Текст книги "Визажистка"
Автор книги: Ольга Клюкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Всякому овощу – свое время, – коротко сказал Старче, окинув хозяйку таким ледяным взглядом, от которого та сразу съежилась.
– Георгий Александрович, а вы с прошлого раза как будто бы еще больше похудели, – помолчав, вздохнула Юлия Семеновна, изо всех сил стараясь голосом выразить участие. – Продолжаете по-прежнему бегать от врачей?
– Зачем мне твои врачи? – надменно поднял брови Старче. – Я и без них знаю, что скоро умру. И ты сама знаешь, что у меня рак. Что они могут сказать нового?
– Но я не это имела в виду, – замешкалась племянница.
– Надеюсь, – коротко ответил Старче и снова замолчал.
Он по-прежнему сидел не шевелясь, с прямой спиной, опираясь обеими руками на трость с наконечником в виде львиной головы. И при этом словно продолжая обдумывать какую-то одну бесконечную думу.
– А я ведь не просто так к тебе зашел, а по делу, – наконец проговорил старик, снова в упор уставив на племянницу свои леденистые глаза. – Я сегодня был у Таси, и она мне на вас снова пожаловалась…
– Ну конечно! Она пожаловалась, а вы ее больше слушайте! – темпераментно воскликнула Юлия Семеновна. – Мы купили ей все необходимые, самые новые лекарства по безумным, фантастическим ценам, я самолично наняла сиделку. Таисии Александровне постоянно приносят фрукты и все, что она попросит. Что еще нужно?
– …и она мне на вас пожаловалась, – продолжил Старче свою речь с того же самого места, на котором его прервали патетической вставкой. – Сначала о родных детях: Марк заходит ровно на пять минут, и то все это время смотрит на свои идиотские часы…
– Швейцарские, между прочим, – не удержалась от реплики Юлия Семеновна.
– Не буду ничего говорить про тебя, – несколько повысил голос Старче. – Ты – дочь, и у вас с Тасей свои отношения, которые мне никогда не были понятны. Диночка теперь далеко – этой темы я тоже сейчас не хочу касаться. Получается, что, вырастив троих детей – а я знаю, чего ей это стоило! – моя сестра оказалась в изоляции…
– Никто не спросит, не знает, как мне… – начала было Юлия Семеновна, и глаза у нее моментально увлажнились от жалости к себе. Но, увидев, как грозно сдвинулись белоснежные брови дядюшки, она прервала свои всхлипы, покорно уставилась на свою нервно раскачивающуюся ногу в атласной тапочке.
– Но больше всего моя сестра страдает от того, что за целый месяц к ней в больницу ни разу не заглянул ее любимый внук, Олег. Именно об этом я и зашел у тебя узнать.
– А что я могу вам сказать? – нервно вскинулась Юлия Семеновна. – Олег – уже взрослый человек, и он сейчас очень занят, учится…
– Я в курсе, где, благодаря кому и за сколько учится ваш сын, – с холодным спокойствием произнес старик. – И сколько денег приходится платить, чтобы он продолжал числиться в институте. Меня интересует сейчас не этот вопрос. Олег должен заходить к бабушке хотя бы один раз в неделю, но желательно все же два.
– Да он сюда, в родной дом, порой неделями не заходит! Я сама с ним только по телефону общаюсь!
– Это ваши проблемы. Меня они не касаются. Я свое слово сказал, ваше дело – принимать либо не принимать мои замечания к сведению, – сказал старик, рывком поднимаясь с кресла. На этот раз трость послужила ему чем-то вроде рычага. – Вот за этим, собственно, я и приходил.
И, пристально посмотрев на Веру, которая за все время его присутствия не сказала ни слова, сердитый Старче покинул гостиную.
– Старый маразматик! – громко воскликнула Юлия Семеновна, возвращаясь в комнату, когда в прихожей захлопнулась входная дверь. – Боже, ну почему на меня сразу все сегодня валится! Кто его сюда только принес? Дома ему не сидится – так и шастает по нотариусам что-то исправлять в своем завещании и нас всех держит на крючке! Попробуй вытури его сейчас! Знаешь, сколько это будет стоить? Э-э, ты этого и представить не можешь! «Ваше дело – принимать либо не принимать мои замечания». Если бы!
– Я пойду, – не выдержала Вера, направляясь в прихожую. – Вы мне обещали адрес написать, куда послезавтра приходить, или хотя бы телефон…
Зачем ей знать про чужие деньги, вникать в чьи-то дрязги и болезни? Со своими бы как-нибудь разобраться.
Вера торопливо вышла из дома и увидела, что возле подъезда стоит старинная белая «Волга» с приоткрытой дверцей, в салоне которой величественно восседает все тот же нелюбезный дядюшка Юлии Семеновны.
– Вас подвезти? – спросил он Веру в своей обычной, резкой манере, без особой любезности в голосе.
– Не нужно. Мне недалеко.
– Безразлично куда, – понял по-своему ее ответ Старче. – Я никуда не тороплюсь. Садитесь. Мне хотелось бы с вами кое-что обсудить, я вас тут нарочно дожидался.
– А если бы я там до вечера засиделась?
– А, бросьте, пожалуйста. Видно было, что вы там как на иголках сидели, не знали, как сбежать…
«Все лучше, чем толкаться в автобусе», – решила про себя Вера, усаживаясь рядом со сварливым стариком на заднее сиденье автомобиля, больше похожее на старомодный диван из бордового плюша.
Машина была старой, но непривычно уютной, в духе шестидесятых годов. Она легко тронулась с места и поехала по дороге медленно-медленно, с какой-то сновиденческой скоростью.
– Не удивляйтесь, это я так гуляю, на колесах, – пояснил старик, похлопывая сзади по плечу молчаливого шофера. – На ногах хуже получается. Надеюсь, вы не слишком торопитесь? Погуляем вместе? Давно я не ходил почти что под ручку с молодой девушкой.
– Да нет, не тороплюсь, – отозвалась Вера.
Старец замолчал, и Вера тоже отвернулась к окну, разглядывая улицы, которые неожиданно приобрели волнующий весенний вид.
Днем внезапно выглянуло солнце, снег начал слегка подтаивать, впервые робко закапало с крыш, с реактивной скоростью забегали по дворам коты – и все вместе это рождало ни с чем не сравнимое предчувствие весны, от которого счастливо начинало ныть сердце.
«В конце концов, это у него был ко мне какой-то разговор, вот пусть и говорит, – лениво подумала Вера. – Я к нему в машину не напрашивалась. А где-то по городу сейчас, наверное, ходит Александр, – вдруг пришло ей в голову без всякого перехода. – Или разъезжает на своей кофейной машине. Может быть, он даже мчится нам навстречу и сейчас меня увидит…»
– Послушайте, это вы сегодня так уродливо раскрасили Юлию? – наконец нарушил молчание Старче. – Она сегодня больше обычного была похожа на ведьму.
– Нет, я не успела, – улыбнулась Вера. – Она сама.
Не отрываясь от окна, Вера теперь выискивала глазами на улице машины цвета кофе с молоком, и ей сейчас, пожалуй, трудно и даже невозможно было бы испортить настроение.
– Это хорошо, – сказал Старче. – Я так и подумал, что не вы. Так вот что я хотел спросить: приходилось ли вам когда-нибудь по своей работе иметь дело со старыми, я подчеркиваю – очень старыми лицами? Например, как у меня?
– Как ваше? – оглянулась Вера и посмотрела в изможденное лицо человека, которому, похоже, было уже за восемьдесят. – Нет, никогда.
– Это хорошо, – одобрительно отозвался Старче и даже улыбнулся какой-то особой, весьма своеобразной улыбкой – одними уголками твердых голубоватых губ.
«Это точно хорошо, – подумала про себя Вера. – Что можно сделать с таким лицом? Непонятно, к чему он клонит».
– В таком возрасте, когда стоишь одной ногой в могиле, глупо думать о том, как ты при этом выглядишь. Вы ведь это хотели сказать? Морщины, как у меня, утюгом не разгладить. Правильно я говорю?
– Да нет… Не то чтобы… Но в общем примерно так, – пробормотала Вера неопределенно – почему-то врать этому старику с прозрачными глазами было на редкость трудно.
– Я и сам это знаю. Но проблема заключается в том, что раз в неделю мне приходится выезжать в город – в больницу к сестре, в банк или к моему нотариусу, – и всякий раз люди, с которыми я встречаюсь, наперебой рассказывают мне о том, как я постарел и ужасно выгляжу. И вообще удивляются, что я до сих пор еще не лежу в могиле. Да вы и сами могли сейчас в этом убедиться.
– Вы явно преувеличиваете, – заметила Вера.
– Ничего подобного. Наоборот, скорее преуменьшаю. Ведь всем нравится доставлять себе маленькие удовольствия, особенно напоследок, под занавес… В общем, мне нужно, чтобы кое-кто, я не буду сейчас говорить, кто именно, думал, что я еще ничего, крепкий старикан. По крайней мере до того, как я закончу одно важное для себя дело. Именно что для дела нужно.
Старец снова замолчал и на некоторое время впал в задумчивость, оцепенел.
А Вера увидела, как в этот момент их обогнала машина цвета кофе с молоком, и прильнула к окну. Нет, за рулем, увы, сидел не Александр, а какая-то молодая незнакомая женщина.
Вера вспомнила, как нежно держал Александр под руку на банкете свою спутницу, и сразу почувствовала, что у нее начало портиться настроение. А может быть, это происходило из-за невнятных, тоскливых речей ее странного спутника?
«Ну что тебе надобно, Старче?»
– И вот что мне пришло в голову, причем только что, – продолжил Старче. – Мыслю, стало быть, существую! А что, если бы всякий раз перед выходом в город кто-нибудь, допустим вы, немного подготавливал бы мое лицо… так сказать, для обзора? Наверное, это покажется глупым… Но это очень бы мне помогло. Как вы думаете, наша хитрость может получиться?
– Почему бы и нет? Даже если только поработать одними румянами…
– Нет-нет, не нужно никаких подробностей, – прервал Старче. – Я ничего этого не хочу знать. А то я сразу начинаю чувствовать себя невестой на выданье или кем-то в этом духе. Это ваше дело, что и как вы там будете делать. Меня интересует только конечный результат. Два дня в неделю: среда и пятница. Вам эти дни подходят? Примерно в десять утра. Оплата – по самому высокому тарифу, сколько там у вас бывает. Желательно, чтобы про наши раскраски никто не знал, так будет лучше. Годится?
– Вполне, – сказала Вера, вспомнив, что пока в ее рабочем графике – сплошь пустые клетки. Но чтобы Старче не подумал, что она уж вовсе не имеет клиентов, торопливо добавила: – Только в пятницу я свободна не всегда. Свадебный день – иногда выпадает много работы.
– Договорились, – кивнул старик. – Юлия как-то говорила, что она платит своей сумасшедшей Альбине, которая за год сделала из нее настоящее пугало, сто долларов за вызов. Врет, разумеется, как всегда. Если у нас все пройдет хорошо, то я каждую неделю буду вам понемногу плату прибавлять. Как в советские времена – помните систему коэффициентов за ударный труд? Я сегодня наблюдал за вами. А потом подумал, что именно с вами у нас могло бы получиться.
– Почему? – простодушно поинтересовалась Вера.
– Вы умеете хорошо молчать, – сделав паузу, ответил Старче. – В наше время это большая редкость. И еще – ваше присутствие меня почему-то совершенно не раздражает. А это уж вовсе большая редкость, признаться, я давно не испытывал ничего подобного.
– Спасибо. Для меня это хороший заказ, но я хотела спросить… – начала Вера и вдруг замолчала на полуслове.
– Договаривайте, о чем вы, Вера, хотели узнать? – спросил Старче, и Вера отметила, что он не забыл ее имя.
– Моя мама уже немолодой человек, она сейчас на пенсии и не всегда может себе позволить купить шоколадных конфет…
– Я понял ваш вопрос, – спокойно проговорил Старче. – Не скрою, я достаточно богатый, скажем так – обеспеченный по нашим временам человек. В свое время я занимался нефтью и сумел не подарить всех денег государству. А сейчас мне осталось настолько мало жить, что я могу позволить себе любую прихоть, если она способна хоть на миллиграмм поднять мне настроение, а тем более помочь делу. Вот, скажем, как с нашим планом.
Вера вдруг вспомнила холодное лицо Валета и почувствовала жалость к этому незнакомому ледяному старику, который сейчас так спокойно, бесстрастно говорил о своем конце, словно речь шла о постороннем человеке и сам он просто терпеливо досматривал до конца длинное представление под названием «жизнь». Комическое и трагическое одновременно, с множеством главных и второстепенных персонажей, импровизационных вставок и с неизменно четким финалом.
– Значит, до среды, – уточнил Старче, когда машина остановилась возле дома Веры. – Буду вас ждать в десять утра. Вот визитка – здесь адрес, номер кода. Приходите.
Дома на Веру прямо в дверях набросился Антоша, повис на шее и счастливо замер, уткнувшись в холодное пальто.
– Уйди скорей, ушки застудишь! – прикрикнула на него выглянувшая из комнаты мама. – Ты где так долго была, гулена? Мне уже идти нужно. Что с работой? Антошка сегодня хорошо поел, нужно завтра ему еще творога купить… Так как, говорю, с работой?
– Нормально. Устроилась.
– Ладно, потом расскажешь – я и так уже опаздываю. Сколько хоть часов в неделю?
– Часов? Пока не знаю…
– Вечно тебя в твоей школе лишними часами нагружают. А мы с Анастасией сегодня договорились к одной женщине пойти – она крючком удивительно вяжет. Я и так задержалась тут с тобой… – сразу же засобиралась мама. И Вера поняла, что не сможет сегодня поделиться с ней своими сомнениями и рассказать, что теперь она будет работать вовсе не учительницей, а…
Да и нужно ли это? Мама ведь только испугается, скажет, что все это чистая авантюра. И будет совершенно права, разумеется.
– Ну как – уже освоился в новой квартире? – спросила Вера сына, как только они остались одни, сели на диване в обнимку.
– Мы же ремонт хотели делать, – вспомнил Антон. – Чтобы красивее было. Я после школы к Димке за тетрадкой заходил – знаешь, как у них в коридоре все сверкает. Там у них вообще все здорово, не то что у нас!
– У нас еще лучше будет, – пообещала Вера. – Потом. Скоро.
– Мамуль, а можно, я прямо сейчас начну ремонт делать? – вскочил Антон, который совершенно не умел сидеть долго на одном месте и всегда хотел все начинать прямо сейчас, не откладывая ни на какие «потом».
– Делай, – разрешила Вера. – Можешь пока в коридоре старые обои отрывать – все равно скоро придется.
– Ура! – громко закричал Антоша. – Это же, мамочка, моя любимая работа. Только я долго буду, пока не устану. А по телевизору как раз сейчас мультики будут.
– А обои?
– Так я все вместе буду делать – глазами смотреть, руками отрывать, – удивился непонятливости мамы Антон. – А ртом конфеты есть.
Только теперь Вера остро ощутила, как за эти дни она соскучилась по неугомонной воркотне сына – чуть ли не до слез. Так приятно все же заниматься самыми простыми, нехитрыми делами – например, сочинять какой-нибудь ужин, а не новую свою невообразимую жизнь.
Когда она вернулась в комнату, Антошке уже надоело бороться со старыми обоями, и теперь он лежал на ковре перед включенным телевизором, глядя на расставленных на полу солдатиков и время от времени переводя задумчивый взгляд на экран.
Шла программа местных криминальных новостей. Раньше Вера ее никогда не смотрела, а теперь поневоле уселась перед телевизором на диван.
«Вот сейчас скажут: разыскиваются трое, похитившие из городского морга труп известного в городе бандита по кличке Валет. Особые приметы преступников: молодая женщина, на вид лет двадцать пять… Составлен фоторобот. А Антоша сейчас поднимет от игрушек глаза и скажет: “Мамочка, да это же вылитая ты!”» – закрутилось у Веры в голове.
Однако по телевизору пока шел сюжет про подпольный завод «левой» водки, который обнаружили прямо в центре города, на улице Кутякова.
Неожиданно на экране появилось знакомое лицо, и Вера с интересом прислушалась.
«– Подобные случаи должны нас постепенно чему-то учить, – узнала Вера каркающий голос Марка. – Потому что на отр-р-раве, которую здесь изготавливали, были фирменные этикетки импор-р-ртных винно-водочных изделий. А вы спр-р-росите этих двух лиц кавказской национальности, которые оказались под арестом: почему они не пытаются фальсифицировать пр-р-родукцию нашей фирмы «Алкей»? И они вам скажут – потому что благодаря нашей продуманной политике в области этикеток и акцизных мар-р-рок это попросту невозможно…
– Но обычно преступники пытаются подделывать те изделия, которые пользуются у населения повышенным спросом, – попытался вставить свое слово худенький длинноносый телеведущий, но сейчас у него почему-то это плохо получилось.
– А сейчас я вам конкр-р-ретно докажу, каким спросом пользуется у населения отечественная, местная пр-р-родукция фирмы «Алкей», – тут же прервал его Марк. – И в особенности дешевые, но высококачественные, так называемые винные напитки, водочные изделия, пор-р-ртвейны. Докажу, так сказать, языком цифр-р-р…»
И дальше, пользуясь случаем и даровым эфирным временем, Марк плавно перешел на рекламу своих винно-водочных изделий, совершенно не обращая внимания на слабое сопротивление ведущего.
Потом пошла и прямая местная реклама: на экране весело запрыгали макаронины, распевая, какие они вкусные и неповторимые. Затем улыбающаяся во весь рот девушка с испуганными глазами, осторожно облокотившись на кожаный диван, скороговоркой рассказала о преимуществе дорогой мебели из Италии. Устроители городского конкурса красоты приглашали для участия в шоу новых спонсоров и перечисляли уже существующих, среди которых фигурировала фирма «Алкей».
«Надо же, я и заметить не успела, как оказалась в самом эпицентре событий, – снова удивилась про себя Вера. – И все из-за новой квартиры, не иначе. Нет, определенно – такое со мной началось сразу же, как только я сюда переехала. Ну, Ленка…»
– Мам, а там под обоями какая-то картинка была. Я не стал отдирать, потому что она красивая, – вдруг поднял голову от солдатиков Антоша и тут же переключился на свою армию. – Огонь! Пли! Огонь!
– Какая картинка? – не поняла Вера.
– Нормальная. Я же сказал – красивая. Ну, там, в коридоре, где пальто висят. Ты сама погляди, – сказал Антон, которому неохота было отрываться от игры. – Она все равно не отдиралась.
– Если не поддается, водичкой надо, – посоветовала Вера и пошла в коридор убрать с пола куски старых обоев.
Рядом с вешалкой в прихожей действительно белела какая-то картинка, приклеенная прямо на стену с потрескавшейся штукатуркой, что-то наподобие детского рисунка.
Вера включила в коридоре свет и пригляделась – нет, на самом деле это был очень профессиональный, можно даже сказать, мастерски выполненный графический рисунок, на котором был изображен стол с разложенными на нем предметами – трубка, карандаш, лист бумаги, маленькая безрукая статуэтка Венеры Милосской. Внизу под рисунком стояла размашистая роспись: «H. Matiss».
– Анри Матисс, – автоматически перевела Вера, и только теперь до нее дошел смысл этих слов.
«Да нет, не может быть, бред какой-то! – вихрем пронеслось в голове. – Как – Матисс? Здесь? У меня дома? С какого перепуга? Полный бред!»
Вера вернулась в комнату, достала с полки художественный альбом, где, в частности, был раздел французской живописи начала века, и ее невольно бросило в жар. Под иллюстрациями наиболее знаменитых работ Анри Матисса можно было различить точно такую же подпись, лишь свое имя великий художник иногда подписывал полностью, а иногда сокращал.
– Антоша, ты смотри не трогай этот листик. Я его пока загорожу, чтобы не испачкать, – сказала Вера сыну, еще раз вглядываясь в линии, в которых чувствовалась уверенная рука мастера, удивительная раскованность и одновременно – точность, осознание формы.
– Что ты, мам, – отозвался из комнаты Антон. – Я сам не стал его рвать. Он даже какой-то бумажкой был сверху шелестящей накрыт.
– Какой еще бумажкой? – снова удивилась Вера, но, приглядевшись к обрывкам обоев, поняла, что сын имел в виду. Под старыми зелеными обоями в цветочек, которые неизвестно сколько лет прослужили бывшим хозяевам, можно было различить по меньшей мере еще три слоя бумаги – теперь они превратились в единую корку, достаточно легко отходящую от стены. Но в том месте, где обнаружился рисунок, на нижний слой обоев был приклеен еще кусок тонкой полупрозрачной бумаги вроде кальки, который должен был оберегать его от порчи. Значит, кто-то спрятал рисунок специально и надеялся таким образом сохранить! И человек, который прятал рисунок, прекрасно понимал его ценность.
Выходит, это и впрямь был подлинный рисунок Матисса, который неизвестно каким образом оказался на стене старого дома, в центре провинциального города? Города, о котором великий француз наверняка никогда в жизни даже не слышал.
– Все, теперь ужинать. На сегодня хватит, а то я сейчас умру, – сказала вслух Вера, аккуратно закрывая рисунок большим куском белого ватмана, сохранившегося от учительских времен.
– Пошли, я тоже есть хочу, – согласился Антоша, тут же сгребая в кучу солдатиков и радуясь возможности поскорее заняться чем-нибудь новым. – А красиво кто-то, мам, нарисовал, правда? Мне особенно нравится трубка с дымом.
