Текст книги "Изгнанники Эвитана. Том Четвертый (СИ)"

Автор книги: Ольга Ружникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Ружникова Ольга
Изгнанники Эвитана. Том Четвертый. Часть первая

Зашептали струны под рукой,

Перезвон подков разогнал покой,

Изменил ты сам у судьбы узор,

Ты пришел в замок наш на заросший двор...

Тэм Гринхилл.

Часть первая. Дороги.

На холодном лице замерла безразличная маска,

А в глазах приговор: "Чужаков невозможно простить!

"Жаль, у песни счастливый конец может быть только в сказке,

Но не стоит, мой брат, дара жизни у смертных просить!

Протяни мне ладонь -

Мы шагнем через огонь,

Через боль, через страх,

Унося звезду в руках!.."

Унося звезду в руках!

Тэм Гринхилл.

Глава первая.

Середина Месяца Заката Весны.

Квирина, Сантэя.

1

Сантэя не понравилась Конраду с самого начала. Но с каждым днем последней весны казалось, что прежде город был еще довольно мил.

Во всяком случае, раньше по улицам шаталось меньше пьяных – среди бела дня. Меньше смутной тревоги грозовой тучей висело в воздухе. Меньше фанатиков орало о скором (ну вот прямо завтра или сегодня вечером!) конце света. И уж точно было меньше слишком уверенных служителей Солнечного Храма. Слишком наглых.

Ярым фанатиком веры в Творца Эверрат никогда себя не считал. И против солнца ничего не имел. Да и святилища прежним богам бок о бок с церквями стоят не только в Квирине. Что Илладэн, что Ормхейм со Словеоном всегда были весьма веротерпимы.

Просто Конраду не нравился именно этот храм. И не только ему. И даже не только своим. Сюда вообще мало кто ходит.

Ну, кроме ближайших лизоблюдов нынешнего императора.

На редкость роскошное здание. В Лютене таковы только дворцы.

Величие колонн, безупречные линии статуй, дразнящая прохлада фонтанов во дворе. Золото, фрески, лепнина. Яркие, слепящие краски.

А сходить лишний раз полюбоваться почему-то неохота ни одному эвитанцу или бьёрнландцу. Даже мерзавцу Николсу. Да и местным, говорят, тоже не особо.

При том, что явно языческий храм Вареза посетили все. И не по одному разу. Некоторые там часами торчат.

Варез... Прежний бог войны. А Солнце – знак Творца. Новый храм даже не оскорбляет официальную церковь. Символ Творца, символ мудрости. Разве что на церквях не рисуют справа от солнечного круга знак змеи.

Тоже красиво, кстати. А вот видеть лишний раз не тянет.

Хотя чем Эверрату мудрость помешала – решительно непонятно. Разве тем же, чем ее храм.

Конрад ничего не имел против жизни в Сантэе – с тех пор, как здесь появилась Эста. Если бы не... храм со змеей. И постоянно растущая тревога. Мертвящая какая-то...

Гладиаторские бои... так, как это устроил Анри. Эста, ее дикие соплеменники...

Да, в Эвитане остался дед... Но лучше внук-изгнанник, чем смертник на плахе.

Так где же опасность? Почему чем дальше – тем сильнее не по себе?

Армия вышвырнула их. А так называемая родина приговорила к казни. С Анри и Раулем об этом говорить незачем. Но Эвитану ни один из трех с лишним сотен изгнанников не должен ничего. Ни медного лу, ни капли крови.

Разве что – месть. За Арно Ильдани и Алексиса Зордеса. Да и за друга Анри – генерала Коэна. И за ребят, что погибли под Лютеной, в Ильдани, в Вальданэ, в Лиаре...

Регенты еще получат свое. И Конрад к этому с удовольствием самолично приложит усилия, но... Анри мог бы и не отдавать безоговорочного приказа всем перейти в гладиаторы. Эверрат, не колеблясь, сделал бы это добровольно. Кого он должен стыдиться – эвитанских подонков, вероломно захвативших власть? Или тех, кто угодливо подтявкивал или трусливо повизгивал в угоду этой мрази? Или молчал, когда убивали лучших людей Эвитана?

Кор два года старался не вспоминать ничего, что случилось потом... за последним боем. Когда сдались прощенные и отступали те, кого побоялись простить. И тогда, и сейчас он гордился быть в числе последних. И Конрад, и застреливший всеславовского майора Крис. Известно ведь, что чем подлее и ниже негодяй – тем скорее возненавидит тех, кто лучше и чище его самого.

А потом был бой – последний и неизбежный. А потому и не страшный. Конрад убивал... а потом убили его. И всё померкло.

Он точно помнил, что последними перед угасающим взором вспыхнули точеные черты Эсты. Ярко-ярко – как в детстве, в сиянии увиденной в далеком детстве кометы... Или самого жаркого осеннего костра. Когда деревья убраны золотом и багрянцем, сложившие в закрома урожай крестьяне ведут хоровод. А где-то пляшут под цимбалы банджарон...

Конрад еще успел тогда подумать, что в черных очах Эсты пылают золотые звезды. Только небесные светила холодны, а ее глаза – ярче самого жгучего огня. Как она сама – ожившее пламя.

Потом Эверрату рассказали, что именно это он и бормотал – все три дня. Пока валялся в лихорадочном бреду – между жизнью и Бездной. Про звезды и глаза. Про глаза – как звезды. И звал Эстелу. Всё время. Пока не охрип.

Трясучая телега. Жар и холод – несмотря на целый ворох чужих плащей. Встревоженные лица Рауля и Анри. Керли хромал. Рука Тенмара – на перевязи, на груди – повязка. Он был смертельно ранен меньше двух месяцев назад, а теперь – опять. Разве что на сей раз не смертельно. За него – Конрад.

Бледнее снега – Крис. Его даже не задело – прикрывали старшие товарищи. Но парень извелся за жизнь кузена. Его, Кора.

Эста... Эстела с ее звездными очами осталась там – за тем боем и той смертью. Узнает ли, что живы ее брат и... А кто он ей?

Они никогда не клялись друг другу в вечной любви. К концу первого месяца в Сантэе Конрад наконец решился признать: Эста вообще ни разу не сказала "люблю". Он читал это в ее зовущем взгляде... в затуманенных страстью глазах... Но мало ли что там прочтет влюбленный? Разве трудно обмануться – если сам жаждешь этого?

Да и Конрад... Разве хоть раз думал, что ему будет настолько не хватать Эстелы? Нет – пока не оказался у роковой черты.

Ну что ж – понял, прозрел... и забудь. Кому теперь нужна твоя слишком поздно проснувшаяся любовь? Ты – изгнанник. Отныне и навсегда – вне закона.

Полтора года... много это или мало? Достаточно, чтобы вновь научиться смеяться и любить жизнь. Жизнь без Эсты.

Достаточно, чтобы забыть любые чувства – если действительно этого хочешь. Чтобы убедить себя, что и сам давно забыт.

Любовь вообще – много короче ненависти. Твой Кор погиб под Ланном, Эстела. Тот, кто воскрес в старой телеге, – уже не он.

Жажда мести в душе так и не угасла. А вот Эсты там больше не было. Пока она не пришла сама.

Эстела-Звезда и ее братья и сестры по вольной жизни танцевали на пыльных площадях Сантэи. Эста ждала встречи. И нашла любимого в первый же день... выпавший на его увольнение. Совпадение, чудо, сказка? Запоздалая сказка для сгоревшего сердца.

Эста, ты не виновата, что Конрад Эверрат умирал и звал тебя – а ты не пришла. Звал, чтобы сказать... то, что теперь давно сгорело дотла.

На следующий день после встречи с Эстелой Анри Тенмар и негодяй Николс вытащили по черному камню. Если б Конрад Эверрат умер тогда – ему не пришлось бы лгать. Глядя в глаза бывшей любимой.

2

Сантэя, вечный город, столица Квирины. Просто светлый Ирий для богатых, жаждущих развлечений бездельников. Вроде Алексиса Стантиса.

Жаль, нельзя остановиться в гостинице. Но с другой стороны – дядя может ввести племянника-иностранца в высший свет. А там Алексис мигом обзаведется веселыми товарищами, с кем так хорошо завалиться в кабак. Или к дорогой куртизанке... и чтобы там играли в карты. Или в кости.

Средств хватит, а надо будет – отец вышлет еще. Самое время начать жизнь заново. И потом – Алексис знает меру. И в вине, и в... дамах, и в игре. Теперь – знает.

Последний раз в Квирине юный мидантиец был лет в двенадцать. Но улицу Роз нашел сразу. Самые богатые особняки расположены именно здесь.

Впрочем, отцовский им ничуть не уступает. Ни в роскоши, ни в красоте архитектурных форм. Построен, когда еще Стантисы жили на широкую ногу. Совсем на широкую.

А уж если вспомнить особняк дяди Юлиана Гадзаки... Или его злейшего врага – Октавиана Кратидеса. Мидантийского Леопарда.

Алексис стиснул зубы. Всё это осталось в далеком прошлом. Мидантия, мидантийские вдовы, Мидантийские Скорпионы. Вместе с Мидантийскими Леопардами и Пантерами. Богатый бездельник Алексис Стантис поклялся об этом забыть. И забудет. Ему восемнадцать лет. Всё еще будет хорошо... Прямо завтра! С утра.

Точнее – с полудня. Когда все нормальные люди просыпаются и идут наслаждаться жизнью. Пешком, верхом или в карете.

И всё равно – не по себе. Всего три месяца назад он точно так же стоял перед особняком... Да что там – дворцом дяди. Другого.

Ну что за манера у Алексиса – везде находить одни неприятности? Если и здесь сунут головой в клоаку чужих интриг – что дальше? Куда бежать – в Эвитан или к вольным корсарам Элевтериса? А может, сразу в Хеметис? Или в Ганг?

Там, говорят, тысячи богов. И что – каждому положено молиться? И хоть раз в неделю заходить в храм? Да даже если день и ночь только этим и заниматься – всё равно не успеешь.

– Входите, сударь.

Ворота с белыми лебедями на синем фоне открываются настежь. Расторопные слуги берут усталого коня под уздцы, ведут по двору.

У Октавиана на воротах были леопарды, а у дяди Юлиана – золотая змея. Вроде той, что на сутанах встреченных по дороге монахов. Кажется, на улице Агриппы. Только что солнце на дядиных воротах не сияло...

– Господин Алексис, ваш дядя ждет вас.

Так уже было. Всего три месяца назад. Юный Стантис зябко поежился – несмотря на душную сантэйскую жару.

До чего же низко кланяются в Квирине слуги! Боятся, что в рабство продадут? Так у них ведь соотечественников – нельзя.

Или тут вся обслуга и так поголовно – рабы?

Или слуга – иностранец? Как Алексис.

Ухмыляясь собственным мыслям, юный мидантиец переступил порог пышного особняка второго по счету гостеприимного дядюшки.

3

За порогом оказался просторный и приятно прохладный зал. Сейчас бы отдохнуть!

Размечтался! Навстречу уже спешит весьма откровенно одетая красотка. Не то чтобы первой молодости, но еще очень даже ничего. Дядина наложница? Свободная или... иначе?

– О, дорогой Алексис, добро пожаловать!

К розовым платьям мидантиец относился нормально. В домах терпимости и не к такому привык. И вырезы там бывали и поглубже.

Проблема – что сейчас он в особняке дяди. А дама, похоже, хозяйка особняка. И судя по ее улыбке – она-то как раз забыла, что здесь не пресловутый дом терпимости.

Опять! Ну почему, где бы Алексис не оказался – на его пути всегда встречаются роскошные дамы старше лет так на десять-пятнадцать? Констанция, Гизела... А теперь еще и дядина жена.

Красавица призывной походкой танцующей то ли пантеры, то ли тигрицы неотвратимо приближается к "племяннику". Всё так же призывно улыбаясь.

Алексис и рад бы принять ее поведение за гостеприимство. Но... прежде ни разу не спутал. И если бы еще получилось оторвать взгляд от выреза платья... У милашки Елены из заведения госпожи Инес декольте куда целомудреннее.

– Дорогой племянничек! – проворковала любящая тетушка. И, видимо, чтобы наивный юноша растерял последние сомнения – коснулась тонкими пальчиками его руки. Выше локтя. Вполне жест тети. Если бы она при этом не влипла своим... вырезом в камзол Алексиса. – Дорогой племянничек, мы с твоим дядей счастливы видеть тебя здесь.

Ну почему он не остановился в гостинице? Тогда уж точно не стоял бы выбор – разозлить дядю или его любвеобильную супругу?

– Я провожу тебя в твою комнату, – хрупкие с виду пальчики львиной хваткой впились в запястье племянника.

До постели его тетушка, без сомнения, тоже проводит.

– Я тоже рад вас видеть, дорогая тетя, – выдавил юный мидантиец, старательно пытаясь улыбнуться. Жуткое, наверное, зрелище.

Но у дядиной жены нервы крепкие.

– Пойдемте же, милый Алексис! Ты ведь разрешишь своей тете называть тебя так, мой дорогой мальчик? Идем, ты наверняка хочешь освежиться с дороги. Слуги сейчас приготовят тебе ванну.

А тетушка потрет спинку. По-родственному. А то и освежится за компанию.

– Меня, наверное, хочет видеть дядя...

Ну и дурак же ты! Даже если и хочет – это будет означать, что ты вовсе не против "освежиться" потом.

Ну почему жена дяди – не старуха, не уродина или хоть не добропорядочная матрона?

– Дядя подождет... – тетушкина рука поползла вверх – к его плечу.

– Кузен Алексис, мой отец и ваш дядя ждет вас! – звонкий, пронзительно-отчетливый голос вызвал на лице тети некрасиво-кислую гримасу.

Красотку будто оса ужалила. Или рука племянника превратилась вдруг в крапиву?

– Валерия! – эвитанской гадюкой прошипела тетя. – С каких это пор гостей встречает несовершеннолетняя девица?

Алексис помнил смешную девочку с двумя темными косами. Вечный "хвостик" красивого, "взрослого" кузена. И полагал, что она вряд ли сильно изменилась. В четырнадцать красивы лишь танцовщицы из Хеметис.

Ошибся.

На вид кузине – все шестнадцать. Стройная, гибкая фигурка лишь подчеркнута квиринской туникой до колен.

Есть все-таки что-то в этой моде. Когда ее придерживаются не любвеобильные тетушки!

Блестящая волна черных волос, точеный профиль, огромные агатовые глаза. И хороша же ты теперь, сестренка! Немудрено, что перезрелая мачеха вот-вот с зависти лопнет.

– Идем, кузен!

Бессловесной жертвой из сказки Валерия не стала ни в коей мере. Столько презрения в устремленных на мачеху глазах Алексис встречал лишь во взгляде Мидантийского Леопарда. Или Мидантийской Пантеры. При виде дяди Юлиана.

А вот на самого юношу кузина глянула куда благосклоннее.

Вторая за последние четверть часа дамская ручка подхватила юного мидантийца под локоть.

Какое все-таки чудо – квиринские наряды! Выезжают дамы в обычных светских платьях, но дома... Ох уж эти туники юных барышень!

Представлена ли уже кузина в свет? Вряд ли. Хотя если Алексис ошибся на год-другой... В прежние-то годы ее возраст интересовал его даже меньше вышивок предыдущей тетушки.

– Вы меня спасли, кузина.

– Валерия, – рассмеялась девушка. Мелодично и искренне.

Решила, он уже и имя запамятовал?

Все-таки Квирина – не Мидантия. Здесь всё проще. Замужние дамы доступны откровеннее, юные девы не опускают глаз.

– Увидев, что вас вот-вот сожрет... эта, я не могла не прийти к вам на помощь.

– Так дядя меня не ждет?

– Уже ждет, – серебристый смех девушки напомнил колокольчик. – Я послала слугу доложить, что вы жаждете его видеть. И у вас для него – целая куча новостей из Мидантии. Так что сочиняйте новости. И свежие сплетни.

Ему их и сочинять не надо – на три романа хватит. Но, увы – не из тех, что рассказывают давно не виденному дяде. Особенно, если намерен у него поселиться. Надолго. Да еще и заручиться родственной поддержкой и покровительством.

Неплохо бы и для кузины придумать какую-нибудь романтическую историю. Юные девы обожают слушать про трагическую любовь не меньше, чем зрелые дамы – о том, как молодо выглядят.

А еще – нужно быть осторожнее. Все альковные приключения – вне дядиного дома. Кузина – слишком невинна, тетя слишком... наоборот. И за обеих дядя если не убьет, так из дома выставит. Заодно ославив на всю Сантэю.

И правильно сделает.

Глава вторая.

Квирина, Сантэя. – Аравинт.

1

Белый лебедь величественно плывет по синей двери. А ее ручка – перо его крыла.

– Дорогой племянник!

Встающий из-за стола дядя – это, конечно, не тетя. Спинку тереть не полезет, и выреза у него нет. Но такое обращение успело уже оскомину набить. Сладкое – вкусно, но приторное...

И почему Алексис не поселился в гостинице? Может, еще не поздно?

Мидантиец бросил тоскливый взгляд в окно. Там солнышко светит! Настоящее – не то, что на местных монашеских сутанах.

Юноша обреченно опустился в позолоченную парчу мягкого кресла. Дома отец предпочитает кожаную мебель и абсолютно прав. Но в предложенном кресле под обивку не лезут.

– Сейчас принесут обед, – дядя потянулся к пузатому графину с золотистым вином. И поспешно налил себе и племяннику.

Себе – первому. И больше. Намного.

Вообще-то его лицо юному Стантису не нравится. Дядя явно пьет много. И давно. Немудрено, что в доме – готовый бордель. Ну ты и вляпался, Алексис!

– Благодарю, дядя.

– Как здоровье батюшки?

Почтительный сын и сам хотел бы знать. Батюшку он не видел три месяца. А письма на проезжую дорогу не доходят.

– Спасибо, он здоров. Шлет вам письмо.

Вот и всё. Предваряя вопрос: "Надолго ли ты к нам?"

Разумеется, письмо дядя взял. И отложил, дожидаясь, пока слуги (это юные дамы щеголяют в туниках, а прислуга – в ливреях) внесут в кабинет вкусно благоухающие блюда. И еще три графина – с разными винами.

Соблазнительно, конечно, составить дяде компанию. Всё равно выпьешь меньше такого собутыльника.

Соблазнительно – в память об отцовском доме, где уже третий бокал приходилось разбавлять. Под бдительным родительским взглядом. А теперь – можно всё.

Но напиваться тоже лучше за пределами столь гостеприимного дома. Чтобы не проснуться в шелковой постели тети.

Прежде чем перейти к родственному посланию, дядя успел наговорить племяннику комплиментов из репертуара: "Как ты вырос!" Отметить поразительное сходство Алексиса с отцом. И под это дело осушить четыре бокала и ополовинить пятый. Причем вино оказалось вовсе не разведенным.

И все-таки сердце ухнуло куда-то вниз – когда обрамленные нездоровыми мешками опухшие дядины глаза уткнулись в голубоватый навощенный лист. Подделка на не слишком искушенный взгляд Алексиса – идеальная. Дело рук истинного мастера. А квиринский родственник уже захмелел как целая сапожная мастерская. Но всё же...

– Ох уж эти женщины! – дядя залпом осушил остатки бокала. И торопливо налил из другого графина – ярко-рубинового. Себе и племяннику. – Искренне сочувствую, мой дорогой мальчик. Ты расскажешь мне эту грустную историю своими словами?

То ли пьяный Гай Валерий Марцелл Флавиан Талес тоже любит любовные драмы, то ли хочет выслушать версию племянника и сравнить обе.

Скорее – первое. Да и второго можно не опасаться. По вполне понятным причинам.

– Я влюбился в одну даму. Вдову. Она – необыкновенная женщина!

– Такое часто бывает! – дядюшка пьяно хихикнул и подмигнул, подливая еще. Себе и племяннику. – Вот была раз у меня...

Алексис с дороги предпочел налегать на фазанье жаркое и перепелов в желе. Но всё равно в голове уже предательски шумит. Слишком мало опыта в возлияниях. Потому как прежде каждый третий бокал...

Может, дядя так увлечется собственным прошлым, что напрочь забудет чужое? Пусть и недавнее?

– ...в кого же влюбляться, если не во вдов, мой дорогой племянник. Помню, знал я одну... За замужнюю матрону можно схлопотать дуэль с ревнивым рогоносцем. А ревнивые рогоносцы все почему-то сплошь – хорошие дуэлянты...

Не все. Дядюшка – вряд ли. Хотя, возможно, он – рогоносец не ревнивый.

– Да... о чём я? О матронах! Так вот – о них лучше забыть. А девицу в жены всё равно подберут родители. И правильно. Надо же, чтобы порядочная, из хорошей семьи...

Вряд ли тогда кузину Валерию посчитают подходящей невестой. Хотя змеи знают, какие в этой Сантэе семьи числятся в хороших. Может, тут и тетушка – из такой. В тридцатом поколении. Прямой потомок какого-нибудь языческого бога. В Квирине такое вспоминать любят.

– А то от дурной матери...

Впрочем, может, дурная мачеха не в счет? Как и вечно пьяный отец? И дом – не респектабельный, а терпимости?

В голове жужжат пчелы. Всё сильнее. И навязчивее.

Плохо.

– Вот моя Валерия... И Марцеллина...

Алексис, ты – дурак? Слушай внимательнее. Может, дядя как раз о дурном влиянии мачехи и говорит?

– ...Валерии повезло со второй матерью. Клодия – прекрасна и целомудренна, как виргинка.

Ага. А дядя – трезвенник, как магистр михаилитов.

Вот только на самом деле, увы, слеп как крот.

– Дядя, я искренне рад за вашу семью.

В Мидантии Алексису крепко-накрепко советовали держать язык за зубами. И не лезть в бутылку. И не в свое дело.

– Ну так что с твоей прелестной вдовушкой, дорогой племянник?

Считать дядины бокалы Стантис уже бросил. Как совершенно бессмысленное занятие. Проще измерить, сколько влезет в четыре пузатых квиринских графина. И отнять примерно два полных бокала.

– Увы, дама благоволила не только ко мне. – Если отпивать по глотку на бокал собутыльника – может, сильно не опьянеешь? Сильнее, чем уже? – Точнее – ко мне меньше, чем к моему предшественнику. И тут он посчитал связь с ней слишком обременительной. И предпочел оставить прелестницу и уехать в путешествие по южным графствам. Видите ли, дядя, у моей вдовы... – Звучит жутко! Как обледенелой сталью по коже! Щекотно так... – У моей красавицы были братья. И им вовсе не хотелось, чтобы их сестра была счастлива, не вступая в новый брак.

Хоть сами – закоренелые холостяки и бабники. Все трое. И в силу последнего – в дуэлях по уши.

– Что за дикость?! – пьяно возмутился дядя. – С кем же весело проводить время, если не с вдовами? Нельзя же порядочному мужчине довольствоваться лишь женой и куртизанками! У вас ведь там даже рабынь нет!

Что речь идет о неженатом племяннике, квиринский родственник успел уже забыть.

– Увы, на сей вопрос они не придерживались наших с вами взглядов, – вздохнул юный мидантиец.

– Значит, они запретили вам с ней встречаться... Погоди, Алексис, а разве братья могут распоряжаться судьбой вдовой сестры? Что это за новые порядки у вас там, в Мидантии, завелись?

Новых порядков там завались. Вместе с новым монархом. Но до дел семьи и брака он пока, слава Творцу, не добрался.

– Порядки прежние. Распоряжаться сестрой братья не могут. Зато могут все по очереди вызвать слишком назойливого поклонника на дуэль. По любому поводу. Пока хоть один его не убьет. К сожалению, бешеные братья – тоже иногда хорошие дуэлянты. А один – лучший на всю провинцию.

– Я думал, лучший – твой отец...

– Отец... был когда-то лучшим.

В собственном поместье. Среди слуг и женщин.

– Итак, братья твоей вдовушки пригрозили дуэлью – если еще хоть раз взглянешь на их сестру. И ты приехал лечить разбитое сердце в Квирину? – вновь хихикнул дядя.

Он – настолько пьян, толком не читал письмо или и то, и другое?

– Связь моей красавицы с предыдущим поклонником не осталась без последствий, – вздохнул Алексис. – А я ей был нужен, лишь чтобы дать имя этим... последствиям. Я умею считать сроки, но ее братья, похоже, нет. Или они в сговоре с нею. Мне пришлось бежать, чтобы титул моего отца не перешел к чужому бастарду. И я не могу вернуться домой, пока красавица и ее братья не найдут новую жертву. И не затащат бедолагу к алтарю.

– Бедный мальчик! – дядя растроганно потянулся к отвороту камзола. Платка не обнаружил и утер слезу двумя и так мокрыми от вина пальцами. – Не думай ни о чём. Ты поступил абсолютно правильно.

Абсолютно правильно он поступил, когда сбежал в Квирину. А вот ни о чём не думать и раньше не стоило. Тогда не пришлось бы бежать.

– Не расстраивайся, Алексис! Здесь тебе не будет одиноко...

Дядя оставил в покое бокал и потянулся к предпоследнему нетронутому графину. Со вкусом отпил львиную долю и продолжил:

– Всё будет хорошо, мой мальчик! Я и твоя тетя Клодия окружим тебя любовью и заботой! – растроганно всхлипнул родственник.

Что?!

– Валерия и Марцеллина тоже будут рядом. Валерия сводит тебя на стадион.

Надо же! Сторонник добропорядочного воспитания дядя отпускает дочь на общие тренировки с юношами.

Немудрено, что у него под носом жена крутит шашни со всеми подряд. Этак и обе дочери обзаведутся любовниками, а он и не заметит. Тоже тогда начнет поспешно исправлять "последствия"?

Не зря говорят: о том, что женщина завела роман, узнают, когда она его уже сменит на новый.

– Там ты сможешь обрести друзей твоего возраста, – благодушно добавил дядя. С вожделением косясь на остатки "напитка богов" в графине. И на еще один – совершенно полный.

Что ж, если хоть половина того, что говорят в Мидантии об общих стадионах, – правда, там Алексис найдет не только "друзей своего возраста". И подальше от дядиного дома.

Будем надеяться, без братьев-дуэлянтов в этот раз обойдется.

2

Стадион стадионом, но Алексис надеялся и на вечерний визит кузины... Нет, с целью просто поболтать. Для чего другого предпочтительнее совсем другая дама. Старше Валерии и моложе ее мачехи.

А кузина нужна для прояснения обстановки. Дядя дядей, но общаться-то придется не только с ним и его друзьями. В Сантэе есть и молодежь. И здесь Валерия – как рыба в воде. А вот сам Алексис в чужой стране может оказаться буйволом в посудной лавке. А это помешает и налаживанию связей, и знакомству с дамами.

Оказавшись в выделенной ему комнате, юноша в первую очередь проверил, хорошо ли запирается новое логово. И остался доволен. К замку прилагается приличной крепости крюк – популярного в Сантэе нежно-салатового цвета. Ладно хоть не розового – в тон тетушкиным платьям.

Крюк – это просто здорово. Любой расцветки. А то от замка могут быть ключи у всяких там хозяек дома.

Ладно, пора немного передохнуть с дороги. Всё равно до ночной прохлады времени еще навалом. До возможной прогулки в саду с фонтанами.

Или с этим тоже лучше пока повременить? Там-то крючков на деревьях нет.

Алексис повалялся на кровати с томиком дико популярного в Сантэе Сильвио Пьянта и бокалом вина. Хоть пить уже и хватит.

Когда бокал опустел, мидантиец подлил еще. И решил, что, возможно, всё не так уж страшно. Тетушка, в общем-то, даже красива...

И не будь она тетушкой – можно бы и ответить на пылкие чувства... разок-другой-третий. А больше и не понадобится. Такие дамы сами предпочитают разнообразие. Главное – дать ей понять, что она сама тебя бросает. Ради более заманчивой добычи.

Увы, с вдовой такое не проскочило. Так на то она и вдова. А вот на замужней женщине Алексис жениться при всём желании не может.

Ладно, идея – неплоха, только стадию "роман" пропускаем. Лучше приводим в дом друга посмазливее...

А где его для начала берем?

Как это – "где"? А дядины знакомства на что?

Стоп. Вот здесь – осторожнее. С сыновьями дядиных друзей тетушка наверняка знакома и без помощи племянника.

Да, правильно говорил Мидантийский Леопард: интриган из Алексиса – тот еще...

Значит, без вариантов – стадион. И лучше с обзаведением друзьями поспешить. А то тетушка медлить не станет – охоту уже открыла.

Алексис рассмеялся, вновь наполняя бокал белым илладийским. Всё же женское внимание льстит. Даже откровенно назойливое и совершенно не нужное. Греет сердце – что уж врать самому себе. Если дама – красива.

Кузина постучала после девяти. В Мидантии в это время беседовать наедине с незамужней девицей запрещено строжайше. Особенно если в комнате есть кровать. Или диван, или софа.

Будто средь бела дня, с замужней дамой или вдовой уж точно никогда и ничего произойти не может. А кровать нельзя заменить креслом. Или столом.

Какое все-таки счастье, что здесь – Квирина! С ее раз в квартал меняющимися императорами, общими стадионами и свободой бесед наедине. Хоть вечером, хоть утром, хоть ночь напролет...

Сестренка принесла целый поднос корзиночек по-сантэйски. Алексис по достоинству оценил любезность. Сама Валерия сладкое ненавидит, предпочитая фрукты. Любые. Особенно гранаты. Яркие, спелые... как губы мачехи. Платья у нее светлее. А вот у самой кузины...

То-то в комнату гостя слуги любимых плодов Валерии занесли три вазы... А вот корзиночек – ни одной. Наверное, посчитали, что мужчине незачем.

Очень не по-квирински, кстати. Хотя дядя всегда был со странностями.

Итак, обмен состоялся. Валерия с удовольствием разломила кроваво-алый ужас – аж смотреть терпко. А Алексис впился зубами в любимое засахаренное лакомство.

И все-таки счел нужным выяснить квиринские правила приличия для юных девиц. И различия с мидантийскими. В тонкостях.

– Не бойся! – рассмеялась сестренка. – Во-первых, ты прав: жениться на мне после этого разговора ты не обязан. С тех пор, как у нас пошла императорская чехарда, – все прежние правила полетели к змеям.

– А если чехарда прекратится? – уточнил Алексис.

Не то чтобы он совсем против брака с кузиной... когда-нибудь. Но вот скоро... да еще силком!

– А некоторые старики и долдонят, что прекратится. И не пускают дочерей даже на улицу – не то что на стадион.

– А тебя пускают?

– Попробовал бы кто не пустить! – фыркнула Валерия. – Так что я туда хожу. И моя репутация для будущих времен уже безвозвратно утеряна. Навеки.

Звонко рассмеявшись, кузина потянулась к графину и дерзко плеснула полный бокал неразбавленного. Смелая девушка – смелее многих вдов.

– А во-вторых? – напомнил мидантиец, подливая и себе.

Пить в обществе Валерии – куда приятнее, чем в дядином. И в отличие от тетиного – безопаснее.

– А во-вторых, – еще звонче рассмеялась кузина, – отец по вечерам не просыхает в кабинете. А мачеха еще три часа назад умотала на прием. Вернется утром. Часам к семи-восьми. Так что можешь спать спокойно – никто ночью не вломится.

Надо бы радоваться. А Алексису вдруг стало не по себе. Муторно как-то и тошно. И почему-то жалко Валерию.

Хотя, с чего жалеть? Сестренка – куда счастливее запертых по особнякам и поместьям мидантийских девиц. И девиц всех прочих стран.

Кроме разве вольного острова Элевтерис.

– Тебя еще не вывозят в свет? – поинтересовался юноша.

Знал бы отец, чем сейчас занимается сын, – за голову бы схватился. Полугода не прошло, как попался с той вдовой, – и уже распивает вино, запершись в одной комнате с незамужней девицей. В спальне! Вдобавок – в час, когда почти вся Квирина уже дрыхнет сном праведников.

– Нет. – Валерия определенно любит смеяться. Знает, какой у нее красивый голос и как ей идет улыбка? Осторожно, Алексис! – Но у нас "еще" не говорят. В Сантэе могут вывезти и в одиннадцать.

Как же странно она улыбается – губы, ямочки на щеках. А глаза – нет. Огромные черные глазищи.

Не такая уж у тебя веселая жизнь, сестренка. И не слишком-то радует тебя твоя "свобода". Это ведь еще и одиночество. И тоскливые вечера в пустом особняке. Не всегда ведь здесь гостят болтливые кузены.

– А с мачехой ты на приемы не ездишь? Или она и не предлагает?

– Почему – предлагает. – А вот теперь улыбка исчезла. Стерлась. Зато наметились жесткие складки возле губ. Слишком жесткие для четырнадцати лет. Почти как у Гизелы. А сами губы сошлись в одну линию. Тонкую. – Предлагает. И отец настаивает. С каждым днем – всё чаще. Я сама не хочу.

– Почему?! – В Мидантии половина девиц душу бы Темному заложили за возможность выехать в таком возрасте. Да еще и без отцов. – У вас же полная свобода. Никто косо не посмотрит.

– Как тебе сказать, Алексис... – закушенные губы, нахмуренные брови. И очень серьезные глаза. – Свобода – это возможность делать то, что хочешь сам, а не то, что хотели бы на твоем месте другие.

Она права. А вот у Алексиса не хватило в свое время ума понять многое. Например, что если в политические интриги влезть можно – это еще не значит "нужно".