Текст книги "Искатель. 1985. Выпуск №3"

Автор книги: Ольга Ларионова

Соавторы: Виталий Гладкий,Григорий Кошечкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Параскив!..

– В конце концов, должен же быть перевал…

– Перевала нет. Норега? Ах да, вы абсолютно не в курсе.

– Я в любом случае предпочитаю море… – Умница. Лерой…

– Пойдем берегом, – раздался из глубины толпы глуховатый и уже так хорошо знакомый голос.

* * *

Было тихо. Экспедиционная группа отдыхала, лежа на песке, а шесть кибов и один робот маялись от безделья. Солнце еще только приближалось к полудню, а, путь уже был проделан немалый: на вертолетах до Барьерного хребта, а дальше разгрузка и вдоль отвесного склона – выход к самому морю, где любым машинам и летательным аппаратам делать было нечего: вспышка молнии – и все. А молнии на Сте-паниде, между прочим, бывали и линейные, и шаровые, и кольчатые, и двумерно-листовые.

Но сейчас о подобных ужасах как-то не думалось: общее внимание было сосредоточено на котелке с похлебкой из «морских кокосов», распространявшем вокруг аромат глухариного супа с шампиньонами. Тишину нарушало только побулькивание варева да стук ложек. Артур подрагивал ноздрями, как бычок-бланкет жаберками, и блаженно закатывал глаза, даже не глядя на бахромчатый зев Золотых ворот, которые им предстояло пройти после привала.

До конца отдыха оставалось еще минут тридцать.

– Нет, – воскликнул Солигетти, облизывая ложку, – хорошему моллюску никакая рыба в подметки не годится!

Лерой, голый по пояс, вдруг скривился и вытащил из-за щеки довольно крупную жемчужину.

– Хороший моллюск, – неторопливо проговорил он, – прежде всего может подложить хорошую свинью. А судить о достоинствах рыбы может только тот, кто пробовал золотую рыбку в маринаде…

– Не интригуйте нас, дед, это бесчеловечно! – сказал Параскив.

«Сколько же лет этому деду?» – в двадцатый раз спрашивала себя Варвара. А тот задумчиво глядел в зияющую пасть

Золотых ворот, угадывая желание командира устроить небольшую психологическую разрядку перед этим загадочным препятствием, первым в их «небольшой экскурсии по здешней Ривьере», как выразился Сусанин.

Морщинистая шкура, обтягивающая ворота, тихонечко подергивалась едва заметными конвульсивными складочками, словно по ней стремительно пробегало невидимое насекомое.

– Было это, э-э-э… лет шестьдесят назад, когда вместо космоса болтался я чуть восточнее Канарских островов. Рыбачил.

– Позвольте?.. – вмешался Солигетти.

– Вы хотите сказать, что на промысловых сейнерах команды не имеется? Это сейчас, молодой человек, а тогда под моим началом пребывало человек пятнадцать, включая многодетную буфетчицу.

– Сельдя промышляли? – Солигетти проявлял эрудицию.

– Какого еще сельдя? Ходили мы за черным малокостом, и не столько из-за мяса, хотя из него получалась дивная рыбья колбаска холодного копчения, сколько ради бархатной шкурки с фосфоресцирующим узором. На дамские костюмы шла.

– Дед, не дразните женщин! – сказала Серафина.

– Простите великодушно, отвлекся. Итак, выходим мы однажды в указанный с воздуха квадрат, предвкушаем бой с малокостом…

– Ну, невелика доблесть, – решил сквитаться неугомонный гений. – Рыбешка так себе, с селедочку, разве что пасть шире брюха.

Про селедку он лучше бы не упоминал.

– Увы, мой юный друг, – пророкотал Лерой, – дальше селедки ваши познания в ихтиологии не продвинулись. Но мы опять отвлеклись. Так вот, это только в естественных условиях малокост – рыбешка не более полуметра. В промысловых же хозяйствах развели какой-то химерический гибрид, по-моему, с крокодилом, потому как пасть у нашей твари ровно в половину всей особи, а длина рыбины – метра три с гаком!

Все представили себе лероевский «гак» и ужаснулись.

– Да, так вот. Только я вышел за своими кибами приглянуть, как мне докладывают, что прямо на меня движется вполне приличный косяк на такой-то глубине, с такой-то скоростью и приблизительной массой, которой только мне и недоставало для выполнения месячного плана. «Берем!» – кричу и вдруг соображаю, что не доложено главное – а что за рыба жалует. Ну да это непринципиально: да то у нас и тралы-самохваты, чтобы все самостоятельно рассчитывать. Из вас никто в самохват не попадал?

Жертв не нашлось.

– Ну и слава богу. Потому как из самохвата никому еще выбраться не удавалось. Для обитателей тверди земной, не имеющих представления о работе в море, поясняю: такой трал, пока он на борту, – это что-то вроде кишки с бахромой. Внутри кишки – миниатюрные биолокаторы, автоматически нацеливающиеся на ихтиомассу. С какими-то зачатками соображения. А наружный слой – растущий, он на должном расстоянии от косяка начинает стремительно выметываться вверх и вниз и образует сеть с нужным для данной рыбы ячейками. Две минуты – и соткан эдакий кошель, который готов принять идущий на него фронт косяка с максимальной эффективностью. Коррекция ячеек постоянна, так что ускользает только мелочь, коей и положено по несовершеннолетию свое догулять. Ну, да это вам неинтересно… Дед кокетничал: на всех лицах отражался интерес.

– Итак, трал мой ведет себя как китовая пасть, – сначала разверзся, а потом захлопнулся. Рыбка, естественно, занервничала – у нее на консервную банку вроде ясновиденья, хотя ученые этого факта и не принимают. Плещется она, сердешная, под южным солнышком, а я гляжу и понять не могу: то ли с моими глазами что-то приключилось на радостях от выполнения плана, то ли я такой живности никогда и видом не видал. Потому как блещет мой трал на одиннадцать тонн чистейшего червонного золота!

Он снова позволил себе паузу, и все почему-то невольно посмотрели в сторону Золотых ворот, хотя ничего червонного в них не было – так, тусклая бронза.

– Ну, рыбку мою принимает сортировочный лоток, тоже не приведи господь вам на него попасть, и тут вся команда, словно ее ветром из кают вымело, является на палубу. А по судну словно шепоток неуловимый, бормотанье бессвязное, и все громче, все отчетливее: «Отпусти ты меня, старче… отпусти ты меня, старче… отпусти ты меня…» Все одиннадцать тонн шепчут!

– Это ж до ста тысяч рыбешек! – ахнул Теймураз.

– Я и говорю. На меня вроде столбняка нашло, в такое изумление впал. А механики мои покрепче нервами оказались и сообразили они, что к чему, со значительным упреждением, Я еще уши себе прочищаю на предмет галлюцинации, а в воздухе уже рыбьи хвосты так и мелькают. И, что самое непонятное, что-то летит навстречу из воды на палубу. Я поначалу и внимания не обратил, мало ли летучих рыб наши экспериментаторы развели, они давно уже себе в план поставили такую промысловую рыбу сочинить, чтобы она навстречу кораблю шла, из воды выметывалась и без всякой сети сама в трюм порхала. Но мне-то на палубу сыпалась отнюдь не летучая рыбка, потому как из летучей рыбы пробку не вышибает и первокласснейшее французское шампанское не хлещет.

– Ай-яй-яй… – не удержался Теймураз.

– Вот именно: ай-яй-яй. Правда, на нашем флотском языке это замечание звучало несколько иначе. Выговорил я все, что в таком случае положено, хватаю одну рыбешку – лях водяной! Глаза как у газели, масть – фазанья и лепечет на совершеннейшем бельканто: «Отпусти ты меня, старче, в море…» – «Вали, – говорю, – только чтоб на палубе ни единой бутылки больше не было!» Только моя голубка в океан-море шлепнулась, как бутылки все в обратном порядке произвели перелет за борт, а следом и все огнетушители туда же выметнулись. Перебрала моя рыженькая.

– Вот что значит неточно сформулировать техническое задание, – простонал Солигетти, давно уже дрыгавший ногами.

– Ну а из глубин морских всплывает то персональный вездеход конструкции «ягуар», то глубоководный гидрокостюм фирмы «Марссинтетик», – то серебряный саксофон…

– Да, вызываю я командующего флотилией, тот, естественно, думает, что я опять с рекламациями на разведчика – и мне встречную вздрючку, чтоб не кляузничал. Едва я сквозь его капитанский акустический заслон пробился, докладываю о сложившейся ситуации, а он в хохот и связывает меня с капитан-директором объединения тропических флотилий…

– Тот, естественно, не верит…

– Как это вы догадались? Таки да, не верит. А потом поверил. Но опять же ответственность… Ну, выхожу я на палубу, а там тишина… Мертвая.

Если финал рассказа и был рассчитан на общий взрыв хохота, то желаемого результата он не возымел. Скорее напротив.

– Уснула, сердешная, – по-бабьи тоненько и жалостливо всхлипнул Солигетти.

– Улов-то куда пошел? – деловито осведомился Артур, не допускавший мысли о том, что одиннадцать тонн такого добра могло быть потеряно для едоков планеты.

– Что – улов! Пошли баночки: «Золотая рыбка в собственном соку», «Золотая рыбка в томате»…

Варвара искоса глянула на Лероя: редкостной силы старик. Так откуда же тянет нудной, вековой болью, дрожью и холодом? Не от него же?

Над узкой прибрежной полоской, ограниченной морем и отвесной скалой, растекалась томительная послеполуденная жара…

* * *

Переправа подходила к концу. Шестеро экспедиционников и несколько кибов уже миновали зловещую дыру, зияющую в золотистом теле мыса, который, как гигантский пологий контрфорс, подпирал скалу и узким клином выметывался в море примерно на километр. Бронзовым, собственно, был не он, а его непонятное и неестественное кожистое покрытие, которое свисало над проходом весьма непривлекательными обрывками.

Там, где хребет уходил в море, виднелось еще несколько дыр, и с них тоже свисало, и вода в пределах этих непериодически повторяющихся арок совсем не колыхалась.

Зато временами морщилась и корежилась сама шкура. Точно зудело под ней что-то. В эти минуты кожного пароксизма из сумрачного прохода полыхало такой жутью, тоской и оцепененьем, что человека мгновенно скручивало судорогой и он отползал прочь, повинуясь чистому инстинкту самосохранения, иначе через пару минут у него наступил бы паралич дыхательных путей.

Но до этого, к счастью, еще ни у кого не доходило. У Золотых ворот бывали и периоды блаженного покоя, и местный фольклор уже обогатился легендой о том, что некто Вуковуд год назад преодолел это препятствие стремительным спринтерским броском. За ним рванул и его киб, которому было велено во всех случаях жизни держать дистанцию в три метра, и развил скорость, для своей конструкции просто технически недостижимую. Правда, обратно таким же образом Вуковуду пройти не удалось – Золотые ворота разволновались всерьез и надолго. Но Вуковуд и тут нашелся: принял ампулу анабиотина, на пять минут впал в полную прострацию, и его, бездыханного и недвижного, благополучно протащил через роковой проход его киб-рекордсмен.

Сейчас переправу осуществляли именно так – методом Вуковуда, только вместо обычного киба было решено использовать Пегаса, который, собственно говоря, и был предназначен для переноски крупных животных. Выглядел бедняга странновато и даже антихудожественно – вместительное самоходное корыто с двумя кибер-осьминогами на месте ручек. Зато к таким неприятностям, как биобарьеры и психоудары, он был полностью нечувствителен, что с блеском и продемонстрировал, резвым галопом перенося сквозь смертоносную дыру одного усыпленного экспедиционника за другим.

Сейчас по ту сторону остался приплясывающий Солигевти, и в мрачной раме неровного, проема его светлая фигура казалась особенно хрупкой и беззаботной.

– Скорее бы, – прошептала Варвара. – Холодает.

Пегас, словно услышав голос своей хозяйки, встрепенулся и боднул Солигетти под коленки. Тот кинул в рот пятиминутную ампулу и повалился в корыто, по своему обыкновению дурашливо крикнув:

– Пегас – кишки между глаз! Варюша, вы гарантируете?..

– Пошел! – вместо ответа скомандовала Варвара, и Пегас ринулся в проход размашистой иноходью.

Он прошел примерно треть пути, когда девушка почувствовала, как цепенящий холод забивает ей горло колючками льдинок. Она попятилась, отчаянно махая руками, а из гнусной дыры секла невидимая поземка, отшвыривая прочь, к морю, и вот уже вскрикнула Серафина, и побежал, заслоняясь рукой, Артур, и недоуменно попятился Лерой. Они отходили дальше и дальше, а тошнотворный холодный ужас все-таки догонял, и шкура на Золотых воротах уже пузырилась, вспухая и опадая, и на месте этих опавших пузырей болталось что-то напоминавшее слоновьи уши, и они гулко хлопали, словно хотели оторваться…

– Солигетти!.. – вдруг закричал Теймураз, и все разом повернулись к воротам, протирая глаза, залитые холодным потом, а там, под сводом тоннеля, кружился на одном месте Пегас, приседая на левой паре ног и плавно занося вперед правую пару, словно делая на несуществующем льду неуклюжую перебежку.

– Пегас, слушать мою команду! – заревел Келликер, но команда явно не достигла адресата. – Пегас, стой!!!

Робот продолжал механически выписывать круги.

– Киб—четыре и киб—шесть, вывести робота из тоннеля! – снова скомандовал Келликер, и два киба ринулись в шевелящуюся дыру, но едва они приблизились к мерно хромавшему по кругу Пегасу, как движения их замедлились, левые пары щупалец подогнулись, и они пристроились в кильватер к роботу и закружились.

Теймураз первым рванулся к невидимому барьеру, но тут же запнулся, скорчился и упал. Лерой оттащил его, но сам не продвинулся дальше ни на шаг. Шкура продолжала вздуваться и передергиваться. На море тоже сшибались непонятно откуда взявшиеся валы, по ним проносились клочья медовой пыли.

И вдруг все затихло.

Пегас устало подогнул ноги и лег где стоял – под сводом.

На него кричали, грозили, умоляли, но он только чуть пошевеливал конечностями. Уже шла пятнадцатая минута, шестнадцатая… Параскив ждал с полевым реаниматором в руках. Семнадцатая минута истекла. Пегас поднялся и медленно выполз из ворот.

Келликер наклонился и сложил полиловевшие руки Солигетти на груди. Потом развернулся, схватил Пегаса за щупальце:

– Ты можешь ответить, дубина, почему ты это сделал?

– Получил приказ. Получил приказ. Получил приказ…

– Отставить! – сказала Варвара. – Ничего мы не добьемся.

Она повернулась и пошла к воде, чтобы не видеть того, кто лежал неподвижно на серой гальке. За спиной тихонечко заверещал настраиваемый передатчик:

– База… Вызываю базу… – каким-то обесцвеченным голосом повторял Келликер. – База? Нет, не Сусанина. Прошу самого. Да. Жан-Филипп? Мы возвращаемся. Пройдем поверху, над Воротами…

– Отставить! – загремело над берегом. – Всем оставаться на своих местах. На территории базы чрезвычайное происшествие: полчаса назад пропал ребенок. Момент его исчезновения установлен с точностью до семи-восьми минут. Со спутника замечено массированное скопление янтарных фантомов, которые на большой скорости передвигались в восточном направлении. То есть к вам. Командиру группы Артуру Келликеру обеспечить тщательный осмотр побережья на восток от Золотых ворот. Остальное сделаем силами Пресептории. Вопросов нет?

– Вопросов нет, – отвечал Келликер с неправдоподобным спокойствием.

Щелкнул передатчик, несколько секунд продолжалась пауза, и тогда командир группы уже со своей стороны осведомился:

– Так есть вопросы?

– У меня есть вопрос, – сказала Варвара, косолапо ступая по острой гальке. – Меня интересует, будем ли мы искать вслепую, или хотя бы попытаемся представить себе, что же на самом деле происходит на нашей распрекрасной Степухе?

Она стояла одна против всех, взлохмаченная, с подвернутыми до колен брючками, маленький драчливый воробей; и никто из шести опытных экспедиционников не знал, что ей ответить.

* * *

«Шпалы» вымотали всех. Ну добро бы километр, от силы – два, но вот уже семь тысяч каменных брусьев отсчитал киб-шагомер, и конца им не видно в ночной темноте. Освещенные мощным прожектором, закрепленным на одном из бурдюков Пегаса, они напоминали безупречный ряд весел, торчащих из борта старинной галеры и поднятых над водой. Странно, Вуковуд рассказывал, что «шпалы» располагались вровень с водой. Первый километр так оно и было, а сейчас внизу, до желтой шуршащей пены добрых полтора метра.

Отлив?

Отливов на Степухе не бывает.

Люди и кибы, составляющие одну цепочку, могли бы еще идти и идти, но Келликер объявил привал. Не обеспечивалось главное: тщательность осмотра.

Палатку поставили с максимальной предосторожностью, сверху и снизу прикрыв ее силовой защитой, способной отразить даже прямое попадание молнии. Кибов разделили на две группы и выставили через пятьдесят метров по обе стороны палатки. Кроме того, через каждые три часа должны были сменяться вахтенные, и в первую пару Артур назначил Теймураза с Варварой.

Полноводный Млечный, а вернее, Медовый Путь, янтарно мерцая, тек над самым горизонтом, отражаясь в неподвижном море. Варвара сидела шагах в десяти от палатки, подтянув коленки к груди и положив на них подбородок. Она никак не могла насмотреться на это удивительное море, темно-коричневое, как необъятная чашка кофе; золотой сазаньей чешуей искрились на его поверхности звезды, и было их почему-то больше, чем на небе. Столб пара поднимался вверх у самого горизонта, точно призрачная колонна, подпирающая небесный свод.

Прыгая в темноте с одного каменного бруса на другой, приблизился Теймураз. По-ящеричьи растянулся на соседней «шпале», свесив вниз темное лицо, кажущееся в ночи еще более узким. Выпуклые глаза блеснули отраженным светом, как у волчонка. Вероятно, приготовился читать нравоучения.

– Послушай, Варвара, – проговорил он своим глубоким, немальчишечьим голосом, – лично мне твой характер нравится: то ли зебра, то ли кобра. Но попридержи его сейчас, когда погиб человек и неизвестно куда исчез ребенок. Не до гипотез.

– Но мы же должны хотя бы предполагать, ЧТО убило человека и КТО похитил Степку!

– Надо искать, а не теоретизировать, – резонно заметил Теймураз. – Степке ведь молочко надобно. А то пока найдем…

– Но если мы найдем причину, то значительно сократим сектор– поисков, – не менее резонно возразила девушка.

– Что искать? Причину совпадения? Почему на базе куда-то запропастился Стеяка, а в трехстах километрах от этого места попал под излучение Солигетти?

– Да. Потому что до сих пор ни на одного человека покушений не было. А позавчера я заблудилась в подводных миражах? Вчера – трехметровые снежинки. А сегодня… Ваша сказочная, идиллическая Степуха, в которую вы поголовно влюблены, почему-то становится опасной.

– Но ведь для этого не было ни малейшего повода!

– Да, – очень спокойно проговорила Варвара, – если не считать того, что сюда прилетела я. Может быть, мое появление включило другую программу взаимоотношений?

– И какая же это новая программа?

– Не знаю. Но, очевидно, это не программа добра, даже не безразличия. Потому что похитить трехмесячного ребенка, единственного на этой планете, – трудно представить большее зло. Притом холодно рассчитанное зло.

– Не смей так говорить! Слушать не желаю!

Он взвился вверх, как кузнечик, и, обогнув палатку, исчез в темноте. Тотчас же из-за полога восстал массивный силуэт, в котором нельзя было не опознать Лероя, и бесшумно двинулся следом. Тоже нянька на добровольных началах. А Темка и в самом деле еще совсем ребенок: не терпит, когда его припирают к стенке. Да, это клинический случай космического патриотизма, когда освоенная планета кажется верхом совершенства. Вот и тут – распрекрасная Степуха, точно супруга кесаря, должна быть вне подозрений.

Еще одна голова высунулась из палатки. Параскив.

– Вы напрасно нападали на Темрика, – хрипло проговорил он, подходя и присаживаясь на корточки. – Мы далеко не так легкомысленны, как вам кажется в ваши девятнадцать лет. В том, что происходит на этой удивительной планете, мы искали логику. Искали добросовестно. И не нашли. А без логики не может быть никакой программы, ни доброй, ни злой, ни машинной, ни человеческой.

– Но вы подразумевали логику машин, запрограммированных человеком, в то время как здесь…

– Начальника разбудили! – фыркнул Келликер, вылезая из палатки. – И что вы мудрите? Еще в средние века существовал принцип Оккама…

– Не изобретать новых сущностей, пока можно обходиться старыми! Монашенский аскетизм мышления. Инквизиция фантазии…

Варвара, лежавшая ничком на «шпале», замычала от отчаяния и стукнулась лбом о гулкий камень. Странная тяжесть наваливалась на нее сыпучими дюнами. И холод механической воли. Подчиниться!..

– Тревога!!! – заорал из невидимой дали голос Пегаса.

Варвара попыталась оттолкнуться от каменного бруса, но в тот же миг, словно в ответ на ее движение, он дрогнул и плавно заскользил вниз. Плюхнулся в воду и закачался как поплавок. Девушка раскинула руки, удерживая, равновесие, и с трудом подавила крик: там, где белела палатка со спящей Серафиной и всем оборудованием, чернела пустота провала.

– Фонарь! – крикнула Варвара. – Дайте фонарь!

По черной стене метались световые диски – это мчались кибы. У первого же, который подбежал и круто затормозил, раскидывая щупальца и присасываясь к камню, чтобы не свалиться в воду, выхватили фонарь и протянули девушке.

– Не пускайте ее! – раздался с той стороны мальчишеский голос Теймураза.

Никто ему не ответил, и Варвара, едва успевшая скинуть ботинки, бесшумно ушла под воду.

Кофейный мрак сразу же погасил ощущение глубины. Нужно собраться в комок и заэкранироваться от посторонней информации в любой форме. Только палатка. Серебристая палатка.

Герметический фонарь давал узкий, тугой конус. Темно-серая шершавая стена. Ломкая призрачность глубины. И все. Ни жгутика водорослей, ни парашютика медузы. Мертвая безжизненность.

Она вынырнула, крикнула:

– Какой-нибудь груз!

Артур с Параскивом, оказывается, сообразили – груз уже был готов.

С той стороны кто-то неловко плюхнулся в воду. И без фонаря. Варвара зажала ногами груз и тоже пошла в глубину.

Теперь только самоконтроль. Если выйти из строя, то никто уже не нырнет глубже. Уже метров одиннадцать—двенадцать. Снять напряжение с головы. Дальше. Пятнадцать метров.

Что за движение там, внизу?

Она выхватила из-за пояса неразлучный свой нож – предмет беззлобных насмешек. Темные тени вырастали из глубины. И никаких следов палатки.

Варвара всплыла, выбралась на камень, двадцать секунд отдыхала – выравнивала дыхание. Метрах в двадцати кто-то барахтался, часто и бессмысленно ныряя, – конечно, Теймураз.

– На какую глубину погружения рассчитаны кибы? – спросила Варвара.

– До пятнадцати метров. Запускать?..

– Не имеет смысла. Я уйду глубже.

И снова пошла вниз. Теперь только глубина, сколько можно выдержать. Не бездонная же пропасть?

Хотя зачем бездонная? Достаточно ста метров, на столько и ей не нырнуть. Но почему ничего не всплыло? И ни одного воздушного пузыря. Так не бывает.

В голове стучало. На такую глубину она не опускалась ни разу.

И тут в глубине что-то затеплилось. Снизу к Варваре плавно тянулись два огромных призрачных лепестка, напоминающих исполинские листья ландыша, каждый величиной с лодку, и вообще это были не листья, а нежные руки, и девушка уже чувствовала, как сладко и уютно будет опуститься на такую тепло мерцающую ладонь, и тогда другая бережно и легко накроет ее сверху…

И ничего не всплывет.

Ни пузырька воздуха.

Тело автоматически рванулось, уходя от этих манящих рук.

Вверх!

Ее вытащили на камень, и она сразу же перевернулась лицом вниз, чтобы не заметили кровь, текущую из ушей и из носа. Она снова ничего не сказала, и ее опять ни о чем не спросили. Кто-то нырнул – кажется, Параскив, и минуты через полторы уже вылез обратно без малейших впечатлений.

– Сейчас… – сказала Варвара. – Сейчас я нырну еще.

– Уходим, – негромко скомандовал Келликер. – Норегу – на робота.

Лерой поднял девушку и положил ее в корыто Пегаса.

– Кто-нибудь помнит, – пробормотала Варвара, отчаянно борясь с беспамятством, – во что был одет Вуковуд?

– В легкий скафандр с автоматической, полузащитой, – ответил Светозар.

Такой скафандр не спас бы Солигетти, Варвара прекрасно это понимала. Может быть, человек в скафандре был принят за другое существо? Может, неуязвимая громадина ворот всего-навсего биоробот? Может, существуют различные программы – одни для биороботов, другие – для людей, незваных пришельцев?..

– Ты совсем засыпаешь, – проговорил Теймураз, наклоняясь над девушкой. – Дай-ка я сниму с тебя мокрое…

* * *

Примерно через два часа можно было ждать вертолет, который, следуя по автоматическому маршруту и не приближаясь к морю, должен был доставить продовольствие и дополнительное снаряжение. На базу, Сусанину, сообщили только, что утопили весь багаж. Без подробностей.

Сейчас все сидели метрах в шестидесяти от кромки моря, на естественном карнизе, который поднимался на высоту примерно в человеческий рост. В маленькой нише чадил костерок, почти не дававший тепла. Солнце только что встало и, не успев оторваться от горизонта, едва просвечивало сквозь пряные и терпкие испарения, курящиеся над зеленью.

– На редкость пахучий мир, – раздраженно заметил Параскив, исследовавший единственную уцелевшую сумку с консервами. – Дрова– воняют, из леса несет амброй… Здесь одна сгущенка. Открывать?

– Открывай. Норега, дайте-ка нож!

У Варвары сошлись пушистые брови: совсем не для консервных банок берегла она отлично закаленное лезвие.

– Мясо движется, – странным голосом проговорил Лерой.

Из-под кустов выпорхнул – иначе не скажешь – прелестный зверек с голубыми вибриссами между ушей. Он наткнулся на кибов, расположившихся под карнизом, и замер на задних лапках.

– Ни-ни! – строго сказал Келликер.

Варвара уже знала, какой острой проблемой было для базы еженедельное разрешение на отстрел буйвола или антилопы. Она-то надеялась на целую гору шкур, а оказалось – кот наплакал. Окрестности Пресептории изобиловали дичью, но страшный призрак земных стеллеровых коров витал над кухней.

Зверек поднял полосатую мордочку, обозрел людей, почесался и невозмутимо затрюхал под сень кустарника.

– Бурундуковый кенгуру, – зачарованно прошептала Варвара. – В атласе Сусанина его нет…

– В атласе Сусанина много чего нет, – неожиданно подал голос Лерой. – И кто знает, как занесло сюда этого зайку… И зачем?

– Браво, Лерой! – воскликнула Варвара. – Наконец-то нашелся еще человек, которого тревожит, КАК и ПОЧЕМУ творятся чудеса?

– Прекратить болтовню! – рявкнул Келликер. – Слушайте…

Слева, за остроконечным пиком, послышалось натужное гудение. Вертолета видно не было, – опасаясь загадочных каверз со стороны моря, он полз над сушей буквально на брюхе.

– Уф, – облегченно вздохнул Келликер, – дискуссию закончили. Я, Св, етозар и кибы разгружаем вертолет. Лерой, Теймураз и Норега составляют план разведки берега. С первым же кибом я пришл. ю генератор защитного поля. Всё. Пошли.

Они спрыгнули вниз, под обрыв, и еще некоторое время Варваре было слышно затихающее бормотанье Светозара: «…Чтобы система, созданная высокоразвитыми существами, взяла и просто так загробила спящего человека?!» Гул вертолета тоже смолк, зато через каждые тридцать секунд раздавалось пронзительное «ю-юик!», словно остроконечная свая забивалась – в скалу, – работал звукомаячок.

Варвара подула на костерок. Одно ясно: не могли неведомые пришельцы оставить программу, по которой уничтожался бы устроившийся на отдых человек. Вероятно, то загадочное, что они считали «шпалами», при определенной нагрузке опускается на дно и уничтожает непрошеный груз, который ничем одушевленным быть не может: живое не пройдет через ворота.

– Бр-р-р, – встряхнулся Теймураз, – наберу-ка я дровишек!

Он спрыгнул вниз, и Лерой, поддернув пояс с кобурой десинтора, молча последовал за ним.

Варвара присела на край карниза, ежась от утреннего холода. Да, поверить трудно: до сих пор человек был неприкосновенен, и вдруг без всяких причин сразу трое: Степка, Солигетти, Серафина. Отыскать бы логику…

И в ответ совершенно нелогично громыхнул выстрел. Заряд акустический, на испуг, плюс жирный вонючий дым – кого-то отгоняют.

Но Задать долго не пришлось, потому что из зарослей выскочил Теймураз, прижимавший к себе бурого зверька, за ним, ставя дымовой щит, поспешал Лерой. Теймураз вспрыгнул на Пегаса, разлегшегося под обрывчиком, и протянул Варваре какого-то детеныша. С безмерным удивлением она обнаружила, что это донельзя чумазый. Степка, облепленный густой грязью и клочьями распашонки.

– Воды, воды… – растерянно бормотала она. – Да сбегайте же кто-нибудь за водой, море ведь рядом!

Она нашарила единственный пластиковый пакет с водой и осторожно смывала грязь со Степкиной нецараланой мордочки, а тем временем Пегас всеми своими щупальцами поднимал вверх задыхающегося Лероя.

И тут снизу накатил такой яростный вой, что Варвара инстинктивно прикрыла своим телом ребенка. Из кустов мчалось абсолютно круглое бешеное чудовище, ком шерсти и ярости.

– Пегас, задержи ее! – взвизгнул Теймураз.

– Осторожненько! – поспешно добавил Лерой.

И тут этот воющий серо-буро-оранжевый ком ринулся на скалу. Жаркой и терпкой гнилью пахнуло из белоснежной пасти – не поймешь, где язык, где зубы, бездонная белая прорва, а вокруг – вставшая дыбом шерсть, и скрежет белых когтей по ребру карниза, и полыханье багровых глаз, перечеркнутых аспидной вертикалью сузившихся от бешенства зрачков…

Гибкие Пегасовы щупальца с предписанной осторожностью перехватили клокочущее чудо, отшвырнули метров на пять. Зверюга пружинисто приземлилась, проявила секундную растерянность – и снова бросилась в атаку. Только теперь она на каждом прыжке еще и встряхивалась, как мокрая собака, и черная сажа от дымовой завесы ореолом мчалась вместе с ней.

– Разрешите представить, – проговорил Лерой, переводя дыхание и, естественно, делая свою традиционную паузу. – Росомаха. Приемная мамаша.

Услышав человеческий голос, «мамаша» взревела и в третий раз ринулась на обидчиков. Степка, угревшийся на Варвариных руках, причмокнул и засопел, словно всю жизнь спал под такой аккомпанемент.

– Пегасина, ты снял что-нибудь в промежутках между атаками? – спросил Теймураз, присаживаясь на корточки, чтобы не упустить ни одной подробности происходящего. – Поторапливайся, а то ведь надо как-то эту росомаху возвращать в лоно семьи!

Пегас отбил очередной натиск и развернул задний бурдюк, нацеливая на рыжую красавицу оба стереообъектива. Но зверюга вдруг повернулась к нему спиной и начала медленно отступать к скале, пятясь от кустов.

А из их тени вырастало что-то бесформенное, пятнистое и гребенчатое. Длинная коротконогая туша выдвинулась – именно выдвинулась, а не выползла и о резкой нарастающей скоростью ринулась на росомаху.

Расстановка сил мгновенно изменилась: теперь «приемная мамаша» защищала свое новоявленное чадо плечом к плечу с роботом, словно угадав в последнем своего потенциального союзника.

На призывный зов собрата примчались еще два носорога. Следом появился перистый удав – легчайшее, несмотря на свои габариты, создание, сверкающее павлиньим оперением и бесшумно скользящее по кронам зонтичных акаций. То там, то тут раздавался угрожающий рык, и к подножию скалы начало выкатываться самое немыслимое зверье, от двугорбых гепардов до панцирных пантер. И все это скалилось, щерилось, сцеплялось в клубки, отливало глянцем великолепнейших шкур, сверкало неугасимым даже при солнечном свете блеском свирепых глаз и, главное, неумолчно ревело, скрежетало, завывало и отфыркивалось… – Вот это царство! – не удержалась Варвара.