Текст книги "Забыть Александрию"

Автор книги: Ольга Ядзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Свидетели этой сцены согласно закивали и подхватили его речи.

– Может это колдун Гавлон и беглая принцесса? Давайте сдадим их солдатам! – раздалось в толпе. Лотта решила прекратить все эти разговоры одним махом. Она вскочила на один из пустых ящиков и громко заявила:

– Эти люди – мои родственники! Хотите верьте, хотите нет! Другого способа пробраться сюда они не нашли. – Толпа не особо ей поверила, но она продолжила: – Я понимаю, что теперь многие сегодня уснут голодными, поэтому моя семья не возьмет сегодня и завтра никакой еды.

– Мама! – воскликнула Адель, и ее голос был полон отчаяния.

– Никто тебе не поверит, Лотта Гардран, – сказал старик. – Кто в своем уме сюда бы сунулся? Они – беглые преступники, не иначе. И их нужно отдать солдатам!

Люди начали вторить деду, но Лотта, рассвирепев, закричала:

– Так ты платишь мне, Ганс?! Мой муж отдал свою жизнь, спасая твоих родных. Вы все должники моей семьи! Да-да! – Она гордо сверкнула глазами. – Ешьте хоть неделю нашу долю! Делите между собой, нам не жалко! Только не допытывайтесь, хорошо?

С этими словами она спрыгнула со своего ящика и, схватив Гавлона и Отум под руки, быстро повела их сквозь толпу. Люди расступались перед ними, но с неохотой. Адель пошла за ними, громко говоря нецензурные слова, но мать не обращала на нее внимания.

– Мне очень жаль, что твой муж умер, Лотта, – грустным голосом сказал Гавлон.

– Поговорим дома, – произнесла женщина.

Зловонный квартал оказался полон серых домов со старой наполовину обвалившейся черепицей на крышах, и в нем действительно очень сильно воняло помоями. Людей на узких улицах было мало, еще меньше было ярких пятен цвета: никто не выращивал на подоконниках цветы и, казалось, не следил особо за своим домом. Везде было одинаково грязно и некрасиво. Дом Лотты оказался на отшибе квартала прямо рядом со стеной. В ее распоряжении было две комнаты на первом этаже, узенькая кухня и гостиная, спальня на втором этаже и чердак. Во всех помещениях было мало мебели, а та, что была, казалась очень старой и едва ли пригодной. Стоило им зайти в дом, как со второго этажа вниз по лестнице бегло спустился юный мальчишка, младше самой Отум на года три или четыре. Он, в отличие от сестры, показался принцессе симпатичным. У него были светлые волосы, одухотворенный взгляд серых глаз и чем-то он едва уловимо напоминал Александрию. Поэтому Отум не смогла долго на него смотреть.

Увидев непрошенных гостей, мальчик нахмурился:

– Это кто, мам? Где еда?

Лотта закрыла дверь на ключ и собралась было ответить, но Адель ее опередила:

– А это причуда мамы! У нас неделю не будет ни еды, ни воды, скажем ей спасибо!

– Не говори со мной в таком тоне! – рявкнула Лотта, но Адель и ухом не повела. Девчонка гордо подошла к лестнице, бросая на ходу:

– Интересно, и как ты собираешься протянуть на наших запасах это время?

– Протяну! Марш на второй этаж! Вы оба, Арчер! – Лотта грозно посмотрела на сына, и тот кивнул. В последний раз заинтересованно посмотрев на гостей, он поднялся по лестнице наверх. Лотта прошла в гостиную, села на табурет и, сгорбившись, тяжко вздохнула. – Как я устала… Гавлон, только тебя мне тут сейчас не хватало.

– Я очень благодарен, что ты приняла нас, Лотта! – Гавлон сел на соседний табурет и нежно посмотрел на нее. – Я рад, что ты жива и в порядке.

– В сомнительном я порядке, знаешь. А это кто? Принцесса Отум? – спросила она, кивая в сторону девушки. Отум стояла неподвижно, и вокруг нее на дощатом полу уже образовалась лужа из маринада.

Гавлон кивнул.

– Ох, твою мать! – простонала Лотта. – Я слышала, что она обезумела! Что она убила Галу!

– Это не так! – горячо заверил ее Гавлон. – Александрия, ее сестра, подставила ее! Я тебе клянусь, я бы никогда не привел в твой дом никого, кто мог бы угрожать тебе или твоим детям.

– Я хочу послушать, что скажет она, – отрезала женщина и строго поглядела на гостью. – Ты правда убила свою мать?

Отум не сразу смогла ответить. Ее язык словно отказал ей. Она ведь, действительно, теперь являлась убийцей, да еще и своей мамы. Это была грязь, которую она никогда не сумела бы смыть.

Она с трудом сглотнула, потому что во рту было так сухо, словно она не пила больше суток, и кивнула.

– Да.

– Почему? – ошарашенно спросила она.

– Я… Я была под контролем магии. Александрия захотела, чтобы я убила маму своими собственными руками. Таким образом она отомстила за казнь Доры, и лишила меня прав на трон.

Сказав это, Отум выдохнула. Слова дались ей нелегко.

– Я могу подтвердить, что так оно и было. У меня в кармане браслет, который… – затараторил Гавлон, но Лотта прервала его:

– Да верю я тебе. Правда, я не понимаю, почему ты помогаешь дочери Магнуса.

– Но она ведь еще дочь Галы! – воскликнул Гавлон, и почему-то он показался Отум оскорбленным. – Она очень похожа на маму.

«Ложь!» – удивленно подумала Отум. Она никогда не видела особого сходства в себе и матери, даже внешнего.

Лотта, видимо, сменила гнев на милость, потому что подошла к шкафу и извлекла из него коричневое платье. Она кинула его Отум и сказала ей переодеться. Девушка кивнула и пошла на кухню, оставив Гавлона и Лотту наедине. Те стали говорить вполголоса, но она все равно хорошо слышала их, потому стены были тонкими, а дверей между комнатами не было вовсе.

– Гавлон, мне жаль, что Галы больше нет. Я знаю, как много она для тебя значила.

– Спасибо. Мне тоже жаль твоего мужа. Помню вашу свадьбу… Такой счастливый день.

– Что теперь будешь делать? Запасов у нас немного. Дед подхватил пузырянку, мы закрыли его на чердаке. Скоро он отдаст Богам душу.

– Когда я немного накоплю сил, то обязательно магией огражу вас от заражения.

– Для этого я и пустила тебя в дом, честно говоря… Так что уж будь добр.

– Старая добрая практичная Лотта. А я было решил, что ты нас пожалела.

– Пожалела? Нет. Я просто возвращаю тебе долг, ты ведь так мне помог в свое время. Я думаю, ты помнишь. А Отум… мне что-то не нравится эта девочка. Она не похожа на свою мать. А если бы была похожа, я бы ее тоже с этим не поздравила.

– Я думал, тебе нравилась Галатея.

– Не особо, но я ее уважала, пока она не начала свое правление в качестве регента. Она возгордилась, Гавлон. У нее даже в мыслях не было помогать беднякам, вроде нас, с которыми она раньше делила хлеб.

Гавлон не нашелся, что ответить на это. Лотта продолжила:

– А ее дочь, после того, что с ней сотворила собственная сестра, может превратиться в монстра. Я даже представить не могу себе, как она себя сейчас чувствует.

Отум, складывающая свои мокрые вещи, замерла. У нее на глаза снова навернулись слезы, потому что она чувствовала, что в ней что-то поменялось. В ней что-то поломалось. Она стала озлобленной, черствой, и боль внутри нее не притуплялась, а только росла.

– Я верю, что она справится. Она дочь Галы Берри. Она справится, слышишь? – произнес Гавлон.

– Одни Боги ведают. Так что с запасами?

– Дай мне поспать пару деньков. С едой мы разберемся. И с водой. Отум худенькая, она наверняка мало ест. Помоги ей продержаться, пока я буду в отключке, а потом уж я нас всех прокормлю.

Отум слышала, что магам нужно сна больше, чем обычным людям. Перспектива проживать в этом доме без поддержки Гавлона показалась ей устрашающей, потому что Лотте она не нравилась, а Адель она вовсе раздражала. Но делать было нечего.

– Ладно. Только места у нас мало. Где мне вас положить? – задумалась Лотта.

– Да хоть у деда на чердаке. Я заколдовал нас с Отум, и мы не можем заразиться. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Воля ваша.

Отум и Гавлон вместе с хозяйкой дома поднялись наверх. На втором этаже не было кроватей, только матрасы, покрытые кучей разноцветных одеял, застиранных и много раз перештопанных. Адель сидела на своей лежанке и перебирала засушенные растения. Она даже взглядом не удостоила гостей. Арчер же вскочил и подошел к матери, принявшейся искать в комоде подходящие одеяла и подушки. Он помог ей достать все подходящее.

– На, держите! – Лотта кинула Гавлону и Отум то, что подобрала. – Будете на этом спать. Стелите под себя одно одеяло и накрывайтесь другим. Там холодный пол.

– Они будут жить на чердаке?! – изумился Арчер. – Там же дедушка!

– Они не могут заболеть. И, возможно, помогут нам. Но это секрет, – сказала Лотта, похлопав сына по плечу.

– То есть он все-таки и есть тот сбежавший маг? – Адель с любопытством покосилась на Гавлона. – Скажите, а деда исцелить вы сможете?

Гавлон застенчиво посмеялся, почесав затылок.

– Скажите тоже, я же не всесильный… Магия исцеления никогда мне не давалась, как и магия перемещения. Но защитить вас от болезни я постараюсь.

– Ну-ну, – сказала на это Адель, и, не особо впечатленная, продолжила копаться в сушеных растениях. Лотта быстро спустилась вниз, на кухню, а вернулась со стаканом воды и куском хлеба.

– Передайте это деду. Мы будем обедать в четыре, спускайтесь к этому времени вниз.

– Передайте привет дедушке! Скажите, что я очень хочу его обнять! – попросил Арчер.

Отум кивнула и они с Гавлоном поднялись на чердак. Между чердаком и вторым этажом был люк с тяжелой деревянной крышкой. Чердак был довольно просторным, он располагался прямо под крышей, и потолок в нем шел под углом. Приходилось наклонятся, чтобы не стукнуться головой. В помещении было очень душно и воняло мочой и еще чем-то кислым. В одном углу чердака лежал мужчина на соломенной лежанке. Старик спал беспокойным сном, его лицо было полно страдания, а на его лбу была видна испарина. Он был рыжим, морщинистым, как засушенное яблоко, а еще он был смертельно бледным. Под его лежанкой лежал недоеденный хлеб.

Отум подошла к больному. Она никогда прежде не видела больного пузырянкой, но читала про эту болезнь. Она передавалась через прикосновения, а иногда по воздуху, и первыми чаще всего поражались руки или ноги. Они начинали белеть, а затем кожа становилась тонкой и прозрачной, словно пергамент, а кровь, мышцы и кости внутри конечности разъедало, и они становились похожи на серое желе. Пораженные участки переставали слушаться хозяина и казались ему чем-то инородным. Отрубать их не помогало, у больного появлялись новые места поражения. В итоге больные пузырянкой угасали за пару месяцев, которые проводили в изоляции. Часто они погибали оттого, что не могли сами себя покормить из-за погибших конечностей. Но, если за ними осуществлялся должный уход, больные могли дожить до того момента, когда все тело превратится в безжизненное желеобразное нечто, а голова будет над ним торчать.

Но этому деду еще явно было далеко до такого состояния. Отум поняла, что кислый запах исходит от его прозрачной по локоть левой руки, в толще которой были видны красные едва заметно пульсирующие сосуды. Еще у деда была поражена правая нога, но из-за его штанов Отум не видела, насколько далеко пробралась болезнь.

Гавлон на деда не обратил никакого внимания. Он открыл крохотное окошко – единственное на чердаке, и в комнату ворвалось пение птичек. Затем маг постелил себе в центре комнаты, улегся и, пожелав Отум «добрых снов», тотчас провалился в сон. Девушка еще стояла несколько минут, разглядывая старика. Тот, то ли почувствовав на себе пристальный взгляд, то ли от шума за окном, открыл глаза. На его ресницах были комки засохшего гноя, но почему-то Отум это не показалось отвратительным. У деда были мудрые глаза, цвет которых унаследовал Арчер.

– Кто вы? – спросил он скрипучим старческим голосом. – Вы тоже больны?

Отум не знала, что ответить, и лишь отрицательно покачала головой на это.

– Это вам, – сказала она, указав на поставленные рядом с соломенной лежанкой воду и хлеб. – И еще… Арчер просил передать, что он скучает по вам. Он хотел бы обнять вас.

Он не стал ничего больше спрашивать, и уставился в потолок, не моргая. Отум же прошла в другую часть чердака, перешагнув через развалившегося Гавлона, и постелила себе в уголке. На деревянной отвесной стене давно образовалась плесень, и от нее тоже неприятно пахло. Отум легла на тонкое одеяло, украшенное изображениями котиков, и уставилась в потолок совсем как умирающий дед. Она подолгу рассматривала паутину, висящую над собой, и плесень, которой были покрыты стены.

Ей было не по себе, потому что ей не было жаль этого деда. Она не испытывала жалости к этим нищим людям и их бедам. Ей было все равно, умрет от голода Лотта и ее семья или нет. Отум казалось правильным, что все вокруг страдают. Это страдание вторило ее собственному горю, но едва ли могло с ним сравниться хотя бы наполовину. Отум бы с удовольствием поменялась с этим дедом местами, или с любым из жителей Зловонного квартала.

Потому что она не могла себе представить участи хуже, чем быть убийцей собственной матери.

Когда она заснула, ее сны оказались вереницей бесконечных кошмаров. Отум снилось, как она бежит по дворцовому саду, а Александрия с арбалетом наперевес бежит за ней и смеется, и в этих снах она всегда стреляла метко. Отум снилось, как Галатея, окровавленная, с дырками на животе, вразвалочку подходит к ней и с нежной улыбкой хвалит ее новое платье. Ей снился Эрнест, его поцелуи, но они окончились тем, что она начала задыхаться и не могла его оттолкнуть.

Отум просыпалась раз за разом, тяжело дыша. Она пропустила обед и ужин. Она не чувствовала голода. Отум вообще ничего не чувствовала. Сны отняли у нее последние эмоции.

«Может лучше бы меня казнили? Я бесполезна без Гавлона. Мне не выжить, не отомстить»,– думала она.

На следующее утро она проснулась из-за того, что Лотта стала барабанить в люк.

– Эй, Отум, просыпайся. Идем завтракать! И деду заодно еду возьмешь! – крикнула она.

Гавлон не услышал этих воплей и продолжил мирно посапывать. Во сне его расслабленное лицо выглядело значительно моложе. Отум подошла к люку и покорно спустилась вниз. На первом этаже уже бурлила жизнь: Адель и Лотта уже были в своих рабочих платьях и подметали пол, а Арчер накладывал на стол. Завтраком оказались две сваренных картошки, два куска хлеба грубого помола, и по половине стакана воды.

– Спустилась, наконец-то! – воскликнула Лотта, присаживаясь за стол. – Ты случаем не стесняешься кушать? Не переживай, не обеднеем. Гавлон все возместит.

Отум кивнула и села за стол, а следом и Арчер. Он все время косился на Отум и улыбался. Он, очевидно, уже разузнал, кто она такая, и ему все про нее было интересно. Последней к трапезе присоединилась Адель. Лотта произнесла короткую молитву Богам, и все принялись за еду. Каждому досталось по половинке картошки и половинке хлеба. Отум не хотелось есть, но она понимала, что не принять эту еду будет неблагодарностью. Впервые за всю свою жизнь она вкусила недозрелую картошку без соли и хлеб, похожий по вкусу на резину.

Так и потянулись ее дни. Раз в сутки она спускалась вниз и ела вместе с остальными. Она таяла на глазах, но не хотела есть. Она приносила еду старику, но тот тоже почти ничего не ел, а Гавлон продолжал спать. Лотта строго-настрого запретила его будить, но Отум не представляла, чем его вообще можно разбудить, раз он впал в состояние, похожее на кому.

Днем в доме было тихо. Адель и ее мама уходили на работу – они продавали засуженные целебные травы, а Арчер скучал, слоняясь по дому. Несколько раз он пытался поговорить с Отум через деревянный люк, но она не старалась поддерживать разговор.

Она сидела напротив окошка и подставляла лицо слабым порывам ветра, а он спрашивал свои глупые вопросы. Его интересовало, что кушают богачи и видела ли она народ океана, ему хотелось узнать, как проходят балы и правда ли во дворце спрятаны сокровища Александра, покорителя звезд. Арчеру хватало такта не задавать Отум вопросов про мать и про сестру, и она была благодарна мальчику за это, но чаще всего вместо ответов на вопросы говорила скупое:

– Извини, я не в настроении разговаривать.

– О, ясно… – ответил он ей однажды на это погрустневшим голосом. – Прости. Мама сказала, что ты многое пережила. Но, думаю, тебе сейчас лучше отвлекаться от… ну, от того, о чем ты думаешь. У меня, когда папа умер, похожее состояние было. Я не хотел ничего, мне говорить не хотелось ни с кем, вот. Но потом я нашел ножик папы и вспомнил, чему он учил меня.

– И чему же он учил тебя? – спрашивала Отум.

– Он учил меня не унывать. Он говорил: «если есть что-то, что доставляет тебе радость, живи ради этого, даже если всем остальным это кажется глупостью».

– Ради чего же ты живешь?

– Мне нравится вырезать ножиком из дерева всякие фигурки. Хочешь, покажу?

Отум промолчала. Ей не хотелось спускаться к нему, не хотелось делать вид, словно ей нравятся его фигурки. Ей сейчас ничего не нравилось. Она хотела только тишины и покоя, а еще спокойного сна. Девушка завидовала Гавлону и даже старику, что они способны спать без кошмаров.

За очередным завтраком Арчер все-таки показал Отум свои поделки. Их было всего три – лошадка, размером с ладонь, одна из башен дворца и русалка. Они все были грубы вытесаны, но Отум понимала, что он очень старался и ждал похвалы.

– Очень славно, – сказала она, выдавив улыбку.

– Спасибо! – бодро улыбнулся ей Арчер в ответ. – Русалка еще не готова до конца.

Лотта, наблюдавшая за этой сценой, снисходительно фыркнула:

– Ты не лги ему, – сказала она гостье. – Он ведь хочет жизнь посвятить вырезанию фигурок. Глупый ребенок, нету у тебя к этому таланта.

– А у тебя нет таланта готовить, но мы же тебе не запрещаем это делать, – парировал Арчер.

Адель звонко рассмеялась, и даже Отум немного развеселилась. Лотта на этот выпад только покачала головой и взъерошила волосы сына.

– Ешь давай, негодник. Если выберемся из этого кошмара, так уж и быть, постараюсь отдать тебя в подмастерья достойному мастеру по дереву.

– Арчер, а ты бы мог вырезать дудку? – внезапно спросила Отум.

Арчер оживился, но Лотта не дала ему ответить:

– Конечно, нет. Ты посмотри на его обрубки! – Она указала на поделки мальчика. – Он не способен на такую тонкую работу пока что.

– Если я постараюсь, то у меня получится! – обиделся он. – Только я не очень знаю, как ее делать.

– Я читала об этом немного, но лучше будет посоветоваться с Гавлоном, как он проснется. Я так понимаю, это обычная трубка с отверстиями, на одной стороне которой свисток, – объяснила Отум. – Понимаете, когда у Гавлона в руках музыкальный инструмент, его магия значительно усиливается.

– Это-то мы понимаем, но при всем желании вряд ли мы найдем ему инструмент. Так что пускай колдует голосом, – заявила Лотта таким голосом, что с ней больше не хотелось спорить.

На исходе пятого дня их пребывания в доме Лотты, Гавлон, наконец, проснулся. Он что-то пел себе под нос весь вечер и съел все остатки запасов семьи, состоящие из трех вареных картошек и краюшки хлеба. Адель не уставала ругаться на мать, которая все отдавала магу, но Лотта была непреклонна.

Насытившись, Гавлон со счастливой улыбкой погладил себя по животу и произнес:

– Что ж, наступило время расплачиваться!

Он достал с кухни пару ложек и с непринужденным видом начал отбивать ими ритм мелодии, которую доселе тихонько напевал. Отум решила посмотреть на то, как он колдует, и в очередной раз подивилась тому, как играючи Гавлон извлекает красивейшие звуки из всего, к чему прикасается. Слушая его музыку, она не чувствовала себя несчастной.

Потом Гавлон начал отбивать тот же ритм своими ногами, и мелодия стала полнее, сильнее, заразительнее. Грязные шкурки картофеля, сложенные в большой мешок в углу комнаты, начали шевелиться сами по себе, то и дело пуская в стороны искры, и уже через несколько секунд мешок снова был полон картофеля. Гавлон продолжал играть, и крошки в хлебнице начали разбухать и увеличиваться, в конце концов обратившись в несколько пышных ароматных хлебов. Он играл, и графин и стаканы на кухне до краев наполнились водой.

Когда Гавлон закончил, он отвесил всем галантный поклон, и Арчер с Лоттой зааплодировали его выступлению. Адель же почему-то заплакала, и Отум принесла ей с кухни платочек. Девушка отказалась от него и, всхлипывая, поблагодарила мага, после чего убежала наверх.

– Как ты нас выручил! Какое изобилие! – радостно сказала Лотта.

– Я тоже так хочу! – захихикал Арчер. Он подбежал к Гавлону, и от избытка чувств обнял мага.

– Но ты должен еще заколдовать нас, чтобы мы не заражались, помнишь? – заметила женщина.

– Конечно, помню, голубка. Я все сделаю!

– Я смогу сходить проведать дедушку?! – завопил Арчер. – Тогда давайте же скорей, дядя Гавлон!

– Дай мне немного времени, торопыга, – улыбнулся волшебник. – Это сложная магия, мне нужно подобрать подходящую мелодию.

Не меньше часа он сидел на кухне и готовился к предстоящей магии. Отум же впервые за долгое время напилась всласть воды и наблюдала за тем, что он делает. Все, связанное с этим магом, казалось необычным и немного отвлекало ее от размышлений о собственной разбитой на куски жизни.

Настал миг, когда Гавлон решил, что готов. Он подозвал к себе всю семью Лотты, и та выстроилась перед ним. Гавлон начал петь, и воздух вокруг него словно наэлектризовался оттого, как страстно он пел и как переживал в себе каждое мгновение этой мелодии. Отум в очередной раз восхитилась красотой голоса мужчины и тем, что в его репертуаре просто не было песен, которые не брали бы за душу.

Он закончил и объявил, что теперь они, наконец, могут навестить дедушку. Арчер первый кинулся по лестнице наверх, а следом за ним, смеясь, пошли женщины. Отум же осталась на кухне. Она села за стол и начала вертеть в руках стоящий на нем опустевший стакан.

Девушка услышала вопль мальчишки, полный ужаса, и сразу поняла, что случилось.

Глава 6. Неравный бой

Похороны состоялись ночью того же дня. Для погибших от пузырянки вырыли большую глубокую яму на обочине квартала, близи стены. По ночам умерших кидали в эту яму и сжигали. Часть стены покрылась копотью из-за этого. Отум слышала, что тело, пораженное пузырянкой горит сиреневым пламенем.

Обычно вечером по домам ходили добровольцы, готовые сжигать трупы, но, так как вся семья Лотты обзавелась иммунитетом к болезни, они решили сами отнести тело дедушки в яму. Иначе говоря, «проводить по-людски» – так это называла Лотта. Она нашла всем черные одеяния, всем кроме Гавлона. Его размера у нее в шкафу не было. Зато мужчине достался черный шарф, и маг помотал его поверх своей украденной формы гвардейца, с которой он срезал погоны.

Отум тоже пошла хоронить старика, но пошла она не из сочувствия деду. Она говорила с ним лишь раз и совершенно к нему не привязалась. У нее внутри ничего не содрогалось от сочувствия даже при виде рыдающего Арчера. Мальчик тяжелее остальных переживал эту смерть. Даже зная, что дедушка неизбежно скоро умрет, он все равно оказался не готов.

«К такому нельзя быть готовым», – напомнила себе Отум, глядя, как тело старика кидают поверх прочих тел. Яма казалась бездонной, не меньше метров десяти в глубину, и до середины была наполнена телами стариков и молодых. Здоровых кусков тел было куда меньше, чем бесформенного вонючего желе. Стоило телу старика упасть, как его пораженные рука и нога развалились и начали растекаться. Небо было иссини черным, и на нем не было видно звезд.

Лотта приобняла за плечи своих детей. Добровольцы начали зажигать факелы и поливать трупы горючим.

– И все эти люди умерли за один день? – спросила Отум у Гавлона шепотом. Тот кивнул. – Их очень много.

Вдруг Лотта предложила им сказать что-то напоследок дедушке, и Арчер снова заплакал. Он начал размазывать сопли кулаком по лицу, и безразличие Отум, наконец, треснуло. Она вспомнила, как тяжело ей было принять смерть отца, а ведь она была примерно возраста Арчера тогда. Ей захотелось хоть как-то выразить ему соболезнования, и девушка положила мальчику ладонь на плечо. Арчер поднял на нее свое лицо и посмотрел на принцессу с надеждой. Он явно надеялся, что Отум скажет ему что-то.

Но его схожесть с Александрией была слишком сильной, и Отум отвела взор и так и не выдавила ни слова.

Трупы подожгли. Они загорелись ярким сиреневым пламенем, и его язычки доставали почти до конца ямы. Кислый противный запах стал сменяться приторно сладким. Отум вдыхала этот запах с удивлением, и необычный цвет огня заворожил ей.

Адель и Лотта заплакали, обнявшись, а мальчик, наоборот, немного успокоился. Наблюдая за пламенем с невыразимой печалью, он вымолвил:

– Дед, прости, что я так и не попрощался с тобой. Я тебя очень люблю. Прости нас, что мы так и не сумели спасти тебя.

Эти слова были полны мужества и смирения. Лотта крепко обняла сына и поцеловала его в макушку.

– Пойдем. Помолимся дома за дедушку, – сказала она и повела детей домой.

Принцесса и Гавлон, не торопясь, пошли следом.

– Эта яма такая глубокая. Когда ее копали, повредили даже систему канализации. Я видел, там трубы торчали, – заметил маг.

– И что вы предлагаете? Сбежать через канализацию? – Отум поёжилась от ночной прохлады. Возле костра было ощутимо теплее. – А мы с вами влезем в эти трубы?

– Более чем уверен. Их провели еще при Магнусе первом, а тогда все делали добротно. Трубы минимум полтора метра в диаметре.

– Поняла, – кивнула Отум. – И когда мы сбежим?

– Завтра. Будут назначены празднования в честь коронации Александрии. Сбежать под шумок будет проще, я полагаю. Все силы королевской гвардии будут брошены на обеспечение безопасности твоей сестры и ее кузена, а также заморских гостей.

Отум стало тошно, но она не изменилась в лице. Она кивнула и втянула ртом воздух в легкие.

«Разве ни этого ты хотела всю свою жизнь? – ехидно спросила она сама себя. – Теперь не ты, а Лекс будет править этим государством. А ты, словно крыса, будешь бегать по канализациям, где тебе и место. Ты была недальновидна, глупа, наивна! По твоей вине мама умерла худшей смертью из всех…»

– О чем ты думаешь? – спросил Гавлон.

– Я думаю, вы понимаете, – пожала плечами Отум. – Я очень зла на себя. Мне кажется, словно мой собственный разум наносит мне удары без остановки.

– Я понимаю. Я тоже ошибался много раз в жизни. И буду ошибаться. Но, знаешь, иногда ошибки оборачиваются в итоге чем-то хорошим. Допустим… – Маг выдержал паузу. – Я не сумел защитить твою мать. Не было и дня, чтобы я не скучал по ней. Но в итоге родилась ты! Значит моя ошибка… мои страдания – все это стоило того. Рождение новой жизни всегда стоит чьих-то мучений, Отум.

– Не сравнивайте свою ошибку с моей. Я сейчас горю в таком аду, какой мало кому снился, – раздраженно ответила Отум, и маг больше не пытался тревожить ее пустыми разговорами в этот вечер.

За завтраком Гавлон объявил семье Лотты, что они с Отум ночью покинут квартал.

– Мы могли бы взять вас с собой, но не уверен, что выбранный нами путь побега будет безопасен, – сказал он, попивая чай.

– Не вижу смысла нам уходить. Ты же заколдовал нас, мы не заболеем. – Лотта, зевая, подложила сыну дымящейся картошки. Глаза мальчика опухли, он был бледен и почти ничего не ел, хотя обычно уплетал любую еду за обе щеки. – Ну же, милый, покушай.

Он засунул в рот кусок картошки и уныло пожевал ее.

– А как вы планируете сбежать? – спросила Адель.

– Через погребальную яму, – улыбнулся Гавлон. – Больше ничего сказать не могу. Но нам важно покинуть квартал незаметно, поэтому не идите нас провожать.

– Как скажешь, – хмыкнула Лотта. – Что, собираетесь поджариться?

Гавлон расхохотался от души, и они продолжили непринужденно болтать с Лоттой. Никто в комнате кроме Отум и не заметил, как мальчик выскользнул из-за стола и поднялся наверх.

«Что-то с ним не так, – подумалось девушке. – Хотя он только потерял дедушку. Он еще в трауре».

Арчер почти сразу спустился вниз, но уже сжимая в руках какое-то продолговатое изделие из дерева. Он встал за смеющимся Гавлоном и застенчиво тыкнул его в плечо. Мужчина обернулся и удивленно спросил, что случилось.

– Это вам! – Арчер протянул Гавлону дудочку. Она была грубо вытесана из темного дерева, но в ней угадывался музыкальный инструмент. Мальчик даже дырочки в ней сделал.

Отум сама не заметила, как улыбнулась. Впервые за долгое время она ощутила что-то, так похожее на счастье. Она смотрела на мальчика, и ее переполняла благодарность ему. Больше не имела значения его схожесть с Александрией. Отум теперь видела в Арчере только Арчера, мальчика, хотевшего стать ее другом.

– Я не знаю, как делать свисток, поэтому, наверное, в нее не получится дудеть, – угрюмо заметил Арчер, но Гавлон не обратил на это внимание и попытался поиграть на дудке. Разумеется, даже что-то отдаленно напоминающее музыку ему издать не удалось.

Арчер стыдливо опустил голову, но Отум встала со своего места и низко поклонилась ему. Мальчик опешил от этого жеста, как и все сидящие за столом, и густо покраснел до ушей.

– Ты очень выручил нас! – сказала Отум, выпрямляясь. – Ты всего за пару дней сделал почти готовую дудочку. Представляю, как это было непросто.

– Да еще какую, – подхватил Гавлон. – А доделать ее – плевое дело. Тут осталась всего пара штрихов, я довершу ее на неделе…

– Вы правда будете на ней играть? – спросил Арчер, и на его измученном лице заиграла счастливая улыбка.

– Конечно! – Маг подмигнул ему.

Весь последующий день Гавлон и Отум совершали приготовления к побегу. Они собрали немного провизии в кульки, маг превратил свой красный мундир гвардейца в привычный ему кожаный плащ, а потом до конца дня доводил до ума дудочку до ума. Отум тем временем проводила время с Арчером. Его мама и сестра ушли продавать травы, и принцессе не хотелось, чтобы он чувствовал себя одиноко. Он казался больным и почти весь день лежал на своей лежанке. Отум была уверена, что все это последствие сильной тоски.

– Сперва папа умер, заразившись от пациента… Теперь дедушка умер… А вдруг однажды все вокруг меня умрут? Все, кого я люблю? – спросил Арчер у сидящей возле него Отум.

– Ты не останешься один. Я тебе обещаю.

– Но ты не можешь мне этого обещать, – беззлобно сказал он, не глядя на нее.

– Почему? Твоя мама и сестра сильные люди. Они не хотят тебя оставлять, и не оставят.

– Спасибо… – Он слабо улыбнулся. – Слушай, а ты… ты правда принцесса?

– Нет, малыш. Больше нет.

– Я не малыш!

Она мрачно усмехнулась. Смущенный Арчер заявил, что он почти ее ровесник.

– Не обижайся. Просто мне кажется, что я старуха в душе.

– Ты не старуха! Ты очень-очень хорошая. Я никогда не встречал такой рассудительной девчонки, как ты. Так что я не буду верить тем гадостям, которые про тебя говорят.

Его щеки порозовели, стоило ему выпалить это. Отум вздохнула, чувствуя новый прилив благодарности к мальчику и взъерошила его волосы. Ей показалось, что голова Арчера несколько горячее, чем нужно, и прижала ладонь к его лбу.