Текст книги "Изгнанники Эвитана. Том Четвертый (СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Белла, не смотри!

Почему Грегори не промолчал? Тогда не посмотрел бы Леон.

А Арабелла в любом случае вновь послала коня вперед, дернувшись к мертвой. Испугается подобная девица жертв войны, как же!

А взгляд отвести – невозможно!

Девушка на земле – одного возраста с Леоном, Эйдой... и той рыжей из таверны. И тоже – рыжая.

Сине-белое лицо, лиловые клейма синяков, под носом – корка черной крови. Одежда – разорвана...

Нет, лучше смотреть на лицо! Не так страшно...

Лицо. И залитая кровью шея! Почему перерезанное горло всегда выглядит так жутко?!

А Леон еще мечтал о гвардии, дурак! Пришлось бы любоваться таким в каждую военную компанию!

Нет уж – подобные ужасы для бессердечных подонков, вроде Тенмара! И бессовестных интриганов Ревинтеров.

Правда, столичных гвардейцев на границу не посылают. А на войну Леон после Лиара и не хотел...

3

Бедняжка еще жива, еще дышит! А помочь ей уже невозможно. И это – всего ужаснее!

Белла уже соскочила с коня. Кинулась перед умирающей на колени, бережно взяла ее руку в свои...

На почти покинутом жизнью лице дрогнули веки. Не меньше четырех ран – горло, грудь, левый бок, живот. Любая – смертельна. Но, может, всё-таки...

– Есть чистая рубашка? – торопливо обернулся Грегори к другу. Руки уже сами тянутся к фляге.

Вит кивнул, открывая суму. И у Ильдани чуть отлегло от сердца. Они сделают всё, что еще в силах!

Дрожат лошади. Мелко трясется Леон. Этот – еще бледнее раненой девчонки. Отводит глаза, стараясь не смотреть на их с Витом бесполезные попытки обогнать смерть.

И на... удивительно спокойное лицо Арабеллы. Как осторожно она уложила раненую к себе на колени...

Тонкая рука гладит спутанные волосы. Губы шепчут что-то успокаивающее. Откуда в тебе это, Белла? Где успела научиться?

Грегори вместе с бинтами и фляжкой уже не нужен. Девочка перестала дышать прежде, чем он над ней склонился. На коленях Арабеллы покоится пустая оболочка. Измученная душа уже вырвалась на волю.

Белла осторожно закрыла умершей глаза. Мягко-мягко.

По щеке дочери Кармэн скатилась слеза. Одна. Впервые за всё это время.

И чуть дрогнули губы.

– Нам пора, – Грегори тронул сестру Виктора за плечо.

– Разве мы не похороним ее?

А вот теперь – полный глубокого отчаяния взгляд. Умоляющий. Снизу вверх, глаза в глаза.

– Нет времени. И тогда пришлось бы хоронить всех.

– Предлагаю отнести погибших в обгоревшие дома и там сжечь. – Вит всегда был рассудителен – не утратил выдержки и сейчас.

– Ты прав. – Мог бы и сам сообразить, сын великого полководца. – Леон, помоги.

– Извините! – парень опрометью кинулся прочь. За угол. Не оборачиваясь. Только на ходу шатнулся к обгорелой стене ближайшего дома.

Ладно хоть на ногах устоял. Уже хлеб.

Потому как – всё ясно. Мертвых они будут носить вдвоем.

Глава шестая.

Конец Месяца Заката Весны.

Мидантия, Гелиополис. – Эвитан, Южная Ланцуа.

1

Мидантия – страна восточной роскоши. Царство пуховых подушек, шелестящих шелков, мерцающего бархата. А внутри – прячут яд острейшие иглы.

За свои тридцать пять лет Его Высокопреосвященство кардинал Евгений был на родине Патриаршей Церкви всего трижды. Впервые – когда его рукоположили, семь лет назад. А последний раз – еще до восстания Арно Ильдани.

И опять успел отвыкнуть от сладких ароматов ядовитых цветов. И удушающих снов вполглаза. В вечном ожидании яда, веревки или сдавливающей голову подушки.

"Подушка" и "душить" – одного корня, как же он раньше не замечал? Когда Евгений вернется в Аравинт – будет спать лишь на твердом, жестком ложе. Как отшельники из Священных Свитков. И – никаких перин, матрацев и подушек. А уж тем более – шелковых и пуховых одеял.

Когда вернется. В милостиво возвращенный под руку Патриархии Аравинт. На свою многострадальную родину.

За всю историю Церкви можно пересчитать по пальцам отлучения целых стран. И ни разу для изгнанной из стада овцы это не закончилось благополучно. Ибо другие овцы немедля рвали ее в клочья крепкими волчьими зубами. Точнее, шакальими.

Хотя нет – на шакалов тоже зря клевещут. Они никогда не трогают своих.

Кто же тогда? Гиены? Кто еще столь мерзок, как некоторые представители рода людского?

И что теперь? Неужели впервые за всю историю – повезло? Или радоваться рано? И теперь – только ждать подвоха, чтобы хоть жизнь продать подороже?

Бархат кресел, шелк подушек, слишком сладкое вино. Слишком благостные картины на стенах. Священные сюжеты из Священных Свитков.

Впрочем, некоторые рисовавший их художник явно понял по-своему. Мученицы у него похожи на блудниц, явившаяся за ними стража – на "котов". А святые... на кого похожи они – лучше не думать.

И кто-то тут еще смеет рассуждать о развращенности двора Вальданэ! А то и Аравинта.

Кардинал Евгений горько усмехнулся. Может, такое жилище ему предоставили как раз как главе Аравинтской церкви? Вдобавок – бывшему?

В политике он разбирается еще меньше своего короля. А король – меньше собственной племянницы. Его Преосвященство понимает это – теперь и здесь! – слишком ясно.

А если добавить, что и племянница отнюдь не блещет политическими талантами...

Воистину: о, Творец всемилостивейший, храни Аравинт! Ибо кроме тебя – некому.

Еще в первую неделю в Гелиополисе Евгению дали понять: Патриарх не желает его видеть.

С послом кардинал Аравинтский никогда не был знаком накоротке. Какие-то надежды внушало лишь то, что граф Кампанья состоял на службе еще у покойного короля Франциска. А тот хоть и был самодуром и деспотом, но при этом еще и сносным политиком. В отличие от своего доброго, мягкосердечного и бездарного сына.

Увы, надежды развеялись как дым. Семидесятитрехлетний Кампанья действительно был когда-то хорошим послом. При короле Франциске.

Но его пора было заменить еще года три назад. А лучше – пять.

Просто Георг Третий не хотел вникать. И имеет милую привычку: что нельзя отложить на завтра – отложим на послезавтра. Авось оно как-нибудь само...

И теперь у кардинала есть в наличии весьма говорливый собеседник. Он с удовольствием делится с "почтительным юношей" подробностями бурной молодости. И зрелости, и старости.

И путает их с окружающим миром.

И ни единого союзника – ввести в курс текущей расстановки сил в Гелиополисе. Здесь уже давно всем плевать на Аравинт – со всех башен дворца. И ладно, если просто плевать. А вот коли что похуже...

При Франциске Железном обязанности резко заболевшего посла выполнил бы умный и толковый секретарь. Увы, прежнего отравили... то есть умер от почечных колик. Еще полтора года назад.

А за какие заслуги повышен в звании нынешний, Евгений гадал недолго. За умение выпивать с патроном. И терпеливо слушать на пьяную голову его многословные рассказы.

Будь у кардинала полномочия – выслал бы в Аравинт обоих. И немедленно. А на их место поставил собственных подчиненных. Хуже не будет – потому что уже некуда. Арсенииты – хоть не дураки, не пьяницы и не лентяи. И умеют выполнять приказы, а не засовывать в долгий ящик.

Увы, полномочий у кардинала нет. И пришлось брать всё в свои руки неофициально. А вдобавок – незаметно.

Если не хочешь скоропостижно скончаться. От почечных колик. Или хватит удар. Невзирая на худощавое сложение и еще весьма нестарый возраст.

Здесь – Мидантия, а не двор балбеса Георга. Воистину – гора родила мышь. Добрую, приветливую, застенчивую.

Родила – и умерла. Оставила отпрыска среди голодных диких кошек.

В мидантийских делах Евгений не понимает ни змея. И его действия могут оказаться смерти подобны. Но если не делать ничего – конец будет точно. Без вариантов. И ему самому, и его Аравинту.

Значит, самый простой расклад – как в картах. Первейший враг – Эвитан. Он же – самый зубастый.

А в Гелиополисе власть делят две придворные клики. Мидантийского Барса и Мидантийского же Скорпиона. Последний – союзник Эвитана (или они так полагают). Давний и проверенный.

Значит, Аравинту сам Творец велел искать помощи Барса Октавиана.

Ничего. Эвитан уже два года так выезжает. На уме кардинала и талантах полководцев. При кретине-короле и полном дураке – одном из Регентов.

Так неужели Аравинт не спасется при бестолковом (но не идиоте же!) монархе? И неглупом (будем надеяться) кардинале?

Октавиан Мидантийский Барс мог утонуть десятки раз. Но выплывал всегда – в том числе и сейчас. В последний раз – благодаря тезке кардинала, принцу Евгению. Если не другу, то союзнику.

А враг твоих врагов – поневоле твой ближайший друг. Ничего, еще повоюем.

2

В нетопленном доме – холодно даже на пороге лета. Если за окном – первые часы послерассветной сырости, а набухшие над горизонтом тучи вот-вот обрушат на землю потоки ледяной воды. Эта весна сходна с осенью – и хорошо.

Много дней назад остывшая печь, чужой дом.

Не спится. Совсем.

Маленький отряд. Три человека. Двое и вожак. Вожачка.

Как же далек ты, Аравинт! Ты стал для Элгэ родиной. Наравне с Илладэном и Вальданэ.

Стал, а она и не заметила.

И теперь ее Аравинт топчут сапоги головорезов Эрика Бастарда. И разжиревших мародеров свинохряка Гуго!

Но это вовсе не причина бежать куда-то еще – не выяснив, что с родными. Да, с ее семьей! С Кармэн, Виктором, Грегори, Арабеллой...

Некая илладийка слишком долго считала по-настоящему своими лишь Александру и Диего. Впредь таких ошибок не будет. Дала бы судьба исправить уже совершенные! Такое ведь выпадает отнюдь не всем. Далеко.

Прекрати! Если мамы и остальных уже нет в Аравинте – значит, у Элгэ есть глаза и уши. Чтобы выяснить дальнейшую судьбу родных. И пара рук в придачу к глупой голове – вытащить семью из беды.

Главное – найти друг друга. Оказаться наконец всем вместе! Дотащить до безопасного места Диего. А потом – вернуться за Алексой.

Октавиан стал любовником Элгэ в первую же ночь после катакомб. И неплохим любовником – даже без скидки на отсутствие опыта.

Как разбираться с двумя возлюбленными – бывшим и настоящим – можно решить потом. Сейчас об этом думать некогда. Элгэ будет верна Октавиану – пока ему нужна. Слишком много он для нее сделал. И для Диего.

Виктор в любом случае останется ее другом. И ни один из двоих – не Алексис Зордес.

Вдова свободна в поступках и в любовниках. Вдова... Что ж, этот брак был первым и последним. Род прекрасно продолжит и Диего. А Элгэ до конца своих дней проносит вдовье кольцо. Несчастный старший сын проклятого Мальзери заслуживает хоть такой памяти.

А еще где-то скоро родится его сын или дочь. Его и той несчастной девушки.

Где Инес и как ее искать? И это – потом. Здесь тоже нужна предельная осторожность. Слишком велика опасность навести на след матери и ребенка Валериана Мальзери. А дорога ли милому дядюшке собственная кровь – мы уже знаем. Мы много чего теперь знаем, о чём предпочли бы остаться в неведении. И уберечь Диего.

Не спится.

Пятый день и пятая ночь. Или шестая – если первой считать дикую гонку до змеиного храма. И бой. Сначала за Диего, потом – за собственную душу.

Не спится...

Чужой дом, и сны здесь – чужие. Элгэ они не принимают. Так тоже бывает.

Где-то след в след идет погоня. Мчит. Валериан Мальзери не просто лишился жертв и не сумел отнять древнюю силу другого рода. Он потерял обоих сыновей. И теперь сделает всё, чтобы вернуть последнего. Неважно, для чего – хоть чтобы своей рукой прикончить.

Вернуть одного и отомстить за другого. Но не себе и не уцелевшим жрецам. Их ведь еще наверняка топчет землю немало. Этот храм – не единственный в подзвездном мире.

Но жуткая месть предназначена той и только той, что сорвала планы хитроумного, абсолютно всё просчитавшего интригана. А если это не так – значит, Валериан Мальзери умер. И его место занял кто-то другой. Честный и порядочный. И не чуждый справедливости. Истинной, а не сочиненной им же – в собственных интересах. И для самооправдания.

– Ты не спишь?

– Не спится. – Легким поцелуем коснуться губ Октавиана.

Для страсти нет времени, он должен отдохнуть. Завтра – опять долгий и утомительный путь. На пределе сил.

– Я люблю тебя. – В черных глазах плещется ночь. Живая, горячая. – Я люблю тебя – даже если ты никогда меня не полюбишь.

Ну зачем так говорить, Октавиан, зачем? Чтобы тот, кого любишь, острее чувствовал вину? Разве можно дать больше, чем у тебя есть? Просто ты еще не понимаешь этого – в твои неполных шестнадцать...

Впрочем, много понимала бы Элгэ – если б Алексис в свое время ее заметил? И так и не полюбив по-настоящему (нельзя отдать уже подаренное сердце), просто взял в любовницы? Как она сама – Октавиана?

Прости бессердечную эгоистку, лучший из семьи Мальзери. Элгэ совершила ошибку... и уже ничего не поправишь. Бросить Октавиана теперь будет еще жесточе.

3

Их нашли на рассвете. Когда дождь уже миновал, а в окно сквозь ставни глянула робкая заря.

Элгэ выгнала из нагретой постели неясная тревога. Уже знакомая. Замок Адор, особняк Мальзери, заброшенная лесная хижина. Не зря говорят: дважды выплыл – в третий утонешь. Столько раз подряд удача не выпадает.

Октавиан проснулся, едва шевельнулась любовница. Тревожно глянул на нее.

– Диего, – шепотом позвала она брата.

Тот моментально вскинулся на лавке в углу, распахнул глаза. Уже встревоженные.

Одевались молча и быстро. Не надо было ночевать в охотничьей сторожке! В лесу – надежнее.

Дом – это ведь не только крепость. Еще и ловушка. И приметный маяк для погони.

Нужно было ночевать в чаще. Змеи с ним, с дождем!

Поздно. Отрезанные волосы назад не прирастают.

И молчит фальшивая надежда: "А может, обойдется?" Уже молчит. Слишком часто не обходилось.

Героя бесконечно ранят только в романах. В реальной жизни тебя прикончит очередная пуля... если не самая первая...

Беглецы успели одеться и подхватить оружие. А вот выйти и раствориться в лесу – уже нет. Хорошо еще – у Элгэ хватило ума сначала скользнуть к окну и чуть шевельнуть ставню.

Засада ждет за ближайшими деревьями. И даже не слишком таится.

Таверна на заснеженной дороге – в десятке дней пути от Лютены. И заброшенная сторожка в лесах Ланцуа.

Гарнизон графа Адора и наемники свекра Мальзери.

Алекса и Вит. Октавиан и Диего.

Всё было, всё повторилось, круг замкнулся. Ловушка захлопнулась. Опять.

Алексис, выйди навстречу девушке, так и не ставшей твоей возлюбленной. Проводи ее туда, где ждут погибших в бою... и далеко не безгрешных.

Потому что родители, наверное, в совсем другом месте. Туда пойдет Диего.

Прости, братишка. Больше не увидимся – даже за Гранью. Для такого Элгэ жила недостаточно праведно. Обними отца и маму за нее.

Шесть пистолетов, три шпаги, три комплекта метательных ножей, шесть кинжалов.

– Выходите! – Ого, голосина! – Или подожжем дом!

– И убьете меня? – уточнил Октавиан. – Ну-ну.

– Убью, сын, не сомневайся! – Лично граф Валериан Мальзери! – Ты натворил столько, что мне почти всё равно, получу я тебя живым – чтобы примерно наказать, или мертвым – чтобы схоронить в семейной усыпальнице. Хоть ты и недостоин такой чести.

– Раз недостоин – отпусти нас.

– Нет, Октавиан. Я не прощаю оскорблений. И никакая сила в подлунном мире не заставит меня оставить в живых... вдову твоего брата, с которой ты спутался.

– Элгэ здесь нет!

– Не унижай себя хотя бы ложью.

– А Диего? – переорала их девушка. – Диего ты в живых оставишь?

– Я тебе не позволю! – выкрикнул братишка. Гордый, истинный илладиец... как папа. И проживет даже меньше. – Элгэ, не смей!

– Да.

– Он лжет, – вполголоса объявил Октавиан. Убийственно спокойно. – Я знаю, когда он лжет. Он повторит свой змеиный обряд. При первом же удобном случае.

– Ты и Диего будете жить, – повторил Мальзери. Холодно и равнодушно. Как, наверное, поздравлял Юстиниана с удачным выбором жены. Не той, что шлюха-южанка. – Умрет только она. Даю слово.

– Будем жить? В каком виде, отец?! – юноше изменила выдержка. – Как моя сестра? Я еще не забыл, что ты – мидантиец.

– Какая сестра?! Камилла?

Элгэ, оказывается, уже трясет – от всего сразу! От Эвитана и Мидантии, от принца Гуго, графа Адора и графа Мальзери! От целого бестиария мерзавцев, что встретились ей за неполных полгода.

Как, как она могла спокойно жить, учиться философии и развлекаться с Виктором – оставив Диего в плену у Валериана Мальзери?! Чего достойна сестра, на восемь лет забывшая брата в змеиной норе?!

– Что с Камиллой, Октавиан? Она ведь умерла...

– Жива до сих пор, – помрачнел юноша. – По крайней мере, была – месяц назад. Камилла когда-то сбежала с... неважно! Отец нашел ее... Она – жива, но лучше бы ей умереть еще десять лет назад. Ей и ее дочери.

– Дочери? – В семье мидантийского патриция. Озверевшего от соблюдения семейной чести. – У Камиллы был ребенок?

Родная внучка старого мерзавца.

– Отец продал девочку квиринским работорговцам.

Проклятье! Здесь же еще Диего! Ему только таких подробностей и недоставало...

Илладийка в ужасе обернулась к брату. И встретила горькую кривую усмешку:

– Элгэ, при мне можно говорить всё. Раз в год нам показывали Камиллу... для острастки.

Раз в год? На Воцарение Зимы – в честь семейного праздника? Или день выбирали любой?

Аравинт! Где-то есть Аравинт. Там цветут вишни и зреет виноград. Шумит теплое изумрудно-лазурное море, ласково плещутся прозрачные волны. А если нырнуть – на много-много ярдов видно дно.

Резные раковины несут в себе шум прибоя. А на холме среди садов высятся башенки старинного замка Арганди. Жарко пылает костер, смеются друзья...

Нет, Элгэ не станет менять свою жизнь на жизнь брата. Диего лучше умереть, чем вновь угодить в лапы Валериана Мальзери. Брат и сестра пересекут смертную черту рука об руку. Родители и Алексис встретят там обоих. Потому что Творец – милосерднее людей. И справедливее.

– Октавиан, – обернулась девушка к другу, – прости меня.

– Я ни о чём не жалею, – грустно улыбнулся он. – Я жив, понимаешь? Рядом с тобой я жил. Все эти дни и ночи. О таком я не смел и мечтать.

Последний поцелуй. В последний раз – тепло к теплу, рука в руке. По ее щеке струятся его волосы. И слышен стук сердец друг друга. Пока еще – живых. В последний раз.

И так же напоследок – крепко обнять Диего. Как же мало мы знали друг друга, братишка, герцог Илладийский! Каким ты мог бы стать, повзрослев, если уже в тринадцать с половиной – такой?

Прощай и прости, что не спасла.

Творец милосердный, если ты есть, сохрани кардинала Александра и его тезку Алексу!

А Кармэн, Грегори и Виктор и сами постоят и за себя, и за всех, кто под их защитой. А если судьба подарит шанс – еще и отомстят.

Последний миг – поделиться взглядами, теплом, жизнью. Любовью.

Они вышли почти одновременно: Октавиан с Элгэ, и следом – Диего. Но сначала – вперед, в открывшуюся дверь, – выпустили шесть пуль.

И шагнули навстречу гибели – под шесть чужих смертных вскриков.

Глава седьмая.

Эвитан, Ритэйна. – Аравинт.

1

Ормхеймец и не воин – лишь наполовину ормхеймец. Именно это и сказал на прощанье своему сыну Хагни Сигурдсон из рода Харальдсонов. Потомственный офицер.

И год, и два назад воля отца еще перевесила бы собственное мнение Гуннора. Но не теперь. Ему двадцать лет – сколько можно?

– Ты два с лишним года потратил на воинскую службу. Ты уже – лейтенант, – вздохнул отец, когда-то вышедший в отставку капитаном. В тридцать пять лет. Когда в очередной раз отказали в повышении. – Неужели всё – зря?

Потратил. На то, что ему не нравится, не нужно и не будет нужно никогда. Но почему из-за этого Гуннор обязан потратить и оставшиеся лет сорок? Если ты осознал ошибку – зачем продолжать упрямо ломиться по чуждому тебе пути?

– Отец, я решил.

Он действительно решил. Пусть почтенный родитель лишает наследства – если хочет. Это могло остановить Гуннора два года назад. Но не теперь.

– Ну раз решил – значит, так тому и быть, – подвел итог Хагни Сигурдсон.

Так или иначе, прием в Академию начнется в конце Месяца Сердца Лета. А на дворе – лишь середина Заката Весны.

Гуннор уже настроился попасть в Лютену пораньше и как следует отдохнуть. Весело и с пользой. Перед тем, как с головой уйти в юриспруденцию. На целых три года.

Письмо от кузена Стива планы разрушило напрочь. Новоиспеченный барон Алакл надумал жениться. И по этому поводу наприглашал побольше родни.

Суровый папенька выносит родичей покойной жены с трудом. Даже на расстоянии. Поэтому тут же сослался на неотложные дела и больные суставы. Благо, Стив разослал приглашения в своем любимом духе. На сборы осталось дня три от силы.

Но если отец занят и болен – сыну придется быть свободным и здоровым. Родственники все-таки. Близкие.

Впрочем, Гуннор огорчился не слишком. Он, в отличие от отца, к лиарской родне относился неплохо. А с кузеном Стивеном почти дружил.

Да и любопытно посмотреть, на каком чуде тот женится. Кузен всегда предпочитал дам в теле. Где он такую нашел среди лиарских аристократок?

Знакомое какое-то имя – Иден Таррент. Точно лиаранка. Но может, у нее мать с Юга?

Ну да. Конечно. Таррент! Дочь недавно опочившего мятежника. Тогда за Стива можно не беспокоиться – это точно брак по любви. Ибо выгоды от такого родства не предвидится. А вот неприятностей...

Дорога до поместья Алакл показалась сплошным праздником. Таверны, любимое вино. Готовые на всё смазливые служанки с весенними цветами в волосах...

Чем крестьянки лучше знатных дам – они заплетают в волосы живые цветы. И меньше лицемерят.

Эскорт Гуннор подбирал сам. Отец настоял лишь на одном пожилом дружиннике. Так что солдаты вполне разделяли вкусы юного господина. А дядька ворчал не так уж громко. Наверняка понимал – дело молодое. Сам таким был.

А впереди – свадьба кузена, хорошая гулянка и Академия. О ней мечталось лишь в самых смелых снах. А порой и не мечталось вовсе.

Чуть-чуть поубавилось радости уже на границе владений Алаклов. Встретил их Жиль! Кошмар детских визитов к лиарской родне.

Наглый, развязный кузен Стива опротивел Гуннору еще с первой встречи. С тех пор Жиль из долговязого подростка превратился в гору мяса и жира. Наследственность! Только, увы, самоуверенности ему это не убавило. Как и наглости.

– Здравствуй, Гунни! – туша неотвратимо направила коня к ормхеймцу. Маленькие сальные глазки заблестели.

– Здравствуй, Жилли! – Гуннор ловко увел Рыжего в сторону.

Кузен Жиль может сколько угодно предпочитать сильный пол прекрасному. Но Гуннор – против, чтобы его предпочитало такое.

– Меня зовут Жиль! – мигом обиделся родственник.

– А меня зовут Гуннор!

Никогда кузен не желал запоминать его имя. Может, хоть так удастся приучить?

– Да я тебя сопляком помню! – возмутился Жиль.

И Гуннор должен позволять оскорблять себя всякой свинье? Лишь потому, что та его старше и "помнит сопляком"? Велика заслуга раньше родиться!

– Годы не прибавили тебе ума.

А если кузен потребует драки – тем лучше!

Не потребовал. Зато собственный дядька покосился крайне неодобрительно. Подопечный хамит в гостях!

И будет хамить. Гуннор приехал к Стиву, а не к его жирному родственнику-нахлебнику. Если уж тебя кормят, будь добр – не задирай на стол грязные ноги. И не плюй в чужие тарелки.

Почему счастливый жених не встретил гостей сам? Хотя, Гуннор, имей совесть. У человека завтра свадьба.

Интересно, увидит ли Сигурдсон сегодня саму невесту? Хоть одним глазком?

Ах ты, змеи! Он же еще и ее родню увидит. Остановились-то они все в доме Стива. Если среди этих Таррентов (вспомнить бы, кто будущая теща) найдется хоть один, похожий на Жиля... Почти в любой семье – не без урода. А в чужой можно и двух найти.

Ничего, зато сейчас Гуннор обнимет Стива. Будем надеяться, тот еще не настолько раздобрел, чтобы рук не хватило...

Пару дней после свадьбы придется погостить – из вежливости. А потом – прощай, Жиль. Прощай, невестина родня.

Здравствуй, Лютена. Здравствуй, свобода. Здравствуй, Великая Лютенская Академия.

2

Поговорить со Стивом по душам удалось лишь на следующий день. Потому что в первый вечер в их компанию навязался кузен Жиль.

Пока беседа шла о еде, Гуннор еще терпел. Но потом незваный родственник начал исподтишка кидать взгляды на ноги гостя. Да и выше...

И ормхеймец оказался перед выбором. Немедленно исчезнуть в собственной комнате (и покрепче запереться) или набить морду. В итоге – скандал в доме Стивена, поспешный отъезд и всеобщие расстроенные чувства.

В выбранной комнате Гуннор немедленно хлебнул вина. Полбутылки – залпом.

Как Стив терпит у себя в доме этого... родственника? Хотя, возможно, просто не замечает его... особенностей. На Стивена тот смотрит вряд ли... в этом смысле. А вот Гуннор оказался... во вкусе. И вдобавок – всё еще в подходящем возрасте. И будет в нем еще лет пять.

Растолстеть, что ли? Нет, плюс будет всего один, а вот минусов... В том числе – станешь походить на вышеупомянутого Жиля. Хотя бы этим.

Спасибо, не тянет.

Зато на следующий вечер ормхеймец просто захлопнул перед носом жирного извращенца тяжелую дубовую дверь.

А сегодня в гостях Стив.

– Зачем тебе это? – После третьей бутылки, даже на двоих, языки развязываются. – Ты не любишь эту девушку, она не любит тебя. Или ее брат дает королевское приданое?

– Ее брат удавится за меар. Ну и пусть подавится своим приданым! – Стивен отхлебнул не хуже, чем Гуннор вчера. – Не пойму, зачем мы вино пьем. По-моему, пиво лучше.

– По мне – тоже. Но после того как я узнал, что его любит твой кузен... – ухмыльнулся ормхеймец.

– Мой кузен любит также перепелов в вине, жареных кур, гусей на вертеле, свиные ножки...

– И не только свиные! – буркнул Гуннор. – Но уж голодать или питаться одними овощами я из-за него не собираюсь. Пусть и не надеется. Извини, меня спьяну занесло. Но твоего кузена – твоего второго кузена! – я терпеть не могу.

– Не можешь – значит, не можешь, – Стивен протянул ему бутылку. – Ты же знаешь, я предпочитаю правду. Какой бы она ни была. А в светском этикете я путаюсь, как бык в курятнике.

Это правда. Стив никогда не умел врать. А если даже пытался – выходило на редкость топорно. Лицемерить и улыбаться неприятным людям он умел еще меньше. А когда путался окончательно – мог еще и начать хамить.

Хуже только его истории о толпе соблазненных дам. Откровенно смешные – для любого, кто хоть чуть в этом разбирается.

– Если честно, мне Жиль тоже не нравится! – неожиданно фыркнул Стивен. – Но чем спорить с моей мамой – лучше с драконом.

– Как говорил мой ментор: драконы вымерли еще в доквиринские времена. Ну так что с этой девушкой, твоей невестой? Извини за наглость, Стив, можешь дать мне в морду. Но ты не выглядишь влюбленным. А ей даже пришлось ждать вступления в брачный возраст. И старше, чем есть, она не тянет. Или это маменька присмотрела тебе невесту тринадцати лет? А ты, как всегда, побоялся спорить?

– Да нет! – Стивен залпом захлебнул бутылку. – Нет, пиво все-таки лучше, не понимаю я этих столичных изысков... А сватался я сначала не к девочке, а к ее сестре.

Точно – не влюблен. Любимую невесту "девочкой" не называют.

– Смотри! – друг потянул из-за пазухи шнурок.

Медальон. Старинный. Серебро, гравировка букв.

– Кому-нибудь проболтаешься – лично прибью. И это не шутка.

Ясно. Раскраснелся от вина или... Эх, Стив, Стив!

Тонкие черты совсем юного лица, светло-золотистый лен волос. Девушка кажется неотъемлемой частью медальона. Та же резкая, неправильная красота. Серебро, а не золото.

Гуннор сам бы в такую влюбился. Ее бы одобрил даже папенька. Особенно – папенька.

– Прошлой осенью я сватался к ней. Она отказала. Просто отказала – и всё. Я перетолковал с ее отцом, он мне присоветовал весной приехать снова. Дескать, подумает, поостынет. Я правда не слишком поверил. Отец-то у нее – человек добрый, да под каблуком у своей второй женушки. А та – змеюка редкая, до весны его еще сто раз отговорит. Чем я ей не понравился – ума не приложу.

– Девушке или мачехе? – осторожно уточнил ормхеймец.

– Мачехе. Девушке-то понятно, чем. Я себя в зеркале каждый день вижу, – непривычно грустно усмехнулся Стивен.

Гуннор промолчал. Что есть, то есть. Как говорил ментор: всё познается в сравнении. Если поставить Стива рядом с кузеном Жилем – ясно, кого выбирать. Но юные девы сравнивают не некрасивых и уродов, а тех и других с писаными красавцами. И еще хуже, что обычно – не с живыми, а с придуманными великими мастерами кисти. Что уж тут поделаешь?

И стоит ли говорить, что моральные качества возлюбленного будут на одном из последних мест. Дамы (особенно в юном возрасте) предпочтут красивый порок скучной добродетели.

Стивену следовало присмотреть некрасивую (и чем мягкосердечнее – тем лучше) девицу. Желательно – на пороге признания старой девой.

А он к красотке свататься полез...

Хотя... Разве же сердцу прикажешь? И разве перестанешь надеться на чудо – если очень хочется?

А вдруг? Вдруг именно тебе повезет? Дураку понятно, что селезень – не пара ласточке. Но влюбленные селезни упрямее всех дураков подзвездного мира.

Впрочем, Стив ведь и не стал дожидаться перемены решения несостоявшейся невесты? И действительно на сей раз избрал дурнушку. Не старую деву, правда. Но с таким братом, экономящем на приданом, ничего другого ей и не светит. Даже когда она станет втрое старше.

Так зачем ждать несколько лет – если можно свататься уже сейчас? Брат небось рад-радешенек, что сэкономил еще на еде и платьях. Не говоря уже о выезде в свет.

– А та девушка? – осторожно уточнил Гуннор. – Она ведь теперь станет твоей родственницей. Тебе придется время от времени ее видеть. Или ты... этого и хотел?

– Да нет, – друг вздохнул, потянувшись за новой бутылкой. – Я ее больше не увижу. Нет ее больше. – Боль плеснулась в глазах – вдруг ставших двумя черными провалами. – Понимаешь, нет?!

Сейчас неповоротливый Стивен – по-настоящему страшен. Как взвившийся на дыбы медведь-шатун. Гуннор раз такого видел. Жив остался чудом. А вот дуром полезший вперед сосед-охотник – нет.

– Лорда Таррента убили, слышал? Так вот – всё свалили на нее. В Лютене был суд, приговорили к отрубанию головы.

Вот так. Головы. Той самой, светловолосой.

– А она не дождалась приговора – в монастыре в окно сиганула. В Месяц Сердца Осени. Вот и всё. Даже тела не нашли.

Вот и всё.

– Стив, прости.

– Я тогда сон один видел. Был бы трезвым – ни в жизнь бы не поделился таким. Даже с тобой. Мне снилось, что лорда Эдварда змея укусила. А у змеи – лицо Полины, мачехи Ирииной. Потом оказалось – в ту ночь его и убили. В общем, сомнений, кто, у меня лично нет. Приехал-то я туда, еще когда Ирия жива была. Хотел в бесстыжие глаза им всем взглянуть.

Вот тебе и увалень Стив.

– Взглянул?

– А то как же, – кузен криво усмехнулся. – Мачехи в замке уже не было. В Лютену хвост унесла. А вот у братика глазки бегают. И еще одной сестры, старшей, Эйды, тоже нигде нет. В монастырь, дескать, захотела уехать. Сестрин грех замаливать. В общем, молиться-то там пора. Да не за мою Ирию – она безгрешная. Не могла она отца убить. А вот Полина эта – запросто.