Текст книги "Вино фей (СИ)"
Автор книги: Ольга Михайлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Глава 4. Прогулка мистера Крайтона
Ты – добыча блужданий,
Как над глушью болот
Долгой ночью, в тумане,
Птичьей стаи полет.
Будет время, запомни,
На осенней заре
Ты проснёшься бездомней
Голых нив в ноябре.
П. Шелли «Разобьётся лампада…»
В то время, когда мисс Тэннант-Росс была увлечена шитьём, неподалёку от паба «Ляжка оленя», который располагался рядом с почтовой станцией, встретились, согласно договорённости, мистер Фредерик Крайтон и мистер Остин Стэнбридж. Они вошли в пустой паб, где не было никого, кроме какого-то проезжего, и заказали по пинте эля с жареной говядиной.
– И что скажешь, дорогой Остин? – насмешливо спросил Крайтон. – Я был прав, не так ли? Вчера уже объявили о помолвке нашего дружка Филипа Кассиди и прелестной мисс Хейвуд. И мисс Кассиди ни словом не возразила. Я думаю, они не зря побывали в Лондоне. И ведь, заметь, обошлись без маменьки, сами поехали.
– Ты полагаешь, эта дурочка Джин снова девица?
– Уверен, – кивнул Крайтон. – По крайней мере, я вёл себя как джентльмен и порекомендовал ей мистера Джеймса Хардинга с Харли-стрит. Он мне кузен по матери, и в следующий свой приезд в Лондон я уточню, залатал ли он к свадьбе мисс Хейвуд.
– Как я понимаю, у вас картель? – расхохотался Стэнбридж. – Ты портишь девиц, а братец готовит их потом к алтарю? И сколько берет?
– Недёшево, пятьдесят фунтов, но платить приходится не только за удовольствия, но и за глупости тоже. Я, кстати, подумываю брать с него отчисления, не меньше сорока процентов.
– А ты слышал, – поинтересовался Стэнбридж, – что у мисс Хейвуд во время помолвки треснуло зеркало?
– Слыхал, да что с того? Это всё бабские страхи. Филип – недотёпа, он все прекрасно проглотит.
– Но Винсент поумнее, и может догадаться о твоих шалостях с мисс Кассиди.
– Может и догадаться, он разбирается в любви, недаром же его крошка Томазин ни разу за последние пять лет не обеспокоила его последствиями их связи, но едва ли его самого беспокоит чистота невесты. За ней дают пятьдесят тысяч, а с такими деньгами он возьмёт и последнюю лондонскую проститутку, а тут девица и вправду в нужном месте непочатая, хоть и не скажу – непорочная.
– А мой дружок Энтони сходит по ней с ума, – усмехнулся Стэнбридж. – Он откровенно завидует братцу и готов удавить его.
– Это его проблемы. Кстати, я говорил тебе, его кузина чудесно похорошела за эту весну…
– Черити? – уточнил Стэнбридж. – Да, ты был прав, Фрэдди, я пригляделся к ней. И вправду, она весьма хорошенькая стала.
– Где это ты успел приглядеться?
– Утром встретил, пригласил на первые два танца у Кассиди. Она как раз вернулась из Бата.
Крайтон ухмыльнулся.
– Я тоже её видел. Правда, похоже, что девица с норовом, но ничего. Ты попытайся, а я понаблюдаю, – высокомерно усмехнулся он. – Я пока не понял, как к ней лучше подойти. На обычные комплименты она почему-то не ведётся, и взгляд совсем не кроткой овечки. Но мисс Хейвуд рассказывала, что её кузина – откровенная дурочка.
– Не верь, – покачал головой Стэнбридж. – Моя матушка говорит, что Черити – девица с головой, и я больше доверял бы её суждению, чем слушал Вирджинию Хейвуд.
Крайтон высокомерно пожал плечами.
– Пусть так. Вопреки обычному представлению, труднее всего покорить дурочку, на неё ничто не производит впечатления. Но глубину у женщины я ценю только в декольте. А пока нам надо, наверное, навестить Филипа и поздравить с предстоящей свадьбой, – подмигнул Крайтон.
Бокалы давно опустели, друзья поднялись и, расплатившись, вышли.
Уже вечерело, маленькие квадраты горящих окон приоткрывали жизнь горожан, а огни ночных фонарей, тянувшиеся вдоль бульвара длинной вереницей, настраивали на романтический лад. Мириады звёзд в небе поблекли при полной луне, чётче проступили силуэты домов и деревьев, точно покрытые серебристой краской. В траве зазвенели сверчки, на ночную прогулку вышли коты, в реке под мостом от горизонта до самого берега протянулась лунная дорожка и, казалось, сами волны несли свет к берегу.
Крайтон и Стэнбридж подошли к Кассиди Холлу.
– Интересно, что Филип нашёл в Вирджинии?
– Он из тех наивных глупцов, что верят в романтизм и любовь до гроба. Кстати, я не рассказывал? Он как-то нагрянул ко мне неожиданно под вечер, когда в спальне была его сестрица. Сесили оставила на моем столе веер. Так Филип, увидя его, только и спросил, где я нашёл веер его сестры? Я ответил, в парке на скамье, наверное, она его потеряла, а я, дескать, как раз собирался вернуть. И этот остолоп ничего не заподозрил, представляешь?
– Не может быть. Это каким же глупцом надо быть… – покачал головой Стэнбридж.
– Да, а вот его сестрица Сесили совсем другая. Распутна, весьма осторожна и подловата. Настоящая светская леди. Хотя, конечно, я знаю её, может быть, не с лучшей стороны… зато с наиболее интересной, – хохотнул он.
– Неужели девицы все такие? – зевнул Стэнбридж.
– Во все времена моралисты не уставали жаловаться на резкое падение нравов.
– Я не моралист, – отрёкся Остин Стэнбридж.
– Ты – сын моралиста, а это таит в себе известную опасность пойти по папочкиным стопам.
– Да, ну тебя, – отмахнулся Стэнбридж. – Кстати, ты слышал о приехавших племянниках леди Рэнделл?
– Слышал, да что мне за дело до них? Пошли, надо позвать Филипа.
Оба поднялись по ступеням к парадному подъезду и передали лакею, что хотели бы видеть мистера Филипа Кассиди.
Филип через несколько минут спустился к приятелям. Он был рад Остину Стэнбриджу и не очень рад Фредерику Крайтону. Вопреки тому, что думал Крайтон, Филип вовсе не был глупцом, скорее, просто редко имел повод о чём-то задумываться. Однако когда такой повод появлялся, соображал он быстро и чётко.
Заметив веер своей сестры в доме Крайтона, Филип на самом деле сделал правильный вывод, просто не подал вида. Он не был привязан к Сесили, но честь семьи ему была небезразлична. Если сестрица отдала предпочтение Фредерику Крайтону – это её дело, лишь бы всё закончилось алтарём. Опытный охотник, он ничего не сказал Сесили, но внимательно следил за ней и вскоре понял, что у той связь с Крайтоном. Понял и то, что ей явно не удалось покорить этого селадона Фредерика, несмотря на проведённые ночи в его доме.
Потом связь прервалась, сестрица перенесла свою нежность на других молодых людей, начав строить глазки Остину Стэнбриджу и братьям Хейвудам. Стэнбридж не обратил на неё особого внимания, а вот Энтони Хейвуд явно спятил. Винсент же подошёл к нему и, как честный человек, заговорил о возможности брака с его сестрой.
Филип не знал, что и ответить. Если всплывёт связь сестры с Крайтоном, Винсент может затеять скандал. Филип решил поговорить с сестрицей начистоту, но из этого ничего не вышло. Сесили шипела ему в лицо, говорила, что он дурак, и напрочь отрицала роман с Крайтоном.
Филип пожал плечами. Один наедине с другой не будет читать ей «Отче наш», он не сомневался, что сестрица побывала в объятьях Крайтона, но раз она считает, что сможет выйти замуж без скандала – ей виднее. Сам он давно был влюблён в Вирджинию Хейвуд, получил её согласие и уговорил отца согласиться на брак Винсента и Сесили, что в принципе, устраивало всех, кроме мистера Энтони Хейвуда.
Но тут – что делать? Всем не угодишь.
Вчерашняя помолвка приблизила его к мечте о собственном доме, любимой жене, сельских радостях и детишках, правда, не обошлось без дурных случайностей. С чего бы этому зеркалу треснуть?
– Дорогой Филип, мы зашли поздравить тебя, – насмешливо начал Фредерик Крайтон, но сразу сбавил тон, заметив недоброжелательный взгляд жениха. – Желаю счастья. Но когда свадьба?
– В конце июня, – медленно проговорил Филип.
– Поздравляю, Филип, – торопливо присоединился к Крайтону Стэнбридж. – Ты должен устроить нам на прощание мальчишник, всё-таки это не шутка – распроститься с холостой жизнью.
Про себя Остин посмеивался над глупостью Филипа, влюбившегося в порченную Крайтоном девчонку, но в присутствии самого Филипа никогда не позволил бы себе ничего недостойного. Нрав у младшего Кассиди был неровный, упрямый и непредсказуемый, с таким глупо шутить. Узнай он обо всём – Бог весть, что сделает с невестой, а вот Крайтона точно вызовет. Впрочем, скорее, и не вызовет, а просто пристрелит как собаку – с такого станется.
– Конечно, соберёмся перед свадьбой.
Они попрощались с женихом и направились к Крайтон-мэнор, возле которого остановились.
– Слушай, Фрэдди, а сам-то ты думаешь жениться? – спросил Стэнбридж. – Мне папаша в этом году угрожает подобрать невесту. И матушка настаивает на браке.
– Пока не думаю, не вижу подходящей. Да и что за необходимость? О, посмотри-ка, кто идёт…
По бульвару медленно брёл Винсент Хейвуд.
– Винс, ты откуда?
– Из банка, а вас где носило? Небось, торчали в пабе?
– Нет, поздравляли Филипа с помолвкой, он обещал устроить мальчишник. А ты женишься одновременно с ним? Тоже на Троицу?
– Да, в конце июня, но помолвка будет в начале месяца.
Стэнбридж молча озирал Винсента Хейвуда. Рослый и худой, он выглядел старше своих лет и уже начал лысеть. Очками, которые никогда не снимал, Винс походил на банковского клерка, щеки его пересекали поперечные углубления, придававшие ему унылый и постный вид, глубоко посаженные глаза горели холодным и каким-то голодным блеском.
Остин никогда не знал, как и о чём с ним говорить: Винсент всегда был серьёзен и трезв, прекрасно знал котировки акций, свободно перемножал в уме трёхзначные цифры, но плохо понимал шутки и ничем не интересовался. Стэнбридж понимал, что брак с мисс Кассиди нужен Винсенту только ради пятидесяти тысяч приданого, девица же жениху совершенно безразлична.
Сам Остин мог себе представить, что будет, если он проболтается Филипу Кассиди о его невесте, но в отношении Винсента он понимал, что, проговорись он хоть сто раз – это ничего не изменит. Винсент наверняка окинет его пустым голодным взглядом, подумал Остин, и спросит, не следует ли ему из-за связи невесты на стороне потребовать надбавки к приданому из расчёта дополнительных пяти процентов годовых? И это хладнокровие Винсента Хейвуда пугало Стэнбриджа, пожалуй, даже больше непредсказуемости Филипа Кассиди.
Неожиданно Стэнбридж услышал заданный странно лёгким тоном вопрос Крайтона.
– Слушай, Винс, а что собой представляет твоя кузина?
Винсент Хейвуд несколько секунд смотрел на Крайтона, точно пытался понять, о чём тот спрашивает.
– Кузина? – И, хотя у него была только одна кузина, он педантично уточнил, – мисс Черити Тэннант-Росс?
– Ну, да.
Хейвуд брезгливо поморщился.
– Когда умерла моя тётка Эмили, она оставила только две тысячи. На что там рассчитывать?
Крайтон вздохнул.
– Винс, я не спрашиваю, сколько за ней дают. Я спрашиваю, что она за девица?
Увы, Винсент Хейвуд был не более описать нрав девицы, чем сочинить поэму. Однако он ответил.
– Она недорого обходится, отец говорит, за прошлый год на неё ушло пятьдесят три фунта. Кстати, она хорошо шьёт, – неожиданно вспомнил он. – А что тебе до неё?
Крайтон понял, что зря затеял этот разговор.
– О, ничего, просто любопытно.
Винсент пожал плечами. Любопытство явно не было его пороком.
Глава 5. Приезжие
Созданьем зыбкой красоты
Казались мне её черты,
А май беспечный и рассвет
Дополнили её портрет
У. Вордсворт «Созданьем зыбкой красоты…»
Пятница и суббота в поместье Хейвудов были небогаты событиями. Приглашённый живописец за четыре сеанса написал невесту и перекочевал в дом Кассиди – писать портрет Филипа. Черити, узнав об этом, осторожно пробралась в малую гостиную – посмотреть на работу художника.
В гостиной никого не было, портрет стоял, повёрнутый к стене, и Черри, осторожно подойдя, перевернула его. Картина, ещё не оправленная в раму, оказалась больше семейных портретов Хейвудов, где-то пять футов на три с небольшим. За окном собирался дождь, на полотно не падали солнечные лучи, хоть тонкий слой лака на картине всё равно бледно серебрился на свету. Водрузив картину на кресло, Черри отошла к дивану. Внимательно вгляделась.
Казалось, краски легли на холст будто по волшебству, в один миг, словно инкрустация, вделанная в фактуру полотна. Картина отличалась нежностью и вместе с тем редкой насыщенностью, различия в оттенках были едва заметны глазу, причём вначале взгляд Черити упал на тонкий узор вышитого батиста на воротнике Вирджинии, потом она рассмотрела лицо кузины и удивилась. В круге света сидела хорошенькая девица с волшебно-нежным выражением лица, и лишь водянистый взгляд, устремлённый в пустоту, таил в своей неподвижности что-то пугающее.
Удивительно, подумала Черри, пройдёт сто лет, никого из нас давно не будет, а на этот портрет будут смотреть правнуки Вирджинии. Она навеки замерла здесь – вечно юная, да что там – просто вечная. Апофеоз нетления искусства. Однако…
Черити закусила губу и подошла ближе. Странно, но на полотне была совсем не Вирджиния. Вернее, это была не та Вирджинии, которую знала Черити. Но что не так? Это, безусловно, её лоб, овал лица и глаза. А, может, подумала Черити, она сама видит не то, что есть?
Но странно. Тот, кто может воссоздать сходство по памяти, считается первоклассным художником, однако и строгое воспроизведение лица с натуры требует высочайшего мастерства и лишь самые лучшие из живописцев в очень редких случаях добиваются подлинного сходства. Надо ведь и приукрасить модель, и польстить ей. Однако здесь художник, как не странно, не пытался льстить Вирджинии, при этом явно был мастером: модный воротник на плечах невесты был выписан с удивительным подобием, также точен был браслет на руке Джин и её веер. Помолвочное кольцо и диадема в волосах тоже были написаны с редким мастерством. Руки, казалось, сейчас зашевелятся. Но лицо…
– И как ты её находишь?
Черити вздрогнула от испуга, но тут же и успокоилась: в дверях стоял кузен Энтони.
– Напугал ты меня. Странная картина.
– А самой Джин понравилось. И матери тоже.
– А как тебе?
Энтони усмехнулся.
– Этот Джон Стендер вовсе не глуп. Он не льстит заказчикам, а просто рисует их мечты о себе, и те, довольные, расплачиваются чистоганом. Сам же он, когда лакировал портрет и чистил палитру, пробурчал, что среди людей куда больше копий, чем оригиналов.
Черити бросила на кузена быстрый внимательный взгляд.
– Ты считаешь портрет неудачным?
– Не знаю, – скривился Энтони, – но картина говорит мне не больше, чем кусок венецианского стекла или изразец стены Дамаска: это лишь прекрасно окрашенная поверхность.
Черити вздохнула. Энтони было трудно угодить. Ему редко что-то нравилось, и к двадцати пяти годам он даже не определился с профессией. Ему не понравилось на флоте, потом он пожелал быть юристом, но был отчислен из Кембриджа, ибо, как говорил сам, охладел к праву. Армия тоже была ему не по душе. Одно время пытался писать стихи, но даже Черити, при всей доброжелательности, не смогла выжать из себя ни слова похвалы…
Энтони вышел, а Черити, боясь, что её могут застать в гостиной леди Дороти или Вирджиния, поторопилась опустить полотно с кресла на пол, где оно стояло, и пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она вспомнила, что забыла перевернуть портрет к стене и обернулась. Вздрогнула.
Теперь направление взгляда модели совпало с местом, где стояла Черити. Вирджиния смотрела на неё с портрета со странной ненавистью, и сходство с оригиналом было пугающим. На негнущихся ногах Черити подошла ближе – и несколько раз нервно сморгнула.
Показалось. Взгляд Вирджинии снова был пустым, сходство уменьшалось на глазах, по мере того, как Черити обходила портрет. Она подошла к окну и взглянула на Вирджинию с той стороны, откуда падал свет. Снова удивилась. Теперь Джин опять походила на себя, но «воскресную», когда они вместе с Сесили и леди Дороти приходили в церковь. Тот же невинный взгляд, устремлённый вдаль, та же ангельская кротость в выражении прелестного кукольного личика.
Черити быстро развернула портрет к стене и торопливо вышла из комнаты.
Дурное впечатление, вызванное портретом, скоро развеять не удалось. Живописец читает души людей, как мы – страницы книг, и сделанные им выводы вытекают из сути вещей. Привычка выбирать и копировать натуру располагает к трезвому суду, и именно художники живее других воспринимают происходящее вокруг. Что же мистер Стендер увидел в Вирджинии и почему сказал такие странные слова о копии и оригинале? И почему опытная рука живописца написала именно такую Вирджинию?
Черити вздохнула и решила отвлечься от нелепых мыслей.
Под вечер она направилась на прогулку на Мерлине, стараясь захватить последние отблески заката, осыпавшего зелёные склоны и рыжеватые пажити бледно-алым сиянием. Лазурное небо постепенно разгоралось пурпуром и, подёргиваясь по краям сероватым сумраком, простиралось над землёй необъятной мозаикой. Умирающее солнце проступало во всей своей царственности. Сердце Черити ощутимо сжалось, но не восторгом созерцания, а неотвратимым предчувствием надвигающейся беды.
Она поспешила вернуться в Кингсбери Холл.
– Нашёл забаву, ничего не скажешь, – неожиданно услышала Черити, возвращаясь с конюшни в дом. На ступенях мрачнели две тени. Это, кажется, был голос Энтони Хейвуда. – А впрочем, можешь и позабавиться, вдруг пофартит.
– У тебя глаз нет, Энтони, – Черити показалось, что это голос Остина Стэнбриджа. – Крайтон, между прочим, тоже в восторге.
– Я не вижу в ней ничего особенного. Вот Томазин – та по мне, тут я братца понимаю.
– Но он, как я понимаю, и сестрицу Филипа оприходовать не прочь?
– Я вообще не помню, чтобы мой дорогой братец хоть что-то отказался оприходовать.
В голосе Энтони проступила брезгливость. Голоса их приближались, и Черити торопливо свернула в боковую аллею, где за кустами лигуструма её не было видно.
– Крайтон сказал, что брак – самая высокая цена, которую мужчина может заплатить за женщину, но ему он не по карману.
– Надоел ты мне с цитатами из Фрэдди. Он слишком много о себе мнит, – зло уронил Энтони.
– Может и так. Но в любом случае, твоя Сесили с ума по нему сходила, и отрицать это ты не можешь.
– Мне-то что? Она не моя, а Винсента. Пусть его это и волнует.
– Девице проще полюбить того, за кого выйдет, чем выйти за того, кого любит. Мисс Сесили Винсента, конечно, не полюбит, но мечтать о Крайтоне ей тоже глупо и она это, похоже, поняла.
Шаги их стихли за воротами.
В воскресение Черити проснулась на рассвете, хотела надеть сшитое накануне платье, но почему-то раздумала, надев обычное серое. Она нервничала и плохо спала ночь. Под утро ей приснилось, что в церкви мимо скамей шёл господин, чёрный и страшный, как дьявол, он медленно подходил к ним, но никто не пугался, все раскланивались с ним и никто не замечал, что вместо ботинка из-под его гамаш выглядывает копыто.
Сон был всего-навсего отражением её дневных страхов, но проснулась Черити совсем больной.
Воскресное утро в поместье Хейвудов было привычно суетно. Все семейство собиралось в церковь, Вирджиния немного хандрила, но была спокойнее, чем в предыдущие дни. Энтони и Винсент казались заспанными, засидевшись допоздна за вистом, сэр Тимоти за ранним завтраком спорил со старшим сыном о двух ближайших выгонах и гунтере, которого собирался купить Винсент.
Наконец леди Дороти приказала подать экипаж.
В карете обычно размещались все Хейвуды, потом экипаж возвращался за Черити, Льюисом, когда он был дома на вакациях, управляющим и домоправительницей. Сама Черри находила снобизм Хейвудов нелепым: до церкви рукой было подать, и если зимой ещё можно было оправдать пользование каретой, то по весне нужда в ней вовсе отпадала. Однако леди Хейвуд не могла примириться с тем, что в ряду экипажей у собора не будет кареты их семейства.
Хейвуды не нищие и пешком не ходят!
Сегодня Черити попросила разрешения леди Дороти пройтись до собора: ей немного нездоровится, пояснила она, прогулка освежит её. Тётя, заметив, что племянница действительно немного бледна, кивнула, и Черити, надев старую шляпку, почти закрывавшую лицо, торопливо пошла к храму. Ей хотелось прийти первой, до прибытия экипажей, и, главное, до приезда кареты леди Хэрриет Рэнделл.
Она зашла в обрамляющий церковный двор клуатр, наружная стена которого изгибалась арочной колоннадой, и прошлась вдоль неё. Прогулка и мягкий свет утреннего солнца чуть успокоили. Через несколько минут стали подъезжать первые экипажи. Черити остановилась на выходе из клуатра и внимательно разглядывала кареты. Леди Рэнделл никогда не опаздывала, её ландо Черити знала и не боялась пропустить.
Сама Черити устала от беспокойства и бесконечных гаданий и сейчас хотела только определённости – пусть и худшей. В конце концов, если это те самые Клэверинги – что с того?
Черити сказала себе, что если это окажутся они, она в этот же вечер напишет мисс Стивенс и попросит более подробного рассказа о том, кто эти люди. Если же это не те, кого они видели у тётушки Марджери, то и говорить будет не о чем.
Тут подъехало ландо Рэнделлов. Из него легко выскочил джентльмен, он протянул руку леди Рэнделл, потом помог выйти из экипажа молодой девушке. Леди Хэрриет Черити безошибочно узнала по прямой осанке и чёрной вуали, а вот разглядеть лица приезжих из-за шляп не могла. Она поспешно двинулась к входу, стремясь смешаться с толпой прихожан и оказаться поближе к леди Рэнделл.
Но тут её окликнули приехавшие Хейвуды. Одновременно появились Кассиди, Марвеллы, Арбетноты и несколько других знакомых семейств. Все раскланивались, приветствовали друг друга, и, конечно же, леди Рэнделл и её гости оказалась в центре внимания. Мистер Клэверинг, представленный леди Кассиди, снял шляпу, и в его лёгком поклоне Черити тут же узнала гостя тётушки Флинн.
Надежды на ошибку больше не было. Это были они. Черити спряталась за спины Арбетнотов и с тоской следила за знакомством Хейвудов и Кассиди с приезжими. Взгляды всех мужчин сразу обратились к мисс Клэверинг, ошеломляющая красота которой явно поразила их воображение.
Племянница леди Рэнделл в монашески-строгом тёмно-лиловом платье была ослепительно хороша, точно фея Моргана. Её пуританский наряд удивительно подчёркивал классический овал точёного лица, лишённого скул и румянца, выделял бледный лоб и зеркальные глаза, подлинно напоминавшие колодцы с тёмной водой и плавающей в её отражении таинственно-мертвенной луной.
Мисс Хейвуд и мисс Кассиди, хоть и разряженные, выглядели рядом с ней жалкими провинциалками. Но сами они почти не обратили внимания на мисс Клэверинг, ибо не отрывали глаз от молодого приезжего. Черити заметила, что его взгляд стал таким же, как прежде – спокойным, отстранённым, благожелательным и прозрачно-стеклянным. Лицо, точно отчеканенное резцом опытного ваятеля, казалось неподвижным и безжизненным, как мрамор.
К ним подошёл мистер Фредерик Крайтон, и Черити отметила, что он рядом с мистером Клэверингом точно стал меньше ростом, казался пучеглазым, полноватым и вообще выглядел немного франтовато.
Черити отвернулась и, протиснувшись сквозь толпу, вошла под своды огромного храма. Великолепие его витражей, роспись сводов и арок, являвших средневековое благородство и благолепие веры, на этот раз не были замечены ею. Лишь расположенная посреди храма купель с зеркальной поверхностью, напомнившая глаза Клэверинга, снова заставила её замереть в испуге.
В церковь тем временем прибывали прихожане, леди Рэнделл с племянником и племянницей прошли вперёд и сели на первую скамью, а Черити опустилась там, где сидела обычно, с самого края, недалеко от входа в притвор, и постаралась стать как можно незаметнее. Она никак не могла собраться с мыслями, чувствовала лишь, как шумит в ушах и сбивается дыхание.
Итак, никакой ошибки не было. Это те самые люди, один вид которых заставил бедняжку Флору Стивенс побелеть и едва не лишиться чувств. Мисс Стивенс, хоть Черити знала её совсем мало, была разумна и сдержана, а если разумный и сдержанный человек так подавлен и испуган – это означало только одно: есть чего пугаться.
Черити попыталась осознать, что подумала бы о Клэверингах, если бы не слышала слов мисс Стивенс. Она помнила, что гости миссис Флинн не слишком-то пришлись ей по душе. И не поведением, явно безупречным, а именно внешностью. Точнее, глазами, в которых не было…
Не было чего? А, собственно, ничего в них и не было. Это-то её и испугало.
В это воскресение проповедь мистера Энджела Стэнбриджа не пользовалась особым успехом у прихожан, хоть обычно умные и мягкие наставления пастора слушали со вниманием. Однако сейчас всем было явно не до нотаций: Винсент Хейвуд, всегда спокойный и холодный, как пень в стужу, в течение всей службы сидел вполоборота и пожирал глазами племянницу леди Рэнделл. Энтони Хейвуд, сидевший рядом с братом, тоже то и дело бросал удивлённые взгляды на мисс Клэверинг. С другой стороны на молодую красавицу, не отрываясь, глядели Джеймс и Джордж Арбетноты и Майкл Стоун. Черити заметила, что её напряжённо разглядывает и Остин Стэнбридж. Мистер же Фредерик Крайтон, как ни странно, смотрел вовсе не на сестру его сиятельства, а в пол.
Пастор же терпеливо объяснял с амвона, что есть совершенство, обращаясь главным образом к мисс Черити Тэннант-Росс, ибо она одна из немногих, не отводила глаз от амвона и священника.
– В Писании вряд ли существует понятие, менее ясное, чем совершенство. Но Апостол говорит: «Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить». Что же есть совершенство? Понятно, что христиане несовершенны, и прежде всего в знании. Они знают общие истины, явленные Богом, но бесчисленны вещи, которых они не знают. Они не могут знать всё о Боге, ибо не всякий атрибут божественной природы подвластен их пониманию…
По сидящей публике бродили шёпотки, разнося последние новости. Большинство из них Черити уже знала, но для многих известие, что его сиятельство милорд Клэверинг столь богат, а у его сестры такое огромное приданое, было внове. Черити видела, как в изумлении расширялись глаза и приоткрывались рты прихожан, когда до них доходили эти сведения.
– Христиане не ограждены от ошибок, ибо все подвержены ошибкам в том, чего не знают. Дети Божьи не ошибаются в вещах непреложных, но даже лучшие и наимудрейшие часто ошибаются в отношении фактов. И могут ошибаться в предсказании последствий этих фактов. Они могут неправильно судить о характере человека, не предполагая, что хороший человек может оказаться ещё лучше, что плохой на самом деле добр, а хороший – дурен.
Вирджиния и мисс Кассиди сидели впереди Черити и не шушукались, как обычно, а молчали. Главы лучших семейств города тоже степенно возвышались в первых рядах, и совсем уж неподвижно сидели в первом ряду леди Рэнделл и Клэверинги. Они ни на кого не оглядывались.
– И, наконец, христиане не свободны от медлительности в понимании, бессвязности или непоследовательности мыслей, колеблющегося воображения или слабости памяти. Человеку невозможно всегда думать правильно, так как его понимание затемнено. Он говорит и действует под влиянием несовершенства восприятия. Следовательно, никто из людей не может иметь ангельского совершенства.
После богослужения у входа в храм возле экипажей столпилось все общество: Клэверинги и леди Рэнделл были нарасхват. Их пригласили на обед к Арбетнотам, на ужин и танцы к Кассиди, на партию в бридж к Стоунам. Они были званы и на небольшой вечер с танцами, устраиваемый Хейвудами в будущую субботу.
Черити удивилась: про вечер у Кассиди она слышала от Остина Стэнбриджа, а вот про то, что танцевать будет у них, ничего не знала. Но она напрасно корила себя за невнимание к семейным делам. Как оказалось, мысль пригласить Клэверингов пришла в голову сэра Тимоти внезапно, едва он подумал, что такая красавица, как мисс Клэверинг, с её восьмьюдесятью тысячами фунтов может быть прекрасной супругой одного из его сыновей. Впрочем, судя по сыпавшимся на приезжих приглашениям, та же мысль пришла в голову не только мистеру Тимоти Хейвуду, но и почти всем, чей годовой доход позволял вращаться в свете.
Черити, хоть и уверенная, что в этой суете о ней никто не вспомнит, всё же подошла к их кучеру и предупредила, что назад пойдёт пешком, после чего направилась к дому. Ей хотелось остаться одной и поскорее написать в Бат, но сзади послышались тяжёлые шаги, и её догнал Энтони Хейвуд.
– Эти Клэверинги такие странные, – проговорил он, глубоко засунув руки в карманы сюртука и шагая рядом с ней. – Говорят, они богаты? А он – граф?
– Да, – ответила Черити, – разве Остин Стэнбридж не говорил тебе об этом? У него пятнадцать тысяч годовых, а за ней дают восемьдесят. Впрочем, это я от Марвеллов слышала, так ли это всё?
– Нет, это точно, Стоуны тоже об этом говорили, а тут к нему их грум обратился «ваше сиятельство», я и подумал… – Энтони шёл, глядя прямо перед собой, но Черити, хорошо зная его, понимала, что он говорит совсем не о том, что у него на уме. – Странные они.
– А тебе не показалось, – отважилась спросить Черити, – что когда мисс Клэверинг стояла рядом с мисс Кассиди, Сесили выглядела как-то не так, как всегда?
– Конечно, – кивнул Энтони, – ты никогда не поймёшь, как мал пигмей, пока не поставишь с ним рядом Гулливера.
Черити, услышав это, едва не споткнулась. Господи, что он говорит?
– Ты хочешь сказать…
Энтони усмехнулся.
– Маргарин можно считать маслом только в том случае, если никогда не пробовал настоящего масла. Кто попробовал, того уже не проведёшь.
Черити несколько минут шла молча, потом всё же спросила:
– А Клэверинг тебе понравился?
Кузен поджал губы и пожал плечами.
– Нет ничего уродливее мужчины, который мнит себя красавцем, но Клэверинг, похоже, никем себя не мнит. И он красавец, конечно. Не то, что этот Крайтон, – насмешливо добавил он с явным злорадством в голосе. – Ты заметила, как наш ловелас Фредерик стушевался рядом с этим аристократом?
На взгляд Черити, мистер Крайтон действительно стушевался, но она промолчала.
– То-то все забегали! Винсент остался там, расшаркивается перед графской сестрицей. А она на него и взгляда не бросила.
Было заметно, что на самом деле Энтони нет до графа никакого дела, а вот его сестра явно не выходила у него из головы.
– У него такие странные глаза… – осмелилась заметить Черити, – да и у мисс Клэверинг тоже.
– Она – красавица. И что тебе до её глаз? – отмахнулся Энтони, но тут же продолжил, – но ты в чём-то права – ни в ней, ни в нём я не заметил желания понравиться. Стэнбридж вообще сказал, что не хотел бы, чтобы его сестрица познакомилась с этим человеком.
Черити закусила губу и промолчала. Слова были слишком опасны. Она лишь подумала, что если бы её действительно пригласили к Кассиди, то во время танца она могла поговорить о сказанном с Остином Стэнбриджем поподробнее и присмотреться к его сиятельству и его сестре.
