Текст книги "Один Рё и два Бу"

Автор книги: Ольга Гурьян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

ПИСЬМО

В это мгновение быстрыми шагами вошел Рокубэй. Все черты его лица так и прыгали, стараясь удержать спокойный и равнодушный вид. Едва владея своим голосом, он воскликнул:

– Я добыл огромное богатство! – и бросил Дзюэмону кошелек.

Дзюэмон искоса посмотрел на этот кошелек, тощий и сморщенный, как живот носильщика грузов, и спросил:

– Ты пьян?

Удача всегда появляется, когда меньше всего ее ждешь! – кричал Рокубэй. – Нужно только не растеряться, крепко схватить ее за хвост, пока она не улетела, как золотая птица феникс!..

Тут он заметил насмешливое выражение лица Дзюэмона, рассмеялся счастливым смехом и спросил:

– Ты не веришь? – сел рядом с ним и воскликнул: – Я сам себе сперва не поверил!

Действительно, то, что случилось с ним, было удивительно и неожиданно и доказывало, какой Рокубэй ловкий и сообразительный человек. Было от чего торжествовать!

Рокубэй проводил слепого массажиста до того места, откуда взял его, и повернул обратно, торопясь скорей вернуться домой, потому что уже темнело и близился час, когда запирают улицы. А так как он не успел переодеться, придя с состязания сумо, то на нем был его лучший халат, и он вовсе не хотел, чтобы, когда будут его колотить, ночная стража разорвала халат в лохмотья и вываляла его в грязи.

Он шел быстрыми шагами, с беспокойством замечая, как один за другим гаснут огни за бумажными перегородками домов, когда вдруг в пустынном переулке к нему подошел человек и, поклонившись, спросил:

– Не могли бы вы просветить меня и указать, где находится дом Сэдзи Исао?

Рокубэй удивился, потому что Сэдзи – один из самых крупных скупщиков риса и его имя и дом известны всему городу. Он спросил:

– Зачем это вам в такое позднее время?

Человек ответил:

– В том-то и дело, что поздно! И если я не успею вовремя добраться туда, мне придется ночевать под забором и без ужина. А между тем в доме Сэдзи, надеюсь, не откажут мне в теплой постели и вкусной еде.

– Думаете, не откажут? – медленно повторил Рокубэй, перед его мысленным взором возникли какие-то золотые искры, пятна, полоски – перья феникса. Мгновенно сообразив, как следует поступить, он заговорил приветливо: – Бывают же такие совпадения! Знайте, что я любимый племянник Сэдзи Исао. Нам с вами по пути, и я доведу вас в его дом кратчайшей дорогой.

Человек чрезвычайно обрадовался и принялся благодарить. А Рокубэй повел его в противоположном направлении, выбирая самые глухие переулки. По дороге он спросил:

– Как же случилось, что вы идете к моему дяде так поздно, и какое дело привело вас к нему?

Человек сперва не хотел отвечать, мямлил и бормотал, что только что прибыл в Эдо и его дело важное и тайное. Тогда Рокубэй сказал:

– Едва ли мой дядя примет первого попавшегося человека, который придет к нему неизвестно откуда и безо всякой рекомендации.

Тот ответил:

– У меня есть с собой письмо от торгового дома Таути в Осака, и я доверенный приказчик Таути Юдзи.

При этом он хлопнул себя рукой по бедру, и Рокубэй понял, что письмо, наверно, зашито у него в набедренной повязке.

– Что же, – заговорил Рокубэй и значительно подмигнул глазом. – Если дело обстоит так, надо бы с вами договориться. Мой дядя не предпринимает ни одного дела, не посоветовавшись со мной. Положите мне цель вашей поездки, и я постараюсь замолвить за вас словечко. Впрочем, я предлагаю вам свою помощь от доброго сердца, потому что и без пне хватает у нас торговых связей.

Тут этот человек еще немного помялся, колеблясь и раздумывая, но наконец сказал:

– Если вы действительно можете помочь, мой хозяин не поскупится как следует отблагодарить нас. И раз уж вы племянник такого богатого и влиятельного человека, придется мне рассказать вам все откровенно. Надо вам знать, что торговый дом Таути до последнего времени вовсе и не был торговым домом, а всего лишь лавочкой, где мы с Юдзи продавали рис домашним хозяйкам, отвешивая за раз не больше, чем на несколько бу. Однако же Юдзи – человек молодой и собой очень красив, а уж хитер, как барсук. Не так давно он встретился с богатой вдовой, и хотя лицо у нее истрепано, как старая сандалия, а волосы на голове поредели так, что кожа просвечивает, Юдзи женился на ней и мигом прибрал ее денежки к рукам. Но на этом он не успокоился и пожелал стать оптовым торговцем риса. А надо вам знать, что у нас в Осака нет людей более могущественных, чем оптовые торговцы. Посмотрели бы вы на их склады, которые беспрерывно тянутся вдоль набережных. Гавань Китахама так забита кораблями, что всю ее можно пересечь, ступая по доскам палуб и ни разу не замочив ноги. Кули с рисом грузят на баржи с такой быстротой и в таком множестве, что они летят по воздуху, будто осенние листья, подгоняемые ветром. И вот Юдзи, замыслив стать оптовиком, подумал, что если бы удалось заручиться хотя бы одним крупным поставщиком, то дальше дело само пойдет. Он предполагает предложить уважаемому Сэдзи цену большую, чем дают ему осакские купцы, и ваш почтенный дядя, подсчитав разницу, увидит, что это сделка выгодная. Сам же Юдзи вначале потерпит убыток, однако же, забрав в свои руки большое количество риса, сможет затем поднять на него цены, так что пострадают от этого только мелкие покупатели, бедные люди, которые и без этого привыкли страдать.

– Кто бы ни пострадал, лишь бы нам было хорошо, – сказал Рокубэй и сочувственно подмигнул приказчику, а затем, делая вид, что раздумывает над его предложением, спросил – А до сих пор вы не встречались с дядей?

– Он никогда не видел меня в глаза, – ответил приказчик.

Хо! Теперь Рокубэй крепко держал птицу счастья за ее золотой хвост. Он завил приказчика в темный тупичок, ласково сказал:

– Ловкачи вы с вашим Таути, – и дружески шлепнул по животу.

От неожиданности приказчик согнулся, а Рокубэй выкинул вверх острое колено и изо всей силы ударил его в переносицу. Приказчик покачнулся, и Рокубэй стукнул его ребром ладони по затылку, так что череп треснул и человек мгновенно и беззвучно свалился наземь, безжизненный, как соломенная кукла. Рокубэй вырвал письмо из его набедренной повязки и заодно взял и кошелек…

– Небогатый кошелек! – сказал Дзюэмон и засмеялся. – Едва-едва хватило бы этому человеку на обратный путь до Осака.

– Что мне до кошелька! Главное – письмо! Завтра мы будем купаться в золоте…

– Подожди! – прервал Дзюэмон. – Откуда ты знаешь, что в этом письме? Известны такие случаи, когда податель письма думал, что его ждет награда, а в письме было сказано: «Отрубите этому мошеннику голову».

Рокубэй пожал плечами, но все же раскрыл письмо и прочел:

– «Торгового дома Таути в Осака почтенному господину Сэдзи Исао письмо.

Имею честь сообщить почтенному господину:

Сведения о том, что вы постоянно с великим успехом ведете дела с самыми крупными фирмами нашего города, достигли слуха вашего покорного слуги. Но ввиду ничтожности моего дома до сих пор я не решался обращаться к вам.

Однако же за последнее время произошло изменение к лучшему и представились возможности, которые могут принести вам большую выгоду, если не побрезгаете снизойти и выслушать.

Не желая излагать подробности в письме, посылаю доверенного приказчика, который изложит суть моего предложения устно.

Таути Юдзи письмо почтительно запечатал».

– Неважно написано письмо, – сказал Дзюэмон. – Правила вежливости не соблюдены. В почерке никакого изящества. Сразу видно, что писал человек ничтожный и необразованный. Такого важного господина, как Сэдзи, который имеет дело с князьями и самураями, на это письмо не поймаешь. Нет, Рокубэй, твой золотой феникс просто дохлая курица.

– Ты очень образованный, – сердито ответил Рокубэй. – А я считаю, что, чем хуже написано письмо, тем значительней особа, писавшая его. Это только низким людишкам приходится бежать к писцу и просить, чтобы сочинил письмо повежливее и поуниженней. Видел ты когда-нибудь вежливого самурая? Ходят по улицам Эдо, безобразничают, и ругаются, и колотят ни в чем не повинных прохожих. Нет, прочтя это письмо, Сэдзи сразу увидит, что Таути из Осака так важен и богат, что может позволить себе быть безграмотным.

СКУПЩИК РИСА

Великий Сайкаку в своей достойной удивления книге «Эйтайгура» так описывает контору оптового торговца:

«…большие счетные книги разворачиваются облаками, счеты трещат, как град по стеклу, звон весов заглушает вечерний колокол, ветер вздувает занавески…»

Зачем мне искать других сравнений? Все оно в точности так и было.

Среди этого шума и усердной суеты Сэдзи Исао сидел на подушке, следя за приказчиками, диктуя писцам, принимая посетителей, замечая малейший промах или задержку, мгновенно разрешая все недоразумения.

По его виду никак бы нельзя было признать одного из самых богатых купцов Эдо.

Лицо у него было худое и такое острое, что постоянно казалось, что оно повернуто боком, узкое, как обушок ножа. Халат на нем был темный, на скромной подкладке. На узком поясе не болтались модные в то время безделушки: ни золотого лака – коробочек для лекарств, ни богато украшенного кошелька, прикрепленного резной из слоновой кости фигурной пуговицей, ни кисета, ни кресала, ни футляра с трубкой. На длинных пальцах ни одного кольца.

В то время, когда начинается эта глава, он беседовал с молодым самураем, пришедшим продать за деньги часть своего жалованья, которое выплачивалось ему рисом.

Сохраняя полную неподвижность, самурай вполголоса яростно торговался.

Исао слушал молча и наконец устало проговорил:

– Цены устанавливаю не я, а объединение оптовиков.

– Однако же могли бы вы мне оказать снисхождение, – шептал самурай. – Мой отец – лицо, приближенное к правителю. Кто знает, вам может понадобиться его покровительство. Никому не мешает иметь при дворе влиятельного заступника. Прибавьте хоть немного, я весь в долгах.

– Если вы нуждаетесь в деньгах, я могу вам дать под залог.

– Проще броситься в жерло вулкана, чем занимать у вас! Через год я понесу старьевщику мечи моих предков и все же не сумею рассчитаться с вами, – пробормотал самурай. – Приходится согласиться. Я продаю.

– Я покупаю, – сказал Исао.

В это время в контору ввели Рокубэя и следовавшего за ним Мурамори. Оба они были одеты скромно, но прилично. Поклонились почтительно, но с достоинством.

Исао спросил:

– Что вам надо?

Рокубэй ответил:

– Я доверенный приказчик торгового дома Таути в Осака. Вот письмо моего хозяина.

Исао внимательно прочел, проговорил:

– Сообщи подробности.

Рокубэй в кратких словах изложил суть задуманной сделки, однако же скрыл подробности, которые могли бы вызвать подозрение, умолчав и про лавочку, и про вдову, и про низкое положение Юдзи.

Исао посмотрел холодным глазом и сказал:

– Вы предлагаете мне обмануть моих постоянных покупателей, потерять их доверие и взять за это мошенническую цену, выше той, которая установлена объединением?

«О хитрый обманщик, настал твой черед быть обманутым», – подумал Рокубэй. Ему стало так смешно, он опустил глаза, чтобы Исао не прочел в них его мысли, и, понизив голос, ответил:

– Так, господин, но никто об этом не узнает. И мой хозяин согласен скупить весь рис, который есть на ваших складах, и впредь будет брать все, что вы сможете предложить ему.

Тень улыбки тронула губы Исао, и он сказал:

– Есть же такие безмерные богачи, пред которыми остается только преклониться! А я еще ни разу не слышал его имени! Но большие дела быстро не делают. Я попрошу вас дать мне время на размышление. Зайдите через несколько дней.

«Увидимся раньше, чем ждешь и желаешь», – подумал Рокубэй и, положив руку на плечо Мурамори, сказал:

– Это младший сынок господина Таути. Его отец хотел бы, чтобы он обучался торговле. И где же лучше узнать все тонкости этого искусства, чем в вашем знаменитом доме? Не согласились бы вы взять мальчика в ученики?

Исао окинул Мурамори взглядом и, казалось не заметив его бледности и смущения, его бегающих глаз и напряженности тела, подозвал одного из приказчиков и сказал:

– Этот мальчик – наш новый ученик. Возьмите его, позаботьтесь о нем и следите за его поведением. Он сын богатого отца и будет платить за свое содержание. Деньги получите вперед.

Рокубэй небрежно вручил приказчику кошелек убитого им ночью человека и удалился. А приказчик взял Мурамори за руку и отвел его в один из дворов за домом, где стояли огромные весы, на которых навешивали кули с рисом. Здесь он передал Мурамори другому приказчику. Тот торопливо пробормотал, так быстро, что слова сливались воедино:

– Следи-за-весом-каждого-мешка-заметив-недостачу-записывай-после-сверю-с-моими-записями, – и поскорее опять отвернулся к весам.

Пыль во дворе стояла густая и едкая, как туман. Тяжелые кули падали на весы и мгновенно исчезали. Носильщики метались как тени. Беспрерывный ивон вехгов был подобен набату во время бедствия.

Мурамори не отрываясь смотрел на весы и не видел их. Листок бумаги для записей, который ему сунули в руку, промок от пота. Пыль летела в его открытый рот, щекотала в носу, колола шею, прилипала к влажному лбу. Он ничего этого не замечал.

Всю предыдущую ночь Рокубэй не давал ему спать, заставляя еще и еще повторять новый прием каратэ – борьбы пустыми руками, – пока он научился выполнять его безупречно и молниеносно. После этого Рокубэй долго и подробно объяснял, что ему предстоит делать в доме Исао. И мысль о том, что ему предстоит сделать, и страх, что не сумеет он в нужное мгновенье правильно выполнить движение руки и ноги, так заполнили все существо Мурамори, что он очнулся, только услышав голос приказчика:

– Покажи-свои-записи-как-же-так-ничего-не-записано-почему?

Наконец день кончился, и Мурамори отвели в помещение, где ужинали приказчики.

Одни из них были сморщенные старички, желтые, как шафран, сгорбленные, как карликовые деревца. Им еду подавали первым и самые лучшие куски.

Много было здесь и молодых, здоровенных парней, видно только обучавшихся делу, и несколько подростков, бледных и тихих.

– Этот новичок не похож на мальчика из богатого дома, – шепнул один из старых приказчиков своему соседу. – Скорей, сказал бы я, сын зажиточного ремесленника. У него хорошие манеры, и ест он прилично. Но на лице у него написано какое-то странное смущение.

– Вы правы, – шепнул сосед, – я тоже заметил. Но думаю: это не смущение, а страх. Господин Сэдзи предупредил… – И совсем уже неслышно забормотал в подставленное морщинистое ухо.

Наконец и ужин кончился, и все разбрелись по углам. Мурамори постелили в одной комнате с тремя молодыми приказчиками.

Мальчик лежал, смотрел открытыми глазами в ногу, прислушиваясь к дыханию соседей. Один из них как лег, так сразу же громко захрапел:

– Харр-пию, харр-пию!..

Другие два недолго шептались и вскоре тоже заснули.

Ах, лучше бы умереть, убежать, провалиться, исчезнуть. Страшно!

Как незаметно подкралась ночь. Казалось, еще есть впереди время. Еще не скоро. Еще не сейчас.

Теперь настало это мгновенье, невыносимо страшное. Рокубэй, наверно, уже ждет. Надо подлиться, выскользнуть незаметно. Пора.

Мурамори пошевельнулся и прислушался.

– Харр-арр-пиюю!.. – Все трое спали.

Тогда он встал и на цыпочках направился к двери. Тотчас послышался стук кремня, высекавшего искры, и с одной из циновок раздался голос, удивительно бодрый:

– Мальчик, ты куда?

Мурамори замер, проглотил слюну, пробормотал:

– Прошу извинить… мне понадобилось…

– Иди, иди. Тут недалеко. За углом.

Мурамори раздвинул двери и выскочил из комнаты. Тут он остановился и оглянулся. Во всех соединенных переходами и крытыми галереями отдельных домиках, составляющих дом Исао, было темно. Только в угловом павильоне, стоявшем на невысоком холмике и заслоненном деревьями, виднелся слабый свет ночника.

«Комната Исао», – подумал Мурамори и заколебался, не посмотреть ли, спят там или еще не заснули. Но Рокубэй ждал, нельзя было терять время.

Ноги едва держали его, ступали неуклюже, задели камешек. Он, стуча, покатился по неровным плитам дорожки.

«Что я делаю, я разбужу весь дом», – подумал Мурамори, и холодный страх пробежал по его спине, всю кожу покрыл пупырышками.

Вот и ворота, и рядом с ними сторожка привратника. Мурамори остановился и начал дышать, как учил его Рокубэй. Втягивал живот и затем со свистом выдыхал воздух. Вскоре сердце забилось ровными, полными ударами. Теперь Мурамори был совсем спокоен. Каждое движение, которое ему предстояло сделать, он знал наизусть.

Дверь в сторожку была открыта, чтобы прохладный ночной воздух мог проникнуть внутрь.

Привратник сидел на циновке, наливал из чайника кипяток в чашечку.

Мурамори вошел и остановился против него на широко расставленных ногах, отвел левую ногу назад, высоко подняв ее, как делают танцовщики, и, внезапно качнувшись вперед всей тяжестью своего тела, кинулся на привратника, на лету ударив его ребром ладони под ухо, и тотчас отскочил.

Лицо привратника побагровело, он покачнулся и упал. Чайник откатился и разбился вдребезги.

Рокубэй говорил, что этот удар только лишит человека сознания, но никак не убьет его. А между тем голова привратника странно загнулась набок, и от уха к затылку шла узкая синяя полоса – след удара, нанесенного рукой Мурамори.

Не сводя с него глаз, ожидая, что сейчас привратник вскочит или, протянув руку, схватит его за щиколотку, мальчик обогнул лежащее неподвижно тело, снял со стены висящие на гвозде ключи и отпер ворота. Там уже стоял Рокубэй и гневно шептал:

– Что ты так долго?

В то же мгновение за бумажными стенами домов вспыхнули фонари, с треском раздвинулись все двери, и дюжие приказчики Исао, словно горох из прорванного мешка, высыпали из домов и, размахивая мечами, спешили к воротам. Рокубэй повернулся и бросился бежать. Мурамори бежал за ним, стараясь не отставать. На бегу он кричал:

– Господин Рокубэй, ведь я не убил его, не убил его, не убил?

Рокубэй не отвечал – не хотел или не слышал.

А может быть, Мурамори вовсе и не кричал? А слова только шепотом вырывались из широко открытого рта? Разве можно кричать, когда бежишь с такой быстротой, что дыханье режет в груди и не шатает воздуха? Может быть, его крик был совсем тихий и неслышный?

А может быть, он и вовсе не кричал. Может быть, это сердце в ужасе билось и, словно колокол, гремело в ушах:

– Господин Рокубэй, ответьте! Ведь привратник жив?

ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД

Мало того, что никакой выгоды не было Рокубэю в том, что он убил приказчика в темном тупике, – и кошелек с деньгами пришлось отдать, и письмо пропало даром. Мало того, что он едва спасся от слуг Исао, а преследовали его почти до самого храма, и в последнее мгновенье все же удалось, схватив Мурамори за шиворот, ускользнуть сквозь лазейку в чужом огороде. Нет, как будто мало было всего этого, ждала их еще новая беда.

Утром Дзюэмон обнаружил, что нет у них ни овощей, ни риса – не из чего готовить завтрак, и, взяв корзину, отправился в знакомую лавочку. Но вместо того чтобы отпустить ему товар, приятно поговорить о погоде и обменяться новостями, лавочник замахал руками и быстро шепнул::

– Уходи! Уходи скорей!

Дзюэмон обиделся и спросил:

– Разве так встречают старого покупателя? Что, тебе мое лицо вдруг разонравилось? Смотри, я тебя разукрашу, что тебе на самого себя будет противно смотреть.

Лавочник потянул его за рукав, увел за мешки и ящики и зашептал еще скорей:

– Что ты, что ты, я тебя очень уважаю! Потому и спешу предупредить. Ведь твой дружок сегодня ночью пытался ограбить самого Сэдзи Исао…

– Это не твое дело, – прервал Дзюэмон.

– Нет, нет, разве я посмел бы вмешиваться! Но Исао так обозлился, что еще на рассвете отправился во дворец правителя жаловаться на вас. А там у него немало должников, и среди них есть важные лица и даже, ходят слухи, один из князей. И теперь приказано изловить вас в трехдневный срок.

Дзюэмон гордо ответил:

– Пусть поймают облака, гонимые ветром, и выловят отражение луны в волнах. Как они найдут нас и таком большом городе?

– Но ведь они гнались за вами, и теперь им приблизительно известно, где вы прячетесь. Сыщики и стражники окружили все соседние кварталы и останавливают всех подозрительных прохожих. Исао подробно описал им высокий рост Рокубэя, его вздернутый нос и даже шрам на скуле, где кожу так стянуло, что он похож на маленькую черно-пурпурную орхидею. И нежное личико вашего мальчишки он тоже заметил. Прошу тебя, уходи! Если тебя застанут здесь, и я погибну вместе с вами.

Тут в лавочке послышался женский голос, взывавший:

– Господин лавочник! Господин лавочник, где вы?

И Дзюэмон поскорей ушел, второпях позабыв свою корзинку.

Что же теперь было делать? Два дня они сидели не евши, даже воды не смели вскипятить, боясь разжечь огонь, чтобы соседи, увидев дым над покинутым храмом, не сообразили, где их искать.

Голод так скрутил им кишки, что уже ни о чем другом не могли они думать, и тут Дзюэмон вспомнил давнишнюю свою приятельницу, бывшую танцовщицу, вышедшую замуж за хозяина харчевни. Не видя другого выхода, он решил навестить ее, Чтобы скрыть свое лицо, он покрыл голову полотенцем и завязал его концы под носом, как делают погонщики волов. В таком виде он рискнул пробраться в харчевню, но не вошел в переднюю дверь, а отправился прямо на кухню.

Недаром жена хозяина харчевни была когда-то танцовщицей и могла по своему желанию двигаться то плавно, как тихо текущий ручей, то стремительно быстро, как поток водопада, летящего с отвесной скалы. Каждой ногой умела она выписать отдельный узор, и каждая рука жила своей особой жизнью. Поэтому ей ничего не стоило одновременно рубить ножом начинку для пирожков, месить тесто, поправлять прическу и засыпать крупу в котел. Простая ложка в ее руках казалась веером, лютней, щитом, падающим снегом, бабочкой, летающей над подносом с закусками.

Да, жена хозяина харчевни недаром была когда-то танцовщицей и умела угадывать желания своих гостей и угождать им. При виде Дзюэмона она сразу поняла, что ему нужно, не стала терять времени на поклоны, а сейчас же усадила его на соломенную подушку, придвинула низкий столик и уставила его мисками с едой.

После того как он очистил все мисочки, жена хозяина харчевни снова наполнила их, и он стал есть спокойнее, уже не подвергаясь опасности подавить-мкомым куском. Мерно двигая челюстями, Дзюэмон пожаловался на свое ужасное положение.

– Можно подумать, – сказал он, – что мы дикие звери и охотники оцепили нашу нору, а собаки уже прибираются в единственный выход.

– Ах вы, бедняжки, – сказала жена хозяина харчевни, и слезы выступили на ее глазах. – И подумать, что каждую ночь вы рискуете своей жизнью и едва добываете себе на кашу с подливкой, а этот злой Исао, который безнаказанно грабит весь город, так вероломно преследует вас! Но если есть у вас есть один-единственный выход, значит, надо выйти it него.

– Как это сделать? – спросил Дзюэмон.

Тут она улыбнулась и сказала:

– Недаром я была танцовщицей и мне приходилось иметь дело и с богатыми купцами, и с самураями. Не раз случалось, что, налюбовавшись моими плясками, они пытались незаметно ускользнуть, не заплатив обещанное. Моя жизнь научила меня разным хитростям и уверткам. Придется ими воспользоваться. Ваш Исао ищет мужчину и мальчика? Пусть ищет!

– Куда же ты? – крикнул Дзюэмон, видя, что она бежит к лестнице, ведущей на второй этаж, и уже успела перескочить через несколько ступенек.

В ответ она только махнула рукавом, и не успел Дзюэмон вылизать дочиста последнюю мисочку, как она уже вернулась с большим узлом, завязанным в клетчатую тряпку, сунула его Дзюэмону и сказала:

– Мне уж это не понадобится. Бери и уходи, пока никто тебя не увидел.

Дзюэмон подхватил узел, и она вытолкала его вон.

Когда он вернулся в храм и они развязали узел, то нашли там три женских халата, три пестрых пояса и три шляпы, широкие поля которых завязываются под подбородком. А кроме того, красиво причесанный парик и коробочку с красками и притираниями.

Через недолгое время из храма вышла, изящно согнув колени и ступая мелкими шажками, высокая молодая дама. Подбитый ватой подол ее халата расстилался веером. Ее лицо и шея были густо набелены, брови подрисованы. Видно, она очень боялась загара, потому что поля ее шляпы были так тесно притянуты к лицу, что едва можно было ее рассмотреть. Следом семенила совсем молоденькая девушка, такая уж скромница, что при виде каждого прохожего вздрагивала и заслоняла личико широким рукавом. А позади тяжело ступала полная женщина в шляпе, надвинутой так низко, что бровей совсем не было видно. Лицо у нее было мрачное и сердитое. Ведь там позади, в храме, запрятанные в мусоре и битых кирпичах, остались двенадцать прекрасных мечей, которые никак невозможно было взять с собой.