Текст книги "Не дразни меня (СИ)"
Автор книги: Ольга Рузанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 12
Адам
Я ехал домой на топливе из адреналина, злости и азарта. От желания придушить мелкую чернявку чесались руки. Признаться, эпитеты, которыми она наградила меня, оцарапали и окатили волной гнева.
В то же время я знал, что карты сейчас не раскрою – дико хочется узнать пределы её наглости и дерзости.
Как оказался в ее комнате лежащим на ней с дубиной в штанах, пока до конца не осознаю. Хлынувшая в пах кровь не позволяет думать связно. В черепной коробке каша, а желание загнать ей просто невысимо.
– Не смей!... – бормочет елозя пухлыми губами по покрывалу, – Только попробуй прикоснуться ко мне! Я тебя убью!...
– Звучит, как «трахни меня, Адам»...
Она пахнет до безумия приятно: чистой девкой, сексом и шоколадом. Шлюхи никогда так не пахнут. Чем угодно, но точно не чистотой.
– Ты больной придурок!...
Пролезаю пальцами под пояс шорт и касаюсь ими резинки её трусов.
Дрожит вся, горит, уверен – обильно течет. Видимо, секса давно не было. Шумно дыша, часто-часто хлопает ресницами и царапает ногтями одеяло.
– Тшшш... кино смотри...
На экране уже оба голые, сношаются в миссионерской позе под неестественные ахи и охи. Турчанка поднимает на них взгляд, а я в этот момент ныряю рукой в её белье.
– Нет! – взвизгивает, едва не оглушая.
– Блядь, да у тебя там ниагарский водопад...
Гладко выбритая плоть горячая и склизкая от смазки. Мои пальцы без труда проникают между складок и нащупывают крохотную кнопку клитора.
Похоть простреливает пах молнией, дикое желание ебать её узкую скользкую дырку пробивает крышу. Перед глазами красные круги расплываются.
– Не надо!
– На экран смотри, я сказал!... И ноги расслабь.
Будто бы слушается. Позволяет моему колену раздвинуть бедра и, зажмурившись, утыкается лбом в матрас. Возможности для маневра моей ладони становится больше, чем я незамедлительно пользуюсь.
Делаю то, чего не делал последние лет десять – пытаюсь доставить девчонке удовольствие. Забив на максимальный дискомфорт в штанах, концентрируюсь на подаваемых её телом сигналах. Скользя пальцами вдоль промежности, подушечкой среднего мягко массирую чувствительную точку.
Пусть, сучка, кончит под уродом. Даже тупые качки в курсе, где находится клитор.
Замерев, дышит шумно и часто. Я, напротив, не могу сделать вдоха.
– О, Боже!... – выстанывает продолжительно, отчего мои яйца едва узлом не завязываются, – Боже... Вот так!... Да!
Делает движение тазом, насаживаясь на мою ладонь. Содрогается всем телом, стискивает её бедрами и кончает!
Я, чувствуя спазмы её промежности, инстинктивно втыкаюсь пахом в её маленький упругий зад и едва не ловлю приход. Ощущения, будто я в ней, настолько реальны, что мне приходится приложить усилия, чтобы не упустить последние нити контроля.
Прижимаюсь губами к её виску и терпеливо жду, когда она придет в себя. Жду и предвкушаю.
Постепенно её дыхание выравнивается, ресницы трепещут, и глаза открываются.
– Спасибо, ты можешь идти, – вдруг шепчет на одной ноте.
– Не за что, дорогая. Мы же семья. Ты всегда можешь рассчитывать на мой... палец.
Яра начинает подо мной возиться. Опускает руку вниз и, обхватив мое запястье, пытается вытащить ладонь из своих трусов.
– Это вышло случайно, ясно?! Я не успела сориентироваться. А ты воспользовался ситуацией!
– Ты текла, как сучка...
– Да, на Джимми. Я на него с семнадцати лет теку. Ты просто под рукой оказался, – пихает локтем в живот, и я с неё скатываюсь, – Если мне приспичит, в следующий раз я воспользуюсь своим пальцем.
Смотрю на раскрасневшееся лицо Турчанки, яркие губы и блестящие глаза и чувствую, как бурлящий в крови адреналин разбавляется убойным ядом. К ненависти и брезгливости примешивается похоть.
Боюсь, процесс необратимый. Зацепила чернявка.
– Мне похуй, на кого ты течешь, но.... – беру её руку и кладу на зажатый брюками и бельем стояк, – ты мне должна.
Вздрогнув, она ее выдергивает и спрыгивает с кровати. Я тоже поднимаюсь.
– Для этих целей у тебя есть твоя... горничная.
– Точно.
Развернувшись, направляюсь к выходу, на ходу расстегивая ремень и ширинку. Сунув ладонь в трусы, обмазываю член успевшими подсохнуть ее выделениями и толкаю дверь в комнату Карины.
– Адам?...
Увидев меня, откладывает телефон и поднимается на локте. На лице воодушевленная улыбка.
– Иди сюда. Быстро.
Она переворачивается на четвереньки, быстро ползет по кровати и, соскользнув вниз, встает на колени. Я наматываю ее волосы на кулак и загоняю в глотку по самые яйца.
Захрипев, она начинает кашлять и колотить меня по бёдрам.
– Заткнись!... Дыши, блядь!...
Долблю до потекшей туши и бегущей густым ручьем слюны изо рта. Перед мысленным взором бесовские темные глазищи стоят. Её запах врубает все тумблеры.
С-сука!
Кончаю, заставляя захлебываться спермой и, обернувшись на посторонний звук, вижу Турчатову в двери.
– Пошла отсюда! – рявкаю глухо.
Полоснув полным ненависти взглядом по моему лицу, она срывается с места и исчезает уже в следующее мгновение.
Карина, упав на ягодицы, ошеломленно смотрит снизу вверх. По щекам бордовые пятна расползаются.
Догадалась, что ли?
– Ты после неё?... Это как так, Адам?...
Я укладываю член в трусы и застегиваю брюки. Мышцы живота и ног всё ещё мелко подрагивают. Колени как желе.
– Собирай монатки, завтра возвращаешься в клуб.
– Нет! – вскрикивает она, – Нет, Адам, я не хочу! Мне здесь нравится!...
– Я всё сказал.
Выхожу за порог, но слышу брошенное вдогонку:
– Я тогда совсем уволюсь!
Мать твою, напугала!...
Скидываю одежду, принимаю душ и заваливаюсь на кровать. Под кожей все ещё свербит и жжет, в паху отчетливая пульсация. Нет удовлетворения, и не будет, пока раком ее не поставлю. Так-то имею полное право на первую брачную ночь. От неё точно не убудет.
Зажав пальцами переносицу, делаю три полных вдоха и лезу в телефон в поисках отчета, что предоставили нам наши безопасники и который я так и не нашел время прочесть.
В нем детские фото, краткая информация об успеваемости в школе, копии отличного аттестата и дипломов из художественной школы. О годах, проведенных в Европе, тоже не много, но кое-что интересное я нахожу.
Лукаш Лутрин, двадцать четыре года. Неоднократно был замечен в компании с Турчатовой, предположительно их связывали романтические отношения.
Романтические, значит?...
Открываю файл с его фото и вижу смазливого пацана с длинными, собранными в хвост, волосами. В ухе серьга, в руках гитара.
Вот на ком она практиковалась в изучении брендов мужских трусов? Может, и бежать к нему собралась?... Ну, пусть помечтает.
Глава 13
Ярослава
Сгустившиеся за окном сумерки погружают комнату в темноту. Молодой месяц на небе становится ярче, вокруг него загораются звезды – сначала самые крупные, а затем россыпь мелких.
Лежа на кровати на боку с прижатым к уху телефоном, я слушаю монотонный голос мамы.
– Там так хорошо, свежо, птицы поют.... А Маратик на памятнике такой молодой, красивый, – всхлипывает она, – на отца похож.
– Мам, он на тебя же походил?
– Нет-нет!... Взгляд отца и улыбка.
Я не спорю. Если маме так кажется, то пусть так и будет. Мое дело выслушать, поддержать и успокоить ее.
– И цвет волос, – добавляю тихо.
– Я была с ним всего полчаса, такое было распоряжение отца.
– Почему?
– Говорит, это опасно.
– Нет, мам. У Литовских с папой перемирие. Если за последние несколько недель он не нажил новых врагов, то никакой опасности нет.
– И ты им веришь? – восклицает приглушенно, – Думаешь, они не способны на подлость?! Они убили твоего брата, Яра!
– Я знаю!... Знаю!
– Или ты теперь на их стороне?
– Нет, что ты?!
Мама начинает плакать, я же, слушая её рыдания, растираю рукой центр груди. Там давят горечь и чувство вины.
– Ох, Ясенька! Я знаю, что Марат никогда не любил меня, но....
– Любил, мам!...
– Нет, отец ему всегда ближе был, а я так... – громко шмыгает носом, – но... как мне его не хватает, дочка! Как я скучаю!...
– Да, мам, я тоже.
На самом деле, Марат и меня никогда не любил. Я для него была кем-то вроде комнатной собачки, путавшейся под ногами. Родственной близости не было, разговоров по душам не помню и убийственной тоски, к своему огромному стыду, я не испытываю.
Но мама... Мне кажется, она тоже любила Марата больше, чем меня. Наверное, матери сыновей больше любят.
– Никогда их не прощу! Всю жизнь проклинать буду!
– Мам, не надо...
– И ты там осторожнее, дочка. Сиди тихонько в комнате и не выходи, – дает наставления шепотом, – С... этим вообще старайся не пересекаться. Не разговаривай, не смотри ему в глаза – целее будешь!
– Хорошо.
– Сейчас отец немного успокоится и обязательно придумает, как вернуть тебя домой. Держись, дочь!
– Да, мам... да.
Она отключается, я кладу телефон около подушки и зажимаю ладони коленями. Разговор с ней, как отрезвляющая оплеуха. Я стала забывать, что имею дело с преступником и убийцей.
Я слишком расслабилась.
Воспоминания из его запаха, голоса, жара тела и прикосновений придавливают к матрасу и перекрывают дыхание. По коже разбегаются мурашки.
Чёрт!...
Бесовщина какая-то! Мерзкий оборотень!...
Соскочив с кровати, обхожу её, возвращаюсь и встаю у окна. На улице темно, тихо и, наверняка, тепло.
Вынув из шкафа теплый костюм, быстро переодеваюсь и выбегаю из комнаты. По привычке затормозив у комнаты Карины, снова ничего не слышу, и бесшумно спускаюсь вниз.
– Куда собралась? – спрашивает Иван, выглядывая из кухни с бутербродом в руке.
– В магазин за хлебом. А то кое-кто его весь слопал!
– Кто? – удивленно хлопает глазами, – Я?!
– Гулять! – цежу сквозь зубы недоумку.
Напяливаю шапку, куртку и ботинки и, демонстративно хлопнув дверью, выхожу из дома.
На улице действительно тепло и свежо. Спустившись с террасы по ступеням, я останавливаюсь, чтобы набрать полную грудь воздуха. Успокоиться не помогает, поэтому, спрятав ладони в карманы, я медленно бреду вдоль дома до его угла и, помешкав немного, сворачиваю влево, шагая мимо выстроенных в ряд одинаковых гаражей в сторону будки охраны.
С заднего двора доносится лай собак. Волосы на затылке встают дыбом.
Направляясь в обратную от них сторону, я дохожу до небольшой лавки, на которой обычно курят охранники и, усевшись на неё, обнимаю себя руками.
Как я мечтаю выбраться отсюда! Боже мой, если бы кто-нибудь знал, как я хочу сбежать!...
Мама очень наивна, полагая, что отец станет рисковать хрупким миром с Литовскими и нарушать обещания, данные вышестоящим, ради меня. Он чётко дал понять, что ему моя судьба не интересна.
Поежившись, дую в застывшие ладошки и вдруг слышу, как высокие металлические ворота приходят в движение. Медленно откатываясь в сторону, они открывают проезд для двух черных внедорожников.
Ксеноновый свет бьет в глаза и между рёбер. По коже живота проходит нервная вибрация.
Явился.
Закусив обе губы, я быстро пересаживаюсь на край скамейки и поворачиваюсь так, чтобы быть к въезжающим джипам спиной.
Слышу короткий сигнал клаксона, приветственные выкрики охранников и шелест гравия под их ботинками. Машины, проехав мимо меня, останавливаются у въезда в гаражи, и я по-детски снова отворачиваюсь в противоположную сторону.
Раздаются хлопки дверей и приглушенные мужские голоса, среди которых я узнаю Литовского.
Понимаю по интонации, что он дает указания, а затем моих ноздрей касается запах никотина. Я морщу нос.
– Иди сюда, – неожиданно произносит он.
Замерев, я навостряю уши. Это он мне, или собака из вольера выбежала?
– Эй, слышь, жена!... Идём домой, зад отморозишь.
Мне.
Поправив шапку на ушах, я даже не думаю откликаться. Пусть катится к чёрту! Прямиком к своей горничной!
Вытянув руку перед собой, сгибаю пальцы и любуюсь, как переливается в лунном свете свежий лак на ногтях.
До чего же красиво!
Однако в следующее мгновение запах табака становится гуще, а ещё через секунду в поле моего зрения появляются обтянутые черными брюками ноги и бедра и открывающее вид на белую рубашку расстегнутое пальто. Пряжка его ремня блестит ярче, чем мои ногти.
– Я решил, ты меня встречаешь.
– Не тебя.
– Не в духе? – спрашивает насмешливо.
– Забей. Мама звонила. На могилу к брату, которого вы убили, ездила.
Вижу направленную в сторону густую струю дыма и летящий в урну окурок. А затем Литовский опускается на корточки и опирается локтями в свои колени. Полы короткого пальто касаются бетона.
Мне приходится смотреть в его волчьи глаза.
Признаться, выдержать его не просто. Он из тех, кто умеет ломать людей одним только взглядом. Этому невозможно научиться. Это в тебе либо есть, либо нет.
В Лютых это заложено, очевидно, с рождения. Они пришли в этот мир, чтобы подчинять и продавливать.
– А я со свадьбы брата, которого чуть было не убили вы, приехал, – проговаривает тихо и без улыбки.
– Это не правда! – восклицаю с уверенностью, которую на самом деле не чувствую.
Сцепив зубы до выступающих желваков, Адам поднимается на ноги и, развернувшись, направляется в сторону дома.
– Разреши мне встретиться с родителями! – кричу в удаляющуюся спину.
– Не убедительно просишь.
Глава 14
Ярослава
– Можешь разговаривать? – раздается в динамике осторожный голос Лёни.
Проверив защелку на двери ванной, я опускаюсь на крышку унитаза и, нервно облизав губы, отвечаю:
– Да. Слушаю.
– Как твои планы на счет побега? Не передумала ещё?
– Нет!... А что? Ты придумал что-то? Или папа решился?
Он глубоко вздыхает и понижает голос до грани слышимости. Мне приходится прикрыть телефон ладонью.
– Есть вариант, Яська. Хороший. Я помогу, если ты действительно готова бежать.
– О, боже!
– Ты готова?
Готова ли я?
Не знаю. Не знаю, чёрт возьми!...
– Отец в курсе?
– Нет, – говорит Ленька шепотом, – он вообще не при делах.
– То есть... Подожди, если я сбегу, то у него могут быть серьёзные проблемы, так?...
– Его телефоны на прослушке, каждый шаг контролируется. Он легко докажет, что не имеет к твоему исчезновению никакого отношения.
– Ладно... Хорошо... Как и когда я смогу убежать?
– В эту субботу в одном из загородных отелей состоится закрытый прием. Будут важные гости из Москвы и Дагестана. Присутствовать должны все.
– В эту субботу? Уже через три дня?! – выстанываю я, – Как я туда попаду, Ленечка?! Ты думаешь, он возьмет меня с собой?!
Я знаю эти приемы, они проходят стабильно раз в год примерно за месяц до Нового года. Что-то типа закрытой вечеринки для избранных, куда важные люди приходят парами. Это единственное мероприятие, на которое отец берет маму с собой.
Она его терпеть не может, и ждет с содроганием каждый год.
– Я не знаю, Ясь, как, но ты должна там быть!
– Но он даже слушать меня не хочет!
– Проси. Умоляй, – говорит он вкрадчиво, – Прояви женскую хитрость. Сделай так, чтобы у него не было причин не взять тебя с собой.
Проведя дрожащей рукой по колену, я поднимаюсь на ноги и смотрю в свое отражение в зеркале. Выгляжу как припадочная – на щеках и шее яркие красные пятна, а глаза в два раза больше обычного.
– И ты поможешь мне уехать?... Как?
– Да, я уже все продумал.
– Правда?! Лёнька, я тебя обожаю!
– Народу будет туча. Около трех сотен человек, – рассказывает он, – Затеряться будет не сложно. Выйдешь из отеля, сядешь в неприметный седан, который привезет тебя ко мне.
– Нас же сразу вычислят! Это же Лютые!...
– Блин, Яська!... – вдруг раздражается он, – Ты мне доверяешь или нет?!
– Доверяю! Но...
– Я с рождения в этой сфере. Уж поверь, спрятать человека мне под силу!
– Лёня!... Если это так, то... то я тебя расцелую, Лёнь!
– С языком?
– С языком! Обещаю!...
– Я запомнил, – усмехается в трубку, – Слушай дальше.
– Да-да! Говори!
– Отсидимся немного в одном месте, и тебе придется выехать за границу.
– А документы? Отец отобрал всё и передал Литовскому.
– Документы будут, не волнуйся.
– Поддельные?
Я знаю, что такое практикуется. У отца и всех членов нашей семьи всегда были комплекты документов на другие имена на случай непредвиденных обстоятельств.
– Не подкопаешься.
– Я уеду в Европу?
– Да. У тебя есть сбережения?
Я прикидываю, сколько на моем счету, и сама себе киваю.
– Есть немного. Карта не заблокирована.
– У меня тоже есть, я помогу.
– Я работала, пока училась там. В принципе, думаю, не пропаду.
– У тебя же там и парень есть, да?...
Я замираю на некоторое время. Пытаюсь вспомнить, когда и что именно рассказывала Лене про Лукаша. Наверное, цепляла в виде подкола, заставляя ревновать.
На самом деле, никого у меня там и нет. Слишком легко он смирился с тем, что я возвращаюсь в Россию, и после этого написал всего пару раз. Мне остается хвалить себя за то, что наши отношения не успели зайти слишком далеко.
– Да-а-а-а... Лукаш.
– Скучаешь, наверное?
Я мешкаю, судорожно думая, как ответить правильно. Леня же сам говорил мне про женскую хитрость.
– По тебе, Ленечка, я сильнее скучаю, – проговариваю грустно, – Каждый день только о тебе и думаю. Ведь ближе тебя у меня никого нет.
Хрюкнув, Леня замолкает, а я продолжаю:
– Так соскучилась, Лень!... А ты?
– Я?... – переспрашивает вмиг охрипшим голосом, – И я.
Сжавшись от тревоги моё сердце, колотится прямо в горле, и руки от волнения потеют. Я разберусь, как быть с ним, если выберусь отсюда. Главное – выбраться.
Ещё раз выслушав наставления о том, что мне следует найти подход к собственному мужу, я отключаюсь. Кладу телефон на полку и тщательно умываюсь холодной водой. Кожа приобретает свой нормальный цвет, но взгляд остается перепугано-диковатым.
Мне даже представить страшно, какую цену он запросит за этот выезд.
Тем не менее, я должна попытаться.
Распустив хвост, я тщательно расчесываю волосы и красиво рассыпаю их по плечам. Затем возвращаюсь в комнату и переодеваюсь в то платье, в котором ходила в его комнату. Мне кажется, оно ему понравилось.
Ещё раз бросив взгляд в зеркало, я сама себе желаю удачи и выхожу из комнаты. Быстро спускаюсь на первый этаж и нахожу Ивана на кухне.
– Добрый вечер.
Наливая в стакан воду из графина, он посылает мне хмурый взгляд и даже не удостаивает ответом. Мне все равно, потому что сегодня я шёлк и сама кротость. Поэтому, улыбнувшись, спрашиваю:
– Адам Викторович уже дома?
– Дома. В кабинете.
– Спасибо.
С подозрением сузив и без того маленькие глазки, он осматривает меня всю ещё раз. Добродушно хмыкнув, я заправляю за ухо прядь волос, и иду в крыло дома, где расположен кабинет Литовского.
Он там. Я понимаю это по сгустившемуся воздуху и вибрирующей, почти осязаемой, энергетике.
Невольно пропустив в её через себя, я срываюсь на дрожь и зябко растираю предплечья.
– Можно? – спрашиваю, постучав в дверь и сразу открыв её.
Лютый сидит на диване, откинувшись на его спинку, и смотрит в экран телефона. Во второй его руке бокал со спиртным, в ушах наушники. Из одежды на нем только черные спортивные брюки без ремня и круглый кулон на серебряной цепочке.
Неужели, музыку слушает?
Наведя на меня прицел холодных глаз, медленно моргает. Мне становится по-настоящему жутко.
– Заходи.
Есть шанс убежать, уверена, он не станет останавливать. Но... сегодня я не могу позволить себе этой слабости.
Ступив через порог, я прикрываю дверь и заставляю себя улыбнуться.
– Как прошел день? – интересуюсь кротко.
Склонив голову набок, он откладывает телефон, вынимает наушник из уха и подзывает меня пальцем. В сковавший мышцы ледяной ужас тонкой струйкой втекает кипяток. Контраст ошеломляет.
Я добровольно иду в пасть к хищнику?...
Глава 15
Ярослава
Несмело делаю пару шагов и останавливаюсь. По мере приближения жжение на моей коже становится невыносимым. Проникающий в грудь горячий воздух обжигает лёгкие. Однако вместе с тем по спине вдоль позвоночника струится животный страх. Я его боюсь.
– Зачем пришла? Хочешь предложить вместе посмотреть кино?
Тусклое освещение немного смазывает черты его лица, рисуя тени вокруг глаз и около упавшей на лоб волнистой пряди. Вибрации низкого голоса пробирают до нутра.
– Нет... Вернее.... Я хотела поговорить кое о чём.
Чуть съехав бедрами вниз, он проводит языком по верхним зубам и отправляет взгляд прогуляться по мне. По шее, открытым ключицам и рукам, по подолу платья и обнаженным коленкам, которые тут же превращаются в мякиш.
– Говори, – расставляет ноги шире и касается моего бедра.
– Я хотела поговорить... – заикаюсь глупо, – В общем, я хотела спросить у тебя....
– Чего ты мямлишь?
Неожиданно подавшись вперед, он обхватывает моё предплечье и тянет на себя. Потеряв равновесие, я лечу вперед и падаю на твердую грудь Литовского. От контакта моих ладоней с его кожей разбивает паралич.
Поддев под коленями, он вынуждает согнуть ноги и усаживает меня лицом к себе. Первый же судорожный вдох приносит запах тестостерона и резкого парфюма.
Инстинктивно отклоняясь назад, я смотрю на его яркие губы.
– Вот теперь говори.
Говорить? Как?! О чем?
От потрясения мои голосовые связки завязались в узел, а язык намертво присох к горлу. Я при желании даже мычать не смогу.
– Что ты хотела спросить, Яра?
Тяжелая мужская ладонь опускаются на мое бедро, а острый взгляд буквально вспарывает сознание. На миг мне кажется, что он знает обо мне всё. Все замыслы и тайные надежды.
– Можно.... я пересяду?
– Нельзя.
Разболтав лед в бокале, он отпивает немного спиртного, а затем кладет руку на основание моей шеи и, не спеша, тянется к моим губам.
Сердце перестает биться. Оцепенев, я наблюдаю, как приближается его лицо. Спустя мгновение он прижимается к моему рту и, вынудив разомкнуть челюсти, вливает в него алкоголь.
От крепости напитка полость рта вмиг немеет.
– Глотай.
Большой палец руки, удерживающей мою шею, давит под подбородком, а когда я проглатываю виски, медленно ползет вниз вдоль горла.
Жидкий огонь разливается по груди и наполняет живот тяжестью. Мои веки опускаются.
– Лучше?
Киваю.
– Ты была слишком напряжена. Говори.
Я слизываю с губ терпкий вкус и сглатываю остатки напитка. Подушечка большого пальца Адама вырисовывает круги на моей шее.
– В субботу ежегодный прием. На нем будут мои родители.
– И?...
Смотрю на его губы. Теперь я знаю, какие они на ощупь. Твердые. А его щетина жесткая и колючая.
– Возьми меня с собой. Пожалуйста.
Поставив бокал на деревянный подлокотник, Литовский задумчиво закатывает глаза и кладет руку на мою талию. Сжимает её, пальцами позвонки на пояснице нащупывает.
В голове становится легко и пусто. Это очень крепкий виски.
– Не вижу ни одной причины делать это. Зачем ты мне там нужна, Ярослава?
– Я твоя жена, – напоминаю тихо, – Туда принято ходить с женами.
– Жена?... Разве?
– Да, – подтверждаю беззвучно.
Хмыкнув, оглаживает ягодицу и легонько ее сжимает.
Господи, боже мой!... Он же не заставит меня трахаться с ним?! Я не буду!
И тут, накрыв другой рукой вторую мою ягодицу, Литовский толкает меня на себя. В промежность втыкается бесстыже громадный бугор. В панике я упираюсь ладошками в его каменные плечи. В голове взвывают сирены.
– Пожалуйста.... – ною жалобно, – Пожалуйста! Я так скучаю по маме!...
– И папе?
– И папе!
По стальному блеску в глазах вижу, что не пронимают его мои мольбы.
Бесчувственный отморозок!
– Я буду достойно вести себя там! Клянусь!... Тебе не придется краснеть за меня!
– Я не умею краснеть.
– Я тебя очень прошу, Ада-а-ам!...
– Даже не знаю, Яра, – с сомнением качает головой, а я жадно впитываю каждый его жест, потому что не понимаю ни черта.
Литовский как сундук, закрытый на три амбарных замка – ни за что не угадаешь, что он думает и чувствует.
– Пожа-а-алуйста!... – пищу, внутренне содрогаясь от страха и острых ощущений, что вызывает упирающаяся между ног эрекция.
Полоснув холодом по моему лицу ещё раз, он проявляет интерес к моим губам. Лениво, будто с неохотой, разглядывает их, а затем подушечкой большого пальца касается уголка.
Мое дыхание застревает в горле плотными пузырями.
– Ты возьмешь меня?
– Взять тебя? – переспрашивает он, и я запоздало понимаю, как двусмысленно это звучит.
– На прием.
Ведя пальцем на контуру нижней губы, молчит.
Мои нервы, натянутые до предела, оглушают своим звоном. Как я его ненавижу!
– Мне поцеловать тебя?
Густая бровь взлетает вверх, и от меня не укрывается полыхнувший в темно-серых глазах огонь, который обжигает и меня тоже. Вспыхнувший на долю секунды, он тут же исчезает за коркой льда.
– Попробуй, – бормочет малозаинтересованным тоном.
– И ты возьмешь меня на прием?
– Посмотрим...
– Мне точно надо знать.
Внезапно скользнувший между нами холод сильно пугает. Я сильно перегибаю.
– Ты меня утомила.
– Боже!... – выдыхаю тихо и, скользнув руками по его плечам, обнимаю шею, пока он не скинул меня со своих колен.
Когда между нашими лицами остается всего несколько сантиметров, я прикрываю глаза и прижимаюсь к твердым губам.
Адам не шевелиться, однако реагирует его член – дернувшись, втыкается в меня ещё сильнее.
Долбанная идиотка. Я играю с огнем.
Раздавит... Раздавит, как муху!
Отстраняюсь, чтобы посмотреть в волчьи глаза, и снова целую. Ощупываю своими губами его рот, и мне не нравится, потому что никогда прежде не приходилось целовать человека, который не целует в ответ.
Это ужасно унизительно.
– Это всё? – интересуется, когда я выпрямляю спину и убираю свои руки.
– Всё.
– Ебанутая, – жестко усмехнувшись, Литовский впивается пальцами в мои скулы и, вынудив открыть рот, толкается в него своим языком.
Я хватаюсь за его предплечье и пытаюсь сопротивляться, но слышу лишь утробный рык. Вторая его рука накрывает мой затылок, и я оказываюсь в тисках, шанса из которых выбраться самостоятельно, нет.
Обмякаю и начинаю чувствовать.
Вкус виски и лайма, упругое скольжение сильного языка и сумасшедшее, шокирующее до самых глубин сознания, возбуждение.
Осторожно прильнув, я инстинктивно подстраиваюсь под него. Обвиваю руками шею и отвечаю на движения его языка.
Мы целуемся.
Я целуюсь с Литовским!...
Факт, способный вызвать сотрясение мозга, но чуть позже. Не сейчас.
Сейчас мы целуемся так, словно реальные муж и жена и вот-вот займемся сексом!
– Пососешь?... – вдруг спрашивает тихо, – Тогда точно возьму.
– Что?!
– Отсоси мне.
Циничные слова отрезвляют как пощечина. Оттолкнувшись от каменных плеч, я спрыгиваю с его колен и без оглядки несусь к выходу.
– Будешь сосать, – толкает в спину несдержанный смешок, – никуда не денешься.
