Текст книги "Людей минутная любовь"

Автор книги: Ольга Туманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Они вышли на улицу. Вера осмотрелась по сторонам, посмотрела на крайний подъезд своего дома.

– В том подъезде парень знакомый. Света нет. Но он не пьет – даже шампанское. Я говорю, что к тебе в гости ходить. Он – хочешь шампанского? Пожалуйста. Пошел, принес. Я шампанское пила, он – молоко, сырниками закусывал, – без пауз говорила Вера, оглядываясь по сторонам .– Скоро сорок. Не женат. Была связь с нашей девой, в справочном сидит. Долго они с ней. Наконец, она ему: или женись, или привет. Ну, привет. Девка такая красивая. А он... Но знаешь баб, квартира, холостой, зарплата – что еще надо? Деньги есть на машину. Он: "Она любит только себя. Чтобы я ее порол, а она говорила: "Пора делать ремонт". Женюсь, когда выйду на пенсию. Не будет знать, что летчик. А то только деньги нужны". На той неделе видела у него знакомую бортпроводницу. Сегодня встретила в порту, отвернулась, не поздоровалась. А то к нему еще соседка ходит, как муж улетит. Мыться. В ванну. У него титан стоит. Давай в этот дом, к Гришке.

– А что скажем? – Светлана замедлила шаг.

– А он ничего не говорит, когда заваливается ко мне, – сердито ответила Вера и цепко взяла Светлану под руку.

– А я? – напомнила Светлана.

– А он заваливается не один, а с друзьями, – и Вера решительно шагнула к подъезду. У подъезда Светлана вновь остановилась:

– Ты знаешь, сколько времени? Уже десятый час.

– А он может заявиться ко мне и полдвенадцатого, – не замедляя шага ответила Вера и подтолкнула Светлану вперед.

Григория тоже не было дома.

– Ну, что, в общежитие? – еще раз осмотревшись по сторонам, спросила Вера.

– Давай лучше в порт за сигаретами. – Светлане жаль было, что вечер потерян: ни тетради не проверила, ни в компании не побывала. Только на троллейбусе прокатилась.

– Ты чего? – Вера посмотрела так, словно Светлана предложила мероприятие, требующую неимоверных усилий.

– А что? – Светлана и сама не знала, зачем ей в порт, ночью, где в неуютном переполненном зале в ожидании рейса томятся пассажиры. – Десять минут от силы. Прогуляемся, и я поеду домой.

Едва они вошли в здание аэровокзала, Веру окликнули. У будки справочного бюро стояли два летчика. Они стали болтать с Верой. Один из них, коренастый, невысокого росточка, поглядывая на Светлану, спросил:

– С работы?

– Да. Мы вот приехали за сигаретами, – деловито ответила Вера.

– Познакомь с подругой, – игриво улыбаясь Светлане, сказал летчик.

– Могу даже в гости пригласить, – все тем же тоном, словно обсуждали производственный вопрос, сказала Вера. – Кстати, – и она обернулась к Светлане, – если тебе нужно что в Москве...

– Да нет, спасибо. Давай посмотрим сигареты. – Светлана сожалела, что зачем-то уговорила Веру приехать в порт, но сразу позвать Веру домой, не купив сигарет, ей было неудобно.

Они подошли к киоску. Только "Шипка".

– Они живут в авиагородке? – спросила Светлана, раздумывая, под каким бы еще предлогом задержаться в порту, чтобы не встретиться в троллейбусе с летчиками. – Давай купим сигареты в ресторане.

– Да нет, это москвичи, – Вера посмотрела удивленно, – я же сказала, – и добавила, ворчливо. – А в ресторан я заходить не хочу. Увидят, завтра все судачить будут.

Летчики ждали их у выхода из буфета.

– Купи нам сигарет, – сказала Вера низенькому. – И поедем, чай попьем. Сколько у вас до вылета? Часа два?

Низенький пошел в ресторан. Второй летчик начал рассказывать анекдоты и похохатывать через слово. Анекдоты были пошлые, неостроумные, и Светлана подумала, что и вечер будет пошлый, скучный и еще более пустой, чем ее квартира. Ей уже не хотелось ничего, как только скорее оказаться у себя дома, но она понимала, что только из-за нее Вера не отдыхает после работы в тепле, а разгуливает по суматошному аэровокзалу, и не знала, как сказать Вере, что хочет уехать.

– Привет! – сзади подошли еще два летчика.

– Гришка! – радостно вскрикнула Вера. – А мы к тебе заходили.

– А мы лечимся, – довольно улыбаясь, сообщил тот, кто оказался Гришкой. Были в "Туристе". Хорошо посидели. Поехали в "Дальний Восток". Потом снова в "Турист". Нас не пустили, – казалось, он доволен всем – и тем, как они посидели в ресторане, и тем, что больше их туда не пустили.

Вышел низенький, протянул девушкам по пачке сигарет.

– Девчата, подождите, сейчас возьмем, – сказал Григорий. – Не уходите. Парни, будете?

– Нам ночью лететь, – с важностью ответил знаток анекдотов.

– Это – москвичи, – пояснила Вера.

– Я вижу: не наши, – Григорий оглянулся на двери ресторана. – Сейчас, мы мигом. Только не уходите.

Пошел, переваливаясь, как медвежонок. В дверях обернулся:

– Не уходите, мы сейчас.

Светлана думала растерянно, невольно чувствуя свою вину за предстоящее мероприятие: где рассадит Вера такую компанию, а главное – чем она собирается их кормить? И что у нее останется на утро в холодильнике?

Григорий с другом вышли из ресторана, и их карманы, казалось, все, сколько есть на шинели и кителе, были оттопырены, и от этой картины низенький летчик, что стоял рядом со Светланой, росточком стал словно бы еще ниже.

– Поехали, – сказала Вера Светлане и махнула рукой москвичам, – привет. Счастливо вам добраться.

– Вера, – сказала Светлана про низенького, – он обиделся.

– Перезимуют, – небрежно ответила Вера, не опасаясь, что москвичи слышат ее.

– Парни, от винта, – сказал Григорий москвичам и протянул девушкам по пачке шоколада:

– Вам. Мы же не москвичи.

Едва вошли в квартиру, Григорий разлил водку по стопкам.

– Ну, погнали гражданских. Колбаска позеленела, поджарили, сколько мы ее переели, – плюхнулся на диван, довольный, потирает руки, берет в руки стопку. – А, курочки порхающие. Символ Аэрофлота.

Повернулся к Светлане:

– Почему никогда не видел? Верка, она в каком отделе?

– Да, она не у нас, – наклоняясь к приемнику, ответила Вера. – Она в школе, учительница.

– Ну, все, – с деланным испугом сказал Григорий, широко разводя руки в стороны. – Раз учительница, сейчас учить начнет. Ударение не там. – Григорий поставил бутылку, сел возле Светланы, обернулся. – И, небось, литературы? Да...– он шутливо отодвинулся. – Ну, все. Боюсь литераторов. Обязательно что-нибудь напишут. – Он взял в руки стопку и откинулся на спинку дивана. Одна просила: подвезите. Отец у нее умирал, а билет не дают, нет, и все. Рыдала на весь порт. Жалко стало. Взял. Она письмо в "Тоз" . "Не знаю их имен, не могу найти, вот запомнила номер самолета." Приходит бумага из "Тоза". И командиру отряда: "Подготовить документы к отстранению". И на двадцать дней от полетов отстранили. Потом, правда, даже что-то вроде благодарности объявили. Григорий на миг замолчал, потянулся к столу, подцепил вилкой кусок огурца.

Лишь Светлана слушает Григория. У Веры серьезный разговор с Василием – о неполадках в аэропорту и о том, что нигде нет справедливости: одни командуют и получают, другие вкалывают и довольствуются крохами.

– Только вышел на линию, просит меня одна: надо почту сбросить, рассказывал Григорий, посмеиваясь, как длинный анекдот. Теперь он сидел прямо и держал рюмку в согнутой руке, словно произносил тост. – Туман, а что-то срочное. Ну, нашел я это стадо, сбросил. Она о моей чуткости на телевидение. И меня на двадцать дней отстранили от полетов. Нарушение. При погоде минимум. И не свой курс. Как это – взял и отправился на поиски? Я этих литераторов боюсь. Все жду, что еще напишут.

– А вы меня во Владивосток свозите? – спросила Светлана.

– Запросто. Первым же рейсом. Только не сообщайте на кинохронику. Ну, еще по одной. Нас порют, мы мужаем, – и опрокинул водку в рот.

Светлана водку не любила, но ей нравилось сидеть в комнате у Веры, где тихо бормотал приемник, уютно теплилось бра и на столе не лежали стопки тетрадей, а стояли рюмки и тарелки, и за столом велся необычный, даже странный разговор, потому что если Светлана и заходила изредка к кому-нибудь из своих приятельниц – о чем бы они ни начинали говорить: мужчинах, деньгах, политике все равно все их разговоры как-то сами собой переходили в один долгий разговор о детях и школе.

Алкоголь располагал к откровению. Казалось, рядом самые чуткие, самые понимающие тебя люди. И хочется открыть им что-то заветное. Светлана начала читать стихи.

– Ну, вот, – осадил ее порыв Григорий. – Хвастаешься. В компании надо говорить о том, что всем интересно.

– Ну, давай о самолетах, – буркнула Светлана, стараясь скрыть обиду. Правда, я в них ничего не смыслю.

– А я сам в них ничего не смыслю, – ответил Григорий, и за столом все засмеялись. – Ну их.

– Ленька домой идет, – говорит Вася, – смотрит, на балконе штаны висят. Влетает, зеленый. "Ты там ничего?" "Ничего. А что?" "Да нет, ничего". Бросается, вынимает из пистончика стираные полсотни. Здесь!

– Теперь эту заначку все жены знают, – говорит Григорий. – Теперь в погоны. Сотня в один, сотня в другой.

– Левка как-то заначку перепутал. Разделил: заначка и жене. Отдает, та пересчитала: "Что-то сегодня ты много получил". Он аж присел: перепутал.

– Каригин заначку принес. Сотню. По двадцать пять. Разложил в книжке через страничку. Прилетает. К книжке. А книжки нет. К дочке: "Книжку не видела?" "Папа, я ее вчера в библиотеку сдала". "А ты там ничего?" "Ничего, папа". "А библиотекарь? Ничего не сказала?" "Ничего, папа, она скромная, ничего не говорит".

И оба смеются, довольные.

– Все прячете, – подытожила Вера.

– А сколько ни получи – мало, – зло откликается Василий. – И только и слышишь: устал? Отчего ты устал? Автопилот самолет ведет, а вы в карты всю дорогу играете. Вся работа: руль на себя да руль от себя. Ну, что у вас даже радиола не работает?

– Да диск не крутится, – поморщилась Вера, не отрываясь от тарелки. Она проголодалась, да и водка повышает аппетит. – Гришка, а что у тебя с радиолой?

– Иголки нет, – вздохнул Григорий.

– Вставь мою, – Вера хлебом подцепила на вилку остатки картошки.

– Да у меня другая, – и Григорий вновь вздохнул.

– Брось жмотиться, – сказала Вера, собирая со стола грязную посуду.

– Да, точно. Могу принести, – протягивая Вере свою тарелку ответил Григорий.

Со стопкой тарелок Вера пошла из комнаты. В дверях обернулась:

– Принеси.

– Ну, только я один идти не хочу, – Григорий, как капризный ребенок, надул полные губы.

– Тут идти-то, – возвращаясь в комнату, настаивала Вера.

– Все равно. Вера, Светлана? На спичках, – и Григорий потянулся за коробком.

Выпало Светлане.

Светлану переполняет ощущение безмятежной траты времени – чувство незнакомое, и ей интересно.

Зайдя в квартиру, Светлана, не снимая пальто, села в кресло.

– Давай, смотри радиолу.

Григорий прошел в комнату:

– Пальто сними.

– Не буду, – в комнате Веры предложение Григория сходить с ним за радиолой Светлана поняла так, как было сказано: грустно одному идти в ночь от шумной компании, но, войдя в чужую квартиру, почувствовала нелепость своего поступка.

– Не будешь? – удивился Григорий.

– Смотри радиолу, – с ноткой раздражения сказала Светлана, но Григорий, казалось, не заметил ее тона. Спросил, как светский хозяин: "Хочешь кофе? Сигарету?" – и обнял Светлану. Светлана отстранила его руку, сказала, как ей казалось, едко:

– Смотри радиолу.

Григорий подошел к тумбочке, склонился над радиолой:

– Барабанная головка, – он снял головку, протянул ее Светлане. – У Верки не такая?

– Не такая. Что ты купил какую-то ненормальную радиолу? – не меняя тона, спросила Светлана.

– Друзья пришли, музыки нет, пошел и купил. Разве так бы я ее купил, виновато ответил Григорий.

Другой мир, – думает Светлана. – Пришли друзья – купил радиолу. А тут – от зарплаты до зарплаты. Новое зимнее пальто, костюм – ни то что ей, но даже Антону – проблема. А друзья, как правило, приходят, когда в доме нет даже картошки. Тут – другая планета. Пора возвращаться на Землю.

– Пошли, – говорит Светлана.

– Ну, пошли.

В прихожей Григорий обнимает Светлану, сильно, властно, и целует в губы. Светлана вырывается:

– Отстань!

– Почему так зло? – не подпуская Светлану к входной двери спрашивает Григорий.

Прихожая маленькая, тесная, шагнуть негде. Светлану злит, что она, как ребенок, побежала в чужую квартиру, "для компании", совершенно не предвидя подобного поведения Григория.

– Пусти. – От злости у Светланы и хмель прошел. Ей жарко, душно; шарф сполз к полу, шуба сбилась. Светлана хочет на улицу, прочь из душной квартиры от этого примитивного мужика. А Григорий словно и впрямь не понимает ничего, спрашивает с безмятежным недоумением в голосе:

– Но почему ты так злишься? Если ты не хочешь...

– Я не хочу, – если бы в прихожей было окно, Светлана сейчас выпрыгнула бы из него, не вспомнив, на каком она этаже.

Григорий поднимает Светлану на руки, несет в комнату. Светлана хватается за косяк двери. Они борются. Тесно. Шумно. Григорий опускает Светлану на пол. Светлана бросается к двери. Григорий останавливает ее, взяв за плечо:

– Прости. Ну, прости. – Опускается на колени. Он вновь похож на маленького неуклюжего и очень доброго медвежонка из детской сказки. (Что он, так пьян, думает Светлана.) Григорий обнимает ей ноги. – Я не хотел, прости. Я не хотел. Я хотел тебя испытать.

– Ну, и как? – думая лишь о том, как бы поскорее оказаться на свежем воздухе, спрашивает Светлана.

– Прости, я не хотел, – казалось, он не собирается подниматься с пола.

– Ладно, простила, только идем.

По лестнице Григорий спускается сзади, обнимает Светлану за плечи.

– Отстань, – говорит Светлана, но уже без злости – здесь, на лестнице, она не чувствует себя в западне.

– С тобой нервы не выдерживают, – бурчит Григорий, с притворно тяжким вздохом опуская руки с плеч Светланы.

– Какие могут быть нервы у летчика? – Светлана выходит на улицу, с наслаждением вдыхает ночной, еще по-зимнему морозный воздух. Григорий неторопливой перевалочкой появляется следом:

– Это вам только так кажется.

В квартире Веры Григорий спрашивает от порога:

– Все выпили?

– Тебе оставили, – отвечает Вася и приподнимется, чтобы пересесть поближе к Светлане.

Григорий его останавливает: " Пока я здесь, этого не будет", разливает водку по стопкам: " От винта!", и, поднося ко рту стопку, спрашивает у Веры: " Я ее увижу?"

– Увидишь, – говорит Вера.

Шли дни, и в них уже не было весны – была последняя четверть.

И вдруг – приехала Вера.

Светлана смотрела на Веру, как сквозь дымку: глаза болели от тетрадей и яркой лампы. Она постаралась забыть о тетрадях, вернее не забыть, как о них забудешь, но как бы отодвинув их на время чуть подальше, на второй план, накрыла чай и стала слушать, кто был у Веры вчера, и как они гуляли на той неделе. Как давний чудной сон помнился авиагородок, эдакий уголок беззаботного жития, где люди большую часть своего времени ничем не заняты, но имеют все, чтобы отдыхать и получать от жизни удовольствие.

– Бирюков мне рыбину приволок. И банку икры. И из Москвы привез коробку шоколада, огромную, двухъярусную – чтобы я тебя в гости привезла, – сказала Вера, доставая из сумки несколько шоколадок.

– Бирюков? – не поняла Светлана.

– Ну, Гришка. Не помнишь, что ли? – Вера машинально перебрала на столе несколько тетрадок и положила их из проверенной стопки в непроверенную.

Помнит. Как не помнить, – думает Светлана, наблюдая за движением Вериных рук. – Такой милый и... косолапый. Светлана словно почувствовала на плечах руки Григория. Как он хотел донести ее до кровати... И как схватил в прихожей. Иногда кажется, что ей одного только в жизни и хочется, чтобы ее кто-нибудь вот так схватил и отнес на кровать. Вчера, в магазине, впереди стоял какой-то мужик, так, ничего особенного. Впрочем, она на него и не смотрела. Но его рука. Она лежала перед ней на прилавке, и сколько двигалась очередь, столько двигалась перед ней рука, мускулистая, крепкая. И так хотелось, чтобы... Но... даже во сне ей снятся педсоветы, а не объятия.

Светлана вздохнула.

– Ты что, не живая? – почуяв в ее вздохе отказ, Вера резко отодвинула стопку тетрадей. – Поедем. Где ты лучше найдешь? Ну, что ты все рассуждаешь, взвешиваешь? Кому это нужно? Отдохнешь, развеешься. – Подождала, сказала сердито. – Ну, не хочешь, не пойдешь к нему. Но у меня-то ты можешь чаю попить? Если тебе икра не нужна, так мне она очень даже кстати.

Светлана вновь вздохнула: ей было жаль, что она не может выполнить такую, в сущности, пустячную просьбу Веры – попить чайку. Но – еще не проверена половина тетрадей, а в них – контрольный диктант. И трое ее ребят уезжают на Олимпиаду. И завтра у нее открытый урок. И... Да она после того вечера месяц в график войти не могла.

Светлана вновь вздохнула, не зная, как объяснить Вере свои трудности.

И Вера ее не поняла. И уехала, обиженная.

Настало лето, и снова приехала Вера, звала в гости, но Светлана отказалась: через пару недель ей с детьми в трудовой лагерь, надо сделать Антону прививки и перештопать его белье – она берет сына с собой, а в школе ремонт, и дома ремонт, и... вообще.

С утра над школой словно смог завис, все были пасмурны и расстроены: ночью ограбили школу, и подозревали в воровстве прошлогодних выпускников, итог работы, так сказать. Ну, что можно грабить в школе? Карандаши и ручки и те учителя покупают на свои кровные, на краску столов и на занавески неофициально собирают деньги с родителей – официальные поборы запрещены, но и денег официальных на нужды класса нет. Оказалось, есть чем поживиться: шприцы в медицинском кабинете, приборы в кабинете физики, продукты в столовой. Пришлось покрутиться, чтобы не остались голодными дети. Теперь ждали нареканий от всех инстанций. И ждали зарплату. Завхоз привозила деньги из районо не раньше четырех часов, и в такие редкие, как сегодня, дни, когда не было никаких совещаний и собраний, учителя первый смены не стали бы их ждать, но утром Екатерина собрала всех у себя в кабинете и потребовала дождаться зарплаты, чтобы не оставлять деньги на ночь в школе. И, хотя странно было ожидать повторного налета на школу в ближайшую ночь, учителя ждали завхоза.

В коридоре у окна стояла, ожидая звонка на урок, Алена Зверева, и Светлана, проходя из учительской в свой кабинет, мельком махнула ей головой, но Алена остановила Светлану: "Ты что сегодня делаешь?" Худенькая, в узком сером костюме в темную продольную полоску и в узких черных сапогах с голенищами до колен Алена казалась еще тоньше.

– Иду на Брамса, – Светлана остановилась, удивленная (Алена работала в начальной школе, и они были едва знакомы).

– На Брамса? – удивилась Алена. – Идем в ресторан.

– В ресторан? – удивилась Светлана. – Я иду на Брамса.

Маститые музыканты выступали в городе редко, пролетом на гастроли в Японию, и попасть на их концерты было невероятно трудно; зал филармонии, на концертах местного симфонического оркестра почти пустой, в такие дни был переполнен, и билет спрашивали на остановке автобуса. Отстояв огромную очередь, Светлана достала билет, упросила Антона переночевать в группе и со вчерашнего вечера жила в несколько отрешенном состоянии, в ожидании счастливых минут в мире музыки.

– Ты что, обалдела? – спросила Алена и голову чуть откинула назад, словно хотела лучше разглядеть Светлану. – Сегодня аванс, а она – на Брамса. Пошли в кабак.

В ресторан? Вдвоем? Но это неудобно, – хотела возразить Светлана. – И деньги. И так их никогда нет. А сегодня еще высчитают по десятке в Фонд мира, "со всех одинаково, чтобы было справедливо", как сказала Екатерина. Хорошая, как всегда, справедливость: десятка с ее трехсот рублей, одинокой бабы, и десятка со Светланиной сотни, когда Антону надо... ужас, сколько всего надо Антону, и десятка с той же Алены, а она после училища, у нее зарплата восемьдесят рублей.

Прошел по коридору Буданов, не поздоровался, хмыкнул с высокомерным пренебрежением, но учительницы его не заметили.

– Да идем же, что ты раздумываешь? – нетерпеливо и настойчиво говорила Алена (До начала урока оставались мгновения).

Да в чем идти, – думала Светлана. – Платье – одно-единственное. Чулки все штопаны-перештопаны. И билет достала с таким трудом. И так давно ждала этого концерта. А что – ресторан?

– Ну, и пойдешь ты со своего Брамса одна к своим тетрадям, – с долей злости сказала Алена.

Да, после музыки всегда так хочется душевного общения, чтобы рядом был кто-то... близкий, дорогой, хочется тепла, нежности, любви... да-да, что уж обманывать саму себя – любви, ей все еще хочется любви.

– Идем, – неожиданно для себя согласилась Светлана, она вдруг поверила, что вечер будет удачный, счастливый, что все совершенно случайно совпадет, и непредвиденно, но неминуемо они сегодня встретятся.

– Поедем в "Аквариум".

– Какого черта в такую даль? – у Елены глаза округлились. – В городе пойдем.

В другой ресторан Светлана идти отказалась наотрез. Если идти, то только в ресторан аэропорта, все остальные рестораны города были бессмысленной тратой времени и денег и неоправданным отказом от Брамса.

В "Аквариуме" (впрочем, как и в любом другом ресторане города) их никто не ждал. Они долго стояли у входа, официантки сновали мимо, одни словно и вовсе их не замечали, другие морщились, что они мешают проходу.

– Поехали в другой? – предложила Алена. Нет, на другой Светланы просто уже не хватит. Снова вот так потерянно стоять у входа, униженно просить посадить их за стол, ведь и от входа видно, что есть свободные места, и ото всех получать отказ, пропитанный пренебрежением.

Было горько: ни Брамса, ни счастливой встречи.

Они уже направились к выходу, когда одна из официанток бросила на ходу: "Ладно. Садитесь вон за тот стол".

Зал ресторана показался Светлане огромным. Было холодно, неуютно. Чужими и странными стали собственные руки. И непонятно, как вести себя за столом весь долгий вечер, когда кусок мяса будет съеден.

Вина не было, и они заказали бутылку шампанского и двести граммов водки: Светлана водку пить не хотела, а Алена "шампанского не пила принципиально".

– Мне нравится тот мальчик, – сказала Алена развязно, иным, "нешкольным" тоном и показала глазами наверх: маленьким полукругом над площадкой музыкантов возвышался зал бара. Были видны столы. Чьи-то силуэты. Несколько человек стояли у барьера и смотрели вниз.

Девушки немного выпили. Светлана пила несмело, ей казалось, что весь зал смотрит на нее с осуждением. Она осмотрела зал: все жевали и, похоже, не обращали друг на друга никакого внимания.

Они выпили еще. Пить не хотелось вовсе, но надо же было делать хоть что-то.

Неожиданно Светлане стало весело, к ней вернулись, оставленные у входа в ресторан, и хорошее настроение, и ожидание чудесной встречи.

Они выпили снова, и бутылка шампанского, что казалась Светлане огромной для одной, уже была пуста наполовину, а вечер еще и не начинался, но уже не было в зале бессмысленно жующих челюстей, не было пустых глаз, вокруг сидели милые, все понимающие люди, с которыми приятно находиться в одном обществе.

Кто-то подошел к Светлане сзади, пригласил танцевать. Светлана обернулась, увидала грузного майора.

Оркестр играл танго, и несколько пар переступали в центре зала. Майор переступать не стал; неожиданно легко, словно вовсе не ощущая своего огромного веса, повел Светлану по залу несложными, но правильными па, и Светлана увидела, что весь зал смотрит, как они танцуют, и она старалась танцевать легко, изящно, и сама себе казалась очень женственной.

Алены за столом не было. Светлана подумала было, что надо искать Алену, вдруг ей плохо, но тут снова заиграла музыка, и к Светлане подскочил шустро, как будто боялся, что его кто-то опередит, невысокий и худощавый парень в глухом свитере.

Парень не танцевал, он скакал на одном месте, словно хотел куда-то пробраться, но никак не мог сдвинуться с одной точки. При этом парень усердно, как бы отталкивая нечто, мешающее его движению к цели, двигал локтями. И в этом бешеном галопе, немного задыхаясь от взятого им темпа, он радостно сообщил Светлане: "Ну, мы еще много раз увидимся. Я штурман. Я на УТО . Живу в общежитии".

Светлана не знала, что такое "уто", но не спросила, ей было все равно, она не хотела встречаться с этим парнем. Она даже хотела сказать ему об этом, но тут подумала, что раз он летчик, то может быть – вдруг! – знает того летчика. Потом она подумала: как весело сегодня. Так удивительно весело, как не было уже много-много лет. Потом она подумала, что все складывается удачно, хотя она и не знала, что же именно складывается удачно. Потом она думала, что самое замечательное впереди, оно произойдет, когда вечер уже закончится, и она пойдет в гардероб за пальто, и там, совершенно случайно... Потом она уже ни о чем не думала, она танцевала и танцевала.

Они приглашали ее по очереди, этот смешной парень и майор. С майором они танцевали танго, и майор уже не водил ее простыми па, они выделывали сложные пируэты, всевозможные выходы и переходы, и Светлана больше не боялась ошибиться и не боялась упасть, когда майор резко опрокидывал ее назад. А с парнем в темном свитере они тряслись в бешеной лихорадке, и Светлана старалась трястись не вульгарно, а красиво, и думала, что она еще молода и нравится мужчинам, и будет, когда-нибудь, счастлива.

Алены за столом не было. Светлана снова подумала, что надо ее искать, но тут подошел к столу майор с бутылкой шампанского:

– Я прошу вас распить ее со мной.

Светлана, как ребенок, надула губы и попыталась сосредоточиться, понять и ответить. Ей было приятно выпить с майором шампанское. И ей хотелось пить и пить шампанское, которое вдруг стало вкусненькой водичкой, и купаться в бездумной веселости. Но в то же время ей было досадно, что майор пришел к ним за столик с шампанским – зачем?

– Я пришла сюда не с вами, а одна. И уйду отсюда не с вами, а одна.

– Конечно, вы уйдете не со мной, – как о чем-то несомненном, неподвластном не только его, но и ее желанию, сказал майор, и Светлане стало досадно. Конечно, вы уйдете без меня. У меня через час сорок рейс. Я улетаю на БАМ. Я благодарен вам за последний вечер в Хабаровске. Вот уж никак не ожидал, что буду танцевать сегодня вечером.

Светлане снова стало весело. И смешно над собой: конечно, всем только она и нужна. И приятно, как сказал майор про этот вечер. И то, что он сейчас улетит, и совсем ничего ему от Светланы не надо, и шампанское его от чистого сердца. И он ей сразу понравился, этот майор, и стало досадно, что он улетает.

Они пили с майором шампанское, а потом майор куда-то исчез, а к столику с бутылкой шампанского подскочил тот парень в свитере, словно не желал отстать от майора. И Светлане было смешно и все равно. И она пила шампанское с парнем в свитере. Потом они с ним отплясывали посредине зала, и Светлана больше не видела себя со стороны, она жила в музыке, чувствовала своим телом каждый такт и наслаждалась.

Вдруг появилась Алена:

– А я коктейль в баре пила.

– А я шампанское.

Алена смотрела наверх, на бар, и тянула Светлану за руку.

– Посмотри, вон тот тип. Достал мне партбилет. Стал показывать свою зарплату. У него там по девятьсот рублей записано, представляешь? Говорит, что он командир корабля, с севера. Задолбал своей зарплатой, что мне с него алименты получать?

– Мог бы с девятисот рублей и на шампанское разориться, а не только на коктейль, – съязвила Светлана. Тут Алена глянула на стол мельком, но взгляд ее на столе задержался, и глаза округлились: там стояло несколько пустых бутылок. Светлана тоже глянула на стол и тоже изумилась: сколько бутылок. Откуда? Она попыталась вспомнить, но тут появился майор:

– Объявили посадку. Пожалуйста, последний танец.

Потом появилась Алена с огромными глазами:

– Он говорит, что поставит шампанское, но тогда я иду с ним в "Турист", и вся ночь его.

– Вся ночь?! – Светлана рассмеялась на весь зал. – Где он? Я сама поставлю ему шампанское.

Алена ушла.

Светлана пошла навстречу официантке, но та отмахнулась от денег:

– Да за вас три раза заплатили. Приходите, когда хотите. Вас я всегда посажу.

Светлана стояла, пытаясь осознать, что сказала ей официантка, но тут подошла Алена, а с ней какой-то чернявый парень. А музыка не играла. А в вестибюле стоял еще один незнакомый парень и протягивал им пальто.

– Я еду к тебе, – шептала Алена, она жила в большой семье старшей сестры. – Они взяли и водку, и шампанское.

Было непонятно: кто они? И было все равно. Все вокруг были и милые, и интересные. И жизнь была интересная. И не было в этой жизни ни тетрадей, ни инспекторов, ни вздорных родителей, ни грубой Екатерины, даже безграмотных детей и тех не было в этой жизни.

Светлана плюхнулась на сиденье, рядом с ней уселась Алена и потребовала: "Двигайся". Светлана хотела подвинуться, но двигаться было некуда: у окна сидел веселый штурман и радостно говорил что-то Светлане, а тот, что получает по девятьсот рублей, ругался с шофером: он был пятым, и шофер его не брал.

Алена посмотрела за Светлану и, словно увидав что-то жуткое, выскочила из такси и вытащила за рукав Светлану. Светлана не поняла ничего, решила, что нужно сесть в другое такси, но Алена схватила штурмана за рукав и решительно и небрежно вышвырнула его из такси. Штурман радостно улыбался, ожидая интересных событий. Но Алена впихнула в такси Светлану, впрыгнула сама, рядом тут же оказались ее парни, и они умчались.

На другой день, и во время уроков, и на переменах, и после уроков, когда ехала в Научку менять книги, Светлана не могла избавиться от чувства липкого стыда. Неприятное чувство мешало жить, хотелось все забыть, но, чтобы она ни делала, в голове прокручивался вчерашний вечер, и Светлана не могла понять, как могла она оказаться такой заурядной... она подыскивала слово, и каждый раз не могла назвать себя иначе, чем скотиной. Как могла она весь вечер кривляться, пить шампанское того штурмана, а потом вышвырнуть его из машины. Конечно, он не нужен ей, но ведь можно же было расстаться по-человечески, поблагодарить за веселый вечер. Как он просил: "Я вас только провожу". Ну, ладно, можно было и на то не соглашаться, но поговорить-то можно было. Дать телефон. Но зачем давать ему телефон? Ну, пускай не давать телефон, но уж до свидания сказать... Как Алена вытащила его за рукав... Какое у него было потерянное лицо. Все! В ресторанах ей делать нечего. В "Аквариум" дорога закрыта, и значит встретить его, того... Нет, надо поехать в "Аквариум" сегодня же вечером, найти его, этого (ведь он придет ужинать), извиниться. Только извиниться. Завтра литература в десятом, полночи план писать – только по ресторанам и ездить извиняться.

Оставалась одна остановка до Научки, и Светлана прошла к выходу. За стеклом в темноте зимнего вечера в ожидании автобуса не спеша прохаживался вдоль скамейки летчик. Глянул на трафарет с номером и отвернулся было, но тут же вновь развернулся к автобусу. Лицо летчика показалось Светлане знакомым. Где-то она видела его. У Веры? Он! Тот штурман, только в форме.