиту дальнейшего пребывания евреев в Москве. Прошение снабжено, как сообщает публикатор, «шестью подписями на еврейском языке»[282]282
  Там же. С. 185.


[Закрыть]. Подписи не воспроизводятся, однако из самого этого факта можно сделать вывод о том, что еврейские купцы являлись не авторами, а только «заказчиками» прошения. Привычка подписываться еврейскими буквами свидетельствует также о крайне низкой степени интеграции торговавших уже несколько лет в Москве евреев в российское общество.

Такой способ защиты еврейских интересов, как избрание уполномоченного, также имел место в связанной с «московским изгнанием» драматической коллизии. В этой роли выступил имевший большой опыт по этой части Цалка Файбишович[283]283
  Подробно о Ц. Файбишовиче см. предыдущий раздел данной главы.


[Закрыть]. 20 февраля 1790 г. ему была выдана доверенность, сходная по формальным признакам с кагальными верительными грамотами, выданными тому же Файбишовичу, И. Бейнашовичу и И. Мовшовичу в 1784 г. Тогда в качестве верителей выступали «еврейские общества», зачастую очень небольшие и незначительные, считавшие тем не менее необходимым составление отдельных доверенностей идентичного содержания. В 1790 г. верителями выступили «нижеподписавшиеся белорусские купцы-евреи»[284]284
  Доверенность, выданная Ц. Файбишовичу купцами-евреями из Белоруссии. – РГАДА. Ф. 19. Оп. 1. Д. 335. Л. 37. Опубликовавший большинство документов, связанных с «московским изгнанием» 1790 г., Д.З. Фельдман не включил данную доверенность в свою публикацию.


[Закрыть], что предполагает консолидацию по сословному, вероисповедному и региональному принципам одновременно, а не по принципу принадлежности к отдельным еврейским общинам, каждая из которых воспринимала себя как автономная единица. По крайней мере, данная формулировка могла означать наличие определенной группы, именно так осознававшей свою идентичность либо позиционировавшей себя в таком качестве при контакте с властями. В любом случае, отсутствие в тексте доверенности упоминаний об «обществе» и кагале весьма примечательно. Отдельно в доверенности оговаривалось право Файбишовича подавать прошения на имя императрицы. Повторялись с незначительными вариациями некоторые впервые зафиксированные в доверенностях 1784 г. формулировки: «даем Вам сие полное доверие», «подавать прошение и иметь хождение», «и что только по сей нашей просьбе учините, с прекословием отзываться не станем»[285]285
  Там же.


[Закрыть]. Более четко, чем в доверенностях 1784 г., излагалась «политическая программа», т. е. то, чего должен был добиваться Файбишович в своих контактах с властью: «Как мы, нижайшие, производим купеческую коммерцию в разных Российской империи городах, то настоит нам необходимо надобно к дальнейшему распространению такового промысла и лучшей нашей пользе записаться по разным Российской империи городам в купечество». Кроме того, Файбишович должен был ходатайствовать «о прочих в пользу нашу служащих известных Вам нуждах»[286]286
  Там же.


[Закрыть]. Таким образом, документ приближается к форме депутатского наказа, наподобие фигурировавших при созыве Уложенной комиссии.

Неясно, были ли затронуты личные интересы Файбишовича в московском конфликте. На данный момент неизвестны документы, свидетельствующие о его коммерческой деятельности в Москве. Возможно, его роль ограничилась представлением еврейских интересов в столице. В таком случае, ситуация отличается от эпизода 1785–1786 гг., когда Файбишович ходатайствовал одновременно об общественных и личных нуждах, и отражает его превращение в «профессионального» еврейского представителя. Итак, в марте 1790 г. Файбишович прибыл в Санкт-Петербург. Ему снова удалось добиться личной аудиенции у Екатерины II и подать ей прошение «именем моих единоплеменников, к тому меня избравших»[287]287
  «Московское изгнание». С. 187.


[Закрыть]. Этот любопытный документ начинается с выражения благодарности за издание указа 1786 г., благодаря которому «еврейская нация, не имевшая доселе положительного состояния, будучи присоединена к российскому гражданскому телу, льстилась, подобно прочим членам оного, воспользоваться преимуществами и правами, от правительства дарованными»[288]288
  Там же. С. 186.


[Закрыть]. Таким образом, автор прошения давал понять, что евреи всецело поддерживают взятый правительством курс на унификацию общества, в частности стремление к интеграции евреев и четкому определению их статуса. Однако на практике с дарованными императрицей правами произошло то же, что и с привилегиями польских королей, на утрату смысла и законодательной силы которых жаловался витебский кагал в 1773 г., и евреи «с крайнею горестию увидели противное ожиданию своему»[289]289
  Там же.


[Закрыть]. Так, в 1789 г. указом Сената Смоленскому наместническому правлению по ходатайствам смоленских купцов евреям было запрещено записываться в купечество этого города. Мотивировалось это отсутствием «особого высочайшего повеления» евреям производить торговлю за пределами белорусских губерний[290]290
  Указ Сената Смоленскому наместническому правлению. 24 декабря 1789 г. – РГАДА. Ф. 19. Оп. 1. Д. 335. Л. 31. Данный указ, как и многие другие законодательные акты, касающиеся евреев, не включен в ПСЗ.


[Закрыть]. Таким образом, данное постановление находилось в русле ставшего затем традиционным в российском законодательстве о евреях принципа: «Каждому еврею не запрещено только то, что законами ему буквально дозволено». Вопреки общепринятым юридическим нормам, российское законодательство указывало не только на запрещенное, но и на разрешенное евреям, считавшимся a priori подозрительными и порочными[291]291
  Оршанский И.Г. Русское законодательство о евреях: очерки и исследования. СПб., 1872. C. 3–6; Stanislawski M. Tsar Nicholas I and the Jews. The Transformation of Jewish Society in Russia. Philadelphia, 1983. P. 6.


[Закрыть]. Файбишович в своем прошении 1790 г. фактически восстал против такого истолкования законов: «Таковые предписания Правительствующего Сената не токмо противны вышеупомянутому им же данному Полоцкому наместническому правлению указу, но и правам, Городовым положением нам дарованным»[292]292
  «Московское изгнание». С. 186.


[Закрыть]. Файбишович просил предоставить евреям право свободно проживать и торговать во всех городах империи. Подпись под прошением снова еврейскими буквами, так что опять встает вопрос об авторстве. Хотя, возможно, в этом и других аналогичных случаях подпись еврейскими буквами отражает не незнание русской грамоты, а сложившуюся практику.

7 октября 1790 г. следственное дело по прошению московских купцов о высылке из города евреев рассматривалось на Совете при высочайшем дворе («Совете государыни»). Главным обвинителем евреев выступил глава Коммерц-коллегии А.Р. Воронцов, в 1780-е гг. считавшийся их покровителем[293]293
  Подробнее об этом см. предыдущий раздел данной главы.


[Закрыть]. В результате евреям было запрещено записываться в купечество «во внутренние российские города и порты», московских евреев вычеркнули из списков горожан и принудили покинуть Москву[294]294
  «Московское изгнание». С. 193.


[Закрыть]. Через три месяца был издан указ, положивший начало формированию печально знаменитой «черты оседлости»: евреям предоставлялось право проживания только на территории Белоруссии, Екатеринославского наместничества и Таврической области[295]295
  ПСЗ 1. Т. XXII. 17006. 23 декабря 1791 г.


[Закрыть].

Поверенные и депутаты после второго и третьего раздела Польши

Последующие два раздела Польши существенно увеличили еврейское население империи. Переход в российское подданство пробудил определенные надежды у части еврейского населения присоединенных территорий. Попытки евреев установить контакт с новой властью проявлялись и фиксировалась в традиционных формах. На данный момент известно только несколько фиксирующих данный процесс документов, однако в дальнейшем вполне возможно обнаружение материалов такого рода в региональных архивах. 15 января 1795 г. у представлявшего российскую власть в крае Н.В. Репнина получил аудиенцию «starozakonny Ieremiasz Nochimowicz, syndyk kahały Wileńskiego»[296]296
  Акты, издаваемые Виленской комиссиею для разбора древних актов. Вильна, 1902. Т. XXIX. С. 468.


[Закрыть] и подал прошение. Очевидно повторение известной по крайней мере с XIV в. в польско-литовских документах «формулы представительства» («stanąwszy osobiście»)[297]297
  См. первый раздел данной главы.


[Закрыть]. Однако само прошение от имени кагалов и «общества» Вильно и Гродно было составлено на русском языке. Авторы прошения – виленские «старшие кагальные» Мовша Ошерович[298]298
  Впоследствии, в 1797–1799 гг. Мовша Ошерович был одним из главных участников борьбы с хасидами и был смещен со своей должности при захвате хасидами власти в виленском кагале и, кроме того, изобличен в финансовых злоупотреблениях. Поданные генерал-прокурору Сената жалобы Ошеровича на хасидов и выступившую на их стороне местную администрацию являются ценным источником по истории хасидо-миснагидского конфликта (Гессен Ю.И. К истории религиозной борьбы среди русских евреев в конце XVIII и начале XIX в. // Евреи в Российской империи XVIII–XIX вв. С. 246–250, 253–258).


[Закрыть] и Мовша Вольфович и определенные этим же термином главы гродненского кагала Шмуйла Айзикович и Шмойла Янкелович – постарались заверить адресата в своей полной лояльности новому порядку, затем перешли к конкретным жалобам и претензиям. Кагальные жаловались на скарбовые комиссии, магистраты и прочие польские учреждения, притесняющие евреев непомерными поборами. Беспокоило их и широкое распространение антиеврейских настроений в регионе. «По случаю нынешней революции» члены кагала хотели добиться судебной автономии, «чтоб еврей судим был в нашем кагале и до магистратов мы бы дела не имели», и предоставления евреям налоговых льгот. Заслуживает внимания имевшая место в данном случае комбинация типов представления еврейских интересов – с одной стороны, в этом качестве выступили главы кагалов, с другой – «syndyk» одного из этих кагалов. Следует отметить, что слово «syndyk» в польско-литовских документах XVII–XVIII вв. могло, в зависимости от контекста, являться аналогом двух еврейских слов – «парнес» (один из глав кагала) и «штадлан». Вероятно, тот же И. Нахимович упоминается в документе 1803 г. как «виленского еврейского кагала синдик, еврей Еремиан Нахимович», который скрепил своей подписью доверенность, выданную виленским кагалом поверенному Гирше Давидовичу[299]299
  Гессен Ю.И. Евреи в России. С. 237.


[Закрыть]. Таким образом, в документе 1803 г. слово «синдик» определенно обозначает одного из глав кагала.

Кратковременное царствование Павла I фактически не изменило сложившуюся при его предшественнице картину еврейского представительства, хотя его вступление на престол пробудило определенные надежды у части еврейского населения. На данный момент мы располагаем скудными и отрывочными сведениями о предпринимавшихся евреями в 1796–1797 гг. попытках отправить депутацию (или даже депутации) в Санкт-Петербург. В августе 1797 г. управляющий Волынской и Подольской губерниями обратился к генерал-прокурору с донесением о готовившейся еврейской депутации в Санкт-Петербург по случаю восшествия на престол нового императора и получил выразительный ответ: «Депутатов к высочайшему двору посылать, и особенно от жидов, высочайше не дозволено»[300]300
  Управляющий Подольской и Волынской губерниями И.В. Гудович – генерал-прокурору Сената А. Б. Куракину. 20 августа 1798 г. – РГИА. Ф. 1374. Оп. 2. Д. 1373. Л. 1 об.


[Закрыть].

Члены виленского кагала весной 1798 г. пытались организовать собрание выборщиков от кагалов Литовской губернии. Тревогу кагальных вызвали мероприятия правительства в Минской губернии. Маршалы (предводители дворянства) Минской губернии в составе специальной комиссии 13 июля 1797 г. представили властям свое мнение о причинах голода в Белоруссии, обвиняя евреев в разорении крестьян. 28 июля 1797 г. Павел I предписал минскому губернатору З.Я. Карнееву, «чтобы по должности своей принял меры, сходные с расположением маршалов об ограничении права евреев»[301]301
  Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев. С. 151–154.


[Закрыть].

«Циркулярное требование» виленского кагала кагалу местечка Видзы было приложено к прошению Эстер Рафалович Павлу I от 18 октября 1798 г. Жена видного виленского хасида Меера Рафаловича жаловалась на притеснения хасидов кагалом. Инициативу кагала Э. Рафалович пыталась представить как «непозволенное вымогательство збора денег» и обращала особое внимание адресата на «дерзостные слова, помещенные в оном насчет начальства и даже собственных Вашего Императорского Величества повелений»[302]302
  Прошение Эстер Рафалович Павлу I. 18 октября 1798 г. – РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 529. Л. 72 об.


[Закрыть].

Постановление виленского кагала от 11 мая 1798 г. было представлено в оригинале на древнееврейском и в переводе на польский. Аналогичные воззвания были отправлены уездным кагалам. Для характеристики упомянутых выше событий в Минской губернии кагальные использовали традиционную форму: «Маршалы Минской губернии писали в Сенат о евреях и говорили: “Есть один народ, разбросанный и рассеянный, и законы его отличны от законов всех народов; живут они с того, что обманывают крестьян ложными страхами и спаивают их”»[303]303
  Постановление виленского кагала кагалу местечка Видзы. 11 мая 1798 г. – Там же. Л. 74


[Закрыть]. Вторая половина фразы – слегка видоизмененная цитата из доклада предводителей дворянства, текст которого каким-то образом стал известен кагальным[304]304
  Ср.: «Евреи… последнее с крестьян разными сведомыми им средствами высасывают, именно: дачею вина крестьянам в долг, приводящего их к пьянству, ложными напастями и разными поступками, чем крестьян приводят в убожество и неспособными делают к хозяйствованию» (Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев. С. 153).


[Закрыть]. А первая половина – цитата библейская: «И сказал Аман царю Артаксерксу: есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют, и царю не следует так оставлять их»[305]305
  Есф., 3:8.


[Закрыть]. Таким образом, члены кагала хотели сказать, что предводители дворянства в Минской губернии – такие же негодяи и антисемиты, как злодей Аман.

Другим упомянутым в послании «несчастьем» было распоряжение Литовского губернского правления об ограничении полномочий кагала, которое кагальные сочли «унижением для еврейской веры». Члены кагала решили:

Устроить собрание в этом году со всех ближайших городов. Пусть выберут наши посланцы в каждом двоих человек, особ достойных, которые прибудут сюда, в наш город, если пожелает Господь. Расходы каждого из них будут оплачиваться его общиной. И пусть по правде, без нарушений и срама, будут выбраны люди благородные, видные, чтобы отправиться в город царский, да возвысится слава его. И чтоб выехали немедленно, ибо «[объяли меня воды] до души моей»[306]306
  Библейская цитата из молитвы Ионы, проглоченного рыбой (Иона 2:6).


[Закрыть]. И да исполнят [порученное им] мирно, и, если правдивый голос их будет услышан, будет сделано дело всего края»[307]307
  Постановление виленского кагала кагалу местечка Видзы. 11 мая 1798 г. – РГИА. Ф. 468. Оп. 43. Д. 529. Л. 75 об.


[Закрыть].

По всей видимости, членам виленского кагала так и не удалось осуществить свою инициативу.

Несмотря на установившееся в правительственных кругах негативное отношение к крупномасштабным еврейским мероприятиям, еврейские «поверенные», прибывавшие от имени своих общин, встречали сочувственный прием. 26 сентября 1797 г. Павел I лично распорядился удовлетворить три поступившие к нему жалобы. Первая поступила от «общества живущих в Каменец-Подольском купцов и мещан евреев Янкиля Хаймовича», жаловавшегося на то, что избранные в местный магистрат еврейские представители «удалены от должностей»[308]308
  Журнал именных указов и писем за собственноручным его императорского величества подписанием. 1797 г. – РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 65080. Л. 398.


[Закрыть]. Подрядчик Янкель Хаймович, известный также под фамильным прозвищем Орининер (от местечка Оринин под Каменец-Подольском, в те годы крупного торгового центра), был одним из глав каменец-подольского кагала. Переход Каменец-Подольска под власть Российской империи вызвал большое оживление у местных евреев, имевших довольно напряженные отношения с польскими властями. В пинкасе погребального братства общины Каменец-Подольска за 1797 г. сохранился панегирик на древнееврейском языке в честь Павла I, который якобы «милостив к евреям, как отец к сыновьям, как орел, защищающий свое гнездо»[309]309
  Petrovsky-Shtern Y. Russian Legislation and Jewish Self-Governing Institutions: The Case of Kamenets-Podolskii // Jews in Russia and Eastern Europe. 2006. № 1 (56). P. 119. Публикатор пинкаса Й. Петровский-Штерн ошибочно относит Я. Хаймовича (Орининера) к новой элите, якобы вытеснявшей старую кагальную «аристократию». Эта новая элита состояла из лиц, сумевших выдвинуться благодаря социальным и экономическим переменам и опиралась на альтернативные кагалу властные структуры: общества-хеврот (Ibid. P. 116). Петровский-Штерн распространяет эти выводы и на еврейское общество Российской империи того времени в целом. В действительности, члены кагала часто являлись и членами погребального братства, которое Петровский-Штерн противопоставляет кагалу (см., например, в первом разделе данной главы жалобы витебских ремесленников М.Н. Кречетникову в 1773 г.). Более того, из текста самого публикуемого пинкаса следуют противоположные выводы: погребальное братство в Каменец-Подольске было учреждено с санкции кагала, одним из глав которого и являлся Янкель Хаймович (Ibid. P. 118).


[Закрыть]. Польская же шляхта уподобляется в пинкасе библейским противникам евреев: амалекитянам. В контексте этой стратегии каменец-подольского кагала, стремившегося опереться на новую власть в своем противостоянии польской аристократии и городскому населению, следует рассматривать и выступление Я. Хаймовича в качестве поверенного с жалобой на местный магистрат. Следует отметить, что Хаймович и в последующее царствование продолжал сохранять свой высокий статус и тесные контакты с представителями власти[310]310
  Так, в 1805 г. по личному распоряжению Александра I Я. Хаймович был награжден золотой медалью «За бескорыстие и усердие на пользу казенную» за свою активную деятельность по восстановлению Каменец-Подольской крепости (см.: Фельдман Д.З., Петерс Д.И. История награждения российских евреев за военные и гражданские заслуги в начале XIX в. (по архивным документам). М., 2006. С. 38–44).


[Закрыть].

Возвращаясь к жалобам, рассмотренным Павлом I 26 сентября 1797 г., следует охарактеризовать и две другие. Одна из них была подана лично императору «от жителей местечка Немирова евреев от поверенного Шимона Мовшовича». Жалобы немировских евреев на притеснения и поборы владельца местечка Винцентия Потоцкого, вероятно, в бóльшей степени, чем два других документа, привлекли внимание Павла I, потребовавшего от каменец-подольского губернатора немедленно «доставить обиженным законную защиту и справедливое удовлетворение»[311]311
  Журнал именных указов и писем за собственноручным его императорского величества подписанием. 1797 г. – РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 65080.Л. 398 об.


[Закрыть]. Третья жалоба, «местечка Смотрича христианского и еврейского общества от поверенного Лейбы Хаймовича»[312]312
  Там же. Л. 399 об.


[Закрыть], вызывает особый интерес. Вероятно, выдвижение еврея в качестве представителя одновременно христианского и еврейского «общества» объясняется небольшими размерами местечка и крайне незначительным количеством и ролью его христианского населения[313]313
  По данным люстрации 1791 г., в местечке проживало 169 евреев, 108 католиков и 87 православных, что на первый взгляд отражает преобладание именно христианского населения. Однако следует учитывать, что большинство христиан проживало не в самом местечке, а в его предместьях, а также то, что евреи играли преобладающую роль в экономике местечка. В путевых записках XVIII–XIX вв. Смотрич характеризуется как «чисто еврейское местечко», постоянно отмечалось, что «главную часть населения Смотрича составляют евреи» (К[аренский] М.[И.]. Путевые очерки. Подолия // Киевская старина. 1884. № 5. С. 11).


[Закрыть]. Однако сам факт консолидации последних с кагалом в выступлении против владельца местечка – Теодора Потоцкого кажется весьма примечательным. Местечко, таким образом, обнаружило характер средневековой муниципии, выступающей против своего феодала, нарушающего гарантированные короной права жителей, а Хаймович выступил в роли представителя «третьего сословия».

Сами упомянутые прошения обнаружить пока не удалось. Однако сохранилось второе прошение Л. Хаймовича, поданное императору в ноябре 1797 г., благодаря которому можно частично реконструировать обстоятельства его предыдущего выступления. «Имел я особливое счастие, – писал Хаймович, – яко поверенный от общества христиан и евреев Подольской губернии местечка Смотрича всеподданнейше поднесть Вашему императорскому величеству в 24-й день августа [1797 г.] прошение с изъяснением, что сие местечко суть коронное и ни по чему владельцу оного графу Федору [sic!] Потоцкому не подлежит»[314]314
  Прошение поверенного христиан и евреев местечка Смотрич Л. Хаймовича Павлу I. 3 ноября 1797 г. – РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 65479. Л. 1.


[Закрыть]. Далее, несмотря на изложенное выше решение императора по данному вопросу от 26 сентября 1797 г., Хаймович заявлял, что «не имел счастия получить гласной от Вашего императорского величества высокомонаршей резолюции»[315]315
  Там же. Л. 1 об.


[Закрыть], что и побудило его подать новое прошение с более подробным изложением инцидента. Основными участниками конфликта оказались «общество еврейское» местечка Смотрич и Т. Потоцкий. Притеснения экономического свойства – введенные графом «ощутительные налоги», лишение евреев права на откуп питейного («чопового») сбора – сочетались с оскорблениями личного достоинства. Согласно жалобам Хаймовича, владелец местечка «даже некоторых значнейших евреев без всякой причины бьет без милосердия»[316]316
  Там же.


[Закрыть]. Таким образом, осуждается не применение владельцем физического насилия, а проявление этого насилия по отношению к представителям еврейской элиты. Выделение среди евреев своего рода «еврейской шляхты» и особое к ней отношение являлись давней польской традицией, которую и нарушил Потоцкий, «злобясь на общество за отыскивание по начальству справедливости»[317]317
  Там же. Л. 1 об.


[Закрыть]. Но далее Хаймович счел нужным пояснить, что «не кичливость и не посягательство на графа Потоцкого, но единственная ясность несправедливого их [жителей Смотрича] привлекания в свое владение вынуждает меня…верноподданнически просить, презря на угнетаемую невинность» представить дело на рассмотрение в Сенат, тогда как указом 26 сентября 1797 г. дело было передано в ведение каменец-подольского губернатора А.А. Беклешова, находившегося, по словам просителя, в дружеских отношениях с Потоцким[318]318
  Там же.


[Закрыть]. Несколько подписей Хаймовича, имеющихся на данном документе, заслуживают особого внимания. Они выполнены красивым почерком на древнееврейском, слова «поверенный» и «прошение» обозначаются кальками с русского языка, а не древнееврейскими аналогами. Подписи снабжены пометой: «Сей подпись значит по-российски поверенный местечка Смотрича от общества поверенный Лейба Хаймович подписал»[319]319
  Там же.


[Закрыть]. На данный момент мы не располагаем сведениями о дальнейшем развитии событий.

В апреле 1798 г. аналогичную жалобу подал Павлу I поверенный еврейского общества местечка Шклов могилевский мещанин Мордух Ицкович. Владелец местечка, бывший фаворит Екатерины II С.Г. Зорич, обложил евреев высокими налогами, принуждал ремесленников к бесплатной работе, в том числе по субботам, а некоего портного приказал высечь шпицрутенами. Но, как и в предыдущем случае, евреев по-настоящему возмутило и побудило обратиться к императору только оскорбление представителей элиты. 3 февраля 1798 г. Зорич, «собрав из жительствующих в Шклове купцов евреев, бил их жестоко, а у некоторых насильным образом без суда имение себе забрал, выгоня из местечка, с назначением срока не более 24-х часов к выезду»[320]320
  Экстракт по делу о претензиях шкловских евреев на генерал-лейтенанта С.Г. Зорича – РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 67734. См. также: Фельдман Д.З. Первый еврейский погром в Российской империи? К событиям в Шклове 1798–1799 гг. // Параллели. М., 2004. № 1–5; Он же. Страницы истории евреев в России XVIII–XIX вв. С. 209–212.


[Закрыть]. Примечательно, что в записанной в конце XIX в. еврейской легенде самым страшным бедствием для шкловских евреев оказывается то, что неумеренные сексуальные аппетиты Зорича распространялись и на дочерей кагальных[321]321
  Marek P. Tsvey gzeires. Saint-Petersburg, 1907. S. 6–7.


[Закрыть].

Зорич, будучи русским помещиком, не мог понять, каким образом евреи принадлежащего ему местечка могут быть одновременно зависимыми и лично свободными, равно как и того, что он перешел в обращении с евреями какую-то грань. Аналогичным образом не желал понять еврейскую специфику и присланный для расследования конфликта Зорича с евреями Г.Р. Державин[322]322
  Державин Г.Р. Записки // Державин Г.Р. Сочинения. СПб., 1880. Т. 6. С. 687–688.


[Закрыть]. Рассмотренные же выше случаи злоупотреблений, допущенных по отношению к евреям польскими владельцами местечек, осознавались последними совершенно по-иному. Притесняя евреев, помещик осознавал, что совершает злоупотребление. На такое восприятие в данном случае может указывать опасение Лейбы Хаймовича, что Потоцкий уже успел представить власти свои оправдания. Что же касается позиции императора во всех четырех упомянутых конфликтах, то она ярко продемонстрировала отстаивание государством своей монополии на насилие, чрезвычайно важной в абсолютистском государстве как с фактической, так и с символической точки зрения.