Текст книги "Людей минутная любовь"
Автор книги: Ольга Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Светлана отвернулась от окна, но успела заметить, как летчик поспешно бросил окурок, вскочил в автобус, завозился у кассы.
Он или не он? В этой форме все они одинаковые. Светлана быстро оглянулась. Он. Или не он? В стекло видно: взял билет, встал в проходе. Нет, не он. Постоял, подошел ближе к Светлане, встал за ее спиной. В окне, как в зеркале. Это был он, штурман. Стоит, почти касаясь ее плеча. И смотрит на нее в окно.
Извиниться. Как бы извиниться, но так, чтобы он ничего не успел ответить.
Светлана встала на ступеньку у двери. Автобус остановился. Светлана вышла, и, когда двери зашипели, закрываясь, обернулась:
– Простите, пожалуйста. Ради Бога. Мне так стыдно.
И пошла вперед, к библиотеке.
Автобус, обогнав ее, резко затормозил, и летчик выскочил, подошел к Светлане:
– Здравствуйте, Светлана. Вы, наверное, не помните, меня зовут Виталий.
Виталий ждал Светлану на площади Ленина, но не сидел, как обычно, на скамейке около фонтана, без устали вертя головой и умудряясь до последнего ее не видеть. Он стоял на тротуаре, против входа в ресторан "Центральный", и оживленно болтал с каким-то летчиком. Светлана остановилась, ожидая, когда они распрощаются. Летчик не уходил, оба продолжали болтать, поглядывая то на свои часы, то на часовое табло на Доме моделей, и оба глядели вдоль проспекта Карла Маркса. Видимо, оба ждали ее.
Светлана подошла.
– Ну, наконец-то. Мы уже затанцевались. Знакомься – Сергей. Я тебе говорил. А о тебе он знает. В "Центральном" мест нет. Мы пробежали все Карла Маркса. Славка сидит в "Уссури", столик бережет. – Виталий, всегда быстрый, сегодня говорил еще быстрее, чем обычно. Казалось, он взволнован предстоящим вечером.
– Что ты не сказал? Я бы Гале позвонила и Лену позвала. – Светлана не представляла, как помочь Виталию устроить сегодня вечеринку. Уроки в школе закончились, а дома ни у кого из ее знакомых телефона нет. – Куда я сейчас звонить буду?
– Никого не надо. Только вы, – твердо сказал Сергей. И взгляд Сергея, и движения были сдержанны, скупы, словно он готовился к ответственному мероприятию, а не к легкому застолью.
Очевидно, ей устроены смотрины, официальные. Ну, и черт с ними. Не мог предупредить! Не переоделась, прическу не сделала. А впрочем – так сойдет. Да и во что переодеваться?
Шампанского в "Уссури" не было, лишь водка и коньяк. Ребята заказали себе бутылку водки, сказав официантке: "Для начала", – и Светлане двести пятьдесят граммов коньяку.
– Не много ли? – спросила Светлана.
– В самый раз, – дружно ответили все трое.
Светлана хотела есть. Сегодня даже пообедать не удалось: конец полугодия, весь день идут родители, она не стала уходить из школы, успела написать планы на завтра; но все тетради проверить не успела, и мысль о тетрадях портила настроение.
Ожидая автобус, Светлана промерзла и все еще не могла согреться, и рада была и теплому залу, и горячему антрекоту, и рюмке коньяку, который за три месяца встреч с Виталием пить так и не научилась. Глоток коньяку спутал дыхание, зато тут же по промерзшему телу потекло тепло. Светлана старалась прислушаться к разговору парней и впопад отвечать на их вопросы, но мысли ее все еще крутились возле школы, по школе... Встречи с Виталием отнимали столько времени, что Светлана ощущала близость пропасти: непроверенные тетради, недочитанные книги, а сколько родителей сами в школу не придут, и нужно время, чтобы сходить к ним домой, а у Жени Строева совсем износилась форма, а у матери денег нет, и надо добиться на родительском комитете, чтобы форму ему купила школа, а бесплатные обеды на следующее полугодие нужны... обеды нужны многим.
Прошли по проходу две женщины, в длинных открытых платьях, эффектно причесанные, ярко подкрашенные. Светлана представила, как она выглядит на их фоне в своем неизменном бежевом платьишке; но ребята пили водку и по сторонам не глядели, казалось, они за тем только в ресторан и пришли, чтобы выпить и закусить и немного поговорить. Виталий, правда, время от времени словно бы переживал за друзей. Покручиваясь на стуле и поглядывая по сторонам, сказал:
– Потанцуй, ты же в форме. Тебе все карты в руки.
– Ты танцуй. А я уж тут, дальше не хочу, – ответил Слава и потянулся графинчиком с коньяком к рюмке Светланы.
Виталий и Слава вперемежку с водкой болтали о пустом. Сергей в разговор не вмешивался, смотрел на них серьезно и чуть грустно и все курил.
Сели за соседний стол две женщины: одна полная, дородная, лет, наверное, сорока, вторая совсем молоденькая, и обе в блестящих и очень открытых платьях и в париках, старшая – в пепельном, молодая – в смоляном. Сидели, пили и смотрели на Славины плечи, именно на плечи – не на лицо.
Виталий перехватил удивленный взгляд Светланы, обернулся, встревоженный, но понял, что Светлана смотрит на женщин, усмехнулся:
– Знаешь, как летят на наши лычки.
> Сергей и Слава, казалось, ничего не заметили.
Слава пригласил Светлану танцевать, они тихо переступали под медленную музыку, и Светлане было видно, как за столом нервничает Виталий. Светлане стало досадно. Окончился танец, и она вышла в вестибюль, перед зеркалом подкрасила губы. Подошел какой-то парень, спросил: "Вы одна?" В зеркале черный пиджак.
Светлана отрицательно покачала головой.
– С подругой? – спросил пиджак.
– Нет.
– Очень жаль. Давайте уедем со мной.
– Что?! – Светлана резко повернулась. Высокий голубоглазый блондин смотрел ей в глаза, и на лице его не было ни улыбки, ни игривости. На плечах – золотые узоры.
– Вы не поняли. Я моряк. Из Петропавловска. Если вы согласны, я увезу вас. Не надо, не отказывайтесь так сразу. Что вы потеряете? Ну, что вас держит? Квартира? Забронируйте. Всегда сможете вернуться, если не понравится. Я жду вас здесь в субботу. Ну, одна встреча вас ни к чему не обязывает. До субботы, – и, не ожидая ответа, развернулся, пошел к выходу.
Ребята по-прежнему одиноко сидели за столом. Виталий и Слава, не отрываясь, смотрели на дверь, оба нервничали. Кажется, Слава ревнует ее больше Виталия и собирается сегодня вечером "отбить". Странная у них, однако, дружба – Светлане и смешно, и досадно, и скучно. Из этой компании, откровенно говоря, ей приятен один лишь Сергей, хоть ей и должно быть стыдно за подобные мысли, ведь встречается она с Виталием. Сергей говорил медленно и мало, смотрел спокойно и грустно. Он был из этой троицы, явно, и самым спокойным, и самым выдержанным, и самым умным.
Виталий был более обычного суетлив, смешлив и заметно пьянел. Танцуя, обнимал Светлану, как в постели, и счастливо шептал ей в ухо: "Сережка сказал: "За такую девушку надо держаться".
Вечер подходил к концу. Парни стали строить планы на следующий вечер.
– Все ребята. Без меня, – сказала Светлана. – Мне работать надо.
– Ну, а если в субботу? – спросил Сергей. – И, если можно, у тебя. Зачем нам ресторан?
5. В субботу приехали двое, Виталий и Сергей, прихватив с собой две бутылки коньяку. Ели простую картошку и винегрет и нахваливали.
И правда, дома было веселее и дружнее, чем в ресторане. Они и танцевали, и пели, и разговаривали. И под хохот после очередного анекдота Сергей вдруг сказал:
– Я сам из Владивостока.
– Из Владивостока? – словно споткнувшись, спросила Светлана, и радость в ней погасла. – И многих летчиков там знаешь?
Сергей пожал плечами:
– Ну, так, в лицо, всех, наверное. По имени нет, конечно.
Смеяться больше не хотелось, и вечер стал неинтересен, и Светлана позвала Сергея на кухню.
– Тебе бы я с удовольствием помог, – говорил Сергей. – Но ты даже имени не знаешь. Перегоняют самолеты все. И все их на ремонт гоняют. Звонишь, узнаешь, как стоишь в плане. По очереди ставят на перегон.
– Не стоит искать, – сказал Сергей, и Светлане показалось, что Сергей хотел сказать: не надо, незачем, не нужно тебе это делать.
Он далеко, он не узнает,
Не оценит тоски твоей...
– Где ты была? – спросил Сергей, и голос его прозвучал сурово. – Если б я знал, что встречу тебя. Я только женился во второй раз, – он вздохнул и ушел в комнату.
Через неделю Виталий улетел. Накануне принес коньяк, разлил по стопкам и, прежде чем поднять рюмку, протянул Светлане обручальное кольцо:
– Нравится?
Кольцо было широченное, высшей пробы, зеленоватое.
– Нравится.
– Бери. Твое, – потянулся за коньяком. – Одевай. Думает о чем-то. О чем? Вещи собирай.
Светлана вертела в руках кольцо... Предложение руки и сердца она представляла иначе. Но решила не усложнять. Примерила кольцо, сказала, любуясь золотом:
– Послушай, давай попробуем жить вместе здесь. Квартира у меня есть. Зачем лететь на север?
– Заработать. – Виталий расхаживал по комнате. – Что я здесь получу? Усмехнулся. – На кабак и тот не хватит. – Остановился возле Светланы. – А там на машину заработаем. Поедем.
Виталий уже месяц говорил об отъезде, и месяц думала Светлана, как ей быть, если он позовет ее с собой. Когда она смотрела, как давится Антон пустой картошкой и как радуется принесенным ею из ресторана яблокам и апельсинам, она начинала собирать вещи. И тут же представляла вереницу однообразных вечеров с водкой и разговорами о том, кто сколько заработал, откуда что привез и сколько по этому случаю выпили. И снова водка, и снова разговоры, кто что достал, сколько заработал, сколько выпили, и снова водка... Об Антошке Виталий даже не спросил ни разу...
– Нет, Виталик, – Светлана сняла кольцо, положила на край стола.
– Почему?! – Виталий, буквально, опешил, видно, он считал, что его прерогатива решать, ее – мечтать о его предложении.
– Ты уверен, что я тебя люблю? – глядя в стол, спросила Светлана.
– Полюбишь, – усмехнулся Виталий.
– Да? – Светлана быстро глянула на него, ей стало интересно: что предстоит открыть в Виталии жене? Какие такие достоинства, скрытые от посторонних? – За что?
– За деньги. – Виталий усмехнулся, обводя откровенным взглядом ее бедную комнату. Маленький, невзрачный... суетливый... И Светлана вновь почувствовала, как безнадежно она одинока.
Весна. У Светланы начинается грипп, а, возможно, она простудилась, когда мыла с ребятами окна в классе. Окна мыть было трудно, верхняя фрамуга того и гляди сорвется на голову, а нижняя приоткрывается едва ли сантиметров на десять, и сегодня обе руки Светланы были поцарапаны и саднили (Заставить бы мыть эти окна тех, кто такие школы спроектировал).
С утра Светлану знобило, веки давили на глаза, голова была огромна и тяжела. Сразу после уроков, отменив дополнительные занятия, Светлана ушла домой, легла, и воздух давил на нее, и постель жгла.
Звонок ударил по ушам. Светлана открыла, ожидая получить грозную записку от Екатерины: сегодня та собирала на какое-то совещание. На пороге стоял незнакомый мальчик, но в руках у него записки не видно.
– Не подходи ко мне.
– Мама сказала, чтобы вы взяли тридцать пять рублей и пришли после обеда, – деловито сообщил мальчишка, он был не старше первоклассника.
– Куда пришла? Зачем? – Светлана решила было, что мальчик ошибся квартирой. Потом подумала, что, возможно, знает не всех детей своих коллег.
– В магазин. К моей маме, – настойчиво уточнил мальчик.
– К какой маме? Я тебя первый раз вижу.
– Я брат Эдика Бурыкина, – вскинув голову, терпеливо объяснял мальчик. Мама сказала, что будут босоножки, белые, импортные, как вы хотели.
– Спасибо тебе. И маме спасибо.
Да разве дойдет она до магазина? А лето придет, не в чем же ходить. А белые всегда надеть можно и ко всему. Но отдать тридцать пять рублей и опять остаться без копейки? А как занимать, если за ремонт еще не расплатилась.
Светлана легла, в раздумье, и снова звонок: пришла мама Светы Шестаковой.
– Вы только не подходите ко мне, – предупредила Светлана.
– Да я только что отгрипповала, – отмахнулась Шестакова, выкладывая на стол вафельный торт и соевые батончики. – Ничего путевого в нашем магазине нет.
– Да что вы... – начала Светлана, но Шестакова ее перебила:
– Вы не говорите в классе, а то еще восстанут против Светки, скажут: мама подлизывается.
– Да...
– Да не из-за Светки я к вам пришла, что вы волнуетесь. Из-за вас, – и Шестакова оглянулась на дверь кухни.
– Ну, давайте чай пить, – сказала Светлана.
– Не надо чаю, у меня тут кое-что поинтересней есть. Я вас лечить пришла, – Шестакова достала из сумки пузырек со спиртом. – Света вчера посуду не помыла, комнату не убрала, фыркала весь вечер. Говорю мужу: "А ну-ка вмажь ей". А она: "Я расскажу Светлане Викторовне, какими методами вы меня воспитываете". А? Методами. Ну, муж и говорит: "Ну, ее. Ведь расскажет. Неудобно будет". Она, когда в пятьдесят четвертой училась, регулярно получала. Как в субботу в школу схожу, так приду и выдам очередную порцию. Я ей говорю: "Вот уйдет Светлана Викторовна из школы, ты у меня сразу за все получишь". А она посмотрела на меня, как на дуру: "Светлана Викторовна? От нас? Какая глупость!"
В дверь позвонили.
– Открыта, – крикнула Светлана.
Вошли, пыхтя, Гена и Эдик.
– Светлана Викторовна!
– Ко мне не подходите! – стоя на пороге комнаты сказала Светлана.
– Мы не подходим. – Ребята поставили на пол сумку. – Вот молоко, таблетки и колбаса. А масла нет. С Антоном договорились.
Шестакова глядела на ребят каким-то странным взглядом, словно все старалась и никак не могла чего-то понять.
– Это же наши ребята? – утвердительно спросила, едва мальчики ушли.
– Ну, конечно. Мои.
– Но ведь это же Елизаров и Бурыкин? Неужели можно заставить их сходить в магазин? – вновь спросила, словно решала сложную задачу.
– Что вы? – удивилась Светлана, – как же я могу их заставить идти для меня в магазин? Я даже не просила. Они сами после уроков прибежали. Девочки: "Болейте, мы вам пол помоем", ну, тех я сразу выгнала. А эти не ушли. "Мы в комнату не будем заходить, мы в магазин сходим".
– Вот, – возмущенно сказала Шестакова, – говорят: "Плохие дети. Ничего делать не заставишь".
Шестакова ушла. Светлана убрала со стола, и тут в дверь позвонили, а так хотелось погасить свет и лежать в темноте.
На пороге стояли четыре летчика, один из них – Бирюков.
– Заходите, ребята, – сказал Бирюков и прошел в квартиру, словно входил сюда каждый вечер.
– Я больна, – сказала Светлана.
– Вылечим, – сказал Бирюков и достал из кармана водку.
Светлана отварила картошку. Задумчиво постояла перед пустым холодильником, словно в нем могли затеряться продукты. Вздохнув, достала сиротливо лежавшую на полке колбасу и пожарила всю, отрезав лишь кусочек для Антона. Думала на этой колбасе всю неделю продержаться, а она вся сегодня ушла. Как жить?
В комнате Бирюков разливал водку.
– Почитай нам стихи, – сказал, глянув на входившую Светлану.
– Не хочу я никаких стихов, – Светлана не старалась быть гостеприимной.
– Вот, – удовлетворенно кивнул головой Бирюков. – Сидят студентки на скамейках: "Ах, стихи". Не успеют замуж выйти – ничего, кроме денег, их не интересует.
Светлана вышла на кухню за салфетками. Бирюков шел следом.
– Я тут книжку читал. Ремарка. "Тени в раю". – Бирюков подошел к Светлане вплотную, стоял, жарко дышал в шею. – Ты, наверное, знаешь, кто такой сутатер?
– Сутенер? – доставая салфетки из шкафчика, не оборачиваясь и, словно бы, не замечая близости Бирюкова, спросила Светлана.
– Ну, да! Точно!
Светлана достала салфетки, обернулась и ответила нейтральным тоном:
– Это мужчина, который приходит к женщине и ест ее картошку.
Бирюков обиделся. Шагнул к двери, но остановился перед Светланой, заговорил возмущенно:
– Я тебя столько времени забыть не могу. Я с женой жить не могу. Она: поцелуй меня, а я не могу. Отправил ее к матери. Каждый вечер у Веры ждал.
Светлана не ответила, ей хотелось лечь, прямо здесь, на кухне, на полу и прямо сейчас, и ждать, когда все, наконец-то уйдут, и в комнате станет темно и тихо.
Они и ушли вскоре, допив водку, но Бирюков остался. Светлана с тоской прошла за ним на кухню, думая, как тактичнее и настойчивее его выставить.
Бирюков сидел на корточках перед открытым холодильником:
– Не могла всю колбасу пожарить. Пожалела. Эх, ты! Я сказал друзьям: поехали ко мне домой. А ты так встретила! Понимаешь: ко мне домой!
– А ты не заблудился часом? Уматывай! – стоя у косяка двери, сказала Светлана, уже не думая, как выставить Бирюкова тактичнее.
Бирюков опустился на колени, обнял Светлану за ноги:
– Не прогоняй. Я тебе все отдам. Все. Ну, скажи, что ты хочешь?
– Зачем все? – усмехнулась Светлана. – Ты сколько сейчас получаешь? Рублей семьсот? Отдай мне одну месячную зарплату. Мне хватит на первое время.
Бирюков поднялся с пола, сказал с обидой и презрением:
– Деньги! Ты не понимаешь, ты меня отталкиваешь этим.
– Вот и отталкивайся. Сразу и навсегда.
Скоро лето. А осенью Антон пойдет в школу...
Светлана шла мимо остановки. Вышли из автобуса три летчика, обогнали Светлану, один сказал озабоченно:
– Заведующая в этом подъезде... прямо домой... Икра...
Здесь, возле фирменного магазина "Океан", летчиков всегда много; суетливые, в своей униформе все, как на одно лицо. Молодые, те еще следят за собой, у них и брюки отутюжены и шинель по фигуре подогнана, а те, что постарше – брюки лоснятся, на коленях мешки. Не форма – балахон. Как у Базарова. Только без кистей. Все они в этой форме какие-то квадратные. Только в отличие от Базарова деньги у них есть, и всегда они в промысле по магазинам, словно самый голодный народ. А лица такие самодовольные и неинтересные.
Тот мужчина на пляже тоже отрешенный от мира бренного был, чем-то похож на этих троих, спешащих за икрой. Как он швырнул бутылки той женщине. Разве он понимает, что такое голод? Разве он знает слово такое: сострадание? Какое у него было отсутствующее лицо, порицающее. Светлана думала: он осуждает ее за легкомысленное желание познакомиться на пляже, а он, наверное, решил, что она на лычки его полетела. Сколько ж у него тех лычек было? Кем он летает? А вдруг он разбился? Что за чушь лезет в голову. Живет, здравствует и процветает. Какой у него взгляд был, утомленный, все познавший...
Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит...
Жить для себя, скучать собой...
Иль ты не знаешь, что такое
Людей минутная любовь?
Волненье крови молодое,
Но дни бегут и стынет кровь!
...Прошли мимо девочки из десятого "В", посмотрели на Светлану, посмотрели вслед ее взгляду в спину уходящим летчикам, засмеялись, зашептались и тоже ушли.