Текст книги "Свои продают дороже"

Автор книги: Ольга Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Вы так хвалите Есаула, как будто он вам платит за рекламу, – сказала она, подгоняя Шишкина уйти, хотя сама этого не желала, а просто бабский бес потянул за язык.

Шишкин встал.

– Не хвалю, а предостерегаю. Я еще не все сказал.

Он, а скорее всего его человек, поможет вам получить наследство, вотрется в доверие, а потом вдруг все ваше окажется у него. И тогда вам придет пора нанимать охрану, но будет нечем ей заплатить. – Он продолжал стоять, и Татьяне было неловко смотреть на него снизу вверх; это не могло продолжаться долго.

– Как же мое окажется у Есаула? – глуповато спросила она, чтобы задержать Шишкина.

– Выбирайте, на чем вам больше хотелось бы погореть: брак или одиночество; адвокат, которому вы доверите свои дела, или мошенническая сделка, в которую вы влипните, не доверяя адвокатам; завещание или отсутствие завещания – ведь родственники могут получить все и так, по праву наследования.

– Родственники? Вы хотите сказать…

– Не уверен, что именно родственники, но кто-то из близких вам людей у Есаула в наводчиках. – И Шишкин шагнул к двери.

– Подождите, – вскочила Татьяна, – я же не сказала, что отказываюсь.

– А я не сказал, что ухожу, – ответил Шишкин и снова достал трубочку.

ПРОЩАНИЕ СО ЗМЕЕМ

Чиновник умирает, и ордена его остаются на лице земли.

КОЗЬМА ПРУТКОВ

И был похоронный марш военного оркестра, и был салют из десяти карабинов, и гроб опускали не пьяные могильщики на веревках, а джентльмен в черном пальто с помощью специального механизма. Все стали бросать по горстке подмерзшей земли. Татьяна и Вика ждали, чтобы бросить свои горсти последними. Перед ними расступились. Викина горсть полетела россыпью – оттаяла в руке, – и в земле сверкнуло золотом обручальное кольцо, которое Татьяна вернула ей только час назад. Татьяна стянула перчатку, стала дергать свое кольцо, но Вика молча взяла ее за руку и отвела от могилы.

Заработали лопаты, стук земли по крышке гроба становился все глуше, пока не утих.

…Пожалуй, о таком втайне мечтают все мужчины: две молодые женщины убрали могилу цветами. Обнявшись, вдовы всматривались в портрет на могильном холме и прощались каждая со своей частью прожитой жизни.

Каждая понимала, что впереди у нее вторая половина недолгого женского века, но и в этой второй половине она не сможет ничего забыть, потому что стала такой, какой сделал ее Змей.

* * *

Столы занимали у соседей. Разной высоты, приставленные один к другому и прямо, и сбоку, они заняли всю столовую. Татьяна не пожалела, Вика принесла, Галька постаралась, и все было как при Змее: и лососина, и семга, и черная икра, и огурцы с помидорами из госпитальной теплицы.

Портрет Морского Змея стоял на серванте, окидывая стол живым пронзительным взглядом Татьяна и Вика уселись поближе к выходу, как обычно все хозяйки.

– Вспомним дорогого Владимира Ивановича, – поднялся генерал Стаднюк, – талантливого, благородной души человека. Сколько труда, сколько сил приложил он, чтобы стать по-настоящему знаменитым писателем.

И подлинная, народная слава пришла к нему. Он оставил нам прекрасные, на всю страну знаменитые произведения и своего героя, любимца армии. Морского Змея. Заслуженная награда для него – память миллионов читателей и любовь прекрасных женщин, которые так достойно его провожают…

На слове «достойно» Вика взглянула на Татьяну: держим марку, бомонд оценил.

Гусев из Союза писателей говорил долго: о Змеевом творчестве, о том, что он оставался верен себе, не изменял жизненным принципам, воспевал в своих произведениях героизм и мужество, сказал слово и в военной литературе, и в художественном переводе; будем надеяться, что молодая вдова сохранит его истинное (с нажимом на истинное) литературное наследие, не даст растащить его и опошлить кровожадным издателям, а уж братья-писатели будут помнить Владимира Кадышева.

– Заметила, он про Морского Змея не сказал? – наклонилась к Татьяне Вика. Она уже выпила с мужчинами, и ее явно несло. – Коммерческую литературу они стараются игнорировать. Скажу тебе как консультант по бизнесу: такая ситуация на издательском рынке – идет одна коммерческая литература, а этих советских классиков никто не печатает. До того дошло, что друг другу вслух читают.

К вечеру пошла карусель: кто-то со слезами прощался и уходил, но народу не убавлялось, приходили новые гости – братья-писатели, соседи, сослуживцы. Только «любящие и помнящие» змеебабы не пришли. Чувствовали, наверное, что место занято, и не одной, а сразу двумя Вика переключилась на старинного приятеля Змея Виктора Кузнецова из управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Они начали что-то про наркобизнес, то и дело встряхиваясь и возвращаясь к Змею.

Татьяна видела, что Вика пьет, не закусывая, и хмелеет, и подложила ей курочки.

– Спасибо, моя дорогая! Если б ты знал, Витя, как я полюбила Таньку. Она мне как сестра! Мы так друг друга понимаем!

И уже совсем пьяная Вика произнесла тост:

– Мужиков катастрофически мало. Если не считать уголовников, алкоголиков и наркоманов, то по три четверти мужика на каждую порядочную женщину. А если не считать еще маменькиных сынков, дураков и подонков, то по ноль целых три десятых Поэтому нам приходится искать мужей в других поколениях. Лучше жить с благородным стариком, чем с молодым жеребцом! За «Неравный брак», картину Пукирева!

Татьяна увела ее в кабинет, где курили мужчины, и зря. У Вики началась пьяная истерика. Рыдая в голос, она гладила корешки Змеевых книг, бесцельно передвигала по столу очки. Сохадзе не нашел ничего лучше, чем утешить ее, оскорбив Татьяну:

– Все же знают, что только ты любила его и он любил только тебя!

– А ты, Жора, – отмахиваясь от кровопийцы, кричала Вика, – ты его всегда на переводах обманывал!

Татьяна добавила своих слез к Викиным, к Викиной истерике свою, и они уже вдвоем напустились на Сохадзе. Тот спьяну стал искренне каяться, целовал второй змеежене руки, хватал с полок книги, тыкал пальцем, что-то доказывал, лез за словарями. Вика, ведущая в этой истерике, вырывала словари и швыряла ими в издателя.

Татьяна пропустила момент, когда вошел Викин Сергей. Еще красный с холода, не успев ни в чем разобраться, он положил перед ней свою газету с некрологом на первой полосе. В руке у него была вазочка с маслинами – успел выпить за помин. Сергей сказал что-то соболезнующее, и тут Вика, которая сделала техническую паузу, чтобы достать с полки словарь потолще, с грохотом швырнула его на пол С полминуты ее муж автоматически, как семечки, кидал в рот маслины и сплевывал косточки в кулак. Потом швырнул вазочку на пол, взял Вику за руку и повел через строй все понимающих «старых» и ничего не понимающих «новых» гостей. Рассыпавшиеся маслины выскакивали у него из-под ног, как кузнечики.

Татьяна вышла за супругами в прихожую. Встав перед Викой на колени, муж надевал на нее сапоги. Сашка с Игорем догадались закрыть их спинами от остальных гостей.

– Сейчас шубу найду, – кинулась рыться на вешалке Татьяна. Она чувствовала себя виноватой, сама не зная в чем. Негнущиеся, как у манекена, Викины руки цеплялись за подкладку и не попадали в рукава.

– Спасибо, я сам, – сказал Сергей и взял у Татьяны шубу. – Извини нас, Таня. Иди к гостям.

Накинув попавшееся под руку Сашкино штатское пальто, Татьяна вышла проводить их на улицу. Морозный воздух сразу схватил в корку слезы на щеках, в сапоге под пяткой кололась маслинная косточка.

– Иди к гостям, Таня! – с досадой повторил Сергей, уводя к машине одеревеневшую Вику.

У подъезда остановилась иномарка. Сергей, проходя мимо, кивком поздоровался с водителем. Татьяна обмерла: из иномарки вышел Дмитрий Савельев, ведущий ток-шоу «Криминальный интерес» и наследник Змея, о чем сам он едва ли догадывался. Безразлично взглянув на Татьяну, он скрылся в подъезде.

Войдя вслед за ним в подъезд, Татьяна услышала голос Игоря.

– Володя был веселый человек, – на всю лестницу разглагольствовал змееплемянник. – Сейчас, наверное, смотрит на нас оттуда и думает: без меня пьете, сволочи'.. Ладно, пойдем, Саня, клюкнем за помин души.

В пролет полетел окурок и упал у Татьяниных ног, сыпанув искрами.

– Я Таньку подожду, – сказал верный Татьянин брат, и тут Игорь взревел:

– Димочка, ты?! А я твой двоюродный брат Игорь!

Помнишь меня?

Димочка что-то вежливо Ответил брату.

– Ну конечно же, тебе было восемь лет! – загромыхал Игорь. – Ну пойдем, пойдем!

Бухнула железная дверь квартиры. Чувствуя себя сразу и шпионкой, и воровкой, и верной хранительницей памяти мужа, Татьяна на цыпочках взбежала по лестнице.

Сашка сидел на перилах, опасно раскачиваясь.

– Видела?

– А что делать? – пожала плечами Татьяна.

– Облизывать его, охмурять, нравиться. И ничего не давать! – постановил Сашка. – Иди, ты должна его встретить как хозяйка.

Она вошла в квартиру и застала момент, когда потерявший брата Игоря Димочка спрашивал у пришедшей с кем-то из братьев-писателей дамы, не она ли вдова Кадышева. Дама, которой, кстати, было под пятьдесят, кивнула Татьяне и начала:

– Она такая русская красавица, крупная…

Испепелив эту дуру взглядом, Татьяна подскочила к змеесыну:

– Дима, пойдемте в кабинет, там и разденетесь. Владимир Иванович о вас много рассказывал, передачи ваши мы смотрели каждую неделю. Знаете, вы сейчас вошли, а у меня такое чувство, как будто вы всегда здесь были.

– Просто мое лицо вам примелькалось. Эффект головы в ящике, – механически отвечал растерянный змеесын. Проходя мимо столовой, он приглядывался к гостям. То ли думал встретить знакомых, то ли искал русскую красавицу.

Его узнавали, перед ним расступались. Из-под ног стреляли маслины.

КАК ДЕЙСТВОВАТЬ ПО ЖИЗНИ

Незнание закона не освобождает от ответственности. Зато знание – запросто.

СТАНИСЛАВ ЕЖИ ЛЕЦ

Ни облизать змеесына, ни охмурить, ни понравиться ему Татьяна не смогла. Все испортил двурушник Сохадзе.

Они с Дмитрием, две известные «телевизионные головы», сразу же узнали друг друга и, ощутив зрительский интерес, потянули одеяло на себя. Один скажет речь и выпьет, второй скажет речь и пригубит, из вежливости дадут еще кому-нибудь сказать, а потом снова: один, второй.

На гостей змеесын произвел самое благоприятное впечатление, и Татьяне это даже нравилось. Если бы только Дмитрий не вызвался подвезти издателя-кровопийцу с поминок.

Она слышала, как торопливо ковылявший за ним Сохадзе говорил:

– Димочка, я столько интересного тебе должен рассказать про папу!

Двух мнений быть не могло: издатель-кровопийца выбирал наследника авторских прав. С кем сторгуется, того и поддержит. Поэтому Татьяна не удивилась, когда на следующий же день Сохадзе заявился к ней с утра пораньше, без звонка. Она по-свойски усадила издателя на кухне и, приглядевшись к его опухшей физиономии, молча налила коньяку в фужер и поставила блюдечко с подсохшими со вчерашнего дня ломтиками лимона.

– Поправляйтесь, я сейчас.

Шишкинские визитки лежали под стеклом на письменном столе, сразу две: на одной он значился начальником службы безопасности АОЗТ «Галант», на другой – директором ЧОП «Запал» (двусмысленное названьице.

Куда запал? Или – на кого?). Телефоны на визитках были разные: запаловский, судя по номеру, сотовый, и она позвонила по нему, чтобы наверняка застать Шишкина, будь он хоть в сортире. Под ложечкой ныло; казалось, что Сохадзе подкрался к двери и подслушивает.

– Он у меня, – сказала Татьяна, когда в трубке алекнул стертый голос.

– Сохадзе? – угадал Шишкин.

– Да.

– Значит, как договорились. Через час, не раньше.

– А раньше я и не успею, – ответила Татьяна и, не прощаясь, положила трубку.

Вернувшись на кухню, она застала издателя-кровопийцу за известным ей занятием: сосредоточенно закусив губу, тот посыпал половинку лимонного ломтика сахаром, Половинку – молотым кофе. Руки тряслись, отчего продукты сыпались даже равномернее.

– Это Николай Второй придумал, – сообщил Сохадзе, употребив коньяк и закуску.

Татьяна еще не придумала, как уломать его заехать к Шишкину на небольшой дружеский допрос, возможно, с пытками (черт его, Шишкина, знает!). Во всяком случае, вступительную часть пора было заканчивать, и она спросила в лоб:

– Что, Георгий Вахтангович, не сошлись в цене с Димочкой?

Сохадзе не стал притворяться:

– С ним сойдешься… Главное, на телевидении его как хотят надувают с гонорарами, он сам жаловался. Но судиться с телевидением ему слабо: наемный работник, авторских прав не имеет. Выкинут в два счета и возьмут другого ведущего. А с Сохадзе судиться можно, Сохадзе он ничем не обязан.

– Я с вами судиться не собираюсь. Володя вам доверял, так пускай все остается, как при Володе, – сказала Татьяна, прекрасно понимая, что надо было начинать с вдвое большей суммы. К счастью, у нее имелись пока что неизвестные кровопийце козыри, и можно было обойтись без базарной торговли.

– Ну, матушка, ты хватила! – начал Сохадзе. – Если хочешь знать, он судиться-то собирался из-за половины, а оставить, как при Володе, и не мечтал!

– Валяйте, судитесь, – равнодушно сказала Татьяна. – А я найду, кому продать тринадцатый роман!

Сохадзе изумленно хрюкнул и с полминуты молчал.

Татьяна его не торопила.

– Врешь, – наконец выдохнул кровопийца. Татьяна не сомневалась, что он уже успел подсчитать будущие прибыли. – Двенадцатый вышел только три месяца назад, а Володя был не молодой, чтобы клепать их один за другим!

– Вру я процентов на тридцать, – не стала скрывать Татьяна. – Сто страниц у него в чистом виде, а остальное расписано по главам.

– Это называется синопсис, – подсказал Сохадзе. – Неплохое наследство тебе обломилось: посмертный роман Морского Змея. Годами можно кормиться! Но все равно, Тань, то, что ты просишь, нереально. Мне же придется нанимать «негра», чтобы дописал, и ему платить.

– Вот и заплатишь, – перешла на «ты» Татьяна. – Потратишь одну стотысячную из того, что успел на Володе заработать.

Избежать Торговли все же не удалось. Кровопийца и ныл, что издательский бизнес нынче в кризисе, и неявно угрожал: мол, тот наследник, которого я поддержу, получит, кроме авторских прав, и все имущество.

– Ты поддержишь меня, никуда не денешься, – мстительно сказала Татьяна. – О тринадцатом романе никто ничего не знает. Если все достанется сыну, я отложу его себе на старость или вообще выброшу.

– Так вот как ты хранишь память… – взвился Сохадзе.

Татьяна не дала ему закончить:

– Как его друзья, так и я. Ты же называл себя его другом, клялся вдову не оставить! А если оставишь, то какие ко мне претензии? Каждый сам за себя.

Сохадзе поднял руки – сдаюсь – и быстро сменил тему:

– Посмотрел я вчера, как Володю хоронили, и ночь не спал. Пора, Таня, остепеняться, а то баб полно, а близких – одна морская свинка. Женюсь я на Наташке.

Татьяна улыбнулась. Кровопийца явно уходил от дальнейшего разговора о гонорарах, не подозревая, что прет в другую ловушку, которую сам себе и расставил.

– Не врешь?

– Чего ради?.. С мужиками такие вещи обсуждать бесполезно: заранее знаю, кто что скажет и почему. Сам сколько раз говорил. А ты, может, подскажешь про Наташку что-нибудь, чего я еще не слышал? Вы ведь шушукаетесь?

– Шушукаемся, – соврала Татьяна, чтобы поплотней посадить Сохадзе на крючок. – А знаешь, у кого она сейчас работает?

– Да у какого-то галантерейщика…

Тарковского, про себя добавила Татьяна, и вдруг у нее связалось: Игорь говорил, Тарковский, фирма «Галант», и Шишкин из этого «Галанта». Вот вам и «лицо, которое я представляю». Или – случайность?

– Чепуха, Тань, это приработок и больше ничего, – со святой убежденностью всех рогоносцев продолжал Сохадзе. – У Наташки там никакой перспективы. Ее специальность – художественный перевод, а что она там переводит, ярлыки «стирать в теплой воде»?

– Вот именно, – автоматически поддакнула Татьяна.

Это прозвучало с неожиданной многозначительностью, и Сохадзе задумался.

– В самом деле, какая у нее там работа – деловой перевод? Примитив, но ведь она терминологию не знает…

Татьяна сообразила, что тема опасная, ей сейчас надо не отговаривать Сохадзе… Но и не уговаривать – мужики шарахаются, когда им навязывают невест, – а так ненавязчиво дать понять, что за Наташкой еще придется побегать. Вот на это мужики всегда готовы – охотничья психология: догнать, подстрелить, распялить шкурку на стене и любоваться, пока не примелькается.

– А Наташку ты спросил, хочется ли ей за тебя?

– О чем спрашивать? – искренне удивился Сохадзе. – Танька, я шесть лет с ней сплю. Я, в конце концов, обязан как джентльмен… Она молодая девчонка, имеет, честно говоря, крохи с моего стола. А получит миллионы!

– В пользование.

– Конечно, не в подарок. Пока со мной, будет пользоваться.

– Не у одного тебя миллионы, Жора, – предостерегающим тоном заметила Татьяна. Пускай поревнует.

– Так и Наташка не одна, – невозмутимо возразил Сохадзе, и Татьяна решила, что пора брать быка за рога (вот именно что за рога. Ветвистые).

– Интересно, а она знает, сколько баб ты переимел за время ваших отношений?

– А вот это не трогай! – взвился Сохадзе. – Ты совсем, что ли, дура? Думаешь, твой Змей не имел баб на стороне?

Не думаю, мысленно ответила Татьяна, знаю, имел.

Всех в папочку собирал, «любящих и помнящих»: и Надьку-соску, и Саргылану!

– Он имел, а ты догадывалась, но знать не хотела.

Потому что если бы точно знала и простила раз, другой, то на третий раз он положил бы в постель вас обеих. Оно вообще-то приятно и женщинам нравится – не морщись, тебе тоже понравилось бы, – но с законной женой неприемлемо. Такое знание разрушает все, поэтому лучше не знать.

Ловушка захлопнулась. Ничего не объясняя, Татьяна принесла из кабинета фотокарточку и шлепнула на стол перед Сохадзе.

– Это кто, Саргылана или Марьяна из Томска?..

Со снимка на издателя-бабника уставился его собственный волосатый зад в обрамлении двух задранных женских ножек.

– Лица, извини, не разглядеть, но твои яблочки, Жора, даже я ни с чьими не перепутаю. Неизгладимое было впечатление: хочу протереть спиртом и никак до кожи не доберусь через шерсть.

Сохадзе молчал.

– Не ври, что тебя подставили, тайно сфотографировали. У меня таких два десятка, с разными… Искренне тебе говорю: к Наташке я отношусь хорошо и склоняюсь скорее к тому, чтобы предостеречь ее от брака с тобой.

– Сучонка! – сглотнув, прошелестел Сохадзе, и Татьяна с изумлением подумала, что ему на самом деле нужна Наташка. – Что ты хочешь? Договор, как при Володе? Будет тебе договор.

– Этого мало, – сказала Татьяна. – Договор – само собой и еще один пустячок.

– Задницу побрить?

Татьяна пропустила хамскую реплику мимо ушей.

– Поедем в одно место, ты поговоришь с одним человеком…

– ..Об одном деле? Не темни!

– Я и не темню. Пожалуйста, все расскажу, – начала Татьяна. – Помнишь, когда я лежала в госпитале, Володя приезжал к тебе, а после вы оба пили с Лебедой?

– Ну и что с того?

– Змей спрятал кое-что чужое у тебя или у Лебеды.

– Не у меня, – поспешил отказаться Сохадзе.

– Может быть… Жора, Змей в последнее время заигрался, может, потому и умер: связался с опасными людьми и теперь тянет за собой и тебя, и меня… – Она говорила, как будто слыша за спиной стертый голос Шишкина и ловя себя на том, что повторяет его слова. – Я выбрала линию поведения: не скрываюсь, честно отвечаю на все вопросы, и меня не трогают, даже обещают помочь. От тебя тоже ничего особенного не требуется: поговоришь – и свободен. Поехали, Жора.

– Ага, поговорю – и шлепнут, – недоверчиво буркнул Сохадзе.

– А ты что-то знаешь такое, за что могут шлепнуть?

– Про Змея не знаю.

– Значит, не шлепнут. Их не интересуют ни твои дела, ни твои деньги, – продолжала Татьяна. – Эта история касается тебя в одном-единственном пункте: ты был со Змеем в тот самый день и должен рассказать, что видел.

– Да не видел я ничего! Во что ты меня втравливаешь, Танька?! – ожесточился Сохадзе.

– Если не поедешь, то сам себя втравишь. – Татьяна почувствовала, что издателя не переупрямишь, и неожиданно для самой себя выдала историю совершенно в духе Шишкина:

– У меня в госпитале пропало колечко, Змеево. А там бегала дочка буфетчицы, и, смотрю, у нее что-то в кулачке. Я: «Мариночка, что у тебя, покажи» – а она играет: «Не покажу». Потом видит: я серьезно – и давай орать… Знаешь, чем кончилось?

– Пришла мать и отобрала, – предположил Сохадзе.

– Сперва нашлепала. А было у Мариночки не колечко, а гайка блестящая от прибора. Гайку-то ей оставили, но что получено по жопе, то получено…

– Только что придумала? – физиономия у издателя была кислая. Похоже, представил, как его кладут поперек колена и спускают штаны.

– Ага, – не стала врать Татьяна. – Жора, твоя гайка никому не нужна, но кулачок они тебе разожмут, если сам не покажешь.

– А сюда этот человек не может приехать? – сдаваясь, осторожно поинтересовался Сохадзе.

– Нет, просил тебя в свой кабинет. Поехали, нас ждут.

Издатель еще колебался.

– А фотографии отдашь?

– Да хоть сейчас забери! Меня от твоей волосатой задницы с души воротит, – искренне ответила Татьяна.

* * *

Войдя к Шишкину, она поняла, зачем начальнику отдела безопасности хотелось заполучить Сохадзе в свой служебный кабинет и ни в какое иное место. Обстановочка у него была, как в логове современной гадалки: стены задрапированы черным, льющийся неизвестно откуда рассеянный свет выхватывал из мрака висящие как будто в воздухе блестящие шарики на коромыслах. Шарики совершали сложные движения во всех плоскостях. От них было глаз не оторвать. Довершали картину сразу шесть поставленных в два ряда мониторов с танцующими на экранах геометрическими фигурами.

– Приехали? – вышел из тьмы Шишкин, сам весь в черном, клюнул губами Татьянино запястье и устремился к Сохадзе:

– Искренне рад, Георгий Вахтангович! Что жизнь с нами делает, а? Давно мечтал познакомиться поближе, просто как читатель с издателем, а встречаемся по делам печальным и нелепым.

– Поближе? – изумился Сохадзе. – А разве «подальше» уже было?

Шишкин, который успел завладеть его волосатой лапой и тряс ее с энтузиазмом истового поклонника, наклонился к издателю и что-то шепнул.

– Так бы сразу и сказали, – облегченно буркнул Сохадзе.

– Татьяна Петровна, подождите, пожалуйста, в соседней комнате, – бросил через плечо Шишкин. – А вы, Георгий Вахтангович, присядьте и расслабьтесь. Вреда вам никакого не будет, одни приятные ощущения. Хотите коньяку для отвязки?

Татьяна вышла в коридор, сощурилась, попав из темноты на свет, и угодила в объятия кого-то высокого и дорого пахнущего.

– Извините.

– Виноват, – одновременно с ней среагировал мужчина, деликатно отстраняя Татьяну.

Она разинула рот. Перед ней стоял спасатель из «Службы 666», дуривший медичек прибором голливудского профессора. Его сальные лохмы куда-то подевались (подстригся или был тогда в парике?), прежний студенческий свитерок уступил место белой рубашке с галстуком, и стало видно, что у лжеспасателя лицо журнального красавчика.

– Я – Виктор. Мне приказано вас развлекать, Татьяна Петровна. – Он сверкнул обольстительной улыбкой, и Татьяна подумала, что «Петровна», пожалуй, лишнее – Пойдемте, посидим. Любите сухой мартини?

Татьяна так и не поняла, то ли Сохадзе допрашивали на полиграфе, то ли гипнотизировали, то ли и то и другое вместе. Во всяком случае, вытянуть из него что-нибудь полезное не удалось. Шишкин выглядел умеренно довольным, как ученый, исключивший ошибочную гипотезу и, следовательно, приблизившийся к истине.

– Теперь берись за Левашову, – потребовал он. – Лебеду оставим на потом.

– Почему? – Татьяна сморщилась. Вчера было не до того, чтобы сводить счеты, даже поплакали вдвоем, но той поездки со Змеем на дачу она Вике не простила.

– Потому что дача Лебеды – последнее место, где Владимир Иванович был в тот день. Значит, скорее всего он скинул документы раньше, – пояснил Шишкин и в своей манере тут же выдал пример:

– Представь, летит самолет с задачей выбросить диверсанта Обученный летчик никогда не повернет сразу после выброски. Он будет лететь дальше и дальше, чтобы обмануть наземные посты наблюдения. Поэтому, если хочешь поймать диверсанта, ищи его не в точке поворота, а по всему маршруту.

– Ладно, только уж в вашу колдовскую пещеру я ее привести не берусь. Буду по-своему, по-женски, – сказала Татьяна.

– Дело твое, – не стал настаивать Шишкин. – На Сохадзе имелся компромат, а Левашова неуправляема.

Хотя не сбрасывай со счетов этот вариант: женщины обожают мистику, и мы можем подсунуть ей хоть Виктора с прибором, хоть нечто вроде бабы Паши.

– И про бабу Пашу знаете?! – Татьяна подумала, что, имея дело с Шишкиным, разучишься удивляться.

– Люба, соседка твоя, рассказала Виктору. Видишь, он и был-то у нее минут пять, а сколько узнал!

– Попробуем, если у меня не получится, – согласилась Татьяна, – но сначала я по-женски.

За Сохадзе Шишкин расплатился с ней визитной карточкой нотариуса.

– Там тебя примут. Можешь не говорить, что ты от меня, просто предъяви карточку. Их кому попало не раздают.

Татьяна отметила про себя, что начальник отдела безопасности в одностороннем порядке перешел с ней на «ты». Значит, все же не союз, как он обещал, а вербовка: осведомитель Усольцева и куратор Шишкин. Ей было все равно.

Полуподвал, железная дверь, звонок, сонная морда охранника за зеленоватым бронестеклом, визитная карточка вместо пропуска, комнатка с евроремонтом. За компьютером кругленький, как воздушный шарик, молодой брюнет.

– В первый раз консультация бесплатная, потом двести долларов, – предупредил шарообразный нотариус, отобрал у Татьяны визитку и, не касаясь ее пухлыми пальчиками, смахнул в ящик стола «Гражданским кодексом». Очевидно, визитка служила еще и талоном на бесплатную консультацию. – Так что у вас?

– Пять лет состояли в гражданском браке. Муж был старше меня. Вчера похоронили, – начала объяснять Татьяна. Шарообразный остановил ее взмахом ладошки.

– Завещание не оставил или не заверил… Очень правильная мера предосторожности при такой молодой жене, – сказал он совершенно будничным тоном. – Давайте, что у вас, давайте!

Взяв у Татьяны завещание, обведенное по буквам с Викиного, Шарообразный долго вертел его, смотрел на свет и даже обнюхал. Глянул на Татьяну из-под золоченых очечков:

– А вы таки признайтесь, девушка, подлинник у вас с собой?

Татьяна обмерла:

– Какой подлинник?

– Не смущайтесь, не у прокурора. На будущее скажу: когда обводят по написанному, нажим сильнее и рука идет медленнее, съезжает с буковок, а вы ее возвращаете, и получается такое дрожание. Есть подлинник, давайте сюда… Да вы отпустите, не бойтесь. Что вы так волнуетесь?! Вы платите, так должно быть все, как в аптеке.

Фирма гарантирует.

Фирма действительно гарантировала: нашлось и место в книге записей на странице полугодичной давности, и факсимиле нотариуса, который в то время работал, а сейчас уволился, и подпись Змея будет ну совершенно как настоящая. И формулировочка глобальная – «все принадлежащее мне имущество», без перечисления. С перечислением, сказал Шарообразный, будет дороже, атак – четыре штуки. «Зеленых», естественно. Через недельку зайдете. Нет, машина, дача и гараж будут еще не вполне ваши. Другие наследники могут опротестовать завещание, им на это дается полгода. Но документ у вас будет добротный, бояться нечего.

Подвисала только квартира. Старые немецкие домики не приватизировали. Змею как заслуженному и так далее разрешили приватизацию, но с получением документов он так и не успел. Значит, предстоит сложная процедура доказательства, подробно объяснил ей нотариус, довольный, что она не стала спорить из-за суммы гонорара: а) что квартира – это его имущество; б) что у нее, Татьяны, право наследования всего имущества; в) что она проживала в этой квартире пять лет, имеет право прописаться на данной жилплощади и вкладывала в эту квартиру свои средства, а следовательно, имеет право на квартиру как часть имущества; г) почему проживала – потому что состояли с гражданином в фактических брачных отношениях, которые тоже должны быть доказаны, нужны свидетели.

Вот тебе и раз – свидетели… Кто свидетели? – закрутилось в голове у Татьяны. Соседи? Могут и не пойти из зависти. Игорь? Потребует гараж. Сохадзе? Чего доброго, спать заставит, противно. Хотя тринадцатый роман… Нет, не заставит. Будет как шелковый.

– Все пункты при доказательстве обязательны, но из одного не следует другой, – многозначительно поднял палец нотариус.

– Что это означает?

– А это означает то, девушка, что каждый пункт придется обосновывать и доказывать отдельно. В том числе и в суде. С совершенно независимыми судебными издержками. Вы меня понимаете?

Татьяна понимала. Гараж, теплый бокс, при таком раскладе не доставался не только Игорю, но и ей самой, придется продать. А с другой стороны, гараж нужен не только потому, что жалко, но и потому, что он вполне может пойти как взятка в муниципалитет при борьбе за квартиру. Партия вырисовывалась – не просто квадрат о четырех углах а, б, в, г, но со сложными ходами-лабиринтами, и за каждым поворотом враги, враги!

– Это будет сложно?

– При нынешнем состоянии юриспруденции и правовой базе, – напыжился Шарообразный и вдруг хитро улыбнулся, – доказуемо-таки практически все: и шьто был мальчик, и шьто не было мальчика. Кому шьто по средствам.

– А какие сейчас расценки? – осторожно спросила она.

– Наша фирма, скажем, берет процент от стоимости «отбитого» – от пятнадцати и выше, если дело совсем гнилое. И за каждый судебный процесс отдельно.

Не только гараж, но и машина, прикинула Татьяна.

– Это если еще другие наследники не объявятся, добавил нотариус.

«Другие» – мог быть сын. И Игорь с Наташкой. Да и Вике она до конца не верила.

– И, кроме того, по закону при вступлении в права наследования вы должны будете уплатить пошлину государству, я думаю, в размере десяти процентов от стоимости наследуемого, как «прочие наследники». Вот были бы вы законная жена, заплатили бы три процента, – продолжал Шарообразный.

– Это я сама знаю. Не успела.

– А можно было успеть, – сказал Шарообразный. – Когда он уже., того, ну, вы понимаете, а у вас в руках еще его паспорт. Оформили бы тем же днем: дескать, от радости скончался, хи-хи-хи!

А ведь такой момент был, подумала Татьяна, когда она везла его паспорт из больницы в загс за свидетельством о смерти. И в загсе была. Но не знала, что так можно.

– Мне и в голову не пришло… – вздохнула Татьяна.

Шарообразный опять захихикал:

– А зря! Все можно, наша фирма делает. В зависимости от суммы ожидаемого наследства. И вообще, рядом с вами, на «Соколе», живет Надя Пожарицкая, Надя Черная, не слыхали? Тактам вообще все просто. Паспортишку ей привозите, она вам – штамп сельсовета из Тверской области. Дескать, были на отдыхе, не терпелось, расписались.